Контуры жизни

                Контуры жизни.

   Всегда боялся движения секундной стрелки. Та грусть, что возникает от потери мгновений, почти ощутима, вернее она весьма ощутима, просто страшно в это поверить и поэтому стараешься отвернуться и забыться в дневных заботах. Сейчас, спустя три года после событий, которые пытаюсь описать, я ушел работать ночным сторожем в один отдаленный от города складской комплекс и старюсь разобраться до конца в том, что произошло и как мне теперь быть дальше. Последним вопросом, впрочем, задается в середине жизни почти каждый здравомыслящий человек, но, а если его к этому толкает жизнь всеми своими коленями, то было бы кране глупо не брать это во внимание.
   Всё началось с того, что однажды меня попросил посидеть с дочерью мой хороший знакомый Гарик Утёсов. В тот день он, запыхавшись, ввалился ко мне в квартиру со своей дочуркой лет пяти шести и почти навязал мне её общество, сказав, что вечером её заберет. Вот почти дословно, что он сказал.
- Привет! Вот! Она ест все, пьет только воду, так что проблем больших у тебя не будет. Можешь поиграть с ней в шахматы и погулять, а часа в два положи где-нибудь поспать. Слушай, очень спешу… жена приедет только завтра, так что… премного обяжешь…. 
Я, не успев сказать в ответ почти ничего,  машинально пожал Гарику, и он быстро скрылся, оставив меня разглядывать его кареглазое чудо, с  которым мне предстояло пробыть целый день. Чудо глупо улыбалось и ковырялось пальцем в своих густых темных волосах и переминалось с ноги на ногу.
- Ну, и как тебя зовут? – почти шёпотом сказал я и присел к ней ближе.
- На сегодня я еще не придумала себе имени…, но можешь звать меня Пашей.
Я смутно помнил, что дочь у Гарика зовут то ли Зоей, то ли Зосей, но спорить не стал.
Весь день с Пашей прошел, в общем, славно, если не считать того, что она на отрез отказалась мыть руки после прогулки и садиться за стол обедать (пришлось ей накрыть на полу). К вечеру она полностью освоилась со мной и начала играть в доктора, причем больным должен был выступать непременно я, хотя я предлагал на эту роль и пузатую куклу, которая непонятно, как и когда попала в моё жилище и здорового серого зайца, которого мне подарили в шутку на прошлый день рождения. Она старательно произносила какие-то латинские слова, стучало молотком по коленам и делала еще множество чудаковатых манипуляций, которые обычно делают врачи при диагностики. И вот тогда её как будто заклинило, глаза остекленели, она замерла и уставилась куда-то мимо меня. Я забеспокоился, кинулся было к телефону, но она вдруг неожиданно задвигалась и стала вновь продолжать свою игру. Но уже как-то по-другому, казалось, будто кто-то в неё вселился, делала она все неловко, угловато. Взяв меня крепко за запястье, она стала какой-то узловатой палкой, неведомо как появившейся у неё в руках, чертить круг, а потом заштриховывать его. Я ошалело смотрел сначала на неё, а потом взглянул на свою левую руку и обнаружил, что Паша успела нарисовать на ней не правильной формы черный круг. Затем она откинула назад голову, и упала на пол. Я вскочил её поднимать, но она сама приподнялась и осмотрелась по сторонам.
- У меня такое бывает, вы не беспокойтесь мне уже хорошо. - Она встала и пошла на кухню. Вскоре прибежал и убежал, забрав Пашу Гарик, и я, опять ничего не успев ему сообщить, только пожал руку и услышал, что он передо мной в большом  долгу по гроб жизни и что его двери для меня открыты в любое время. Когда они ушли я отправился наводить порядок после Пашиных игр и запихивать серого зайца назад в шкаф, где он прибывал до этого времени. Затем проголодавшись, я засел за яичницу из четырех яиц и за скромный салат из морской капусты. Невыносимо зудела рука и, подняв рукав рубашки, я вновь увидел это пятно. И оно меня поразило, сначала мне показалось, что оно стало больше, но приглядевшись, я понял, что дело в его бездонной черноте. Попробовав стереть краску, я пальцем провалился внутрь руки. Именно провалился, и при этом не почувствовал никакого препятствия. Взяв вилку, я проделал тоже самое с ней, и она свободно прошла полностью внутрь, я даже чуть не выронил её. После моих опытов рука перестала зудеть, но внутри меня закрался страх, который при более длительном наблюдении дыры усилился до того, что я чуть не потерял сознание. Я не знал что делать. Возможно, у меня от переработки разыгрались нервы, и я вижу, чёрт знает что или может быть, я просто отравился яичницей и галлюцинирую? Забинтовав руку, я решил всё оставить до завтрашнего утра и отправился спать.
         Утром я осторожно размотал бинт и увидел всё ту же бездонную дыру. Я не стал идти к врачу, не стал поднимать панику и истерить, я решил смириться, купил в аптеке несколько бобин  лейкопластыря и, замотав руку, стал жить, как будто ничего не произошло.
   В то время лаборатория, в которой я имел честь работать младшим научным сотрудником, занималась вопросами биохимического анализа водоёмов области, и потому приходилось часто мотаться по различным озерам и речкам в радиусе трехсот километров. Я брал образцы, делал необходимые замеры на месте и составлял отчеты в лаборатории о проделанной работе. Всё было достаточно однообразно и скучно. Но когда мы занялись Исетью в центре города, я увидел одну едва заметную аномалию, которая встречалась крайне редко на середине реки. Занимаясь отбором воды, я заметил, что при достаточно больших волнах в одном месте вода совершенно спокойна. Подплыв ближе, я зачерпнул пробирку воды и посмотрел на неё. Внешне ничего не говорило об отклонении, но в лаборатории замерив, основные параметры, я заметил большую биологическую активность. В воде не было каких-либо микроорганизмов, она сама в целом была как живой организм. На следующий день я хотел проверить еще раз анализ, но вода оказалась мёртвой. В течении следующих двух недель я замечал издали эти зеркальные островки на реке, но подплывая ближе, они исчезали, и мне долго не везло, пока я случайно не набрал этой воды у кромки свой лодки. Поскорее добравшись до работы, я решил создать все условия, чтобы вода не умерла, я воссоздал в аквариуме и тот же состав воды, что и в Исети и тот же температурный режим, а затем поместил туда мою жидкость.  И она, слава Богу, прижилась и даже стала немного прибавлять в объёме. Я делал нужные замеры и однажды решил отдать образец и сравнить его с составом крови. Когда пришли результаты, я был поражен не меньше, чем когда увидел дыру в своей руке. Оказалось, что моя жидкость это в чистом виде плазма. На работе, я конечно ничего никому не сообщал, чтобы не быть осмеянным, но и что дальше со всем этим делать я тоже не знал. У меня только множились вопросы и только. К тому же я в то время стал страдать от ночных кошмаров, которые одинаково начинались и одинаково заканчивались. Мне снилось, как я зарождаюсь от самого начала оплодотворения и дальше развиваясь, рождаюсь. Прохожу по маточным трубам выхожу на свет и, увы, всё, умираю. Эти сны сильно выматывали, и я спасался только дневным отдыхом, при котором я просто проваливался в полное забытье. Спустя почти год работы я решил уволиться и найти что-нибудь менее обременительное и занялся набором текстов на дому. Аквариум же я перевез с разрешения начальства к себе. Сны по ночам все также мучили меня и однажды я столкнулся на улице со своим старым знакомым по институту Степаном Загривским. Мы вместе отобедали в какой-то столовой, и я рассказал ему о своей ночной беде, не помню что тогда с подвигло меня на это. Степан, уплетая пельмени, сказал, что знает одного психолога, некоего Фёдора, который мне наверно сможет помочь.
- Ты давай не раскисай, я сейчас доем и напишу тебе телефон и адрес. Он мне должен кое-что, так что тебе не откажет, ты только скажи ему, что я тебя на него вывел. Он собственно ничего человек, только очень странный, ну ты не обращай на это внимание, тебе же результат важен, так?
Я вяло промычал в ответ.  В общем, пообщавшись  с психологом по телефону, он назначил мне встречу. И я в назначенное время пришел к нему домой.
   Все произошло быстро и безболезненно. Он с помощью каких-то техник ввел меня в транс и вот что там со мной произошло.
   Я открыл глаза и оказался в своей комнате на кровати. Встав, я подошел к аквариуму, и выпил образец жидкости, который поймал год назад в Исети. Меня затошнило, и я вышел на лестничную клетку. Затем меня что-то направило к вокзалу. Не покупая билета, я сел в первый попавшийся поезд и поехал, закрыв глаза.  Не помню, сколько прошло времени, но когда я открыл глаза, был уже поздний вечер. Поезд остановился на какой-то станции, за окном  заманчиво горели огни, и я вышел. За перроном, который располагался на высоком холме, открывался небольшой городок, начинающийся у подножья и заканчивающийся у реки, что едва поблёскивала на закате у горизонта. Сумерки быстро обернулись густой темнотой, и только множество уличных фонарей и огни из окон домов проглядывали в ней множеством пронзительно желтых пятен.
   Город назывался Чудиловск и был прозван так еще в царские времена из-за того, что проживала (в то время ещё в селе) одна семья по фамилии Чудиловы. Так вот отец семейства оказал очень большую услугу всем жителям и когда селу дали статус города всем миром решили назвать его в честь Чудилова. А вот что это за услуга была, никто говорить не хотел, а после и забылось всё вовсе. И это был мой родной город.
   Я спускался и спускался к нему и, казалось, дорога будет вечной как небо. На улице Деревянной меня встретила моя жена и мы вместе пошли домой где всё уже было готово к ужину. Спешно поев мы улеглись спать и только Оленька никак не ложилась, а всё бегала возле нас как заводная и что-то лопотала по своему, совсем такое несуразное и смешное. Я молча смотрел на неё и любовался её беспечностью. Нина тогда оперлась на меня рукой и сказала, что она весь день так ведет себя и не устала даже. А потом Оленька исчезла, растаяла, как говорят, в туман обернулась. Мы встали, хотели было обнять, обратно воротить, но туман или дым только сквозь пальцы прошел. Я тогда машинально посмотрел на руку, а она не перебинтованная оказалась и дыра уставилась на меня своей мертвецкой чернотой. И так в этот момент тошно стало, что хоть беги, куда хочешь без оглядки и ори при этом матом впереди себя, дорогу расчищая. Нина в слезы ударилась, а я только руками разводил да охал. Так всю ночь и провели, и под утро только, когда солнце стало понемногу цепляться за землю, сон сморил нас и не отпускал до самого полудня. А как только встали, искать побежали Оленьку. Сначала весь дом обшарили, а после в округе искать начали. Долго искали, измаялись все, знакомых еще позвали, да и те притомились к вечеру. Искать-то искали, а то, что случилось, мы им не сказали, сами не верили до конца. Так прошло еще три дня, а на четвертый, вечером, я уже укладываться собирался, вдруг смотрю, стоит, стоит Оленька в платьице белом с кружавчиком таким затейливым по низу подола и ко мне руки тянет. Я бросился к ней, прижимаю, говорю что-то ласковое, а она только трясётся и плачет. Так вместе и уснули, даже Нину не стали будить.
   Отошёл я от транса на том же месте, в комнате Фёдора, только поза у меня была какая-то, мягко говоря, дурацкая, руки скрючены непонятно как, а про ноги и говорить не буду. Но всё помогло. С тех самых пор сплю как младенец и дыра на руке уменьшилась до размеров трех миллиметровой точки, так что и закрывать теперь не приходиться. Но сквозить от туда стало сильнее, не всегда правда, временами, подует, так бывало и на душе тошно становиться.