Бесконечно легко, как в золотые годы

   Моя жизнь это нескончаемый лабиринт, в котором если и есть выход, то только один…
И я даже не знаю, плохой он или хороший. 
   Я так одинок и из-за этой одинокой пустоты я одновременно несчастен. О небеса, я жил ради них, я жил ради нее. Я был с ними в прошлом, я хотел быть с ними в настоящем и с этими людьми видел свое будущее. Но в один момент все прекратилось, разрушились мои мечты, словно хрустальная туфелька попала под табун лошадей, и в считанные секунды рухнул подо мной мир.
   Черт, я со страшной силой любил и ценил этих людей, гораздо больше, чем самого себя. И где благодарность? Где та взаимность любви и тепла, которая так привита мне? День за днем, год за годом я отдавался им всей душой и на протяжении тех счастливых лет, которые были отведены мне, я признаюсь, что отдача была, и, наверное, даже больше чем моя. Но однажды я отдал все, а взамен ничего не получил, кроме растоптанного и плачущего от боли нутра, моя раненая душа плакала от  произошедшей безвыходности ситуаций.
   Дьявол, сколько лет я прожил с тем, что мечтал их вернуть. Я не спал ночами из-за того, что думал об этих людях, постоянно прокручивал в голове фрагменты их фраз, непокорный взгляд и удивительные черты характеров.
   Одновременно мне казалось, что только ночь хранит образ этих людей. Именно ночью я мог полностью погрузиться в себя, отказаться от реальности и жить лишь воспоминанием. А в какой-то период мне казалось, что пройдет ночь, солнце поднимется над землей и они вернутся, и будет все как прежде…
   Я написал множество книг, но писатель из меня никудышный, все пошло в стол, точнее в коробки со старыми вещами из детства, которые хранятся в гараже. В моих книгах одинаковый сюжет – это моя никчемная одинокая жизнь, а вся завязка заключается в том, что никогда не произойдет, это мои мечты, а мечтаю я о примирении.   
   Но зато я отличный актер, я смог скрыть в себе все истинное отношение к ним. Смог побороть себя, плюнуть на все свои чувства и испытывать к ним абсолютное равнодушие. Все видели во мне безжалостное отношение к этим людям, когда все было с точностью до наоборот. Просто мне не хотелось выглядеть ущербным человеком, но я был им, внутри, в душе. Я многое скрывал и продолжаю это делать, никто и никогда не узнает меня до конца, даже я сам.

   …Зачем я туда иду? Чего я смогу добиться  этим? Я только придумал действия, но смогу ли я оправдать это все и ответить на все вопросы?
   Проходя по этим длинным коридорам, я как будто погружался в прошлое. Выцветший голубой коридор навеивал грусть и тоску. Я как будто погружался в прошлое. Помню, как в годы моей учебы, его только-только красили, помню его свежий, блестящий, еще не высохший цвет, помню этот едкий запах краски, и чувствую, как начинает болеть голова.
   Удивительно, но здесь мало что изменилось: стены  все те же, а вот мебель уже старенькая. Школа больше не казалась каким-то мощным сооружением как раньше. Она выглядела самым обычным образом, не считая установленных камер и посаженных на вход охранников. Это как красивое зеркальце, на протяжении пятидесяти лет в него смотрит один и тот же человек, и оно остается прекрасным, но вот отражение в нем  меняется. Так же и тут.
   В этом коридоре на подоконнике мы всегда сидели и что-то планировали. Смотря на это окно, я вижу нас в далеком детстве: я подхожу к ним. Наши лица радостные и беззаботные. Головы светлые и ясные, не знающие никаких проблем. 
    Мы собирались там во время перемен и бурно обсуждали последние новости. Обычно мы сбегали с последних занятий и пропадали где-нибудь в парке.
    Поразительно, сколько просочилось сквозь пальцы лет, словно воды  утекло, и нет возможности вернуть. Пожалуй, это время и эти люди были самым лучшим фрагментом в моей жизни. Кто бы знал, при всей своей самодостаточности, я чувствую себя таким несчастным, и это не делает меня сильнее, я наоборот, словно таю, как замороженный кусок мяса в микроволновке, у меня опускаются руки, и мне хочется провалиться под землю и сгинуть навсегда.
   
   Зачем я сюда пришел? Я так ненавидел это место. Я презирал его всей душой. Прошло ровно десять лет, как моя нога вступала сюда последний раз. Сегодня первая суббота февраля, встреча выпускников.
   Все-таки совсем немного меня одолевает ностальгия. Тут я учился, тут я вырос, тут я встретил их, и с большей уверенностью могу сказать, что это было великолепное время. А потом мы разбежались по разным сторонам и у меня все пошло кувырком. Я возненавидел все и всех, я проклинал все на свете. Наше разделение может быть, кому то и пошло на  пользу, но только не мне. Я как сейчас помню самые горестные минуты своей жизни, своей ничтожной юности. Я много плакал ночами, я бился в истерике. Чувствовал себя изношенным, кинутым, преданным, оттоптанным ногами своих же друзей. Начинался новый день и мне не хотелось вставать с постели, я не видел радости в жизни. Ведь истинной ценностью моей бренной судьбы были они. Они мой новый день, ради них я просыпался, они моя радость и мечты, а все остальное, так, мишура. И в какой-то момент их не стало, частица МЫ раскинулись на: он и она, а я остался за бортом.
   Сейчас мне трудно признаться самому себе, что я постоянно ревел по ночам и грустил на закате, вспоминая отрывки из нашей дружбы. Они отделились от меня, и я долго мучился, но прошло много времени, и я полностью реализовался в полноценную личность. В свое время я увлекался строительством, чертежами и разработками проектов. Потом поступил в градостроительный университет и закончил его с красным дипломом. Мне двадцать пять лет, я молодой и как считают многие, довольно успешный человек.  По моим разработкам за последние четыре года построено два торгово-развлекательных комплекса, одна гостиница и два жилых дома.  Я начинал буквально с нуля, откуда только не приходилось брать финансы, я доказывал каждому инвестору, что мои разработки принесут реальный доход, если вложить в них деньги. У меня не прогорела ни одна стройка, каждый инвестор остался с львиной долей. Я строю этот город, в моих домах живут люди, с моими постройками Москва гордо  вступает в ногу со временем. А зовут меня Роман Дубцов.
   На протяжении пяти последних лет мне хотелось, чтобы они узнали о моих успехах и поняли, как они ошиблись тогда, в далеком 2001 году, что вычеркнули меня из своей жизни. Мне хочется постоянно быть на слуху, чтобы они каждый день слышали обо мне и задумывались, и вспоминали. И возможно, чтобы мучились, как мучаюсь я, воспоминаниями, последние десять лет, со дня нашей ссоры.
   Я всегда хотел, чтоб они были рядом со мной. Возможно, я следовал бы  за ними, либо они за мной, мне было все равно. Я всегда гордился ими, ходил с поднятой головой и испытывал колоссальное удовольствие от осознания того, что я являюсь их другом. Самое обидное, что эти люди никогда не узнают об этом.
   Многие у меня спрашивали, что ты в них нашел, за что считал их друзьями столько лет? А я, потупив взгляд, чуть разборчиво отвечал, что ни за что!
   А внутри меня все пылало. Ведь они являлись для меня почти всем, и все это рассыпалось, как карточный дом, я ненужный элемент и долгие годы я не знал к какому берегу приткнуться.
   По большому счету, все эти десять лет, я пытался возненавидеть их, но ничего не вышло, сердцу не прикажешь, а для души не напишешь сценарий, будь ты хоть самым талантливым. Даже не помогает моя уверенность в себе, а порой она стиралась вовсе, когда я видел их в компании тех, кого они раньше не признавали. Это как любить девушку, у которой есть парень, постоянно спрашиваешь себя, чем я хуже его и чем он лучше меня?
   Десять лет…десять долгих лет, со дня нашей ссоры, со дня окончания школы. Шарики, бантики, красивые платья, строгие костюмы и торжественные красные ленты: «Выпускник 2001» . Все радостные и в тоже время немного взволнованные  таким масштабным событием, которое происходит первый раз в жизни.
   В тот период школа мало интересовала меня, и переживал я со всем по другому поводу. Мои одноклассники  веселились и не знали никаких проблем и невзгод, и, полностью расслабившись, сидели в актовом зале и смотрели представление, приготовленное специально для них.
   Я же был не в себе, я не находил себе места…среди толпы людей, по головам, по одежде, по голосам, я искал их. Я хотел было закричать, и закричать так, чтобы этот непрерывный гул затих и все замерли на своих местах. Я хотел найти их, увидеть тех, кто так дорог мне душой.
   Несколько раз, я буквально, осмотрел каждого. Но наполненный людьми зал, был для меня пуст: не было тех дорогих и горячо любимых для меня людей. А все остальное не имело значения, все происходящее было пылью от нашего разрушенного фундамента.
   В голове было тысяча вопросов: где они, с кем, когда вернутся, чем занимаются, думают обо мне, смеются, плачут?!! Но не было ни одного ответа, были сплошные пробелы, пустота, как в моих ответах, так и в сердце. Я был брошен, кинут, забыт, как старый изношенный свитер, мною можно было мыть полы и не сожалеть об этом. Они полностью вычеркнули меня из своей жизни. Для них я уже не являлся ни другом, ни одноклассником, ни знакомым. Я был пустым местом, ноль, безликий, человек без лица. 
   Я, полностью расстроенный, мысленно успокаивал себя, придумывая кучу оправданий.
   За три дня до последнего звонка, мы с друзьями бродили по парку. Солнечная, по-настоящему сказочная, погода не предвещала никаких изменений, ни ветра, ни дождя…Но в моей душе был какой-то мутный осадок. Мои, пока еще, на то время друзья, были в полной эйфории от почти наступившего выпускного. Это значит, что ты взрослый, ты выходишь на какой-то новый уровень жизни, в новую социальную роль, к тебе все относятся серьезней и совсем иначе, как никогда. А для меня это было не так радостно. Хоть я не любил школу, но я не хотел взрослеть. Мне хотелось еще побыть ребенком, мне хотелось, чтобы мои родители всегда были со мной и друзья тоже. Больше всего я боялся, что после выпускного нас разбросает по жизни, и поэтому мне не хотелось быть взрослым. Я хотел остаться в этой клетке юности, быть пленником вместе с ними в этих решетках.
   Только сейчас понимаю, насколько я был глуп и наивен. Мы стали чужими еще до выпускного. В целом, нас раскидала не сама жизнь, а часть ее, определенный отрезок времени. Юность расставила все точки над i.
   Моя подруга Марта и друг Семен были настолько главными людьми в моей жизни, я настолько зависел от  общения с ними, порой, аж до зубного скрежета. Но настал тот переломный момент в моей судьбе, когда жизнь перевернула все карты, и перечеркнуло все, что было между нами.
   Когда мы прогуливались по парку, речь зашла о выпускном. Они сказали, что их двоих пригласили в кафе, ребята с параллельного класса, сразу после торжественной части.
   Это было для меня громом среди ясного неба. Я же наивный, грезил, что в эти важные для нас дни проведем вместе, но…
- Я не пойму Ром, ты расстроился, что они не позвали тебя? – спрашивала меня Марта.
- Ромка, - говорил Сеня, - да мы посидим чуть-чуть и уйдем, неудобно отказываться.
   Мне так было больно, внутри все ныло. Друзьям было неудобно отказать им, а удобней бросить меня. Они думали, я завидую. Но сказать им, что я не завидую, а ревную, я не смог: не хватило смелости.   
   Я прождал долго. Они  так  и не вернулись ко мне. Телефонные звонки сбрасывались, а встречи со мной избегались. Все попытки выяснить ситуацию были невозможны. И не потому что я так решил, а потому, что так захотели они. Не входя в мое положение, не обговорив со мной. Решение было односторонним и обжалованию не подлежало. Три дня до выпускного перевернули во мне все живое с ног на голову.
  В день выпускного, я сидел в актовом зале и думал только о них. Переживал и сжигал себя надеждой, что все будет, как прежде…И вдруг я их увидел. Радостных и беззаботных. В компании тех ребят из параллельного класса. Я понял, что перестал быть значимым для них, и это так беспокоило меня. Было настолько больно в душе, словно могильный червь сжирал меня изнутри.
   Они,  красивые и веселые, в компании гордых и надменных однокурсников, а я ничего не смог поделать. Мое нутро ныло от нашего треснувшего по швам дружеского союза, я остался один. Они и вовсе не заметили меня, а если и заметили, то не придали этому значения, как будто, так и должно быть, мы остались никем друг для друга.

    И вот я снова здесь, так же как и десять лет назад сижу, и, ерзая на месте, озираюсь по сторонам. Столько знакомых людей и все настолько изменились, годы сделали свое дело. Каждый третий кивал мне и от этого я еще пуще волновался. Мне хотелось закрыть лицо ширмой и оставить в ней тоненькую щелку, чтобы одним глазом поглядывать за всем происходящим.
   Их не было, ни Семена, ни Марты. «Неужели не придут» - думал я про себя. В какой-то момент мне казалось, будто не проходило никаких десять лет, а это был один большой сон, мне снова пятнадцать, и я в таком же недоумении, как и тогда. 
   Свет в зале погас, они не пришли. Поняв, что зря потратил время, я поднялся с места и направился к выходу.
   На сцену вышел завуч школы и, приветствуя всех, пригласил на сцену выпускников 2001 года, которые  отличились и внесли в жизнь школы много хорошего.
   Я застыл у входной двери, это был мой выпуск, и после аплодисментов зала, с осторожностью развернулся. Я не верил своим глазам, на сцене в качестве ведущих были они: ослепительная Марта и истинный джельтемен  Семен. Он в костюме с бабочкой, она в вечернем платье, они смотрелись как королевская пара, я уверен, что им стоит позавидовать.
   После нескольких минут мне опять стало грустно. Они снова обошли меня. Марта закончила школу с золотой медалью, победительница всех олимпиад, также отучилась в музыкальной школе. Семен победитель спортивных игр, занимавший первые места в соревнованиях три года подряд, награжден престижными дипломами.
   Я согласен – они достойные кандидаты на роль ведущих «юбилейного 2001 года», но они не единственные, кто добился успеха в те годы. Я тоже отличился и тоже имею кучу грамот, да, у меня нет медалей за отличную учебу, нет дипломов спортивных побед. Но я стоял на сцене, где сейчас стоят они, гораздо чаще, чем все присутствующие.  Я был победителем конкурсов чтецов, и не один раз. Я участник многих фестивалей и имею почетную грамоту от школы как «юное дарование». Многие прочили мне актерскую карьеру и видели студентом ВГИКА, но я выбрал свой путь, более приземленный и более востребованный.
   Но, не смотря на все это, на сцене стояли они, и мне оставалось довольствоваться только этим. Естественно, зал был в овациях, это были любимчики выпуска, и чем больше я наблюдал за ними на сцене, я все больше злился на них.      
   Я вылетел из актового зала и направился в туалет. Я понял, что все это было испытанием для меня. Проверка на слабость, на уверенность, на самодостаточность, эта проверка была на все.
   Они подарили мне лучшее детство, но своим лучшим подарком отняли у меня жизнь. Своим уходом они забрали все живое с собой, в тот мир, где мне не было места. Весь свой талант, все свои способности они высосали из меня, и из тех людей кто окружал их.
   В одночасье во мне все перевернулось, самые тревожные воспоминания, сидевшие в моем подсознании выплеснулись наружу, словно нахлынувшая волна, с огромной силой ударилась о скалы и брызги, как осколки стекла, разлетелись по сторонам. Во мне исчезло все человеческое, я захотел мести (месть), захотел услышать слова сожаления и раскаяния, которые мечтал услышать долгие годы. Признаюсь, я был готов к тому, что при малейшем восхвалении их, я мог потерять над собой контроль, стать одержимым.
   Так оно и вышло, я не хотел мира, я хотел расплаты, мне хотелось быть мастером на письме, по воле которого решаются судьбы. Я чувствовал, что был не злым и не добрым, я был справедливым, и именно в «мести» она проявлялась.
   Я сидел в одной из кабинок и под шум доносившийся из зала, драматизировал. Боль и обида росли все сильнее. Все кругом были моими обидчиками, даже я сам.
    Дверь туалета с треском открылась:
 – Я вся вспотела, жарко.
 – Волнуешься?
 – Да, очень, мне еще петь сейчас…
   Я застыл как вкопанный. Эти голоса ошарашили меня с такой с силой, что я совсем не мог соображать. Это были они, черт, почти на расстоянии вытянутых рук они были рядом со мной. Мне хотелось провалиться под землю, эта была настолько неловкая ситуация и я не знал что предпринять. Оставалось одно, застыть как лед и не придавать никаких признаков жизни.
   Семен и Марта закурили. Я притих как не живой.
 – Слушай, Сем, а ты не видел его?
 – Нет, – быстро ответил он, –  а почему ты спрашиваешь? 
 – Хотела увидеть.
Повисла небольшая пауза, после которой заговорил Семен:
 – С чего это вдруг? И почему ты решила, что он должен быть здесь?
 – Ну юбилейный год, наши пытались связываться и приглашать всех, в контактах, да на одноклассниках всем писали.
   «Конечно, десять раз звонили и писали», – обозлился я про себя.
 – А если честно, я его давно не видела. Вообще он скрытный какой-то. Ты чего-нибудь слышал о нем?
   Я знал на все сто процентов, что речь шла обо мне, и был доволен тем, что являлся свидетелем такого откровенного разговора.
 – Не знаю, – отвечал он, – мне не интересно, как и где.
   Услышать это от друга детства было настолько противно. Было совсем не вежливо с его стороны, спустя столько лет, раскидываться такими словами. Для меня это было ударом, что я почувствовал резкую боль в сердце, его слова были солью, которая сыпалась на мое разбитое сердце. Я считал, или даже был уверен, что он мог сказать что-то хорошее или просто промолчать.
– А мне кажется, что он мог нам позавидовать, если увидел бы нас.
– Насколько я знаю, он все время нам завидовал! – грубо сказал Семен.
   Его слова окончательно вывели меня. Возомнил себя пупом земли и думает, что весь мир прогнулся под него. Это меня снова задело и ранило еще больней. Голова резко пошла кругом, к горлу поступил ком, а руки задрожали в нервной конвульсии. На меня накатила неожиданная волна атаки, я не мог больше бездействовать. Все то, что копилось в моей душе долгие годы, разом вылилось наружу.
   Я сжал кулаки и пристально всмотрелся в них.
– Я так зла на него, и мне так хочется все высказать ему. За все его недоверия, ревность и эгоизм. Он считал нас своими игрушками, марионетками, которыми управлял он сам.
   Она была на эмоциях, и вот-вот казалось, что она взвоет от того, что в ней накопилось.
– Марта, мы ни в чем не виноваты перед ним. Наши пути разошлись, пусть хоть это было черт знает когда, но тогда мы были взрослые, и отдавали отчет своим поступкам. Он ни разу не подошел и не попробовал разобраться во всем, а лишь ходил с недовольным лицом, будто так оно и надо.
– А мы? – вдруг вмешалась она, – мы попытались разобраться?
– Мы и разобрались, позволь я напомню, одним прекрасным утром ты проснулась и поняла, что он тебе не интересен, ни как друг, ни как парень и вообще как человек. Это же было так. Я же для себя тоже сделал некоторые выводы, и они были не в его пользу. Вся его правильность, четкость и в то же время постоянная обидчивость с поводом и без, со временем достала меня по горло. Я поднялся на ступень выше, и  почувствовал, как повзрослел, а он был еще ребенком, все его капризы, обиды, точность и пунктуальность указывали об этом. Он был ребенком, он боялся делать ошибки, он боялся пробовать что-то новое и боялся проигрывать, а все эти вещи, это удел детей. Он даже не задумывался над тем, что не сможет ничему научиться, если не ошибется, если что-то не испробует новое, то не узнает, плохо это или хорошо. Он создал для себя идеальный мир и жил в нем, не выходя за его рамки. А мы с тобой улетели…потому, что в отличие от него, у нас выросли крылья!   
– Перестань Семен, я больше не хочу говорить об этом.
   В воздухе опять повисла тишина. Только она была другой, мертвой, когда никого не осталось, когда была пустота, испепеленная и изнеможенная. Грусть и тоска заполняли ее, бездонную, как сам океан. 
   Затушив сигареты, они ушли.
   Я вышел из кабинки. Все сказанное ими еще не переварилось в моем сознании. Оно было настолько мутным, что подташнивало. Подойдя к зеркалу, я всмотрелся в свои глаза, по-прежнему наивные, пытался найти ответ, но все безрезультатно.
   Потом я снова сорвался, со злости открыл кран и умылся ледяной водой. Они ни разу не назвали меня по имени, и я не знаю почему, как будто я не достоин даже этого.
   За стенами доносилась песня «АВE МАРИЯ», ее пела Марта. Я  был настолько впечатлен исполнением этой песни, отчего мое сердце сжималось с такой невыносимой силой, что, кажется, у меня парализовалась вся левая сторона. Со временем, сердце отпустило, и боль перешла в голову, меня выворачивало наизнанку, и все это давило на мозг, словно в моей голове натягивали струну.
   Я схватился за голову и заорал, что было сил, на мои глазах выступили слезы…Мне было жалко десять лет жизни, которые прошли коту под хвост.
   Я вышел из туалета и пошел в закулисную часть. Я отлично знал все входы и выходы, ибо участие в драмкружке пошли мне на пользу. Найдя удачное место, из которого не было меня видно, и из которого был свободный выход, я снова затаился. Все мои сегодняшние шаги были проделаны с таким трудом и усилием, легко ничего не далось. Нелегко было вернуться в школу, нелегко было слушать их разговор обо мне, нелегко было решиться на этот шаг и пройти за кулисы и совсем нелегко, снова видеть и восхищаться ими. Но в голове летала одна и та же фраза: «Этот день должен был настать».
   Марта пела настолько прекрасно, что ее душа излучала лучи света, и я их вижу. Вся сцена блистает, она озарена в этом прекрасном излучение…
   Всматриваясь и вслушиваясь все сильней, мне становилось еще хуже, честное слово, будь у меня пистолет, я бы выстрелил в неё.
   Я потер виски. По-моему потихоньку я сходил с ума. 
   Марта закончила петь, зал залился бурными аплодисментами и отдельными выкриками, как: молодец, браво; будто перед ними стояла сама Мадонна. На сцене появился Семен и поблагодарив исполнительницу, назвал исполненную арию.      
– Дорогие выпускники, одноклассники и друзья, – продолжал Сема. В этом зале есть человек, перед которым я бы хотел извиниться.
   Публика притихла. Я забегал глазами по сцене, пытаясь понять, что происходит. Ведущие начали перешептываться, и я уловил их разговор:
– Что случилось, что за самодеятельность Семен? ¬– злостно спросила она.
– Марта он здесь, его ребята видели.
   Ее глаза удивленно увеличились. – И что ты хочешь? – растеряно спрашивала она.
   Семен собрался с мыслями и сжимая кулаки, выдавил из себя:
–  Пока ты пела, я многое вспомнил, обдумал и понял. Мы…нет, – покачал он головой, – я был не прав и я хочу исправиться.
   Он торжественно прошел вперед, выпрямился, будто классический герой пьесы и обратился к публике:
– Его зовут Рома, и возможно не я один хочу извиниться перед этим человеком, Марта, – протянув руку, обратился он к ней, – Как на это смотришь ты?
   Она посмотрела на его руку и немного обдумав, продолжила: – Ромка, я тоже хочу извиниться перед тобой за все. Если ты еще тут и если ты слышишь и хочешь слышать, пожалуйста, прости. Я хочу сказать только одно – натворили мы дел!
   Эти слова пробудили меня от сна, от слепоты, от безумия, словно электрический заряд прошел от пяток до самой макушки и сорвал с глаз повязку. Я плакал, на лице взрослого мужика ручьем текли слезы. Нужно было столько смелости и решительности, чтобы сказать это. Даже мой поступок блекло смотрелся на их фоне. Возможно, они снова обошли меня, но на этот раз мне было все равно.
   
    Господи, наконец-то я понял, как ошибался в себе. Всю жизнь я считал виноватыми их, а виновником был я сам. Мы перестали быть друзьями, и я никак не мог с этим смириться, а нужно было это сделать, нужно было поставить точку. А я дурак, поставил многоточие, и все время обвинял их в бестактности и в непонимании. А до конца не понимал только я.
   Выйдя из засады, я подошел к щитку с освещением и вырубил его. Ведь я должен был как-то ответить ни их изречение. Это и было моим ответом, пусть и не совсем положительным.
   У меня есть гордость и всегда была, благодаря им, я смог убедиться в этом еще и еще раз.
                Эпилог:   
   Все это было зря, все мысли, все попытки чего-либо испытать, вернуть, они были напрасны. Я был настолько глуп, что не видел собственного счастья, которое построил сам. Мне нужно было жить дальше, не оглядываясь назад, а я все делал наоборот и поэтому слегка помешался. Признаюсь, я не отдавал отчет своим действиям, и могло случиться самое худшее. Но все обошлось, в моей голове словно вылетели пробки, и все загрузки команд были удалены. Очнувшись,  я осознал, что делаю не верно.
      Вообще, этот  щиток убил во мне прошлое и у меня открылись глаза. На самом деле я перестал уважать себя. На протяжении долгих лет я не относился к себе как к личности, что кстати зря. А был зациклен на том, что я брошен и одинок. Строил планы по возвращению друзей, придумывал слова и ситуации. И живя вот в этом несчастном, придуманном мире, я чувствовал  себя так комфортно, что не замечал ничего вокруг, и естественно не заметил, как пролетела чертова туча лет…
   А сейчас, глядя на этих людей, я понял: все то, что я любил и ценил в них, исчезло без следа. Нет ни малейшего намека, если только их имена, но теперь для меня это не играет ни какой роли. Я буду учиться любить и уважать в первую очередь себя, а потом кого-то другого.

   Я достал из гаража коробки с содержимым прошлой жизни, в которой хранились фотографии, письма, открытки, подарки и мои рассказы. Теперь это все не вызывало ни удивления, ни впечатления и вовсе не вызывало ностальгии. Я развел во дворе костер и сжег это без сожаления…за десять минут сгорело пятнадцать лет моей жизни.
   Смотря на это синее пламя, мне становилось бесконечно легко, как когда-то в золотые годы.