Из раннего. Эмиграция

       «Вот только, пожалуйста, не надо слез. Ничего страшного не произошло. Да и почему нужно меня жалеть? Полноте. Пожалейте лучше себя. Чем, впрочем, вы и занимаетесь. А если подойти к проблеме вплотную, то и проблемы нет. Александр Петрович больше не имеет никаких претензий к Виктору Николаевичу. Гордость одного утонула в самолюбии другого и оба поняли, что совершенно нечего делить. А, значит, исчезла  причина надрывать свое здоровье эмоциями. И теперь оба, захлебнувшись ситуацией и, как утопающий, очухавшись, благодарны судьбе, что именно им остались такие огромные воспоминания. В конце концов , рано или поздно, мы будем все вместе обязательно!
Девочки, я понимаю, что вам будет непросто отказаться от вечерних посиделок за чаем. Но, Боже мой, незаменимых не бывает!  А мне будет даже приятно, если кто то из вас, улыбнувшись, скажет: «Лучшее осталось там, когда все были вместе».
Обычно, мы склоняемся к тому, что  все хорошее почему то было: люди были добрее, воздух- чище, небо- голубее, жизнь- счастливее. Я просто счастлива , что в это «было» включена и я.  Дети и внуки- ну уж им совершенно нечего переживать. Слава Богу, наши отношения не успели дойти до крайности, когда «верхи не могут, а низы не хотят», то есть, они не успели отяготиться мной, а я вполне ими успела насладиться.
А потом, посмотрите, мне даже повезло. Это вы остались без меня, а не я без вас)). Я оказываюсь в мире более совершенном, полном. А вы пока живете каждый сам по себе. Меня ждет новое, необычное путешествие, а вы ничего пока не в силах изменить. Извините -годы! Привычки, болячки… Ну так кто же оказался в наиболее выигрышной ситуации: вы или я? Поэтому послушайтесь доброго совета и убедительной просьбы….»
Тут человек в строгом костюме сурово глянул поверх очков  на присутствующих людей. Казалось, что-то неуловимо изменилось в выражении их лиц. И, хотя, слезинки ещё оставались на щеках молоденькой девушки и в глазах седовласого джентельмена, а голова приятной наружности мужчины средних лет так же была склонена, но не было той безнадежной горечи и отчаяния на лицах  людей. А выражение лиц двух пожилых дам изменилось существенно. Если раньше оно было скорбным, то сейчас –задумчивым с печальной улыбкой на устах.
Нотариус, отметив про себя эти перемены, торжественно продолжил:
«я не желаю скорби, а тем более причитания на своих похоронах. Допускаю лишь немного печали. Катеньке и Алисе, как самым эмоциональным, чуть-чуть слез. Сейчас вы все подниметесь и  проводите меня к месту моего захоронения. Вы прекрасно знаете мою любимую песню. Я прошу напеть её. Мотив может показаться легковат для подобного случая, но имею я право, в конце концов, на последнее желание? Мне будет очень приятно услышать её в вашем исполнении»
        Нотариус обвел взглядом присутствующих и пригласил пройти в соседний зал. Там, в цветах, на постаменте, возвышалось последнее ложе автора завещания.  Все прошли и встали вокруг все ещё красивой пожилой женщины. Смерть не смогла изменить выражение её лица, которое соответствовало  её характеру. Уголков губ касалась едва заметная улыбка.