Тайна старинных часов - повесть. Полет в неизвестн

ЕВГЕНИЙ ТРЕТЬЯКОВ-БЕЛОВОДСКИЙ

ТАЙНА СТАРИННЫХ ЧАСОВ

ГЛАВА 1
 Частным сыском я занялся от безысходности. Страна летела в тар-тарары. В бывших республиках Союза воевали. Вверху яростно дрались за власть, не обращая внимание на народ, которым правили. НИИ, где я работал, как-то не¬заметно и быстро умер. Мне показалось даже, что не все сотрудники это поняли, вернее, не заметили, как это случилось.
 Поначалу опустели коридоры. Суета и шум сменились тишиной и пустотой. Изредка мелькал белый халат старшего научного сотрудника и моего друга Сашки Афанасьева, Александра Степановича Афанасьева. Он единственный остался верен своему делу до конца. Белый халат, словно привидение, тихо передвигался по холодным коридорам института. Топить давно перестали, так как НИИ задолжал астрономическую сумму заводу, в чьем ведомстве находилась котельная. Четвертый месяц не выдавали зарплату.
 Но, что удивительно, народ продолжал исправно ходить на работу. Правда, не все. Начальство, когда запахло жареным, быстро ретировалось. Директор сбежал на какое-то российско-американское предприятие. Его многочисленные замы тоже разлетелись кто куда.
Тут же было созвано собрание трудового коллектива, по¬скольку оставаться без руководства нельзя, и избран новый директор.
 Меня, честно говоря, уже ничего не волновало. Я смотрел на всю эту возню и понимал, что это агония. Да и не только я это понимал. Хотя люди, мои коллеги, и продолжали ходить на работу — работой это назвать было нельзя. Это стало привычкой.
 С утра начиналось чаепитие и бесконечное обсуждение многочисленных проблем. Когда уставали языки, люди поднимались в актовый зал, где стоял теннисный стол, и резались в теннис до одурения. Несколько отвлекал от этой нудной повседневности перерыв на обед, а потом все начиналось сначала.
 В перерывах между опытами, которые Сашка Афанасьев фанатически продолжал проводить, я часто беседовал с ним.
 — Сашок! Милый! Зачем ты этим занимаешься? Ты что, ослеп и не видишь, что опыты твои никому не нужны? Ты четвертый месяц не получаешь зарплату. Вывод: твой труд, твои научные изыскания, ты — как специалист, никому не нужны.
 Сашка тяжело вздыхал: возразить ему было нечего.
Когда почти половина сотрудников уволилась, и стало не хватать лаборантов, мой друг, наконец, понял, что в институте не все ладно. Сашка сходил к начальству на третий этаж и вернулся оттуда мрачнее тучи.
Он заглянул в общую лабораторию, где остатки отдела имели обыкновение точить лясы и, отыскав меня взглядом, буркнул:
- Зайди ко мне.
Все весело переглянулись.
—- Начальство вызывает, — съехидничала лаборантка Люся. — Иди, сейчас зарплату отвалят.
 Дело в том, что наш недавний начальник — маленький, толстенький и лысенький Наум Сергеевич Бирман — уволился, и начальником отдела назначили Сашу.
- Как же! Отвалит ему Афанасьев. Иди. Он сам скоро без штанов останется. — Это сказал мой коллега Курочкин. Он нервно поднялся, сунув себе в рот «приму», и помчался в коридор курить.
 Вообще, когда речь заходила о деньгах, народ наш не¬медленно закипал, и дело нередко кончалось слезами женщин, которых в институте было большинство.
Я молча встал и пошел в кабинет к другу. Сашка сидел у окна за своим столом и жадно курил папиросу. Рыжие кустистые брови сдвинуты к переносице. Взлохмаченная ше¬велюра придавала его веснушчатому лицу воинственный вид.
- Садись, Миша. — Он встал, подошел к внушительному сейфу, позвенел ключами и открыл дверцу.
 Я уселся и стал молча наблюдать за другом. Сашка вы¬нул из сейфа институтский спирт, предназначенный для протирки тонко-измеритвльной аппаратуры, и две стограммовые мензурки. Все это он поставил на стол. Потом открыл свой портфель и выудил оттуда замасленный сверток, в котором оказалось сало.
- Поди, поставь замок на защелку, — скомандовал он и стал разливать в мензурки спирт. — Тебе водой разбавить?
- Обязательно. — Я встал и закрыл дверь кабинета. — В честь чего выпиваем?
 Сашка задумчиво смотрел на мензурку, потом поднял глаза на меня.
— За конец, Миша, за конец! — Он залпом махнул спирт и, скривившись, занюхал его салом.
- Давай по второй. — Он тут же разлил еще по порции, и мы выпили.
- Ты понимаешь, Миша, я сегодня ходил к начальству, — начал он. — Жаловался на нехватку кадров, на отсутствие элементарных реактивов. В общем, ты сам прекрасно понимаешь, на что я мог жаловаться. — Он устало сморщился и в конец растеребил свою шевелюру. — Там глухая стена.
 Да, конечно, там меня выслушали, покивали головой, посочувствовали. Но сказали, что сделать ничего не могут, нет средств. Сашка размял в пальцах «беломор» и закурил.
- Но какого же черта они тогда не закроют наш НИИ и не скажут прямо, что, мол, «гудбай», ребята, ищите работу. Мы закрываемся. Меня взбесило, что наш Куприянов, этот новоиспеченный директор, сидит и почитывает газетки. Пьет чай, который ему исправно готовит секретарша.
 А ты знаешь, Миша, я ведь с ним просидел два часа, так вот за это время ни разу не позвонил телефон. Ты можешь себе это представить?
 Сашка в волнении встал из-за стола и подошел к окну.— Мертвая пустыня, — он показал пальцем на институтский двор, — а мы мертвецы.
 Он открыл боковую створку и с яростью швырнул оку¬рок на ступеньки крыльца.
 Мы выпили еще по одной. В голове у меня изрядно за¬шумело. Я попросил у Сашки «беломора» и тоже закурил.
- Прозрел, наконец-то. А я, Саня, давно это вижу. Умные люди отсюда убежали, остались одни дураки — мы с тобой. Да и вообще, все беспросветно. Вот потому-то наш Куприянов и сидит себе спокойно. Он понимает, что сейчас рыпаться бесполезно. Никто ничего не даст... Нечего давать.
- Ну, так какого же хрена он сам сидит, — не выдержал мой начальник. — А главное, на что сидит? Вид у него, до¬ложу я тебе, довольный, Он там со мной даже пофилософствовал немного.
- Да проснись же ты, наконец, Миша! Весь первый этаж сдали в аренду. Ты что, не видишь, как там орудуют ловкие мальчики в кожаных курточках и норковых шапках. Вот от них он и имеет. И нас не трогает, потому что мы сами скоро уйдем отсюда.
 Мы выпили по пятой мензурке, доели сало и сошлись во мнении, что нашему Куприянову нужно бы дать по морде.
 А на следующий день я написал заявление на увольнение. Сашка долго меня уговаривал, но, поняв бесполезность уговоров, снова открыл сейф, и мы с ним «дернули» на прощанье.
- Ты уже нашел куда идти? — спросил он.
- Нет, — ответил я, — искать сейчас работу так же бес¬полезно, как проситься в полет на Марс.
- Что же ты будешь делать?
- Займусь частным сыском!
- Что!? — Челюсть у моего друга отвисла, и он потрогал мой лоб. — Нет, вроде не больной. Ты что несешь?
- А что? — взбудоражился я. Мысль эта в голову при¬шла мне ровно пять минут назад, и высказал я ее просто, чтобы что-то ответить. Но теперь, видя как Сашка на меня смотрит, решил ее развить. — Возьму патент. Дам в газете объявление, что, мол, тридцатипятилетний молодой мужчи¬на, имеющий высшее образование, а также патент на право частного сыска, или как там еще, с удовольствием возьмется за любое дело, в пределах, разумеется, закона. А? — Я взглянул на моего остолбеневшего друга. — Как, Саш?
- Ты рехнулся.
- Да почему? Ну, куда мне идти? Воровать или торговать в киоске? А может в мафиози податься?
- Не ерничай, — воскликнул Сашка. — Но где ты видел частных сыщиков в нашей стране? За границей — да. Там их пруд пруди. Но у нас!
- А чем мы хуже заграницы, — вошел я в раж. — Надо же кому-то начинать. Вот я и начну. Или ты считаешь, что не смогу?
 Сашка недоверчиво посмотрел на меня, так и не поняв, в шутку я говорю или всерьез.
- Ну, ну, — сказал он, разливая остатки спирта, — дерзай.
- Чем аппаратуру протирать будешь? — щелкнул я пальцем по опустевшей бутыли.
- А-а! — махнул рукой мой теперь уже бывший начальник. — Кому это нужно.

ГЛАВА 2
 На другой день, с головной болью после выпитого вчера С моим бывшим начальником Александром Степановичем Афанасьевым, я отправился в местную администрацию. Мои вчерашние заявления Сашке, что пойду работать частным детективом, нужно было претворять в жизнь.
 Утром я долго ворочался в постели, наслаждаясь тем, что не нужно идти на работу. Разговор с другом не выходил из головы. И я решил: будь что будет — попробую. В конце-концов, ничего не теряю.
 В администрации я долго блуждал по длинным коридорам, заглядывал в многочисленные двери. Наконец, мой поход завершился удачно. После многочисленных вопросов и ответов я оказался перед дверью, на которой висела таб¬личка: «Мирошникова Анна Сергеевна.
Регистрация индивидуальной трудовой деятельности».
 Я решительно постучал и открыл дверь.
- Можно?
- Заходите, — нетерпеливо ответили из глубины кабинета, — и закройте за собой дверь.
 За столом сидела миловидная женщина с аккуратной прической, в сером строгом костюме, на лацкане которого удобно пристроилась чешская брошь. Под высоким лбом, оттененные широкими бровями щурились умные светлые глаза. Вздернутый острый носик смотрел прямо на меня.
- Садитесь, — сказала она своими пухлыми губками и показала рукой на стул.
- Чем могу быть полезна?
- Вы только не сочтите меня сумасшедшим, но я бы хотел получить лицензию частного сыщика.
Закончив речь, я с интересом стал ждать реакции с ее стороны. Дело в том, что пока я добрался до этого кабине¬та, мне пришлось тысячу раз объясняться в других. Там за¬давали массу никчемных вопросов, и когда разговор заходил о частном сыске, во многих кабинетах, пряча недвусмысленную улыбку, опускали глаза вниз, а после того, как я вы¬ходил, наверняка крутили пальцами у виска.
- Отчего же, — женщина улыбнулась. — Бывают куда более странные просьбы. — Она с интересом взглянула на меня. — У Вас юридическое образование?
- Нет... Я инженер-химик... Еще вчера я был младшим научным сотрудником в нашем городском НИИ.
Она понимающе кивнула головой.
- Но всю жизнь, — продолжал я, — мечтал о сыскной работе.
Хорошо, что я не умею краснеть, когда вру, иначе бы выдал себя тут же, поскольку сыском заинтересовался лишь вчера, после наших возлияний с Сашкой.
- Ну что же, — Анна Сергеевна задумчиво поиграла остро отточенным карандашиком, — просьба действительно странноватая, — она немного помолчала. — Но ничего не¬выполнимого здесь, я думаю, нет. Оставьте Ваши документы: паспорт, диплом, трудовую книжку... Я сегодня встречаюсь с зам. главы администрации, вот и поговорю на эту тему.
Я с готовностью выложил на стол все вышеназванные документы и любезно распрощался.
 А вечером мне позвонил Сашка и сообщил, что мной интересовались компетентные органы.
 Ровно в девять часов утра на другой день я постучался к Анне Сергеевне. И она вновь встретила меня улыбкой.
- Проходите, садитесь, — сказала она мне, как старому знакомому, и, даже привстав, протянула для пожатия руки. — Я обсудила Ваше дело там. — Она показала пальцем вверх.
- Я это понял. Мне вчера вечером позвонил приятель и оказал, что мной интересовалась милиция. Запросили в институте личное дело, расспрашивали обо мне сотрудников.
 Мирошникова досадливо наморщилась.
- Не волнуйтесь, обычная проверка. Должны же мы знать, кому вручаем лицензию на частный сыск. Да и по¬том — чужие секреты, их тоже нужно уметь хранить. Но не каждому это дано. Не так ли? Михаил Иванович!
 Я неопределенно пожал плечами, ожидая, когда закончится эта комедия и мне вежливо покажут на дверь.
- Теперь компетентные органы — между тем продолжала Мирошникова, — знают о Вас все. А с ними знаю и я. — Она, как вчера, хитро сощурила глаза и кольнула меня ими.
- Выходит, я под колпачком.
- Зачем Вы так! Это обычная мера предосторожности.
- Предосторожности от чего?
- Ну…, — замялась она, — от всяких неожиданностей.
 Мне это все больше не нравилось, но я продолжал ждать дальнейшего развития событий.
- Вот Ваша лицензия и документы. — неожиданно для меня сказала Анна Сергеевна. Она открыла небольшой сейф, стоящий в торце стола, и положила передо мной мои документы и лист плотной бумаги. На нем стояла круглая городская печать, подпись заместителя главы администрации П.И.Мирошникова. Под ней красовалась витиеватая подпись начальника милиции.
 Текст гласил, что гражданин России М.И.Кедров имеет право заниматься частной сыскной деятельностью на территории города и области. Срок лицензии — один год.
 У меня пропал дар речи, и я, оторвавшись от бумаги, по¬смотрел на Мирошникову.
- И это все… Так просто! Пришел, увидел, победил.
Мне вдруг стало жарко. Я расстегнул куртку и распахнул ее.
- Видите ли, Миша. Простите, можно я Вас так буду называть? — Мне ничего не оставалось, как только кивнуть головой в знак согласия.
- Так вот, — медленно продолжала она. — Все это, конечно, сделалось не само собой, и не просто так. Вы нам подошли.
- Кому? — не понял я. Челюсть у меня опять стала отвисать, как в первый раз, когда она вынула готовую лицензию из сейфа.
- Мне и моему мужу П.И.Мирошникову.
Я вновь посмотрел на лицензию, и тут до меня дошло.
- Так это Ваш муж!?
- Конечно.
Я заерзал на стуле и понял, что влип в историю.
- Не волнуйтесь Вы так, — проворковала Анна Сергеев¬на. — Она вышла из-за стола, подошла к двери и защелк¬нула замок. Потом вернулась назад, порылась в глубине сейфа и извлекла на свет две хрустальные рюмки и бутылку коньяка. Наполнив их янтарной жидкостью, она предложила тост.
- За первого частного сыщика в нашем городе.
Мы чокнулись и выпили.
 Я не переставал удивляться этой женщине. Выдвинув из
стола большой ящик, она достала распечатанную пачку «Мальборо», и мы закурили. Женщина глубоко затянулась и продолжила разговор:
- Видите ли, Миша, нам с мужем как раз нужен такой человек, как Вы. Человек, который мог бы частным образом расследовать одно деликатное дело. — Она стряхнула пепел в пепельницу и испытующе посмотрела на меня. — Но, по¬скольку это дело касается нашей семьи, оно должно быть строго конфиденциальным.
- Понимаю, — я кивнул головой, хотя ни черта не понимал.
- Мы с мужем обсудили Вашу кандидатуру и нашли ее приемлемой для нашего дела.

ГЛАВА 3
 Я шел к моим клиентам на встречу, которую назначила мне Анна Сергеевна.
 После того, как сигареты были выкурены, она написала на листочке свой адрес, номер телефона и, приятно улыбнувшись, оказала, что они с мужем будут ждать меня в шесть часов вечера.
 Дом, в котором они жили, был известен всему городу как исполкомовский дом. Старой, послевоенной постройки, он располагался в центре города, отгороженный от дороги глубоким сквером. Обширный двор заканчивался рядом доб¬ротных кирпичных сараев. Поднявшись на четвертый, последний этаж, я позвонил в дверь.
Открыла мне Анна Сергеевна. Яркий японский халат с вышитыми на нем золотыми драконами и туго перетянутый в поясе, ниспадал до самого пола. В руке зажата сигарета, на лице, словно маска — мягкая улыбка.
- Какой Вы точный, — она отступила назад, — проходите.
 Большая прихожая с высоким потолком была устлана ковром. Слева стояла глубокая вешалка, на которой висели два кожаных пальто. Большое овальное зеркало отражало множество аэрозолей, стоящих на полке под ним. Деревянная решетчатая люстра скупо освещала центр комнаты.
 Когда я разделся, мне предложили мягкие тапочки и проводили в гостиную.
 В большой квадратной комнате, у мерцающего телевизора в кресле сидел мужчина. При моем появлении он встал, сделал шаг навстречу и протянул руку:
- Павел Иннокентьевич, — он энергично встряхнул мою руку и показал на соседнее кресло, — садитесь.
 Я сел и принялся разглядывать моего благодетеля. Павел Иннокентьевич был видным мужчиной. Лет около пятидесяти, он производил впечатление уверенного и знающего себе цену человека. Слегка начинающие седеть волосы были коротко подстрижены. Под легкой синей рубашкой угадывалось намечающееся брюшко. Лицо этого человека за версту говорило о привычке повелевать.
Мирошников тоже очень внимательно ощупал меня взглядом. Причем, если я это делал исподтишка и ненавязчиво, то он осматривал меня, словно лошадь, которой через ми¬нуту предстоит участвовать в соревнованиях, и на которую он поставил ставку.
 Наше молчаливое созерцание друг друга прервала Ан¬на Сергеевна. Она вкатила маленький столик, на котором стояла неизменная бутылка коньяка, тарелка с тонко нарезанным лимоном и открытая коробка шоколадных конфет.
- Прошу, — она сделала жест рукой, как бы предлагая отведать то, что она привезла, и уселась у окна на диван. При этом халат разошелся, открыв на всеобщее обозрение довольно загорелые коленки. Перехватив мой взгляд, Мирошникова, неспеша, запахнула полы своего диковинного халата.
 Павел Иннокентьевич разлил в рюмки коньяк, поднял свою, посмотрел сквозь нее на свет настенного бра и, повернув ко мне голову, сказал:
- За знакомство.
Надо сказать, что коньяк пить Мирошников не умел. Он опрокинул рюмку себе в рот, сморщился и занюхал лимоном.
 Я пригубил свою и поставил ее обратно. Некоторое время стояла тишина. Потом Павел Иннокентьевич достал из кармана брюк «Мальборо», предложил мне сигарету, закурил сам.
- Михаил Иванович, — начал он. — Видите ли, дело, которое я Вам хочу предложить, касается моей семьи. — Мирошников посмотрел на жену, прочистил горло и продолжил. — И я хочу быть уверенным, что все то, что я Вам расскажу, не выйдет за стены этой квартиры.
Я отхлебнул еще коньячку и сказал:
- Пал Иннокентьевич! Вы мой первый клиент, и, поверь- те, мне бы не хотелось с первых же шагов создать себе репутацию человека, не умеющего держать язык за зубами.— Немного помолчав, я добавил, — можете на меня положиться, — решив, что это прибавит веса ранее сказанным словам.
 Мирошников хлопнул еще рюмку, встал с кресла и задумчиво стал ходить из угла в угол.
- У меня из квартиры украли напольные часы... Очень дорогие часы... И мне необходимо их вернуть.
 Я ожидал чего угодно, но такой поворот событий сбил меня с толку.
- Опишите их, пожалуйста.
- Что Вам сказать? — Мирошников вновь уселся в кресло. — Часы очень большие по нынешним меркам. Почти маленький шкаф. Два метра вышиной. Шириной около шестидесяти-семидесяти сантиметров. Большой круглый циферблат, такой же большой маятник. Впереди открывающаяся панель с внутренним замком.
 Вспоминая, он разминал сигарету, и сухой американский табак сыпался на паркет. — Да! Часы очень тяжелые — они сделаны из красного дерева. Когда их сюда заносили, четверо грузчиков еле справились... Что еще? Мирошников вопросительно посмотрел на жену.
- Часы с боем, — наконец вступила в разговор и она.
- Да, да, там, на циферблате два заводных отверстия.
- Я сейчас покажу Вам фотографию, — сказала Анна Сергеевна. — Мы как-то фотографировались дома, и часы попали в объектив.
 Из тумбочки, на которой стоял телевизор, она достала большой красный альбом и, перевернув несколько плотных картонных страниц, протянула его мне.
 На фотографии была запечатлена семейная попойка. За столом сидело человек десять гостей, среди которых я без труда узнал моих клиентов. Справа от стола, как раз из-за спины Мирошникова, выглядывали массивные напольные часы. Ракурс фотографии был не очень удачен, и они выглядели несколько смазанными. Тем не менее, представление о том, что мне предстоит искать, я получил. Я захлопнул альбом и отдал его Анне Сергеевне.
- Давно эти часы у вас?
 Мирошников закурил полувысыпавшуюся сигарету, и она ярко вспыхнула, лизнув пламенем его мощный нос. Он рез¬ко отвел руку и поморщился.
- Этим часам лет двадцать уже.
- И до сих пор очень точно ходили, — добавила Анна Сергеевна.
- А что еще было у вас украдено?
- Представьте… ничего! — Мирошников вновь встал и заходил по комнате. — И знаете, что удивительно? Это было сделано наглым образом - днем. Причем, многие видели, как их выносили.
— И что же, никто не поинтересовался, откуда тащат та¬кую... тяжесть.
— Увы! — вздохнул Павел Иннокентьевич. — Днем до¬ма одни пенсионеры... Да и потом, когда я расспрашивал свидетелей, они говорили — все было настолько спокойно и обыденно, что никому и в голову не пришло, что это могла быть кража.
— А в милицию Вы обращались?
— Нет! И делать этого не собираюсь.
— А почему, Пал Иннокентьевич?
Мирошников снова плюхнулся в кресло и скрепил руки на затылке.
— Михаил Иванович, я пока не могу Вам открыть всего, что связано с этими часами. Но, поверьте, как только это будет необходимо, Вы все узнаете. Это, в частности, и объясняет, почему я обратился к Вам, а не в милицию. Пока же у нас одна цель — найти эти часы или то, что от них оста¬лось. В средствах не стесняйтесь. Я заплачу Вам столько, сколько будет необходимо. Считайте, что они антиквариат, стоящий бешеные деньги, или, что они сделаны из золота... В общем, они мне очень дороги, и я не пожалею средств и сил, чтобы отыскать их.

 ГЛАВА 4
 Я шел плохо освещенными улицами. Погода стояла отвратительная. Под ногами хлюпал полурастаявший снег, который в изобилии падал целый день. Теперь же с неба сыпал мелкий холодный дождь. И это в январе! Осевшие грязные сугробы навевали уныние. Многочисленные ларьки моргали резким разноцветным светом гирлянд. По вконец разбитым дорогам, с осторожностью слепого, пробирались иномарки. Более приспособленные к нашим условиям «уазики», с ревом проносились, обдавая зазевавшихся прохожих грязью.
 Дома, переодевшись в свой махровый халат, я разложил на столе все то, что получил от работодателей Мирошниковых, закурил сигарету, включил телевизор и сел поразмышлять в кресло.
 На столе лежали деньги в количестве одного миллиона рублей и новенький пистолет с полной обоймой патронов.
 Пистолет поблескивал хромированным боком, резко выделяясь на белой скатерти.
Мирошников вручил его мне перед самым выходом.
- Это Вам... На всякий случай. — Он несколько засмущался. — Но милиции рекомендую не показывать!
Я, нисколько не смутившись столь необычным подарком, словно это было привычным делом, сунул его в карман куртки и вышел за дверь.
 Всю дорогу домой я, славно слепой, трогал оружие рукой — изучал его пальцами. Гладил ребристую поверхность рукоятки. Просовывал мизинец в дуло. Ощупывал нежный изгиб спускового крючка и каменную твердость затвора. Сейчас оружие лежало на столе.
 Итак, что я знал о деле, которое мне предстояло распутать? Увы, немного... Пропали громоздкие часы из квартиры чиновника. Лица второго после городского «головы». Дальше. Это лицо во что бы то ни стало хочет вернуть потерянную собственность.
 «Считайте, что они сделаны из золота». — Эти слова прочно засели в моей памяти. Стало быть, либо это очень ценная собственность, либо... что-то в них спрятано.
 Это наиболее правдоподобная версия, поскольку Пал Иннокентьевич не захотел впутывать в свое дело милицию.
 Честно говоря, чем больше я размышлял, тем больше мне это дело не нравилось. Еще этот пистолет! Он постоянно притягивал мой взгляд. Он просился в руки и отдавался им, славно проститутка мужчине.
 Размышления мои прервал звонок телефона. Это был Сашка Афанасьев. После обычных — привет, привет, Сашка, не объясняя ничего, и тоном, не допускающим возражения, оказал, что через час приедет ко мне по важному делу.
 - Жди, — приказал он и бросил трубку.
 Надо сказать, что такое поведение было для него необычным, и я несколько удивился, одновременно обрадовавшись, что он скрасит мой вечер.
 Быстренько одевшись, выскочил из квартиры и помчал¬ся в близлежащий универсам. Ведь надо было чем-то встречать друга. Да и человек я теперь был богатый. Вечерняя, пятичасовая толпа схлынула, и редкие покупатели мелькали в дверях магазина. У самого входа, в холодной луже, лежал какой-то ханыга весь черно-грязный и миролюбиво матерился, протягивая руки к проходящим женщинам, которые его опасливо обходили.
 Магазин был пуст, словно в нем скупили все подчистую. Молоденькая продавщица с унылым видом смотрела на мое решительное приближение. Когда до прилавка осталось три шага, она сложила руки на груди и вздернула кверху голов¬ку, увенчанную накрахмаленной белой пилоткой, как бы советуя: «Шел бы ты...».
 Я тоже не остался в долгу и ей подыграл. Видели вы, с каким многообещающим выражением лица выходит на сцену фокусник? Именно с таким выражением я и подошел к девушке. Поверьте — это испытанный метод на молодых и еще неопытных работниках торговли. Конечно, если перед вами прожженная, расплывшаяся от сытой жизни торгашка, то ей сам черт — не указка.
 Из магазина я вышел довольный. Молоденькая продавщица меня все же отоварила. В руке болтался боль¬шой пластиковый пакет, в котором лежала масса продуктов.   Ханыга переполз к самой двери, оставив за собой мокрый след, и сейчас пытался проникнуть внутрь магазина. Я любезно оставил дверь открытой и пошел домой.
 Сашка Афанасьев прибыл ровно через час. Меня всегда удивляла его точность, и если он что-то обещал, то, поверь¬те, обещание свое выполнял точно и в намеченный срок.
 Я успел сварганить скромный ужин, и мы тотчас, по его прибытии, сели за стол.
— Миша! — начал он. — Я тут раскопал одну новость. Оказывается, наш Куприянов якшается с твоей Мирошниковой.
 Я подцепил вилкой кусок колбасы и отправил его в рот. Сашка был в курсе моих дел, я от него ничего не скрывал.
— Я ее видел у него, — продолжал мой друг. — И по¬верь моей интуиции, они занимаются темными делами.
— Как тебе это удалось выяснить?
— Ты знаешь, я теперь по чаще к нему стал ходить. На¬доело безделье и безденежье. В общем, пытаюсь его «достать». Как известно, «Просящему, да воздастся». Вот я и хочу не мытьем, так катаньем выбить у него денег. В общем, пытаюсь внушить ему, что коли он директор, то дол¬жен что-то предпринимать, поднимать институт, а не протирать штаны и не наживать геморрой.
 Вот, в одно из таких рандеву и увидел выходящую из его кабинета даму. И знаешь, только мы с ней разминулись, меня как обухом по голове стукнуло. Вспомнил, как ты ее описывал, и понял, что это твоя Анна Сергеевна.
 Забежал к секретарше, спросил — кто такая. Оказалось точно — она. Я сразу назад, за ней. Посмотрю, думаю, что это ей понадобилось в нашем НИИ. Она спустилась на первый этаж, тот, который сдан в аренду этим новоявленным мальчикам-бизнесменам, и прямиком в кабинет их «босса». Пробыла там недолго, потом тот ее проводил до выхода и посадил в белую «Волгу».
— Интересно! — я закурил сигарету и протянул пачку Сашке.
Он отрицательно покачал головой и вытащил свой неизменный «беломор».
 Некоторое время мы молчали и, вперемежку с дымом, потягивали пиво.
 - А как зовут этого «босса»? — спросил я Сашу.
Внешне я его знал хорошо. Когда каждый день ходишь
на работу, нельзя не запомнить человека столь колоритного. Слово «босс», которым его окрестил мой друг, как нельзя лучше подходило к этой фигуре.
 Этот дядька обладал коренастым и плотным телом. И хотя он имел довольно солидный животик, толстым его назвать было нельзя. На широких плечах сидела маленькая, не по фигуре, головка с пышной кудрявой и одновременно се¬дой шевелюрой. Румяные щечки выступали вперед, а среди них произрастал мясистый ноздреватый нос. Маленькие же птичьи глазки смотрели всегда с хитрецой. Я нередко натыкался на этого человека, шатаясь без дела по институту, и его колючий, хитрый взгляд мне запомнился.
— Зовут его, — между тем продолжал Саша, — очень интересно. — Нестор Николаевич Марченко.
— Судя по фамилии — хохол? — спросил я.
— Возможно. Но это все, что мне удалось выяснить.
— И это неплохо.
Я налил в бокал еще пива.
— Как Надежда поживает? — Я сменил тему разговора. Надеждой звали Сашину жену.
— Нормально. Только вот пилить стала. Жить не на что.
 Сашка вздохнул и отхлебнул из стакана. — Ей тоже второй месяц не платят.
 Я встал и вышел в спальню. Вернулся оттуда со своей небольшой сумкой, вжикнул «молнией» и высыпал на стол аванс — один миллион рублей.
 Сашка поперхнулся дымом и уставился на меня.
Груда денег, оказавшаяся на столе, выглядела действительно впечатляюще. Все деньги были в банковских упаковках. А поскольку крупнее, чем тысячных купюр, в пачках не было, то на столе образовалась солидная куча.
— Откуда это у тебя? — спросил Сашка.
— От Мирошникова.
— И сколько здесь?
— Ровно один миллион. — Я задумчиво пожевал фильтр и добавил: — И его мне нужно отработать.
 Мы некоторое время сидели молча. Саша завороженно смотрел на деньги, а я на него. Тут действительно было над чем задуматься. Я поначалу тоже был ошарашен, когда по¬лучил эту кучу.
 Наша паскудная жизнь заставляла ценить каждый рубль и нервно вздыхать в магазинах, видя изобилие иностранных продуктов в красивых упаковках.
— Да-а-а! — протянул наконец Сашка, оторвавшись от созерцания денежных знаков. — Видно здорово ему нужны эти чертовы часы.
 Я отсчитал триста тысяч и протянул их другу.
— Это тебе.
 Сашка на мгновенье застыл, потом зло сплюнул и вскочил со стула.
— Это ты так понял мой приход? — он оттолкнул руку и бросился к выходу. Я среагировал быстро, потому что иной реакции и не ожидал. Схватил Сашку за полу пиджака и с силой посадил его назад.
— Не кипятись, — с этими словами я вынул пистолет; и положил его на край стола.
 Саша недоверчиво поднял глаза.
— Господи! А это откуда?
— Все оттуда же.
 Пока Сашка вертел в руках оружие, я рассказал ему все.
— Вот поэтому и прошу тебя помочь, — продолжал я. — И эти деньги тебе за работу, за помощь. Мне все одно — од¬ному не справиться. И пойми, наконец, что плачу не я тебе, платит Мирошников — нам. Я просто передал. Ну как, устраивает тебя такой расклад?

 ГЛАВА 5
 Утро выдалось морозное. Я проснулся в восемь часов утра и почувствовал себя бодрым, готовым своротить любые горы. Наш вчерашний разговор с Сашкой Афанасьевым дал мне обильную пищу для размышления. И я решил, как пишут в милицейских детективах, разработать версию «Босс». Эта колоритная фигура все больше и больше меня интриговала.
 Быстренько позавтракав, я вывел из гаража свой старенький «жигуленок» и поехал в НИИ. Там, став за автобусной остановкой, стал ждать. Долгое время ничего интересного не наблюдалось. Входили и выходили люди. Изред¬ка мелькали проворные мальчики в кожаных куртках. И лишь ближе к обеду, когда я отчаялся увидеть что-либо интересное, и выкурил почти пачку сигарет, в дверях появился «босс».
 Он вышел уверенной, неторопливой походкой чело¬века, знающего себе цену. За ним крался паренек, худенький, весь какой-то осторожно-хитрый, и словно зверь, крутил постоянно головкой, как будто к чему-то принюхиваясь.
 «Босс» окинул взглядом окрестности и погрузился в «Москвич», следом за ним на водительское сиденье юркнул сопровождающий его паренек.
 Ехали они медленно и осторожно. «Москвич» старатель¬но объезжал все рытвины на дорогах, боязливо жался к обочине, когда навстречу попадалась машина. Перед нерегулируемым железнодорожным переездом, у знака «Стоп», он притормозил, как и предписано правилами, и, рывком тронувшись, переехал через рельсы.
 По всем признакам за рулем сидел новичок. Мне не составляло труда незаметно следить за ними.
 Переехав еще один железнодорожный переезд, мы стали приближаться к большому микрорайону, расположенному на обеих сторонах реки, рассекавшей его надвое. Здесь
дорога раздваивалась.
 Первая вела прямо в микрорайон, другая кольцом охватывала небольшую железнодорожную станцию, после чего соединялась с первой. Чтобы не привлекать внимания, я поехал по второй, прибавив скорости, и не ошибся. На перекрестке я оказался чуть раныше «Москвича» и, пропустив его вперед, снова поехал следом.
 Мы миновали весь жилой сектор и углубились в пригород. На самой окраине «Москвич» свернул на хорошо уезженную дорогу и скрылся за высокими елями. Я в нерешительности притормозил, думая, что же делать дальше. Ехать следом — можно наткнуться на преследуемых, остановиться — можно их потерять.
 К моему счастью, я продолжал медленно катиться и вскоре, в разрыве между елками, увидел стоящий «Москвич». Свернул в подвернувшуюся улочку, выскочил из машины и, подобравшись к высокой, добротно сделанной изгороди, стал из-за угла наблюдать за происходящим.
 Место было тихое. Пригород почти закончился и переходил, надо полагать, в дачный поселок. Потому как вид имел нежилой и запущенный. Да и громадных размеров строения с обширной территорией, огороженной крепким и высоким забором, не оставляли в этом сомнения.
 «Босс» вывалился из машины и подозрительно огляделся. Прощупав своими колючими глазками дорогу, он решительно открыл калитку и направился к высокому дому с мансардой. Меня очень заинтересовало это путешествие.
 Взобравшись на крыльцо, он отряхнулся и подергал дверь. Она оказалась запертой. Тогда он в раздумье закурил, оглянулся на «Москвич» и, подняв руку, постучал. Это не произвело ровно никакого эффекта. Покрутившись еще ми¬нут пять, Марченко поковылял обратно.
 Когда машина с «боссом» уехала, я вырулил на дорогу и, проехав чуть дальше того места, где стоял «Москвич», остановился. Вынув из опустевшей пачки дежурную сигаре¬ту, я с отвращением закурил и стал наблюдать за домом.

ГЛАВА 6
— Стой парень, где стоишь. И не вздумай со мной шутки шутить.
 Справа от темного окна стоял грузный мужик, направив на меня револьвер. Оружие казалось игрушкой в его огромной руке.
— Штырь, зажги свет и обыщи его.
Вспыхнул свет, и тощий длинный парень (все же, как удивительно точно иногда даются клички) опасливо и как - то бочком двинулся ко мне. Его проворные ручонки быстро ощупали куртку и выудили оттуда мой «Макаров».
— Эге-ге, — довольно промычал толстяк, поймав на лету пистолет, который ему кинул напарник. — Да ты никак «легавый».
 Он передал свой допотопный револьвер Штырю, а сам занялся моим оружием.
 Вынув обойму с патронами, мой собеседник спрятал ее в карман и вновь обратился ко мне.
— Ну что молчишь? Кто такой? Отвечай.
 Мне, честно говоря, вместо ответа хотелось звиздануть по этой ухмыляющейся морде. Но, увы, когда я тихо зале¬зал в дом, то не предполагал, что окажусь в столь милой компании. Я одной рукой почесал в затылке.
— А что ты хочешь узнать?
— Кто ты такой и зачем сюда забрался.
— Не слишком ли много вопросов?
— Ты гляди, Штырь, веселый нам парень попался. — Толстяк достал сигарету, закурил и сел в плюшевое кресло.
 — Может подстрелим ему кое-что. — Он взял у Штыря револьвер и направил его между моих ног, как раз туда, где они сходятся. Щелкнул взводимый курок.
— Договоримся? — ухмыльнулся толстяк, оставшись довольный своей шуткой.
 Я опять опустил одну из поднятых вверх рук и почесал в затылке.
— Вряд ли.
— Слушай, Штырь, а он мне все больше нравится. По- шмонайка его еще. Давай сюда все, что у него там есть.
 На этот раз меня выпотрошили досконально. На огромных ляжках толстяка лежали мой паспорт, водительские права и удостоверение частного детектива.
— Ба! Да это не легавый, это всего лишь щенок, — за¬ржал толстяк, а следом за ним захихикал Штырь.
— И чего ж ты сюда полез, дурачок!
— Слушай. Мне кажется, ты стал повторяться. — Я ус¬тал держать руки кверху, опустил их и уселся на стул, стоящий рядом. — Дай мне сигарету.
Толстяк несколько секунд подумал, потом протянул Штырю револьвер.
— Держи его на прицеле.
Он вынул из бокового кармана пачку «явы» и не спеша подошел ко мне.
Я выудил сигарету и сунул в рот.
— Может, и прикурить дашь?
— Может и дам. — Толстяк как-то странно улыбнулся и вытащил из кармана брюк плоскую зажигалку.
Он поднес мне ее слишком низко. Я должен был понять подвох. Но, увы, не понял. Как только я наклонился к язычку пламени, мир разорвался тысячами звездочек.

ГЛАВА 7
Сознание возвращалось мучительно медленно. Видимо, моей голове досталось здорово. Она гудела, как колокол, к горлу подкатывала тошнота. Я попытался открыть один глаз. С третьей попытки мне это удалось сделать, но я ниче¬го не увидел. Я попытался сделать то же самое с другим. С ним справился быстрее, но все равно ничего не увидел.
 Пошевелив конечностями, определил, что полностью владею своим телом. Еще немного полежав и подумав о превратностях судьбы, я с трудом встал на четвереньки. Мышцы предательски дрожали, а во рту появился металлический при¬вкус. Еще одна такая переделка и конец моей сыскной карьере.
Наконец-то до меня дошло, что в комнате нет света. Видимо, недавние мои знакомые Штырь и здоровяк решили, когда уходили, что мне будет лучше без него.
 Кое-как встав на ноги, я доплелся до стены и нащупал выключатель. Обстановка казалась нетронутой, а на круг¬лом столе аккуратной стопочкой лежали все мои, вынутые Штырем, документы, элегантно придавленные сверху пистолетом. Что удивительно, полная обойма, с тускло отсвечивающими патронами, лежала рядом.
 Размышлять на эту тему у меня не было никакого желания, да и возможности. Голова разболелась так, что малейший поворот причинял мне огромные страдания. Я, стараясь не делать лишних движений, побросал все свое барахло в карман куртки, выключил свет и вышел вон из дома.
 Мой старенький «жигуленок», словно верный конь, дожидался меня за изгородью. Беглый взгляд, брошенный на него, сказал, что «коняга» вроде бы в порядке. На боль¬шее я был не способен. Машина на самом деле оказалась на ходу. Она быстро завелась и понесла меня по узкой, об¬саженной елями, грунтовой дороге домой.
 Бросив машину у подъезда и заперев ее, я поднялся на второй этаж, в свою холостяцкую квартиру. Скинул куртку, сапоги и пошел в ванную. Пустил в нее горячую воду, вылил три колпачка шампуня. Потом порылся в аптечке, выпил две таблетки анальгина и взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрела унылая рожа с кровавым засохшим подтеком, начинающимся где-то на затылке и кончающимся у мочки уха. Правый глаз подергивался, как бы подмигивая мне и призывая не унывать.
 Я с отвращением сплюнул и стал раздеваться.
Отмокал я долго. Горячая ванна и анальгин сделали свое дело: боль утихла, и я предался размышлениям.
Что делали эти два типа в доме, который я намеревался обследовать? Штырь — явный уголовник. За это говорит кличка и наколка на руке, которую я успел заметить. Зовут его, наверняка, Коля. По крайней мере, об этом свидетельствовала та же наколка. Ведь не станет человек увековечивать на своей руке чужое имя.
 Второй — птица иного поле¬та. Ведь чем-то объясняется то, что мои документы остались целы. Будь это уголовники, не видать бы мне их больше. Дальше. Меня не «пришили». Тут может быть два варианта. Либо я случайно оказался па их пути и они не имеют к моему расследованию никакого отношения, либо я зашел не достаточно далеко, чтобы меня можно и нужно было убрать.
 Я вылез из ванны, накинул махровый халат и поплелся на кухню. Пошарил в холодильнике, нашел два последних яйца, кетчуп, немного сала. Сварганил яичницу с салом, залил все это кетчупом, отломил кусок черствой булки и устроился за столом.
 То, чего я искал в загородном доме, не было. Для этого было достаточно беглого взгляда. Напольные, из красного дерева часы — не булавка, их не спрячешь. Собственно за этим я и залез на эту дачу, представления не имея, чья она. Часа три наблюдал, куря сигарету за сигаретой.
 Окруженный высоким забором дом с мансардой скрывался за пышными елями. Справа, в цокольном этаже, виднелись во¬рота гаража. На занесенной снегом тропинке никаких следов, кроме следа Марченко. Стекла окон холодно поблескивали в последних лучах заходящего солнца. И вообще, этот дачный уголок напоминал райское местечко, где нет места никаким заботам.
 Да, теперь я понял, что сглупил, поленившись обойти дачу кругом. Обойди я ее — наверняка бы заметил следы, оставленные здоровяком и Штырем, которые вопреки логике, пробрались в дом с задворок, где снегу чуть ли не по пояс, и куда я сунуться не захотел.
 Ну что же! Поделом тебе, Михаил Иваныч!
Я поставил тарелку в раковину, попил жиденького чай¬ку, посмотрел через окно на свой «жигуленок», сиротливо стоящий во дворе, и поплелся спать.

ГЛАВА 8
 Ночь прошла кошмарно. Большая шишка, любезно по¬ставленная мне здоровяком, не давала спокойно спать. Я вставал, ходил по комнате, курил, пил анальгин, пока вконец измученный не забылся лишь под утро. Проснувшись, долго размышлял: не устроить ли мне выходной. Но чувство собственного достоинства победило, и я встал.
 Поскольку обыск дачи ничего не дал, я решил выяснить хоть что-нибудь о моих вчерашних знакомых, а заодно пополнить запасы провизии, так как холодильник был пуст, а затем по¬завтракать.
 На улице слегка подмораживало. Мой «коняга» покрылся за ночь тонким слоем снега. Увы, все попытки завести машину не дали положительных результатов. Ругая себя на чем свет стоит, я вылез из холодного нутра «жигуленка».
 Давно надо было сменить аккумулятор. Делать было нечего, я вышел на соседнюю улицу и стал ловить грузовичок, предварительно захватив из багажника специально спрятанную для этих целей бутылку водки.
 Поднял руку с бутылкой и вскоре поймал мусоровоз. А через двадцать минут моя машина сотрясалась тремя поршнями. Я отвязал от переднего бампера длинную парашютную стропу, за которую меня тягал грузовик, забросил ее в багажник, сел в машину и, дождавшись, пока она прогреется, и в строй вступит четвертая свеча, поехал.
 Первым делом заехал в автосервис, где мне сменили аккумулятор. Затем в универсаме накупил продуктов и отвез Их домой. Обеспечив себе, таким образом, беззаботную жизнь на неделю, я решил начать с ресторанов.
 Мысль моя была проста: Штырь и здоровяк наверняка ведь набивают себе где-нибудь брюхо. И почему бы им это не делать в ресторанах. Следовательно, нужно там потолкаться и порасспросить персонал об этих двух типах.
 Я ехал по заснеженным улицам, осторожно притормаживая на перекрестках. Лениво падал снег, мигали светофоры. Первый ресторан, самый престижный в нашем городе, назывался «Олень». Он был почти пуст в это дневное послеобеденное время. На небольшой сцене лениво разминались музыканты, готовясь к вечеру.
Молодой, юркий официант, с тоненькими, словно ниточка усиками, в видавшем виды костюме, в синей бабочке, которую не гладили по меньшей мере месяц, ловко подскочил ко мне.
— Желаете пообедать?
 Я оценивающим взглядом обвел помещение и молча кивнул головой.
— Прошу, — он указал мне на столик у окна. — Что будем заказывать?
 Я пробежал глазами меню и заказал солянку, бифштекс и салат «оливье». Молодой человек удалился, а я стал осматривать помещение и немногочисленных посетителей.
Днем ресторан представлял унылое зрелище. Дневной свет выставлял на обозрение пыльные, темно-синие портьеры, облезлую буфетную стойку и бледных заспанных официанточек.
 За тремя столиками сидели несколько мужчин — явно командировочные и поглощали немудренный обед. Местная «поп-группа» состояла из кудрявого мордастого ударника и двух волосатых гитаристов. За пианино сидела женщина лет тридцати пяти, располневшая, в больших дымчатых очках. Все они, кроме ударника, тихонько, словно находились в прострации, наигрывали какую-то незамысловатую мелодию.
 Когда официант принес мне салат и солянку, я как бы между прочим спросил:
— А скажи-ка, приятель, Коля здесь давно не появлялся?
— Простите? — официант сложился почти вдвое. — Ка¬кой Коля?
Я заговорчески подмигнул ему и пояснил:
— Да, понимаешь, дружище, друг мне один задолжал...
Проигрался в карты, а долг не отдает. Николаем зовут. Мо¬жжет, видел его. Тощий такой и длинный. На руке наколка — Коля. Штырем его кличут. Слыхал?
— Нет. Такого не видел, — официант разогнулся.
— Слушай, — не унимался я. — Помоги! Спроси своих коллег. Если поможете, я за ценой не постою.
Официант заглотил живца и помчался допрашивать сон¬ных девиц. Вместе с бифштексом он мне принес известие, что никто Штыря не видел и не знает.
 Я быстренько проглотил свой обед, который с таким же успехом можно было назвать и завтраком, расплатился и поехал дальше.
 К вечеру три ресторана, пять кафе и четыре закусочных были мной проинспектированы. Результатов не было. Но я не очень расстроился. Отсутствие результата — тоже результат, как любит говорить мой друг Сашка Афанасьев.
 В свете фар я открыл двери гаража, загнал машину и пошел домой. Проходными дворами, увязая в снегу, подо¬шел к своей пятиэтажке, привычно посмотрел на окно квартиры и с удивлением увидел в спальне свет.

 ГЛАВА 9
 Как известно, если в квартире горит свет, то это значит, что кто-то там есть. Ну а поскольку меня там не было, так как я в это время стоял на улице и, глупо улыбаясь, пялился на окно собственной квартиры, то единственно правильной мыслью была мысль, что у меня в квартире «гости». Человек я очень педантичный и всегда, когда ухожу, выключаю свет. Тем более сегодня.
 Я ушел из квартиры при свете дня и очень хорошо помнил, что свет включал лишь в туалетной комнате. Ни одного из родственников в этом городе у меня нет, а друзьям, то бишь другу — Сашке Афанасьеву никогда ключа не оставлял. Не было такой необходимости. С женщинами у меня тоже был перерыв.
 Почувствовав, что замерзают ноги, я принял единственно мудрое решение — позвонить другу. Непринужденно покуривая сигарету, я прошествовал по другой стороне двора вдоль высокого, но редкого кустарника, посматривая сквозь детскую площадку на свой подъезд. Около него стояла не¬притязательная «шестерка». Я не стал гадать, на ней ли явились «гости», либо они пришли пешком. Дойдя до телефонной будки, набрал Сашкин номер.
 Трубку подняла Надежда.
— Здравствуй, Наденька! — я старался, чтобы голос звучал жизнерадостно.
— Мишка, ты?
— Неужто не узнала?
— Вот сейчас похоже.
— Супруг дома?
— А где ж ему быть? Конечно дома.
 И в трубку я услышал, как она крикнула Сашку.
 Я рассказал ему о сегодняшнем происшествии и попросил позвонить мне домой, дабы узнать, кто же там шурует.
— А тебе я перезвоню через десять минут.
 Через десять минут позвонить мне не удалось, так как в телефонную будку влезла огромных размеров баба с лохматой собачонкой в руках и болтала без умолку чуть ли не полчаса.
 Сначала я терпеливо топтался у будки, всем своим видом выказывая огромное желание поговорить по телефону. Но баба прикрывала заплывшие глазки, дышала паром на стекла, отчего они скрывали ее от меня, а то и просто отворачивалась.
 Мое терпение лопнуло, и я силой открыл дверь.
— Имейте совесть, мадам! — сказал я высокопарно.
— Молодой человек, Вы просто хам, — ответила на мою учтивую речь мадам и решительно попыталась закрыть дверь.
 Чувствуя, что словесная перепалка ни к чему не приведет, я (молниеносно просунул руку между головами женщины и ее лохматой спутницы и нажал на рычаг.
 Женщина взвизгнула и, выставив перед собой собаку, обрушилась на меня всей массой своего тела. Лохматое животное, оскалив крохотные зубки, зарычало.
 Мне надоела эта комедия и я, увернувшись, легонько подтолкнув этот удивительный симбиоз в спину, сам юркнул в кабинку и вцепился в ручку двери.
 Но мадам оказалась из скандалисток. Знаете, бывают такие женщины, которые собственное превосходство доказывают криками и шумными разборами. Ночная и уже пустынная в это время улица огласилась воплями:
— Хам! Сука! А еще молодой человек. Да как ты смеешь так поступать с женщиной. — Она обращалась скорее
не ко мне, а к невидимым зрителям, поворачиваясь во все стороны, воздевая руки вместе с лохматой подружкой к небу. — Таких расстреливать нужно. Напьются, как свиньи, и блюют в общественных местах.
 Это становилось уже интересным, так как я был абсолютно трезв, а на улице никого не было. Но, увы, таких, как она, это не смущало.
 Дама вошла в раж и, брызгая слюной, пританцовывала вокруг будки, не давая мне сосредоточиться. Да будь я даже йогом, и то не смог бы отрешиться от пронзительного голоса.
 Что ж мне оставалось делать? Зная таких людей, я знал и то, что остановить их словесный понос может только что- то экстраординарное — еще один шок.
 Я достал пистолет, постучал им по стеклу и направил на женщину. Достигнутый эффект трудно описать.
 Дама на минуту застыла. Глаза ее вылезли из орбит. Она смотрела на оружие, словно на клубок гремучих змей. За¬тем с невероятной для нее быстротой она крутнулась, при этом выронила собачку, и обе они стремглав побежали по улице, смешно выбрасывая ноги в стороны.
 Сашка мне сообщил, что моя квартира не отвечает.
— Попробуй, позвони в милицию, — посоветовал он мне.
— Я что-то в последнее время перестал ей доверять.
— Ты думаешь, это они там?
— Одно из двух: либо они, либо те, кто не хочет, чтобы я занимался этим делом.
— Вот что, — Сашка кашлянул в трубке. — Приезжай ночевать ко мне.
— Спасибо. Но я еще немного понаблюдаю за своими гостями. А твоим предложением непременно воспользуюсь, если не будет выхода. Пока.
— Миша, осторожней, — успел крикнуть мой друг, прежде чем я повесил трубку.
 То, что «гости» были еще у меня, я мог с уверенностью констатировать, потому что единственный выезд со двора, огороженный пятиэтажками, в числе коих был и мой дом, пролегал мимо телефонной будки. И никто еще по нему не проезжал. Если, конечно, быть уверенным, что «гости» заявились на машине.
 Я со всей осторожностью пробрался на детскую площадку и влез в детский домик, провонявший до невозможности кошками. Было несколько неудобно сидеть согнувшись дугой, но из маленького окошка хорошо просматривалась машина, ярко освещенная светом уличных фонарей.
 Теперь я возблагодарил Бога, что они еще целы и горят, хотя раньше, каюсь, подумывал смастерить рогатку и выбить лампочку в том, который мешал мне спать. Ждать пришлось недолго. Сначала из подъезда выскочил знакомый тощий водитель «Москвича», с которым днем ездил «босс» — Марченко, а потом появился Нестор Николаевич. Они, не задер¬живаясь, сели в «Жигули» и отбыли. Номер я на всякий случай запомнил.

 ГЛАВА 10
 Электричка противно и мелко задрожала, раздался тон¬кий визг тормозов. Запахло жженым металлом. Алиса Ми- рошникова выпорхнула из раскрытых дверей вместе с тол¬пой пассажиров. Два с половиной часа пути в битком наби¬том вагоне ее сильно утомили. Она с наслаждением вдохну¬ла морозный воздух.
 Толпа потянулась по платформе, к дальнему ее концу, где находилась лестница. Алиса подга¬дала, когда пройдут последние пассажиры, вынула из сумоч¬ки зеркальце и внимательно осмотрела свое лицо. Помады на слегка припухших губках было еще достаточ¬но. Подведенные карандашиком глаза чуть смазались ото сна, но выглядели неплохо. Девушка поправила шапку, спря¬тала назад, в сумочку, зеркальце и не спеша двинулась по пустой платформе к выходу.
 Алисе Мирошниковой недавно стукнуло двадцать два го¬да. Она училась в Москве, в медицинском институте на тре¬тьем курсе и примерно два-три раза в месяц наезжала домой к родителям.
 Поначалу частые приезды, теперь стали редкими, и обус¬лавливались лишь тем, чтобы, как она выражалась, почис¬тить перышки.
 Иногородние подруги, приехавшие издалека, завидовали ей. Им приходилось все делать самим. Денег хронически не хватало. А ведь выглядеть хотелось не хуже любой моск¬вички. Алисе в этом плане повезло: отказа в деньгах она не знала. Сановный папа щедро снабжал ими любимую дочь.
 Девушка прошла через небольшой сквер и оказалась на хорошо освещенной улице. Слепка подмораживало. Толпы народа сновали по магазинам. Невдалеке дети катались по зеркальному льду застывшей лу¬жи.
 Родители оказались дома, и вошедшая Алиса звонко их расцеловала.
— Ты надолго? — спросила мать.
— Уеду в понедельник утром.
— А как же занятия? — встрял в разговор Мирошников.
— У нас с утра анатомичка, — Алиса фыркнула, — я ее пропущу.
— И это будущий врач! — недовольно заметила Анна Сергеевна. — И часто ты пропускаешь занятия?
— Мам! Не волнуйся, у нас полгруппы не ходит на них.
— Девочки! — Павел Иннокентьевич подошел и обнял женщин за плечи. — Хватит ссориться. Давайте ужинать.
— Всегда ты так, — Анна Сергеевна высвободилась из объятий мужа. — Вместо того, чтобы воспитывать, все ба¬луешь.
 Мирошников еще раз чмокнул дочь в щеку, и та пошла к себе в комнату.
— Ладно, мать, не сердись. Дочь у нас уже взрослая, сама разберется.
 За ужином Алиса и узнала о пропаже старинных часов. Узнала она и о том, что нанят частный детектив для рас¬следования пропажи.
— Пап, да плюнул бы ты на эти часы. Зачем тратиться на детектива. Лучше новые купи.
— Видишь ли, девочка, это наше с мамой дело и позволь нам решать — искать их или нет.
 Мать искоса наблюдала за дочерью. Алиса непринуж¬денно пожала плечами, допила чай, сказала спасибо и по¬шла в душ.
 Встав под мощные струи горячей воды, она с наслажде¬нием подставляла под колющие струйки спину и бедра, смывая с себя усталость накопившуюся за день.
 В субботу утром Алиса проснулась поздно. Дома стояла тишина. Мать, как всегда это делала по субботам, ушла на рынок. Отец был на работе. Он работал по субботам, ре¬шая многочисленные дела, которым, казалось, никогда не будет конца.
 Девушка прошлась по трехкомнатной квартире, вдыхая родной запах дома, осмотрела комнаты, выглянула в окно. Термометр, прикрученный к створке, показывал ноль градусов. Рядом, на рябине суетились воробьи, нагло поглядывая на Алису. Ноздреватый серый снег просел, превратившись на тротуаре в грязный кисель, с крыши капало. Она задернула штору и пошла одеваться. Подойдя к большому зеркалу, стянула с себя ночную рубашку и стала рассматривать тело.
 За время учебы Алиса чуть-чуть похудела. Острые клю¬чицы обозначились сильнее. Грудь тоже стала поменьше, но это, пожалуй, ее не портило. Широкие бедра округло высту¬пали, переходя в стройные ноги с засохшей царапиной на коленке, которую Алиса получила на занятиях по аэробике. Покрутившись несколько минут, она осталась довольна сво¬им телом.

 ГЛАВА 11
 Ночевал я у Сашки. Всю долгую дорогу к нему думал. Думал над всем увиденным и сопоставлял все имеющиеся у меня факты. Автобус чертовски медленно тащился по об¬леденелой дороге, с трудом трогался у остановок. Пассажи¬ров почти не было. Сонная кондукторша клевала носом, хо¬тя и время-то было половина десятого вечера.
 Чем больше я думал, тем больше заводился. Нестор Ни¬колаевич начинал мне действовать на нервы. После того, как он уехал, в квартиру я не пошел. Мне не хотелось второй раз получить по затылку — в лучшем случае, в худшем же — меня запросто могли прихлопнуть. Связь Мирошниковой с «боссом» была налицо, и из этого нужно было делать вы¬воды.
Наутро, простившись с Надеждой и Сашкой, я решил позвонить Мирошникову. Был субботний день. После не¬скольких гудков трубку подняли и незнакомый женский го¬лос сказал:
— Алло-о.
— Простите. Это квартира Мирошниковых?
— Да-а, — с придыханием подтвердил голос.
— Пригласите, пожалуйста, Павла Иннокентьевича.
— Он на работе. А кто спрашивает?
— Сослуживец. — В мои планы не входило открываться.
— Если это так, то Вы должны знать, что почти все суб¬боты папа работает.
 Вот значит на кого я попал — на дочь. Это меня заин¬тересовало. Родители и словом не обмолвились, что у них есть дочь.
Вы знаете... я не совсем точно выразился. Я не сослу¬живец, я — частный детектив.
 Голос некоторое время молчал, затем сказал.
— Интересно-о... Вчера мне родители рассказывали о пропаже часов и о том, что наняли для расследования ка¬кого-то человека.
Вот этот человек я и есть.
— Интересно-о.
— А как Вас зовут?
— Алиса.
- Очень приятно. — Михаил, — отрекомендовался я.
Послушайте, Алиса. Мне необходимо с Вами встретиться.
— Для чего-о?
- Это касается моего расследования. То есть расследо¬вания дела вашей семьи.
— Но я же ничего не знаю. Я дома бываю редко.
— Вы живете в другом городе?
— Да... То есть учусь там. А здесь бываю наездами.
- И тем не менее, мне необходимо с Вами поговорить.
— Хорошо, — девушка сделала паузу. — Приходите.
— Нет. Разговор должен произойти на нейтральной территории.
— Когда и где?
— Давайте часиков в одиннадцать, в ресторане «Олень». Там мы пообедаем и поговорим. Единственная просьба: не говорите родителям, куда идете. Хорошо?
— Хорошо-о. Вы, Михаил, меня просто заинтриговали.
Да! Но как я Вас узнаю?
— Опишите себя, Алиса. Я сам к Вам подойду.
- Хм, — хмыкнула девушка и с минуту молчала. — За¬дали Вы мне задачку. Никогда себя не описывала. Тем бо¬лее мужчинам.
— А Вы попробуйте.
— Значит так... Рост у меня — метр шестьдесят пять... Фигура стройная... Короткая стрижка.
Девушка замолчала, и я решил ей помочь.
— Как выглядит Ваше лицо?
— Хм-м, — опять сказала она. — Обычное лицо. Мно¬гие говорят симпатичное.
— Какие-нибудь особые приметы.
— Никаких... Хотя, постойте. На правой щеке родинка... Знаете, раньше женщины специально клеили их на щеки. Называли «мушками».
— Как Вы будете, одеты?
— Вот этого я Вам сказать не могу. Я еще не знаю, что одену.
— Тогда оденьте что-нибудь такое, я не знаю... Брошь, шарфик или еще чего. Но чтобы я сразу Вас смог узнать.
— Я одену крупные бриллиантовые сережки. Они старин¬ные, а потому необычные. По ним Вы меня сразу узнаете.
— Договорились. Жду, — сказал я и повесил трубку.
 …В квартире моей царил беспорядок. Прежде чем в нее войти, я долго ходил вокруг дома, присматривался и принюхивал¬ся. Наконец, сжав в кармане рукой пистолет, вошел в подъ¬езд.
 Мой «хитрый» французский замок, имеющий, как утверж¬дала инструкция, тысячу и один секрет, тем не менее пал под искусной рукой взломщика, И судя по тому, что он до сих пор запирал дверь и спокойно открылся, как только я сунул ключ и повернул его, взломщику не составило боль¬шого труда с ним справиться. Что же, теперь он вышел из доверия и мне срочно придется его менять.
 Моя однокомнатная квартира походила на свалку. Все дверцы стенки были открыты и содержимое вывалено на пол. Книжный шкаф отодвинули и рядом в живописном бес¬порядке лежали книги. Причем было видно, что команда Нестора Николаевича изрядно потрудилась, просматривая каждую. Здорово им пришлось попотеть, так как книг у меня изрядное количество.
 Телевизор стоял почему-то на подоконнике, а переверну¬тая вверх ножками тумба из-под него лежала на диване. На кухне обстановка оказалась сносной. Здесь тщательно осмотрели единственный шкаф с немногочисленной посудой и вывалили содержимое мусорного ведра прямо на середину комнаты.
 Интересная мысль — что-то прятать в мусорном ведре. Ванную комнату и туалет почти не тронули. Пошуро¬вали в смывном бачке — крышка валялась рядом, и из-под ванны шваброй вытащили банки с краской.
 Я позвонил Саше, вкратце рассказал ему о погроме в квартире и о будущей встрече с Алисой. Затем принялся наводить порядок, так как времени до встречи оставалось немного.

 ГЛАВА 12
 Алиса задумчиво перебирала платья, стоя перед раскры¬тым шкафом. Ее взбудоражил и заинтриговал недавний звонок. «Почему он хотел говорить именно со мной?». Де¬вушка рисовала в воображении коренастого, уверенного в себе человека лет под сорок. «Черт побери, эта история ста¬новится интересной».
 Она выбрала тонкое голубое платье, подбежала к зерка¬лу и прислонила его к себе.
 «Да. Пожалуй, в самый раз. Бабушкины серьги будут смотреться. На руку я надену тонкий золотой браслет, пода¬ренный отцом при поступлении в институт».
 Ее мысли прервал звук хлопнувшей входной двери, а че¬рез минуту раздался голос матери.
— Алиса, ты дома?
— Да, мам.
— Возьми у меня сумку.
 Алиса положила платье на кресло и пошла в прихожую. Анна Сергеевна снимала с себя тяжелую цигейковую шубу.
— Рынок сегодня был великолепен.
 Алиса подняла тяжелую авоську и потащила на кухню.
— Мам, я сейчас ухожу.
— Куда? — спросила вошедшая следом мать.
— Меня, мамочка, пригласили в ресторан.
— Интересно, — Анна Сергеевна села на табурет и по¬смотрела снизу вверх на дочь. — И кто же тебя пригласил?
— Секрет, — Алиса выскользнула из кухни и помчалась одеваться.
— Почему ты от меня все скрываешь? — мать неотступ¬но следовала за дочерью. — Это подруга или друг?
 «Вот всегда так, — злилась про себя Алиса. — Мать с годами превратилась в соперницу. Стоит мне купить новое платье, как она тут же покупает и себе, стоит сделать но¬вую прическу, мать бежит в парикмахерскую. Стоит заявить о своих поклонниках, мать начинает ревновать».
- Не то и не другое, успокойся. Просто школьный друг оказался проездом в городе, — соврала она.
 Соврала она со спокойной совестью, потому что мать никогда не интересовалась ее школьными делами. Успокоен¬ная хорошей учебой, Анна Сергеевна довольствовалась тем, что изредка просматривала дневник,
— Как зовут твоего школьного товарища?
— Миша... Скоробогатов, — Алиса на ходу выдумала фа¬милию.
— И надолго ты?
— Да нет, часик посидим, вспомним школьные годы.
 Удовлетворенная Анна Сергеевна поплелась разбирать
покупки, а Алиса быстро оделась, подкрасила губки и вы¬порхнула из квартиры.
 Несмотря на субботний день, в ресторане было немного¬людно. Алиса поднялась по широкой лестнице и вошла в зал. Из-за дальнего столика встал и пошел к ней на¬встречу крепкий высокий человек. Одет он был не по ресторанному: черная кожаная куртка-пиджак, под которой вид¬нелась водолазка, и синие джинсы.
— Здравствуйте, Вы Алиса?
— Да, — кивнула головой девушка.
— Очень приятно. А я и есть тот самый «сыщик».
Они прошли за стол.
— Пожалуйста, выбирайте, что будете есть.
 Алиса углубилась в изучение меню, а ее сосед сделал знак официанту.
 Они выбрали антрекоты, летний салат, пепси и шампан¬ское. Официант быстро записал все в блокнотик и удалился.
-  Ну что ж, — начал «сыщик», — теперь давайте знако¬миться.
— А я представляла Вас старше. Знаете... что-то вроде комиссара Мегрэ, — Алиса улыбнулась.
— И конечно с трубкой в зубах?
— Ну, это не обязательно.
— Значит, я не оправдал Ваших надежд?
-   Напротив... Вы кажетесь сильным и хватким мужчи¬ной. Знаете — из тех, которые себе на уме, и уж своего ни¬когда не упустят.
-  Вы так, пожалуй, всю подноготную мою вскроете.
— На этот счет можете не волноваться. Не такая я про¬видица.
 Алисе сразу понравился этот «сыщик». От него веяло уве¬ренностью и, что удивительно, между ними сразу возник мос¬тик понимания и доброжелательности.     Собеседник непринуж¬денно разглядывал ее, и этот взгляд серых глаз был ей прия¬тен. В разговоре с ней он, то клал руки на стол, и тогда его голова с волнистыми волосами приближалась, то откидывал-
ся на спинку стула и с нетерпением поглядывал в сторону ускользнувшего официанта, и тогда его брови недовольно хмурились. Иногда он улыбался, обнажая крепкие белые зу¬бы.
— Тогда угадайте, кем я работал раньше.
— Задача не из легких, — сказала Алиса, увлеченная раз¬говором. — Но попробую. Покажите Ваши руки.
 Я с готовностью протянул ей руки тыльной сторо¬ной, потом перевернул их.
— Одно могу сказать сразу. — Вы человек не физическо¬го труда.
— Верно.
— А дальше не знаю, — расхохоталась она. — Ой, смот¬рите, про нас вспомнили.
 Между столиками официант катил тележку, заставленную блюдами. Он ловко сервировал их стол и быстро удалился.
— Все-таки в каждой профессии нужно иметь призвание. Вы посмотрите, как он виртуозно нам накрыл.
— Вы тоже по призванию взялись за это дело?
 Я разлил шампанское по бокалам и поднял свой.
— За приятное знакомство? Надеюсь, оно и Вам приятно?
— Без сомнения, — Алиса протянула руку и «чокнулась».
 Мы выпили.
— Вы не ответили на мой вопрос, Михаил.
— Наверное, да... Меня со школьной скамьи тянуло к наукам, изысканиям, разгадкам сложных задач. И вот такую задачу мне предстоит решить. И задал мне ее Ваш отец.
— До сих пор не пойму, зачем понадобились эти часы, сказала Алиса.
— Досадно. А я, честно говоря, надеялся, что Вы мне в этом поможете.
— Увы, — Алиса вздохнула и поковыряла вилкой в тарел¬ке, — они, что-то от меня скрывают, и я сама нахожусь в неведении.
— Скажите, Алиса, Вы близки с матерью?
— Скорее с отцом.
— А знаете Вы такого — Нестора Николаевича?
— Понятия не имею. А кто это?
— У Анны Сергеевны с ним какие-то дела.
—У мамы очень много знакомых. Этому способствует ее работа и положение отца... Потом — мама общительный че¬ловек.
— Это я успел заметить, — усмехнулся я и заку¬рил сигарету.
 Мы посидели молча. Ресторан был все так же пуст.
— Вот видите, я Вам не смогла ничем помочь.
— А скажите, давно у вас эти часы?
— Папа говорил, что они достались от его отца, моего де¬да. Во всяком случае, я их помню с тех пор, как помню себя.
— Было в них что-нибудь особенное?
— Насколько могу судить — ничего. Но я ведь не раз¬бираюсь в часах.

 ГЛАВА 13
 Я сидел и исподволь рассматривал девушку. Бриллианто¬вые серьги таинственно вспыхивали, когда она поворачивала голову. Искры внезапно возникали в глубине небольших кам¬ней, причудливо разгорались и так же внезапно пропадали. Розовые мочки ушей были слегка оттянуты под тяжестью се¬режек и непроизвольно хотелось их поддержать, дабы осла¬бить тяжесть и облегчить участь ушей. Короткие рыжие воло¬сы хорошо сочетались с зеленью глаз. Но найти сходство с семьей Мирошниковых мне никак не удавалось. Видно дочь удалась в кого-то из предков.
— Алиса, что если я Вас попрошу порасспросить отца об этих часах? Вы мне поможете?
— О какой помощи Вы говорите?
— Видите ли, это дело у меня первое... — Я разлил еще шампанского, думая, как убедить эту девушку и склонить к сотрудничеству. — И я никак не ухвачусь за ниточку. Хочу попросить Вас, чтобы порасспросили отца...
 Понимаете, не пойму мотива, заставившего ваших родителей нанять меня для поиска этих часов. Ценность они представляют неболь¬шую, по крайней мере, гораздо меньшую, чем мое содержание на «службе». Тем не менее, занимаясь делом, я уже успел получить по голове и понял, что кто-то очень не хочет, чтобы я совал свой нос в эти дела. Мало того, думаю — кто-то параллельно ищет эти часы.
— Вам сильно досталось? — спросила девушка сочувст¬венно и посмотрела на мою голову.
— Сейчас, как видите, все в порядке. Даже следов не ос¬талось. Но могло быть и хуже. Настолько хуже, что я не си¬дел бы тут с Вами, и Вы бы никогда не узнали, что есть такой «детектив».
— Хорошо. Я попробую.
— Единственная просьба...
— Да, да, знаю. Ничего не говорить матери.
— Вы просто умница.
 Мы допили шампанское и поднялись из-за стола. На улице было еще светло, народ стал прибывать. Оживилась мест¬ная поп-группа. Спустившись в гардероб, я получил верхнюю одежду и стал помогать девушке одеться, когда заметил, что прямо на меня идет мой знакомый толстяк, а за ним по пятам следует Штырь.
 Штырь отчаянно жестикулировал, хватая толстяка за плечо, а тот злобно щерился, все время сбрасывая руку по¬путчика. Они были уже в нескольких шагах, и через секунду кто-нибудь мог меня заметить. Мне не оставалось ничего дру¬гого, как крепко обнять Алису и прижаться к ее щеке.
— Ради Бога, стойте спокойно. За Вашей спиной мои враги и я должен остаться незамеченным. — Все это я быстро прошептал на ухо ошеломленной моим поведением девушке и еще глубже зарылся в ее волосах.
 Мои «знакомые» прошествовали мимо, причем толстяк несколько раз обернулся, вожделенно поедая нас глазами.
 Девушка меня поняла, и наши взаимные объятия длились несколько больше, чем нужно. Наконец, я отстранил голову и увидел лукавую улыбку.
— А Вы хорошо обнимаетесь.
— Спасибо, спасибо, что выручили. Именно эти два типа чуть не убили меня.
 Мы все еще стояли рядом и наши руки соприкасались. Я неловко отстранился.
— А теперь я вынужден с Вами попрощаться. И заранее прошу прощения, что не смогу проводить.
— Ага, — моя собеседница сделала круглые глаза — ра¬бота!
— Именно, Алиса. Я долго искал моих обидчиков и вот... увидел. Не упускать же мне такой шанс.
— Причина уважительная. — она пошла к выходу, но вдруг остановилась. — Вы мне позвоните?
— Обязательно... Но, на всякий случай, запомните мой телефон — 8-76-77.
 Девушка вышла, а я подошел к дверям, отделяющим зал от гардероба. Там моих знакомых не было. Нашел я их в ба¬ре, куда так же осторожно заглянул.
 Штырь и Толстяк си¬дели на высоких круглых табуретках и что-то пили. Судя по их молчанию, спор они закончили. Толстяк косил глазом на снующую барменшу с весьма пышными формами. Штырь яв¬но нервничал, ерзая на табуретке. Я решил подождать их на улице. Оделся и вышел — судя по всему, долго они там не пробудут. На противоположной стороне свернул в маленький переулок, закурил и стал ждать.
 Мои ожидания оправдались, Сначала появился Штырь, поежился, закурил и облокотился на стену. Затем вывалился Толстяк с какой-то пузатой бу¬тылкой в руке и распахнутом пальто. Штырь подскочил к Тол¬стяку и опять стал что-то доказывать. До меня донеслось лишь невнятное бормотание.
- Все! Отстань! — рявкнул Толстяк так громко, что я яв¬ственно различил его слова.
 Одной рукой он запахнул пальто, другой, в которой была бутылка, оттолкнул Штыря. Он подошел к стоящему непода¬леку «Москвичу» и сел за руль. Машина взревела и рванула с места, обдав Штыря сизым дымом. Что-то в «Москвиче» мне показалось удивительно знакомым, но время на воспоми¬нания не было. Штырь зло сплюнул, шарахнул окурок об стену ресторана и, засунув озябшие руки в карманы брючат, которые так ни разу в жизни не удосужились познакомить¬ся с утюгом, пошел в моем направлении.
- Я быстро отвернулся, выхватив пистолет, хотя был уверен, что и так справлюсь и сделал вид, что прикуриваю сигарету.
 Когда Штырь поравнялся со мной, я резко обернулся, од¬ной рукой схватил Штыря за шиворот, другой двинул в сол¬нечное сплетение, причем оружие сработало как кастет.
 Штырь изумленно выдохнул, челюсть отвисла, глаза в страхе расширились и он бы упал, если бы не моя «заботли¬вая» рука.
- Если хоть раз пикнешь, получишь еще.
 Но, похоже, мое предупреждение было излишним, словно рыба, выброшенная на берег, он никак не мог надышаться, делая судорожные мелкие вздохи.

 ГЛАВА 14
 Жил Штырь в старом, заброшенном доме. Этот дом нахо¬дился неподалеку от ресторана, затерявшись среди множест¬ва кривых пустынных переулков и частных домов. В расцвет перестройки его определили под снос и выселили жильцов. Сейчас двухэтажный, полуразвалившийся особняк облюбова¬ли бомжи.
 По совершенно темной лестнице мы поднялись на второй этаж и Штырь пошуровал ключом в замке.
— Ты смотри, — сказал я, — да у тебя тут целые апартаменты, даже дверь запираешь.
— Попробуй тут не запри, — буркнул Штырь, мигом
все растащут.
 Собственно, тащить у него было нечего. В дальнем углу стоял старый, трухлявый диван, накрытый дырявым шерстя¬ным одеялом. По другую сторону поблескивал разбитыми стеклами дореволюционный буфет, видимо брошенный преж¬ними хозяевами. Возле него примостился табурет. Потолок сыпался, со стен, в местах подтеков, свисали потерявшие всякий рисунок обои.
 Я подтолкнул Штыря к дивану, а сам уселся на стул.
— Ну и хлев тут у тебя. Свет есть?
 Штырь что-то недовольно пробурчал себе под нос, подошел к буфету и достал оттуда свечку. Порывшись в карманах, достал спички и поджег фитиль. Язычок пламени едва разо¬гнал тьму наступающего вечера.
— Ну, что ж... здравствуй, Коля! Узнаешь?
Сейчас Штырь сидел сникший, опустив полову.
— Что молчишь? Я помню, ты был разговорчивым — там, на даче.
— Узнаю, — выдохнул он.
— Хорошо. — Я достал сигарету и закурил. — Что вы там делали?
— Можно я закурю? — вместо ответа спросил он.
— Валяй.
 Штырь вытащил смятую пачку «примы» и не найдя в ней сигарет со злостью швырнул в угол.
— Угощайся, — смилостивился я и протянул ему свою.
 Мой собеседник встал, сделал шаг и резко выбросил но¬гу, метя мне в лицо. Хотя я был настороже, полностью па¬рировать удара не смог. Нога врезалась в мои выставленные руки, и я рухнул на пол, больно ударившись затылком о край буфета. Штырь бросился на меня, пытаясь одной ру¬кой схватить за горло, другой опасно угрожая моим глазам. Я увернулся, перекатился через противника и с размаху са¬данул рукой по его телу. Но попал по ноге и больно отшиб руку.
 Вскочили мы одновременно, однако Штырь уже ус¬пел обзавестись ножом. К сожалению, мой «Макаров» лежал во внутреннем кармане куртки и добраться до него со ско¬ростью, с которой Штырь добрался до ножа, не представля¬лось возможным, потому что он тут же бросился вперед, выбросив руку с ножом, словно штык.     Я ушел в сторону, схватил его запястье и коленкой попробовал его пах.
 Мои действия достигли цели, но одновременно с этим я получил ответный удар в ухо. Штырь согнулся пополам, осел на пол и выронил теперь бесполезный нож. Для верности я еще разок ударил его ногой в это же место, а потом подобрал нож. Противник пребывал в «эйфории» минут десять, после чего стал гораздо разговорчивее.
— Напрасно ты валяешь дурака. — Я закурил новую сигарету. — Не скажешь добром, выбью признание силой.
— Все равно ничего не скажу, — прохрипел, морщась от боли, Штырь. — Если узнает Марчело, он меня убьет.
— Сразу видно, что в институте ты не учился. Пошевели извилинами. Откуда он узнает? Тут нет свидетелей. — Я об¬вел комнату руками. — И потом, Коля, я знаю такие изощ¬ренные пытки, которые заставят исповедоваться любого. Но... я не сторонник их. За информацию я тебе дам тридцать ты¬сяч. Идет?
 По лицу Штыря было видно, как усиленно бегают мысли по его немногочисленным извилинам..
— Ведь он сволочь, — подлил я масла в Огонь, — ты ведь там, у ресторана у него денег просил, — сказал я наугад, -— а он тебя отпихнул.
— Пятьдесят, — вдруг сказал Штырь.
— Договорились.
— Ты точно частная ищейка?
— Не будь идиотом, Штырь. Ты думаешь, будь я легавым, ты бы сидел здесь?.. Ты бы давно парился в КПЗ, а я разговаривал с тобой в кабинете... И потом, там, на даче, ты видел мои документы.
— Деньги сейчас.
— Жадность тебя погубит, Коля.
Я вытащил свой бумажник и отсчитал ему пять десяти¬тысячных купюр. Глаза у Штыря жадно заблестели. Он схватил деньги и спрятал в карман брюк.
— Так что вы там делали с этим Марчело?
— Сам не знаю, — буркнул Штырь и, видя, что я не очень-то верю, полоснул пальцем по горлу. — Правду гово¬рю, век воли не видать. Познакомился с ним неделю назад. Только после отсидки вышел... Ну, пошел в пивнуху горло промочить... Подходит этот тип, дело предложил и запла¬тить обещал.
— Какое дело?
— Да так, ерунда.. Слазить с ним на дачу, ну туда, где мы тебя стукнули, и подождать его брательника.
— Какого брательника? У него есть брат?
— Да я ж тебе про это толкую.
— Постой, постой, а как фамилия у этого Марчелы? Не Марченко?
— А пес его знает. Знаю только, что зовут Марчелу Ми¬хаил Николаевич.
— Тезка, стало быть — буркнул я себе под нос.
— Чего?
— Да нет, ничего, продолжай. — Я слушал в пол-уха Штыря, а сам думал о Толстяке. Все сходилось. Теперь, пос¬ле его слов, я понял, как они похожи.
— Какое, говорю, дело? А он мне — да так, пустяк. По¬дождем, пока братец привезет часы на дачу, а после их заберем. А я то зачем нужен? — спрашиваю его. А ты по¬можешь, коли кто мешать будет, — и показывает из-за па¬зухи пистолет. Я ему говорю — Нет, мил человек, на мокруху я не пойду. А он мне — не боись, это только так, по¬пугать. Мне самому мокруха ни к чему.
 Штырь потер большой хрящеватый нос и продолжил.
— Пообещал день¬ги большие, если дело выгорит, на этом и сговорились... Ну а дальше ты знаешь. Сидим в темноте, как суслики, вдруг влазишь ты, вот и пришлось тебя попотчевать.
— Почему ничего у меня не взяли?
— Марчело не разрешил, я тоже только после отсидки, мне на воле погулять охота. Так что твое барахло вроде ни к чему. А еще, но правде говоря, смутила нас твоя справка. Сроду таких не видывали...
— А дальше?
— А дальше ничего. Выключили свет и ушли. Я достал сигарету и угостил Штыря. Закурили.
— Сегодня ты зачем с ним встречался?
— Деньги требовал. Мы ведь как вышли из той дачи, так и разбежались сразу. Боялись, что ты «хвоста» привел. А потом этот сучонок — Марчело, как сквозь землю прова¬лился, — Штырь сплюнул. — Вот только сегодня его слу¬чайно увидел. Говорю ему — давай деньги, фраер. А он мне — не за что, мол, тебе деньги давать. Зашли в бар, вы¬пили, сказал, как буду нужен, сам найдет.
 
 ГЛАВА 15
 Из района трущоб, в котором жил Штырь, я выбрался около шести и решил ехать к Мирошниковым. Нужно было давать отчет о проделанной работе.
 Город казался вымершим. В свете редких фонарей лени¬во кружились крупные снежинки, как будто размышляли, упасть им на землю или еще полетать.
 Автобусная остановка приютила кроме меня четверых пьяных парней, которые очень громко разговаривали и еще громче гоготали после очередного рассказанного анекдота. Как только я подошел, сразу понял, что добром это не кончится. От них так и исходил дух враждебности. Я не экстрасенс, но сразу это почувствовал всей своей кожей. Не долго думая, повернулся, чтобы отойти на некоторое расстоя¬ние, и услышал:
— Это что за козел тут ошивается!
 Не стал поворачиваться и отвечать.
— Гони его в шею, Серега. Это наша будка. — Услышал сзади шаги. Видно идет Серега. Хлопок по плечу.
— Мужик, дай закурить.
 Резко развернулся и с размаху врезал в челюсть. Разго¬варивать, а тем более уговаривать не имело смысла. Кончи¬лось все равно бы этим. Серега рухнул, как подкошенный, и больше признаков жизни не подавал.
 И что за вечер выдался! Сидящая тройка с возмущени¬ем на меня смотрела. Левый был сильно пьян, средний дер¬жал в руке недопитую бутылку, а правый курил.
— Ни хрена себе, — воскликнул именно левый и неуве¬ренно встал.
— Сиди, дурак, — одернул его средний.
 Он переглянулся с более трезвым дружком и они как по команде встали. Из рукава среднего неожиданно выпала и повисла внушительная цепь, а в руке правого блеснул нож.
 Я устало вздохнул, вынул свой «Макаров» и передернул затвор. Увидев оружие, парни, ни слова не говоря, спрятали свои «причиндалы», подняли очнувшегося приятеля с земли и скрылись во тьме переулка.
 Весьма кстати подошел автобус и, лязгнув дверями, по¬вез меня в центр. Все Мирошниковы были налицо. Открыла дверь Алиса.
— Вот и я. Принимаете гостей?
— Конечно, конечно, — обрадованно сказала девушка,— Заходите.
 Она заговорщически мне подмигнула и помогла снять куртку.
— С отцом я не успела переговорить. Он недавно при¬шел.
— Кто там? — раздался из глубины квартиры голос Ан¬ны Сергеевны.
 И поскольку наша с Алисой встреча была малень¬кой тайной, она крикнула в ответ:
— Мужчина... Назвался сыщиком.
 Послышались шаги, и в прихожей появились супруги Мирошниковы. Павел Иннокентьевич не спеша протянул мне руку, ко¬торую я так же не спеша пожал. Анна Сергеевна, присло¬нившись к косяку, прищурившись, наблюдала за мной.
— Познакомьтесь, — кивнул он в сторону Алисы, — моя дочь Алиса.
 Я сделал все, что подобает в данном случае, причем Али¬са тоже сыграла великолепно, и мы прошли в знакомую мне комнату.. На божий свет опять извлекли коньяк, сигареты, все расселись по креслам.
— Итак, — начал Павел Иннокентьевич, — Вам удалось что-то узнать?
 Я начал рассказывать обо всем, что случилось за эти несколько дней, ничего не утаивая. По мере моего рассказа члены семьи реагировали по-разному. У Мирошникова сош¬лись к переносице брови и между ними пролегла глубокая вертикальная складка. Он нервно курил, стряхивая пепел прямо в рюмку. Анна Сергеевна ерзала в кресле и поочередно поглядывала то на мужа, то на дочь, меня же удостаивала полным неприязни взглядом. Алиса слушала рас¬сказ с удивлением.
— В конце мне удалось выяснить у Штыря, что некий Марчело — родной брат Марченко Нестора Николаевича, с которым Вы, Анна Сергеевна, неоднократно встречались. Еще он мне сказал, что именно он и должен был привезти ваши пропавшие часы на дачу.
На минуту воцарилось молчание.
— Чья эта дача? — спросил Павел Иннокентьевич.
— Это я ещё не выяснил.
— Как Вы думаете, зачем они рылись в Вашей квартире?
— Понятия не имею.
 Про себя подумал: «Завтра вытряхну все из Марченко и узнаю зачем».
 Мирошников еще помолчал, потом встрепенулся, как буд¬то на что-то решившись, и сказал:
— Хорошо, Михаил Иванович. Больше пока ничего не предпринимайте. Я Вам позвоню. — Он встал, давая понять, что беседа окончена.

 ГЛАВА 16
 Придя домой, я поужинал и позвонил Сашке, собираясь пригласить к себе. Но мой друг расхворался и приехать не мог. По телефону рассказал ему о событиях минувшего дня, пожелал скорейшего выздоровления и спокойной ночи. Вклю¬чил телевизор и, покуривая, уселся в кресло, намереваясь провести вечер один.   Завтра предстоял визит в НИИ, к Марченко.
 Неожиданно раздался телефонный звонок. Звонила Али¬са. Голос у нее был расстроенный. Сказала, что ушла из дома, так как там скандал до «небес».
— Вы где находитесь? — спросил я.
— На улице Ленина, у гастронома.
— Ждите меня, сейчас буду. — Положил трубку, быстро оделся и выскочил в темный подъезд.
Девушка прохаживалась около ярко освещенной витрины магазина.
— Алиса, — крикнул я.
Она обернулась и я, увидел заплаканные глаза.
- Вы извините, что Вам позвонила. Но Вы единствен¬ный, кому можно все рассказать... Собственно Вы и явились причиной скандала.
 Дома я поставил чайник, нарезал колбасы, открыл банку соленых огурцов и достал белое столовое вино. Сервировал столик у дивана и пригласил девушку.
— Рассказывайте.
— После того, как Вы ушли, папа заперся в комнате с мамой. Я толком ничего не слышала. Потом они стали кри¬чать друг на друга. Затем послышались звуки пощечин, и из комнаты выбежала мать, вся красная и расстроенная, от¬толкнула меня и бросилась в ванну. —   Алиса зажала ладо¬нями виски и съежилась. — Через несколько минут выбежал отец и стал барабанить в дверь. Они снова кричали, обви¬няли друг друга. Я попыталась вмешаться, но меня просто оттолкнули. — Девушка подняла на меня красные глаза.
— Выпейте. Это должно успокоить, — я протянул ей бо¬кал вина.
 Она выпила, стуча зубами о стекло.
— Никогда не видела родителей в таком состоянии... И никогда они со мной так не обращались.
 Вино начало действовать, девушка расслабилась и попы¬талась улыбнуться.
— В общем, я оделась и убралась из дома... Глупо, прав¬да?
 Я неопределенно пожал плечами.
— Поживем, увидим.
— Хотела пойти к подруге, но вспомнила, что она в отъ¬езде. Тогда позвонила Вам, Миша.
— И правильно сделали... Кстати, — я посмотрел ей в глаза самым невинным взглядом, на какой только был спо¬собен, — Вы можете переночевать у меня. — И поспешно добавил: — Я, когда принимаю гостей, сплю на кухне. У меня есть раскладушка.
 Девушка пригубила еще вина и неожиданно зевнула.
— Не знаю, может это покажется странным, но выбора у меня нет. Она улыбнулась. — Буду Вам благо¬дарна, если приютите меня на ночь.
— Вот и славно. Есть еще хотите?
— Нет. Спасибо.
— Тогда будем стелиться. — Я встал и стал убирать со столика.
— Давайте помогу, — Алиса схватилась за тарелку.
— Не надо. Гостей не эксплуатирую. Если хотите, може¬те принять душ.
— С удовольствием. Вот только переодеться мне не во что.
 Поставив тарелку на место, я открыл шкаф и снял с ве¬шалки самую большую рубашку.
— Подойдет?
— Отлично, — она лукаво сверкнула глазами. — Пока¬жете душ?
— Да. Конечно. Прошу, — я театрально поклонился и указал рукой в сторону ванной комнаты.
 Проводив Алису, пошел мыть посуду. Сквозь шум во¬ды услышал, как она напевает какую-то мелодию.
 Сменил простыни на диване и разложил раскладушку на кухне. Когда вынимал белье себе, услышал, как вышла гос¬тья.
— Вот и я.
-   С легким паром, — хотел сказать привычное пожела¬ние, но последнее словно замерло на губах.
Девушка стояла на пушистом ковре в просторной, как распашонка, рубашке. Мокрые рыжие волосы были взлох¬мачены, расходящиеся полы высоко открывали полные бе¬лые ноги. Сквозь тонкую полупрозрачную материю просве¬чивали полукружия острых грудей.
Смутившись, я отвел взгляд.
— Ложитесь, постель готова.
— Миша, а Вы куда? — спросила она, увидев, что я нап¬равляюсь на кухню.
— Себе я постелил на кухне.
 Девушка юркнула в постель и оттуда сказала:
— Не будьте Вы таким чопорным. Зачем Вам кухня! Ло¬житесь здесь. — И увидев мое колебание, добавила: — Вы меня нисколько не стесните.
Пока перетаскивал раскладушку, гостья развлекала меня разговорами.
— Вы, Михаил, наверно и не представляете, во что сей¬час превратились студенческие общаги. Там такое творится!
— Что, например?
— Ой, много всякого. У нас к одной моей сокурснице хо¬дит парень. Ну, и иногда остается на ночь.
— Это не криминал.
-   Да, но помимо него в этой комнате спят еще три де¬вушки, в том числе и я.
— Зачем же вы его пускаете?
—- Что толку не пускать? Все равно ворвется. Двери не запираются. Вахтерше все до лампочки. Анархия сейчас везде. Как в стране, так и у нас в общаге, в частности.
 Я щелкнул выключателем и лег на раскладушку.
— Ой, как у Вас светло, — воскликнула Алиса.
— Я уже привык. Это единственный уличный фонарь, ко¬торый остался в живых со времен перестройки, и прямо на¬против моего окна. К сожалению, ночных штор у меня, как Вы успели заметить, нет. Рекомендую отвернуться к стене и накрыть голову одеялом.
— За меня не волнуйтесь, я ко всему привычная, — Али¬са хихикнула. — Интересно, вспомнят родители, что меня нет дома?
 Вопрос повис в воздухе. Некоторое время мы молчали, было слышно, как тикают стенные часы.
— Пойду, пожалуй, покурю. — Я поднялся и накинул халат.
— Можно мне с Вами?
 Мы прошли на кухню и закрыли дверь. Я достал сигаре¬ты и протянул пачку Алисе.
— Давно Вы курите?
— Это не назовешь курением. — Девушка пустила струю дыма, сложив губы узкой трубочкой. — Так, иной раз балуюсь. А вот подружки — те курят постоянно... Налейте мне еще вина.
 Я полез, в холодильник, вынул вино и разлил по бокалам.
 Гостья примостилась на табурете, поджав под себя но¬ги. Сейчас она выглядела большой взбалмошной девчонкой.
— Завтра пойдете к отцу?
— Нет, Алиса. Завтра у меня более «приятная» встреча, — ответил я с сарказмом.
— С женщиной?
— Увы! Завтра намереваюсь пробраться в аппартамен- ты к знакомому Вашей матери.
— Ух, ты! — воскликнула она и протянула пустой бокал, требуя налить еще. — По Вашим словам, этот Марченко — довольно сильный тип. Не боитесь?
— Нет, — я разлил остатки вина. — Во-первых, надеюсь, что в воскресенье он не работает, во-вторых, долг платежом красен.
— Что Вы имеете в виду?
— Он уже порылся в моей берлоге, теперь моя очередь,
— А-а, — кивнула моя собеседница и, чокнувшись, мы выпили.
 Она затянулась и вдруг закашлялась, поперхнувшись дымом. Кашель был таким сильным и неожиданным, что буквально сбросил ее с табуретки. Кинувшись к водопровод¬ному крану, я налил воды и подскочил к Алисе.
— Выпейте.
 Она подняла мокрое от слез лицо и схватила стакан. По¬пыталась отпить, но из этого ничего не вышло, лишь намо¬чила рубашку. Тогда я осторожно, но довольно резко стук¬нул ее по спине. Девушка несколько раз кашлянула и, на¬конец, стихла.
— Боже мой! — она поднялась с пола и ее качнуло. — Я, кажется, много выпила... И вдобавок вся мокрая.
— Не беда, сейчас дам другую рубашку. — Я сунулся в шкаф. — Вот.
— Кто Вам стирает их? — спросила она, медленно рас¬стегивая пуговицы и улыбаясь.
— Когда кто, — ответил я и понял, что сейчас произой¬дет то, что должно было произойти, но что мы так долго от¬тягивали.
 Отбросив ненужную вещь, я подошел к девушке, сорвал с нее расстегнутую рубашку и обнял.
Единственный свидетель — уличный фонарь ласкал сво¬им светом наши разгоряченные тела. Ненужная раскладуш¬ка сиротливо стояла посередине комнаты.
 Разбросав свои рыжие волосы, у меня на руке спала Алиса, касаясь мягким животом моего бедра.

 ГЛАВА 17
 Утром мы снова занимались любовью. Алиса была нена¬сытна. Мой старенький диван ужасно скрипел, жалуясь на свою неспокойную судьбу. Потом я готовил завтрак, а Алиса плескалась под ду¬шем. Если вечером она беспокоилась о родителях, то сегод¬ня полностью о них забыла. По крайней мере, мне так ка¬залось.
 Глядя на шипящие в сковороде яйца, я снова и снова думал о семье Мирошниковых.
 По всей видимости, Анна Сер¬геевна что-то скрывала от мужа. И это что-то касалось ее отношений с Марченко. Какая же тайна скрыта в этих ча¬сах? Дочь в эту тайну они не посвящали — это факт. Да и сама Мирошникова, надо думать, не все знала. А Павел Ин¬нокентьевич мне ее раскрыть не соизволил. Ищи часы и точ¬ка.
 Алиса вышла из ванной с обмотанным вокруг головы по¬лотенцем и в моем халате.
— Ах, как вкусно пахнет!
— Да, — пошутил я, — особенно если готовит мужчина.
— Чем ты меня собираешься кормить?
— Жареными яйцами с колбасой и майонезом.
Она прижалась ко мне и поцеловала.
— Я умираю с голода.
 Мы сели завтракать.
 Я смотрел, как она быстро поглощала завтрак, смешно морща носик. Ноги, по обыкновению, подвернув под себя и согнувшись почти калачиком.
— Что мы будем делать дальше? — спросила она.
— Ты поедешь домой, покажешься родителям, а я наве¬щу мой родной НИИ. Нужно осмотреть берлогу Марченко.
— Я поеду с тобой. — Глаза Алисы смотрели с такой твердостью, что я понял — возражать бесполезно.
— А как же родители? Они будут волноваться.
— Я не маленькая, чтоб за меня волноваться.
— Ну, хорошо, — я вытер губы салфеткой. — Возьму при одном условии.
— При каком?
— Будешь сидеть в машине.
— А у тебя есть машина?
— У какого, уважающего себя, сыщика нет машины? — пошутил я, и мы расхохотались.
 Меня поразила эта девушка. Мне было с ней хорошо. Так хорошо, как еще ни с кем. Прошедшая ночь казалась вол¬шебством. Все, что случилось между нами, произошло так внезапно и неожиданно. И от этого наша близость была еще слаще. Мои губы до сих пор помнили ее тело, жест¬кость коротких волос. И сейчас, глядя на ее нагое тело, — Алиса беззаботно сбросила с себя халат и вертелась перед зеркалом, рассматривая себя, — я почувствовал растущее желание.
 Заставил себя отвернуться и пошел в ванну бриться. На¬мыливал щеки и думал.
 Мы играли в молчанку по поводу наших отношений. Пос¬ле того, как оказались в постели, мы как будто сговорились и не обсуждали их. Это меня и удивило. Мой небольшой опыт подсказывал, что такого не может быть. А тут все на¬оборот. Алиса вела себя так, как будто мы давно знакомы и все в порядке вещей.
Я увлекся размышлениями и порезался. Быстро добрил- ся и вышел из ванной.
 Алиса уже оделась и сказала, что готова. Мы вместе вы¬шли, дошли до гаража, сели в машину и поехали в НИИ. По дороге я остановился у частного киоска и купил баллон¬чик со слезоточивым газом.
Алиса долго его рассматривала, а потом спросила:
— Ты думаешь, он понадобится?
— Это не смертельное, но довольно эффективное средст¬во. Всякое может случиться. — И пожал плечами.
Машину я остановил на соседней улице и строго наказал Алисе:
— Из машины нос не показывай. Сиди и жди. Если не вернусь через тридцать-сорок минут, звони в милицию. — И вылез из машины.
— Михаил.
— Что? — я наклонился к открытому окну.
— Будь осторожен. — И она поцеловала меня.
 Сквозь падающий мокрый снег здание НИИ выглядело унылым: потемневший мокрый фасад, грязные, немытые ок¬на. Зайдя за деревья, я вытащил пистолет, дослал в ствол патрон и, поставив на предохранитель, спрятал в правый карман брюк.
 Раньше в выходные дни в НИИ работали, претворяя в жизнь многочисленные планы и постановления партии. Сей¬час меня встретил лишь старый Петрович — бессменный сто¬рож нашего института. Этот тихий, седой как лунь, стари¬чок служил здесь с незапамятных времен и, вероятно, пом¬нил не одно поколение научных работников. Все обраща¬лись к нему не иначе, как Петрович, и я уверен, что имени его никто не знал.
— Здорово, Петрович, — пожал сухонькую ладонь ста¬ричка. — Как служба?
— Ничего, помаленьку, — прошамкал беззубым ртом старик. — Чтой-то давненько Вас не видно.
 Старик уважал науку и ко всем, будь то доцент или прос¬тая лаборантка, обращался на «Вы».
— В отпуске, — соврал я. — Угощайся, — протянул ему пачку сигарет.
 Старичок с достоинством вытер ладонь о полу старенько¬го, заношенного пиджака и взял сигарету. Потом, словно священнодействуя, достал кисет, вынул из него листочек бу¬маги и, разорвав сигарету, высыпал туда табак.
 Эта привычка удивляла нас. Каким бы сортом сигарет или папирос не угощали Петровича, он всегда поступал именно так. Потом крутил самокрутку и, чиркнув спичкой, сильно затягивался, прикрывая бесцветные глазки.
— А что, у Нестора Николаевича кто-нибудь есть?
— Это у какого?
— Да у кооператора, что в сто тридцатой комнате кварти¬рует.
— Нет, никого. Давеча были, а сейчас никого.
— Слушай, Петрович, открой мне эту комнату.
— А зачем Вам?
— ... Паспорт свой забыл у него.
— Это почему же у них Ваш паспорт? — не унимался старичок.
— На работу к ним устраиваюсь, — продолжал врать я.
— Нехорошо документики оставлять, — покачал головой он и потянулся за ключами, которые рядком висели за его спиной.
 «Берлога» кооператоров состояла из спаренных комнат. В первой стояли два стола, на которых лежали кипы бумаг и папок. Шкаф с одной открытой дверцей примостился у двери. В другой стоял огромный сейф и единственный стол с пишущей машинкой на нем. За сейфом что-то лежало длинное, покрытое брезентом.
Я на всякий случай потрогал сейф — вдруг открыт? Нап¬расно. Склонился над свертком и развернул его. Под бре¬зентом лежали остатки панелей полированного красного де¬рева, распиленные и расколотые на мелкие щепки, распи¬ленный на несколько частей маятник От часов, погнутые стрелки и полностью разобранный механизм.
 Вот и нашел я часы. Правда, в таком виде, что назвать эту кучу мусора часами было нельзя. Но, по крайней мере, задание я выполнил. Что ж, уважаемый Павел Иннокентье¬вич, не суждено более им отмерять время в вашей квартире.
 Сдал Петровичу ключ, показал ему для убедительности паспорт и пошел к выходу. В дверях вестибюля услышал шум подъехавшей машины. Это был мой знакомый водила «Москвича», возивший «босса» к загородной даче. Паренек стукнул дверкой и направился к крыльцу.
Я кинулся назад и на ходу крикнул Петровичу:
— Петрович. Про меня не говори. Хочу сделать сюрприз.
 Юркнул на лестничную площадку и застыл за дверью.
Послышался стук хлопнувшей двери. Паренек поздоро¬вался со стариком и направился к себе. Он долго возился с ключом, никак не попадая в замочную скважину, наконец, справился и зашел в помещение. Я последовал за ним. В пер¬вой комнате его не было. Проскользнул во вторую и увидел, что он тщательно перевязывает сверток с остатками часов веревкой. Парень услышал шум и обернулся.
 От неожиданности он некоторое время молчал, удивленно оглядывая меня с ног до головы, затем спросил:
— Тебе чего здесь надо?
— Какой некультурный молодой человек, — ответил я на его вопрос. — Откуда дровишки? — я показал глазами на сверток.
 Парень тупо посмотрел на сверток и снова на меня.
— Какие дровишки. Тебе чего здесь нужно?
— Куда вести их собрался, — я снова показал на свер¬ток.
— А ну проваливай. — Мой собеседник неожиданно наг¬нувшись вынул из-за сейфа металлический прут с палец толщиной и длиной сантиметров пятьдесят, семьдесят.
 Дальнейших событий я не стал ждать. Вынул флакончик со слезоточивым газом и выпустил длинную струю в лицо противника.
 От неожиданности на несколько секунд водила застыл, затем согнулся дугой и упал на пол. Он кашлял, чихал, ре¬вел в голос, размазывая сопли по лицу, и катался по полу, отчаянно натирая глаза кулаками. На несколько минут я оставил его в покое, подошел к окну, открыл форточку и высунул лицо, жадно хватая ртом свежий воздух, Доза, вы¬пущенная мной, оказалась слишком велика для столь не¬большого помещения.
 Постепенно парень приходил в себя. Он стоял на четве¬реньках около сейфа, истекая слюной и слезами, и яростно отплевывался. Усевшись на подоконник и подставив лицо за¬летевшему ветерку, я стал ждать.
Парень примостился около сейфа, облокотился об него спиной и выдавил:
— Сволочь.
Я рассмеялся:
— Хорошая реакция.
— Сволочь, — опять тупо повторил он.
— Ты другие слова знаешь?
— Да пошел ты,.. — он грязно выругался.
Мне надоела наша «высокоинтеллектуальная» беседа. Я вытащил оружие и прицелился прямо в лоб парню.
Вся спесь мигом слетела с него. Он опять брякнулся на четвереньки и по-собачьи — преданно посмотрел мне в глаза.
— Только не убивай... Все скажу.
— Вот это другой разговор. — Я спрятал пистолет в карман. — Что за дрова ты перевязывал?
— Остатки от часов, — ответил он.
— Что за часы?
— Я не знаю, — он умоляюще прижал руки к груди, — правда. «Босс» их привез сюда дня три назад.
— Нестор Николаевич?
Парень утвердительно кивнул головой.
— Где он их взял?
— Сказал, что подарили.
— Кто?
— Тоже не знаю.
— Хорошо, — я прошел к столу и сел на него. — Что с ними сталось?
— Чего? — парень не понял вопроса.
— Почему от них одни щепки остались?
— Сам не пойму, — мой собеседник пожал плечами. — «Босс» носился с ними, как наседка с цыплятами, а вчера всех выгнал, а сам заперся в этой комнате. Через час вышел ка¬кой-то задумчивый... В руке у него было что-то завернутое в газету.
— Какой формы?
— Что-то вроде плоского квадрата.
И тут меня как обухом по голове стукнуло. Циферблат. В этой груде было все, кроме циферблата.
— Дальше!
— А что дальше! Дальше приказал мне погрузить весь этот хлам и где-нибудь сжечь. А сам ушел.
— Почему же ты не увез?
— Да понимаете,.. — парнишка заерзал (и так как, ви¬димо, пистолет ему внушил больше уважения, нежели моя персона, перешел на «Вы»), — пошел я за брезентом, чтобы весь этот хлам загрузить, смотрю — колесо спустило. А за¬паски нет. Тут уж какая погрузка. Принялся разбортировать колесо и вулканизировать камеру. В общем, пока во¬зился — ночь на дворе. Плюнул, пошел, накрыл весь этот мусор, думаю — завтра и увезу. Вот и увез.
 Я залез в стол, порылся в ящиках, нашел чистый лист бу¬маги и карандаш. Протянул их парню.
— Пиши адрес «босса».
 Водила с готовностью подскочил и мелким, корявым по¬черком записал адрес. Я свернул листок и сунул себе в карман.
— На дачу зачем ездили?
— А!.. — парень усмехнулся. — Мы, между прочим, Вас заметили.
— В смысле?
— Это ведь Вы за нами следили?
 Я от удивления даже привстал.
— Когда вы меня засекли?
— Да перед самым выездом из города. «Босс» имеет при¬вычку поворачивать зеркало заднего вида к себе. То, что находится в салоне. Мне приходится пользоваться боковыми. Короче, он Вас и заметил.
«Вот так тебе! Не будешь таким самоуверенным», — по¬думал я.
 А вслух спросил:
— Так зачем вы гуда поехали?
— Часы он там хотел оставить. А как Вас приметил, сра¬зу убрался оттуда. И вообще, больше чем на день он их ни¬где не оставлял... Пришлось их мне потаскать!
— А в квартиру мою зачем лазили?
— Да так, — парень неожиданно покраснел. — «Босс» хо¬тел Вас попугать. Мы ведь потом, вечером, до самого дома Вас «вели»,

 ГЛАВА 18
 Мы сидели втроем: я, Алиса и Павел Иннокентьевич. За окнами уже зажглись фонари, разгоняя ранний зимний мрак и высвечивая косо летящие капли дождя. Мирошников был мрачен. Он сосредоточенно сосал потухшую сигарету и слу¬шал мой отчет. Алиса, по обыкновению поджав под себя но¬ги, сидела в кресле и не сводила с меня своих зеленых глаз. На журнальном столике лежал разобранный механизм от часов и осколок панели красного дерева. Я закончил свой рассказ о НИИ, о разбитых часах и замолчал.
— В этой куче хлама был циферблат? — спросил Мирош¬ников.
— Нет. По словам «водилы» его унес Марченко... Вернее сказать, он видел у него в руках сверток, по описанию по¬хожий на завернутый циферблат.
— Это мнение «водилы» или Ваше?
— Мое.
 Павел Иннокентьевич вдруг заметив, что затягивается по¬тухшей сигаретой, зажег ее.
— Хорошо.
— Что? — не понял я.
— Хорошо, что теперь есть ясность, у кого он. Вы смо¬жете его найти?
Я задумался.
Мирошников видимо истолковал это как нерешительность и продолжил:
— Задание Вы, конечно, выполнили. Я просил найти ча¬сы. Вы их нашли. Я заплачу Вам. Но теперь мне необходим циферблат... Будем считать это вторым делом. За него, если найдете целым и невредимым, получите в два раза больше,— Он вдавил окурок в пепельницу. — Как, согласны?
 Я кивнул головой и посмотрел на Алису. Она мне улыб¬нулась.
— Скажите, — я снова повернулся к нему. — Зачем Вам нужен этот циферблат? Какой от него прок? Он что — зо¬лотой?
— Нет, Михаил Иванович... — Мирошников устало потер щеку и было слышно, как скрипит щетина. — Он не золотой. — Он встал и в волнении заходил по комнате. — И чтобы Вам было ясно, как он мне нужен,.. — Мирошников замол¬чал.
— Ну говори же, папа, — Алиса вскочила и, подбежав к отцу, обняла его.
— Поверь, Миша хороший. Он не обманет.
 Отец отстранил дочь и с удивлением посмотрел на нее.
— Что ты этим хочешь сказать?
 Алиса потупила глаза. Павел Иннокентьевич по¬смотрел на меня.
— Она была у Вас прошлой ночью?
 Я не смог соврать и кивнул головой. Мирошников за под¬бородок поднял лицо дочери, Алиса смущенно улыбалась.
— Ну, знаете ли! — он возмущенно фыркнул и плюх¬нулся в кресло.
— Папка! Ну чего ты? — совсем по-детски вскрикнула Алиса и уселась ему на колени, Прижавшись к щеке. — Какой ты колючий. — И поцеловала его.
 Руки отца, лицо которого было еще сердито, тем не ме¬нее, обвили дочь и прижали к себе.
— Девчонка! — сказал он с лукавинкой и нарочно сер¬дито оттолкнул ее.
 Довольная Алиса тут же соскочила с колен и юркнула в кресло.
 Павел Иннокентьевич снова закурил и сказал:
— Хорошо! Слушайте...
— Часы эти достались мне от отца, а отцу — от деда. Впрочем, это я уже говорил... Так вот, дед мой был извест¬ный в городе купец. Жил широко. Имел три парохода, по¬местье в деревне и шикарный дом, тут в городе. Сейчас в этом доме городской музей.
 Я, слушая Мирошникова, тут же вспомнил это здание, стоящее на крутом берегу реки. Дом действительно был по¬строен со вкусом и на века. Крепкая кладка на яичном раст¬воре не поддавалась времени. В музее выставлялись мест¬ные живописцы и кустари. Я бывал в нем, и меня всегда по¬ражала величина этого дома. Прохаживаясь по длинным ко¬ридорам, заходя в светлые комнаты с высокими потолками и великолепной лепкой, я мысленно подсчитывал, сколько же надо было держать слуг, чтобы содержать такую махину в чистоте и порядке.
— Во дворе, где сейчас котельная, — продолжал Мирош¬ников, — была великолепная конюшня с породистыми ры¬саками,.. — Павел Иннокентьевич закурил новую сигарету и задумался. По его лицу было видно, что воспоминания эти ему очень дороги. И, видимо, он, будучи мальчишкой, не раз слушал, открыв рот, рассказы отца о деде. Алиса же пода¬лась вся вперед, я понял, что и она слышит эту историю впервые.
-  Но скоро, увы, все кончилось, — возобновил рассказ Мирошников. — Пришли Советы. Пришли они, конечно, не сразу. Сначала в крупные города, а потом и в такие, как наш. Недаром у деда хорошо шли дела. Ума ему было не за¬нимать.
 Как рассказывал отец, он сразу понял, чем все это кончится и стал все продавать, а деньги вкладывал в брил¬лианты. Оставил лишь этот дом, в котором теперь музей. Куда девал он камушки никто, кроме него одного не знал. Тогда же, в это смутное время, приобрел он и эти часы, — Мирошников по привычке кивнул на пустое место, где они раньше стояли.
-  В один из зимних вечеров он подозвал к себе сына — мо¬его отца — и сказал ему: «Иннокентий, возможно, что скоро все переменится к худшему. Возможно, не станет меня. Я оставил тебе и твоим детям огромное богатство. Но где оно, пока не скажу, а от меня они этого не добьются, даже если будут сжигать на медленном огне. Если все будет так, как я предполагаю, то очень скоро меня не останется в живых»,
 Тут Иннокентий бросился к отцу и стал умолять его бежать. На что тот ответил, что из России никуда не побежит. В общем, дед сказал отцу, что когда все страсти улягутся, к нему придет его доверенный человек и передаст завещание, прочитав которое станет ясно, как искать сокровище.
 Я до сих пор преклоняюсь перед умом деда, — сказал Мирошни¬ков и грустно улыбнулся. — Куда нам до него. Все случи¬лось именно так, как он и предполагал. Деда вскоре арес¬товали, поместье реквизировали, а всю семью, будто в нас¬мешку, переселили в конюшню. Через несколько месяцев пришло известие, что дед умер на пересылке от сыпного ти¬фа. Отцу так и не удалось выяснить, правда это или нет. Его тоже таскали в ЧК, допрашивали, били и он не раз мыс¬ленно благодарил отца, что тот не сказал ему, где спрятал бриллианты. Как не пытали его, а сказать он ничего не мог, потому что не знал.
  Постепенно о его семье стали забывать. Потихоньку на¬лаживалась жизнь и вот, почти год спустя, к нему под вечер зашел невзрачный человечишка в картузе с оторванным ко¬зырьком и заплатанном пиджачишке, передал письмо-завещание и его собственную фотокарточку. Много слов он не сказал. Буркнул только: «Это Вам» — и исчез в темноте.
 К этому времени отец, по правде говоря, уж и надеяться перестал, что когда-либо узнает, где спрятано сокровище. Разорвав конверт, он прочитал письмо. В нем были странные строчки: «Сын мой! То, что я тебе завещал, лежит в твоей колыбели. А как это найти, расскажет время. Пусть оно бу¬дет твоим советчиком. Слушай его и, если оно не дозволит тебе воспользоваться тем, что я тебе оставил, не торопись. Оно надежно сохранит оставленное».
 Отец долго перечиты¬вал эти строчки, пока не заучил их наизусть, а потом сжег письмо.
Всю ночь он проворочался на жесткой соломе размыш¬ляя, что означают эти строчки, — Мирошников замолчал.
— Что было дальше, папа? — нетерпеливо спросила Али¬са.
— А дальше была ссылка в Сибирь. Сослали всю нашу семью. Отец думал, что сокровище потеряно навсегда. По¬том была война, с которой, как ты знаешь, он вернулся без ноги. И лишь после войны мы приехали сюда. Мне тогда было пять лет.
 Поначалу жили в землянке, отец, несмотря на инвалидность, устроился работать в школу — преподавал русский язык. Мать работала в автоколонне диспетчером. Через два года получили маленькую комнатушку в перена¬селенной коммунальной квартире.   Все эго время отец раз¬мышлял над письмом деда. Колыбелью, видимо, дед назвал наш дом. Собственно только поэтому мы и вернулись в род¬ной город. К счастью, война его не тронула, и дом стоял цел и невредим. Отец надеялся, что на месте он сумеет разгадать эту тайну.
 Сразу по приезду он решил навестить этот дом — оказа¬лось, что там музей. Причем, часто посещаемый приезжими, поскольку рядом находилась пристань. С одной из таких групп и попал отец в родной дом. Он рассматривал до боли знакомые комнаты, поглаживал рукой стены и вдруг в быв¬шей гостиной увидел часы. Эти самые, — Павел Иннокен¬тьевич снова кивнул на пустой угол. — И тут до него дошло, что имел в виду дед, написав: «А как это найти — расскажет время».
— Очень странно, что часы простояли столько лет и никто не попытался их присвоить, — сказал я.
— Отец тоже этому удивлялся, — заметил Мирошников, — но то ли потому, что они старые и громоздкие, то ли потому, что были привинчены к полу, на них так никто и не позарился. Отец ушел из учителей и устроился в часовую мастерскую, — продолжил он рассказ. — А через год он стал лучшим часовым мастером в городе. Я до сих пор пом¬ню, как по вечерам он возился с тикающими механизмами — было много частных заказов.
 Он все правильно рассчитал — вскоре понадобились его услуги музею. С трепетом открыл он переднюю панель крас¬ного дерева и стал осматривать старинный механизм. При беглом осмотре ничего обнаружить не удалось. Тогда, сло¬мав какую-то шестеренку, он сказал директору музея, что берет механизм в ремонт.
 Я хорошо помню этот вечер, — волнуясь оказал Павел Иннокентьевич, — когда отец посадил меня рядом и впервые поведал о завещании моего деда. Мы долго рассматривали часовой механизм и вдруг на обратной стороне циферблата обнаружили текст.
 Буковки были процарапаны чем-то очень острым и оказа¬лись настолько маленькими, что разглядеть их можно было только сквозь мощное увеличительное стекло.
 Отец долго их переписывал на лист бумаги. Текст в ино¬сказательной форме сообщал, как найти сокровище в нашем доме. Я сейчас точно воспроизвести его не могу, — Мирошников встал и в волнении заходил по комнате. — Точкой отсчета была гостиная, в которой стояли эти часы. Затем сообщалось, что от часов нужно было отмерить столько-то зубчиков в такой-то шестеренке. Посмотрев шестеренки, отец увидел, что все они пронумерованы тем же острым предме¬том, которым было написано письмо. Он выписал номера шестеренок и стал искать их в механизме, чтобы переписать количество зубчиков.
 Оказалось, что часть замаркированных шестеренок находится в механизме боя, который остался в музее. Часы, по-видимому, по заказу деда были переделаны. Отец все время удивлялся их конструкции. Цепочка заме¬ров была довольно длинная, вероятно для того, чтобы за¬труднить разгадку тайны. Всего было замаркировано один¬надцать шестеренок, четыре из которых находились в меха¬низме боя.
— Он достал их? — спросила Алиса.
— Конечно. Он принес переписанные цифры через два дня, а вместе с ними шестеренку, пронумерованную на ци¬ферблате — последней, одиннадцатой.
— Для чего? — спросил я.
— Она была своеобразной ловушкой, без которой бы по¬иск клада свелся к нулю. Она была необычной формы — цельная и на ней обнаружился текст, который говорил, что последняя цифра цепочки находится в циферблате. Отец сразу смекнул и заменил ее на другую шестерню. «Теперь, — говорил он,— если обнаружит кто-либо это послание, тайна все равно не откроется».
— Почему же он не заменил и циферблат, чтобы узнать последнюю цифру? — спросил я.
— Дело в том, что такого циферблата он нигде не мог достать. Таких просто не делали. Поэтому отец решил, что раз эти часы столько лет хранили тайну, то сохранят и еще — до подходящего случая.
 Потом, как бы мы взяли это сокровище? Музей тщатель¬но охранялся. Да и, согласитесь, ковыряться в стене нам бы никто не позволил.
 Отец составил план дома и заставил меня выучить всю цепочку цифр. Все эти сажени и вершки мы тщательно пе¬ревели в метры и сантиметры, — Мирошников достал новую сигарету и закурил. — Через месяц отец неожиданно скон¬чался. Остановилось сердце. И я остался единственным об¬ладателем нашей тайны.
Только через пять лет после того, как часы окончатель¬но встали, мне удалось их выкупить у музея. И хотя у меня появилась возможность узнать последнюю цифру, я не стал этого делать. Пригласил домой часового мастера и он мне отреставрировал их.
— Почему же Вы до сих пор не воспользовались своим зна¬нием и не нашли наследство? — я гоже закурил. — Ведь теперь, когда вы второй человек в городе, Вы вполне могли организовать, скажем, ремонтные работы, и под их видом достать бриллианты.
— Не знаю, — Мирошников взъерошил свои короткие волосы. — Наверное, не было необходимости. А потом, это предание так старо, что я сам перестаю в него верить.

 ГЛАВА 19
 Утром раздался звонок. Я спросонья не понял и схватил телефонную трубку, в ней раздался гудок. Позвонили опять, я с проклятием поднялся с постели, пошел открывать дверь.
На пороге стояла сияющая Алиса.
— Надеюсь я не разбудила великого сыщика? — спроси¬ла она, лукаво улыбаясь.
 И хотя по моей заспанной и мятой физиономии было вид¬но, что я лишь несколько минут назад попрощался с подуш¬кой, ответил:
— Нет. Я как раз собирался вставать. Заходи.
Алиса была одета в заячий полушубок, клетчатую тви¬довую юбку. На голове кокетливо смотрелась соболья шапка с хвостом. Она очень быстро от этого освободилась и по-хо¬зяйски прошла в комнату. Увидев мою разобранную постель, загадочно протянула:
— А-а-а! Так ты только встал.
 Подскочила ко мне и страстно поцеловала в губы.
— Какой ты тепленький, — она прижалась ко мне, и я почувствовал упругость ее груди. От Алисы пахло морозом. Честно говоря, я был ошеломлен таким натиском. Осторожно отстранил ее и легонько толкнул в кресло. Она поневоле села.
— Мадам! — я вытянулся по стойке «смирно». — Поз¬вольте принять душ и побриться. После чего я буду в полном Вашем распоряжении. — И склонил голову в ожидании от¬вета.
— Хорошо-о, — протянула она, — но, во-первых, я еще не мадам, а мадемуазель, во-вторых, я разрешаю Вам при¬нять душ, но после, — в ее глазах сверкнул огонек, — Вы полностью мой.
— О’кей, только приготовь, пожалуйста, что-нибудь по¬есть, не то случайно могу проглотить тебя.
 Я плескался под душем, а Алиса беспрестанно загляды¬вала, спрашивая, где и что лежит. В результате этих частых заглядываний и беготни туда-сюда, я начал сомневаться, что меня будет ждать что-то съедобное. Однако, когда зашел на кухню, вымытый и чисто выбритый, то к своему удивле¬нию увидел, что на сковороде лежат поджаренные яйца, а в бокалы налито кофе.
 Я быстро поглощал пищу, запивая кофе, а Алиса сидела на стуле, по обыкновению поджав под себя ноги, и смотрела на меня.
— Теперь я понимаю, — глубокомысленно сказала она,— как приятно готовить пищу любимому мужчине и смотреть, как он ест.
— А любимая женщина не хочет ко мне присоединиться?
— Нет, спасибо. Я поела дома.
— Как там, кстати, дела?
— Мамы так и нету. Отец пошел на работу, а я к тебе.
— А где же Анна Сергеевна?
— У сестры... Я звонила вчера, — пояснила Алиса, — раз¬говаривала с тетей Верой. Мать не хочет трубку брать.
— Из-за чего они поссорились с отцом?
— Не знаю, папа не говорит. Но думаю, что из-за этих проклятых часов.
— Да-а! — протянул я с полным ртом. — А ты почему не в институте?
— Не захотела расставаться с любимым мужчиной.
— Тебя за это папа по попке не нахлопает?
—- Фу! — надула губки Алиса. — Какой ты вульгарный. И потом, перестань принимать меня за маленькую девочку. Сейчас у меня практика и пропустить ее совсем не страшно. — Она отхлебнула свой кофе.
 Я с наслаждением проглотил последний кусок яйца, обильно сдобренный майонезом, и допил кофе.
— Как я понял, — сказал, вставая из-за стола, — ты хо¬чешь сегодня побыть со мной?.. И наведаться в гости к Мар¬ченко?
— Да, — Алиса тоже поднялась. — Но прежде я хочу еще чего-то.
— Чего?
— Тебя.
 В постели она была неутолима. А через полчаса, взмы¬ленные как лошади на бегах, мы вместе побрели в душ.
 Дом Марченко находился почти в центре, напротив двор¬ца спорта. Первый этаж занимал «Детский мир». Алису я опять оставил в машине. День выдался ярким, солнечным. Зима, словно спохватившись, раскрасила окна узорами. На карнизах висели длинные сосульки.
Честно говоря, идти мне не хотелось. Какое-то гаденькое предчувствие не давало покоя. Я зачем-то забрел в «Детский мир», потолкался среди озабоченных мамаш. Посмотрел на яркие игрушки. Нет! Идти мне не хотелось.
 Обитая черным дермантином, дверь смотрела на меня большим блестящим глазком. И глазок этот не предвещал ничего хорошего. Я вдавил кнопку звонка и услышал, как за дверью приглушенно защебетало. Оригинальный звонок у Нестора Николаевича. Щебетание не произвело какого-ни¬будь видимого эффекта. Дверь по-прежнему осталась запер¬той. Я потоптался минуты три, прощебетал еще раз и, ниче¬го не добившись, убрался восвояси.
— Ну что? — встретила меня вопросом моя спутница, когда я открыл дверку машины.
— Ничего, — буркнул я. — Его нет дома.
Мы посидели молча, потом она опять спросила:
— Что думаешь делать дальше?
— А ничего, — я обнял Алису. — Поехали в ресторан, отдохнем. Мне сегодня, честно говоря, не до работы. Ты из меня все соки выжала.
 На самом деле я был рад, что «босса» не оказалось до¬ма. То неприятное предчувствие чего-то нехорошего постепен¬но отпускало, хотя, как ни странно, совсем не исчезало.
 Я сидел и размышлял, отчего это. Что меня продолжало беспокоить? Вроде все спокойно. Люди спешили по своим делам, зябко кутаясь в коротенькие курточки. Голубело небо, сияя абсолютно не греющим солнцем. А меня что-то грызло.
— Ты что замерз, — стукнула меня по плечу Алиса. — Поехали.
— Поехали, — очнулся я и включил зажигание.
 Мы выкатили из проулка, миновали центр, пересекли же¬лезнодорожные пути и оказались в промышленной зоне. Справа показалась высокая труба с желтым дымом, во рту мгновенно появился привкус тухлого яйца. Потянулся не¬скончаемый забор химкомбината, а за ним бесконечный ла¬биринт с трубопроводом, строения непонятного назначения. Снова показались железнодорожные пути с закрытым шлаг¬баумом и нервно мигающим красным семафором. Я осто¬рожно притормозил и плавно встал у самого шлагбаума. И тут увидел в зеркало заднего вида летящий на нас «Москвич».
 Не знаю, что у меня сработало, может нехоро¬шее предчувствие, которое появилось с утра, может еще че¬го, но среагировал я моментально. Дернул за ручку, открыл дверь со стороны Алисы и буквально выпихнул ее наружу. Потом открыл свою и вывалился на обледенелую дорогу, пе¬рекатившись в сторону обочины.
 Послышался визг тормозов, скрежет сминающегося ме¬талла, и моя машина, словно выпущенная из пращи, сломав и отбросив в сторону шлагбаум, вылетела на рельсы. А еще через несколько секунд ее отшвырнуло выехавшей из ворот завода маневровой «кукушкой».
 Все это произошло в считанные мгновенья. Из развер¬нувшегося поперек «Москвича» я заметил Марченко с окровавленным ртом. Поискал глазами Алису и увидел, что она неподвижно лежит у самых рельс.
 Вскочив, я бросился к ней, как вдруг что-то грохнуло и неведомая сила отбросила меня в сторону. Я попытался подняться, но земля вдруг стала непослушной. Она качалась, словно была пьяна.   Огромный тепловоз раскачивался, как детский кораблик на волнах весенней лужи. Разъяренный машинист, свесившись из окна, мне что-то орал. Но мне бы¬ло не до него.
 Встав на четвереньки, я пополз к Алисе. Бок мой странно потеплел, во рту появилась сухость, как ни странно, вместе с появлением сухости исчез привкус тухлых яиц. Скосил глаза и увидел, что оставляю на снегу яркий кровавый след. Неожиданно рука сложилась пополам, и я рухнул лицом в снег. Попробовал — он оказался безвкусным.

 ГЛАВА 20
 Передо мной пульсировал огромный кровавый шар. Он был сродни солнцу, только не такой яркий. Тонкие мерзкие щупальцы извивались как черви, и когда касались меня, то обжигали. Я пытался прекратить эту пытку и не мог. Тело было сковано неведомой силой. Поднимал руку, чтобы за¬щититься от этих лучей-червей, но она поднималась медлен¬но, тысячу лет. И черви все так же беспощадно меня жа¬лили. Затем шар вдруг взрывался, рассыпаясь миллионами колец, которые одно за другим падали в беспорядке на ме¬ня и сдавливали с ужасающей силой.
 Это повторялось с нудной отвратительностью, терзая ме¬ня до бесконечности. Шары меняли размеры, цвет. Черви превращались из тонких в толстые, кольца переливались всеми цветами радуги, пока не приняли белый цвет. Тогда я очнулся. Вернее, это я потом понял, что очнулся.
 Первое, что почувствовал, — это боль в боку.  Осторожно открыл глаз и увидел белый потолок. Открыл другой и осмотрелся. Я лежал на высокой койке, рядом стояла капельница с прозрачной жидкостью. Справа от изголовья находился странный аппарат, непонят¬ного для меня назначения. Свесив голову, я увидел большой белый цилиндр и сплетение гофрированных трубок. Около двери виднелся умывальник. Хотел было поднять руку, но с удивлением понял, что и руки, и ноги привязаны к краям кровати. Огляделся в поисках какой-нибудь кнопки, но ни¬чего похожего не заметил. Да и, собственно, чем бы я ее на¬жал! Оставалось надеяться на свой собственный голос. Про¬чистил горло и негромко попробовал:
— Эй!
 Получилось. Тогда крикнул посильнее:
— Есть кто-нибудь живой?
 Дверь тотчас отворилась и в палату вошла маленькая медсестра. Белый халатик очень хорошо подчеркивал ее стройную фигурку. Из-под высокого колпака выбивалась бе¬лая прядь волос.
— Вы уже очнулись, — улыбнулась она, обнаружив бе¬лые, под стать ее униформе, зубки.
— Похоже, что да, — ответил я, — вот только не пойму, почему меня связали. Боитесь, что убегу?
Сестричка подошла и стала меня развязывать.
— Напрасно Вы шутите. А связали Вас для того, чтобы не навредили себе.
 Я согнул слабую дрожащую руку и, приподняв одеяло, посмотрел, что это со мной случилось. Мое туловище в районе живота перетягивала повязка. Никаких других, видимых повреждений я не заметил.
— Что же со мной случилось? — задал вопрос, но когда посмотрел вверх, то увидел, что моя миленькая сестричка исчезла. Однако через несколько минут появился врач.
— Здравствуйте, — сказал он и, придвинув неподалеку стоявший стул, сел у меня в ногах.
— Как чувствуете себя?
— Неплохо. Немного бок саднит.
Врач казался чуть постарше меня, с большим мясистым носом и очках в золотой оправе.
— Слабость ощущаете?
— Да.
— Вы потеряли много крови.
— А помимо крови, что я еще потерял?
— К счастью ничего. Вас спасло ребро.
— В смысле?
— Пуля попала Вам в ребро, срикошетила от него, слома¬ла его и вышла наружу, по пути отщепив от соседнего небольшой осколок. Вот он-то и разворотил Ваш бок. Из-за него Вы потеряли много крови. И теперь, — врач поднялся со стула, — у Вас есть два кровных брата.
— Кто, доктор?
— Один назвался Вашим другом. Фамилия Афанасьев, другого Вы должны знать — этот из городских властей — Мирошников. Кстати, — он задержался у двери, — его дочь тоже здесь лежит.
— Доктор, — крикнул я, — постойте!.. Что с ней?
— Ничего страшного, всего лишь сотрясение мозга. Прав¬да, сильное.
— Где она?
— В соседней палате, — улыбнулся врач.
— Скажите, а больше никого... не привозили?
— К нам никого.
Врач ушел, а через час с кульком апельсинов, в накину¬том на плечи халате, ввалился улыбающийся Сашка Афана¬сьев.
— Привет больному. — Подмигнул он мне и положил апельсины прямо на одеяло. — Как ты?
— Нормально, — я слабо пожал ему протянутую руку.—  Рассказывай.
Сашка поерзал на стуле.
— С чего начинать?
— У Алисы был?
— Не волнуйся. Она уже в порядке. Говорит, что голова кружится, а так цела и невредима. Жует апельсины.
— Где Марченко?
— Каюк ему.
Видя на моем лице недоумение, Саша пояснил:
— Погиб в автокатастрофе.
— В какой?
—   Я за точность ручаться не могу, но по слухам, когда он вас столкнул под тепловоз, с той стороны шлагбаума случайно оказались «гаишники» и все видели. В общем, он рванул на своем покореженном «Москвиче», они за ним. И не то «Москвич» был уже неисправен, то ли от волнения не справился с управлением, врезался во встречный КамАЗ. Говорят, в лепешку. Машина сгорела. Водитель КамАЗа чу¬дом спасся, ну а от Марченко одни обуглившиеся кости на¬шли. А твоя машина вдребезги.
— Ладно, — махнул я рукой. — Жаль, конечно, привык я к ней.
Мы помолчали.
— Слушай, Саш. Помоги мне дойти к Алисе.
— Да ты что! Тебе лежать нужно.
— Ерунда. Врач сказал ничего страшного.
— Мишка, перестань.
— Да! Прости. — Я положил свою ладонь на его руку. — Ты ведь теперь мой кровный брат. Спасибо.
— Да чего там, — засмущался Сашка.
— Так поможешь дойти? Не то я двинусь сам.
— Подожди. — Сашка подбежал к двери и выглянул на¬ружу. — Ладно. Давай. Только быстро.
 Выбраться из кровати мне стоило огромных трудов, кру¬жилась голова, подкашивались ноги, тугая повязка причиня¬ла сильную боль. Сашка поднырнул под мою руку и, обхватив за плечи, по¬тащил меня по коридору.
 Алиса так же лежала в одноместной палате. Голова ее была забинтована, глаза закрыты. Услышав наши шаги, она приоткрыла их. Губы растянулись в легкой улыбке и на¬встречу мне, из-под одеяла, выскользнули руки и неожидан¬но крепко обхватили за шею, когда я нагнулся.
— Ты пришел, милый. Я так рада. — Из ее зеленых глаз хлынули слезы.
— Будет, будет. — Говорил я и целовал эти зеленые и соленые глаза. Я готов был целовать их бесконечно, ощущая под своими руками легкое, нежное тело, теперь бесконечно мне дорогой женщины.
 В виде разъяренного тайфуна в палату ворвалась мед¬сестра и быстро водворила меня на место. Сашку, за пособ¬ничество, категорически вытолкали за дверь и пригрозили, что больше вообще не пустят.
Целых шестнадцать минут меня пичкали таблетками и нашпиговывали уколами, затем воткнули капельницу.
 Я с отвращением смотрел на нудно капающие прозрачные капли и думал.
 Интуиция меня не подвела. Марченко хотел покончить с нами. Понял, что мы очень близко к нему подобрались. Толь¬ко вот сделал он все не продумав и в итоге погиб. Ну что ж, поделом ему. Вот только где теперь искать циферблат?.
 Мои размышления прервал новый гость. Это был Павел Иннокентьевич. Вошел он какой-то усталый и осунувшийся, тяжело сел на стул и протянул руку:
— Здравствуйте, Михаил. Как себя чувствуете?
— Спасибо, Пал Иннокентьевич, все нормально... Мне сказали, что Вы дали мне свою кровь.
— Пустяки, — Мирошников встал со стула и подошел к окну. — Это я очень Вам благодарен. Мне Алиса сказала, что Вы ее в самый последний момент вытолкнули из маши¬ны. Если бы не это, ей сейчас не быть с нами.
 Что я мог ответить на слова Мирошникова? Я промолчал.
 Павел Иннокентьевич опять сел на стул и нервно потер руки.
— В общем так, Михаил. Еще раз благодарю Вас за все. Считайте, что дело закончено. Циферблат искать больше не нужно. Он принес много горя.
— Но почему? — Я даже привстал с постели, и сооруже¬ние с капельницей угрожающе зашаталось.
— Дело в том, что этот негодяй Марченко держал цифер¬блат все время при себе... Когда собирали его кости для гроба, нашли и полурасплавившийся диск. Я попросил зна¬комого инспектора, — пояснил он, — циферблат почти поте¬рял свою форму. Прочесть что-либо на нем невозможно.
 Мы некоторое время помолчали.
— Павел Иннокентьевич! — я улыбнулся. — Я очень рад, что так закончилось дело.
— Почему?
— Потому, что я прошу руки Вашей дочери!
 Усталая складка на переносице у него медленно разгла¬дилась, и на губах заиграла легкая улыбка.
— Понимаю... А Вы уверены, что для Алисы это не будет неожиданностью?
— А Вы спросите ее.
 Выписались из больницы мы вместе с Алисой. А через месяц у нас была скромная свадьба, на которой присутство¬вали лишь пять человек, не считая нас.   Сашка был моим свидетелем, а его жена свидетельницей Алисы. Присутство¬вали еще две близкие институтские подруги Алисы. Ну и, ес¬тественно, сам Павел Иннокентьевич. Анна Сергеевна, не¬смотря на наше приглашение, не пришла.
 Я бросил сыскное дело и занялся более мирной профессией. Теперь я началь¬ник отдела статистики при администрации города и напря¬мую подчиняюсь своему тестю.
 Иногда мы собираемся на теперь холостяцкой квартире Мирошникова, садимся в кресла, Алиса сервирует столик и мы, потягивая коньяк, вспоминаем некоторые перепетии де¬ла о старинных часах.




ЕВГЕНИЙ ТРЕТЬЯКОВ-БЕЛОВОДСКИЙ

ПОЛЕТ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
 ГЛАВА 1
 «Внимание! Начинается регистрация билетов на рейс 18 «Балхаш—Бишкек», — голос диктора гулко прозвучал в вы¬шине зала ожидания небольшого провинциального аэропор¬та, переполненного из-за непогоды, бушевавшей всю ночь. Смирнов открыл воспаленные глаза и огляделся вокруг. Че¬ловеческий муравейник загудел, отходя от липкого, жаркого сна, который валит в дороге от усталости всех без разбора.
 На деревянной неудобной скамейке стиснутый соседями с двух сторон, зажав под ногами сумку, засыпает самый при¬хотливый пассажир, проваливаясь в забытье, как в омут. И ничто не может помешать этому сну. Лишь желанный голос диктора, объявляющего посадку на твой рейс, чутко улав¬ливает ухо. Лишь этот голос вырывает вас из того, что и сном-то не назовешь.
 Андрей встал и взглянул на наручные часы. «Без четвер¬ти семь», — отметил он про себя и, взяв в руки сумку, напра¬вился в туалет, чтобы умыться.
 Смирнов летел в гости к отцу, который жил неподалеку от столицы Кыргызстана. Рейс, к сожалению, был не пря¬мым, а с посадкой в Балхаше.
 В туалете толпились мужики, накурено было так, что в метре ничего не видно. Стоял тошнотворный запах хлорки и мочи. Отыскав умывальник, Андрей ополоснул лицо водой и, на ходу вытирая его носовым платком, выскочил из туа¬лета.
 Регистрация прошла, на удивление, быстро, и через 20-30 минут Андрей шел по мокрому от дождя бетону к стоящему невдалеке ТУ-154. Гроза принесла зябкую свежесть и холод¬ный, пронизывающий ветерок. Перистые облака плыли по небу, окрашенные в нежно-розовый цвет восходящим солн¬цем. Длинную вереницу пассажиров встречала стоящая у трапа миловидная молоденькая стюардесса...
 Среди ожидавших посадку на рейс 18 в вестибюле, у вы¬хода из здания аэропорта, стояли четверо парней. Они о чем - то переговаривались, изредка посматривая по сторонам. Двое курили. После объявления о начале посадки молодые люди разделились. Трое пристроились в хвост длинной оче¬реди, ждущей проверки документов, а четвертый не спеша вышел из здания аэропорта, поеживаясь от холодного ветер¬ка. На его плече небрежно болталась спортивная сумка. По внешнему виду она была точной копией той, что висела на
плече одного из троицы, ожидающей досмотра багажа.   Вы¬шедший направился вдоль высокой ограды, отделяющей летное поле от привокзальной площади. Она была пустынна, и он, никем не замеченный, прошел до скверика, разбитого по ту сторону забора. Внимательно осмотрев металлические прутья ограды, он нашел то, что ему было нужно, — один за¬ранее распиленный прут.  Быстро отогнув его, человек с сумкой пролез сквозь забор и нырнул в заросли. Согнувшись, пробежал вдоль густых кустов к месту, где должны были пройти пассажиры, снял сумку с плеча и, просунув руку, с ней сквозь живую изгородь, осторожно опустил ее в стоя¬щую здесь урну. Затем, так никем и не замеченный, проделал обратный путь, не забыв отогнуть прут забора на прежнее место. Возвратясь ко входу в аэропорт, парень нервно зажег сигарету, отыскал взглядом человека с сумкой-близнецом, едва заметно кивнул ему и быстрой походкой направился к стоянке такси.

 Досмотр ручной клади был закончен. В сумке у крепко сложенного молодого человека лежали дорожное белье и большая бутылка дорогого французского одеколона. Доку¬менты были в полном порядке, и сержант милиции пропус¬тил его не задерживая.
 Появилась провожатая и повела пассажиров из накопителя к самолету. Знакомый нам «кре¬пыш» с сумкой, расталкивая идущих, пробрался к провожа¬той и зашагал рядом с ней. Двое его спутников шли налег¬ке в самом конце длинной вереницы. Поравнявшись со скве¬риком, «крепыш» вдруг сдернул сумку с плеча и, пытаясь забросить ее на другое неловким движением, уронил под ноги провожатой.
— О, черт! — воскликнул он, нагнувшись и выхватывая ее из-под ног женщины.
— Ну что же вы так неосторожно, молодой человек, — остановившись, сказала провожатая.
«Крепыш» между, тем вжикнул молнией, из открытой сумки в нос женщине ударил запах прекрасного, француз¬ского одеколона.
— Да что ж за наказание! — воскликнул «крепыш». — Ну, где я теперь куплю такой подарок? — с досадой произ¬нес он, вытаскивая на обозрение крупные граненые осколки стекла. Он в растерянности стоял и смотрел на женщину.
— Теперь уже ничего не поправишь. Пойдемте, вы задер¬живаете посадку. — Она головой кивнула на столпившихся позади пассажиров.
— Позвольте мне выкинуть эти осколки. Не лететь же мне с ними. — Парень оглянулся вокруг. — Вон невдалеке урна, — он рукой показал в сторону скверика и умоляюще прижал сумку к груди.
— Ладно уж, только побыстрее, — сжалилась женщина, потом, обратившись к пассажирам, скомандовала: — Това¬рищи, не стойте, проходите к самолету.
«Крепыш» добежал до урны и, заслонив ее собой от пас¬сажиров, быстро поменял сумки. Все произошло именно так, как и было задумано: никто ничего не заметил.
 Андрей сидел у иллюминатора, рядом с ним, откинувшись в кресле, полулежала женщина лет тридцати-тридцати пяти. У нее было длинное лицо с пухлыми капризными губками. На носу — модные дымчатые очки. Жгучие черные волосы были перетянуты на затылке ярко-красной резинкой.
— Вы тоже из Москвы летите? — спросил Андрей, с ин¬тересом рассматривая незнакомку.
 Она перевела взгляд на него:
— Нет, отсюда. Должна была улететь вечером, но прок¬лятая гроза задержала все рейсы. Это ужасно — протор¬чать всю ночь в грязном, вонючем аэропорту... А вы, как я поняла, из Москвы?
— Да, — ответил Андрей. — Лечу в гости и, как и вы, провел всю ночь в аэропорту.
 Незнакомка достала сумочку и вынула из нее небольшой сверток. В нем оказалось два бутерброда с копченой колба¬сой.
— Угощайтесь, — протянула она Смирнову бутерброд. — Я, знаете ли, брезгую этими буфетами.
— Спасибо, — Андрей взял бутерброд и с наслаждением вонзил в него зубы.
 Лайнер круто взмыл вверх, набрал высоту и взял курс на Бишкек. Слегка закладывало уши, мерно пели турбины. Внизу расстилалась гладкая казахстанская степь.
 Трое молодых людей — «крепыш» с сумкой и два его на¬парника — оказались сидящими неподалеку от пилотской кабины. «Крепыш» в недавнем прошлом был военным лет¬чиком, списанным вчистую из армии по болезни. Невысокого роста, с короткой стрижкой, он производил впечатление сильного и ловкого человека. Второй его товарищ являлся пол¬ной противоположностью ему. Редкие и светлые льняные волосы ниспадали на плечи. Худощавый и высокий, он мог бы показаться слабым и разболтанным, если бы не сталь¬ного цвета глаза, в которых читались ум и внутренняя сила.
 Последний из этой троицы, сидящий позади своих друзей, был того типа, о котором говорят: особых примет не имеет.
 Раскрыв сумку, «крепыш» вынул тяжелый предмет, ак¬куратно упакованный в бумагу, и передал его сидящему по¬зади «неприметному», который осторожно перехватил его рукой и положил себе на колени. Затем лидер троицы так же спокойно вынул черный вороненый пистолет и быстро сунул за пояс брюк, прикрыв его полой курдки. Второе, точ¬но такое же оружие передал «худощавому».
 Стюардессы Катя и Наташа разливали по чашкам ли¬монад и минеральную воду, готовясь выкатить столики в са¬лон, когда вдруг шторка, отделяющая салон от их отсека, распахнулась, и перед ними появились два парня. Катя изум¬ленно вытаращила глаза и хотела было возмутиться по по¬воду вторжения, но не успела.  «Крепыш» кинулся к ней, «худощавый» — к ее подруге. Вмиг девушки были прижаты к переборке, а их рты зажаты сильными ладонями.
— Тихо, девочки, — прошептал «крепыш» и вытащил пистолет. Тут же Катя почувствовала, что ствол уперся в ее живот, чуть пониже солнечного сплетения. Она скосила глаза и увидела, что ее подруга находится в таком же поло¬жении.
— Спокойно, и попрошу без крика, — повторил терро¬рист. — Самолет захвачен. В салоне у нашего друга лежит бомба. И если вы, девочки, вдруг вздумаете кричать, он не¬нароком может нажать на кнопку. К чему это может при¬вести, вы, я думаю, догадываетесь. А теперь, если до вас до¬шло то, о чем я вам сказал, моргните своими прекрасными глазками.
Стюардессы послушно моргнули, «крепыш» осторожно открыл рот девушки.
— Вот так, хорошо, — успокаивающе произнес он. — А теперь, девушки, давайте обсудим наше положение. У пило¬тов есть оружие?
 Катя и Наташа, казалось, только сейчас пришли в себя — слишком невероятным казалось все происходящее. Они испуганно переглянулись и, потупившись, молчали.
«Крепыш» усмехнулся и бросил взгляд на «худощавого»:
— Ты посмотри на них, Стас, молчат, будто на допросе в НКВД, — потом резко вдавил дуло пистолета в живот пленницы, тут же зажав ей рот ладонью.
Девушка издала булькающий звук и стала оседать на пол. Террорист массой своего тела прижал ее к переборке, не дав ей упасть.
— Стас, плесни минеральной водички в ее личико. Ка¬жется, девочке плохо.
 «Худощавый», одной рукой прижав свою жертву дулом пистолета к шкафчику, другой взял наполненную чашечку и выплеснул ее содержимое в лицо потерявшей сознание.
— Не трогайте ее больше, — тихо произнесла Наташа.— У экипажа нет оружия. — Она отвела глаза от подруги и взглянула на террориста.
— Вот это мне нравится. Давно бы так.
«Крепыш» тоже взял чашку лимонада и залпом выпил его.
 — Ты пойдешь с нами к пилотам, — он ткнул пальцем в грудь Наташи. — А другая посидит здесь.
 Он повернул Катю к себе спиной и связал ее руки веревкой, которую предусмотрительно положил в карман куртки еще в аэропорту. Потом достал из другого кармана меди¬цинский пластырь и, оторвав кусок, заклеил ей рот.
— Это чтобы ты не вздумала кричать, милая. Ты уж из¬вини за причиненные неудобства, я думаю, минут через пять твоя подружка придет и позаботится о тебе. Да, — нагнул¬ся он к самому лицу Кати, — я надеюсь, у тебя хватит ума не пугать своим видом пассажиров. — Он внимательно смот¬рел в ее глаза! — Ты помни, там сидит мой друг с кнопкой. И он не нажмет ее только в одном случае: если первым по¬явлюсь я или Стасик.

 ГЛАВА 2
 Пилот первого класса Сергей Ильич Бардаков включил автопилот и повернулся к бортрадисту.
— Коля, запроси-ка погоду в Бишкеке.
— Айн момент, командир, сейчас сделаю:
 В это время в переборку постучали.
— Алексей Иванович, — обратился командир ко второму пилоту, — подойди, посмотри, в чем дело. Что-то рановато девочки пришли нас кофе поить, — и он блаженно потянул¬ся.
 Второй пилот подошел к переборке и щелкнул замком. Дверь резко распахнулась, отбросив его на спинку кресла, и в кабину ворвался «крепыш», сжимая в вытянутых руках оружие.
— Руки на голову! — резко скомандовал он, поперемен¬но направляя пистолет на членов экипажа.
«Худощавый» толкнул стюардессу назад в проход, прыг¬нул в кабину и захлопнул за собой дверь, Боковым зрением он увидел, как рука бортрадиста метнулась под полу кителя. Отработанным движением он качнулся влево и, резко раз¬вернувшись вправо, нажал на спусковой курок. Грохнул выст¬рел, и бортрадист согнулся, уткнувшись в радиостанцию.
— Ну-ну, без глупостей, — прорычал взбешенный «кре¬пыш». — Выше руки! Стас, обыщи их.
«Худощавый» отдал свой пистолет напарнику и быстро ощупал все еще полулежащего второго пилота, у которого на лбу быстро зрела небольшая шишка.
— Обманули, суки, — повернув лицо к напарнику, ска¬зал он и вытащил пистолет. Передернув затвор, он приста¬вил дуло к виску растерянного пленника.
— Давай, командир, оружие, — протянул он руку к Бар дакову. — Только доставай помедленнее. А то Стас у нас парень нервный. Как бы ненароком на курок не нажал, — добавил «крепыш», сжимая в каждой руке по пистолету, на¬правленному на командира корабля.
 Сергей Ильич за свою летную жизнь побывал во многих переделках, но сейчас он вдруг понял, что сдал. Лоб покрыл¬ся испариной, руки мелко дрожали. Он медленно-медленно опустил правую руку, вынул пистолет и протянул его банди¬ту.
 Полулежащий, со вдавленным в висок пистолетом второй пилот Алексей Иванович за эти несколько минут сделался бледным, как воротничок его рубашки. Он прерывисто ды¬шал, смотря невидящими глазами куда-то вдаль, за преде¬лы пилотской кабины.
«Худощавый» перехватил оружие и поднялся на ноги
— Вставай, дружище, — обратился он ко второму пилоту, нервно усмехнувшись.
 Алексей Иванович поднялся и тут же был связан. Затем его посадили прямо на пол, рядом с мертвым радистом.
 Катя и Наташа у себя в отсеке ожидали конца развер¬нувшихся событий. Обе приняли валерьянки. Между ними стоял забытый поднос с напитками. После того, как Наташу оттолкнул «худощавый», она еще некоторое время остава¬лась у переборки пилотской кабины и слышала звук хлопка. Вначале она удивилась, гадая, что бы это значило. Потом до нее вдруг дошло, что это был выстрел. На ватных ногах Наташа пошла к подруге. Пассажиры в первом салоне почти все спали. Это успокоило девушку. «Не хватало еще пани¬ки», — подумала она.
 Катя сидела на полу, уставившись в одну точку. На шо¬рох раздвигаемых шторок она резко повернула голову и с облегчением вздохнула, увидев подругу живой и невредимой.
 - Кать, — обратилась к ней Наташа, — ты только не волнуйся, — она положила руки на плечи подруге. — Я, по-моему, слышала выстрел там, в пилотской кабине.
У Кати округлились от ужаса глаза и рука взметнулась к лицу, зажав рот от непроизвольного крика.
— Что же будет?
— Не знаю.
-   Господи! Надо же было этим подонкам выбрать именно наш рейс, — она сжала голову ладонями и закрыла глаза.
 Шторка дернулась, и девушки увидели «худощавого». Тот мельком взглянул на них, собираясь пройти дальше, по¬том, как будто что-то вспомнив, остановился.
-  Ну, так есть у экипажа оружие? — посмотрел на де¬вушек и зло сощурил глаза.
Девушки молчали.
 - Дуры! он коротко ругнулся. — Погубили своего ра¬диста. Впрочем, теперь уже все равно. Были бы вы мужика¬ми... — он не закончил фразу, махнул рукой.
На пульте над головой Наташи зазвучал огонек вызова. Она вопросительно посмотрела на террориста.
— Можете заниматься своими делами, — буркнул тот и вышел из отсека.
 Итак, спустя сорок минут после взлета, самолет был за¬хвачен группой террористов, состоящей из трех человек, эки¬паж обезоружен, убит бортрадист.
 Андрей открыл глаза и взглянул на часы: судя по ним, до конца полета оставалось еще минут двадцать.
 «Странно, — подумал он, — обычно лимонад развозят в начале, а не в конце полета».
 Андрей осторожно взял напиток, который передала ему соседка и с удовольствием выпил.
— Граждане пассажиры, внимание, — раздался хриплый голос из динамика.
 Рука стюардессы, разбирающая пустые чашки, дрогнула и застыла на месте.
— Экипаж корабля просит соблюдать спокойствие, — продолжал голос. — Самолет захвачен группой террористов. Что бы ни случилось, большая просьба оставаться всем на своих местах. Мы следуем в Китай, поэтому полет наш про¬длится несколько дольше, чем было запланировано.
Голос умолк. Соседка Андрея взвизгнула и схватила стюардессу за рукав.
— Господи! Что с нами теперь будет, девушка?
— Прошу вас, женщина, не волнуйтесь и, главное, сидите на месте.
 Андрей в волнении взъерошил волосы.
— А где бандиты? — обратился он к стюардессе.
— Не волнуйтесь, гражданин, — вымученно улыбнулась девушка и покатила столик дальше по проходу.
 Салон гудел, послышались выкрики, кто-то попытался вскочить, но тут же был посажен на место сильной рукой соседа. Полная женщина впереди вдруг тонко и пронзитель¬но завыла. Неслись проклятия и недоуменные выкрики. Стю¬ардессы метались по салону, успокаивая пассажиров. Сосед¬ка Андрея тихо плакала.
— Не нужно, не плачьте, — успокаивал тот ее.
— Да как же это так? Ведь все же было тихо. У меня в голове не укладывается. Что же теперь делать? — она по¬вернула к Смирнову заплаканное лицо.
— Не знаю, — задумчиво ответил тот. — По крайней мере, не нужно паниковать. Сделать сейчас мы ничего не можем. Бандиты, вероятно, в кабине у пилотов. Вы замети¬ли, как странно посмотрела стюардесса в ту сторону?
— Да ничего я не заметила, — досадливо поморщилась она. — И вообще это бред какой-то. Может, нас разыгрыва¬ют?
 Смирнов грустно усмехнулся.
— Мы, увы, не в театре, а на высоте 7000 метров...
Напоминание о высоте буквально вжало женщину в
кресло. Она побледнела, левое веко стало подергиваться.
— Ну-ну, не пугайтесь, — он легонько похлопал ее по щекам, потом, подняв голову вверх и найдя на панели кноп¬ку с надписью «стюардесса», вдавил ее до упора.

 ГЛАВА 3
 Сергей Ильич Бардаков — пилот первого класса, коман¬дир корабля — сидел в кресле второго пилота. На его месте расположился «крепыш». Закончив объявление, которое ус¬лышали пассажиры, он повернулся к командиру.
— Вот так, в Китай, — повторил он, закуривая сигарету.
— Ты что, рехнулся? — смотря в глаза террористу, спро¬сил Бардаков. — Я, конечно, не знаю, как там у них с про¬тивовоздушной обороной, но если все в порядке, то нас со¬бьют сразу же, как только пересечем границу.
— А ты нас поведешь Международным воздушным кори¬дором.
— Я ни разу не летал в Китай. Я вообще не летал за границу. Да и горючего не хватит.
 —А вот это не твоя забота, — хмыкнул террорист. — Я покажу тебе, как летают настоящие летчики. — Он обернул¬ся и весело подмигнул своим спутникам. Затем отключил автопилот и взялся за штурвал.
... Авиадиспетчер в аэропорту Манас с удивлением смот¬рел на маленькую зеленую точку, пульсирующую на экране локатора.
— Сергей, — толкнул он рядом сидящего напарника, — срочно запроси борт 3234. Они что там, с ума посходили? Ты посмотри, что творят!
У, напарника удивленно поползли вверх брови.
— Борт 3234, ответьте аэропорту Манас. Борт 3234, от¬ветьте аэропорту Манас, — несколько раз повторил он.
— Не отвечают, — растерянно пожал плечами диспетчер. — Да, ситуация!
 Между тем самолет резко снижался.
— Пассажирам пристегнуть ремни, — раздался голос из динамика. — Во избежание несчастных случаев категориче¬ски запрещается вставать с мест и ходить по салону.
— Дело, кажется, принимает серьезный оборот, — по¬смотрев на соседку, оказал Андрей. Та сидела вся сжавшись, оцепенев от страха. Андрей застегнул ее ремень.
— Давайте знакомиться, что ли. Меня зовут Андрей.
Женщина повернула голову:
— Маргарита, зовите меня Маргарита, — прошептала она.
1— Да успокойтесь же, возьмите себя в руки.
— Ох, Андрей, я, кажется, сойду с ума. Почему мы сни¬жаемся? — вскрикнула она, посмотрев в иллюминатор.
Смирнов повернул голову. Сквозь толстый плексиглас уже отчетливо были видны  какие-то домишки, быстро проно¬сящиеся под крылом. Лайнер круто накренился и ухнул на несколько сотен метров вниз. Заголосили женщины. Стюар¬десса, непрерывно бегающая по вызовам, буквально взле¬тела над полом и рухнула в проход.   Самолет выровнялся и шел теперь очень низко. У Андрея екнуло сердце. До земли оставалось метров триста-четыреста. Вдали мелькали сига¬рообразные тополя. Лоскуты палей сливались в сплошную серую ленту.
 «Крепыш» уверенно держал штурвал. Во рту дымила сигарета. «Худощавый» и «неприметный» расположились за креслами прямо на полу кабины. Руки Сергея Ильича мет¬нулись к штурвалу, но этот его неосознанный порыв оста¬новил резкий крик террориста:
— Остановись, командир! Самолет веду я. А ты сиди и не рыпайся.
— Людей же погубишь, — прохрипел Бардаков.
— Да прекрати ныть. Я на МиГах летал.
 Теперь лайнер шел совсем низко. Но этот опасный полет не видел уже никто. На экранах локаторов самолет исчез и, бешено пожирая расстояние, несся теперь над Чуйской до¬линой, в которой бесчисленными ручьями и реками изливал¬ся растаявший горный снег. Увидев подножие Тянь-Шаньских гор, «крепыш» потянул штурвал на себя, и лайнер круто взмыл вверх, оставляя под собой снежные пики.
 Острые клыки гор то тут, то там выглядывали из густой пелены облаков. Казалось, протяни руку и тут же обож¬жешься об их ослепительно-белые края.  Террорист, ведущий самолет, весь взмок от напряжения. Глаза его бегали, стара¬ясь уловить и зафиксировать мелькавшие с быстротой мол¬нии грозные вершины.
Этот каменный выступ, вынырнувший так неожиданно, он  успел заметить. Руки стремительно автоматиче¬ски выработанным движением постарались отвести самолет
от опасной встречи. Но было поздно.
 TУ-154 кромкой «рыла врезался в каменную глыбу, раскрошил ее, но и крыло рас¬палось на тысячу осколков, и лайнер, неуклюже завалив¬шись на правый бок, воя турбинами, как раненый зверь, рухнул в глубокий снег пологого ущелья. Взрыв потряс горы, вызвал обвал, а возмущенное эхо долго металось, разнося весть о гибели самолета.
 
 ГЛАВА 4
 Андрей очнулся от холода и боли в руке. Голова гудела, к горлу подступала тошнота. Первое время он не мог по¬нять, где он и что с ним. Слабость сковала все тело, и не было сил даже для того, чтобы открыть глаза. Холодные по¬рывы ветра лизали лицо, сквозь закрытые веки ощущалось солнце. Сознание, наконец, словно заржавленный древний механизм, отчаянно скрипя своими шестеренками, стало рывками проворачиваться. Смирнов вспомнил аэропорт, бес¬покойную ночь в зале ожидания. Потом созание стало рас¬кручивать все события по порядку. Утро. Регистрация биле¬тов. Мокрый от дождя бетон. Длинная вереница людей, ша¬гающих к красавцу самолету.
 И тут Андрей вспомнил! Вспомнил, что летел в Бишкек, соседку Маргариту, отчаянные крики женщин, когда лайнер завалился на правый бок и рухнул в никуда, в беспамятство.
 Жизнь медленно возвращалась в тело Смирнова. Почув¬ствовав, что замерз, он попытался открыть глаза. Над ним нависали горы, тотчас закружившиеся, стоило только взгля¬нуть на них. Опустив веки, Андрей пошевелил рукой, затем другой. Целы, хотя как будто онемевшие. Он поднял ру¬ку, поднес к глазам и чуть-чуть приоткрыл веки. Все оказа¬лось на месте, лишь пальцы немного подрагивали.
 Большого труда ему стоило повернуться на бок. В предплечье резану¬ла боль, и у Андрея вырвался стон. Снова открыв глаза, Смирнов увидел уходящую круто вверх каменную стену. Он нагнул голову и осмотрел себя. Джинсы порвались, и сквозь прореху выглядывала коленка. Куртка задралась к шее, но рукава остались целы. Судя по всему, он скатился вниз по склону ущелья. Превозмогая боль в правой руке и закрыв глаза, Андрей кое-как уселся, облокотившись на стену. Пе¬реждав несколько минут, чтобы остановить головокружение, он вновь открыл глаза. Яркое солнце слепило. Он лежал на дне расщелины. Огромные кучи снега не давали взглянуть вдаль, туда, куда уходила расщелина. Медленно поворачи¬вая голову, Смирнов осмотрелся.
 Повсюду, куда ни падал взгляд, его окружали горы, настолько отвесные, что попы¬таться влезть на них было бы чистым безумием. Опираясь на стену, Андрей попытался встать, и это ему удалось, лишь ноги слепка дрожали. Он сделал шаг, другой и пошел. Здоровой рукой оправил куртку и застегнул ее. Набрал в пригоршню снега и бросил его в рот. Страшно хо¬телось пить.
 Ходьба согрела и принесла неожиданное облег¬чение. Лишь по-прежнему ныла рука. Смирнов собрался с духом и изо всей силы дернул ее здоровой. Острая боль ре¬занула его и бросила в снег лицом вниз. Он жадно его ел, катаясь по нему, пока боль не отпустила.
 ... Через снежный завал Андрей перебрался к вечеру. Снег забивался куда только мог. Преодолевать его приходилось в основном ползком. Уставший и совершенно вымокший Анд¬рей добрался до тощей березки, неведомо как здесь вырос¬шей, и в изнеможении плюхнулся на зеленую траву.
 Повсю¬ду валялись обломки самолета, вещи пассажиров. Невдале¬ке неподвижно лежал человек лицом вниз. Андрей всмот¬релся в него. Неестественная поза, вывернутая нога не ос¬тавляли сомнений, что он мертв. Дрожа от холода, Смирнов обыскал все доступные ему места, но людей больше нигде не обнаружил. Самолет, по-видимому, при ударе разломил¬ся на несколько частей, что и объясняло отсутствие осталь¬ных пассажиров.  Перебравшись через завал снега, он обна¬ружил, что расщелина дробится на несколько рукавов, рас¬ходящихся в разные стороны. Следовало обыскать хотя бы несколько этих рукавов, чтобы обнаружить живых или мерт¬вых людей. Андрей надеялся, что спасся не один он. В уще¬лье, однако, быстро темнело и так же быстро холодало. Снежные пики гор полыхали огнем заходящего солнца, го¬лубело небо, а внизу разливался мрак.
Долго бродил Андрей по каменной россыпи, потроша разбросанные чемоданы. Занятие противное, но выхода не было. Он должен был добыть огонь, согреться и выжить.
 Поиски принесли обнадеживающие результаты. Андрей об¬завелся теплым пледом, разнокалиберными банками консер¬вов, к счастью, в одном чемодане нашелся мужской несес¬сер, в котором помимо бритвенных принадлежностей лежал перочинный нож. При обыске погибшего, а им оказался бо¬родатый мужчина, лет сорока, нашлась зажигалка с сигаре¬тами. А в огромном бауле-чемодане помимо/многочислен¬ных рубашек, брюк и белья, необходимого для длительного путешествия, обнаружилась бутылка коньяка и водка.
 Андрей спешил — быстро темнело. Все вещи он лихора¬дочно стаскивал в кучу к березе. Среди обломков лайнера, к счастью, нашлись ящики, а это — топливо. Уже в полной темноте Андрей разжег костер и принялся за еду. В малень¬ком стаканчике для бритья он топил снег и запивал консер¬вы. Потом открыл бутылку коньяка, выпил и, укутавшись в чужие вещи и плед, повесил сушиться свою мокрую одежду.
 Небо обсыпало звездами, где-то в вышине гудел ветер, трещали сухие доски, изредка выбрасывая снопы искр. От выпитого коньяка по телу разлилась приятная теплота. Со¬орудив логово из найденных вещей и подбросив в огонь ос¬татки дров, Андрей улегся, набросал на себя многочислен¬ное белье и через несколько минут отдался во власть всепо¬беждающего сна.

 ГЛАВА 5
 Проснулся Андрей от холода. Светало. Серело небо, все в каком-то жидко-грязном киселе, из которого сыпал мокрый снег. Кругом было бело. Костер потух, покрытый тонким слоем пороши. Смирнов нащупал в ворохе одежды бутылку с коньяком и сделал большой глоток. Тепло возвращалось. Нужно было думать, что делать дальше. Прежде всего следовало по¬завтракать и утеплиться. Потом искать людей.
 Сделав первое и второе, Андрей выбрал большую и удобную сумку, набил ее оставшимися консервами, спиртным и от¬правился в путь. Оставшаяся за спиной береза должна была служить ему ориентиром, вернись он назад. В первую оче¬редь Андрей решил обследовать левый рукав, в котором, как ему казалось, должны находиться оставшиеся части самоле¬та и люди. ПЛОХО было то, что выпавший за ночь снег прак¬тически скрыл все следы.
 Несколько раз он подбегал к подозрительным буграм с надеждой, что это обломок или человек. Но надежды его не оправдывались, стоило смахнуть снег, и он видел, что это всего лишь камень. Рукав поворачивал вправо, постепенно расширяясь. Большие валуны и мелкие россыпи камней за¬трудняли путь. Поднялся встречный ветер и вскоре залепил Андрею всю грудь и ноги мокрым снегом.
 Пройдя метров восемьсот, он понял, что в этом направлении его поиски будут тщетными. Для очистки совести он несколько раз крикнул. Но в ответ услышал лишь эхо да завывание ветра.
 Затем в голову ему пришла блестящая мысль. Смирнов начал стаскивать большие валуны, которые он мог поднять, к центру расщелины и выкладывать из них стрелку, указы¬вающую назад, туда, откуда он пришел. Закончив этот адский труд, Андрей двинулся в обратном направлении.
 Сле¬дующий рукав оказался гораздо уже и извилистее первого. То тут, то там нависали каменные карнизы, и Андрей с ос¬торожностью их обходил. Казалось, достаточно одного кри¬ка, и они сорвутся вниз каменным водопадом. Расщелина становилась все уже и уже, и вскоре Андрей увидел перед собой смыкающиеся стены этого естественного коридора. Дальше пути не было. Пришлось повернуть назад.
 Погода испортилась окончательно. Озверевший ветер сдувал тонны снега и бросал все это вниз. Видимость стала плохой, и Анд¬рей опять сильно вымок. Подходя к начальной точке своих скитаний, он вдруг почувствовал запах дыма. Бросился впе¬ред; словно боясь, что запах исчезнет, и он снова окажется один. Выбежав из извилистого рукава, он с радостным изум¬лением остановился.
 У только что разведенного костра, закутавшись в остав¬ленные Андреем тряпки, сидела его соседка Маргарита. При его появлении она вскочила и бросилась к нему. Она крепко сжимала Смирнова в объятиях, цепко держа его руками, будто боялась, что тот вдруг растворится и исчезнет навсег¬да. Крупные слезы катились из ее глаз. Она, то поднимала голову и смотрела на Смирнова, то вновь опускала ее, дрожа, прижималась всем телом к нему.
 Андрей успокаивающе поглаживал спину женщины и шептал:
— Ну же, успокойтесь, успокойтесь, Рита. Теперь не бу¬дет так страшно. Нас уже двое. И, даст Бог, еще кто-нибудь найдется. Ведь не может быть, что спаслись лишь мы.
 Постепенно женщина успокоилась, Андрей посадил ее поближе к костру и тщательно укутал. Затем достал коньяк и налил в стаканчик.
— Выпейте, это согреет вас.
 Маргарита взяла его и, словно сомнамбула, медленно вы¬пила. Вскоре алкоголь сделал свое дело. Лицо ее порозове¬ло, глаза приобрели осмысленное выражение, и она впервые после встречи заговорила.
— Я так боялась, что осталась одна! — она закрыла глаза и стала медленно раскачиваться. — Там одни трупы, и все в крови. Я думала, сойду с ума.
 Андрей подсел к ней и прижал ее голову к своей груди.
— Теперь все позади. Как вы здесь оказались?
— Я очнулась ночью. Была завалена какими-то ящиками. Долго выбиралась. А когда выбралась, то увидела разбитый самолет и... трупы. Их там много. Некоторые буквально разо¬рваны на части. Господи! Как я все это вынесла?..
 Я еле дождалась утра и сразу направилась на поиски. Вскоре набрела на это место и поняла, что здесь кто-то был. Я кричала, звала на помощь, но тщетно.
— Да,— перебил Андрей, — при таком ветре вряд ли что-нибудь слышно и в пяти шагах. А я ведь уходил далеко.
 Они долго беседовали. Смирнов открыл консервы, подогрел воды. Ужин получился сытный. Он рас¬сказал Маргарите о своих приключениях и поисках остат¬ков лайнера. Затем они перетащили все вещи поближе к не¬большому уступу в скале и соорудили там нечто напоминаю¬щее палатку. Тощую березку пришлось сломать и сделать из нее подпорки.
 Кое-как разместившись в этом импровизированном жи¬лище, они улеглись, тесно прижавшись друг к другу, набро¬сали на себя полумокрое тряпье и сейчас же уснули, утомленные приключениями минувшего дня.
 Посреди ночи Андрея разбудил чей-то стон. Смирнов вскочил, вмиг разрушив построенное накануне убежище. В испуге проснулась Маргарита и долго выбиралась из тряпья.
— Что случилось, Андрей? — хриплым спросонья голосом спросила она.
— Стон! Вы слышали стон?
— Неужели мне почудилось? Да нет, не может быть! Ведь я ясно слышал стон.
— Эй! — крикнул Смирнов. — Есть здесь кто-нибудь?
«...нибудь...», «нибудь», — повторило эхо.
Андрей обернулся к Маргарите:
— Надо все обыскать поблизости. Я не мог ошибиться.
 Андрей поднял толстую ветку березы, обмотал конец ка¬кой-то попавшейся под руку тряпкой и поджег ее.
Вскоре они наткнулись на человека, которого раньше здесь не видели. Он лежал навзничь, раскинув руки. По си¬ней форме и полуоторванным погонам было ясно, что перед ними один из летчиков, так же, как и они, чудом спасшийся.
 Маргарита наклонилась и пощупала пульс.
— Живой! — она радостно посмотрела снизу вверх на Андрея. И они потащили пилота к своему «дому».

 ГЛАВА 6
 Яркое утро застало их хлопочущими у своей берлоги. Смирнов разжег большой костер и теперь ходил в поисках того, что могло гореть. Маргарита хлопотала у огня, при¬страивая на плоские камни вскрытые консервы. Летчик был придвинут к костру и тщательно укутан. Он слабо постаны¬вал. После того, как они притащили его к себе и разожгли костер, Маргарита осмотрела пострадавшего. Левая нога у него была вся в крови, штанина разодрана, и на бедре зия¬ла рваная рана. Рану она перевязала чистой белой рубаш¬кой, которую Андрей нашел в небольшом саквояже и разор¬вал на ленты. Затем они влили в рот раненому водки. Он закашлялся и, казалось, пришел в себя. Глаза его откры¬лись, взгляд скользнул по лицам Риты и Андрея, и пилот вновь впал в забытье.
 Смирнов рылся в снегу и камнях как бульдозер, и вско¬ре его поиски увенчались успехом. Было найдено еще около пяти чемоданов и сумок, но главное, их запас пополнился еще десятью ящиками, в которых оказались сушеные урюк и сливы. Худо-бедно, топливом они теперь были обеспечены. И при экономном расходовании его могло хватить на три- четыре костра. Погода улучшалась, настроение — тоже. Не¬смотря на снег, солнце довольно основательно пригревало. И Андрей с удовольствием подставлял под него лицо. Впер¬вые за два дня ему, не было холодно, исчезла постоянная спутница — мелкая противная дрожь.
— Андрей! — закричала Маргарита. — Наш больной оч¬нулся!
 Смирнов кинулся к стоянке. Пилот внимательно всматри¬вался в склоненные лица спасителей.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Маргарита.
— Подходяще, — выдавил улыбку пилот. — Нога вот только болит. — Он приподнялся на локтях и попытался
сесть. Андрей тут же подставил ему под спину найденный баул.
— Больше нет живых? — спросил он Андрея.
— Пока, во всяком случае, не встретили никого.
— А туда, откуда пришла Рита, — он взглянул на свою спутницу, — я еще не успел сходить. Появились вы, вот мы вами и занимались.
 Пилот задумчиво посмотрел на костер. Потом вновь по¬вернул голову к собеседникам.
— Ну что же. Давайте знакомиться. — Он протянул руку Андрею. — Бардаков Сергей Ильич, пилот I класса, коман¬дир этого корабля, — кивнул Бардаков на обломок фюзеля¬жа, валяющийся недалеко от костра.
— Андрей, — пожал ему руку Смирнов.
— А меня зовут Маргарита, — представилась женщина.
 Бардаков достал из внутреннего кармана измятого и
грязного кителя такую же измятую пачку сигарет и закурил.
— Что же будем делать дальше, друзья?
— Как что? — воскликнул Смирнов. — Помощи ждать.
— От кого? — невозмутимо спросил Бардаков, выпуская длинную струю дыма.
— Да нас сейчас весь СНГ ищет. Ведь пропал целый са¬молет с массой пассажиров! — горячился Андрей.
— А вот теперь стоп, — прервал Андрея Сергей Ильич.— Теперь послушайте меня.
 И он подробно описал все события, происшедшие во вре¬мя полета: захват самолета террористами, убийство радис¬та, опасный бреющий полет и, наконец, ужасный конец в горах. Он замолчал и вновь закурил. Над дымящим костром повисла тишина, Каждый переживал и вновь вспоминал все случившееся с ними.
Наконец летчик прервал молчание:
— Так что помощи нам ждать неоткуда. Во всяком слу¬чае, если она и придет, то ох как не скоро. Вы представьте себе: даже если ориентировочно определят направление на¬шего полета, то сколько времени понадобится, чтобы найти горстку людей среди этих исполинов. — Он кивнул на горы. — А потом, кто знает, что самолет разбился? — риторически спросил он у Андрея.
— А разве вы не сообщили? — удивился тот.
— Увы, — развел руками Сергей Ильич. — Рация была разбита сразу после; захвата. Потом мы пошли бреющим и
на радарах, должно быть, исчезли. Так что, какие из этого выводы сделали там, я не знаю.
— Да... — только и оставалось произнести в ответ Анд¬рею.
 Маргарита зябко поежилась и придвинулась к костру.
— Что же делать? — она тоскливым взглядом окинула окружавшие их горы.
— Я думаю, — сказал, поднявшись, Смирнов, — первое, что нужно сделать, это запасти как можно больше одежды, продуктов и дров, что я немедленно и сделаю. — И он дви¬нулся в сторону последнего правого рукава туда, откуда явилась его спутница и откуда приполз раненый летчик.
— Андрей, постойте! — Бардаков вытащил из-за пазухи пистолет. — Рядом валялся, пояснил он. Возьмите, мало ли что. Террористов я мертвых не видел. Не до этого было, — он кивнул на перевязанную ногу. — Будьте осторожны. Если кто-то из них остался в живых, то свидетеля он постарается убрать обязательно. Об¬ращаться умеете?
 Андрей молча достал из рукоятки пистолета магазин, проверил наличие патронов в нем, сунул обратно. Потом снял предохранитель, передернул затвор и вновь щелкнул флаж¬ком предохранителя. Поднял глаза на командира кюрабля, тот удовлетворенно кивнул.
 Бардаков подробно описал террористов и заставил дваж¬ды повторить их приметы.
Андрей пошел в сторону расщелины, но потом вдруг ос¬тановился:
— А как же вы?
— А нам-то чего бояться? — спокойно сказал Бардаков. - Если они живы, то вы, Андрюша, их встретите первым. Так что осторожнее, — еще раз предостерег он.
 Пробираясь между больших валунов, Андрей часто оста¬навливался и прислушивался. Возможная встреча с воору¬женными бандитами или даже с одним из них не предвеща¬ла ничего хорошего. Он был не робкого десятка, да и сло¬жен крепко, и, тем не менее, чувство опасности давало о се¬бе знать.
 Расщелина стала круто поворачивать вправо. Теперь Смирнов видел перед собой лишь левую стену. Он прижал¬ся к правой и, выставив руку с пистолетом вперед, медлен¬но, стараясь не шуметь, пошел дальше...
 Маргарита хлопотала у костра. Бардаков, укутанный за¬ботливо, полулежал, опираясь на руку, и смотрел на нее.
— Вот так приключение свалилось на наши головы, — со вздохом оказала женщина.
— Ничего, главное — живы остались. Он нервно закурил. — Очень жаль тех, кому не повезло, как нам. Если бы сей¬час я мог добраться до этих сволочей, я бы им горло разо¬рвал вот этими руками, — поднял он дрожащие от гнева руки.
— Успокойтесь, Сергей Ильич, успокойтесь, — женщина встала. — Хотите выпить немного? Я тут нашла еще бутыл¬ку водки. — Она налила в стаканчик спиртное. — Вас это успокоит. И я с вами выпью, а то что-то замерзла. Они вы¬пили и закусили шоколадкой, которую достал Бардаков из внутреннего кармана кителя.
— Совсем ведь забыл про нее. — смущенно сказал он. — У меня это традиция, своего рода талисман. Раньше их во¬зил дочке. Обязательно после каждого рейса. Потом дочка выросла и уехала в Ленинград учиться. А я все равно вожу шоколадку в кармане — привык. Да и, знаете ли, к старос¬ти становлюсь суеверным, — он улыбнулся.
— Так вы москвич?
— Да, Риточка, москвич. Женат и, как уже вам сказал, имею взрослую дочь.
— Жена, наверное, волнуется, — посочувствовала Мар¬гарита.
— Нет, еще не волнуется, — он взглянул на часы, чудом уцелевшие у него на руке. — Но часика через два-три, ду¬маю, начнет.
— Ах, ну, конечно, — хлопнула себя по лбу ладошкой Рита. — Вам ведь еще назад лететь... Ладно, — встала жен¬щина. — Давайте я вашу рану получше осмотрю. А то «раз¬говор на эту тему портит нервную систему», — напомнила она слова известной песенки. — Подавайте сюда вашу ногу.
 Бардаков, морщась, протянул ногу.
 Рана оказалась неглубокой, но рваной. Лоскуты кожи об¬рамляли ее, словно бахрома. Маргарита тщательно промыла ее водкой, приложила куски кожи на место и туго перевяза¬ла ногу остатками рубашки. Летчик стойко перенес эту пе¬ревязку, ни единого стона не вырвалось у него. И лишь кос¬тяшки пальцев, сжатых в кулак, побелели.

 ГЛАВА 7
 Андрей добрался до описанного пилотом места. Взору его открылась печальная и страшная картина. Среди двух огромных валунов застряло сильно искореженное носовое отделение лайнера. В небольшой прогалине среди камней и снега валялись рваные куски обшивки. Трупы были почти засыпаны снегом. При взрыве, вероятно, произошел обвал, и носовая часть самолета с разбитым лобовым стеклом не¬уклюже торчала из каменной насыпи.
 Смирнов медленно об¬ходил это страшное место. Тишина давила на нервы, и он ин¬стинктивно старался ступать гоже тихо. Краем глаза слева от себя он уловил какое-то движение и тотчас резко обер¬нулся, вскинув руку с пистолетом в том направлении. Но увидел кусок материи, торчащий из-за камня и изредка ше¬велящийся под дуновением слабого ветерка.
 В течение почти двух часов Андрей лазил среди облом¬ков, натыкаясь на окоченевшие трупы людей. Он тщательно исследовал кабину, обнаружив в ней одного мертвого тер¬рориста, а также несколько нужных вещей. Это были ап¬течка и еще один пистолет, завалившийся под пилотское кресло.
 Когда в десяти метрах от носовой части лайнера он уви¬дел еще двоих бандитов, лежащих вповалку друг на друге и даже, как ему показалось, обнявшихся в последнем порыве страха, Смирнов успокоился и спрятал пистолет в карман куртки. С большим трудом ему удалось разыскать тела ос¬тальных членов экипажа. Один лежал полузасыпанный кам¬нями, второй оказался под грудой тел, которые причудливо набросал в одну кучу случай. Андрей устало присел на боль¬шой валун и прикрыл глаза.
 «Да, — думал он, — именно случай, господин случай, ос¬тавил из всех пассажиров в живых только трех совершенно разных людей. И куда он захочет свернуть дальше?». Смир¬нов тряхнул головой, отгоняя дурные мысли и встал. Пора было возвращаться в лагерь.
... Холодное, серое утро разбудило троих друзей завыва¬нием ветра. Выглянув из своего логовища, они увидели мас¬су снега, который за прошедшую ночь выпал в таком изоби¬лии, что скрыл все следы катастрофы. Казалось, природа смеется над ними, покрывая все белым саваном. Ветер не¬истовствовал, выдувая причудливые карнизы из снега, кото¬рые угрожающе нависали на уступах скал.
— Печальная картина, — вздохнув, сказала Маргарита.
Бардаков, трясясь от холода и ломая спички, закуривал
сигарету.
— Надо отсюда уходить, — уверенно оказал он. — Или мы окончательно замерзнем, или надует столько снега, что выб¬раться станет невозможно.
 Маргарита попеременно поглядывала на обоих мужчин, кутаясь в какие-то тряпки. Ей не хотелось уходить с наси¬женного места, казалось, что все образуется, что их скоро найдут. Слишком страшным представлялось то, что ждало их впереди. Хотя глубоко спрятанное чувство подсказывало, что оставаться нельзя, еще два-три дня, и кончатся продук¬ты, а непогода разыгралась всерьез, и сколько продлится эта пурга, одному Богу известно.
Андрей долго молчал, оглядывал окрестности, потом, вдруг решившись, оказал:
— Ну что же, в путь, так в путь. Вы как, Маргарита, сог¬ласны?
— Да как же я без вас, мужиков, обойдусь? — выму¬ченно улыбнулась она.
— Вот и славно, аминь, — рассмеялся Смирнов.
 Через час трое спутников отходили от своего логовища.
 Идти решили в сторону разбитого самолета, так как скалы там пониже и была надежда перебраться в этом месте. По¬мимо того, Бардаков решил покопаться в чреве лайнера, на¬деясь отыскать хоть какие-нибудь веревки.
Метель, словно почувствовав, что от нее ускользает до¬быча, рассвирепела не на шутку. Мокрый колючий снег об¬леплял путников. Ветер со свистом проносился сквозь ка¬менные нагромождения, противно завывая. Через час, дер¬жась за руки, все трое добрались до погребенного под снегом самолета.
 Неожиданно Маргарита заплакала:
— Я больше не могу, я замерзла, я насквозь промокла,— причитала женщина, попеременно обращаясь к мужчинам.
 Бардаков устало повалился в снег, поморщившись от боли.
— Черт возьми! Андрей, придется нам пережидать эту круговерть.
 Смирнов в задумчивости посмотрел на друзей.
— Хорошо, Сергей Ильич. Вы правы, с погодой действи¬тельно делается что-то необычное. Я, правда, в горах не бывал и такое вижу впервые. Нужно побыстрее укрыться от этого проклятого снега.
— Раскапывайте кабину, — распорядился пилот. — Нуж¬но попасть внутрь салона. Там, по крайней мере, мы будем защищены от ветра.
— Сергей Ильич, да там ведь полно трупов! — восклик¬нул Смирнов.
— Будем вытаскивать, — невозмутимо ответил пилот. — Им теперь все равно.
 Через сорок минут промокшие и продрогшие путники на¬ходились внутри уцелевшей части самолета. Это был первый салон с разбитой пилотской кабиной. Переборку в нее Бар¬даков прикрыл отлетевшей и валяющейся на полу дверью. А другая часть самолета, обломанного пополам, была засы¬пана камнями, оставшуюся щель плотно закупорил снег.
— Ну что же, друзья, неплохо бы подкрепиться, — подал голос пилот.
 Маргарита вздохнула:
— Да, неплохо бы, вопрос: чем?
— Ай, ай, ай, Маргариточка, быстро вы приуныли. Ну ничего, сейчас я вам организую ужин.
И Бардаков, кряхтя, поднялся на ноги.
— Андрюша, помогите мне.
 Смирнов с удивлением взглянул на пилота:
— Вы нас заинтриговали, товарищ командир корабля, вы что — волшебник?
— Я не волшебник, — хитро подмигнул пилот, глядя на изумленных спутников, — я только учусь. Пойдемте, Анд¬рей, сейчас все увидите.
Сергей Ильич двинулся по салону:
— Меня эта катастрофа выбила из колеи. Между тем тут же залежи пищи. Ведь отсек стюардесс остался цел, а зна¬чит, и еда для пассажиров — тоже. Так что мы спасены. В смысле голодной смертью не умрем. Вот вам, пожалуйста. — И он ловким движением выдвинул один из многочислен¬ных ящиков.
— Ура! — закричала Маргарита и по очереди весело чмокнула обоих мужчин.
 В ящике лежали аккуратненькие небольшие коробочки, покрытые тонкой фольгой, в которых оказалась «гречневая каша с кусочками курицы,
Все дружно накинулись на еду, а когда насытились, Бар даков в груде битою стекла отыскал несколько целых бу¬тылок лимонада.
 Вскоре ужин был закончен. Андрей уселся в кресло, а Сергей Ильич с удовольствием закурил промокшую сигаре¬ту. Сумрачный свет едва проникал сквозь прислоненную дверь, и в салоне стоял полумрак.
— А теперь, мужчины, попрошу вас отвернуться, — ско¬мандовала повеселевшая Маргарита. — Я выжму свое бе¬лье и вам советую сделать то же самое.
— Вы правы, — согласился Смирнов, отвернувшись, и тоже стащил с себя водолазку.
 Когда белье было выжато, все трое расселись неподалеку друг от друга.
— Итак, что будем делать дальше, друзья? — опросил пилот.
— Теперь, я думаю, нам не стоит торопиться, — сказала Маргарита. — Еды у нас навалом. В самолете тепло. Так что, я думаю, нужно переждать непогоду, а уж там видно будет.
— А вы что скажете, Андрей? — обратился пилот к за¬думчиво сидевшему Смирнову.
— Да, да, — кивнул тот, — это самое разумное решение. Хотя... знаете что, непогода как будто закончилась, — заклю¬чил он.
 Все замолчали и стали прислушиваться. Вой ветра, еще минуту назад слышный, стих. Андрей бросился к выходу и откинул прикрывавшую его дверь. Метель действительно кончилась, и солнце, теплое и ласковое, своими лучами про¬никло в утробу искореженного лайнера.
— Ведь это же надо! — повернулся он к стоящим позади товарищам. — Никогда бы не поверил, что так быстро все может измениться.
 Тут же все выбрались наружу. Ущелье, погребенное под снежным саваном, выглядело не так мрачно, как раньше. Последние обрывки темных туч быстро неслись куда-то в сторону, подгоняемые теплым ветром. Все невольно зажму¬рились, так ярко слепил глаза белый снег, миллионами крис¬талликов отражая солнце. Впервые после крушения видимость стала хорошей, и Смирнов с Бардаковым внимательно оглядывали окрестнос¬ти.
— Сергей Ильич, — обратился к Бардакову Андрей. — Посмотрите, вон там самая низкая гряда. Время у нас до захода солнца еще есть. Я схожу, попробую влезть на нее. — И он вскочил на ноги.
— Я с вами, Андрюша, — тоже поднялся на ноги пилот.

 ГЛАВА 8
 Изъеденная трещинами отвесная гряда находилась в восьмистах метрах, но мужчины потратили довольно много времени, пробираясь между камнями, засыпанными снегом. Маргарита осталась у самолета, хлопоча и обустраивая ноч¬лег. Чем ближе подходили к каменной гряде, тем неприступ¬нее она казалась. Наконец они устало опустились на землю возле круто вздымавшейся вверх каменной стены. Это место располагалось выше, и отсюда были видны уходящие в сто¬рону ущелье и тускло отсвечивающий от солнца фюзеляж лайнера с копошащейся около него маленькой фигуркой женщины.
Андрей поднялся и взглянул на стену.
— Ну что ж, Сергей Ильич, я попробую влезть.
Бардаков последний раз жадно затянулся сигаретой и затушил ее о камень.
— Осторожней, Андрей, и с Богом, — добавил Он.
Смирнов повернулся к каменной стене. Она представля¬ла собой сильно растрескавшийся монолит с небольшими, причудливо разбросанными выступами. Он подошел к ней вплотную, вытянул вверх руку, нащупал трещину, а другой ухватился за выступ, подтянулся и осторожно полез вверх. Медленно он выискивал ногами надежную опору, не спеша разгибал их, перемещая тело вверх. Ветер трепал волосы, дуя в спину Андрею. Так медленно и осторожно он преодо¬левал метр за метром, вжимаясь в камень. На середине подъема Смирнов остановился. Руки мелко и противно дро¬жали, пальцы, казалось, онемели. Спина покрылась холод¬ным потом, и водолазка прилипла к ней. Повернув голову, он скосил глаза вниз. Там стоял Бардаков, подняв кверху голову.
— Андрей! Не смотри вниз! — тут же крикнул тот. — Тебе осталось метра четыре. — В волнении он перешел на «ты».
 Отдохнув минут пять, Смирнов двинулся дальше. Нако¬нец, оставшиеся метры были преодолены, и руки его легли на край. В последнем усилии он подтянулся и перевалил те¬ло на ровную площадку. Отдыхал он долго, во всяком случае, так ему показалось. Камень холодил спину. По небу быстро проплывали облака, и сгущалась синева быстро нас¬тупающего вечера. Наконец он отполз подальше от края и поднялся на ноги.
Повсюду, на сколько хватало глаз, простирались горы. Расщелина, в которую упал самолет, как и предполагал Анд¬рей, делилась на несколько рукавов, заканчивающихся кру¬то уходящими вверх скалами. Сам Смирнов находился на вершине довольно ровного плато, которое вытянулось длин¬ной дугой, соединяющей две горные вершины. Плато похо¬дило на плотину, к которой с одной стороны подходила рас¬щелина с разбившимся самолетом, а с другой — долина, расширяющаяся к горизонту и теряющаяся в неясной дымке наступающего вечера.
— Андрей! — донесся до Смирнова взволнованный голос Варламова. Он перегнулся через край и досмотрел на пилота.
— Скоро стемнеет, — крикнул тот. — Особо не задержи¬вайся там.
— Хорошо, еще минут десять-пятнадцать.
Он решил обследовать плато в надежде найти более удоб¬ный спуск.
 Пройдя десяток метров, Смирнов обнаружил место, где плато и уходящая вниз стена были расколоты трещиной до¬вольно широкой, чтобы в ней мог уместиться один человек. Трещина шла неровными зигзагами и спускалась до самого дна долины.
«Здесь, пожалуй, можно будет попробовать спуститься завтра». Он вклинился в нее и довольно легко преодолел несколько метров, упираясь ногами и руками в противопо¬ложные стены. Затем так же легко поднялся и пошел назад.
 Обратный спуск прошел под прямым руководством Бар¬да нова, который подсказывал, куда ставить ноги, постоянно перебегая с места на место и ни на минуту не умолкая. За¬тем уже в сгустившихся сумерках все трое сидели у неболь¬шого костра, ели разогретую гречневую кашу и строили пла¬ны на завтрашний день.  Двинуться решили с рассветом раз¬веданной Андреем дорогой, поскольку другого пути не было.
Тихая звездная ночь застала наших путников спящими в крес¬лах забрызганного кровью, истерзанного катастрофой лай¬нера.
 Еще одно утро порадовало чистым небом. Впервые все хорошо выспались, несмотря на обилие трупов, находящих¬ся за бортом. Рита встала первая и до пробуждения мужчин сумела развести костер, разогреть завтрак. Некоторое время спустя вылез Бардаков. Отойдя от самолета подальше, раз¬делся до пояса и стал обтираться снегом. Андрей вышел поз¬же всех и тут же свалился у костра, потеряв сознание. Мар¬гарита испуганно закричала и бросилась к лежащему Анд¬рею. Подхватив в руку китель и рубашку, сильно хромая, бежал к костру Бардаков.
— Сергей Ильич, у Андрюши сильный жар.
Голова Смирнова лежала на коленях женщины, ее руки ощупывали его лоб.
— Держите ему голову, я сейчас выгребу из самолета все наши тряпки и положим его здесь, у костра.
Сознание возвращалось к Андрею, он открыл глаза, уви¬дел склоненное лицо Риты.
— Я, кажется, не вовремя заболел, — он через силу улыбнулся. — А где Сергей Ильич?
— Он пошел за тряпками в самолет.
— Да, да, укройте меня, мне очень холодно. — У Смир¬нова застучали зубы. — И пожалуйста, подвиньте поближе к огню.
 Андрея уложили и тщательно укутали всем имеющимся в наличии тряпьем. Затем Сергей Ильич покопался в аптеч¬ке, оторвал от нескольких упаковок таблетки и дал их вы¬пить больному.
 Рита и пилот принялись за завтрак, а Андрей, как его ни уговаривали, отказался от него и лишь выпил немного подогретой воды.
 Еще с вечера он понял, что заболел. Тело ломило, глаза тя¬жело ворочались в глазницах. Среди ночи начался озноб. Но спутники его так сладко спали после стольких дней ли¬шений, что будить их Смирнов не решился. Так он прому¬чился до утра, сотрясаемый наплывами озноба, чередующи¬мися с волнами удушающего жара.
 Сейчас после таблеток ему стало легче, и он нежился под теплыми лучами солнца, вдыхая горьковатый дым от затухающего костра.
 Так в полузабытьи он и услышал этот странный звук. Сознание медленно ворочалось, поначалу не воспринимая его. Затем ему показалось, что над ухом зудит комар. Смир¬нов неосознанно мотнул головой, отгоняя надоедливое насе¬комое. Но насекомое не угомонилось и, вероятно, стало ле¬тать еще ниже, потому как звук усилился. Затем раздались громкие крики его друзей, и Андрей с усилием, наконец, сбросил с себя оцепенение.  Тяжело приоткрыв глаза, он увидел бегущих к нему Риту и Сергея Ильича. Они радост¬но кричали и размахивали руками. Веки Смирнова закры¬лись, он уже не мог четко воспринимать происходящее, со¬знание лепило нелепые образы: вперемешку крутились снеж¬ные пики гор, обломки самолета. Проносилась взлетная по¬лоса, прерываемая огненным взрывом, хаос из мыслей, ощу¬щений, звуков и реальности.
 Андрей застонал, весь выгнулся дугой и последнее, что разобрал его угасающий мозг, был крик Маргариты:
— Андрюша! Нас нашли. Самолет! Летит, летит!
 
 ГЛАВА 9
 Смирнов очнулся через сутки. Болезнь, наконец, отпусти¬ла его. Открыв глаза, Андрей понял, что лежит в чреве са¬молета. Из-за покореженной перегородки проникал слабый дневной свет и освещал два пустых топчана, стоящих непо¬далеку. Было видно, что Сергей Ильич хорошо потрудился за то время, пока больной лежал в забытьи. Их убежище сильно уменьшилось, что сократило объем и сделало его теплее. Тщательно протыканы все щели, в углу грудой гро¬моздились какие-то ящики и чемоданы.
 Глаза Андрея резанул сильный свет от откинувшегося полога, и он прикрыл их рукой.
— Ой, Андрюша! — раздался звонкий и счастливый го¬лос Маргариты. — Наконец-то вы пришли в себя.
 Она подбежала к нему и чмокнула в щеку.
— И как долго я отсутствовал? — пошутил он.
— Сутки. Вы сутки сачковали, — в тон ему ответила женщина.
 Полог вновь поднялся и к ним влез Бардаков.
— Привет выздоравливающим! — бодро сказал он. — Как самочувствие?
— Подходяще... Мне помнится, перед тем как я потерял сознание, вроде бы слышал гул самолета?
— К сожалению, Андрюша, это был просто пролетающий самолет. Мы с Ритой его даже и не видели. Услышали гул, и все. — Бардаков устало присел на топчан. — Придется, видимо, идти самим, — и он испытующе посмотрел на Смир¬нова.
 В путь они тронулись лишь через сутки. Андрей чувство¬вал себя гораздо лучше. Сытная, хотя и однообразная еда, лекарства и чистейший горный воздух сделали свое дело.
 Накануне вечером все они долго спорили, что брать и в каком количестве. Наконец, приготовления были закончены, и ранним утром Смирнов, Маргарита и Сергей Ильич тро¬нулись в путь. Женщина была тепло одета, несмотря на ее протесты и нежелание надевать белье с мертвых людей. Смирнов и Бардаков тоже позаимствовали — один плотное пальто, другой модную кожаную куртку на меху. За спиной Андрея висел набитый рюкзак. В нем пистолет, двадцать метров веревки, заботливо сплетенной пилотом за то время, пока Смирнов болел, несколько теплых свитеров и, наконец, десять коробочек с кашей — их основным провиантом.
 В рюкзаке пилота лежали выдранный с «мясом» «черный ящик», который он никак не хотел оставлять, второй писто¬лет, такая же куча теплого белья и разнообразное съестное, которое удалось найти им в разбросанном но всей лощине багаже.
 Женщина шла налегке, несколько напуганная предстоя¬щим переходом, и постоянно оглядывалась на сверкающий обломок самолета, ставший им таким родным за последнее время.
 Андрей вскарабкался на плато более уверенно, чем в прошлый раз. Он скинул веревку и по очереди поднял рюк¬заки. Затем обвязал ее вокруг пояса и лег плашмя на каме¬нистую поверхность.
 Найдя надежную опору для ног и рук, крикнул Бардакову, чтобы тот поднимался. Бардаков с опаской подергал веревку, затем несколько секунд повисел на ней и лишь потом, предварительно крикнув Андрею, по¬лез вверх.
 Подъем прошел благополучно, и вскоре двое муж¬чин быстро втащили обвязанную Маргариту на поверхность плато. Как и в прошлый раз, перед ними открылась уходя¬щая вдаль и теряющаяся за поворотом долина, запертая между двумя исполинскими грядами гор. Спуститься в нее позволяла единственная трещина, причудливо разломавшая плато и уходящая круто вниз.
 Путники долго ее разглядывали, кидали камни, Барда¬ков даже влез по пояс и нагнулся, пытаясь рассмотреть, что же там дальше, до так ничего и не увидел.
- Вот что, — сказал Андрей, — давайте я обвяжусь ве¬ревкой и попытаюсь слезть настолько, насколько ее хватит. А там посмотрю, может, обойдусь и без страховки.
- А как же мы потом слезем? — обратилась к нему Маргарита.
- Что-нибудь придумаем. Нужно сначала посмотреть, что и как.
- Только острожнее, Андрюша, — вступил в разговор пилот. — Не увлекайся там очень.
Первые три метра Смирнов одолел сравнительно легко. Трещина была неширокой, и там, где не было удобной за¬цепки, Андрей просто упирался в противоположные выступы руками и ногами и таким образом потихоньку спускался вниз. Потом стены круто расходились, образовывая своеоб¬разный карман, но зато метрах в десяти ниже вновь смыка¬лись и круто уходили вправо.   Андрей поднял голову и гром¬ко сказал Бардакову:
- Сергей Ильич, здесь стены размыкаются. Дальше спус¬каться придется на веревках. Держите крепче.
Держим, Андрей, спускайся, — ответил тот.
 Смирнов ухватился за веревку и стал спускаться. Через разные промежутки на ней были навязаны узлы, и он мыс¬ленно поблагодарил за это пилота. Спуск прошел быстро, и вскоре Андрей стоял на выступе. Дальше трещина довольно полого опускалась вниз до самой долины.
 Присмотревшись внимательнее, Андрей заметил несколько вертикальных участков, но они, судя по их небольшим размерам, не представляли серьезного препятствия. Обрадованный столь быст¬рым разрешением стоящей перед ними проблемы, он крикнул  вверх:
— Ребята! Мы спасены! — и счастливо засмеялся.
— Что такое? — донеслось сверху.
— Я лезу к вам, потом объясню.
 Ухватившись за веревку, он стал по ней карабкаться. Подъем также прошел благополучно.
— Там, за поворотом, — сказал отдышавшись Смирнов, — довольно пологий спуск. В общем, нам нужно преодолеть лишь эти пятнадцать метров.
— Единственный вопрос, — подал голос пилот. — К чему мы привяжем веревку?
Андрей и Маргарита огляделись. И действительно, на вершине плато не было решительно ничего, к чему можно было бы привязать ее.
— Что же делать? — испуганно присела женщина.
— А что если... Нет. Может не выдержать, — махнул ру¬кой Андрей.
— Что, что вы придумали? — схватила его за руку Рита.
— Да хотел к креслу с самолета привязать веревку и- заклинить его в трещине. Но это, по-моему, не выход...
 Бардаков подошел к трещине и стал внимательно рас¬сматривать уходящие вниз стены.
— Андрей прав, — сказал он, — тут слишком гладкие стены, чтобы кресло надежно держалось.
— Господи! Да за что же это наказание! — женщина сжалась в комочек и зарыдала. Сергей Ильич вынул сига¬рету, зажег ее и пошел на другой конец плато по самому краю, поглядывая на отвесную стену и изредка останавли¬ваясь.
 Андрей подсел к женщине, обнял ее и стал поглаживать густые черные волосы. Маргарита тут же уткнулась ему в грудь.
— Не плачь, Рита, не надо. Успокойся. Что-нибудь при¬думаем...
 Он долго что-то говорил ей, слегка раскачиваясь корпу¬сом, как будто укачивал большого ребенка. Наконец, жен¬щина притихла.
- Вначале я чуть с ума не сошла, когда ты заболел. Не знаю почему, но свое спасение я связываю с тобой. Может, потому, что с самого качала мы были вместе, а может, потому, что первого нашла тебя после катастро¬фы... .Спасибо тебе. Спасибо тебе за все, — сказала она. Андрей осторожно высвободился из объятий Маргариты и встал.
 Пилот возвращался назад и, судя по выражению его ли¬ца, приятных вестей у него не было.
— Спуск, ребята, этот — единственный. Так что давай¬те думать, как нам его преодолеть. — Он снова подошел к трещине и уставился вниз, задумчиво теребя подбородок.
 Смирнов приблизился к нему:
— По крайней мере, двое из нас могут спуститься.
Пилот удивленно поднял глаза:
— Ты хочешь сказать, что один из нас должен остаться здесь?
— Это единственный выход. Скажем так, двое спускают¬ся и продолжают путь. Там, внизу, долина, и должны же, черт возьми, где-нибудь расти деревья. Здесь нужен кусок бревна, чтобы спуститься всем троим. Вы же сами это прек¬расно понимаете, Сергей Ильич. Идти нужно вам и Марга¬рите.
 Пилот внимательно посмотрел в глаза Андрею:
— Ты твердо решил остаться?
— Да. У нее есть муж, у вас — жена и дети, — пояснил Андрей.
 Некоторое время все молчали. Потом пилот тоже крепко обнял Смирнова и сказал:
— Жди нас. Мы обязательно вернемся!

 ГЛАВА 10
 Он долго стоял на краю крутого обрыва и смотрел на крохотные фигурки, медленно ползущие по центру долины. Изредка поднимал руки и махал им, глотая подступающий к горлу комок. Просидев еще с полчаса и дождавшись, ког¬да его спутники слились с уходящим к горизонту простран¬ством, Смирнов спустился вниз.
 День набирал силу. Солнце поднялось в зенит и ощути¬мо пригревало спину. Усевшись на ящик у потухшего кост¬ра, Андрей с рассеянным видом стал рассматривать знакомые скалы с причудливым рисунком трещин, осевший и по¬черневший снег, ясное небо с крохотными облач¬ками, быстро плывущими в сторону ушедших друзей.  Толь¬ко теперь он понял, насколько близко с ними сошелся. И сейчас на душе было тоскливо от одиночества и неизвест¬ности.
 Вспомнил с нежностью прощальный поцелуй Марга¬риты и крепкое объятие пилота. Вспомнил последний взгляд, брошенный Бардаковым перед тем, как тот скрылся в тре¬щине. Господи! Как не хватало ему сейчас этих людей!
 Так прошло несколько однообразных дней. Они слились для Смирнова в единое целое. По натуре деятельный, он по¬стоянно пытался себя чем-то занять. Недалеко от фюзеляжа самолета он сложил из камней огромный крест, который должны были увидеть с воздуха. Закончив эту работу, Анд¬рей соорудил из имеющихся тряпок что-то вроде волокуши и стал стаскивать снег, покрывая им мертвецов, уже изряд¬но оттаявших и издававших все более сильный запах. За¬кончив эту работу, принялся обдирать внутреннюю обшивку лайнера и складывать ее около костра. Пластик плохо горел, но черного едкого дыма от него шло достаточно, чтобы за¬коптить все ущелье, такое с вертолета или самолета заметят обязательно.
 Так прошло четыре дня. Наступил пятый. Смирнов встал поздно и принялся за обычное дело — разведение костра. Дрова были на исходе, и он экономно подкладывал щепоч¬ки в огонь. Разогрел кашу, натопил снега и принялся за еду.
 Андрей задумчиво жевал, глядя на потухающий малень¬кий костерок, когда зудящий звук отвлек его от тягучих мыслей. Он с трудом вынырнул из задумчивости и встрепе¬нулся. Звук нарастал, в нем явственно слышался клекот вертолетного двигателя. Отбросив коробочку с кашей, он побросал оставшиеся щепки в подернутую пеплом золу и раздул огонь. Затем бросил туда же кусок пластика, кото¬рый тут же зачадил. Вынул пистолет, передернул затвор и, дождавшись, когда звук стал еще громче, несколько раз вы¬стрелил в воздух.  Эхо загрохотало по ущелью, разнося зву¬ки далеко. Черный дым стлался по гладким скалам, подни¬мался вдоль них вверх и, наконец, оторвавшись от стен уще¬лья, окрашивал воздух в черный цвет.
 Шум вертолетного винта заполнил все ущелье грохотом, и машина внезапно вынырнула из-за скалы, легко перемах¬нула то место, где распрощались Бардаков и Маргарита со Смирновым, и зависла над Андреем. Повисев в воздухе, вер¬толет несколько раз развернулся вокруг собственной оси и мягко плюхнулся на землю.
 Андрей нетвердой походкой шагнул к машине. Дверцы кабины распахнулись, и навстречу ему бросилась Маргари¬та, а следом за ней, прихрамывая, шел пилот и радостно улыбался.