Неравный бой

    Всё чаще стали происходить воздушные бои.  Первое время они шли  высоко и как-то в стороне от села на северо-запад.  Там проходила  железная дорога  Москва – Орёл, и  там же была трасса  Москва – Крым.
Вначале  Колька, да и все  мальчишки  и  взрослые наблюдали за воздушными боями  с любопытством и интересом, как кино.  Не доходило до сознания не только ребятишек, но и взрослых, что в небе идёт не представление для зрителей, а смертельная  схватка.  Что там в  не тревожно  жужжащих самолётах  живые наши люди, молодые парни, бьющиеся насмерть с врагом, который уже  занёс свою звериную лапу над крышами хат этих зрителей. 

 Самолёты вились в небе, как ласточки.  Сновали вверх, вниз, ходили по кругу, сходились и расходились и всё это время  оттуда, с высоты вместе с завыванием моторов  доносился звук разрываемой ткани.  Точь в точь такой звук раздавался, когда мать и сёстры рвали на ленты старые платья и платки для выделки полотна на попоны.  Вокруг крутящейся стаи самолётов возникали белые небольшие облачка,  словно хлопья ваты, а через некоторое время оттуда доносился слабый хлопок.  Для детворы это было  любопытное  зрелище.   От взрослых ребят Коля узнал, что треск  разрываемой  ткани – это пулемётные очереди истребителей,  а хлопья ваты и хлопки – разрывы  зенитных снарядов.

      И только тогда он понял, что воздушный бой – это не интересное зрелище, а страшная, смертельная штука, когда  наблюдал этот бой  от начала до конца над своей  головой на небольшой высоте.

   Это было в конце  сентября сорок  первого  года.  Несколько женщин выехали в поле копать картошку. Колька  был там вместе с матерью. Он увязался  за ней,  чтобы  править  лошадью.  Когда накопали уже несколько мешков  и уложили их в телегу, вдруг послышался близкий гул самолётов, и кто-то из женщин крикнул:
— Смотрите, смотрите, немцы.
Все обернулись на голос и посмотрели, куда указывала женщина.  Из-за  холма появилась целая эскадрилья самолётов.

  Впереди шёл, уклоняясь в разные стороны, краснозвёздный истребитель, а за ним гнались и заходили с разных сторон девять истребителей  с жёлто – чёрными  зловещими крестами.  Как раз над тем местом, где стояли, задрав головы вверх, женщины, немецкие самолёты окружили нашего. И началась карусель.   Наш истребитель изредка отстреливался очень короткими очередями и всё время увёртывался от немцев, постепенно смещаясь на восток.
Но немцев было много и он, увернувшись от одного, тут же натыкался на другого.  Пока он  атаковывал  вставшего на его пути фашиста, на него с хвоста и с боков наседали ещё шесть, а седьмой и восьмой заходили  сверху и  снизу.   Рёв от моторов стоял сильный, оглушительный, пулемёты уже не издавали  звук разрываемой ткани, а злобно стучали.
   Из-за Долгого леса, от Образцово, по этой  беспорядочно крутящейся стае воронов с жёлто-чёрными крестами били зенитки, но белые  хлопья дыма от разрывов их снарядов  возникали высоко, не причиняя вреда самолётам.    
Возможно, зенитчики опасались попасть в своего, а может быть им мешал лес, так как бой происходил  на очень небольшой высоте.
   Колька не на шутку испугался и залез под телегу, нагруженную мешками с картошкой. Женщины подшучивали над ним:
— Вот, поглядите на него. Такой большой, а испугался.
— Не бойся, Коля, вылезай, они нас нетронут,- позвала его мать.
Колька не отвечал, сидя на корточках под телегой и наблюдая бой. Он опять не понимал взрослых.  Он знал, что как высоко камень ни подбрасывай, он все равно упадёт на землю.  А ведь там вверху стреляют пулями и снаряды рвутся. А от снарядов осколки. И всё это  падает на землю. А вдруг и  самолёт  упадёт и прямо на голову?  Нет. Под телегой с картошкой надёжней. И он  сидел там и со страхом наблюдал за этой коловертью в небе, готовый  в любой момент выскочить из-под телеги, если вдруг лошадь испугается и тронется с места.

       Самолёты тем временем сместились восточнее колхозного сада ближе к Долгому лесу и поднялись выше.  Наш истребитель уже не отстреливался, а всё стремился прорваться на восток.  Потом вдруг лёг на крыло и резко  пошёл вниз, переворачиваясь с крыла на крыло.   Затем скрылся от «зрителей» за бугром  и оттуда донёсся гул взрыва.  Пока он падал женщины, затаив дыхание, ждали, что вот – вот  раскроется  парашют.
— Господи, да что же он не выпрыгивает-то? Что же это такое? – Воскликнула Манечка  Кирсанова.
— Наверное, он ранен  или убит уже – ответила ей мать Кольки.
И всё это время один немецкий истребитель, как коршун, ходил  по спирали вокруг  падающего нашего, стреляя  по нему из пулемёта.   Он сопровождал его  до момента взрыва.  Затем, сделав два круга над местом падения  и, убедившись, что самолёт и лётчик уничтожены, взмыл вверх к ожидавшим  его остальным стервятникам.
     Самолёт наш упал на поле в лощину недалеко от леса.  С тех пор люди так и называют эту лощину – «Лётчикова лощина», так как никто не знал ни имени, ни фамилии этого отважного лётчика, потому  что  военные подобрали тело лётчика, все документы и вскоре  отступили.  Потом Колька видел много воздушных боёв, но падали в основном наши самолёты.  В то время в небе на одного нашего приходилось  несколько немецких.