Хомо советикус. Становление. Часть1

Владимир Платонов Старший
Житиё Homo Soveticus или повесть о совентском человеке.Часть 1
Саратов –Орёл . 2015
В биографической книге описано происхождение и становление простого советского гражданина России в условиях советской действительности и идеологической обработки. Вторая мировая война, послевоенная школа, институт, военная подготовка, целина – вот основной фон становления. Родственники, школьные и институтские друзья и подруги, преподаватели и руководители, жена и дети - его окружение и взаимодействие. Показана естественная природная среда обитания.
© Владимир Платонов старший, 2015
 
МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Человек своего поколения - я рожден перед страшной войной,
Пережил все потери, сомнения вместе с нашей великой страной.
Помню я инвалидов страдания и рыданья молоденьких вдов.
Паровозных гудков завывание в честь отбитых в боях городов,
Хлебной очереди ночестояние, поножовщину, скорбь матерей...
И хвалебных речей заклинания в честь бездарных наших вождей.
Мы учились в нетопленных школах, постигая премудрости слов,
Нам надежду в душе зарождающих в достижимость несбыточных снов.
А страна поднималась из пепла, с ней мужали, умнели, росли,
И своими руками умелыми зажигали мы счастья огни.
Оживали заводы огромные, и давала нам хлеб целина.
И писались труды многотомные, космонавтом гордилась страна…
Человек своего поколения я судьбою своей закалён.
Всё изведал и страх и сомнения, и порою играл я с огнём…
На пути многотрудном, жизненном я любимую встретил свою.
И полвека, что с нею мы прожили, я навеки в душе сохраню.
Зашумели посадки деревьями, дети, внуки уже подросли.
И, следя за их успехами, со страною мы снова в пути.
* * *
А года пробегают составами, всё на стыках звенят и звенят.
И судьбы остановки вокзалами всё мелькают, мелькают назад…
 
Preambule (пролог)
Preambule — предшествующий (фр. Преамбула — это как бы некоторое философствование вокруг основной темы.
Название книги определилось под влиянием книги  Зиновьева Александра Александровича ( 1922-2006) «Гомо советикус»,опубликованной в 1981 году. Согласно Зиновьеву советский человек (homo sovieticus) – это новый тип человека, на создание которого была нацелена образовательная программа коммунистов. Я и моя семья росла и развивалась под влиянием этой «программы» многие годы в период существования Советской власти. И, как говорится, из песни слов не выбросишь, и влияние это отразилось в нашем сознании и образе жизни. По Зиновьеву  «Гомо советикус – человек советский  или гомосос», живший на основе искусственно созданных стереотипов поведения. Многих жителей нашей страны эти стереотипы устраивали – они упрощали существование среди себе подобных, другие преодолевали эти стереотипы и выбивались из ряда. Тогда их называли «диссидентами» и высылали из СССР, как это произошло с самим Зиновьевым. Большинство же приспосабливалось к действующей в стране системе отношений и благодаря этому добивались определённых успехов существования в рамках обозначенных системой жизненных стандартов. Зиновьев в своей книге писал: «Мое отношение к этому существу двойственное: люблю и одновременно ненавижу, уважаю одновременно презираю, восторгаюсь и одновременно ужасаюсь. Я сам есть гомосос. Потому я жесток и беспощаден в его описании. Судите нас, ибо вы сами будете судимы нами.»
Я хочу описать свою жизнь на фоне тех обстановки, явлений и событий, которые происходили вокруг меня и создавали фон или среду обитания, а может быть и предопределяли мой жизненный путь. Но я пишу это повествование, прежде всего, для своих потомков, которым исторические отсылки тоже могут показаться интересными. И это важно, исходя из того, что как высказываются умные люди, что «в нашей стране история так же не предсказуема, как и будущее». Появилось множество трактовок исторических событий в России, а моя трактовка основана на личном восприятии, хотя и не без влияния официальных источников. Например, не утихают споры о том кто такой Сталин: политический гений или злодей. Я родился в эпоху правления И.В.Сталина, плакал по поводу его смерти и пережил много других вождей, управлявших нашей страной и о смерти которых уже не грустил. Естественно что, я не мог жить без влияния на меня их политики.
Человек живёт в нескольких оболочках внешней среды. Самая близкая к его телу и душе капсула — это семья. Потом - среда вне дома или «улица». Потом воспитательно — образовательная среда (школа или вуз). Потом религиозная, политическая или социально-экономическая среды. На человека влияют также внутренние (физиологические), природные, техногенные, космические и ещё чёрте-какие факторы. А это бедное существо — человек вынуждено реагировать на все эти факторы и явления, уворачиваться от вредных и наслаждаться приятными. Но в данном случае я расскажу, как выживал в той среде, какая меня окружала. Как известно, никто на чужих примерах не учиться жить, но учитывать их, держа на задворках своей памяти, каждый человек всё-таки может.
Кстати о примерах, огромное влияние на моё воспитание и самовоспитание оказывали книги и советское кино. Они воспитывали чувства патриотизма, самопожертвования и альтруизма2. Ярким воспитательным примером являлась книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Кинофильмы «Чапаев», «Повесть о настоящем человеке», «Молодая гвардия» можно было смотреть по несколько раз и обсуждать с друзьями поступки героев. Официальная пропаганда навязывала нам детям образ пионера Павлика Морозова, который «заложил НКВД» своего отца. Но интуитивно мы дети не считали его примером для подражания. Главным примером для подражания всё-таки были мои родители, хотя порой под воздействием официальной государственной идеологии мне казалось, что они «не всё делают так, как надо».
Простым человеком я себя назвал потому, что не считаю себя ни гением, ни поддонком, и не отличаюсь от себе подобных людей моего поколения. А вот советским я являюсь по убеждениям, заложенным в меня государственным воспитанием и образованием. Как говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев «образовалась новая социальная общность — советский народ». Этот народ читал советские газеты, слушал советское радио, смотрел советское кино и телевидение. А если ты слушал радио «Голос Америки» или английское «БИ-БИ-СИ», или не дай бог знакомился с творчеством «белоэмигрантов» или «западных» не разрешённых писателей и публицистов, то ты считался врагом советского народа. Даже зарубежная музыка считалась вражеской. Джаз был под запретом. Вот так!
То, о чём я поведал в этой книге, показывает человек останется таким как большинство других индивидуумов в окружающем его социальном мире, конечно, если он к этому будет стремиться и не поддастся «тлетворному влиянию» людей, стремящихся склонить его к порокам. Правда то, что в наше время считалось пороком, под влиянием буржуазной культуры превращается в норму. Так теперь, например, легализуется проституция и порнография, жажда наживы и равнодушие к чужим бедам признаётся нормой, для достижения личных целей используются ханжество и ложь, что в наше время не поощрялось. Новая мораль для нового поколения, растущего в буржуазном обществе, насаждается олигархическо-бюрократическим государством.
В государстве же, как правило, один или два социальных класса, профессионально занимаются  управлением общими делами. В капиталистическом государстве управление идёт в интересах капиталистов, целью которых является нажива. Другие классы зависимы от управленцев и вынуждены им подчиняться и для достижения своих интересов платить им дань или сопротивляться. Сейчас во втором десятилетии двадцать первого века, когда я пишу это повествование, дееспособное население нашей страны с 20 до 70 лет уже приспособилось к новой форме правления в нашем государстве. И в самом деле, ну куда же им деваться. Так происходит всегда. Возьмём хотя бы опыт моих предков.
Мой отец Платонов Василий Феофанович родился в 1887 году в эпоху правления царя реакционера Александра III, который в частности запретил принимать в высшие учебные заведения «кухаркиных» детей низшего сословия. Мой отец окончил реальное училище, из которого также нельзя было поступать в ВУЗ. Высшее образование отец получил только после революции 1917 года. Юность отец провёл в эпоху правления царя Николая II и его развитие и профессиональный рост были предопределены семейными обстоятельствами (большая семья с преобладанием малограмотных женщин) и местечковой кастой города Курска. Его семья жила в Ямской слободе, все мужчины из которой, как правило работали на железной дороге. Зрелый возраст отца пришёлся на послереволюционный период, где благодаря новому государственному устройству и порядкам, он смог получить своё развитие от помощника машиниста паровоза до чиновника высшего разряда
Государство как яичная скорлупа оберегает своих зародышей (человеков) от внешних воздействий других государств, сохраняет целостность внутренней структуры (подобной желеподобной белковой массе яйца), охраняет некие семейные ценности, питающие развитие человека (подобно желтку, питающему зародыш). Но этот процесс по законам природы не может быть стабильным. Скорлупа государства может быть разбита снаружи другими государствами, которые перекроят это старое на свой манер. Или зародыши, поедая желток и белок своего окружения, разрастутся до таких размеров, что разрушат скорлупу старого государственного устройства изнутри. Так что человек, мечтая о стабильности, постоянно живёт в эпоху перемен, сначала незаметных, а потом по мере нарастания энергии потенциала развития — революционных, меняющих образ жизни. Так что, дети мои, учитесь саморазвиваться и будьте готовы к тому, что общество вокруг вас тоже видоизменяется. И не удивляйтесь тому, что в какой-то момент вы окажетесь внутри нового государства, к которому придётся приспосабливаться.3
Как параллель приходит на ум замечательная и назидательная «Сказка о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина. Как не убегай от разбитого корыта, так к нему и вернёшься, хотя, может быть, успеешь попользоваться благами столбового дворянства. Пока растёшь и развиваешься, хочется попробовать и того и другого, побывать и там и сям. Но надо помнить, что человеческий ресурс в силу его природы всё равно ограничен. Надо разумно распределить этот ресурс, что бы получить от пребывания в этом мире наибольшее удовольствие  и продуктивность для своего потомства. Ведь дети — это продолжение нашей жизни, как бы то ни было. И если дети, вспоминая нас после нашего ухода, будут нас благодарить за науку жизни (не за материальное наследство, что тоже неплохо) а именно за науку, которая является ключом к нормальному существованию, то это будет главным достижением и продолжением нашей жизни. Умные, здравомыслящие дети и внуки – награда их предкам.
И ещё о логике жизни. Человек приходит в этот мир голеньким и беззубым, а уходит из этого мира так же беззубым и в единственном приобретении — верхнем платье.

МОЯ СЕМЬЯ В 19 И 20 ВЕКЕ)
Наши предки.
Рождение моё окутано семейными легендами. Я родился и жил в эпоху мировых и отечественных потрясений, отразившихся на нашей семье. Мама моя Капитолина Ивановна Головкина (по мужу Платонова) рассказала мне жуткую историю «ежовских» репрессий 1938 года, когда И.В. Сталин - вождь СССР наводил порядок в своём окружении.
 
Историческая справка. ЕЖОВЩИНА.
Николай Васильевич Ежов, заправлял НКВД на Лубянке с сентября 1936-го по ноябрь 1938 г. При Ежове было расстреляно около 700 тыс. человек, а брошено в тюрьмы и лагеря, где погибло не менее 3 миллионов.
В 1919 г. Ежов служил  в Красной Армии в Саратове, на радиотелеграфной базе. Новой власти нужны были социально надежные, активные, исполнительные люди, умевшие, как говорил Ленин, «правильно подойти к массе». Ежов умел, и его начали «двигать». В Татарстане, в областном, затем в Татарском ЦИКе. Затем - Марийский обком(секретарь обкома). Здесь Ежов решительно борется с местным «национальным уклоном», ведет правильную «партийную линию». Ценного работника направляют на укрепление в Семипалатинский губком, тоже секретарем. А в 1925 г. Ежов уже секретарь Киргизского обкома РКП(б) и делегат XIV съезда партии. В партии обостряется фракционная борьба. Выдвигается на первый план генсек Сталин. Ему нужны молодые кадры, лично им выдвинутые, безраздельно ему верящие, которые Сталин сделает хозяевами и хозяйчиками страны. Орг-спецотдел ЦК ВКП(б) становится одним из наиболее ключевых. Его возглавил старый большевик И. Москвин. Ежов не только заместитель - зять Москвина. Последнюю проверку Ежов прошел на «ломании хребта крестьянству» - коллективизации. Его лично принял Сталин. Ежов стал главой НКВД с сохранением поста ЦК и председателя КПК в сентябре 1936 г.
Для задуманного Сталиным прежний нарком Г. Ягода не подходил: он происходил из старой гвардии и многое знал о самом Сталине, может быть, такое, что было совершенно нежелательно для Хозяина. В НКВД ему нужен был абсолютно свой человек, преданный как собака, если ее даже бьют. Началась кровавая страница в истории страны, получившая название «ежовщина». Скрип сапогов по ночным затемненным лестницам, резкие повелительные звонки в двери, за которыми в страхе затаивались люди, черные, отъезжающие от подъездов «воронки». Души людей были охвачены подозрительностью, страхом, неверием в самих себя. К осени 1938 г. «кровавый карлик» (рост Ежова 151 см) сам уже был близок к помешательству. И вдруг, Совнарком и ЦК принимают постановление, в котором НКВД, с одной стороны, критикуется за перегибы в проведении арестов, следствий, репрессий, а с другой - за потерю бдительности. Сталин, кроме того, мог предстать теперь как вождь, пресекший незаконные репрессии, которыми воспользовались враги народа, чтобы уничтожить партию и советскую власть. 10 апреля 1939 г. Ежова увезли в Лефортовскую тюрьму и били там так же, а может быть, с еще большим наслаждением, чем по его приказам били других. Он признавал все: моральное разложение, укрывательство врагов народа, свою агентурную работу на германскую, английскую, японскую и польскую разведки, организацию вредительства, терроризм, подготовку к захвату власти. 3 февраля 1940 г. Ежов предстал перед Военной коллегией. «Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах». Ежова приговорили к расстрелу. (по материалам: А, Полянский. Журнал "Вече", 2003 г., «Пенсионерская правда» №8 (008) ноябрь 2009 год.)

Ещё одной особенностью эпохи, предшествующей моему появлению на свет была номенклатура. В.И.Ленин успел расправиться с «гнилой» буржуазной интеллигенцией, выслав наиболее талантливую её часть за границу. Другие сами подались туда же за свободой. Но оказалось, что без грамотных специалистов ни социализма, ни коммунизма не построить, да и из разрухи после гражданской войны не выбраться. Забуксовала задуманная Сталиным индустриализация. Лозунг - «фабрики рабочим» породил «красных директоров» из бывших командиров Красной Армии и «выдвиженцев» партийных ячеек, у которых не было технологических знаний и организационных умений для современного производства. Неумелые решения часто оборачивались техногенными катастрофами: обрушивались шахты, зерновые элеваторы, сходили с изношенных рельсов поезда. Ретивые следователи НКВД находили «вредителей» и пускали их в "расход" со всей революционной принципиальностью, даже не прибегая к суду. Достаточно было решения так называемой «тройки» революционного трибунала. Следователей  тоже расстреливали за ошибки. В то же время был брошен лозунг преданных коммунизму людей ускоренно обучать до уровня инженерно-технического работника (ИТР) и ставить на руководящие посты. Была создана кадровая номенклатура.
«Номенклатура – порождение сталинской системы власти, один из отрядов интеллигенции, профессионально занимающийся управлением и поставленный в особое положение по отношению к тем, кто занимается исполнительским трудом. Номенклатура – класс господствующий и потому имущий и узурпирующий власть. Номенклатура самовоспроизводится и наследуется. Для охраны своих привилегий Номенклатура  использует погранвойска, внутренние войска, милицию, которые отделены от армии и никогда не восстанут против произвола властей.
1й спецотдел следит за настроением масс и способствует управлению с целью превращения управления в эксплуатацию масс. Номенклатура через госаппарат управляет своей собственностью и получает дивиденды. Например, колхоз принадлежит номенклатуре, а не колхозникам. Коллективизация способствует эксплуатации номенклатурой крестьян, изымает прибавочную стоимость и тратит её по своей прихоти. Номенклатура – класс эксплуататоров. Вслед за коллективным изъятием прибыли происходит индивидуальное присвоение квартир путёвок, служебных машин, пайков, медицинского обслуживания и т.д. Номенклатурщики заставляют производить то, что нужно для её поддержания: вооружение (прежде всего), предметы кабинетной роскоши в ограниченных количествах  и т.п.. Люди же хотят простых товаров для всех, а не для распределителей номенклатуры. Дефицит таких товаров – средство управления массами, которые становятся зависимыми от огранчительного «выделения» номенклатурой благ. Например, карточное распределение продовольствия, талоны на водку и т.д. Начала создаваться управленческая элита – номенклатура, занимающая в обществе привилегионное положение. Люди в силу своей слабости цеплялись за это положение.» (Номенклатура. Ж. Октябрь № 12 -1990 г.):

Мой отец
Отец мой Василий Феофанович Платонов родился в 1887 году в Ямской слободе г. Курска. Жители этой слободы занимались извозом на московско-ялтинском тракте,  а после строительства железной дороги переквалифицировались в работников железной дороги: путевых рабочих, кочегаров, кондукторов, стрелочников и др. Старые фотографии позволяют вспомнить людей и отдельные события прошлого. Вот вид Ямской слободы г. Курска в 19 веке. Передо мной другая семейная  фотография 1889 года размером 10 х15 см, снятая в г. Курске в виде «Cabinet portrait».
На снимке молодая семья. Глава семьи симпатичный мужчина лет 35 с причёской на прямой пробор, ясный взгляд. Усы, .маленькая, слегка вьющаяся, бородка. Костюм тройка из тонкой ткани, галстук. Брюки одеты поверх сапогов. Мужчина сидит, облокотившись о резной столик с круглой столешницей. Правой рукой он прижимает к себе сидящего у него на коленях мальчика с белыми волосёнками.- это мои дед Феофан и будущий отец Василий. Рядом сидит моя бабушка, которую мне не пришлось увидеть (она умерла раньше, чем я успел родиться). Женщина с открытым типично русским лицом (брови дугой, носик слегка вздёрнут, губы плотно сжаты) прижимает к себе стоящую рядом девочку лет четырёх – пяти.
В Ямской слободе Курска в 19 веке. Маруся, бабушка Мария, Василёк, дед Феофан
Волосы бабушки прикрыты кокошником, на левой руке браслет с золотым «пудиком», на шее жемчужное ожерелье. Платье женщины тянется до полу и отделано понизу полосой бархата и кружевами. Девочка (моя неизвестная мне тётя) одета в платьеце с оборочками и широким поясным бантом. Ботиночки кожаные на пуговичных застёжках. Весь вид семьи отражает средний достаток. Мальчик испуган, плачет, но смотрит прямо в объектив. На мальчике полосатенький костюмчик, полосатые гетры, заправленные в кожаные ботиночки. От моего отца известно, что при длительном процессе фотографирования он обмочил брюки себе и отцу. Мне не пришлось увидеть ни бабушку Марию, ни деда Феофана, ни тётю Марусю (девочку со снимка), так как я родился только спустя 49 лет после этого снимка. Известно, что дедушка работал в железнодорожных мастерских. Тётя Маруся окончила 3 класса церковно-приходской школы и занималась домашним хозяйством.
Мой отец Василий окончил реальное училище. Реальные училища были созданы для подготовки квалифицированных рабочих, где наряду с получение общей грамотности учащиеся приобретали слесарные и другие технические знания и навыки. Вот фотография 1903 года. На фотографии мы видим выпускников реального училища. В форменной фуражке мой будущий отец Василий со своим другом Шишеней.
Семья Платоновых была большой: семь девчонок и один сын. Мужчины традиционно были кормильцами, а девок выдавали замуж. Василий работал в механических мастерских железнодорожного депо, но мечтой было попасть на паровоз, где были боде высокие заработки, до 30 рублей в месяц. В ту пору на 5 рублей можно было купить хромовые сапоги или воз яблок, целого барана или…один сеанс в публичном доме. На фотографии 1904 года мы видим друзей в зимних пальто с мягкими меховыми воротниками строгого облегающего покроя. Отец любил фуражки. На фуражке кокарда в виде перекрещенных разводного ключа и топора – знак технаря.
 С друзьями весело проводили время. Попоек не было - воспитывались в бережливости, а вот девушкам дарили орехи, конфеты и катали их на лодках и каруселях.
 За долгую жизнь отца появились такие признаки технического прогресса как трамвай, кино, телеграф, телефон, патефон, начали летать дирижабли и самолёты, но реальным признаком прогресса для отца стал паровоз, и мальчики из Ямской слободы Курска мечтали стать машинистами. Для этого нужно было пройти большую школу ученичества и практики.
В 1916 году отцу удалось устроиться кочегаром на паровоз, после чего, набравшись практики, он мог поступить на обучение по специальности «машинист». Шла империалистическая мировая война, но железнодорожники считались мобилизованными, и их в действующую армию не посылали. Они обеспечивали транспортное обслуживание войск. Труд кочегара был тяжёл. Нужно было постоянно совковой лопатой подбрасывать уголь в топку паровоза, и отец получил хорошее физическое развитие. Организм его закалился на постоянных сквозняках. Чай он пил прямо из парового котла, где температура воды превышала 105 градусов и при выходе из крана кипела в кружке. Я не помню, чтобы отец когда – либо болел. Только в 81 год он вдруг заболел раком желудка.
К 1917 году (году революции) отцу было 30 лет. Свержение царя Николая второго в провинции воспринималось спокойно, а вот гражданская война «прошлась» по Курску. Железнодорожники в большинстве своём были приверженцами социализма и легко поддавались революционной пропаганде. Машинистов же они причисляли к «прихвостням» буржуазии, потому, что те получали большие оклады и не стремились к равенству и братству. Это была элита рабочего класса, которой было что терять в случае революции.
В 1918 году в Курске была Советская власть, но генерал Деникин шёл походом на Москву и приближался к Курску. Руководители Советов понимали, что их ждало от «белых», и они спешно погрузили свои семьи в специальный поезд, чтобы вывезти их подальше от боёв. В последний момент перед отправкой с паровоза сбежали машинист и его помощник, остался один кочегар – мой отец. Комиссар – начальник поезда потрясал перед носом отца маузером, требуя отправки. Отец попросил, чтобы ему дали в помощь трёх солдат и занял место машиниста. На станции рвались снаряды, когда поезд набрал скорость в сторону Орла. Когда кончились бои, разгромили деникинские войска, отец вернулся в Курск. Руководство его отметило и послало учиться в Харьков на инженера.
У отца был наградной револьвер, который пришлось утопить от греха подальше в дворовой уборной в период репрессий.
Впоследствии, в 1947 году в период празднования юбилея революции отца наградили Орденом Ленина за подвиг в гражданскую войну, и он получал персональную пенсию республиканского значения.
Окончив Харьковский институт инженеров железнодорожного транспорта, отец получил направление на работу сначала главным инженером, а затем и начальником депо Красный Лиман на Украине.
На снимке отец – начальник депо. Казённая форма и мебель. Чернильницы для перьевых ручек и пресс для промокания чернил на документах. Настольный телефон, двухтумбовый стол – признак начальника.  Предмет моды – хромовые сапоги с калошами. Коммунисты – начальники получали строго ограниченную зарплату – «партмаксимум». Беспартийные «спецы» получали зарплату по контракту. В качестве некоторой компенсации коммунисты – руководители (номенклатурные работники) получали спецпайки в закрытых распределителях. Страна была нищая,  предприятия заводили подсобные хозяйства для выращивания овощей и животных (овец, свиней).

Василий Феофанович был уже зрелым мужчиной, руководителем, в подчинении у которого была симпатичная секретарша с гимназическим образованием –  беженка из буржуазной Латвии, уроженка г. Москвы и в прошлом жительница г.Курска. Это была моя будущая мама.
Отца я запомнил как вечно занятого человека. То он на работе, то читает дома газеты. Каких-либо хобби за ним не водилось. Ни рыбалки, ни охоты он не использовал. Он был молчалив. Мама говорила: «молчун: нашёл - молчит, потерял – молчит». Такие были времена, что не больно разговоришься.
У нас на кухне висела большая политическая карта мира, изданная в 1938 году, и мы с отцом иногда играли в географические названия. Он или я спрашивали друг друга: «А где находится Канин нос?». Партнёр должен был в течение минуты найти название на карте. Не нашел – штраф и переход вопроса к другому.
И ещё я помню наши походы на помывку в железнодорожный санпропускник, предназначенный для обработки проходящих эшелонов с людьми (беженцами, заключенными, воинами). Люди заходили в одно отделение и полностью раздевались, одежду у них забирали и отправляли на прожарку острым паром в специальную камеру для уничтожения насекомых и заразы. Два дня в неделю санпропускник обслуживал пристанционное население за плату в 15 копеек с человека. Мы ходили на помывку по субботам с утра. Когда мы шли с ним по Станционной улице в г. Саратове, встречные железнодорожники кланялись моему отцу: «Доброго здоровьица, Василий Феофанович.». Отец много лет был несменяемым председателем Государственной комиссии по ежегодному приёму от них знаний Правил безопасности.
Кстати, железнодорожники носили форму и имели воинскую дисциплину. У отца при уходе на пенсию было звание «инженер – директор подполковник тяги». Он принадлежал к номенклатуре и носил чёрную офицерскую форму с серебряными погонами. Одежда офицерам шилась на заказ и периодически заменялась. Была повседневная и парадная одежда, сшитая из шерстяного материала «шевиот». Из оставшейся одежды мама шила мне костюмчики: брюки и кителёчки на подобие папиных. Одежда была прочная и не маркая.

Мама и её хождение по мукам 
 
Дед Иван Фёдорович Головкин.
Бабушка Александра Семёновна с младшей дочерью Лизой трёх лет. У бабушки на груди модные в те годы «камея» и золотые часики на цепочке.

Моя мама «Капелька», как называл её мой отец, родилась в конце 1899 года в г. Москве на улице Арбат, дом № 9 (сейчас снесен) в многодетной семье оберкондуктора Московской железной дороги Ивана Головкина, происхождившем из разорившихся дворян.
 Мой дед Иван был огромного роста и невероятной силы, весил 9 пудов (144кг).
Дед - оберкондуктор железной дороги носил на цепочке серебряные часы марки Павел Бюре, которые выдавала железная дорога. Однажды карманник попытался вытащить у деда часы, но дед перехватил руку и сжал её вместе с часами. Хрупнули кости руки вора, и тот упал в обморок от боли. В полицию вора не стали отводить – ему придётся переквалифицироваться, сказал дед.
Накопив деньги, дед купил дом в Курске и перевёз туда семью, имевшую 9 девочек и одного мальчика Костю. Дети имели отдельные комнаты. Был общий зал с роялем, многочисленные кладовые, сад и надворные постройки (дровяник, сарай, холодильный полуподвал). Мама показывала этот дом мне в 1954 году. При советской власти в доме располагалась детская музыкальная школа.
Дед был строгих правил, и дети его боялись. Он один обеспечивал существование огромной семье. Всем детям он обеспечил гимназическое и музыкальное образование, которые давали кусок хлеба в послереволюционное время.
По субботам дед ходил в баню и пил в саду чай из самовара под яблонями. В 1916 году, сидя за самоваром, он ел грушу, и вдруг его сердце остановилось.
 Бабушка Александра, маленькая хрупкая женщина, отягощенная семейными заботами, подняла семью в годы революционной разрухи.
Мама закончила Курскую гимназию в 1916 году, знала три языка (в т.ч. латинский и немецкий) и имела право преподавания в начальных классах. Уже после Отечественной войны (1941- 45 гг), когда я учился в школе, то пользовался её учебниками по математике Киселёва и Пёрышкина и по древней истории.
  Капа в костюме пажа на новогоднем балу получила приз золотые туфельки за красоту ноги.
В 1917 году она поступила на 1 курс Московского медицинского института и даже проучилась первый семестр до начала разрухи. Ей довелось слушать в Большом театре великого русского певца Ф.И. Шаляпина, пластинки которого тех лет хранятся в нашей семье. Было голодно, и на концерте слушатели грызли морковку, кутаясь в зимней одежде.
 
Поручик Янис: «Капочке на память. Всегда с тобой» 1917год.
 
Студенточка Капа: «молчи грусть». 1917 год.
Военных в то время было много, и она влюбилась в красавчика поручика латышского полка Яниса, который увёз её в качестве жены в г.Ригу к родителям. Родители его были состоятельными. Мама смогла переманить в Ригу двух своих сестёр, где они тоже повыходили замуж. Мама после Брестского мира (1918г.) вдруг оказалась за границей России. Началась разруха и в Латвии. Родители Яниса разорились, а сам он стал вдруг безработным. Янис начал пить и скитаться в поисках работы. Счастье оказалось коротким. Брак развалился, но свою первую любовь мама помнила всегда.
В 1952 году, когда мы ездили к брату – лётчику, служившему в авиационном полку в Елгаве, мама пыталась отыскать Яниса. Но время и мировая война перепутала все судьбы.
Маме удалось в 1920 году выбраться в Россию, и она вернулась в Курск, где и устроилась на работу секретаршей в одну из железнодорожных контор. Молодая, эффектная женщина, принявшая европейской манеры поведения и одевания, она имела множество поклонников. На фотографиях тех времен один поклонник интереснее другого.
 Но сердце женщины молчало, пока не появился на горизонте солидный мужчина Василий Феофанович Платонов. Это был 1927 год. Через год родился сын Юрий.
 Мой брат Юрий был пионером и большим  озорником. При жизни бабушки он обижал её и стрелял из лука в её иконы (результат атеистического воспитания). Бабушка – мамина мать дожила с нашей семьёй до ноября 1941 года и похоронена на кладбище г. Вольска Саратовской области. Гроб бабушки стоял на кухне, и Юрий прятался в гробу, чтобы напугать меня. В день похорон было холодно. Мама сильно плакала и сняла пенсне. Я четырёхлетний мальчик тоже разрыдался, глядя на маму. Хоронившие бабушку соседки спросили меня: -  Вовочка, ты что плачешь? Бабушку жалко?
Я с детской непосредственностью ответил: - Мама пенсне потеряла…
Кстати, на Вольском кладбище в песчаной земле нашли хорошо сохранившуюся мумию человека, захороненного в 17 веке. Эта мумии хранится в краеведческом музее г. Саратова.
Мама умерла от инфаркта миокарда 1 декабря 1960 года и её похоронили на Центральном кладбище г.Саратова на 16 участке. Со своей невестой Светланой и моим отцом мы посетили её летом 1961 года.

Тётушки по матери
Единственный сын семьи Головкиных Константин погиб в бою в 1942 году и похоронен в братской солдатской могиле под ст. Марефа.
 
Тётя Нина. Г.Орёл
 
Тётя Лиза с внучкой Оргитой. Г.Вентспилс
Тётя Шура с внуком и дочкой Людмилой. г. Минск
 
Тётя Клава. г.Курск
Сестра мамы Татьяна вышла замуж за латыша, но в 1918 году умерла от зубного абсцесса, оставив дочку Риту. После нового присоединения в 1940 году Латвии к России мама навещала Ритусю в Риге. Затем началась новая война (1941г.). Племянница Рита вышла замуж и уехала к мужу в Швецию. Следы её затерялись.
Другие её сёстры - мои тётки разбрелись по всей большой стране и её заграничным осколкам. Став взрослым, я захотел найти родственников, и обнаружил младшую сестру мамы Елизавету Ивановну в Латвии в г.Вентспилс. Тётю Шуру я обнаружил аж в Хабаровске. Тётю Клаву в Курске, а тётя Нина жила в Орле.
 В 1966 году мы с женой Светланой навестили родственников в Латвии. Сестра мамы тётя Лиза Новикова была замужем за портовым служащим, а её взрослые дочки Ира, Тамара и Регина имели свои семьи. До войны тётя Лиза была замужем за немцем партийным работником компартии, который исчез в неизвестном направлении в начале войны.
Семья её (по доносу соседей) была репрессирована фашистами и посажена в концлагерь на территории бани прямо напротив её дома. Благодаря знанию латышского языка и поддержке солагерников ей удалось выдать себя за латышку, взяв фамилию умершей в лагере женщины. При сортировке она с дочками попала в латышскую зону концлагеря Маутхаузен. После освобождения из лагеря она потеряла дочек в послевоенной неразберихе и потом долго их собирала в своё гнездо в Вентспилсе. Старшие дочки Ира и Тамара батрачили, а Регина была артисткой бродячего цирка. 
Я с сёстрами Ирой и Тамарой в 1966 году
На момент нашей встречи Ира была уже разведена и имела дочь Оргиту от латыша. Тамара была замужем за латышом мэром города Вентспилс и тоже имела дочь. Регина была замужем за русским парнем и детей не имела.
 
Регина, я , Ира в парке г.Вентспилс
Светлана (справа) с двоюродными внучками

Двоюродные сёстры по отцу
Анна Дмитриевна
Любовь Акимовна
 Из родственников по отцовской линии я лично знал только двоюродных сестер (дочерей сестёр отца), которые жили в Москве в большом доме дореволюционной постройки на Чистых прудах, недалеко от церкви, в которой венчался А.С. Пушкин. Когда я с будущей женой приехал в Москву, и мне негде было переночевать, то вспомнил адрес Анна Дмитриевны, и мы пришли в гости. На входе были набиты кнопки звонков квартирантов. Я нажал первую попавшуюся кнопку и получил выговор через цепочку открывшейся двери от одной из жилиц квартиры за беспокойство не того квартиранта. Пришлось выяснять какую же кнопку жать. Оказалась желаемая кнопка самая нижняя. Анна Дмитриевна встретила нас радушно, тем более, что мы принесли с собой еду. Она долго рассказывала нам про свою жизнь, а затем положила нас спать под рояль, который занимал большую часть её комнаты.
Анна Дмитриевна жила на втором этаже в коммунальной квартире в одной из 8 комнат. Когда-то эта квартира принадлежала целиком ей и её мужьям. Первый муж был военный – большой начальник и занимал всю квартиру. Анна была сначала его секретарём, а потом стала женой. Она печатала на «Ундервуде», переводила статьи, любила играть на фортепиано, которое оставалось с ней до конца.
Когда Л.Д.Троцкого  (основателя Красной армии) назвали «врагом народа», то это ударило рикошетом по военспецам дворянского происхождения. Военного расстреляли как врага народа, и квартира отошла комиссару НКВД – то же большому начальнику. Анна осталась как приложение к квартире и затем стала женой этого комиссара. Как она говорила: «Я имела внешность герцогини, а он – хам». Речь её была с грассированием звука «Р» на французский манер.
В период «ежовщины» и этого комиссара расстреляли в 1938 году. Квартиру разделили по комнатам и в каждую из них вселили по семье. Квартира стала коммунальной, и Анне оставили одну торцевую комнату в 18 квадратных метров. Раньше Анна работала в жеке машинисткой, а на дому давала уроки музыки. Заодно она обучила свою племянницу – дочь сестры Любы. Девочка окончила консерваторию и работала впоследствии музыкальным редактором на радиостанции, вещавшей на Японию.
Вторая сестра Любовь Акимовна жила этажом выше с мужем Баженовым Николаем Ивановичем и дочкой. Николай Иванович был сварщиком высшей квалификации. Он варил колонны химических реакторов и был в почёте у министра химической промышленности. Сестра Люба была замужем за первоклассным сварщиком Николаем Ивановичем Баженовым и работала в высотной гостинице «Украина» парикмахером – массажистом, обслуживала зарубежных клиентов. Муж был сварщиком цветных металлов, и министр химической промышленности присылал за ним свою машину для отправки на какой-нибудь химкомбинат для сварки химических реакторов. Заработок был высокий, следствием чего был хронический алкоголизм. Но с работы Николая не выгоняли из-за его умелых рук. Люба тоже хорошо зарабатывала и имела завышенные амбиции.  Когда Николай приезжал в командировку на Энгельсский химкомбинат, то останавливался у нас в Саратове. После недолгого обеда и бесенды с отцом он звал нас с Юрием погулять по городу. Это гуляние превращалось в обход ресторанов, и потом я еле доводил дядю и брата до дома. Люба рассказывала мне, что купила дачу в Комарово рядом с дачей знаменитого Сергея Михалкова (автора гимна России) для того, чтобы её дочь дружила с его сыном Андреем Михалковым-Кончаловским2. Дружба была, но женитьба не получилась.


Старший брат Юрий
 
Юра с игрушками
1929 год: Юрику 1 год, рядом Ритуся (дочь тёти Тани из Риги), мама Капа и папа Вася
Мой брат Юрий родился в июле 1928 года, как говорила мама, в эпоху первой Сталинской пятилетки (и противостояния СССР странам капиталистического окружения).
В довоенные годы Юру баловали, дарили ему игрушки, и он вырос большой озорник.
Война повлияла на воспитание детей. Взрослые трудились не покладая рук, отказывая себе во всём. Государство заставляло к тому же покупать облигации Государственного займа, отбирая месячную зарплату. Голод преследовал людей. Продовольствие выдавалось по карточкам (работающих, иждивенцев и других категорий граждан). Соседи жаловались на то, что он из лука подстреливает кур и жарит их на берегу пруда с друзьями. Юрий стрелял не только кур, но и ворон, которых он жарил на костре и ел.
 Седьмой класс считался выпускным, и детей готовили к трудовым подвигам до совершеннолетия, когда можно было посылать их в армию.
 
Юра перед школой
 
Юра – курсант спецшколы ВВС в Саратове
Счастливое детство с любовью мамочки. На море в Ялте. Юра с мамой в центре вверху.
 Мальчики школы ходили в железнодорожные мастерские и учились на токарей. Юриному однокласснику оторвало руку контрприводом токарного станка. Другому товарищу оторвало руку при разрядке гранаты. Боеприпасы попадали детям из боевого металлома, хранившегося на пакгаузах железнодорожной станции. Мыло выдавали по карточкам в жидком виде (каустическая сода с примесью комбижира). Однажды мама пришла с работы домой. Это было в рабочем поселке Ершово Саратовской области, где мы жили во время войны. Она увидела на сундуке в прихожей нашего коттеджа аккуратно сложенные брусочки жёлтого цвета и решила, что это мыло достал отец. Мама тут же стала греть воду в баке, вмурованном в кухонную печь, чтобы начать стирку накопившегося белья. Юра пришёл из школы и обнаружил пропажу брусочков.
– Мама, ты не видела жёлтые брусочки на сундуке?
- Я их взяла, чтобы стирать бельё.
- Мама, ты что? Ведь это тол – взрывчатка.
Мама тут же упала в обморок. Вот такие игрушки были у подростков.
Зимой 1942 года, когда шла Сталинградская битва, через нашу станцию проходили эшелоны с пленными немцами и румынами. Эшелоны останавливались на станции, и пленных кормили селёдкой. Воду давали в количестве одного ведра на вагон с 30 – 40 пленными. Попутно из вагонов выгружали умерших и складывали их в штабеля по 5 трупов в высоту. Мальчишки трупов уже не боялись, а смотрели на них с ненавистью. «Так вам и надо!». Пленные из открытых дверей теплушек просили мальчишек обменять зажигалки, губные гармошки и разные другие мелочи на воду. Но вдоль вагонов ходили стрелки охраны, которым дан приказ стрелять во всех, кто подойдёт к составу. Отчаянные мальчишки с разбегу подбегали к вагонам, успевали делать обмен и увёртывались от пули стрелка. Это было высшим шиком храбрости. Один из Юриных друзей был всё же подстрелен.
Игры у детей были все на военную тему. Кто-то изображал русских воинов, а кому-то нужно было изображать немцев. В фильмах немцев изображали бессмысленно жестокими. Высмеивали в карикатурном виде их фюрера Гитлера. Юра любил повторять этот карикатурный образ, рисовал себе гитлеровские усики, надевал фашистскую фуражку от пленных. Под видом игры издевался над друзьями и надо мной младшим братом. Например, он ловил меня как партизана и вешал руками на высокий гардероб.
 
Юра (крайний слева) ученик седьмого класса.
Ему было 14, а мне - 4года, и он запирал меня в тёмный чулан и пугал тем, что меня там съедят пауки. Я плакал, кричал, но он говорил, что если я пожалуюсь родителям, то он всерьёз повесит меня. У меня надолго оставался страх перед старшим братом. Озорство Юрия дошло до того, что он не постеснялся на уроке анатомии подрисовать к рисунку нервной системы человека мужской половой член, за что его отчислили из школы.
После отчисления из школы Юра загорелся мечтой поступить в спецшколу ВВС для обучения на лётчика. Туда принимали сирот, детей военных. Отец был железнодорожником и «было не положено», но всё же удалось устроить Юру в Саратовскую спецшколу, и он уехал. Родители расстраивались, а я радовался свободе от мук.
 
Курсанты училища лётчиков 1 ЧВАУЛ  под Оренбургом
После спецучилища Юрий уехал на учебу в Чкаловское училище военных лётчиков под г.Оренбург. Когда брат приезжал в Ершов на каникулы, то я ему был не интересен. Он гордился своей формой перед ребятами и девчатами. Уже тогда у него не было отбоя от девочек.
А когда он стал лейтенантом и служил в Латвии в г. Елгава, то на фоне гражданских вообще был неотразим. Голубоватая шинель, белый шарф, запах дорогого одеколона, деньги на ресторан, кино и театр – всё это было большой приманкой для женщин. И они его любили и баловали. Когда мы с мамой навестили его в 1953 году в Елгаве (Латвийская ССР), то на квартире застали полураздетую блондинку – местную латышку. Вернувшись с полётов, брат выставил её, а маме сказал: – Не обращай внимания. У меня таких много.
Елгава в то время была военным городком, стояла в развалинах. Днём и ночью офицерам приходилось ходить группами и с оружием, так как на них нападали националисты как на оккупантов. Процветал и просто уголовный бандитизм. Власть в городе принадлежала военному коменданту и соответственно применялась. Юра показал нам стрельбище с загоном шириной 40 см, на стену которого навешивались мишени. Ночью в загон плотно устанавливались приговорённые к расстрелу. Днём приводили взвод солдат якобы на тренировку по стрельбе, и те стреляли по мишеням, не зная, что производят расстрел. Затем похоронная команда убирала трупы. Совесть стрелков оставалась спокойной по незнанию.
Сам город Елгава довольно красив. Парк, старинный замок и средневековые постройки придавали ему своеобразие. Служба брата в военной авиации была полна мушкетёрских приключений. Лётчик он был классный и его не раз представляли к повышению в звании за отличные полёты на штурмовике ЛА-5. Но после очередного повышения он срывался. То на бреющем полёте пролетит над парусником в Балтийском море и опрокинет его воздушной волной, то нарушит границу, чтобы попугать немецких рыбаков. Звание снижали.
Терпение начальства кончилось, когда он сделал своей любовницей молодую жену командира авиационного полка (героя Советского Союза, между прочим). А тут подоспело сокращение армии, организованное Генсеком Н.С. Хрущёвым, и Юрия отправили на гражданку. Это было шоком для него, ударом по амбициям. Он стал безработным и приехал в Саратов к родителям. В гражданскую авиацию его не взяли. Отец помог ему поступить(1954г.) в техникум для обучения на помощника машиниста тепловоза. В ту пору паровозы заменялись тепловозами, железнодорожное хозяйство реконструировалось и требовались новые современные кадры.
Учился Юрий легко и не отказывался от своих прежних привычек (девочки, рестораны и т.п.), тем более, что стипендию платили по тем времена хорошую. Он «крутил» с женщинами диспетчерами и по старой привычке посещал дом офицеров, где кружились доступные женщины, и был хороший ресторан. В большой (18 м2) комнате нашей коммунальной квартиры жила семья, состоящая из женщины  Евгении Николаевны Липец и её двух дочерей Лены 6 лет и Людмилы 17 лет.
У Евгении Николаевны был приходящий друг Георгий Иванович и, естественно, взрослая дочь им мешала, когда он оставался ночевать. В квартире была большая кухня, в которой некогда была дровяная плита. Дровяную плиту заменили на газовую, и пространство освободилось. У стены за дверью стоял наш большой сундук, на котором с разрешения моей мамы ночевала Люда. Братец приходил с «танцулек» поздно ночью и «нырял» на кухню под одеяло к Люде. Всё было тихо и спокойно, пока Евгения Николаевна не обнаружила проказы. Был скандал, и Люда перешла жить в общежитие техникума, в котором она училась.
Однажды брат попал в милицию за то, что в ресторане «Волга» перелез по окну второго этажа из мужского туалета в женский, чтобы захватить женщину, спрятавшуюся там от него. Отделался он штрафом за хулиганство.
Такие похождения закончились тем, что он однажды изнасиловал в подъезде дома девушку, отказавшую ему. Он пригрозил ей ножом, и она отдалась ему, а затем заявила в милицию. На рассвете пришли к нам домой милиционеры и произвели обыск. Изъяли нож и кортик, оставшийся маме на память от первого мужа.
 Суд приговорил Юрия на 15 лет тюрьмы, и он уехал отбывать свой срок на Урал в лагерь атомной зоны Челябинск 40. Пробыл он там 6 лет, потерял шевелюру, потом восстанавливал её с помощью компрессов из ржаного хлеба. В тюрьме он учился и освоил ещё 6 рабочих специальностей.
Когда он отбывал наказание, к нам приходила его девушка Фаина. Она ждала его возвращения, простив измену. Оказывается, он был её первым мужчиной, который «надул ей в уши» свои любовные стихи, и тем расплавил её сердце.
 Она потеряла девственность в 16 лет под луной на берегу пруда и помнила об этом. Она приходила к маме и рассказывала какой он хороший. Потом она кончила библиотечнй техникум и попросилась на работу в Челябинск поближе к нему. Но он отказался от её любви.
 
Юрий в «зоне» (1957г.) Надпись на фотографии: «Дорогие, я с вами. Нас ничто не разлучит. Юрий»
Юрий на свадьбе племянника Олега в 1992 году. Манерный кавалер.
За примерное поведение Юрий был досрочно отпущен и приехал к нам в Саратов. В Саратове он поступил на работу крановщиком в речной порт. Работал хорошо и когда женился, то получил двухкомнатную квартиру.
С будущей женой Галиной он познакомился на танцах в клубе железнодорожников им. К. Либкнехта, куда мы с ним похаживали. Галя жила с матерью в частном доме недалеко от клуба в местечке Очкино (Первомайский посёлок). Во время свадьбы отец подарил Юрию пачку денег на расходы, а тот спрятал их в книгу, да и забыл. Деньги обнаружились во время переезда Юрия на новую квартиру, которую ему выделило предприятие. Да было уже поздно ими пользоваться. Произошла денежная реформа 1961 года, и старые деньги утратили силу. У многих людей во время обмена денег были потери, так как обменивать можно было только ограниченные суммы и в короткие сроки. Выиграли те, у кого были медные монеты. Они сохранили свой номинал и повысились в цене в 10 раз. На копейку можно было купить коробок спичек.
В отцовой квартире поселились три семьи: Юрий с женой Галей, я со Светланой и отец. Мы со Светой, пока было лето, жили на балконе. А семейство Юрия занимало другую комнату. Создалась беспросветная ситуация. Юрий пытался вести самостоятельное хозяйство и питался со своей семьёй отдельно.
 Однажды в жарком июле мы проснулись в 4 утра от грохота взрыва. Отец, я и Света выскочили в ночном белье в Юрину комнату и увидели две голых фигуры Юру с Галей, стоящих посередине комнаты с испуганным видом. По их телам стекали капли крови. Оказалось, что они готовили квас в большой бутыли, и заложили для вкуса в него изюм. Квас забродил и взорвал бутыль, изюм отразился от потолка и облил горе поваров. То что, мы приняли за кровь, было ягодами изюма. После испуга мы много смеялись.
 
Галя с Васей в Анапе . 1964г.
 
Вася- мореход.
От брака с Галей родился сын Василий (назван в честь дедушки). Дедушка воспитывал Васю как мог. Однажды он повёл внука в городской парк погулять. Сам дед был уже сильно пожилой и ходил с палочкой. Васе было 3 года, и он был довольно подвижный ребёнок. Дед сел на лавочку и задремал, а когда очнулся, Васи рядом не оказалось. Недалеко от лавочки были два пруда. Куда делся внук неизвестно. Дед от огорчения расплакался. Проходящие мимо женщины поинтересовались, чего дед плачет.
 - Внучок потерялся.
Женщины начали искать и кричать: - Вася, Вася!

1Вася в 1965 гоу

А Вася оказался неподалёку в кустах. Больше дед его не водил далеко гулять.
Юрий получил от производства двухкомнатную квартиру на ул. 2й Дачной и переехал. При этом постарался забрать все книги и посуду, оставив нам со Светой и отцом минимум необходимого.
Юрий жил уже в своей квартире но предпринял авантюру, чтобы унаследовать квартиру отца, и женил отца на своей тёще. Тёще было 50 лет, а отцу 78. Тёща продолжала работать, и ей было не до ухода за стариком. Отец с «молодой женой» поселился в одной комнате, и тёща вставила свой замок в дверь комнаты. Это нас со Светой оскорбило, но мы не подали виду. Отношения с отцом «натянулись». Отец понял потом свою ошибку и развёлся.
Брат любил отдыхать в Гаграх и ездил туда один. Однажды он приехал с курорта с новой «женой»- упитанной хохлушкой и явился прямо на квартиру к отцу. Отец, несмотря на свою деликатность,  выставил эту южную красавицу и заставил Юрия вернуться в семью.
Вскоре умер отец от рака желудка, и мы его похоронили рядом с матерью на центральном кладбище Саратова.
Юрий решил учиться в институте заочно, поменял работу поближе к дому и развёлся с Галей из-за «крутежа» с одной заочницей из его учебной группы. Завод «почтовый ящик» выделил ему комнату в общежитии и он жил отдельно от семьи.
Юрий очень заботился о своём здоровье и поддерживал спортивную форму. Пил воду только из родника, за которой ходил в лес на горах, катался на лыжах, бегал. Он занимался в самодеятельном театре при доме культуры, писал стихи и по-прежнему увлекался женщинами. Он хвалился, что старше 18 лет у него не бывает любовниц. Он женился второй раз и новую 18-летнюю жену тоже звали Галей. У них родилась дочь, которую они назвали Анжелой. Брак тоже не был долгим. Галя развелась с неверным мужем и довольно скоро вышла замуж за капитана первого ранга из Ленинграда и уехала туда жить. Капитан удочерил
 
Вторая жена Юрия - Галя
 
Анжела -дочь от Гали (июль 1969г.)
Дочь Юрия Милена (1975г.)
Анжелу.
Юрий не долго холостяковал. Вскоре он женился ещё на одной молодухе Наташе и соорудил с ней дочку Милену. И Наташа недолго терпела его выходки и уехала с дочкой к маме в Хвалынск.
Что характерно, он не скрывал ни от одной своей пассии своего отношения к другим женщинам, но они (особенно молодые) не хотели верить, что такое бывает, и всё равно лезли в его сети. Однажды, когда я готовился дома к очередной лекции, к нам в квартиру нам «Товарке» постучалась одна такая «дурочка». Жена моя была тоже дома, и эта особа попросила меня уединиться для серьёзного разговора, что естественно вызвало настороженную реакцию Светланы, которая потом продолжилась для меня ещё более «серьёзным» разговором после ухода особы. О чём же спрашивала меня пришедшая? Да о том, что правда ли то, что у Юрия было много жён, что он сидел в тюрьме за изнасилование и о прочих его грехах, о которых он рассказал ей. Я подтвердил, что всё - правда. Но и после этого она не давала Юрию проходу и клялась ему в любви. Он еле от неё отделался.
Для брата я казался слишком правильным и благополучным. Это его раздражало, и он всячески пытался меня развратить или просто опорочить. Когда я был неженатым, он старался свести меня с женщинами лёгкого поведения, но я  с ними не сходился и брезговал их обществом. Ещё на стадии моего ухаживания, он пытался совратить мою Светлану, но она тоже не поддалась.
Когда я восстановил связь со своими родственниками в Латвии (тётя Лиза Новикова – мамина сестра), он поехал в Вентспилс на другой год и такого там наговорил обо мне, что наша переписка оборвалась. Заодно он оклеветал и нашу маму. Он говорил, что я родился от маминого любовника – начальника НКВД, жившего этажом выше в итэровском доме в Саратове на ул. Октябрьская, 34.
Когда я с ним общался вне дома (на танцах, в ресторане, в кино или другом общественном месте) я чувствовал себя как на пороховой бочке и стеснялся его громкого, вызывающего поведения. У Юрия были и явно психические заскоки. И он это осознавал. Однажды весной в период его очередной депрессии он обследовался у психиатра, тот посоветовал ему лечь в клинику. Юрий собрал вещи, зашёл ко мне на работу в Зооветеринарный институт и попросил проводить его в больницу. Он лежал в психической клинике месяца три. Насмотрелся он там настоящих ужасов, и больше у него не было желаний туда попасть снова. Но потом в пьяных разговорах он упрекал меня, что якобы это я его туда упёк.
В октябре 1992 года женился мой младший сын Олег. Свадьбу гуляли в кафе в Саратове. Естественно мы пригласили всех родственников, в том числе Юрия и его сына Василия с женой Наташей. Единственно, о чём я Юрия попросил, что бы он не приводил с собой «тёток», так как в это время он уже опять был холост. Я решил воспользоваться свадьбой, чтобы примирить Юрия с сыном, который от него дистанцировался. Предварительно я заручился согласием обоих на примирение. Примирение состоялось, но в честь примирения Юрий так напился, что по дороге домой его ограбили, а когда он обратился в милицию, его ещё и милиционеры побили. Бандитов не нашли, и судился Юрий с милицией. В этом инциденте он опять же обвинил меня.
Смерть Юрия была также нелепа, как и жизнь. В начале девяностых в стране разразился кризис. Завод, на котором работал Юрий, зарплату не платил, заводское общежитие, в котором он жил было передано жильцам на приватизацию.
 В это время в Саратове появились банды, начались перестрелки, делёж имущества, упавшего с плеч государства и его предприятий. Юрий возглавил домовый комитет по приватизации и столкнулся с чеченской мафией, которая хотела захватить молосемейную многоэтажку. У бандитов вопросы решались быстро. Среди белого дня пришли к Юрию двое и ворвались к нему в комнату. Соседи, естественно, со страху заперлись в своих комнатах и не вышли на крики. И только когда всё утихло, они вышли и увидели вытекающую из под Юриной двери лужу крови. Вызвали скорую и милицию, но было уже поздно. Юрий был мёртв.
Я только что вернулся в Орёл с курорта, когда из саратовской прокуратуры поступила телеграмма – вызов на расследование. Следователь задавал нелепые вопросы: где я был в час убийства, какие у нас были отношения на предмет мести и т.д. Потом отдал мне сберкнижку на миллион рублей и сказал, что я могу проверить, действительно ли на ней есть вклад в сберкассе. В сберкассе меня задержали милиционеры за попытку присвоения «денег», которых на самом деле на вкладе не было. Так следователь проверял версию убийства мной брата из-за денег.
Я занял деньги у друзей в Саратове на похороны и попросил Васину жену Наташу выпросить скорую помощь на её работе для похорон отца. На самом отдалённом участке за минимальную плату рабочие вырыли могилу и мы втроём с Василием, невесткой и двумя Васиными друзьями прямо из морга больницы похоронили Юрия. На могиле установили казённую табличку. Бывшая жена Галя на кладбище не появилась, но поминальный стол у себя в квартире накрыла. Я от нервного напряжения быстро и сильно опьянел и проспал потом целые сутки. Потом мы с Василием занялись наследством. Посетили квартиру Юрия. На квартире обнаружили погром после обыска. Телевизор без корпуса стоял на старой маминой этажерке. Там же хранились книги накопленные нашей старой семьёй. Василий всё это богатство брать отказался. Я взял 3 книги Ромена Ролана «Очарованная душа», раковину рапана и жёлтый плащ Юрия, который потом ни разу не одевал. На кухне хранилось 6 пар лыж для Юриных подружек. В туалете на смывном бачке я обнаружил нож с заржавленным лезвием длиной 20 см. В милицию я сообщать об этой находке не стал, учитывая предыдущий опыт общения с ними, решил, что и этот нож припишут мне, чтобы закрыть следствие.
   
На верхнем фото слева направо: Галя первая жена Юрия, Наташа жена сына Васи и сын Юрия Василий. На фото 2011г: Наташа старшая, Вася и Наташа - дочь
Прошло много лет. Мы со Светой посещаем Саратов и могилы родственников. Мы очищаем от бурьяна одинокую могилу Юрия, где установлена только табличка с его фамилией. Любившие его женщины устроили своё счастье и не знают где он лежит. Первая жена Галя тоже умерла. Василий женился, имеет жену Наташу и взрослую дочь тоже Наташу. Мы дружим. В 2011 году мы отметили в Саратове пятидесятилетие Василия. Вася работает прорабом, а жена у него врач. В 2012 году младшая Наташа вышла замуж и стала теперь Григорьевой.
 

События, сопутствующие семейной хронике:
1887 год: родился мой отец Василий в г. Курске,
1889г.-японо-китайская война,
1895 г. – изобретение кино,
1889-1902г.- англо-бурская война,
1899г.- родилась моя мама Капитолина в г. Москве,
1904-1905г.- русско-японская война,
1905 –первая русская революция,
1908г.- в России введено обязательное бесплатное начальное образование,
1894-1917г.-правление царя Николая второго,
1912-1913гг-Балканские войны,
1914-1918г.-  первая  мировая война.
1917г.- февральская революция и падение монархии,
 Октябрьский переворот и приход к власти большевиков.
1917г.-Российская республика,
1921, март — Кронштадское восстание.
1921, 8—16 марта — Xсъезд РКП(б). Переход к НЭПу.
1922, 30 декабря — I Всесоюзный съезд Советов. Образование СССР.
1924, 21 января — смерть В.И.Ульянова (Ленина).
1924, январь — II Всесоюзный съезд Советов. Принятие Конституции СССР.
1927, декабрь — XV съезд ВКП(б). Курс на кооперирование сельского хозяйства.
1927/1928—1932 — I пятилетний план.
1927. 27 мая — Разрыв Англией дипломатических отношений с Советским Союзом,
1928 год . 20 апреля — Вторжение японских войск в китайскую провинцию Шаньдун. 17 июля — 1 сентября — VI конгресс Коммунистического Интернационала в Москве. 10 августа — Правительство Германии приняло решение о начале строительства крупных боевых кораблей (броненосцев). 27 августа — В Париже подписан договор пятнадцати стран о запрещении войны в качестве орудия национальной политики (пакт Бриана — Келлога).  Начало Первой «Сталинской пятилетки индустриализации»,
1928г. – родился мой брат Юрий в г. Курске,
1929 — основан Магадан-«столица Колымского края» (сейчас административный центр Магаданской области).
1930, 5 января — постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству».
1930, 2 марта — статья И.В.Сталина «Головокружение от успехов».
1934, 1 декабря — yбийcтвo в Ленинграде С. М. Кирова.
1935, май — подписание пактов о взаимной помощи с Францией и Чехословакией.
1935, август — начало стахановского движения.
1936, август — дело «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра».
1936, 5 декабря — новая «сталинская» Конституция СССР.
 1938, июль—август — советско-японский конфликт у озера Хасан.
1938-6 декабря родился Платонов Владимир
1939, 1 сентября — начало второй мировой войны.
 


Моё появление в семье Платоновых

В конце тридцатых годов семье было страшно за жизнь. Над отцом – работником Управления Рязано-Уральской железной дороги сгущались тучи. По каждой аварии НКВД искал «стрелочника», желательно из начальников. Работник НКВД Ревинов вызывал отца на ночные допросы. Тогда сорокалетняя мама решила сыграть на жалости палачей и забеременела мной. С животом она ходила в НКВД и просила оставить мужа в покое. Затем она настояла, чтобы отец перевёлся подальше в провинцию, пусть даже с понижением. Отца перевели из Саратова руководить депо на станцию Привольская.
Город Вольск расположен на берегу Волги, а станция Привольская  расположена в лесной зоне. Лесная маскировка во время войны позволяла использовать станцию в качестве погрузочного пункта войск. Станция Привольская была железнодорожным узлом. В начале 30-х гг. XX века к пути, ведущему на завод «Большевик», подключают подъездные пути Мелькомбината, лесозавода, пивоваренного завода и машиностроительного завода «Металлист». На станции Малыковка путь к грузовой пристани на берегу Волги был продлен до цементного завода «Красный Октябрь». Проведен путь к Вольской нефтебазе. На станции проложено дополнительно два приемоотправочных пути.
 
1940 и 1941 год Вовочка в поселке станции Привольская
Жили мы в железнодорожном коттедже на две семьи. Соседями у нас были Калистровы - семья паровозного машиниста. Палисад был обнесён штакетником, и во дворе лежало каменное дерево, сохранившееся в известковой почве. Мергелитовая (известняковая) основа грунта образовала возвышенность. При раскопках часто находили «чёртовы пальцы» - остатки древних моллюсков, которыми игрались дети. Порой после обильных дождей происходили оползни.
У Калистровых были сын и дочь Света, с которой у меня была дружба, а брат дразнил её моей невестой. Дети часто простужались и у Светы порой висели под носом серо-зелёные сопли. Мне говорили: «Вон идёт твоя сопливая невеста». Я обижался за неё и ссорился с братом. Света была старше, и ей поручали отводить меня в садик. На фото 1941 года я снят во дворе нашего дома.
Позади дома находился хозяйственный двор с дровяным сараем и огород. Во дворе стояли огромные дубы, создающие летом прохладу своей тенью. Одна квартира в соседнем доме была отведена под детский садик, в котором мама была заведующей. В другом соседнем типовом коттедже жили ещё две семьи железнодорожников, в том числе Туляковы. У них были два сына близкие по возрасту моему брату. Старший был глухонемой, и его вовлекли в банду местные хулиганы. Однажды ночью они залезли в магазин, и глухонемого застрелил сторож, т.к. дружки убежали и бросили парня в магазине. Младший Туляков Анатолий был тихий парень, который любил играть с малышами. Я с ним подружился надолго и продолжил дружбу много лет спустя в Саратове.
Быт нашей семьи не отличался от быта окружающих. Так же копались огороды, также водили в сараях во дворе живность: кур, свиней. Правда у отца было преимущество как у начальника: крупные заготовки картофеля и капусты он мог закупать по себестоимости в подсобном хозяйстве железной дороги. Ярким впечатлением раннего детства было убиение поросёнка Борьки, которого я кормил и чесал за ухом. Родители пригласили «специалиста» по убою животных. Тот пришёл с напарником и его для смелости угостили водкой. За столом он хвастался, что завалит свинью с одного удара, да видно не рассчитал своих возможностей после выпитого. Удар ножом он произвёл за ухом поросёнка, но видно не попал в точку обездвиживания. Свинья с визгом вырвалась, повалив бойца, и стала носиться по двору, истекая кровью. Кровь следовало собрать для изготовления колбасы, но для этого нужно удержать поросёнка. И тут началась погоня. Поросёнок визжал и бегал кругами по двору, а за ним гонялся с мешком «боец». Только с третьей попытки ему удалось свалить порося. А до этого он падал в пыль двора и вызывал смех собравшихся на шум зрителей. Мне было и смешно и страшно смотреть на это зрелище. От зрелища разделки животного мама меня уберегла, и впоследствии я с удовольствием ел солёное сало и копчёные колбаски, которые висели у нас в кладовке.
Война
Было жаркое лето 1941 года. Я ходил в детский садик, а по выходным гулял во дворе или ходил в гости с родителями. В один из выходных дней я был выпущен во двор и ожидал, что мы с мамой пойдём к её знакомым. Но вдруг все старшие забегали, и мне мама сказала: «Вовочка погоди, я сейчас приду». Я занялся ловлей жуков - «солдатиков» - такие клопы с пятнышками на спине, живут в деревянной завалинке дома. Но потом стало скучно, и я пошёл в огород. Возле забора росли «калачики»- круглолистная травка с круглыми плодами пресного вкуса, и дети любили их есть. Времени прошло много, я устал и пригретый солнцем заснул в тени забора. Проснулся я на руках у мамы, которая еле меня отыскала. Она плакала и целовала меня, приговаривая: «Какое несчастье - война. Что же теперь будет?» Меня покормили и уложили спать, а взрослые все разговаривали и разговаривали. Так я и запомнил этот яркий солнечный день 22 июня 1941 года с непонятным для ребёнка поведением взрослых.
Мой брат и его друзья постоянно играли в войну. Игры у детей были все на военную тему. В кинофильмах немцев показывали  бессмысленно жестокими. Высмеивали в карикатурном виде их фюрера Гитлера. Юра любил повторять этот карикатурный образ. Рисовал себе гитлеровские усики, надевал фашистскую фуражку от пленных. Под видом игры издевался над друзьями и надо мной младшим братом. Например, он ловил меня как партизана и вешал руками на высокий гардероб. Ему было 14, а мне - 4года. Он запирал меня в тёмный чулан и пугал тем, что меня там съедят пауки. Я плакал, кричал, но он говорил, что если я пожалуюсь родителям, то он всерьёз повесит меня. У меня надолго оставался страх перед старшим братом. В играх никто не хотел изображать немцев, и дети тянули жребий: кому сегодня быть фашистом. Игры были жестокими с драками, расстрелами из самодельных луков и арбалетов. Однажды, «фашисты» так увлеклись, что подвесив одного связанного «партизана» на верёвке, опустили его в колодец в холодную воду - пытали, добиваясь раскрытия «военной тайны». Потом им от родителей здорово досталось.
В клубе при железнодорожным депо показывали короткометражные фильмы-пародии, в которых высмеивали немцев и героизировали наших бойцов. Мосфильм переехал в Алма-Ату и съёмки велись в основном в декорациях. Детей пускали в кино бесплатно, а сеансы проводились в две смены. Поскольку развлечений было мало, мы были готовы смотреть фильмы бесконечно. Но показы происходили два раза в неделю, и у меня появилась мечта, что когда война кончится, кино можно будет смотреть с утра до ночи. Радиоприёмники отобрали в НКВД, чтобы народ не слушал врагов. Работала проводная радиоточка с одной единственной программой «говорит Москва», да и то, точка работала в определённые часы и на ночь замолкала. Отец, приходя домой, читал газету «Правда». Мне нравилось во время его чтения кататься верхом на отцовом валенке, который он покачивал, положа ногу на ногу. На работе он находился постоянно, а когда приходил домой, то засыпал прямо за столом во время еды.
Помню, как однажды зимой ночью к нам домой пришёл в белой дублёнке офицер. На портупее у него висела кобура с пистолетом. Оказалось, что это был дядя Веня Червяков– муж тёти Нины - сестры мамы. Он прибыл в Привольск на формирование военной части и для погрузки в вагоны перед отправкой на фронт. По профессии дядя Веня был ветеринар и служил в кавалерийской части. Так близко военного я видел впервые. Будучи уже взрослым и состоявшимся человеком, я переехал в город Орёл и встретил там тётю Нину. Она умерла у меня на руках, и я похоронил её рядом с могилой дяди Вени на Троицком кладбище недалеко от могилы генерала Ермолова.
Ещё я помню новогоднюю ночь, когда взрослые долго ждали выступления вождей и потом слушали речь В.М.Молотова.
Мной некому было заниматься, и я постоянно кому-то мешал. У брата игры были военные, и он пытался меня в них вовлечь. У нас было «венское» кресло со спинкой из гнутой лозы. Его мы клали на пол и превращали в танк. Я садился на пол и просовывал голову в отверстие спинки кресла, как бы в люк танка. Брат бросал «гранаты» из картофелин в «танк». Я, естественно, кричал от страха, что мне попадут в голову. Брат убежал на улицу, а я не смог вынуть голову из «люка». Так и заснул, сидя на полу с креслом на шее. Мама пришла с работы и расстроилась, а потом  сильно ругала брата.
Я посещал детский садик, где мама была заведующей. Но там я её почти не видел. Она была занята хозяйственными делами. В садике мы разучивали песенку, слова которой я до сих пор помню: «Мы приехали в Москву, не во сне, а наяву. Увидали автобус. Закричали: «Ай, боюсь!». Автобус представлялся мне каким-то страшилищем, которого надо бояться.
Любимым блюдом в детском садике была чечевичная каша. С большим трудом детей заставляли пить рыбий жир по столовой ложке каждый день. Запах и вкус этого витаминного продукта вызывали у меня рвотные спазмы. Но взрослые настаивали на его употреблении. Иногда детям давали «гематоген» в виде ирисок. Этот продукт был более приятен, но его употребление было ограничено. На Новый год детям давали подарок, в котором было несколько шоколадных конфет «ласточка» в бумажных обёртках и один мандарин. Конфеты как-то быстро исчезали, а вот мандарин я оставлял на ночь и клал его под подушку. Потом лёжа в темноте, я потихоньку жевал кожуру. Поедая отдельные дольки плода, я испытывал особое наслаждение.
Дома мне читали детские книжки Корнея Чуковского, Агнии Барто. Любимой была большая книга в коричневом коленкоровом переплёте «Доктор Айболит». В ней были на каждой странице интересные картинки, глядя на которые я делал вид, что читаю и произносил запомненный текст.
«Жил был доктор. Он был добрый, и звали его Айболит. И была у него злая сестра Варвара…». С тех пор имя Варвара и слово  «варвары» ассоциировались у меня с понятием зла.
Ершов. Конец войны
Станция Ершов — узловая на Рязано-Уральской (Приволжской) железной дороге расположена в Заволжье Саратовской области и пропускает поезда на Север и Восток. Прилегающий к станции городок имеет население, обслуживающее сельское хозяйство, переработку сельхозсырья и нужды железнодорожного транспорта.
Идущие с востока вагоны рефрежираторы с океанской дальневосточной рыбой в сороковые годы прошлого века заправлялись льдом из пристанционных хранилищ, которые намораживались зимой и укрывались опилками. Автоматических холодильников тогда не было. Летом на станции постоянно стояли лужи от тающего льда. Этому же способствовала заправка паровозов водой из специальных колонок.
Наша семья поселилась в пристанционном посёлке в красном типовом железнодорожном коттедже на окраине городка. Неподалёку располагался полевой аэродром, где я впервые вблизи увидел самолёт АН-2. Он сделал несколько кругов перед посадкой и на его рычание мы дети сбежались в посадку на краю поля. Нас удивило, что торможение на поле самолёт делал с помощью сошника.
Паровоз серии Су
Входной семафор

Железная дорога окружена посадками американского клёна, и мы часто ходили туда считать вагоны проходящих поездов. Наблюдали, как открывается и закрывается семафор с помощью лебёдки, которую крутил стрелочник. На запад поезда шли гружёные накрытой брезентом военной техникой и с теплушками, заполненными солдатами. Военные составы останавливались только для замены паровозов.
На восток шли поезда с разбитыми танками, орудиями и другим металлоломом. Часть этой техники выгружалась на товарную платформу для дальнейшей перегрузки по другим направлениям переработки.
Этот металл охранялся, но вездесущие мальчишки залезали в танки  и изучали их внутренности. Иногда они находили интересные предметы: патроны, гранаты и даже пистолеты. Эти находки иногда приводили к серьёзным травмам от взрывов. В отдельном тупике стояли разбитые войной паровозы, в том числе с немецкой свастикой, в которую мы кидались грязью.
Наш коттедж красного цвета из железнодорожной «вагонки» был на две семьи с раздельными входами через веранды справа и слева по фасаду. К коттеджу прилегал огород, окружённый штакетником. Огород и бахча были серьёзным продовольственным подспорьем во время войны. На бахче выращивались тыквы, картофель, арбузы, дыни. Мне особенно нравилась ягода поздника, которая самосевом росла среди картофеля и помидоров. Ягода была чёрная и сладкая. При большом её поедании она расстраивала живот. Мама пекла с этой ягодой вкуснейшие пирожки.
По пути с бахчи домой я сворачивал к мусорной куче, где росли грибы шампиньоны, которые мама жарила с луком, и это был вкуснейший ужин для нас. Дыни поедались по мере созревания, а тыквы и арбузы хранились до зимы. Арбузы, солёные в бочках, хранились до марта, а тыквы до мая. Дорога на бахчу проходила мимо кладбища, которое нас мальчишек не пугало и мы использовали его для игры в войну и прятки. Однажды, заигравшись допоздна, мы были напуганы интересным явлением. Один мальчик провалился в могилу и оттуда вырвался светящийся столб газа. Это нас сильно напугало. Потом взрослые нам объясняли это явление как продукт разложения трупа и выделения из него газа. Но после этого мы старались не ходить на кладбище.
Бахча охранялась сторожами, которые жили там в шалашах. Однажды днём они поймали вора и, чтобы наказать его, взяли вора за руки и ноги и ударили спиной о дорогу. Вор долго мучился, лёжа в пыли дороги, а затем уполз. Воровство и бандитизм во время войны были распространены, т.к. милиция занималась в основном охраной государственных объектов. Население защищало себя как могло. Однажды, объевшись поздникой, я сидел «в позе петуха» под забором в огороде и видел, как два парня вошли к нам во двор и украли медный ведёрный умывальник. От страха (а мне было только пять лет) я замер, а когда воры ушли, поддёрнув штанишки, я вбежал в дом и сообщил печальную новость родным. Отец с братом побежали догонять, но след воров давно простыл.
Ещё мне пришлось наблюдать самосуд над бандитами в поезде. Я часто болел, и мама возила меня в Саратов к врачам. Мы возвращались в Ершов в общем вагоне поезда, и вдруг посреди степи поезд резко остановился. Кто-то сдёрнул стоп-кран. Потом мы увидели, что в степь бежит парень, а за ним гонятся двое мужчин в военной форме. Они поймали этого парня, начали его жестоко избивать и гнать по направлению к поезду. Когда они садились в вагон у парня висел на ниточке сосуда выбитый глаз. Оказалось, что это был один из двух бандитов, которые пырнули ножом в тамбуре вагона курсанта военного училища, чтобы отнять у него деньги. В это время в тамбур вышли покурить два военных и видели эту сцену. Началась драка с погоней. По прибытии в Ершов бандитов сдали в железнодорожную милицию. Железнодорожные милиционеры отличались по форме от обычных наличием шашки на боку.
 Через дорогу от нашего дома находилась двухэтажная школа, оборудованная во время войны под госпиталь. На территории госпиталя возле забора валялись гипсовые руки, ноги, туловища, снятые с раненых. На нас - детей эти атрибуты производили жуткое впечатление. Раненые выздоравливали и постепенно школа пустела. К концу войны здание отремонтировали и вернули под школу. В эту школу я пошёл в первый класс в 1945 году. Самым трудным в учёбе было освоение «чистописания». Писать буковки следовало чернилами пером № 86 «с нажимом» в нужных местах букв. Наклон букв и  нажим трудно было обеспечить, не наделав клякс.
К концу войны с Германией на восток шло много поездов с возвращающимися солдатами. Однажды весной рано утром в депо загудели все паровозы. Обеспокоенный народ побежал на станцию. И тут все узнали, что война окончена. Радости народа не было предела. Но теперь поезда на восток проходили с вооружением и почти не останавливались на станции, а только на разъезде. Много позднее люди узнали, что началась новая война с Японией.
У нас снимала комнату молодая врач Валентина, к которой приходил ухажёр - раненый моряк. Он напевал какую-то песенку со словами «трали-вали», и мы ребята дали ему кличку «трали-вали с медалью». Потом они поженились  и получили квартиру где-то в городке.
Недостатки питания в военную пору сказывались на здоровье детей. Мой старший брат рос плохо, а у меня высыпали по всему телу фурункулы. Я часто болел. Чтобы поддержать нас мама покупала у владельцев коров молоко и давала нам противный рыбий жир. На молоко сменяли старинный серебряный самовар, обручальные кольца родителей и золочёные призовые туфельки мамы. Я сопровождал маму в походах за молоком на другой конец посёлка. У хозяйки был сын Колька – мой ровесник. Пока доили корову и сепарировали молоко, мы с Колькой играли. Колька летом ходил в одних трусах и имел на ногах цыпки от продолжительного купания в пруду.
 Я же приходил к ним в костюмчике и в сандаликах. Я знал много стихов и стихотворных присказок. Хозяйка ругалась на своего сынка за плохую учёбу и ставила меня в пример, за что, естественно, Колька меня не любил.
Однажды я проговорил скороговорку, которая очень понравилась хозяйке: «эх моряк, с печки бряк, растянулся как червяк. Руки, ноги на пороге, голова посред дороги.» Она отмывала в тазу своего сынка и потребовала, что бы он это разучил. Колька набегался за день и, стоя в тазу, засыпал. Мать сказала: - повтори!
И Колька, засыпая на плече у матери, повторял:
 - моряк…бряк…червяк..
Все смеялись, а он проснулся и не понимал, что происходит.
Не успел я проучиться в школе и одного года как отца перевели на укрепление паровозного хозяйства на станцию Палласовка.

Палласовка
Мой отец после войны был направлен на работу в качестве начальника депо на станцию Палласовка в Сталинградскую область. На фотографии показан общий вид локомотивного депо.
Станция располагается в Заволжье на границе с Казахстаном, в степи, где деревья растут только при уходе за ними людей (полив, защита от суховея и морозов). Станция пострадала во время Сталинградской битвы. Всю осень 1942 года над железной дорогой Красный Кут - Баскунчак немцы буквально висели.
За складом был железнодорожный мост в то время огражденный колючей проволокой и прикрываемый четырьмя зенитками. Мост несколько раз бомбили, но так и не попали, хотя станцию разбили очень сильно, погибло очень много солдат и гражданских. Был разбит вокзал. Напротив депо в тупике была собрана разбитая военная техника и местные пацаны постоянно играли там. Там стояли разбитые вагоны и паровозы с немецкой свастикой.
Здание депо типовое, так называемое веерного типа на 8 паровозных стойл или по другому -  канав. Участок Рязано-Уральской ж.д. строился на деньги частных акционеров в 1905-1907гг. Здание построено из красного кирпича с выдумкой и любовью - приятно посмотреть, особенно если сравнивать с тем, что делали в 90-х. Южная стена сделана под "шубу". Перед депо был поворотный круг. Это конструкция чем то напоминающая ж.д. мост который опирается на опору в центре конструкции на подшипниках, что позволяет поворачивать мост вокруг оси центральной опоры в горизонтальной плоскости. Вся конструкция располагается в круглой яме, к краям которой подходят железнодорожные пути различных направлений. По дну этой ямы по кругу проложен рельс и на него опирались концы этого моста на колёсах. После того как на круг загоняли паровоз, мост поворачивали вручную. Для этого собирали слесарей и  паровозные бригады. Эта сборная бригада толкала и поворачивала мост, направляя паровоз на путь в свободное стойло. Пути от круга расходились в виде веера, что и послужило названием типа депо - "веерное". Говорят, что при строительстве круга для придания устойчивости конструкции под подшипник было залито несколько тонн свинца, что бы центр тяжести был внизу. Круг эксплуатировался до середины 90-х годов. Затем посчитали, что он не нужен. Тепловозы стали гонять за 100 км для того, чтоб развернуть на петле в Красном Куте.
Квартиру нашей семье выделили на первом этаже двухэтажного дома с печным отоплением. В квартире 3 комнаты и кухня. Зал и смежная спальня отапливались через встроенную в стену круглую «печь-голландку». В кухне была плита с конфорками и встроенным водяным баком. Детская комната через коридор от кухни не отапливалась, а обогревалась воздухом через открытую дверь из кухни, и зимой мы ей пользовались как кладовой или содержали телёнка
Электричество поступало от деповской электростанции и в 10 часов вечера в посёлке отключалось, да и в другое время подавалось с перебоями. Радиоточка зависела от проводного ретранслятора и работала также с перебоями. Радиоприёмники в начале войны были отобраны НКВД, чтобы нельзя было получать информацию из-за границы и особенно от врага. Я любил слушать детские познавательные передачи, сказки, «Пионерскую зорьку». На фотографии впереди видны: двухэтажный дом с сараями, водокачка, башня-опреснитель, локомотивное депо. На горизонте слева видна река Торгун. До горизонта расстилается плоская степь.
К квартире прилагался сарай, в котором, чтобы выжить независимо от сложного военного снабжения населения по карточкам, родители держали корову. В подсобном хозяйстве железнодорожной станции в пойме реки Торгун заготавливалось сено, которое и хранилось на крыше сарая. Навоз из стойла через проем в задней стене выбрасывался наружу и хранился на задворках в качестве удобрения. Каждая семья имела огород. На огороде выращивались помидоры и бахчевые культуры-арбузы и дыни. Корова «Красавка» паслась возле станции на привязи. Однажды она отравилась «парижской зеленью» - химикатом, который выгрузили из вагонов возле путей, и пыль от него осела на траве. Пришлось корову зарезать. Потом мама покупала молоко.
От коровы остался телёнок-бычок, который родился зимой и содержался в детской комнате. Сначала мы спали с ним в детской. Телёнка привязывали к спинке моей кровати. Однажды ночью я проснулся от холода. Оказывается, телёнок сжевал половину моего одеяла. Пришлось мне переехать в зал, и телёнок жил теперь отдельно. Когда телёнок подрос и стал питаться сеном, его сдали в колхоз.
Летом мне купили двух ангорских (пушистых) кроликов, и я их пас на траве возле дома, заготавливал им траву — преимущественно молочай. А в это время ребята играли в различные игры, бегали, уходили за село. Я как-то отвлёкся с ними  и кролики пропали.
В соседней двухэтажке осенью произошла трагедия. Шестилетний брат застрелил из охотничьего ружья 12-летнего брата. Они играли дома в войну и сняли со стены отцовское ружьё. Ружьё оказалось заряженное. Отец не сумел вынуть разбухший патрон в бумажной упаковке. От выстрела младшему разорвало прикладом щёку. Старшему разорвало грудь, и я видел, как бьётся сердце умирающего мальчика. Это страшное зрелище я запомнил на всю жизнь.
Я помню нашу сельскую деревянную школу, в которую приходилось ходить и в грязь и снежную пургу. В школе топили печи из коридора и, когда мы бегали на перемене, то разваливали заготовленные поленницы дров. Любимыми уроками были уроки пения, которые вёл Стрельников Борис Николаевич - беженец из окружённого немцами Ленинграда1. Он ходил в поношенной шляпе и всегда был при галстуке. Инструментом у него была скрипка. Под эту скрипку мы разучивали русские народные песни и романсы русских композиторов. Я до сих пор помню романс Глинки «Ты соловушка умолкни, песен петь не надо». Учитель привил мне любовь к пению. Старожилы помнят этого учителя.
Ещё я помню наши весенние походы в степь на борьбу с сусликами. На приёмном пункте принимали шкурки сусликов по 5 рублей за штуку. Пионерскому отряду выделяли верблюда с телегой и бочкой воды на ней. Мы по 5 человек с вёдрами следовали за телегой и, увидев нору суслика, набирали в ведро воду и заливали её в нору. Заполшный суслик сначала попой затыкал вход в нору, а затем, задохнувшись, выскакивал наружу. В это момент нужно было схватить его за шею и ударить с силой о землю. Убитого на петле подвешивали к поясу. Если делать это неловко, то суслик больно кусался и убегал в степь. Жажда заработка быстро нас обучала быть ловчее суслика. Дома сусликов свежевали, а мясо варили или засаливали. Мясо довольно вкусное, но мама брезговала им, боясь заразы.
Летом, в жару мы с ребятами ходили на речку Торгун с водой жёлтого цвета от взбаламученной глины. На этой речке я делал первые попытки научиться плавать. Благо она была мелкая, и дно можно было достать.
Однажды, после купания мы обсыхали на берегу и наблюдали интересное зрелище — смерч. Вихрь в виде конического столба пыли зародился в степи и двинулся в нашу сторону. Конус вершиной упирался в землю, а тело качалось и изгибалось. Метрах в двухстах от берега находилась казахская сакля с загоном для овец. Во дворе на костре женщина готовила пищу, дети были с нами на реке. Вихрь стал приближаться с воем к сакле, и женщина побежала от него к нам. В течение нескольких секунд при прохождении смерча сакля исчезла, в воздухе замелькали овцы и мусор разрушенного подворья. Вихрь повернул в степь и исчез. Мы сначала сидели как заворожённые, потом начали кричать несвязные возгласы и кинулись бежать домой. Рассказали всё взрослым и те пошли смотреть, что там произошло. На месте сакли была гладкая утоптанная глиняная площадка, в стороне валялся мусор, по степи разбрелись овцы. Хозяйка с детьми пыталась их собрать в гурт. Взрослые помогли восстановить загон из жердей.
У мамы была знакомая аптекарша. Аптека была недалеко от школы, и мы дети заходили туда купить гематоген в виде ирисок. Конфеты были в дефиците, и он заменял нам сладости. Аптекарша приторговывала для школьников рыхлой пористой упаковочной бумагой, а мне давала её в качестве подарка. Однажды мама сказала мне, что не хорошо часто получать подарки, и я перестал ходить в аптеку. Мама была членом родительского комитета школы и все её уважали. Однажды она шла на  заседание родительского комитета, и на неё напали бездомные собаки. Мама закричала и побежала, потом споткнулась и упала. Собаки с радостью окружили её и лаяли. Мама, лёжа на спине, отбивалась, мотая в воздухе ногами. Потом весь посёлок весело пересказывал эту историю, стоя в очередях у магазина.
P.S.
После опубликования моих заметок в интернете я получил дополнительные сведения от жителей Палласовки, которая теперь превратилась в город. Краевед Олег Шилихин прислал мне фотографии и описания городка. Привожу здесь эти сведения. Башня опреснитель (см. фото) построена в годы первых пятилеток и предназначалась для подготовки воды для заправки паровозов. Местная вода соленая (жесткая) и из-за этого не годилась для использования в "сыром" виде потому, что в трубках паровозного котла начинала быстро образовываться накипь, что приводило к потере образования пара и снижению мощности паровоза. Крыша опреснителя выполненная в виде стеклянного фонаря сгорела во время бомбежки. С южной стороны до сих пор видны следы от пуль и осколков. А с северной стороны обращенной к зданию ж.д. вокзала в годы войны белой краской было написано большими буквами "СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ." Лозунг этот был там очень долго до того времени, как в Палласовку начали возвращаться высланные в августе 1941г местные немцы. До 1941 года Палласовка входила в состав республики немцев Поволжья. Граница этой республики проходила как раз по местной речке Торгун. Все, что располагалось южнее ее, относилось к Сталинградской области. Видимо, чтобы не задевать национальные чувства надпись убрали. Немцы почти все в 90-е годы уехали в ФРГ.

(1947 – 1955годы)
Моё предназначение определили родители. Они хотели и добились того, чтобы я получил сначала среднее, а затем и высшее образование. По их представлению я должен был занять достойное место в обществе.
Саратов после войны
В Саратов из заволжского железнодорожного посёлка наша семья Платоновых переехала в 1947 году. Мы жили в доме № 250 по улице Станционной в микрорайоне товарной станции Саратов 2. Дом четырёхэтажный – сталинский ампир. Его высота соответствует высоте современного девятиэтажного дома. Потолки в квартире были такие высокие, что для смены электрической лампочки на стол ставили стул и с него на цыпочках взрослый человек только-только доставал до люстры. С одной стороны дома, начиная со второго этажа, располагались полулоджии, а с другой - широкие балконы. Вкруговую по второму и четвёртому этажу проходили широкие (мог пройти человек) бордюры, соединяющие низ балконов. Этим иногда пользовались воры для грабежа квартир. С бордюра легко было залезть в любое окно или ещё лучше в открытую летом балконную дверь. Но чаще бордюрами с той же целью пользовались кошки.
Холодильников в ту пору не было, и жильцы вывешивали на форточках в “авоськах” скоропортящиеся продукты. У нас был рыжий кот, который периодически потрошил авоськи соседей и навлекал их неудовольствие на моих родителей. Мы кота старались не выпускать на улицу, но когда ему удавалось вырваться, то он ухитрялся по деревьям или по двери подъезда взбираться на бордюр второго этажа и делал свой воровской обход. Как ему удавалось забираться на бордюр четвёртого этажа – это было загадкой. Однажды его поймали там и сбросили вниз на землю, но он не разбился, а только немного поболел и взялся за старое. Убивать его было жалко, и родители поручили мне отвезти кота за город в лес. Поездка с котом в закрытой кошёлке проходила с пересадками на двух трамваях, с пресечением железной дороги по перекидному трамвайному мосту в другом конце города. На конечной остановке трамвая №10 я вышел и отнёс кота подальше в лес. Как только открылась кошёлка, кот вырвался на простор и стремглав убежал в кусты. Я с грустью вернулся домой и потом долго жалел о покинутом ласковом друге. Но прошло дней сорок, и кот снова появился у нас дома. Как он перешёл железную дорогу и нашёл наш дом? Это загадка его природы.
В день нашего вселения в дом грузчики украли мои новые сапожки, которые я снял, так как хотел спать. Но взрослым было не до меня, и этот эпизод ими быстро забылся. На другой день я вышел во двор в бескозырке и матросском костюмчике. Мне очень хотелось понравиться местным ребятам. Первым ко мне, как-то кривляясь, подбежал мой ровесник и прямо спросил: - ты кто?.
 Я сказал: «ВОВА».
– Вова – моркова, - передразнил меня пацан.
 – А я – Владик.
Так состоялось знакомство с соседом, жившим прямо под нами на первом этаже. Потом мы с ним долго дружили. Другим ребятам я объяснил, что хожу в матроске потому, что служил во флоте.
 - Ты же маленький, говорили они.
- А я был поваром №15.
Меня некоторое время дразнили поварёнком. Потом, когда за учебную четверть я принёс в табеле одни пятёрки, ко мне пристала кличка «отличник».
Среда обитания
Подростки растут и развиваются в трёх различных средах, которые иногда противоречат, а иногда совпадают по воспитательным целям: семья, улица, школа.
Первая главная среда обитания – это дом и семья. Мои родители сами росли и развивались в дореволюционных условиях и подвергались влиянию религиозных, буржуазных и пост революционных концепций семейных отношений. У папы было дореволюционное ремесленное образование а затем советское высшее инженерное образование Улица и двор показывали мне практические примеры другого общения. Например, мальчишки, спрятавшись от глаз взрослых, могли предложить: «А что, слабо набить морду другу за просто так?». И, подзадоривая, втягивали нас с Владиком в драку до первой крови. (Харьковский институт инженеров железнодорожного транспорта. 1928 год). Мама закончила в 1916 году Курскую гимназию с правом преподавания в младших классах и один курс Московского медицинского института в 1917 году. Они проходили «революционную перековку» сознания.
Воспитание моего старшего брата и меня происходило в разных условиях. Брат был старше меня на десять лет (он с 1928 года) и рос в период ломки представлений о роли человека в обществе. Его героями были лётчик Чкалов, полярник Папанин, челюскинцы. Государство занималось индустриализацией и коллективизацией с соответствующим идеологическим давлением на сознание людей.
Я, рождённый в 1938 году и росший в условиях военных лишений, подвергался изменившемуся общественному воздействию. Тем не менее, семья как могла, обеспечивала детям пропитание и приемлемый по соответствию времени комфорт. У меня были игрушки, оставшиеся от брата. В доме всегда было чисто и уютно. Я мог гасить свои обиды, полученные вне дома, как говорится, в мамином подоле. Отец учил меня играть в шашки, шахматы, домино. В доме было много книг и меня приучали к регулярному чтению. Даже учебники по математике и древней истории сохранились со времён учёбы мамы в гимназии до революции. Образованные и культурные родители прививали мне манеры цивилизованного общения с людьми. Бить человека без злости или обиды на него было противно моей натуре. Крики «трус, трус» заставили нас начать махать руками. Владик оказался более удачливым и сразу попал мне в нос.
Потекла «вьюшка». Нас остановили. Я обиделся, но ребята потеряли к драке интерес, и пошли заниматься другими делами. А дел у ребят всегда хватало. То возникало желание погонять мяч в футбол. В те времена футбол был национальным увлечением.
На фото наша семья в 1951 году: мама Капитолина Ивановна-домохозяйка, папа Василий Феофанович-инженер-директор подполковник тяги главный ревизор паровозного хозяйства Приволжской железной дороги, брат Юрий – лейтенант лётчик штурмовой авиации и я –школьник
Этот интерес подогревал по радио знаменитый комментатор Вадим Синявский. Он так живописно и с большой скоростью рассказывал о событиях на московском стадионе, что каждый реально представлял это действие. В качестве футбольного меча у нас ребят использовались железная консервная банка или старая зимняя шапка, набитая тряпьём или соломой. Настоящий футбольный мячик был только у Шурика Александрова. Но у него выпросить мяч было проблемой – он боялся, что его разобьют. Заядлой футболисткой была девочка – дочь редактора областной газеты Домогацкого, жившего в нашем доме. У неё вечно были разбиты коленки, но она никогда не плакала. Ещё у неё на зависть всем был трофейный дамский никелированный велосипед с сеточкой из золочёных нитей на заднем колесе, и она гоняла на нём по улице. Редко кому удавалось выпросить покататься на нём.
Велосипед
Велосипед был моей голубой мечтой. У многих ребят из нашего дома были велосипеды, но они не давали покататься никому. Говорили: - Упадёшь и «восьмёрку» сделаешь или «яйцо» на колесе.
Я так мечтал покататься, что видел сны на эту тему и упрашивал родителей. Они отговаривались тем, что я ещё маленький или что нет денег на такую дорогую покупку. В восьмом классе мне поставили условие, что если я проучусь весь год на одни пятёрки, то к лету у меня будет велосипед. Я принял это условие и каждая тройка или четвёрка меня сильно огорчали. Наконец учебный год закончился, и я принёс табель отличника. Пришлось напомнить родителям об их обещании, и велосипед Пензенской велосипедной фабрики был приобретён. Это была довольно тяжёлая машина, которую я с трудом заносил на второй этаж. Но это была приятная тяжесть. В первый день мне не разрешили кататься. Нужно было произвести регулировки и снять смазку. Но на другой день, едва дождавшись рассвета, я потихоньку вынес велосипед во двор, сел на него и смело поехал. Столько раз во сне я садился на машину, что специально учить езде на велосипеде меня не пришлось. Сел и поехал. О, это было такое счастье. Родители проснулись стали искать меня и звать на завтрак, но мне кроме велосипеда ничего не хотелось. Велосипед вошёл в мою повседневную жизнь. Да и сейчас в пожилом возрасте я люблю порой прокатится на велосипеде.
Наши игры
Я очень любил и умел лазать по деревьям. На одном высочайшем вязе возле дома у меня был собственный склад уличного инвентаря (рогаток, казанков, цветных стёкол и т.п.). Ребята знали о моём богатстве, но никто не мог до него добраться.
Мы любили играть в игры с развитием меткости: городки, клёк, чижик, казанки. Взрослые тоже увлекались городками и даже участвовали в  заводских и городских соревнованиях, которые мы смотрели с удовольствием и «болели» за нашего дворового игрока из заводской команды Виктора Удалова.
«Клёк» - разновидность городков в виде одной чушки, которую ставили вертикально на кон и по очереди выбивали. Если клёк улетал, то водящий должен быстро найти его, поставить на место и «застукать» того, кто бежал в это время за улетевшей при ударе битой.
 «Чижик» - строганная с двух концов палочка длиной 15 см клалась над лункой. Игрок должен был ударить по одному концу чижика, чтобы тот взлетел в воздух, а затем ловко подбить взлетевшего чижика и как можно дальше его запустить. Затем игрок бежал до линии границы поля, а водящий искал чижа и возвращал его на место. Если он это успевал сделать раньше, то становился игроком, а напарник – «водилой».
«Казанки» представляли собой набор чушек, изготовленных из коленных костей свиней: 10 маленьких – бабки и 10 больших – дедки. Казанки выстраивались на кону в виде солдатского строя друг за другом. В 10 шагах от кона проводили пограничную черту, откуда игроки бросали биту в виде дедки, залитого внутри свинцом. Выбитая игроком  чушка, переходила в собственность игрока. Бросали биту по очереди и набирали капитал. У меня был целый мешок этих казанков, который я хранил на дереве, так как мама не позволяла заносить их в дом.
Популярными были и подвижные игры: лапта с битой и круговая лапта. Лапта с битой выполнялась двумя командами: одни били мяч на кону, а другие ловили его на поле. Полевые игроки бегали за мячом и пытались подбить им игрока, бегущего к контрольной черте за полем. Если им это удавалось, то происходила смена мест расположения команд.
Некоторые ребята играли на деньги (с битком и вприсенок), но такие игры считались «нехорошими», и я в них не играл.
Большой простор для детских развлечений представлял городской парк с его прудами. Ближайший к нашему дому пруд мы называли первым. Он располагался за забором больничного гаража и примыкал к больничной свалке. Соответствующие отходы проникали в его воду.
Пруд был мелким, и в нём летом, несмотря на запреты, бултыхались малыши, не умеющие плавать. За его плотиной располагался вдоль больничного забора второй пруд, который мы называли «татарским». Говорили, что с его дна доставали кривые татарские сабли. Мы же однажды подняли со дна ствол винтовки времён гражданской войны. Над прудом возвышался огромный дуб, к суку которого была привязана толстая верёвка – «тарзанка». После войны в кинотеатрах показывали, так называемые, трофейные фильмы. Это были довоенные голливудские фильмы, конфискованные у немцев и дублированные для показа в СССР. Для нас мальчишек самым популярным был многосерийный фильм «Тарзан». Герой фильма голый Тарзан летал между деревьями на лианах и кричал скрипучим голосом. Подобие лианы мы подвесили к дубу и, раскачиваясь над водой пруда, шлёпались в его тёплую воду.
Третий пруд имел очень высокую плотину, которую зимой мы использовали для спуска на лыжах и санках. Этот пруд через канал сообщался с четвёртым - «лодочным» - самым протяжённым и оснащённым лодочной прокатной станцией. Пятый пруд разделял парк и посёлок, примыкающий к улице им. Чернышевского. Его почему-то называли «вакуровским». Он был грязный, покрытый всегда рясой и имел болотистый берег.
Шестой пруд примыкал к посёлку «место Очкина». На его полуострове располагалась танцевальная площадка, на которую можно было попасть только по мосту, заплатив деньги в кассу. Летом в парке нам было хорошо и прохладно. Мы играли в «казаков-разбойников» и прятки. Парк был огорожен и вечером имел платный вход, но мы имели свои лазейки для проникновения на его территорию. В зимнее время в парке заливали каток, и в январе там проходили соревнования конькобежцев. Немного повзрослев, мы назначали на катке свидания и катались там за плату.
В 1947 году улица на товарке не имела асфальта. Дорога была грунтовая, осенью и весной очень грязная. Основное пространство летом было покрыто травой-муравой. По дороге водили на пастбище вонючего козла, дух от которого долго висел в воздухе в безветренную погоду. Иногда по дороге проезжал на лошади с бочкой ассенизатор и добавлял свой “аромат”.
 Мы дети ждали другой конный экипаж – татарина старьёвщика, который за тряпки нам детям продавал свистульки, трещотки и шарики с опилками, подвешенные на резинке. Эти самодельные игрушки разваливались буквально в течение недели, и бизнес старьёвщика был непрерывный и беспроигрышный.
Денежным заработком являлся сбор семян деревьев по «сталинскому плану преобразования природы». Самыми дорогими были дубовые желуди. Их, как правило, собирали более взрослые ребята. Нам доставались крыльчатки клёнов и вязов. Их приходилось собирать мешками. Мы создавали звенья  и складывали семена сначала в общую кучу, а потом затаривали их в мешки. В эти кучи интересно было прыгать с дерева. Получался взрыв, и мы смеялись. Зато дома был выговор за пыльные лица и грязные рубашки.
Зимой улица покрывалась ледяной дорогой, прокатанной грузовыми автомобилями, и нашим любимым занятием было кататься на коньках, цепляясь проволочным крючком за борт проходящего грузовика. Иногда мы пользовались «семейкой» - крючком общего пользования, к которому подвязывали длинную верёвку. Тогда грузовик тащил за собой целый поезд из мальчишек. Коньки у всех были разные по конструкции, привязанные верёвками к валенкам. У меня один конёк был «снегурок» с полукруглым носом, а другой «нож» с носом в виде единицы. Этот конёк всегда спотыкался на неровностях дороги, и мне приходилось проявлять ловкость, чтобы не упасть. За грузовиком мы проезжали от «вшивого» базара до кольца трамвая, что-то около полу километра. Иногда нас перехватывали мальчишки с «места Очкина» и срезали коньки с валенок. Иногда нас ловили милиционеры. Но от них мы, как правило, убегали. Да и им, похоже, не особенно хотелось за нами гоняться.
В те дни, когда из-за морозов отменяли занятия в школах мы одевались потеплее и выходили во двор. Возле пожарной лестницы нашего дома мы наметали большой сугроб высотой до двух метров и прыгали в него со ступенек лестницы. После прыжка высота наращивалась подъёмом на  ещё одну ступеньку выше предыдущей. С Владиком мы сидели на лестнице на уровне третьего этажа и отдыхали. Какой-то пьяный прохожий нам крикнул: «Если спрыгните в снег – рубль дам». Мы разом «сиганули» в сугроб, а мужик убежал, чтобы не платить нам.
 Мне запомнились истории, связанные с трамваями. Одиннадцатый трамвай  имел кольцо возврата около фабрики-кухни железнодорожного ОРСа по улице Астраханской. Этот трамвай имел прицепной и моторный вагоны с дверями, закрываемыми пассажирами.  Разворот на кольце он делал с противным скрежетом, слышным на далёкое расстояние. Ходил он довольно редко, и всегда на остановке накапливались пассажиры. Опоздавшие вынуждены были висеть на подножках.
Однажды, когда трамвай только что начал набирать ход после прохождения кольца, с подножки сорвалась девушка с длинной косой. Эта коса зацепилась за колесо и стала наматываться на него. Водитель успел остановить вагон, и все пассажиры высыпали смотреть на это ужасное происшествие. Водитель не знал что делать. Кто-то предложил обрезать косу, чтобы спасти девушку. Все ахали и галдели, и только один офицер стал командовать. Он выстроил людей вдоль вагона и приказал приподнять раму трамвая. Люди выполнили команду и приподняли трамвайную громадину. Одна женщина, став на колени, сняла косу с колеса. Девушка была в обмороке, и её отнесли на фабрику-кухню, куда вызвали врача. Водителю дали валерьянки, и он некоторое время спустя повёл трамвай в город, предварительно убедившись, что все двери закрыты.
В центре города по проспекту им. Кирова ходил от ж.д. вокзала до Волги трамвай номер 6. Это был одиночный вагон с двумя кабинами для водителя спереди и сзади. На конечных остановках водитель пересаживался из кабины в кабину. Про трамвай говорили: «летит бешеный весь обвешенный». Народ не только набивался в салон, но и, цеплялся за окна и становился на «колбасу» (заднее прицепное устройство), залезал на крышу. Люди срывались и из-за этого часто попадали под колёса. Позднее трамвай заменили троллейбусом, и затем вообще убрали транспорт с проспекта. Проспект Кирова стал пешеходной зоной. 
Характерной чертой послевоенного Саратова было обилие на улицах (особенно в центре города) калек в военной форме. Безногие ездили на самодельных деревянных тележках с колёсами в виде шарикоподшипников, которые издавали  большой шум особенно при движении по асфальту. Безрукие заправляли пустой рукав за широкий офицерский ремень. Помню одну жуткую сцену на «вшивом базаре» у нас на «товарке». Два инвалида, у которых отсутствовали по одной руке (у одного левой, у другого правой), прижавшись плечом к плечу друг друга, растягивали одну общую гармонь и исполняли хриплыми голосами фронтовые песни. Женщины плакали, и народ обильно подавал им в лежащую на земле фуражку деньги. Набрав нужную сумму, инвалиды тут же шли в пивную и пропивали эти скорбные деньги. Небольшой «вшивый базар» привлекал нас детей своими народными сценами, которые мы могли созерцать свободно. Кстати, базар назывался вшивым потому, что рядом с ним располагался санпропускник, через который пропускали пассажиров эшелонов беженцев, заключённых и военных. Вшей из одежды выпаривали острым паром, пока пассажиры мылись под душем. В санпропускнике по определённым дням мылись и местные жители.
По периферии базара располагались ларьки и пивная, которые периодически по ночам грабили бандиты, связав или прибив базарного сторожа. В центре базара выстроились шесть торговых рядов с навесами от дождя. В одном углу ютился грязнючий общественный туалет. Базар имел двое ворот в противоположных концах, которые на ночь запирались, но через потайные калитки на его территорию проникали сомнительные личности для каких-то тайных дел. Именно этот базар я представлял, когда изучал чеховского «унтерпришибеева».
На этом базаре с моей соседкой по квартире восьмилетней Леной мы пытались торговать шампиньонами, но, увидев знакомых, спрятались под прилавок, и бизнес наш не удался.

В те годы в Саратове был разгул бандитизма. Была такая поговорка: «Вверху горы, а внизу воры». Воровством и бандитизмом занимались не только взрослые, но и дети. Было много беспризорников. Матери, оставшись без мужей, трудились с утра до ночи, а дети, предоставленные самим себе, делали всё что угодно. В соседнем с нашим домом деревянном одноэтажном бараке жило около двадцати подобных неполных семьи. Между их «норами» часто не было даже перегородок, а висели разделительные простыни и одеяла. В этот барак меня посылали к железнодорожному часовщику – еврею, эвакуированному из Белоруссии. Я со страхом входил в барак, задыхаясь от вони, и зажавшись, шёл вдоль отгороженных одеялами отсеков, в которых спали, ругались, сажали детишек на горшки, пили водку или занимались сексом.
Подростки из этого барака создали банду, которая обучалась жестокости на том, что ловила кошек, вспарывала им животы и со смехом и грубыми выкриками развешивала бедных животных по деревьям вдоль улицы. Эту банду поймали в лесу на горах, где они подкарауливали влюблённых и уносили у них одежду во время пылких любовных утех. Один голый парень догнал малолетнего обидчика и раскрутил всё банду. Детей публично судили в заводском клубе. Старших отправили в тюрьму, а малолеток в колонию. Я удивлялся смелости железнодорожной милиции, которая работала в нашем микрорайоне. Один коренастый капитан лет тридцати пяти ходил по нашей улице с саблей и кобурой пистолета на боку. На груди у него звякали боевые медали. Народ его уважал, а бандиты боялись. Однажды, на день железнодорожника он скрутил в городском парке пьяного бандита, который затеял драку в очереди за пивом. Милиционер свистком вызвал двух помощников и передал им бандита. Тот стал угрожать, а милиционер приблизил своё лицо к лицу бандита и сказал «посмотрим». Бандит, не долго думая, укусил милиционера за нос и откусил кончик. Бандита били, а милиционер побежал за забор парка, где находилась железнодорожная больница.

Учёба
По традиции родители определили меня на учёбу в железнодорожную школу, которая размещалась в здании бывшего пансиона благородных девиц. В эту школу мне приходилось ходить либо через городской парк, либо через посёлок «место Очкина» (теперь это Первомайский посёлок). И тот и другой поход в школу в тёмное время суток считался опасным из-за разгула бандитизма.
Вид на железнодорожную школу со стороны парка
Уличное освещение не работало. Время от времени соседи обсуждали очередное ограбление или убийство людей в этих местах.
Мой класс располагался на втором этаже окнами в парк. Зимой в школе было холодно. И дети и учителя навьючивали на себя множество одёжек. Иногда в металлических чернильницах, которые мы носили с собой в школу, замерзали чернила, и их приходилось отогревать ладонями и дыханием. Учительницы порой выглядели смешно из-за байковых трусов с начёсом, которые оттопыривали их юбки или не давали опускаться подолам после похода в туалет. В туалете было особенно холодно и мерзко. Школьники там курили и через перегородку заглядывали на учительский отсек. А женщины-учительницы через эту перегородку кричали известным курильщикам, чтобы они перестали курить. Школа была перегорожена фанерными перегородками пополам на мужскую и женскую половины Школьники сверлили на высоте своего роста отверстия, чтобы подсматривать друг за другом. Действовала система раздельного обучения.
Морозным зимним днём я шёл в школу с товарищами через «место Очкино», и переходил мостик без перил через ручей, вытекающий из родника. Нас встретили местные более взрослые ребята. Они почему-то выбрали меня и отсекли от моих спутников. Я был одет более опрятно, наверное, поэтому. Самый большой мальчик отнял у меня портфель, вытащил оттуда завёрнутый в газету мой школьный завтрак, и под смех своих товарищей спихнул меня с мостика в ручей. Я промок и вынужден был вернуться домой. Но дома, ни мамы, ни соседей не было. Я сел на мраморные ступеньки и горько заплакал. Долго никто не приходил, и в результате я сильно простудился. Заболевание фолликулярной ангиной дало осложнение на сердце. Начиная с девяти лет, я ежегодно весной заболевал ангиной, и меня клали в больницу, где я проводил на больничной койке до 20 дней.  Детский корпус железнодорожной больницы был недалеко от нашего дома, и мама часто меня навещала. За окнами бушевал май, и меня одолевала тоска. Единственным моим развлечением было чтение книг. Другие ребята из больничной палаты это дело не любили, но просили меня пересказывать прочитанное. Один хулиганистый мальчик Виктор подружился со мной и защищал меня от возможных обидчиков. Из-за болезни меня на протяжении ряда лет освобождали от экзаменов, которые проходили весной, начиная с четвёртого класса. В больнице была очень большого роста и страшная с виду, но сильная и добрая нянечка.Ей во время войны, где она была санитаркой, оторвало осколком нос. Врачи на место носа пришили кусок мяса, срезанного с её зада. Дети, увидев её впервые, пугались, но потом привыкали и даже любили. Моё падение с моста и больничная оказия побудили родителей перевести меня в городскую школу.

Санаторное лечение
Каждую весну я заболевал ангиной и у меня обострялся ревматизм. Поражённое ревматизмом сердце болело. Родители предпринимали серьёзные усилия, чтобы пролечить меня в санатории. Дважды им это удалось с помощью железнодорожного профсоюза. Первый раз я попал в санаторий «Аккерман» на Днепровском лимане под Одессой. В зоне санатория находились Одесские катакомбы, описанные Валентином Катаевым в его повести «Белеет парус». В 1949 году они ещё не были замурованы, и мы мальчишки проникали в них, несмотря на запрет. Однажды меня обидел пионервожатый, и я скрывался в катакомбах целый день. Меня разыскивали всем санаторием. Лечили меня аккерманской грязью и морскими ваннами. Второй раз я попал в санаторий «Красково» под Москвой. Помню весь май стояла дождливая погода и проводил время за чтением книг из санаторской библиотеки. Я прочитал все имевшиеся там книги Жуля Верна и бурно развил у себя техническую фантазию. Недалеко от санатория на болоте стоял советский танк, подбитый во время войны. К нему нельзя было подойти из-за болотной топи, но я всё-таки рискнул и перепрыгивая с кочки на кочку добрался до танка на зависть всем другим мальчишкам. Наигравшись, я должен был вернуться к обеду в санаторий, но это оказалось сложно, так как кочки размякли, и у меня появился страх утонуть. Но всё-таки я прыжками выбрался из болотной осады и грязный явился в корпус. У ребят я ходил героем до конца смены, а персонал присматривал за мной, удерживая от других проказ.

Школа № 27
Двадцать седьмая мужская школа на Дегтярной площади г. Саратова в 1952 году, когда я туда поступил учиться, была ещё семилетней, т. к. существовал закон о всеобщем семилетнем образовании.
 В 2012 году по Скайпу я нашёл своего школьного товарища Сергея Маркелова, который живёт в Москве с 1956 года. Он бывает в Саратове, и сообщил мне адреса известных ему одноклассников, живущих в Саратове.
 Когда мы учились, школа сначала была мужской, что и определяло её нравы. Игры на переменах были мальчишеские: в «зоску», в футбол, в войну или в биток на деньги. Зоска представляла собой кусок бараньей кожи, диаметром примерно 4 см с усами из шерсти и свинцовым грузом в центре. Она подбрасывалась в воздух ударом боковины подошвы ботинка и обладала плавным полётом. Задача игрока состояла в том, чтобы как можно дольше удержать зоску в полёте, и каждый её взлёт отсчитывался. Кто больше наберёт очков, тот и выиграл. Были чемпионы, которые удерживали зоску в воздухе до 300 раз. Ударная нога при этом сильно уставала и у одного
«чемпиона» даже образовалась паховая грыжа. Зимой мы гоняли теннисный мяч по очень широкому коридору второго этажа. 
Парадный вход школы. На первом этаже был наш 4-б класс
Детдомовцы
Наш 4-й класс находился в угловой комнате первого этажа, сразу при входе в школу. В классе было 40 учеников. Ребята из детского дома на улице им. Чернышевского получали только четырёхлетнее образование, после чего их переводили в ФЗУ, т.е. в Учреждение фабрично-заводского обучения при одном из заводов — метизном им. Ленина или авиационном. Там они получали койку в общежитии и продолжали учёбу и работу до ухода в армию. Детдомовцы были серьёзные ребята, потерявшие во время войны родителей. Они умели постоять за себя и нередко в силу озлоблённости на судьбу часто задирали «домашних». Одеты они были в одинаковые голубовато серые костюмчики и уходили после уроков в школе строем в свой детдом, где жили своей закрытой от посторонних жизнью. Детдомовцы сидели на задних партах, откуда могли свободно обстреливать из рогаток впереди сидящих. Жаловаться на них было бесполезно.
В классе был один мальчик со странной болезнью - гемофилией, при которой от любого толчка у него образовывалась гематома или открывалось кровотечение, а кровь не свёртывалась. Его одного никто не трогал.
Денежная реформа
После окончания войны в стране было голодно. Продовольственные продукты распределялись населению по карточкам. Люди часами ждали когда завезут продукты в государственный магазин. Существовали в ту пору, так называемые коммерческие магазины, где продукты были в свободной продаже. Но цены в них были такие высокие, что большинство населения не могло там покупать продукты. Особенно важным продуктом был хлеб. Его завозили в магазин рано утром, и продавцы делили его на доли соответственно карточным талонам. Количество завозимого хлеба было ограничено, и его не хватало населению ближайшего микрорайона, прикреплённого к конкретному магазину. Поэтому очередь за хлебом формировалась порой с вечера предыдущего дня. Помню, как порой наши одноклассники спали на уроках из-за того, что всю ночь простояли в очереди за хлебом. Взрослым нужно было ночью спать, чтобы утром идти на работу, а там не поспишь.
Наш магазинчик на товарке под названием «Стройучасток» имел маленькое помещение, в котором не хватало порой кислорода для очереди. Однажды из очереди выпал мальчик лет 12 и забился в эпилептических конвульсиях. Кто-то предложил отпустить ему хлеб вне очереди. Стоявшие далеко сзади протестовали, пока продавщица сама не приняла решение выдать ему хлеб.
 Мыло по талонам выдавали в жидком виде из смеси собачьего жира и каустической соды. Мыло сильно воняло и разъедало кожу при стирке.
Поначалу денежную реформу планировали на 1946 год. Однако из-за голода, вызванного неурожаем и засухой в целом ряде регионов СССР, с ней пришлось повременить. Наконец, 13 декабря 1947 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «Об отмене карточной системы и денежной реформе». Денежная реформа в декабре 1947 года была проведена с целью изъятия из обращения избыточного количества денег и замены новыми полноценными деньгами старых, подвергшихся обесценению в период Великой Отечественной войны. 10 старых довоенных рублей обменивалось на 1 рубль новых. Металлические монеты не обменивались и сохраняли свой номинал. Дети, собиравшие монетки в детские копилки и уличные побирушки оказались в выигрыше. На нашей улице рассказывали, что одна нищенка принесла в сберкассу сдавать целый мешок пятаков и стала миллионершей.
Непродовольственные товары (такие как отрезы тканей, форменная одежда и т.п.) чаще всего распределялись на производстве. Мой отец был железнодорожным начальником, и ему полагалась железнодорожная форма в виде костюма и шинели. Это было благом для семьи, потому что из старой формы можно было пошить одежду для членов семьи. Мама обшивала меня с ног до головы из отцовских обносков.
Был такой анекдот. – Вовочка, ты что нос задираешь? У тебя новая курточка?
 - Курточка то новая, только пошита из старых папиных штанов – пахнет!

Директор школы
Учителем математики в четвёртом классе у нас был директор школы Абрам Борисович Медведев, интересно проводивший свои уроки. Как директор он всегда позже всех входил в класс (проверял все ли пошли из коридоров на учёбу). С порога начинал рассказывать истории о своём сыне Борьке, который открыл два крана в ванной, и заполнил её водой, а потом открыл слив, и вода стала уходить. Через какое время ванна опорожниться, если все три крана будут открыты, и не затопится ли квартира через полчаса? Мы втягивались в игру, и каждый хотел спасти квартиру от затопления. Первый правильно решивший получал заслуженную пятёрку, а остальные лучше изучали правила арифметики.
Страна готовилась к переходу на всеобщее десятилетнее образование и к старому дореволюционному зданию начали пристраивать новый корпус. Абрам Борисович приглашал нас к добровольной помощи строителям в виде укладки кирпичей в штабеля из разбросанных куч. Мы с удовольствием выполняли эту работу, чтобы заслужить похвалу директора. Школа разрослась и стала смешанной с мальчиками и девочками. Однако, в  9 и 10 классах оставалось мужское население. До перехода на всеобщее десятилетнее обучение за обучение с 8 по 10 класс нужно было платить по 120 рублей в год. И в эти классы шли дети, желавшие продолжить образование в вузах. Наши три десятых класса теперь размещались на втором этаже старого особняка, а первый этаж занимали учительская, директор и канцелярия. Директора заменили по причине несоответствия требованиям райкома партии ВКПБ - он был еврей.

Наши учителя
Учитель истории Наум Михайлович Альф был добрый человек и любил нас. Особенно он привечал детей, у которых отцы погибли на войне. Он был близорук, и когда просматривал на уроке истории журнал нашего класса, то снимал очки и водил носом по страницам всех предметов. Большой озорник Серёжа Маркелов додумался на одной из страниц засыпать в переплёт нюхательный табак «пчёлку». Наум Михайлович вёл свой урок, и пока один ученик рассказывал о французской революции, он просматривал журнал. Весь класс знал о каверзе и затаил дыхание в ожидании её проявления.  Наконец Наум открыл нужную страницу и провёл по ней носом. Раздался чих. Мы хором радостно закричали: «Будьте здоровы Наум Михайлович». И так три раза подряд.
 На фото 6-б класс 27 мужской школы.
В первом ряду: Легкоступов Витя, наш классный руководитель Наум Михайлович Альф, учительница рисования, потом староста класса Юра Сурков, затем директор Абрам Борисович Медведев, завуч и Удинцов Виктор; во втором ряду: Гущин Володя, Маркелов Сергей, Александров Саша, Сторожев Женя, Серёгин Петя, Музафаров Икрам, Полевой, Хвалин Борис, Иванов Слава, Тимофеев Толя. В верхнем ряду: Панов Володя, Павлов Юра, Кузенёв Борис, Маслов Борис, Сорокин Коля,  Балаев Женя, , Павлов Вадим, Добровольский Гена, Магомедов Эльдар, Киреев Боря, Лысенко Лёва,
Уроки физкультуры вёл Владимир Ильич Артамонов. Он ходил в военной гимнастёрке и по праздникам одевал медали. Он был холостым и ухаживал то за одной, то за другой молодой учительницей.  Особенно долго он упорно ухаживал за Галиной Константиновной Гусевой, что жила прямо напротив школы и была у нас старшей пионервожатой.
 Помню нашу учительницу немецкого языка. Она в войну была переводчиком штаба полка и хорошо владела немецким языком. Нам она приличные знания, которые, к сожалению, негде было применить. Более того, изучая в институте английский язык, я имел фонетические трудности при произнесении английских слов.
С учителями литературы и русского языка нам не очень везло вплоть до 9 класса. Женщины литераторы вели уроки формально. А когда они вели уроки логики и психологии, то мы просто спали. А вот в десятом классе к нам пришёл саратовский поэт Борис Белов. Русский язык в 10 классе был факультативным, направленным на подготовку к экзаменам. На уроках литературы Белов раскрывал нам смысл слов,  попавших в исключения, и это помогало их запоминать. Сам он занимался переводом стихов африканских поэтов и знакомил нас с особенностями стихосложения. Мы даже приходили к нему на квартиру, чтобы посмотреть на африканские маски и послушать стихи.
Повезло нам и с учителем математики Яковом Михайловичем, которого за глаза мы звали Яшкой. Это пренебрежительное название было вызвано тем, что он был пьяницей и приходил иногда на уроки выпивши. Это не мешало ему прививать нам интерес к решению алгебраических и геометрических задач. У него был запас задач из приёмных экзаменов Московского университета, и он устраивал нам контрольные работы на каждом втором уроке. Сам при этом отсыпался
Учитель пения создал школьный оркестр народных инструментов, и я  с удовольствием ходил на его занятия. Сначала я играл на ксилофоне, а потом уговорил родителей купить мне мандолину. Мандолина была в форме сливы с корпусом из пластинок чёрного и жёлтого цвета. 8 струн и медиатор позволяли извлекать мелодичные звуки из этого инструмента. Мы разучивали вальсы и русские народные песни. Мандолина хранилась у меня до 1979 года, пока не была разбита нечаянно одним из моих сыновей. Потом мне подарили банджо.
Старостой нашего класса был Юра Сурков. Он жил в татарском посёлке Юриш возле Волги в стареньком домике бабушки. Недалеко от него жил татарин Эльдар Магометов, круглое лицо которого было покрыто веснушками, и он всегда улыбался. Сурков учился на одни пятёрки и тянул за собой ленивого Эльдара.
Где-то в пятом классе к нам в школу пришёл учитель географии. Он был лысым и мы его сразу прозвали «Глобусом».  Этот Глобус в армии был офицером разведки и требовал от нас, чтобы мы знали карты и экономические характеристики любой изучаемой нами страны на память. Отвечая урок, ученик должен был по памяти нарисовать на доске контур страны, расставить на ней города и реки и рассказать содержание урока. Сразу же у всех появились двойки. Только Сурков сумел вытянуть на тройку. Это был шок. Родительский комитет требовал уволить учителя. Но директор школы сказал, что за Глобусом стоит КГБ, и все примолкли.
В доме Суркова было множество книг, и одну из них «Мужчина  и женщина»,  он как-то принёс в класс. Вот была сенсация. Мы узнали, что для размножения нужны не только тычинки и пестики цветов, но и ещё физиология и построение сексуальных отношений. В нашем учебнике анатомии была глава для самостоятельного изучения, но в ней всё было так туманно и не интересно. Сексуальное просвещение шло, как говорится из рук в руки. По рассказам папа Суркова был писателем и жил в Москве, а деньги на содержание сына присылал бабушке. Женское  воспитание отразилось на манере поведения  нашего старосты. У него были плавные движения рук и какая-то мягкая женская походка.
Сурков дружил с Володей Свиридовым. Володя в отличие от Юры был коренастый и ниже ростом. Хотя они жили довольно далеко друг от друга, но уроки и другие дела делали всегда вместе. К сожалению Сурков довольно рано ушёл из жизни.
У нас было несколько учителей химии, сменивших друг друга. Запомнилась пожилая крупная женщина, пришедшая в школу с завода синтетического спирта. Она до нас работала гл. технологом на заводе, и нас часто водила туда на экскурсию (он был рядом). Там она предлагала нам пробовать этот спирт. Но мы отказывались. А потом по партам носила пробирки и предлагала их нюхать. Нос у неё был большой и красный. Рассказывая технику безопасности, она брала пробирку с неизвестной жидкостью и показывала, что пробирку нужно держать вдали от органа дыхания в одной руке, а другой рукой подгонять осторожно воздух от пробирки к носу. У самой же обоняние было плохое, и чтобы понюхать какую-либо пробирку, она наполовину засовывала её в свой огромный нос.
В 8 классе нас стали принимать в комсомол, и старшая пионервожатая Галина Константиновна дала мне поручение быть вожатым в четвёртом классе. Я очень волновался, изучал журнал «Вожатый», как проводить пионерские сборы. Когда после уроков я явился в 4-б класс, то еле удержал учеников чтобы объяснить зачем я пришёл. А им предстояло поступать в пионеры. Когда ребятишки поняли, зачем я пришёл, они приутихли, и я стал раздавать им поручения и утверждать план очередных сборов. Это была моя первая работа в качестве руководителя коллектива. Я понял, насколько сложна эта работа. К началу лета пионерский отряд работал по плану, а меня приняли в комсомол. Комиссия райкома комсомола спрашивала фамилии вождей компартий разных стран и требования устава ВЛКСМ. Комсомольский значок я храню до сих пор.

Смерть вождя
Мы жили с именем Сталина на устах. Читали стихи, пели песни во славу вождя. Дошло до того, что, придя после комсомольского собрания домой, я обнаружил отсутствие на стенах квартиры портрета Сталина. Не долго думая, я вставил в рамку поверх уникальной картины Васнецова «Барышня крестьянка» Сталинский портрет из журнала Огонёк. Когда родители увидели это, то промолчали. Пример Павлика Морозова, сдавшего чекистам своего отца, помнили все.
Помню Сталин дружил с китайским вождём Мао Дзедуном и мы пели песню: « Москва – Пекин: Сталин и Мао помнят о нас». Потом Сталин рассорился с югославским вождём Иосипом Броз Тито, и к нам в школу приходил югослав капитан КГБ ругать Тито. Основными источниками информации были проводная радиоточка с единственной московской программой вещания и газеты «Правда», «Пионерская правда» и другие областные и районные «правды». Что они сообщали, то мы обязаны были принимать на веру. 4 марта 1953 года было объявлено о болезни Сталина, опубликованы и передавались по радио бюллетени о состоянии его здоровья; упоминались такие признаки тяжелого состояния как инсульт, потеря сознания, паралич тела. 5 марта в 21 час 50 минут Сталин умер. О смерти Сталина было объявлено 5 марта 1953 года. Согласно медицинскому заключению, смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг. Страна замерла в испуге. О смерти Сталина нам сообщил в классе Наум Михайлович Альф. Он плакал, и у нас навернулись слёзы. Все обсуждали, как же теперь жить дальше? Родственников так не оплакивали, как умершего вождя. Но постепенно страсти улеглись. Приближающиеся экзамены сменили нам настроение.

Забастовка
Когда школа «доросла» до десятилетнего статуса и мужская школа превратилась в школу совместного обучения мальчиков и девочек, заменили директора.
Новый директор Павел Иванович Борисов нам не понравился своим формалистическим отношением к ученикам. Разрушилась аура большой школьной семьи. Новый директор получил у нас кличку Чичиков. Мы как раз проходили Мёртвые души Гоголя. Ещё больше невзлюбили мы нового директора за его неумелое разрешение детского конфликта, суть которого заключалась в следующем.
На перемены пока было тепло, мы выбегали на улицу перед школой и там играли в мяч. Появившиеся в школе девочки на переменах толпились возле нас и старались заигрывать с мальчиками. Одна из них - Людка Поносова схватила откатившийся мяч и стала убегать. Под окном директора школы её догнал наш вожак — комсомольский секретарь Лёшка Киселёв и отнял мяч. Девчонка завизжала, и директор увидел эту сцену. Мы пошли на уроки, и вдруг занятия прервал сам директор, который в каждом из трёх десятых классов зачитал приказ об отчислении из школы Киселёва за плохое поведение. Нашему возмущению не было предела. Уроки прервались, и начался гвалт. Ни учителя, ни директор не могли вернуть нас в нормальное русло. Киселёв был гордостью нашей школы. Он шёл на золотую медаль и собирался поступать на журналистский факультет МГУ. Отчисление из школы перед самыми выпускными экзаменами грозило выдачей ему справки об окончании школы вместо золотого аттестата. Такой несправедливости мы ещё не видывали. Мы решили всеми тремя десятыми на занятия не ходить пока не отменят этот дурацкий приказ.
На другое утро мы - десятые классы явились в школу и собрались на брёвнах, привезённых для складирования в преддверии строительства полиграфического комбината недалеко от школы. Тем ученикам, кто вчера не был, мы предложили пойти в классы. Учителя вошли в классы и не увидели учеников. Пошли жаловаться директору. Директор выслал к нам старшую пионервожатую Галину Константиновну Гусеву. Её мы уважали и объяснили ей нашу обиду и в чём наши требования. От директора Галина вернулась со слезами на глазах — директор её отругал и грозился уволить, если она нас не приведёт в классы. Мы попросили её уйти домой, так как не собирались отказываться от своих требований по аннулированию приказа.  Начался стихийный митинг, на котором мы ещё более укрепились в своей правоте. Кончился первый урок и школьники вышли на перемену на улицу. Нас другие школьники рассматривали как больных и боялись к нам подходить во избежание репрессий со стороны директора. Подходили учителя. Уговаривали. Мы не соглашались. Начался новый урок. Мы ждали.
Вдруг к брёвнам подкатила чёрная «волга» райкома комсомола, и взрослые парни в чёрных пиджаках начали нас позорить и грозить комсомольско-партийными карами (исключение из комсомола, репрессии родителям и т.д.). Мы их послали туда, где Макар телят не пас. Парни уехали. Через некоторое время прикатили две «волги» из РОНО и райкома партии. Эти деятели пытались нас увещевать ласками и сказками, но мы им отвечали: отмените приказ и мы пойдём в классы. «Деятели» ушли совещаться с директором. Мы ждали. Прошло ещё два урока. Пассажиры чёрных волг пытались нам грозить, но мы их не стали слушать и разошлись потихоньку по домам. На другой день большинство из нас опять сели на брёвна, а часть всё-таки пошла в классы. Пришла Галина Гусева и сообщила, что приказ об отчислении Киселёва аннулирован. Мы пошли в классы.
Этот урок борьбы за справедливость запомнился мне навсегда и укрепил в нас уверенность в том, что если быть вместе, то много можно добиться.
Прошли слухи, что о нашей забастовке «вещал» Голос Америки, и что это повлияло на принятие нового решения. Этот «Голос» тщательно глушился властями. Возле Сенного рынка стояла огромная мачта, откуда в эфир разливались воющие радиоволны на коротких частотах Голоса Америки. Но у радиолюбителей были возможности прослушивания информации через этот вой. Многие ребята увлекались радиолюбительством, хотя это преследовалось со стороны КГБ.
Но директор всё же отомстил Киселёву, поставив в аттестат тройку по поведению. А это было равносильно «волчьему билету», с которым невозможно  было поступить в ВУЗ. Киселёв уехал в Москву, и ходили слухи, что какой-то вуз он окончил, правда, заочно.

Мой друг Лёвка
Со мной на второй парте от конца возле заднего окна класса сидел друг Лёвка Каланин. Он был сыном милиционера, охранявшего мясокомбинат и матери бухгалтера того же комбината.
Это обстоятельство служило основой благосостояния семьи. С одной стороны можно кое-что принести с комбината, а с другой стороны на отходах «выписанных» на комбинате можно было откармливать собственную свинью. У его родителей был собственный дом на берегу Волги и во дворе они имели свинарник. От Лёвы попахивало свинкой, но зато он был самым сытым в классе. С собой он приносил шматок сала и кусок чёрного хлеба, которые с удовольствием поедал на большой перемене. Мне же мама давала 20 копеек на завтрак в школьном буфете. Буфет был устроен в торце коридора второго этажа и представлял собой стеклянный бокс с окном для выдачи. В буфете продавали плюшки с каплей яблочного джема в середине центрального углубления и конфеты «подущечки» с шоколадной посыпкой, да ещё ситро. Иногда появлялись печенья и конфеты в обёртке под названием «школьные». Я покупал плюшку и приходил в класс, садился рядом с Лёвкой и мы иногда совершали обмен половиной наших припасов.
Дома я строил детекторный приёмник (фото), и мне нужны были деньги для покупки радиокомпонентов, поэтому в целях экономии я покупал плюшку через день. В тот день, когда я был на вынужденной диете, Лёвка, видя в моих глазах голод предлагал: «Не хочешь сала?» Вопрос был рассчитан на мою стеснительность, и его отрицательная постановка заставляла меня отвечать: «Спасибо, я сыт». Это Лёвку вполне устраивало. Избыток еды он обменивал у других ребят на пёрышки или зоску.
 Кристалл детектора  я сам изготовил из сплава серы и свинца. Индукционную катушку изготовил по чертежам. Внутрь большой катушки встроил катушку – вариатор для настройки на радиоволну. Купил радионаушники и медный провод длиной в 25м для радио антенны. Эту антенну натянул на крыше нашего пяти этажного дома. Через пять дней её украли, но 3 дня я наслаждался треском и хрипом вещания первой московской радиостанции, которая и так без помех транслировалась через домашний репродуктор. В первый день настройки приёмника заземление я сделал в кадушке с финиковой пальмой, но приёмник не работал. Для усиления контакта с «землёй» я полил её концентрированным раствором соли. Потом выяснил, что землю лучше брать от батареи водяного отопления, и приёмник заработал. Пальма через неделю после моих экспериментов засохла, и мама гадала: что это с ней случилось?
Писали мы ручками со стальными перьями, а чернила носили в чернильницах «непроливайках» с конической воронкой на цилиндрическом сосуде. У некоторых ребят чернильницы были фарфоровые, а у меня — алюминиевая. Носили их мы в специальных холщёвых мешочках, которыми иногда ударяли друг друга по дороге домой, и, естественно, порой являлись перед родителями с испачканными одеждой и физиономией. Запасные пёрышки для ручек №76 или «рондо» были ходовым товаром из-за того, что мы в них играли. Пёрышко клалось вогнутой частью на лавку парты, а другим пером нужно было щёлкнуть под её брюшко так, чтобы оно опрокинулось навзничь. Игра была хороша тем, что можно было молча играть во время скучного урока. Я наловчился многих обыгрывать, и у меня всегда был запас пёрышек. Лёвка со мной играть не хотел, но иногда покупал у меня пёрышки в обмен на сало с чёрным хлебом. В зоску я всем проигрывал, а пёрышки были моей монополией в классе.
С Лёвой у нас было много общих интересов, и мы по настоящему дружили. В школе мы создали технический кружок, котором готовили макет железной дороги с электровозом. Надо сказать, что в ту пору железные дороги работали на паровозах, и только-только появлялись тепловозы. Электровозы были в проектах, но в журнале «Техника молодёжи» они красочно расписывались и предлагались руководства по изготовлению моделей. Директор школы одобрил нашу идею и выделил нам большой лист фанеры. В актовом зале за кулисами сцены, где работал школьный плотник, мы разместили наш стенд и начали собирать детали. С большим трудом достали электромоторчик с питанием от батареи КБС. Нам нравилось его прокручивать. Потом из жести консервных банок и дощечек мы смастерили шасси. В качестве колёс мы использовали корпуса ниточных шпулей, на торцы которых наклеили реборды из картона. Такие же шпули использовались для изготовления трансмиссии. Долго бились над ремённой передачей, пока не применили вощёную смолой суровую нить в сочетании с аптечной резинкой. Корпус электровоза мы изготовили из бумаги с двойной проклейкой и красиво его раскрасили. К новому году электровоз был готов. Но самым трудным оказались рельсы и контактный провод на столбах. Рельсы из алюминиевой проволоки никак не хотели лежать ровно. Особенно трудно было выдержать их параллельность. А крепление рельсов к шпалам тонким проводом мешало прохождению колёс. Столбы тоже не хотели стоять ровно, а контактный провод тормозил движение. Тем не менее, общий вид макета внушал уважения со стороны сверстников, и к Первому Мая директор выдал нам Почётные грамоты за техническое творчество.
У Лёвиного отца была замечательная вещь — пистолетный тренажёр в виде макета настоящего ТТ, соединённого с тележечкой. Тележечка на двух колёсиках на удалении 25 см от мушки пистолета имела рамку для миниатюрных мишеней, а из дула при нажатии на спусковой крючок с помощью пружины выскакивала игла. Тележечка крепилась к корпусу пистолета на шарнире, и когда стрелок целился, нужно было совмещать мушку с центром мишени. Это давалось нам с трудом потому, что пистолет был тяжёлый, а при нажатии на курок игла ныряла куда-то мимо мишени. После занятий в школе мы шли к Лёве учить домашние задания. Это «учение» превращалось в стрельбище, т. к. родители были на работе и нам никто не мешал. Однажды за этим занятием  нас «застукала» Лёвина сестра Галя (студентка мединститута) и нажаловалась отцу. После этого наши совместные уроки прекратились.
У Гали Каланиной (на фото) были медицинские учебники и атласы, и мы с Лёвой любили их рассматривать. Особенно нам нравилась цветная иллюстрация потрошённого женского тела с показом всех внутренних и наружных органов. Мы даже подумывали после школы пойти в мединститут. Галя пригласила нас посетить анатомичку, чтобы мы убедились в том, что сможем стать медиками. В один из жарких июньских дней в 10 часов мы пришли в университет и во втором корпусе отыскали подвал анатомического зала. Гали там не оказалось, и мы на свой страх и риск спустились в подвал анатомички. Зал был уставлен большими ваннами, в которых плавали в формалиновом растворе настоящие трупы людей. Студенты в белых халатах вытаскивали их и волокли по кафельному полу к столам на вивисекцию. Этот страшный вид и ужасающий формалиновый запах сразу же вызвал у нас отвращение к медицинской работе. Выскочив и подвала и отдышавшись на тёплом летнем воздухе в тени лип, мы твёрдо решили, что лучше мы станем инженерами. Запахи машин более терпимы.

Весеннее брожение
Когда начиналась весна и ярко светило солнце, солнечные лучи, проникающие через огромные школьные окна в класс, растапливали наши мозги и слова учителей плохо проникали в наши уши. В голове начиналось весеннее брожение. Мы начинали интересоваться, когда тронется лёд на Волге, с удовольствием строили и пускали по ручьям кораблики. Начинались соревнования: чей корабль лучше по проходимости порогов и по качеству парусной оснастки. Дни удлинялись настолько, что после домашних заданий можно было бродить по пустырям и улицам до потери пульса. Но когда вскрывалась Волга, все устремлялись на берег. Обычно ночью появлялся характерный треск и шум трущихся друг о друга льдов. Ещё до начала уроков мы бежали посмотреть на это великолепное зрелище несущихся по воде ледяных полей и торосов. И конечно опаздывали на первый урок. А некоторые ребята вообще прогуливали этот первый день ледохода. Я жил довольно далеко от Волги, поэтому мог ходить на берег только после уроков. И вот однажды после занятий в школе я, не заходя домой, пошёл с друзьями на Дегтярный спуск к реке.
Там были вмёрзшие в лёд плоты, которые подходили к уже открытой воде. На брёвнах можно было даже сидеть. Мы наблюдали, как мимо нас со скоростью моторной лодки проносились льдины. Вот проскочила часть посыпанной сеном зимней ледяной дороги. А вон посреди реки на льдине плывёт блёющая со страха коза. Мы улюлюкали и звали козу к себе. А вон плывёт целая телега с торчащими вертикально оглоблями. Это зрелище так увлекало, что можно было глазеть на него целыми часами.
Я не заметил, как местный мальчишка подкрался ко мне, сорвал с головы у меня шапку и бросил её на проплывающую льдину. Все вокруг засмеялись, а у меня брызнули из глаз слёзы. По тем временам шапка была дорогой вещью, и я не раздумывая прыгнул на льдину за ней. Льдина наклонилась, и я чуть не соскользнул в воду. Я сразу вынужден был перейти к середине  этого плота.  Мой толчок отодвинул льдину от берега, и образовалась большая полынья, которую я уже не мог преодолеть. Ужас охватил меня. Льдина понеслась вниз по Волге в сторону Астрахани. Мимо пролетали берега  с мельницами, фабриками, нефтебазой, а льдина и не думала причаливать к берегу. Мальчишки сначала бежали по берегу за мной, но потом упёрлись в забор очередного завода и отстали. Я остался один на один со своей проблемой. Как быть? Решил, что спасение в перебежке по соседним льдинам к берегу. Ведь дальше меня ждала необъятной ширины вода вдали от города. Я сосредоточился и побежал. Лёд на льдинах был уже рыхлый, и это спасало меня от соскальзывания. При каждом прыжке на очередную льдину, она наклонялась, но я выскакивал на её середину, собирался с духам и бежал дальше. Так я выбежал на берег территории швейной фабрики и потом со слезами объяснял  сторожам, как я туда попал. Домой я пришёл к вечеру. Очень напугал своим рассказом маму. Больше в эту весну я не ходил на берег.
Но была и другая весна, когда в апреле уже сошёл весь лёд, и 13 апреля стояла жара под двадцать. У Лёвы была вёсельная лодка, и мы, улизнув с уроков, поплыли на ней на Казачий остров, где уже зеленели кусты, наполовину затопленные водой. В центре острова возвышался песчаный холм. Песок прогрелся на солнце, и мы, раздевшись, стали загорать на нём. Потом боролись, бегали, кувыркались, а когда проголодались, вспомнили, что домой надо вернуться к окончанию уроков. Для того, чтобы быть чистыми, решили искупаться. По реке плыли остаточные льдины, и вода была довольно холодной. Попробовав водичку, решили, что всё равно надо скупнуться. С разбегу прыгнули в воду. Сердце бешенно заколотилось, и спёрло дыхание. Немного притерпевшись, стали ополаскиваться и затем выскочили на берег. Чтобы согреться снова начали бегать и растираться. Придя в себя, поплыли домой. Грести было трудно потому, что течение было сильным и лодку сносило. Приплыли, поставили лодку на место и навесили замок на цепь привязи, пошли домой к Лёве. Мы опоздали: мать Лёвы пришла на обед. Она догадалась, где мы были по нашему свежему загару и, схватив ремень, начала с криками дубасить Лёвку. Я предпочёл, схватив портфель, скорее убежать. С моей мамой тоже был серьёзный разговор.
Кружок танкистов
В 8 классе у нас был урок военного дела, который вёл отставной военный Виктор Алексеевич. Он ходил в школу в офицерском кителе и внушал нам уважение к себе. В городе на проспекте им. С.М. Кирова был клуб ДОСААФ, в котором он в основном работал. В этот клуб он записал часть наших учеников. Из нашего класса записались 5ребят.
На фотографии: на заднем плане — в центре Сергей Маркелов, справа Борис Кузенёв.  Кузенёв был позднее знаменит тем, что стал мастером спорта по велосипеду и участвовал в союзных соревнованиях, отстаивая честь Саратова. В первом ряду: слева — я сам, а в центре ряда Вячеслав Иванов. На груди у нас значки ДОСААФ.
 Всю зиму мы ходили в этот кружок, изучали устройство танка Т-34, его V-образный двигатель, вооружение, ходовую часть, так что это стало моей серьёзной технической подготовкой, которая мне потом пригодилась в институте. Виктор Алексеевич обещал нам, что по окончании курсов мы научимся водить танк и получим соответствующее удостоверение.
Но пришла весна, курсы мы окончили, выехали на полигон танкового училища, где посмотрели как танки водят курсанты училища. По возрасту нам в танк сесть не разрешили и сказали, что водить танк будем тогда, когда поступим в училище по окончании школы. Была обида.
Озорники
Какая школа обходится без озорников? Были такие и у нас.
Молоденькая миниатюрная физичка, только что окончившая институт вызывала у нас нездоровый интерес. Сергей Маркелов на каждый её урок пересаживался со своей парты в первом ряду на первую парту среднего ряда, поднимал ногами парту и медленно двигал её вперёд. Пока учительница что-то объясняла у доски, он постепенно продвигая стол и парту и практически прижимал её к доске.
А однажды эта девочка - учительница принесла на урок демонстрационный амперметр, чтобы продемонстрировать один из электрических законов. Этот амперметр был в застеклённом деревянном ящике высотой в полметра. К клеммам были присоединены свисающие сантиметров на тридцать вниз провода с клеммами. Сидящий на последней парте Лёва Павлов крикнул, что ему не виден прибор. Учительница подняла прибор над столом, а клеммы зацепились за подол её красного гофрированного платья и подняли его. Она спросила: «Видно? Ей крикнули: «подымите повыше». Она подняла прибор вместе с платьем, и под платьем показались её голубые трусики. «Теперь видно» - радостно закричал весь класс.

На фото слева направо велосипедисты Маркелов  и Кузенёв
Виктор Балыков всегда садился на последнюю парту и развлекался на уроках обстрелом из рогатки своих одноклассников. Рогатку он делал из тонкой аптечной резинки, одетой на пальцы. Такую рогатку учителям обнаружить было трудно. Сначала он пользовался пульками, скрученными из бумаги и согнутыми в виде латинской V. Такие пульки раздражали, но не вызывали травм. Мы ему грозили кулаками, а он принимал невинный вид. Иногда он обстреливал нас из трубочки жёваной бумагой. Но однажды он заготовил дома пульки для рогатки из алюминиевой проволоки. Это уже был экстремизм. Такой пулькой он попал мне в правый глаз и нарушил хрусталик мне на всю жизнь. Это было на уроке истории. Наум Михайлович слушал ответ по уроку истории и как всегда просматривал классный журнал. Получив травму , я очень разозлился вскочил на пару и, прыгая по другим партам, подбежал к Балыкову, сел ему на плечи и стал дубасить его кулаками по голове. Наум Михайлович сначала оторопел, а потом закричал; «Балыков вон из класса! И без матери не приходи». Он не мог предположить, что я в общем то тихий мальчик, мог без причины совершить такой дикий поступок. Балыков рос без отца, и его мать продавщица продовольственного магазина хотела, чтобы сын получил среднее образование. Однако, Балыков школу так и не окончил. Потом он работал матросом на волжской пристани.
Моё озорство было изобретательное. Возле задней пустой парты я втыкал в подоконник половинку лезвия безопасной бритвы и закреплял сбоку вертушку из бумаги в виде пропеллера, приводимую в действие потоком тёплого воздуха, идущего от горячей батареи парового отопления. Этот механизм тихо и нудно тренькал. Учителя покрикивали: «прекратите». Но никто ничего не прекращал.
Со мной ребята однажды подшутили на перемене. Я ушёл в буфет, а мой портфель закинули в промежуток между оконными рамами. Старое школьное здание было построено ещё в царское время, и воздушное пространство между рамами имело ширину в 35см. Я вошёл в класс перед самым звонком на урок и увидел, что внутри рамы находится мой портфель. Рамы на зиму были обклеены бумажными лентами для теплоизоляции, и отпирать их было нельзя. Пришлось самому лезть в эту клетку. Я с трудом туда забрался через форточку и взял портфель в руки. В это время кто-то из ребят закрыл форточку над моей головой. Вошедшая в класс учительница ботаники увидела зрелище  «заспиртованного» ученика и пошла жаловаться завучу. Ребята быстренько помогли мне выбраться, но урок был сорван.
Большим шутником был Вадим Павлов. Он любил разыгрывать ребят. То сообщит какую-нибудь «достоверную» новость, то подложит кому-нибудь в портфель прибор из физического кабинета. Шутки его были безобидными.
Наши подружки
Был конец зимы, и Лёвина мама познакомила Лёву с дочерью своей знакомой Валетрой. Она хотела, чтобы он с ней подружился с дальним прицелом на женитьбу. Поскольку мы с Лёвой были «не разлей вода», то он предложил ходить к ней в гости вместе. Я согласился, и мы заявились в частный дом, расположенный по другую сторону железной дороги от нашего местопребывания.
Валетра была девушка нашего возраста и имела приятные округлые формы и добрый характер.  У неё была отдельная комната в доме, где мы с ней уединялись, рассматривая фотоальбомы и делясь нашими впечатлениями о школьной жизни. За окном выли февральские вьюги, и мы весело болтали в её уютной маленькой комнатке. Эти визиты продолжались примерно три недели, пока брат Валетры не намекнул нам, что приходить к сестре должен кто-то один. Мы поставили этот вопрос Валетре : кто?. Она думала с неделю и позвонила мне домой, что хочет встречаться со мной. Я растерялся, так как не хотел быть предателем по отношению к Лёве. Но два раза мы всё-таки с ней гуляли отдельно, тайком. Потом я понял, что мне с ней не интересно и под предлогом подготовки к экзаменам перестал с ней встречаться. Лёва походил к Валетре ещё некоторое время, но потом тоже «слинял». Пришла весна, и лавочки в полисадниках частных домов недалеко от школы стали заполняться под лучами солнца старушками, тётушками и девочками.
Прямо против школы был дом Гусевых, в котором обитали две сестры: Галя (наша старшая пионервожатая) и Нина — ученица шестой женской школы — наша ровесница. У Нины была школьная подружка Инна.
 
Дом Гусевых. Там жили сёстры Галя и Нина
Через Галю мы легко познакомились со своими ровесницами Ниной и Инной и стали с ними дружить . Вечерами после домашних заданий мы приходили к домику Гусевых, обменивались новостями школьной жизни, рассказывали истории из прочитанных книг. Иногда ходили вместе в кинотеатр клуба железнодорожников им. Карла Либкнехта. Но это было редко. Родители девочек строго следили за соблюдением нравственных норм и считали, что до окончания школы с мальчиками - ухажёрами гулять рано. Дружба наша была простая, не замешанная на вожделениях, так как и мы -  мальчики были воспитаны в тех же нравственных правилах. Но подспудно каждому мальчику хотелось иметь «свою девочку».
Мы с Лёвой иногда обсуждали, как нам поделить Нину и Инну, но они обе нам нравились, и мы никак не могли их поделить. Девочки тоже воспринимали нас как единое целое и не обозначали своих предпочтений. К полисаднику приходили и другие девочки и мальчики, и порой мы пели песни целым хором.
Одна подружка Нины Света, жившая неподалёку приходила чаще и норовила сесть ко мне поближе и постоянно заговаривала на отдельные от общих темы со мной. Все это приметили и подшучивали: «Вон твоя невеста идёт». Однако, внутри меня по отношению к ней не загоралось огонька.
А вот по отношению к Ине (полное имя Корина) и у меня и у Лёвы возгорелась симпатия. С Лёвой был по этому поводу разговор, но друзья так ни до чего не договорились. Ходили потом долгое время к ней вместе, не сговариваясь. Один просчитывал возможность появления у дома Инны другого и появлялся тут как тут. Ревновали.
Дружба с Инной продолжалась и после нашего поступления в институты: она - в экономический, я и Лёва – в институт механизации. В то время шёл фильм «Высота» и все девочки влюбились в артиста Рыбникова. Инна тоже держала его фотографию на коврике над своей кроватью. Она невольно сравнивала нас с этим мужественным киногероем, который пел под гитару и покорял женщин. Нам нечего было противопоставить в этом плане. Оставалось ревновать и терпеть усмешки. В студентах я приглашал Инну на танцевальные вечера и там познакомил со своими институтскими друзьями. Один из них Саша Петров всерьёз взялся ухаживать за ней, и в конце концов на пятом курсе они с Инной поженились.  Она стала Петровой. Перед женитьбой они по очереди приходили ко мне за советом. Я, переживая ревность, но благословил их на совет да любовь. На их свадьбе я грустил и ушёл рано. Размышляя, я пришёл к выводу, что для женитьбы нужна не только дружба, но и сильная любовь. Они прожили вместе года три и потом разошлись из-за отсутствия детей. Инна вышла замуж за морского офицера, родила ему дочь и уехала из Саратова в Ленинград.
 У меня в эту пору были и другие увлечения. Летом после окончания девятого класса я поехал в пионерский лагерь «Чемизовка» в Аткарском районе. Там познакомился с девочкой Ниной, у которой были разного цвета глаза. Она учила меня танцевать современные танцы. Научила танго и фокстроту. Вальс я одолеть не смог. Я попытался продолжить с ней дружбу в Саратове, но это окончилась ничем. У неё в городе был свой мальчик.
Выпускные экзамены
Выпускные экзамены в школе приходились на летнюю пору. При саратовской жаре готовиться к ним было особенно трудно. Мы с ребятами из нашего дома Толей Тимофеевым, Сашей Александровым забирались на крышу нашего дома, стелили там одеяла, загорали и учили ответы к экзаменационным билетам. Находясь на крыше, мы не отвлекались на события, происходящие на улице, и скрывались от других товарищей. Потом, разопрев от жары, мы шли купаться на Волгу на плоты. Плоты располагались вдоль берега и служили сырьём для деревообрабатывающего комбината и завода синтетического спирта. Спускаясь по Дегтярной улице, мы проходили мимо склада бумажной макулатуры, где ветер разбрасывал труды развенчанного Хрущовым культа личности «вождя всех народов» Сталина. Мы брали эти книжки и рассматривали их между купаниями. Плоты выдвигались от берега метров на пятьдесят, и можно было нырять с их края прямо в глубокую воду быстро текущей Волги. На плотах всегда сидели рыбаки и занимались своей тихой работой. Сейчас у нас не было времени на это удовольствие.
Выпускной экзамен по письменному русскому языку нас особенно волновал. Хотелось заранее знать темы сочинений. В ночь перед экзаменом на углу 2 Садовой и ул. Чернышевского собирались представители десятых классов со всего Октябрьского района Саратова. Какие-то таинственные люди подходили и сообщали 9 тем сочинений. Наутро в актовом зале школы наши парты для всех трёх десятых классов были покрыты листами Литературной газеты: у кого статьёй о А.М.Горьком, у кого о творчестве В. Маяковского. Из трёх объявленных экзаменаторами тем две были обеспечены такими шпаргалками.

Выпускной вечер
На торжественном заседании школы нам вручали аттестаты зрелости и подарки. Всем дали словари иностранных слов. Хорошистам и отличникам дополнительно художественную литературу. Мне преподнесли двухтомник Маяковского, так как я хорошо читал его стихи. Мельнику подарили «Кобзаря» Шевченко.
Мы с Валентином в школе вели выпускной вечер после десятого класса. Я -  за Штепселя, он – за Тарапуньку (были тогда такие эстрадные артисты). Третьм компаньёном был Лёвка Каланин . Купили мы на троих бутылку водки, а до этого мы её вообще не пробовали. Все другие ребята брали на двоих, а мы на троих. А у Лёвки мать злая была. Она лупила его скалкой до 10 класса за тройки. И он слинял из нашей компании, потому что мать пришла на выпускной.
В кулисах сцены была фанерная обивка со щелью, и мы с Валентином в эту щель поставили бутылку. Рюмкой был колпачок от аккумулятора, грамм на 20, не больше. И мы с Валей так договорились: он номер объявляет, я ему колпачок преподношу. Я объявляю, он – мне. И номер от номера мы становились всё веселей и веселей. Зал начинал хохотать над тем, как мы выходили на сцену, потому, что ноги начали заплетаться, и мы смеялись, ещё ничего не сказав.
Для участия в концерте были приглашены девочки из 6 женской школы, а наша 27-я была мужская. Свой репертуар мы раньше обкатали, а новый приходилось читать по бумажке. Одна девочка собиралась исполнить лирический вальс Вандтейфеля. Я не смог чётко прочитать фамилию австрийского композитора и объявил: - Ванден-фундель, вальс. Зал хохотал, а девочка даже не хотела играть, оскорбившись за австрийца, но подружки вытолкнули её на сцену.
Мы читали диалог: я по - русски, он по украински, заплетающимися языками. В зале плохо понимали, о чём речь, но когда мы уходили зал скандировал: «Платонов, Мельник !!!»
 Моя мать сидит в зале и думает: «что с моим сыном?» Ведь она не подозревала, что я мог водки выпить. Когда концерт кончился, мы одолели только полбутылки водки, но без закуски и были здорово пьяны. Выходим в зал со сцены, поддерживаем друг друга и хохочем без причины.
Потом был прощальный ужин, разумеется без спиртного, и танцы с девочками из шестой женской школы. С преподавателями общались на прощание в классах. Нашим любимцем был Борис Леонидович Белов – учитель русского языка и литературы. Мельник ему обязан освоением русского, так как приехал в Саратов как раз за 3 года до окончания школы и разговаривал на смеси украинского с белорусским. А я во время вступительных экзаменов в Саратовский институт механизации сельского хозяйства им. М.И. Калинина писал сочинение, будучи больным воспалением лёгких с температурой более 38 градусов, без черновика сразу на контрольные листки и сделал только одну ошибку.
Директор Борисов П.И. в 22 часа объявил окончание вечера и велел всем разойтись по домам. Но бывшие ученики воспротивились, так как в традициях всех школ в 12 ночи выходить на прощание с Волгой на набережную. Родители под свою гарантию упросили директора погулять ещё с часок. Мы пели песни, а потом пошли на Волгу. Некоторые ученики оказались пьяными. Сильно пьян был наш математик «Яшка» - Яков Михайлович.
Все ученики 10Б класса 27 средней школы выпуска 1955 года поступили в различные вузы Саратова и Москвы. Мы с Мельником, Каланиным, Пановым, Сурковым и Свиридовым под влиянием патриотического порыва, вызванного начавшимся освоением целинных земель, поступили в институт механизации сельского хозяйства. Трое одноклассников стали профессорами, двое - доцентами, многие высококлассными  инженерам, техниками, рабочими, один агрономом. Геннадий Добровольский профессор медицины – хирург. Агроном Рябошкапов – доцент, сейчас на пенсии.

Исторические даты наших школьных лет
1945, 8 мая — капитуляция фашистской Германии.
1945, июль—август — Потсдамская конференция руководителей СССР, США и Англии, посвящённая послевоенному переделу мира.
1945, 9 августа — 2 сентября — советско-японская война.
1945 -Поступление в школу
1947 — отмена карточной системы снабжения и денежная реформа.
1949, январь — создание Совета Экономической Взаимопомощи.
1949, август — испытание первой атомной бомбы в СССР.
1953, 5 марта — cмepть И.В.Сталина.
1953, сентябрь — избрание Н.С.Хрущева Первым секретарем ЦК КПСС.
1954 — начало освоения целины.
1955, май — создание Организации Варшавского Договора.
1955 -Окончание школы, поступление в ВУЗ
1956, февраль — XX съезд КПСС. Разоблачение культа личности И.Сталина Н. Хрущёвым.
Этапы развития школы №27
1907 год - Основана Саратовская мужская гимназия 1917 год - сменная школа
1927 год - период борьбы с неграмотностью, педагоги школы в борьбе с неграмотностью принимают самое активное участие.1937 год - в период сталинского террора репрессирован директор школы
1941-1943 годы - в здании школы расположился эвакогоспиталь № 1307, в нем получают лечение солдаты и матросы Красной Армии раненые на фронтах Великой Отечественной войны, более 400 из них вернулись в строй
1943 год - мужская гимназия для детей-сирот военного времени
1950 год - создана средняя школа № 27
с 1940 по 1953 гг. - школой руководит Медведев Алексей Борисович, опытный руководитель, человек трудной судьбы, много сделавший для сохранения коллектива учащихся и педагогов
1954-1970 гг. - директор школы Борисов Павел Иванович, в школе создан и работает коллектив высокого мастерства и профессионализма, царит деловая рабочая атмосфера взаимопонимания и сплоченности
1970-1985 гг. - директор школы Нестерова Александра Петровна, продолжена работа по сплочению коллектива педагогов и учителей для достижения целей воспитания подрастающего поколения
1985-2002 гг. - директор школы Сызранцева Светлана Николаевна, в школе создана атмосфера взаимопонимания и домашней теплоты. В школе сформированы милицейские классы совместно с Академией права
2003-2006 гг. - директор школы Кириллов Алексей Викторович, школой взят курс на усиление дисциплины учащихся, продолжается совместная работа школы и медицинского колледжа по профессиональной ориентации учащихся
2006-2008 гг. - школой руководит директор Радаева Марина Николаевна, кандидат педагогических наук, коллектив педагогов и учащихся объединен единой задачей по формированию человека нового времени. Педагогическая деятельность школы отражена на страницах Педагогической энциклопедии Саратовской губернии
01.07.2008 г. - директор школы Смагина Лариса Николаевна,

Полвека спустя
Окончательно уйдя на пенсию, я засел за написание этой повести и решил найти свидетелей своей жизни. Поскольку в Саратове за это время многие улицы перестроились и изменили свой архитектурный вид, люди, жившие в старых домах в основном переселились в другие более современные дома, а порой и уехали, то найти школьных товарищей по старым адресам оказалось практически невозможно. Проживая в Орле, я решил воспользоваться для поисков Интернетом. В «Одноклассниках» я разместил свою страничку с поиском одноклассников по 27 школе своего года выпуска. Примерно через год я получил отклик двух товарищей из нашей школы: одного из параллельного класса –Тарасова (живёт в Сызарани), а другого Сергея Маркелова – из нашего. Оказалось, что Маркелов живёт в городе Балашиха и работает в МГРИ-РГГРУ, т.е. Российском государственном геологоразведочном университете им. С. Орджоникидзе. Он доктор наук и профессор, бывает у сестёр в Саратове один раз в два года и встречается там с нашими одноклассниками. Сергей дал мне их адреса и телефоны, переслал по эл-почте некоторые фотографии. Я связался с саратовцами сначала по телефону, а затем при заезде в Саратов к своим родственникам организовал встречу. Для встречи Борис Кузенёв предоставил свою квартиру и мы собрались там в составе Боря Кузенёв, Володя Свиридов, Виктор Акимов, я и две школьные подружки тех времён Шура и Тамара. Свиридов и Акимов – пенсионеры. Когда есть возможность, подрабатывают. Борис Кузенёв возглавляет саратовский клуб «моржей», в который ходят многие саратовские знаменитости и в том числе у него в друзьях бывший саратовский губернатор Аяцков. Борис продолжает заниматься спортом, участвует в кроссах, дружит со спортсменами –ветеранами. Я у него перефотографировал фотографии с места приземления на саратовской земле первого космонавта Юрия Гагарина, подаренные ему тренером клуба ДОСААФ, где Гагарин осваивал лётное мастерство. Я подарил участникам встречи свои воспоминания о школьных годах. Сидели допоздна и разошлись с надеждой на последующие встречи

Фото:Сергей Маркелов и Борис Кузенёв
 Школа №27 всё ещё стоит. Наш класс был на втором этаже.
Тамара, Шура, Платонов, Свиридов, Акимов
Володя Свиридов нам подыграл, и мы спели песни нашей  молодости

 
(1955-1965)

Путешествие на волю
Позади выпускной вечер-ночь-утро. Днём мне не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Чувствовалось опустошение после тяжёлой изнуряющей работы мозга и нервов. Хотелось побыть одному, подумать о том, чего я достиг и какого моё дальнейшее предназначение. Родители мне не докучали, занятые своими делами. Я подготовился к походу: сварил несколько яиц и картофелин, запасся буханкой хлеба, флягой воды, спичками. Всё приготовленное положил в противогазную сумку в виде торбы и на другой день ушёл в поход. Родителям сказал, что буду у Лёвы Каланина. В те времена телефонная связь была проводной, но не все могли иметь телефон. У нас был бесплатный служебный телефон, поставленный железной дорогой моему отцу. У Каланиных телефона не было, и я мог не опасаться, что мама им позвонит. Я ушёл по Октябрьскому ущелью в горы, окружающие Саратов. В ущелье и в лесу было прохладно и приятно пахло зеленью. Я брёл без особой цели через лес, овраги, живописную Кумысную поляну, наслаждаясь свободой или, правильнее сказать волей, т.е. независимостью от кого-либо. Останавливался отдыхать, когда хотелось, и двигался в путь по наитию. К вечеру я остановился на покрытым жухлой травой бугре, откуда открывался вид на Волгу и даль за ней. Здесь я решил заночевать. Собрав полынную постель на бугорок, я покрыл её захваченной с собой накидкой и улёгся, положив торбу под голову. Земля хорошо прогрелась за день. Лёжа я стал думать о том, как и для чего, живут люди. Стал вспоминать соседей по нашему дому. Чего они достигли? Что им ещё нужно? Жизнь у всех была разная, но что же их объединяет?
Вот в угловой квартире на первом этаже второго подъезда в двух комнатах жила семья железнодорожного слесаря Колюни, как звали его соседи. Этот Колюня попросился к нам в погреб, чтобы хранить картофель. Его пустили, а он спёр ватные штаны, которые я использовал на осенней охоте. Он часто выпивал. Его вздорная жена получала за него зарплату, и они часто ругались. У них была маленькая дочка, забитая и напуганная родительскими разборками. Ещё к ним из деревни родственники прислали девчонку 15 лет, которая нам ребятам рассказала, как её изнасиловали деревенские парни. Её спасали от позора, а она без стеснения его раскрыла нам. Зачем? Есть ли вообще у этой семьи какие-то цели?
В той же квартире в отдельной комнате жили мать и сын Галишниковы. Мать Таисия была тихая скромная женщина, которую соседи называли матерью – одиночкой. Её сын Володя тоже был тихий мальчик. Они жили как-то не приметно. Тут было более понятно. Мать жила и работала ради благополучия сына.
Через площадку первого этажа была квартира Удаловых. Все три комнаты занимала одна семья. Глава семьи был почётный железнодорожник – пожилой машинист. Он курил «козью ногу» с махоркой, кашлял и мог говорить только о паровозах. Его жена домохозяйка Мария Ефремовна имела авторитет во дворе. Она о всех всё знала и была третейским судьёй в дворовых спорах. Мы дети её побаивались. С ними жили ещё две сестры: Екатерина Ефремовна – старая дева самодеятельная артистка в клубе железнодорожников, и Татьяна Ефремовна. Сестра Татьяна ещё до войны работала в управлении железной дороги уборщицей и в 1937 году была посажена в лагеря на 10 лет за рассказанный про Сталина анекдот. 10 лет она отсидела и вышла с лесоповала инвалидом. Она ходила с палочкой, приставала к пьющим мужчинам, и те ей наливали в обмен на сексуальные услуги. Люди к ней относились с какой-то жалостью. У Марии Ефремовны был сын, вернувшийся контуженным с войны. Он со взрослыми не дружил а предпочитал общаться с нами детьми значительно младше его, наверное потому, что мы расспрашивали его про войну, и он с нами мог делиться. Он играл в железнодорожной команде в городки, и мы ходили болеть за его команду. Женился Виктор на швее Нине, но у них не было детей, что очень огорчало Нину. Мне жизнь этой семьи казалась какой-то безысходной и не очень понятной.
Над Удаловыми на втором этаже жил с семьёй машинист Куделькин. Их квартира смыкалась с нашей балконами, и сын Валера был моим дворовым товарищем. Он был младше меня и всегда задавал мне вопросы на технические и жизненные темы. Однажды мы с ним на балконе обсуждали вопрос рождения детей. У нас была мамина книга дореволюционного издания с гравюрами по анатомии под названием «Человек». Я объяснил Валере, как рождаются дети и показал соответствующие картинки. Валера подумал, подумал и говорит: «Ты может быть и родился, а меня мама в капусте нашла».
В большой комнате их квартиры жила операционная медицинская сестра с сыном. Об этой медсестре говорили, что она морфинистка. Женщина была стройной и очень красивой. Это оценивали даже мы подростки. Она была разведена с мужем, который периодически приходил к сыну и гулял с ним. Над этой семьёй висел какой-то знак отчуждения соседей по дому. Женщина это чувствовала и не пыталась навязывать, кому бы то ни было свою дружбу. Когда она шла с работы своей красивой гордой походкой, то взгляд её был устремлён как-то поверх голов. Её часто преследовали мужчины, но она к ним относилась как-то отстранённо и снисходительно. Иногда мужчины дрались у нас во дворе за право добиться её внимания. Особенно долго её преследовал один здоровенный красавец. Соседки шептались, что он бандит. Этот мужчина приходил с цветами и требовал её внимания. Однажды в пьяном виде он залез по пожарной лестнице на бордюр второго этажа, обошёл дом и вломился к ней в окно. Она его выгнала, и он ночевал на лестничной  площадке перед дверью квартиры. Отец Куделькин был маленького роста и не мог воздействовать на этого мужчину. Он грозился, что вызовет милицию. А тот грозил, что убьёт его. Сын этой женщины, чувствуя ущербность поведения своей матери, убегал от неё и даже делал попытку самоубийства. Мать каялась перед ним, ублажала подарками, но потом срывалась на наркотики, и её похождения продолжались.
 Потом Куделькины построили на нашей улице на месте бывшего поповского пруда собственный дом с садом и огородом, и они переехали туда жить. Эти люди были понятны, хотя чужды идеологически. «Частники» по тем временам считались врагами социалистического общежития.
Через лестничную площадку на том же втором этаже второго подъезда жили Александровы. Саша Александров был моим одноклассником. Отец его был младше матери лет на пять и погуливал от неё, о чем говорили все женщины нашего дома. Она ругалась с мужем, но не разводилась. Сын жил в атмосфере постоянной семейной ссоры и отличался раздражительным характером. Родители, пытаясь перетянуть сына на свою сторону, задабривали его подарками. Мы с Владиком Туренковым иногда бывали в доме у Шурика и имели возможность играть в его игрушки. У них была редкая по тем временам радиола «Москвич» в виде чёрного эбонитового чемодана, крышка которого снималась с петель и превращалась в динамик. Основание имело диск для привода пластинок и звукосниматель. В звукосниматель вставлялась обычная стальная патефонная игла. А вот привод интересен был тем, что диск нужно было разгонять вручную. Если диск вращался по часовой стрелке, то слышалось нормальное звучание песни. Если диск запускали против часовой стрелки, то вместо песни мы слышали какое-то квакающее мяукание или завывание. Это нас забавляло. Многие современные авангардистские «саундтреки» похоже записаны подобным образом.
На третьем этаже жили Иноземцевы. Их сын Юрий был немного старше меня. Он увлекался игрой в хоккей и охотой. На хоккее ему шайбой выбили передние зубы, и он сверкал блестящими стальными зубами.
Над Иноземцевыми жили Тимофеевы. Отец их болел туберкулёзом, и поэтому они занимали трёхкомнатную квартиру полностью. Там жили наши товарищи Толя (мой одноклассник) и его младший брат Витя (мой лучший друг по дворовым проказам). Толя много читал и имел серьёзные увлечения в кружках при клубе. Когда он учился в политехническом институте, то стал мастером спорта по акробатике. Эта семья в доме держала как-то независимо, возможно из-за болезни отца.
На четвёртом этаже второго подъезда напротив Тимофеевых полную секцию занимала семья Бочаровых: отец – железнодорожный начальник, мать домохозяйка, бабушка – мать матери, старшая дочка и младший сын. Женщины нянчились с сыночком. Он ходил в музыкальную школу и за ним носили в чехле гобой. Гулять во двор его почти не пускали. А если он выходил, то мать то бабушка с балкона постоянно давали ему указания: - Боренька, не делай то или другое.
Лёжа на полынной постели и глядя на звёзды, я думал о том, что же это все такие разные люди? Что кроме коробки дома их объединяет? Особой любви или единения между соседями не чувствовалось, а скорее ощущалось некое стремление дистанцироваться и не мешать жить друг другу. Этот самостоятельный анализ общественных отношений долго не давал мне заснуть. Я глядел на звёздное небо и сравнивал людей со звёздами. Вроде каждая звезда находится в определённом созвездии, а на самом деле каждая светит сама по себе. Я думал о том, что иногда люди объединяются для общих дел. Например, убирают двор после зимы, построили стол и лавочки под фонарным столбом, за которым играют мужчины в домино, а женщины - в карты или лото. А друг про друга за глаза говорят в основном негативные вещи. Достаток у людей разный, понятия о жизни различаются. Смогут ли эти люди жить в обещанном коммунистическом обществе? Как мне уживаться с людьми, которые мне не интересны. Искать своё созвездие? Не найдя ответа, я заснул.
Проснулся я от утренней прохлады и выпавшей росы. Сел, поел сухомятку и пошёл искать колодец. Идя лесной тропой, я увидел мужчину в зимней заячьей шапке и телогрейке с лицом заросшим бородой. Я подошёл к нему и поздоровался. Мужчина низко поклонился. Я спросил его насчет воды, и он предложил мне попить молока из бутылки, которая лежала в шалаше. Сначала я шалаша не заметил, а потом понял, что он живёт в нём. Мужчина рассказал мне, что работает на хозяина и занимается заготовкой хвороста. Хворост был сложен в штабеля по краю поляны. Я спросил о хозяине. - Да там у нас в селе, ответил он. Я был удивлён, что существуют хозяева и батраки рядом с цивилизованным городом. Мужчина назвался Еремеем и подсказал мне, где найти колодец. Проходя через село, я пытался угадать, в каком доме живёт «хозяин». Дома были разные по отделке стен и крыш и отражали разницу в достатке селян. Невольно я провёл параллель со своими ночными рассуждениями о городских жителях. И ещё раз убедился, что до коммунизма далеко. Я ещё побродил по лесу, доел свой харч, полюбовался с гор городом и бескрайностью Волги. Сердце моё успокоилось, и мне захотелось вернуться в привычную для меня жизнь.
Я спускался в город пыльными улочками пригорода и пригородными кладбищами, лишний раз убеждаясь в разнообразии жизни и её остатков в виде могил. Могилы тоже были и бедные и богатые. В конце концов, все там будем, но надо жить, и жить интересно. Школьные интересы остались позади. Разбежались по своим дорожкам школьные товарищи. Я так и решил: найду своё новое интересное созвездие друзей по профессии и интересам в жизни. Мы будем дружить и делать общие важные дела. Главное, чтобы с пользой для себя и людей выполнить своё земное предназначение. Теперь надо решить с чего начать новую послешкольную жизнь. Я по хорошему завидовал Толе Тимофееву, который уже с девятого класса знал, зачем он будет учиться в автодорожном институте.
 

ИНСТИТУТ
Год окончания школы проходил под лозунгами освоения целинных и залежных земель в Заволжье, на Алтае и в Казахстане. Хрущёв Н.С. – Первый секретарь ЦК КПСС был одержим этой идеей. Были изданы соответствующие постановления Правительства, подключён пропагандистский аппарат, журналисты, киносценаристы, поэты и композиторы получили заказ на соответствующие духу времени произведения. Радио с утра до ночи бомбило наши мозги песнями, призывами, выступлениями первоцелинников. Под влиянием пропаганды я хотел ехать на целинные земли, куда как твердило радио и советская печать устремлялась вся «передовая» молодёжь. Я купил книжку об Алтае и мне захотелось пи поохотиться в заповедных местах.  С утра до ночи по радио исполнялись новые целинные песни и велись репортажи о романтической жизни целинников и их трудовых подвигах. Появились кинофильмы о них. Мы с Лёвой Каланиным мечтали стать трактрористами и совершать трудовые подвиги, за которые получим медали и трудовую славу. Моя мудрая мама, видя, что от целины нам «не отвертеться», предложила другой вариант. Раз на тракториста тоже надо сначала учиться, то уж лучше после десятого класса учиться на инженера и прибыть на целину специалистом более высокого класса. Отец хотел, чтобы я стал железнодорожником. Но железная дорога мне надоела своими гудками, дымом паровозов и вечным шумом проходящих поездов. Я решил  стать инженером механизатором. Наступили жаркие летние дни, но времени на отдых мало — надо готовиться к учёбе в институте. С друзьями (Лёва Каланин, Валя Мельник, Вова Панов) я решил поступить в Саратовский институт механизации сельского хозяйства им М.И. Калинина (СИМСХ) на Советской улице, дом 60. 
Туда же только на электрофак поступали Юра Сурков и Володя Свиридов.
На фото парадный подъезд Саратовского института Механизации сельского хозяйства им. М.И. Калинина (СИМСХ)

1 декабря 1932 г. Совет народных комиссаров СССР принял решение о переводе Московского института сельскохозяйственного машиностроения в г. Саратов.
В ноябре 1933 г. институт был передан в ведение Народного Комиссариата земледелия СССР и переименован в Саратовский институт механизации сельского хозяйства имени Н.И. Калинина (СИМСХ). В это же время создан факультет «Механизация сельского хозяйства», первым деканом которого был Алексей Иванович Гущин.
В марте 1934 года в СИМСХ влился факультет механизации Саратовского сельскохозяйственного института. Научные школы и руководство кафедрами на факультете «Механизация сельского хозяйства» возглавляли профессора: В.В. Костровский., А.Ф. Ульянов, В.В. Красников, педагоги П.А. Скворнюк., В.В. Антипов.
Здание СИМСХ было построено купцами Саратова для коммерческого училища ещё до советской власти. Здание с высоким и широким крыльцом с колоннами, с прохладным холлом и пожилым швейцаром на внутренней лестнице встретило нас толпой абитуриентов перед регистрационными столами приёмной комиссии. Мы горели желанием приехать на целину инженерами, чтобы служить нашей любимой родине. Мы ребята в одежде по городской моде отличались от большинства ребят, прибывших из сельских районов. Были среди абитуриентов и ребята в гимнастёрках — демобилизованные солдаты и старшины. Они поступали по льготам без конкурса. Для бывших школьников конкурс составлял 5 человек на 1 место. Все поступающие были разбиты на 2 потока для облегчения работы экзаменационной комиссии. Мы попали в первый поток и радовались тому, что сможем после экзаменов отдохнуть до начала новой учёбы. Нужно было сдать три экзамена: сочинение по литературе и русскому языку, математику, физику. Мы взялись интенсивно повторять учебный материал и после обеда встречались на Волге. Стояла жаркая погода, но вода в реке была ещё холодна. Лёд недавно сошёл в Каспий, и не мудрено, что ослабленные экзаменами в школе мы простужались.
Наш институт готовил специалистов широкого профиля. Это был один из немногих вузов в стране, которые работали по учебным планам старой, дореволюционной школы. Подготовка специалистов, была рассчитанная на то, что в сельской местности не на кого полагаться в своей практической работе, кроме как на самого себя. Так работали земские врачи, которые не могли направить пациента к узкому специалисту только потому, что их попросту не было по близости. Так работали и инженеры, подготовка которых позволяла им заменять собой целый институт.
В первый день вступительных экзаменов мы в актовом зале на втором этаже писали сочинение на тему «Образ Павла Власова по произведению А.М.Горького «Мать». С утра ярко светило солнце, и мы пошли на экзамен в шведках. Кто был не уверен в своих знаниях, пришли в пиджаках, и им пришлось попариться. В зале поместилось 100 человек. Огромные окна были открыты настежь, и веяла лёгкая прохлада. Пока производили перекличку, выдавали бланки для сочинений и темы сочинений, я почувствовал недомогание и ощутил жар во всём теле. В отведённое время мы могли написать черновик, проверить и переписать его начисто. Чувствуя недомогание, я решил писать без черновика. Я тщательно продумывал каждое предложение и записывал, тщательно проверяя правописание каждого слова. Я помнил наказ нашего учителя литературы поэта Бориса Белова: выбирать слова, в которых полностью уверен и писать простыми предложениями, избегая сложных. Таким методом я исписал четыре листа, и, чувствуя, что теряю силы, сдал свои листочки (по сути – черновик)досрочно. Экзаменаторы удивились, но приняли моё сочинение. Не помню, как я добрался домой. Мама ждала меня только к обеду и удивилась моему досрочному прибытию. Она обратила внимание на мой бледный вид и, померив температуру, испугалась. У меня было больше 38 градусов. Кушать я отказался. Вызвали врача. В этот день я оказался на больничной койке в с воспалением лёгких.
На другой день я очнулся на больничной койке в палате железнодорожной больницы у окна. Палата для тяжелобольных лёгкими имела четыре койки, на которых размещалось только трое больных, включая меня. Я встал и хотел пройти в туалет, но тут же рухнул на пол и потерял сознание. Соседи вызвали врачей и, как мне рассказывали впоследствии, у меня была остановка сердца, т.е. клиническая смерть. Меня реанимировали и запретили вставать. Туалет пришлось справлять на медицинскую «утку» пока не началось выздоровление. Проболел я около месяца. В это время мои друзья сдали экзамены, а меня мама перевела на второй поток. Из-за большого конкурса абитуриентов (6 человек на одно место) сдача экзаменов была организована в два потока.
Моё сочинение зачли на 4 балла: я не поставил точку в конце последнего предложения! Ещё две недели я сдавал другие экзамены и набрал проходные баллы, но, поскольку конкурс был большой, меня пытались не пропустить, т. к. я был не из сельской местности. Но тут мама не дала меня в обиду. Она просила учесть моё заболевание и пригрозила, что пожалуется своему знакомому министру Л.М. Когановичу в Правительство, если меня не возьмут в институт. Это подействовало, и я стал студентом.
В отличие от школы студенческая независимость воспитывается отдалённостью студентов от педагогов. В лекционную сессию педагоги работают сами по себе, а студенты, не зависимо от лекторов, по разному воспринимают знания. Конспектирование лекций, как копилка знаний про запас, вещь индивидуальная. Быстропись у всех разная, и, следовательно, копилки строго индивидуальны. Только в период зачётов и экзаменов выясняется у кого более качественные конспекты. Второй раз мне пришлось создавать свой студенческий почерк. Размер букв уменьшился для сокращения времени начертания, появились определённые сокращения, которые нужно было потом расшифровать. Не только свои, но и чужие конспекты, как оказалось, трудно поддаются расшифровке. Мама рассказывала, что, будучи студенткой, она ходила на курсы стенографии, но в наше время это уже не практиковалось. У некоторых лекторов конспекты было делать не трудно, т.к. они читали размеренно и давали студентам возможность записать подробности.

Преподаватели
Доцент Шабиневич  начинал читать лекцию с порога и выписывал формулы по теоретической механике строго заполняя доску в определённой последовательности. Ровно в срок по звонку он произносил последнюю фразу и уходил, пока мы её дописывали. Оказалось, что его лекции слово в слово совпадали из года в год, и экзамен можно было готовить по чужим конспектам за прошедшие годы. Некоторые студенты знали это от старших товарищей и лекции Шабиневича не посещали. Иногда, правда, они попадались на пропусках при деканатских проверках, но находили способ выкрутиться, показывая запасённые чужие лекционные конспекты. У доцента Шабиневича была астма, и в его кабинете всегда пахло дымом антиастматических папирос.
Строгим лектором был доцент по сопротивлению материалов Недорезов. Им нас пугали старшекурсники. Они говорили: «сопромат сдашь - можно жениться, все другие дисциплины одолеешь». Он рассказывал историю своего ареста людьми в синих фуражках с красным околышем (НКВД).
Будучи молодым инженером, он участвовал в расчётах железнодорожного Саратовского моста. В ту пору НКВД искало «врагов народа» и для того, чтобы доказать полезность для власти, находило вредителей среди интеллигенции. 7 лет Недорезов провёл на «лесоповале». Его ассистентка (женщина лет пятидесяти) приучала нас к выполнению его причуд. Конспекты и практику мы должны были записывать аккуратно отточенным твёрдым карандашом и на экзамен являться строго по часам Недорезова в установленное им время. Тетрадь практическая должна быть вложена в лекционную, и на момент экзамена они сдавались экзаменатору. Шпаргалки не допускались. Но среди нас нашёлся один авантюрист, который списал решение задач со шпаргалки. Недорезов подозревал, что тот списывает и пытался его поймать. У Недорезова было плохое зрение и толстые очки. Он несколько раз подкрадывался сзади к Павлову, но тот вовремя прятал шпаргалку на резинке в рукав пиджака. Недорезов попросил снять пиджак, но шпаргалка не выпала. Студент получил четвёрку и хвастался потом перед нами своей хитростью. Таких хитростей у него было много, окончил институт он хорошистом. Среди студентов он торговал порнографическими открытками, спекулировал заграничными товарами. После окончания института он через два года погиб от передозировки наркотиков.
Недорезов особо прославился на всю губернию. Когда мы уже были на 4 курсе, появилась статья в областной газете, посвящённая разоблачению рыбных браконьеров. Среди них упоминали и Недорезова. У него была дача на Волге с гаражом для моторного катера. Катер по рельсам выкатывался из гаража прямо на воду. На этом катере Недорезов ставил запрещённые снасти для ловли рыбы и мог легко уходить от погони рыбоохранной инспекции. Но беда была в том, что он плохо видел вдаль и не заметил, как к нему подобрались инспекторы и застали за запрещённым ловом. В газете были расписаны все криминальные подробности и высказано общественное порицание. Все ожидали увольнения Недорезова после публикации, но к счастью его заслуги перевесили, и он был оставлен на работе.
Доцент по материаловедению Загородних не любил студентов. У него всегда были какие-то свои дела, отвлекавшие его от ведения практических занятий. В микроскопы мы должны были рассматривать шлифы и зарисовывать структуру металла. Рассматривая мой рисунок, он забраковал его и поставил мне неуд. Я обратился к ребятам: -  что сделано не так? Ребята уверили меня, что я прав. Я снова подошёл к доценту со своим шлифом и попросил его объяснить его: что у меня не так. Но он даже не стал смотреть мой шлиф. На другом занятии я перерисовал рисунок из учебника и получил зачёт.
Гущин Алексей Иванович читал у нас курс высшей математики. Он был из потомственных саратовских дворян, интеллигент, приходил в институт в смокинге и с галстуком бабочкой. Его брат Николай Иванович читал у нас политэкономию и был немножко попроще. Их третий брат работал в сельхозуправлении. Алексей Иванович читал лекции без конспектов, и мы едва успевали осваивать математическую логику его рассуждений. Но некоторые ребята находили в формулах ошибки и подсказывали ему. Алексей Иванович мгновенно стирал рукавом своего чёрного смокинга ошибку и исправлял её. С лекции он уходил весь в мелу, и ассистентка на кафедре его потом очищала.
Однажды у студента Подгузова заболел живот, и он отпросился с лекции. Напротив аудитории находился женский туалет и Федя, не разобравшись, заскочил в него. Кабины были закрыты, и он начал дёргать ручки по очереди. В одной кабине дверь была не заперта, но там на толчке сидела преподавательница истории партии. Федя вежливо с ней поздоровался  и перешёл в другую кабину. На перерыве он рассказал нам свою историю и весь курс в 100 человек так хохотал, что после перерыва Гущин долго не мог продолжить свою лекцию.
Выпускающую кафедру Сельскохозяйственные машины возглавлял профессор Алексей Фёдорович Ульянов. О нём ходили среди студентов легенды о его строгости и неординарности. УЛЬЯНОВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ - Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР.
  С 1937 - заведующий кафедрой с.х.машин Саратовского института механизации с.х.
В 1932 году при переводе Московского машиностроительного
института  в город Саратов и переименовании его в
сельскохозяйственный  вуз была создана кафедра
"Сельскохозяйственные машины". Большой вклад в становление
кафедры внес доктор технических наук, профессор, заслуженный
деятель науки и техники РСФСР Алексей Федорович Ульянов,
который заведовал кафедрой с 1937 по 1978 гг. - 41 год.  На этой кафедре я защищал свой дипломный проект  по модернизации земляной фрезы под руководством аспиранта Борисова. К Алексею Фёдоровичу в аспирантуру я поступил после работы в совхозе

Пошло - поехало
Как я получал студенческий билет и зачётную книжку я не помню, но зато помню, как кураторы агитировали нас первокурсников вступать в кружки и спортивные секции. Мы с другом Мельником записались в лодочную секцию, чтобы накачать мышцы рук. Сначала на берегу, мы два дня проходили теорию и инструктаж, потом за нами закрепили лодку для тренировок. Занятия проходили на базе в Затоне, где мы довольно быстро освоились в гребле и нам разрешили выходить на большую воду — в пролив на Волге напротив Зелёного острова. Прослушав лекции и наскоро перекусив в институтской столовой, мы бежали в Затон и брались за вёсла. Когда надоедало грести, приставали к острову и купались в ещё тёплой сентябрьской Волге. Иногда удавалось подцепить на берегу девочек и покатать их на лодке. Как правило, это были студентки университета, база которых была рядом с нашей. Но как только они узнавали, что мы «механизаторы», то дружба не закреплялась продолжением.
В конце сентября деканат подводил первые итоги нашей учёбы, и выяснилось, что у нас есть задолженности по черчению и иностранному языку. Пригрозили отчислением, и нам пришлось взяться за ум. Но тут пошли первые студенческие трудности. Во-первых, чертить ровно, чисто и точно по ГОСТам, да ещё тушью не так-то просто. Буквы не выдерживали нужного наклона, выходили за пределы высоты и ширины. Не получалась нужная толщина линий, штриховка была неравномерного интервала между штрихами. Да в довершение всего, при обводке карандашного изображения разливалась тушь, и всё шло насмарку. Пришлось искать дополнительный лист ватмана, т.к. выданный в институте был испорчен. Времени стало не хватать. Чертить приходилось даже ночью. Я включал радиолу брата «Урал», слушал радио или пластинки и под эту музыку чертил. Музыка как-то смягчала однообразие работы, и время пробегало незаметно. Досыпал порой на лекциях. Родители уважали труд студента, закрывались в своей комнате и не мешали мне. С английским языком тоже получились трудности, поскольку в школе мы изучали немецкий. По-немецки как пишется, так и произносится, а по-английски пишется «Ливерпуль», а произносится «Лондон». С большим трудом запоминалась транскрипция и артикли. Перевод требовал большого труда, а нужно было не только перевести, но и пересказать по-английски газетный текст. Сдавать в установленные сроки английские тысячи печатных знаков тоже оказалось нелегко. Мы попрощались со спортом и налегли на учёбу.
Первая стипендия в 365 рублей принесла радость и проблему как её истратить. Родители кормили меня и давали деньги на обед в институте. Обеды в студенческой столовой были достаточно дешёвые, причём, белый хлеб, соль и горчица стояли на столе и были бесплатными. Когда не было денег, можно было набрать несколько стаканов сладкого чая по 20 копеек за стакан и, заедая белым хлебом с горчицей, насытить желудок. Мама посоветовала мне истратить первую стипендию на пошив костюма, так как ходить в институт в старых школьных обносках было не прилично. Готовую одежду можно было нормально пошить только в Москве или купить «по блату» у знакомых спекулянтов. Решили шить в железнодорожном ателье не «товарке», где всегда шили папе его форменную одежду. Выбрали модный фасон по подсказке закройщика, а вот материал пришлось взять дешёвый штапель коричневого цвета в полоску. Мастер подложил каркас и вату в нужных местах, и при примерках всё выглядело прилично. Но когда началась зимняя носка, штапель стал обтекать края каркаса, и его и мой скелет проявились полностью. Брюки вообще не держали стрелку, и гладить их приходилось, чуть ли не каждый день. Только весной я заменил пиджак на синюю вельветовую куртку, которую носил до самого выпуска.
Вместо брюк я носил спортивные шаровары из «чёртовой кожи» светло коричневого цвета. Кроме костюма пришлось купить чертёжную доску, готовальню и другой чертёжный инструмент. Эти инструменты и доску я сохранил и использую по необходимости. Ими пользовался и мой старший сын Владимир, когда учился на инженера. Когда настала зима, я носил серо-голубую шинель моего брата лётчика, и очень гордился ей. После зимней сессии я вернулся к спорту и поступил в секцию фехтования на рапирах. В то время в Саратове жили олимпийские чемпионы по рапире Валентина Прудскова и Юрий Шаров. Это были герои дня, породившие фехтовальный бум в Саратове. Я хорошо смотрелся в серо-голубой шинели с рапирой в руке и со студенческой «балеткой» (чемоданчиком для книг- мода пятидесятых годов) -  в другой. Приличной шапки у меня не было, и я ходил зимой без головного убора пока не заработал на всю оставшуюся жизнь хронический гайморит.

На охоте
После того как в учебных боях я сломал три рапиры и при этом не достиг спортивных результатов, меня отчислили из секции. Тогда я записался в секцию стрельбы из малокалиберной винтовки, и по результатам соревнований добился третьего спортивного разряда. Да, к тому же, я купил охотничье одноствольное ружьё 16 калибра, и с другом из нашего дома на товарке Юрием Иноземцевым стал ездить за Волгу на охоту. Юрий был настоящим спортсменом. Он играл в хоккей и футбол за свой автодорожный институт. Передние зубы, выбитые шайбой, были заменены на стальные, и это придавало ему героический шик.
Утиная охота открывалась в октябре, когда по ночам появлялись заморозки. Но днём светило солнце и было жарко. Поэтому нужно было иметь универсальную одежду и запас тёплой одежды и носков. Всё это утяжеляло ношу в дополнение к ружью и боезапасу. Приволжские озёра находились на другом берегу Волги за станцией Анисовка, куда добираться приходилось на тамбурах товарных поездов. Некоторые тамбуры охранялись стрелками, вооружёнными винтовками, поэтому нужно было угадать в какой тамбур сесть на ходу медленно движущегося по товарной станции поезда. Однажды я болел ангиной, а охота разрешалась только по субботам и воскресеньям. С Юрием мы обговорили выезд, но вот мама категорически возражала. Я встал рано утром и улизнул из дома. Вещи предварительно накануне были переправлены к Юрию. Мы сели на тендер паровоза товарного поезда и переехали через Волгу. Когда в Сазанке мы сошли с паровоза, то хохотали, глядя друг на друга. Все лица у нас были закопчены паровозной сажей, и мы выглядели как негры. Потом мы умылись и благополучно добрались до озёр.
 Я ощущал боль в горле и слабость от температуры тела, но азарт толкал меня на охотничьи подвиги: ползал по мокрой траве, продирался через камышовые заросли. В одном месте мы разделились с Юрием, и пошли с разных сторон в обход озера. В камышах слышалось покрякивание уток, но их видно не было. Услышав сильный шорох, я выстрелил на шум, но тут раздался возмущённый вопль Юрия. Оказывается, он шёл быстрее меня и завершил обход озера раньше, чем я ожидал. К счастью всё обошлось без травм – камыши задержали заряд дроби. В тот день Юрий подстрелил уточку – чирка, а я – водяную курочку, которую долго искал под водой. Раненная курочка ныряет и цепляется под водой клювом за траву. Приходится искать её схрон. Конечно, я сильно промок. Осенью вечер наступает быстро, и мы вынуждены не сушиться, а спешить к станции, чтобы не заблудиться. Но беспроглядная тьма всё-таки нас настигла до того, пока мы выбрались на дорогу. Пришлось пробираться без дорог, ориентируясь только на паровозные гудки. В голове у меня шумело, сердце бухало, ноги дрожали. Я не жаловался и брёл за Юрием, который нёс часть моего груза. Голова была как в тумане, в исках стучала пульсирующая кровь. Юрий был тренированный спортсмен – хоккеист. В полной темноте мы подошли к реке. Мост искать не было никакой возможности. Стали искать брод. Нашли дорогу, по которой трактора вывозили из лугов сено и решили идти по её следу к посёлку. Разделись догола, привязали на головы поклажу. Юрий пошёл первым, измеряя глубину и прощупывая дорогу. Вышел на противоположный берег и крикнул мне: «Давай». Я вошёл в ледяную воду, и сердце чуть не остановилось от спазма. Быстро перейдя реку, я, не одеваясь, взбежал по довольно крутому берегу наверх дороги и увидел огни посёлка. Мы оделись и, чтобы согреться побежали бегом на огни. Как мы добирались до дому, что я говорил маме - не помню. Я проспал всё воскресенье и проснулся только утром в понедельник, когда нужно было идти в институт. Ангина с её температурой и болью в горле куда-то исчезла. Так я выбил клин клином, т.е. простуду выбил переохлаждением.
В последние дни октября временами шёл снег, и набегали густые туманы, но утиный перелёт становился всё активней, и мы, естественно, несмотря на непогоду, ездили на озёра даже с ночевой в стогах. Стожок сена разрывался в виде берлоги, и охотник закапывался в образовавшееся гнездо. Ружьё укладывалось под стог. Однажды ночью пошёл сильный дождь, и я вынужден был искать более сухой стожок, оставив ружьё под первым. На рассвете я услышал крякание уток и увидел их, пролетающими прямо надо мной – рукой достать можно. Начал искать ружьё, но забыл под каким стогом его оставил. Пока искал и заряжал его, туман рассеялся под дуновением ветра, и утки улетели на озёра. В иную ночь мы просыпались от холода и падающего на лицо снега. Но эти невзгоды придавали нашим приключениям значимость в наших глазах и в глазах наших слушателей. Романтизм в духе Джека Лондона.

Студенческая жизнь
Потом была сессия, каникулы с лыжными прогулками и платными танцульками. В конце каникул 7 февраля у Мельника отметили день его рождения и опять до помутнения. Наутро была первая лекция по сопротивлению материалов у доцента Недорезова Ф.П. Я сел на первый ряд, разомлел и меня позорно вытошнило. Недорезов сделал вид, что не заметил. Лекционная тетрадь ушла на уборку помещения.
Ярким событием 1956 года был молодёжный фестиваль. Весь город готовился к фестивалю. В нашем микрорайоне был старенький стадион «Труд», деревянные скамейки трибун которого были разобраны на дрова ещё во время войны. Обком КПСС принял постановление о восстановлении стадиона к началу фестиваля. Тут всё закрутилось. Прислали военных строителей. Были снесены ветхие частные дома, закрывающие фасад главного входа. Заасфальтировали за одну ночь площадь перед входом. Заново построили новые помещения раздевалок и администрации с трибунами над ними. Привлекли школьников и студентов к уборке территории от строительного и другого мусора.
В день открытия фестиваля на площади Ленина состоялся грандиозный митинг, который колоннами прошествовал к стадиону Труд через весь город. Прошло открытие стадиона целым каскадом соревнований. Потом к вечеру народ переместился в прилегающий к стадиону городской парк. В парке играли в разных уголках оркестры. Шли танцы. Поедались тонны мороженого. И, наконец, совсем ночью разразился над парком грандиозный фейерверк. Такого мы ещё не видели! Над водной гладью прудов крутились огненные мельницы, взлетали вверх разноцветные ракеты. Много смеха вызвали неожиданные ракеты, подвешенные на тросах над прудом от берега до берега, которые неожиданно делали свой быстрый перелёт и ударяли в противоположный берег у ног толпы. Толпа визжала, и некоторые зеваки сперепугу падали в воду.
Комсомол привлекал нас студентов к общественно полезному труду во внеурочное время. В то время достраивали кинотеатр «Победа», работавший в военное время пекарней. Тогда это строительство было новинкой индустрии развлечений, потому что кинотеатр имел три зала, работавших одновременно. В этих залах шли премьерные фильмы. Запомнились комедии «Карнавальная ночь» и «Фернандель», многосерийный «Фантомас» с Луи де Финесом, «Чёрное и красное» с Жераром Филипом, «Фанфан -Тюльпан».
Дружная пятёрка
(верхний ряд) Петров, Мельник,
(нижний ряд) Рябов, Лытяков, Платонов
Учебники в институтской библиотеке выдавались один на 5 человек, что вынуждало нас искать: с кем объединяться. Мы с Мельником присмотрелись к ребятам и выбрали Юру Рябова и Толю Лытякова. Эти ребята жили на квартире у тёти Рябова и считались городскими, как и мы. Юра был сыном директора совхоза и еженедельно получал продоволь-ственную посылку от родителей. Лытяков приехал из Азербаджана (город Кировобад) и никогда не видел снега. Он долго тянул с зачётом по физкультуре. Весной его всё же заставили  сдавать лыжный зачёт, и ему пришлось туго. Бежал он по спрессованной, залитой водой лыжне в детском парке, вокруг которой уже зеленела весенняя травка. Но он все-таки сдал зачёт и был допущен к экзаменационной сессии. На втором курсе он полюбил лыжи, и мы все вмести ходили на прогулки в лес. Он был нашим лидером, упорным в труде и авторитетным в рассуждениях.
Разумеется, праздники мы тоже старались проводить вместе. Со временем к нам присоединился Саша Петров, который жил с матерью и братом в частном доме на Соколовой горе. Саша изображал из себя «стилягу», носил сверхузкие брюки и галстуки необычной расцветки и приобщал нас к «стилю». На танцульках он сильно прижимал к себе девушек и медленно переставлял ноги. Девушка видно это нравилось, хотя он был небольшого роста, и они не сразу соглашались танцевать с ним. Усваивал математический материал он с трудом, и мы, объясняя ему, сами лучше осваивали этот материал. Мы вместе готовились к сдаче зачётов и экзаменов, вместе ходили на танцы и в театры. Толя жадно впитывал городскую культуру большого музыкально — театрального Саратова, мы вместе ходили на концерты и спектакли.
 Однажды мы в январе пошли в лес, и я захватил с собой ружьё. На прогулке мне удалось подстрелить ворону. Потом мы погрелись у костра и пошли дальше. Начало смеркаться и мы решили выйти к трамваю, чтобы ехать по домам. Большинство приняло решение послушать Толю в выборе направления, не считаясь с моим мнением охотника. Мы долго шли по лесу, пока не пришли к тому месту, где лежала подстреленная ворона. Уже стемнело, и друзья попросили меня вывести их из леса. Довольно скоро мы увидели, наконец, огни бегущего под горой трамвая.
Новогодние забавы
Новый год в институте был организован профкомом путём похода в театр им. К. Маркса накануне экзаменационной сессии. Билеты мы приобрели по льготным ценам.
: Толя, Саша и я

 Ребята со старших курсов рассказали нам, что в театре будут танцы и карнавал под ёлкой после спектакля и для веселья лучше прийти в театр со своей выпивкой. Юра уехал к родителям. Мы с Валей Мельником решили объединить наши денежные ресурсы и купили чекушку водки. Закуску я взял дома в виде пирожков. Всё это мы уложили в балетку и принесли в театр. Спектакль прошёл с успехом у зрителей. Правда, некоторых нетерпеливых пьяниц из старшекурсников всё же удалили. Потом начался карнавал. Активисты были в масках и веселили народ. Настал черёд и нам повеселиться. Мы с Валентином и балеткой в руках пошли в туалет. Там уже было полно народа. Поскольку в туалет заходили по своей нужде преподаватели, то студенты выпивали в туалетных кабинах, чтобы не попасть на заметку. Первым в кабину нырнул Мельник и, стоя на толчке, выпил полчекушки и закусил пирожком. Я последовал его примеру и вышел из кабины в весёлом настроении. В фойе уже шло веселье и танцы.
Захотелось девушек, и они не замедлили появиться возле нас. Нас пригласили танцевать пятикурсницы с гидромелиоративного факультета, у которых на курсе почти не было ребят. Моя визави с красным после выпитого прыщавым лицом так прижала меня к своей пышной груди так, что у меня закружилась голова и я «поплыл» от удовольствия. Мы о чем-то с ней толковали, знакомились, договаривались о встрече, но на другой день я не мог вспомнить её лица, мне было плохо с похмелья. И после того, как Мельник описал её внешность, я раздумал с ней встречаться. До собственно Нового года оставалось ещё три дня, и зачётная сессия продолжалась. Перед самым новым годом к нам подошёл товарищ по курсу и предложил встретить новогоднюю ночь с девочками из университета, которые живут прямо напротив института. Мельник обрадовался потому, что он жил в соседнем дворе от места встречи. Я тоже согласился. Мы внесли свой денежный пай и подошли 31 декабря в 23-00 к заветной квартире. Девочки нам понравились, и мы стали советоваться друг с другом: кому за кем «ухлёстывать». Но тут подошли дворовые товарищи девчат и парней получился избыток.
Наш товарищ Николай Кабанов пришёл на гулянье с баяном и играл модную песенку из кинофильма «Девушка без адреса». Танцы проходили при потушенном свете в коридоре и кухне. Николай наяривал на баяне , сидя на сундуке в прихожей, где горела тусклая лампочка возле входной двери. Местные ребята решили нас чужаков нейтрализовать, чтобы завладеть девочками, которые нам свеженьким отдавали предпочтение. Они нас по очереди вызывали в кухню, где предлагали стать веселее, и наливали по стакану «ерша» из самогона с вином. Бомбы замедленного действия отключали нас по очереди. Я почувствовал, что мне плохо и вышел  стошнить на снег во дворе. На морозе слегка протрезвел. Когда я вошёл в прихожую, Коля лежал на спине на полу, но баян не выпускал из рук и продолжал в бессознательном состоянии играть «Девчонку без адреса». У него пытались отобрать баян, но он его не отдавал, пока не заснул. Тогда его положили на сундук и стали танцевать под радиолу. Ночевали мы у Валентина на кухне на полу и на лавке. Коля долго не мог перейти в вертикальное положение. Долго отпаивались крепким чаем и разошлись только в полдень.
Комсомол привлекал нас студентов к общественно полезному труду во внеурочное время. В то время достраивали кинотеатр «Победа», работавший в военное время пекарней. Тогда это строительство было новинкой индустрии развлечений, потому что кинотеатр имел три зала, работавших одновременно. В этих залах шли премьерные фильмы. Запомнились комедии «Карнавальная ночь» и «Фернандель», многосерийный «Фантомас» с Луи де Финесом, «Чёрное и красное» с Жераром Филипом, «Фанфан -Тюльпан».

Земля целинная
После первого курса у нас летом была практика в учхозе под Аткарском. Жили мы в палатках, а питались в летней столовой типа сарая. Пили молоко, с которого нас пучило и мы «газовали». Иногда  в палатках невозможно было дышать. Однажды, Потапкин попытался поджечь выходящие из зада газы. Снял штаны и дал очередь на горящую спичку. При этом загорелись не только газы, но и волосы на заднице. Мы хохотали до упаду.
На занятиях по растениеводству мы копали шурфы, чтобы изучать строение почвы и измерять глубину залегания корней растений. На занятиях по машиноведению мы знакомились с конструкцией тракторов и сельхозмашин. Особенно нас удивил довоенный трактор Фордзон, без кабины с металлическим дырчатым сиденьем. Зимой мы изучали материаловедение и своебразно применяли наши знания. Например, на полевых экскурсиях во время остановок мы ложились на землю головами на животы друг друга и образовывали при виде сверху структуры металличесих кристалов-«дендриты» . Так прошла первая неделя. Два раза мы сходили в посёлок на танцы и стали привыкать к необычной жизни практикантов. Делать записи в поле ужасно не хотелось. И вдруг... Объявили об общем собрании курса в столовой. За столом покрытом красной скатертью сидели незнакомые люди с пачкой документов. Из репродукторов постоянно звучали целинные песни композитора Родыгина:
«Вьётся дорога длинная,
Здравствуй земля целинная,
Здравствуй простор широкий,
Весну и молодость встречай свою…»
На снимке: едем на целину – Я - на вытаскивании нашего транспорта, в кузове - Лытяков, Пономарёв  и Рябов.
Было лето 1956 года, когда продолжилось освоение целинных земель в Сибири, на Алтае, Казахстане и в Заволжье, начатое в 1955 году. Нас пригласили по комсомольским путёвкам принять участие в этом всесоюзном мероприятии, организованном партией КПСС.
Не заезжая домой, мы получили проездные деньги и погрузились  на поезд, уходящий на восток. Родителям успели только написать восторженные письма. Как были в летней одежде, так и уехали до середины сентября. В поезде пели патриотические песни, играли в карты, мечтали получить по трактору на брата. На вторые сутки нас высадили в Дергачёвском районе на границе с Казахстаном  и развезли по целинным совхозам. А там нас постарались разбросать по бригадам. В бригаде, размещённой посреди голой, без единого деревца степи, стояли два вагончика. В одном вагончике на автомобильных колёсах с двумя оконцами жили пять трактористов, а в другом жила повариха и размещалась кладовая. Повариху мы не видели, т.к. она уехала в город делать аборт. Пришлось нам поварить по очереди. Для жилья бригадир предложил нам составить шалашиком бороны зубьями наружу и сверху набросать прошлогоднюю солому, а под себя подстелить солому из середины стога. Был поздний вечер, и мы едва успели собрать свои шалаши и завалились спать.  Было тепло от прожаренной за день земли, поэтому заснули сразу. Но в середине ночи начали раздаваться вопли вновь прибывших целинников. Все повылезли из своих шалашей, чесались и ругались. Оказалось в соломе было полно клещей, и они добрались до свежего нежного городского мясца. Потом мы предпочитали спать на открытой местности. Выбирали бугорок, свободный от растительности, стелили на него одежду и так спали до утра. Такие бугры были сурковыми жилищами, расположенными вдали друг от друга, и мы разбредались по степи от горизонта да горизонта.
Утром мы брели к вагончикам на завтрак и за получением наряда на работу. Наряды до созревания урожая были разные: то погрузочно-разгрузочные работы на стации, то земляные, а то навоз чистить из кошар. Мы с друзьями подрядились на неделю вырубать кизяки из смешанного с соломой навозом. На вид работа казалась простой и выгодной. На ровной площадке уложен слоем в 20 см навоз, засыпан слоем соломы, затем по этому пирогу двое суток топтались лошади верблюды, для образования смеси. После перемешивания масса подсыхала дней пять на солнцепёке и разравнивалась по равномерной высоте. Высохший пирог разрубают на квадраты 20 на 20 см и укладывают в пирамиды для дальнейшей просушки и временного хранения. Получается хорошее топливо, зимой заменяющее дрова или уголь. Разрубку пирога нам и поручили. Вставать надо на рассвете и рубить пока не началась  жара, часов до 11. Продолжать работу можно после 18 часов. По нормативу работы было на 3 дня, а мы её смогли выполнить только за 7 дней. Во-первых, топор для рубки в виде секиры палача был тяжеловат для нетренированных студентов, во-вторых, после 18 часов долго работать не хотелось, ведь вечером нужны были силы для танцев на центральной усадьбе, до которой было километров 10. Часов в 5 утра нас будил старик-бригадир: «Сынки, пора вставать. Солнце уже встало, и ждать вас не будет». Спали мы в палатке, и туда он не заходил а только просовывал голову. С первого призыва мы молчали, а на второй призыв в голову старика летел сандаль Сашки Петрова, которому особенно не хотелось вставать. Ведь с  девчонкой он провожался аж до 3-4 утра. Дед ходил теперь снаружи палатки и на каждом её углу повторял свои призывы: - Сынки... Наконец мы просыпались окончательно и выползали умываться, завтракать и работать. Когда мы пошли в бухгалтерию за расчётом, нам показали только ведомость, согласно которой мы были должны совхозу за питание за вычетом заработанного. Вот так калым!
Вернулись в бригаду, а там уже стояли комбайны, прицепные «Сталинец-6».  Каждый комбайн должны были обслуживать 5 человек: тракторист, комбайнёр, штурвальный, два копнильщика. Соотношение денежных и натурных оплат зерном 1,00 : 1,25 : 0,75 : 0,45. Трактор тащит агрегат по полю, комбайнёр следит за работой двигателя комбайна, жатки и молотилки, штурвальный щприцует солидолом подшипники и подтягивает цепи приводов. Копнильщики, стоя на двух мостиках прицепного одноосного копнителя, отгребают солому внутрь болтающегося на кочках огромного ящика-копнителя и периодически сбрасывают копну на поле. Сбрасывать надо так, чтобы копны образовывали ряды, а следовательно нужно смотреть не только в копнитель но и вокруг. Вилы приходилось держать двумя руками, и равновесие удерживалось только за счёт ног. Туловищем приходилось стукаться о бортик копнителя, поэтому бока на уровне паха были все в синяках. Ни очков, ни спецодежды не давали, поэтому глаза и тело воспалялись от мелкой пыли. Вся кожа, особенно в паху и под мышками зудела и воспалялась. Особенно неприятна была уборка ячменя из-за острых остьев половы и уборка горчицы. После двух дней работы на горчице копнильщиков меняли, т.к. они не могли раскрывать глаза.
Сашка, работая на копнителе в таких адских условиях,  всё пытался подсчитывать свой ежедневный заработок, исходя из выработки комбайна. Сначала рассчитывал заработок тракториста, а потом определял 45 процентов от него как свой заработок. Когда мы шли на ужин, он всё бормотал 45 процентов, 45 процентов. Его так и прозвали местные : -Где ваш 45 процентов?
Однажды ужин превратился в кошмар из-за дежурившего Фёдора Подгузова. Нам с центральной усадьбы через день привозили флягу молока, хлеб и мясо. Пока везли продукты на верблюдах, молоко скисало и приходилось пить тёплую, горчащую простоквашу. Мясо тоже заветривалось, но его варили. Понос был почти у всех. Особенно страдали брезгливые ребята. Пухленький Юра Назаров исхудал и стал излишне стройненьким. А тут этот Федя учудил. Он упустил ведро во время дежурства в колодец, сделанный из канализационных колец. Фёдор сделал удочку из верёвки и проволоки и пытался выудить ведро, но из колодца доставались то сиденье от трактора, то телогрейка, а то и вовсе три разбухших здоровенных крысы. Всё, что он выудил, Фёдор разложил вблизи колодца, потом всё-таки достал ведро и сварил обед. Когда мы прибыли на обед, то увидели, прежде всего, Федину выставку. Спросили, что это? Он простодушно рассказал, как выуживал ведро. Мы хотели отлупить его, но он убежал в степь. Гоняться за ним сил не было, и хотелось есть. Юру Назарова вырвало, и он лёг спать голодным. На другой день он ушёл на центральную усадьбу и там остался. За ним ушёл его друг Немов. Ну а мы убедили друг друга, что сваренная пища не заразна и кое-как поужинали. После ухода Назарова и Немова на другой день появилась кухарка, и воду стали привозить во флягах. Но всё равно вода была такого же солоноватого привкуса. После целинной кормёжки зимой у меня врачи определили острый гастрит.
Одновременно с уборкой урожая в бригаде бульдозером расчистили площадку под ток и стали на него ссыпать зерно кучами. В воскресенье нам организовали банный день. Мы помылись, постирались и думали чем заняться. Тут один из нас вспомнил, что когда он ездил в соседнюю бригаду, то видел поле, поросшее лебедой, и предположил, что лебеда растёт на удобренной навозом бахче. Мы решили проверить эту версию. Было жарко и мы пошли в поход в трусах и майках. Остальная одежда сушилась после стирки. Идти пришлось около часа, и мы уже начали ругать нашего поводыря, как вдруг увидели за бугром заросли лебеды. Это действительно оказалась арбузная бахча. Мы все хотели пить и сразу накинулись на арбузы, как только дошли до бахчи. С краю росли мелкие незрелые арбузы, и мы довольно быстро насытились, после чего стали разборчиво выбирать, что взять с собой. Каждый мог взять только по два крупных арбуза под мышки. и мы пошли в обратный путь. Жорик Скворцов взял четыре арбуза, для чего снял трусы и связал их с майкой, и эту связку перекинул через плечо. Так и пошёл голым. Мы немного посмеялись, а затем перешли на другие разговоры. Подходя к бригаде, все стали смеяться снова, так как увидели, что на току появилось множество девчат, как потом выяснилось, приехавших с лампового завода из Саратова для работы на току.
- Жорик, бросай арбузы. Одевай трусы.
- Нет уж, я как-нибудь так их пронесу.
На наши смех и разговоры все девчата повернулись в нашу сторону и тоже стали хохотать. А Жорик ничуть не смутился и продолжал идти голым. – Девки увидят мой товар, и у меня не будет отбоя. Так потом и вышло, как он предсказывал: к кому он подходил все охотно с ним танцевали и шутили.
Кстати, вся наша дружная пятёрка – Сашка, Валентин , Толик, Юра и я нашли в этой бригаде подруг и даже встречали с ними в феврале день рождения на квартире у Мельника (на фото слева Нина большая, Нина подруга Саши и он сам, Мельник и рядом с ним Валя Лаврушина) .
Юра, Саша и я чуть-чуть не женились на девушках целинного знакомства. У меня складывался роман с Валюшей Лаврушиной (она позднее окончила юридический институт). Я до поздней осени провожал девушку на вторую дачную остановку, где она жила с родителями. Настала зима, пошли проблемы с учёбой, встречи стали реже, и зачётная сессия вовремя отвлекла от романтики. А летом была друга заводская практика. Но это уже другая история.

Эльза
Летом 1957 года после экзаменов за второй курс нас направили в город Балаково на завод им. Дзержинского для прохождения заводской технологической практики и для получения рабочей специальности. Завод выпускал судовые дизельные двигатели. На колёсном параходе мы приплыли в город Балаково. Нас разместили в здании деревянного одноэтажного заводского клуба. В танцевальном зале разместились солдатские железные койки для двух групп студентов. Туалет и вода – во дворе. Рядом располагался парк и спортивная площадка. Балаково – родина легендарного Чапаева, в доме отца которого устроен музей полководца гражданской войны.
За рекой Балаковкой был большой колхозный сад. Через речку переброшена водопроводная труба диаметром 30 см и по ней можно было проникать в сад, что мы и делали для добывания яблок. Однажды это заметил сторож – хромой дедок лет шестидесяти и хромая погнался за нами. Мы к этому времени загрузили  пазухи яблоками и выглядели как беременные бабы. Сад был огорожен колючей проволокой и единственным путём отхода для нас была труба. Первым на трубу вступил Петров и осторожно пошёл по ней. Труба запотела, так как по ней текла холодная вода, и идти было скользко. За Сашкой шли Рябов, Лытяков, я и последним шёл Маурин. Дед с  дубиной в руке уже догонял нас, когда на трубу вступил Славик Маурин.
- Ребята быстрее! – кричал он.
Но всех сдерживал Петров, боявшийся сорваться с трубы. Мы, подталкивая друг друга, ускорили движение. Дед на трубу вступить не решился и бросил в нас свою дубину, не попал, и дубина поплыла по реке. Но эффектом было падение в реку Сашки, правда, уже у нашего берега. Так что он искупался и помыл свои яблоки. Тут подошли ребята из группы, стали смеяться над нами и дружно съели всю нашу добычу на глазах у сторожа, который с того берега грозился пожаловаться на нас.
Завтракали мы каждый своё, а обедали в заводской столовой жуткой бурдой и хлебными котлетами. Есть хотелось постоянно, так что яблоки были для нас витаминным подспорьем, поэтому, несмотря на риски, мы продолжали ходить в сад. В выходной день, когда столовая не работала, мы покупали в ближайшем магазине консервы, по преимуществу кабачковую икру, и хлеб. И на всём этом держались до понедельника. Ещё в магазине были кильки в томате, но они были дороже, и по объёму их было меньше. Мы с Валентином Мельником питались в складчину и в тумбочке держали наш продовольственный запас. В выходной есть хотел особенно. Во-первых, мы ходили на Волгу купаться. А это 3 км туда и столько же обратно. Потом играли в футбол и волейбол. Яблоки тоже разжигали аппетит. В течение первых 10 дней мы опустошили от консервов все полки ближайшего магазина, завоз продуктов в который осуществлялся только 1 раз в месяц. Только на самой верхней полке возле потолка оставался ряд полулитровых банок с надписью «Дурин (портулак)». Что это такое мы не знали, да и продавщица не смогла нам толком объяснить. Решили с Валентином взять одну баночку для пробы. Принесли её в клуб, сели на кровати вокруг нашей общей тумбочки и вскрыли банку. Запах был нам не знаком. Осторожно съели по столовой ложке. Даже с хлебом есть это было неприятно. Выкинуть жалко. Решили с помощью этого продукта проучить вороватого Жорика Скворцова, который в отсутствие хозяев лазил по тумбочкам и подъедал чужие продукты.  Ребята в это время играли в волейбол. Соревновались обе студенческие группы в лице своих ведущих игроков. В нашей группе ведущими были Подгузов, Макаров В.П., Потапкин и Лошкарёв. Во второй группе ведущий Кузнецов (очкарик), Коля Волосевич и Жорик Скворцов. Жорик в это время наигрался в волейбол и зашёл в клуб попить и отдохнуть. Мы с Валентином начали имитировать еду и нахваливать продукт. – Жаль, Валя, что мы раньше не нашли этот портулак. Как вкусно. Давай оставим его на вечер, а то магазин уже закрыт.
Мы закрыли банку и поставили её в тумбочку, а сами якобы пошли играть в волейбол. Оббежали вокруг клуба и стали подглядывать в окно за поведением Жорика. Он немного посидел, подождал, когда все выйдут из комнаты, и кинулся к нашей тумбочке. Он открыл банку, и, боясь, что кто-то войдёт,  быстро начал набивать ложкой рот. Кто-то вошёл, и Жорик быстро побежал на улицу. Мы предупредили ребят о нашей хохме. Жорик с полным ртом и выпученными глазами пробежал мимо нас за угол клуба и там стал отплёвываться. Мы все хохотали над ним. Этот портулак оказался острой и пряной приправой к мясным  блюдам и его употребляют вместо хрена  на Кавказе. В этот день мы пошли за пять километров в речной порт, где было кафе. Пища там была вкуснее и много дороже, но нам надо было экономить деньги, чтобы покупать билеты на танцы и в кино. Чтобы заполнить желудки, а заодно и промыть от портулака, мы с Валей взяли 10 стакана чая и хлеб. Этим и пообедали, зато сэкономили на танцы. Правда, чай нас постоянно звал прислониться к забору в кустах.
Круглая асфальтированная танцплощадка была огорожена металлическим забором из арматурных прутьев, и молодёжь сначала скапливалась снаружи, а потом, когда внутри клетки появлялось достаточное количество девчат, просачивались на танцплощадку. Так можно было заранее решить: с кем тебе хочется потанцевать и рассмотреть на расстоянии свою будущую партнёршу. В этот вечер я обратил внимание на одну яркую девушку, одетую по отличной от местных моде в платье с юбкой колоколом. На голове у неё была кипа вьющихся волос, а круглое лицо постоянно улыбалось. Когда она с подругами вошла на танцплощадку, её сразу же пригласили на танец. Валентин заметил мой интерес и сказал мне: - Иди на захват, а то не достанется тебе. Видишь, как морячки вокруг неё вьются.
В Балаково было мореходное училище, и курсанты ходили в матросках с морскими широкими до середины спины синими воротниками с тремя белыми полосками по кайме и в чёрных брюках – клёш. Девчатам нравилась их форма. Мы тоже отличались от провинциальной молодёжи узкими брюками и яркими рубашками с абстрактными рисунками. 
Пока я пробирался к понравившейся мне девушке, её подхватил морячёк и не хотел отпускать. Она на другой танец с ним не захотела идти, а он всё приставал. Я подошёл к ним и строго сказал: - Молодой человек, она же не хочет с вами танцевать. Отойдите от неё.
Морячок был выпивши, но на голову ниже меня. Он отошёл и начал собирать свою «кодлу», чтобы проучить меня. А мы в это время пошли танцевать. Девушка и говорит мне: - Этот хулиган второй день не даёт мне проходу. Давайте уйдём, а то они побьют вас.
 Я сначала из-за гордости хотел держать фасон, но наши ребята – свидетели сцены посоветовали нам уйти, чтобы не было групповой драки с последствиями в институте. Мы ушли и стали знакомится. Она назвалась Эльзой из Тбилиси, где живут её родители. А здесь она отдыхает у тёти после учёбы в московском пединституте. Потом мы с ней долго гуляли по улицам Балаково. Частные одноэтажные домики были окружены садами и полисадами, около которых были удобные скамеечки. Эльза сама предложила поцеловаться, и я впервые почувствовал, что такое настоящий поцелуй с засосом до посинения губ. В перерывах мы рассказывали друг другу о студенческих историях. И так прогуляли до утра. Утром я не смог выйти на работу. Под глазами были круги, меня шатало и хотелось спать. А вечером снова была встреча. Так прошло четыре дня. Мы прошли заводскую аттестацию. Я получил разряд сверловщика. Нас отправили домой в Саратов опять на том же пароходе, билеты на который были куплены институтом. Юра Рябов попал в аналогичную историю, что и я. Он запросил по почте перевод от родителей и оставался в Балаково ещё на целую неделю. Родители даже начали его розыск. Я договорился с Эльзой о встрече в Саратове. Но в Саратове: пляж, танцы, гулянки… Я почти не бывал дома.
Саратовских пляжей на Волге несколько: на берегу в затоне, на острове Пляж, на Зелёном острове на Казачьем острове, на другом берегу в Энгельсе и на берегу возле речки Шумейка. Жара стояла в тот год сильная, до 30 градусов в тени. Я поплыл на барже на Шумейку. Самоходная баржа- сухогруз имела огромную деревянную палубу с метровыми бортами, но без лавочек и без каких либо удобств. Баржа шла в Шумейку 35 минут. Играла музыка из радиоузла и пассажиры, терпя жару, переплывали терпеливо Волгу. На пляже были буфеты, санитарные удобства были в лесу в 50 метрах от берега. Молодёжь попивала привезённое с собой пиво и квас. Женщины с детьми и пожилые люди сидели под зонтиками и играли в карты, и, конечно все купались. Вдруг, часов в12, подул холодный ветер и наползла на пляж огромная чёрная туча. Все кинулись на погрузку к двум баржам, стоявшим у берега. В спокойное время два матроса охраняли вход на узкие мостки шириной в полметра и без перил. Билеты продавались на берегу в будке. Но тут началась паника, матросов оттолкнули и началась стихийная посадка. Уже накрапывал дождь, что усугубило ситуацию. Одна дамочка лет пятидесяти с зонтиком и огромной вещевой сумкой была сброшена пьяными хулиганами с мостков почти у борта баржи с высоты 6-7 метров и чуть не утонула. Я немного выждал и пристроился во вдруг присмиревшую очередь и прошёл на баржу. Тут хлынул дождь с градом и люди, находящиеся на барже невольно стали прижиматься друг к другу. Укрытия не было никакого.
Возле меня дрожала от холода девушка моего возраста. Она была только в в трусиках и лифчике. Других вещей у неё не было. Я спросил, где её вещи. Она ответила, что их украли на берегу во время посадки. На мне были сандалии, парусиновые брюки и лёгкая в красно-жёлтую клетку короткорукавная накидка. Я предложил эту накидку девушке, а она просто прижалась к моей груди под расстегнутую накидку. Она сильно замерзла под градом, а мне стало вдруг жарко, благодаря чему мы довольно быстро согрелись и стали разговаривать. На нас никто не обращал внимания, так как это поведение в условия бедствия казалось естественным. Её звали Нина и жила она возле 3 Советской  больницы в семи остановках от причала баржи. Возникла проблема как ей двигаться в неглиже по городу, в котором, кстати, не было дождя, который остался на стороне города Энгельса. Денег у меня было только на одну поездку в трамвае. Мы договорились, что я доеду до Нининого дома, вызову её сестру, объясню ситуацию, а она будет ждать на дебаркадере. Я так и сделал. Когда я позвонил на крыльце деревянного дома по Нининому адресу, вышла на крыльцо девушка, как две капли похожая на Нину. Я даже опешил и сбивчиво описал ситуацию. Сестра засобиралась, а я голодный и холодный бегом поспешил домой. Мне пришлось пробежать по городу порядка 6 километров, так как на трамвай уже не было денег. На бегу отогрелся, дома пообедал и завалился спать. К вечеру захотелось пригласить Нину на танцы в парк, и я поехал к ней. Но оказалось, что Нина заболела ангиной, а её сестра популярно объяснила мне, что у Нины, ещё к тому же, есть близкий друг….
Однажды я пришёл домой в 20 часов, а мама мне говорит: -Тебе звонила девушка и сказала, что будет ждать тебя на углу Набережной и Миллионной в 9 вечера. Едва закусив, я помчался на другой конец города искать заветный угол. На набережной я стал искать Миллионную, но надо мной смеялись: - Это одна и та же улица, только со старым названием. Ни с чем я пришёл поздно домой и заснул до утра. А утром раздался телефонный звонок: Эльза назначила мне встречу на вокзале к отходу Московского поезда. На вокзале мы встретились и слились в поцелуе. Я вошёл в вагон, чтобы отнести её вещи и не мог из него выйти. Мы вышли в тамбур и поезд тронулся. Мы продолжали целоваться. Проводница нас ругала, грозила штрафом, но видя наше сумасшествие, оставила нас в покое. Ближайшая остановка бала через 2 с половиной часа в Аткарске, где я утомлённый любовью вышел и стал добираться в обратном направлении на товарном поезде. Продолжения не последовало, так как время и расстояние нас развели окончательно. Да и где и когда можно было встречаться?

Верблюд
В 1958 году нам снова дали комсомольские путёвки и послали в мае месяце на целину и опять в Дергачёвский район. Там на станции мы увидели горы чёрного сгнившего хлеба, убранного нами в 1956 году. Элеваторов для его хранения не было, и он сгнил в буртах. На наших глазах бульдозер сталкивал это несчастье в траншею и зарывал его. Новая целина эпопея началась с распределения по бригадам. На этот раз мы приехали на целину уже с правами трактористов, полученными в институте, и практика наша была технологической. Каждый стремился попасть на трактор, поэтому нас разбросали по два – три человека в разные отделения и бригады совхоза Алтатинский. Я стал сменщиком у тракториста, которого мы звали «Земляной человек». Он готов был работать сутками и экономил время на умывании, и потому был всегда грязный с землистого цвета лицом. Он работал, ел и спал, почти ни с кем не разговаривал. Но трактор не должен был простаивать, и я оказался у него сменщиком. Трактор ДТ-54 считался тогда новинкой машиностроения и имел вместо железного мягкое диванное сиденье. Но всё равно остальное железо раскалялось на жаре и громко лязгало. Плюс к этому постоянно рычал мотор. Управлялся трактор двумя рычагами бортовых фрикционов (тормозов), которые приходилось постоянно тянуть на себя для выравнивания борозды. За смену так надёргаешься и наслушаешься лязга, что долго не можешь заснуть. В голове шумит, а руки стонут. Работать приходилось на пределе сил. Заработок у трактористов сдельный, и на исправном тракторе можно было хорошо заработать, поэтому вскоре меня заменил местный парнишка.
Меня же перевели на должность помощника бригадира. Я должен был объезжать агрегаты и снабжать их водой и запасными частями. Для этих целей мне выделили верблюда. Я назвал его Алёшей. Это был молодой двугорбый верблюд с гордой осанкой и соответствующим поведением. Его не возможно было разогнать до бега. Но если его пыталась обогнать лошадь соседнего председателя колхоза, который ехал часть пути в попутном с нами направлении, то верблюд не уступал дорогу и бежал до развилки, где председатель сворачивал, а мы переходили на шаг.
С верблюдом  у меня была ещё одна история. Когда началась уборка зерновых, я пересел на прицепной комбайн. Однажды на дальнем загоне у нас заполнился зерном бункер, и мы вынуждены были остановиться в ожидании грузового автомобиля для отгрузки зерна. Рации у нас не было и приходилось надеяться на догадливость водителя. А тот всё не ехал. Время тянулось. Невдалеке от нас паслись верблюды. Тракторист предложил мне покататься верхом на одном из них. Я согласился. Тракторист посадил верблюда на землю, приладил к наморднику уздечку из электрического шнура, и помог мне взгромоздиться на него между горбами. Я сел, а тракторист жиганул верблюда шнуром, чтобы тот встал. Встаёт  верблюд сначала передней половиной туловища, опираясь на передние ноги, затем поднимает зад. Так как я сидел на нём без седла, то горбы прижимались друг к другу и работали как ножницы, зажимающие мне интимные места. Я взвыл, а верблюд побежал. Уздечка не работала на управление, так как не была введена в пасть верблюду. Верблюд бежал прямо к краю оврага, и я с ужасом представлял, как мы с ним, с его двухэтажным ростом упадём в пропасть. К счастью верблюд пробегал мимо скирды, сброшенной комбайном, и я прыгнул в неё с верблюда. Тот сразу же остановился. Тракторист и помощники хохотали доупаду, а я еле отошёл от шока.
Целинные музыканты: Платонов, Рябов, Мельник, Петров
Производственная практика
На производственную практику в качестве помощников бригадира и механиков мы нашей пятёркой опять приехали в Дергачёвский район. Юра Рябов взял с собой кларнет, а я губную гармошку немецкой фирмы Vermona. Сначала нас поселили в общежитии на центральной усадьбе, и мы стали работать в мастерских по ремонту сельхозтехники. Вечера у нас были свободны, и мы устраивали импровизированные концерты в нашей комнате. Девчата из общежития с удовольствием нас слушали. Саша Петров ловко барабанил на фанерном сиденье стула. Юра выводил рулады джазовой пьесы Элингтона «Сан Луи». Я подыгрывал на губной гармошке. Меня сменял Лытяков.
Питались мы в столовой, но по выходным она не работала, и приходилось занимать самоснабжением. Хлеб, консервы и молоко были нашим рационом. Ещё в магазине мы обнаружили в углу запылённый ящик с вином Мускателем, который местные не брали из-за слабости градусов. Местные попили всё вплоть до одеколона, но Мускателем брезговали. Мы забрали весь ящик и тем выручили продавщицу. Для нас это был напиток богов. Бутылки на вечер нам хватало, чтобы быть весёлыми и в меру озорными. Так мы пережили слякотную пору ремонтной практики.

Зимой 1959го
Мы с друзьями были активными участниками художественной самодеятельности. Рябов и  Лытяков играли в эстрадном оркестре на саксофонах и кларнетах, Петров был ударником, ну, а мы с Мельником вели конферанс 
Я, кроме того, был заместителем секретаря комсомольской организации курса, и от меня зависела организация вечеров отдыха с танцами. Порядок был такой. Чтобы организовать танцульки с приглашением девушек из других вузов, необходимо было зарегистрировать в комитете ВЛКСМ факультета программу  вечера и репертуар выступлений. После этого мы отправляли делегатов к знакомым девушкам в пединститут или в университет. Те добавляли свои номера в нашу программу, чтобы получить легальный вход в институт. Надо сказать, что в те времена активно работала бригада содействия милиции, и дежурили на входе принципиальные ребята, любившие показать свою власть. Иногда «незарегистрированных» девчат они не пропускали и тем приходилось проникать на танцы через мужской туалет на первом этаже. Но этот этаж располагался над цоколем и нижний край окна отстоял от поверхности земли метра на два. Ребята подсаживали девчат под задницы с улицы, а другие принимали их в окне работающего туалета. Девчата со смехом пробегали мимо ребят, стоящих у писсуаров.
.На снимке слева Лытяков и Рябов с саксофонами, сзади всех выглядывает Петров, сидящий за барабанами.
Вечера у нас были с угощениями в виде чая вскладчину. Однажды на таком групповом вечере нас поразил Николай Волосевич, который прочитал наизусть поэму Есенина «Анна Снегина». Он стал кумиром девчат, но сам он был интеллигент в третьем поколении, скромный и стеснительный, хотя и не чурающийся молодёжной моды.
После зимней сессии второго курса наша пятёрка за отличную учёбу была поощрена профкомом путёвками за символическую плату в дом отдыха Пугачёвский Саратовской области.
На снимке в верхнем ряду – Лытяков и Петров (по центру), я чуть ниже (третий слева), а Мельник в нижнем ряду. На снимке мы с Петровым в концертной бригаде. Я над баянисткой, он крайний справа.

Дом отдыха – бывшее поместье Саратовского дворянина расположен в Заволжской степи и окружён искусственно посаженным лесопарком. В крутом овраге на берегу пруда была устроена ледяная горка, с которой катались группами по 4-5 человек на бычьих шкурах. Весёлая кутерьма, особенно вперемешку с девчатами нам очень нравилась. Мы перезнакомились и сдружились с девочками из университета, катались с ними на лыжах и уединялись в лесу, чтобы целоваться. Мы и в доме отдыха участвовали в концертах и весёлых вечерах, которые затевала «культработница» со своим мужем баянистом. Они работали радостно и самоотверженно и невольно заражали весельем молодёжь.
В поисках счастья
Понятие счастья у всех разное, но среди прочих понятий есть понятие семейного счастья, как части некоего всеобъемлющего счастья, достигаемого человеком. Мечта о счастье настигает человека тогда, когда он начинает понимать, что такое несчастье или беда. Семейное счастье программируется как некий эталон благополучного существования семейной пары. Чтобы обладать таким счастьем, необходимо создать брачный союз людей, одинаково представляющих как построить счастье для обеспечения благополучия совместной жизни и успешного продолжения рода.
Мама с папой желали, чтобы я построил своё семейное счастье по их примеру, и много рассказывали о том, как это складывалось у них. Но во-первых, они жили в другую эпоху и преодолевали свои невзгоды своими методами, во вторых, они поженились в довольно зрелом возрасте, умудрённые жизнью и с возрастной разницей между ними в 13 лет. Проблему семейного счастья я впервые обсуждал со своим ровесником Юрой Рябовым, сидя на лекции по экономике развитого социализма. Слушали мы лектора и чувствовали, что нам преподают что-то нелогичное. Нам рассказывал доцент закон равномерного пропорционального развития общества при социализме, и мы видели, что этот закон голая декларация, не имеющая исторической базы как у капитализма. Экономика капитализма, описанная К. Марксом, была понятна, т.к. вытекала из предшествовавшего опыта развития общества. Экономика социализма декларировалась как нечто данное вождями, и мы должны были принимать это на веру.
В Советском Союзе существовало всеобъемлющее министерство - Госплан СССР. В этом министерстве согласно закону планомерного развития планировалось для всех отраслей народного хозяйства, что и в каких количествах должно появиться у населения и в каком году. Иными словами, желания отдельных людей не принимались в расчёт. Вожди решали что есть, что пить, что одевать каждому человеку в данный исторический момент. «Буржуазные» джинсы носить нельзя — прослывёшь «чуждым элементом» - стилягой, и тебя будут прорабатывать на собрания коллектива или партсобраниях.
Эталоны одежды задавала не мода, а фабрика «Большевичка» из Москвы. Эталоны обуви проектировала фабрика «Буревестник» из Ленинграда. Индивидуальные запросы можно было удовлетворять через кустарные мастерские «Индпошива». Люди, продающие заграничные вещи назывались спекулянтами и их сажали в тюрьмы как разрушителей социалистической идеологии и экономики. Мы знали о существовании параллельной «теневой» экономики и пользовались её услугами. «Цеховики» шили джинсы, галстуки - бабочки, модные на Западе туфли, и молодёжь покупала всё это. Девушки хотели иметь красивые платья и туфли, чтобы выделяться из толпы, одетой в казённый «ширпотреб». Молодые люди хотели нравиться девушкам. Так родилось стихийное движение «стиляг». Властям же нужны были одинаково одевающиеся и одинаково мыслящие по их указке безликие индивидуумы, поющие только патриотические песни и выполняющие производственные планы на 103 процента. Не случайно, когда «упал железный занавес» между СССР и Западом в телемосту США - СССР Владимира Познера, одна женщина заявила, что в СССР секса не было - мы строили коммунизм. Идеология требовала, чтобы семейной пары стремились к некоему стандарту семейных отношений, приносящих как результат благополучное существование в браке и естественное продолжение рода. Девушки, чтобы привлекать внимание юношей хотели выделяться на фоне казённой бесвкусицы и, естественно старались одеться покрасивее. Какой уж тут секс, когда ты вынужден думать: «а не нарушаю я какой либо закон социализма?»
Возникал «дефицит» товаров и услуг, в которых нуждались конкретные люди а не «эталоны». Сатирик А.Райкин вещал: «пускай у нас всё будет. Но пусть будет и маленький дефцит. А то я туваровет буду жить как простой инженер». Чтобы запросы людей ограничивались, и зарплата у людей была примерно одинаковая (в районе 100 рублей в месяц). Самая маленькая зарплата была в медицине и в торговле. «Вождь народов» говорил, что врачей народ и так прокормит, а торгаши и повара всё равно крадут.
Однако, у Госплана были и свои любимцы, например военно-промышленный комплекс и армия. Все без исключения заводы имели «секретные» цеха, и в стране была 100-процентная занятость населения. Наш главный сатирик Аркадий Райкин намекал на ВПК: «зачем советскому человеку Слон? Брюхо у него видали. А жрёт он сколько!...».
Вот на фоне такой реальной экономики слушать брехню лектора было совершенно не интересно. Был солнечный день, над городом грохотали взрывы преодоления звукового барьера испытываемыми в г. Энгельсе реактивными истребителями. Было невыносимо скучно. Смотрю: мой сосед что-то пишет с увлечением. А это Юра составлял свой «госплан» на будущую после института жизнь. «Когда жениться, когда купить автомобиль и т. д. И т. п.».
Автомобиль был вообще огромной мечтой людей, потому что распределялись автомобили по распоряжениям райкомов КПСС. Да и автомобилей выбор небольшой: «москвич». «Победа», для номенклатуры ЗИМ или ЗИС-110. Единственна у народа возможность была преобрести транспорт это купить «по записи» велосипед или мотоцикл (Урал или ИЖ). Жильё людям распределялось также в плановом порядке: передовикам производства или «заслуженным» людям (в основном номенклатуре). Очередь на жильё была на производстве,которое ты не мог сменить, т.к. терял все льготы, в т. ч. и на жильё. А если ты все-таки менял работу, то тебя называли «летуном» и относились к тебе с подозрением со всеми вытекающими последствиями. Менять работу ты мог только по указанию сверху: либо на строительство Асуанской гэс в Египте, либо на строительство железной дороги, либо на целину. Семью заводить резон был тогда, когда ты определишься с выгодной работой и жильём. А жильё выделяли в первую очередь семейным, простоявшим несколько лет в очереди. Получался заколдованный круг. Как хочешь, так и планируй свою перспективу. Юра через два года после окончания института собирался купить мотоцикл, прельстить достатком невесту и ещё через два года — жениться. И т. д. Я присоединился к Юре, и мы начали планировать индивидуальную жизненную линию благополучия.
Мама моя тоже высказывала иногда мечты о моей будущей семье. Она хотела подержать на руках своих внуков. Иногда она рассказывала сон: - Видела во сне маленькую девочку. Такая хорошенькая, пухленькаяя. Только не поняла: чья это дочка, твоя или Юрина.
На брата Юру у мамы не было особой надежды. Он был ветреный и менял часто женщин. Мама не успевала привыкать к его подружкам. А я ещё учился, и мне вроде бы рано было жениться. Но мама понимала, что в отношении меня её мечта была призрачной. Ей было около шестидесяти, а мне только — двадцать, и я ещё не окончил институт. А когда я заканчивал институт, она заболела инфарктом, промучилась восемь месяцев. Она очень тяжело болела. У неё образовались пролежни. Из больницы её отправили домой, и я ещё не успел защитить диплом, как она умерла.

У меня были смутные представления о взаимоотношениях полов, так как я больше интересовался техникой. Но мама готовила меня к будущей жизни, и в силу пуританских традиций того времени, избегая прямых бесед, она как бы невзначай оставила на видном месте старую потрёпанную брошюрку тридцатых годов на тему полового развития мальчиков. В брошюре были рисунки медицинского характера. Я прочитал брошюру и получил представление о том, как относиться к женщинам. Но идеализм из головы не выветривался в силу школьного воспитания, где понятие оплодотворения оканчивалось рассказом об опылении цветов с помощью тычинок и пестиков.
Рассказы же более опытных товарищей по двору и школе представлялись мне чем-то позорным, не достойном человеческих отношений. Хотя гормоны и инстинкты бродили в грешном теле, и хотелось непосредственных контактов с девочками. Я учился в мужской школе и там такие контакты были просто исключены. Хотя танцы существовали, и дворовые подружки у нас были. В школе более опытные ребята изготовили самодельную радиолу и приносили модные пластинки «на рёбрах», т.е. записанные кустарным способом на рентгеновских снимках туберкулёзных больных. Но я танцевать не умел, девочек не приглашал, стеснительно стоял у стены и уходил с танцев с мечтой «вот в следующий раз...».
Вот в тёмном осеннем или зимнем дворе у нас с друзьями была возможность контактов с ровесницами из женской школы - Ланой и Ирой. В девятом и десятом классе было много домашних заданий, и мы выходили во двор погулять, когда уже было довольно темно. Девочки появлялись в то же время, и мы начинали наши хороводы: толкались, смеялись и как бы невзначай старались ухватить девочек за выступающие выпуклости пальто на груди. Девочкам, похоже, это тоже нравилось, т.к. они, слегка сопротивляясь, но позволяли делать это и не сердились. Когда девочки уходили домой, мы трое ребят Владик, Саша и я обменивались впечатлениями о том, кто сколько раз успевал нащупать приятный объект вожделения, и кому удалось забраться для этого под пальто.
В институтскую пору сложилось так, что на нашем факультете на 108 студентов приходилось только 8 девочек и то они были сосредоточены в седьмой группе. А я учился во второй и в другом лекционном потоке. Что самое интересное, что девочки все вышли замуж за своих одногруппников. Одну из них Нину Калашникову я встретил 35 лет спустя в другом городе Орле, когда переехал туда на работу. Она работала деканом сельхозинститута, и я подрабатывал на её факультете в качестве доцента – соисполнителя.
 Я был очень стеснительный и не знал о чём говорить с понравившейся но незнакомой девушкой, чтобы развивать отношения. Я скромно улыбался, благодарил за танец и расставался с партнёршей, которую тут же перехватывали другие ребята. А мне оставалось только мечтать.
Была у меня и подружка школьных лет - Инка, которую я приводил к нам в институт на танцы. С ней обычно танцевали мои друзья. Мама видела её моей невестой, но я к ней испытывал только дружеские чувства. На ней позднее женился мой друг Петров.
А вот незнакомые красавицы волновали меня. К нам в институт комсомол приглашал девушек из пединститута или из университета, но и с улицы тоже приходили местные красавицы. Им проникать на танцы было сложно, так как проход был либо по студенческим билетам, либо по пригласительным талонам. «Чужие» проникали к нам через окно мужского туалета, расположенного на первом этаже высоко над землёй из-за цокольного этажа. Трое наших ребят подсаживали избранную девчонку, а один или двое втягивали её в окно туалета. В туалете шла обычная естественная работа организмов, и девочки, хихикая и отворачиваясь, пробегали сквозь строй писающих к двери в коридор.
Мне понравилась одна из таких пришлых, и я начал постоянно её приглашать на танцы. В мечтах я строил планы о развитии наших отношений, но не знал, как их развернуть. Спросил как то её знакомого парня о том кто она. А тот мне ответил, что она проститутка, которую выслали из Москвы. Всё любовь моя кончилась. Не мог же я «домашний мальчик» связываться с проституткой. Много позднее я прочитал «Манон Леско» и вспомнил о ней.
Каждый четверг зимой в автодорожном институте были платные танцы, и мы ходили туда. Народу набивалось в актовый зал — не продохнуть, с билетами были трудности, да и добираться туда было далековато. Тем не менее, инстинкт толкал нас, и мы успешно пробивались в эту молодёжную толкучку. Общение с женским полом там происходило довольно активно. Там мы разучивали новые стильные танцы. Музыка там была довольно современная. Некоторые ребята хвалились американскими джинсами, и им много завидовали. Чтобы не казаться деревенскими, мы ушили себе брюки и купили яркие клетчатые рубашки, Сашка Петров снабдил нас яркими галстуками и галстуками-бабочками. Я за большие деньги купил у его друга ворсовый галстук - хамелеон, на котором, если проводить по ворсу вниз был изображён негр, а если — вверх , то появлялась девушка в купальнике. Этот галстук пробыл у меня не долго: ребята из автодорожного, зажав меня в угол, вынудили продать его по меньшей цене.
Там в автодорожном институте меня заприметила и начала активно «окучивать» одна грудастая девчонка Ира. Она приглашала меня на «дамский» и на «белый» танцы. Заигрывала со мной. Я отшучивался, но танцевал с ней. Более того она старалась отвадить прямой угрозой девочек, которые нравились мне. Иногда на танцы она приходила «в подпитии» и тогда вела себя особенно развязно. Это меня шокировало, а ребята подшучивали надо мной. Однажды осенью я провожал с танцев в институте механизации Валю Лаврушину. Мы ехали на третьем трамвае в сторону дачных остановок. Возле Детского парка трамвай стоял на стрелочном переводе. В это время кто-то сильно постучал в окно трамвая. Увлечённый разговором с Валей я не обращал внимания на звон стекла. Трамвайная публика мне закричала: «Молодой человек, вас просит дама!». Я посмотрел в окно и увидел в сумраке улицы Иру. Она кричала, что войдёт в трамвай и «расчешет» кудри моей девчонке. Это был очередной шок. Слава богу, трамвай отошёл.

Военные сборы
У нас в институте была военная кафедра, на которой нас мужчин готовили по военной специальности автотракторной службы. На кафедре изучались кроме общевойсковых дисциплин такие важные специализации как устройство и ремонт автомобилей в военной обстановке, методы вождения в экстремальных погодных  условиях и при угрозе воздействия атомного оружия. Военная подготовка заканчивалась полевыми военными сборами и присвоением воинского звания инженер-лейтенант. По окончании четвёртого курса мы были направлены на военный полигон под город Вольск в запасной полк, расположенный в лесу. На сборы мы плыли по Волге на пароходе «Камчатка». На фотографии слева направо мы видим Сашу Петрова со спасательным кругом, Юру Рябова, Вову Платонова и Валю Мельника. Поездка длилась день, ночь и ещё полдня. Играла гармошка, некоторые ребята выпивали, и их укачивало до рыгания за борт. Другие пели песни, травили анекдоты или играли в карты. В военном лагере нам представился капитан как наш командир роты. Он назначил взводных командиров из числа студентов, прошедших действительную военную службу. Наши взводные ушли на совещание, а затем построили нас и повели в баню. В предбаннике мы получили по комплекту воинской одежды и обуви и после помывки расстались со своей гражданской одеждой. После студенческих сандалий пришлось осваивать портянки и кирзовые сапоги. Многие ребята учились наворачивать портянки и правильно оформлять заправку под ремень гимнастёрку. У Саши Петрова портянки всё время сбивались в сапогах, а гимнастёрка выглядела как женская юбка в сборочку. Солдатские шинели мы должны были носить в скатке на шее. Мне повезло, что шинель оказалась короткой, и скатка была полегче, но всё равно она в походе натирала шею, и я её ненавидел. Только один раз, когда похолодало и в походе пришлось спать на земле, она выручила меня и согрела.
Петров, Рябов, Платонов, Мельник едут на колёсном пароходе «служить»
Петров, Понамарёв, Платонов, Рябов – бравые солдаты
Поселили нас повзводно в палатках, из которых после отбоя нельзя было выходить. Однажды в палатку заполз ёж, и шутники засунули его в сапог Потапкину. Утром по команде «подъём» Потапкин сунул ногу в сапог и разразился отборным матом, а взвод – хохотом. Досталось взводному от ротного за неуставные отношения.
Полевые учения заключались в строевой подготовке, рытье окопов, учебных стрельбах, тактических учениях на картах и песочнице, маршах и марш-бросках по пересечённой местности. Питались мы в столовой сарайного типа. Борщ варился из засилосованной в траншее капусты. Солдат в резиновых сапогах залезал в траншею и грузил капусту в чан вилами. Картошка и лук поставлялись в виде сушёных брикетов. Каша из ячменя у нас называлась «кирзовой» из-за её цвета. Компот был естественно из сухофруктов.
Саша Петров терпеть не мог варёного лука и во время обеда раскладывал его по краям тарелки. Пока он этим занимался время, отведённое на обед, кончалось, и звучала команда: «выходи строиться». Петров почти всегда оставался голодным и потом
покупал в ларьке печенья. В качестве солдатского пайка нам выдавали сначала махорку, а потом - сигареты «Южные», коротки и без фильтра. Невольно все стали курить, так как  при рытье траншей старшина командовал: «перекур. Кто не курит, копай дальше». Копать на жаре было тяжело. Я покашлял – покашлял и закурил. Потом лет через пять я еле избавился от этой вредной привычки. Марш – бросок для нас оказался внезапным. Среди ночи было объявлено построение в полной боевой готовности. Нам выдали оружие с холостыми патронами и взрывпакеты вместо гранат.
Сначала ехали автомобилями по полям и лесам. Объявили воздушную тревогу и мы посыпались в придорожную траву. Залегли, и тут пошёл дождь. Сильно похолодало. Пришлось развернуть скатки и одеть шинели. Забрезжил рассвет, и объявили атаку на взятие высоты. Пришлось бежать в гору по раскисающему скользкому склону высотки. Стрельба, «Ура», взрывы, падения в грязь. Отбой. Мы победили. На фото «победители» после боя. Построение. Разбор полётов. У меня остался один не израсходованный взрывпакет. Я поджёг его и  бросил в овраг. Он бабахнул. Все присели с перепугу. Лейтенант стал выяснять, кто взорвал пакет. Но никто не видел. А тут объявили марш в сторону сборного пункта, и мы зашагали по дороге, меся грязь.
Будущие офицеры должны были пройти огневую подготовку, поэтому мы ходили регулярно на стрельбище, расположенное на поляне в лесу. Когда один взвод стрелял, другой взвод стоял в оцеплении. Я стоял в оцеплении на посту с оружием. Сидеть было нельзя, только стоя наблюдать, чтобы никто не забрёл в зону обстрела. И тут я увидел двух красивых девчат в лёгких летних сарафанах, шедших по тропе прямо на меня. «Стой, кто идёт?»- прокричал я из кустов. Девчата от неожиданности присели а потом стали разговаривать со мной. Они шли в лес по грибы. Я объяснил им про стрельбу и стал нагонять страху. Началась этакая словесная игра. Беседовали мы о службе и о том, как они развлекаются на каникулах – они оказались студентками. Потом наблюдатель с вышки мне рассказывал, что дежурный офицер засёк в бинокль мое общение с местными жителями и завидовал. Стреляли мы из пистолета ТТ: 5 патронов на брата. Попал - не попал в мишень – зачёт. Оказалось, попасть в ростовую мишень не так-то просто. Из автомата Калашникова стреляли очередями и одиночными выстрелами. Здесь успехи были лучше. Этот автомат и подсумок с пятью рожками мы таскали постоянно, да ещё шинель наперевес через плечо. Идём со стрельбища. Устали. Жара. На ходу засыпаем. Тут старшина командует: «Запевай!». Мы молчим. Тогда он предупреждает: «Пойдём в обход столовой». Ребята просят меня: «Вова, давай». Я начинаю петь песню, взвод поддерживает.
Результатом строевой подготовки должен был состояться полковой смотр с прохождением парадным маршем. В полку были роты из студентов юристов, индустриально- педагогического техникума и суворовцев. Каждый взвод должен был продемонстрировать строевую выправку и умение петь в строю. Все взводы начали разучивать вошедшую в моду строевую песню: «Путь далёк у нас с тобою. Веселей солдат гляди. Вьётся, вьётся знамя полковое. Командиры впереди…». Мы с ребятами посоветовались и решили сделать маршем взвода фокстрот «Севастополь скрылся за кормою. Море красит алая заря. Наш корабль вечернею порою отдавал на рейде якоря». Мы переделали ритм, и получилось неплохо. Во время смотра наш проход понравился полковнику своей оригинальностью, и он велел перепечатать слова. Взвод наш занял первое место в полковой оценке.
К концу сборов полковое начальство, зная  о талантах студентов, решило доставить себе удовольствие организацией концерта художественной самодеятельности. Естественно, наша дружная пятёрка проявила инициативу и вызвалась обеспечить качественный репертуар. В полковом клубе нашлись кларнеты, барабан и струнные.  Наша пятёрка и ещё двое парней выпросили разрешение заменить нам строевую подготовку репетициями в лесу вдали от народа. Мы уходили в лес на поляну, сбрасывали с удовольствием сапоги, сушили портянки и травили анекдоты. Мы с Мельником взялись вести концерт и предложили разыграть пародию на «западную культуру». Хотели переодеться в штатскую одежду, но нам разрешили единственную вольность в одежде – это завернуть рукава гимнастёрки и расстегнуть её ворот. Хриплым голосом, подражая «Голосу Америки» я рычал: «хелло, алло. Леди и джентльмены. Прослушайте новости. Студенты Калифорнийского университета устроили интересные соревнования: кто дальше всех высунется из окна 24 этажа. Похороны победителя стояться в четверг!» Далее следовал проигрыш двух кларнетов (Лытяков и Рябов) и дробь барабана (Петров). Звучал фрагмент мелодии «О, Сан – Луи, Лос Анжелос». Потом следовала очередная новость. Зал хохотал. Сидящие в первом ряду полковые офицеры с жёнами смеялись и хлопали в ладоши. Участникам концерта дали офицерский ужин.
Генеральные учения в условиях, приближенных к атомной войне, были организованы в заключение сборов. Наступление и форсирование реки нужно было вести в противогазах и защитных накидках. Стояла июльская жара. Солдат предупредили что, если кто-то упадёт в реку, чтобы искупаться, тот останется в лагере на переучивание после завершения общих сборов. Это было жестоко. В результате учений от тепловых ударов погибли два человека: один юрист и один суворовец. Они не сняли противогазов и задохнулись в них. Наш старшина посоветовал ребятам вытащить из противогаза клапаны, чтобы дышать не через фильтр а непосредственно. Ребята так и сделали, да и в реку падали для охлаждения. А вот мне повезло. Я за какую-то шкоду получил наряд на кухню. В обычных условиях это было большое наказание. Появилась молодая картошка, которую нужно было чистить вручную. Надо было спускаться в силосную траншею с прокисшей капустой и испытывать ряд других трудностей и неудобств. В боевых условиях разворачивалась походная кухня, которую заправляли пищевыми брикетами и консервами. На долю персонала приходилась растопка и заправка котла водой. Утром в день боя я явился к шеф-повару и занялся с ещё одним парнем разбиванием брикетов и вскрытием консервов. Потом мы перекатили кухню в овраг и замаскировали её. Дольше из кустов мы наблюдали за тем, как разворачивается сражение. Атомный взрыв имитировали взрывом мазутных бочек, которые закоптили всё небо, и стало темно. Потом заработала артиллерия и пошли в атаку танки и взводы пехоты. Мы так увлеклись этим зрелищем, что не заметили как на нас чуть не наехал танк. Хорошо, что он произвёл выстрел прямо над нашим оврагом. Мы испугались, вскочили из кустов и стали ему махать, чтобы он объехал нашу кухню. По завершении сборов нам объявили о присвоении воинских званий младших инженер – лейтенантов. А бывшим старослужащим звания лейтенантов. На той же «Камчатке» мы отправились в Саратов.

В совхозе и в городе
В период дипломного проектирования в институте прошло распределение на работу молодых специалистов. Сначала меня хотели направить в Благовещенск, но потом учли престарелый возраст моих родителей и оставили в Саратовской области. В декабре 1959 года умерла моя мама, и я остался вдвоём с отцом. Отцу уже было 73 года. После получения диплома и отпуска я стал искать своё место работы, но как было указано в путёвке, Опорного пункта ВИЭСХ в справочной службе не было. Не было его и в сведениях сельхозуправления. Когда я обратился в Саратовский обком КПСС, мне разъяснили, что пункт должен только создаваться и направили меня в Москву во Всесоюзный институт электрификации сельского хозяйства - ВИЭСХ. В ВИЭСХе зам. директора Членкор ВАСХНИЛ Валериан Семёнович Краснов расспросил меня о моих данных и направил в лабораторию доильных машин к заведующему лауреату Сталинской премии Василию Филипповичу Королёву. Королёв разъяснил мне, что опорный пункт в Саратовской области нужен для того, чтобы внедрять машинное доение. Он познакомил меня с историей изобретения доильных машин, показал оборудование лаборатории и сказал: «Чтобы внедрять машины более сознательно, надо научиться доить коров вручную и почувствовать тяготы труда доярки».
На учёбу меня направили в опытное хозяйство под Москвой «Истра». Там меня определили в общежитие на ночлег и прикрепили к опытной доярке Серафиме Ильиничне, и она стала моим учителем. Учёба началась с раннего (в 4 утра) вставания и знакомства с коровником. Мне выделили халат и стали показывать, как доить вручную. Труд оказался не лёгким. Он продолжался после обеда (вторая дойка) и перед ужином. Вечером страшно хотелось спать, и болели натруженные руки, но не тут-то было. Оказывается, в общежитии жили молодые сотрудники института, которых направили в совхоз на уборку урожая, и они по вечерам у крыльца общежития устраивали вечеринки с танцами. Гремела музыка, и шло громкое веселье. Я тоже вышел на крыльцо и меня сразу заметили. Ребята в этой компании были в меньшинстве. Ко мне подошла бойкая девица и представилась Валентиной Швец из библиотеки. Пришлось поведать ей, кто я такой и зачем приехал. Она пригласила меня танцевать, и мы разговорились. Сначала я смутился, но потом принял правила её игры. Кроме неё были там и другие симпатичные девушки, но эта боевая москвичка сразу сказала, что они все заняты и у них есть свои кавалеры. Так что мне пришлось «дружить» с ней. Когда стемнело, она повела меня в темноту поселковых улиц и стала целоваться со мной. Утром я еле встал с постели, не выспавшись.
Так протекло четыре  дня и вечера. Моя наставница научила меня доить коров доильным аппаратом и после выходного, которого у меня не было, отправила с запиской о моей готовности в институт к Королёву. Поработав несколько дней с документацией, я получил командировочные деньги и предписание для организации опорного пункта в Саратовской области. В Саратове меня направили в совхоз Вольновский с направлением по трудоустройству и обустройству на проживание. Директор совхоза уже знал о моём прибытии и выделил мне место в общежитии. Комендант общежития — старуха с провалившимся от сифилиса носом приветливо меня встретила и показала мою комнату, где я должен был жить как молодой специалист. Я поинтересовался, почему в комнате странные обои в красные точечки на уровне человеческого роста. Комендантша рассмеялась и сказала, что это не обои, а давленые клопы. Это меня напугало, и я спросил, как же мне сними бороться. - Ничего. Утром сходишь к ветеринару, и он даст тебе дихлофос. Смажешь кровать, и всё будет в порядке. Первую ночь я провёл в почесухе и ловле клопов. Ко второму ночлегу я поставил кровать посредине комнаты ножками в баночки из под сапожной мази, куда налил раствор дихлофоса. Спал спокойно. На третью ночь снова стал чесаться. Оказывается клопы «бомбили» меня с потолка. Пришлось потом опрыскать все щели, но это было нелегко, так как стены были покрыты листами сухой штукатурки, а между ними были щели.
Приступив к работе, я познакомился с механиками и доярками и стал готовить доильную установку к монтажу. Установка оказалась немецкого производства, и мне пришлось делать перевод инструкции. Директор выделил мне маленький кабинетик в здании конторы совхоза, пользоваться им мне не приходилось в силу разъездной работы, да и отсутствия опыта работы в кабинете на людях. Всегда кто-нибудь заходил в кабинет и задавал не относящиеся к моему делу вопросы. А потом ко мне подселили инженера-мелиоратора, и он вытеснил меня своими делами.
Народ ко мне присматривался, а я - к ним. Женщины сразу стали сватать мне свободных невест. Вечером я ходил в клуб и присматривался к молодёжи. Мне понравилась одна девушка, как выяснилось из разговора, она оказалась техником искусственного осеменения животных и зовут её Лена. Она окончила зооветеринарный техникум и тоже прибыла в совхоз по распределению. У нас оказалось много общего и разговоры наши лились легко и непринуждённо. Однажды наша дружба прервалась из-за производственного разговора. Утром я шёл на монтаж установки к 8 часам утра на ферму. Утреннее осеннее восходящее солнце освещало лужи в грязном месиве дороги, ведущей на ферму. Я хорошо выспался и настроение было бодрое и весёлое. Хотя приходилось ёжиться из-за утреннего холодка. Навстречу мне шла она, и я радовался встрече с ней.
- Привет. Ты — откуда так рано? - спросил я.
- Здорово. Да вот, с фермы иду. Коров ****а.
Эта последняя фраза опрокинула меня в шок. Я не помню, что промямлил и быстро пошёл своим путём, не оглядываясь. Эта фраза оскорбила мой слух и вызвала стыд за девушку, так легко употребляющую мат. В дальнейшем я старался избегать встреч с ней, и она, очевидно, не поняла, почему я так переменился. Ведь для неё это был профессиональный термин, а для меня - жуткая вульгарность.
Надо отметить, что и с другими жителями посёлка я трудно сходился в силу своей стеснительности, плохой памяти на лица и имена. Я не пил и не курил, поэтому был подозрителен для собеседников и в компаниях не соответствовал принятым на селе традициям. Как молодой специалист я боялся попасть впросак и показаться не компетентным и поэтому не встревал в профессиональные разговоры, пока меня не спрашивали. Бытовые темы сельского уровня меня так же не интересовали. Я не о ком не мог посплетничать, у меня не было общих с селянами знакомых, не было скотины и земельного надела. В комсомольскую организацию я только платил взносы, но поручений мне не давали. Возможно, я казался заносчивым, а возможно стеснялись моей интеллигентности и меня за глаза называли «москвичом».
Острой проблемой для меня был транспорт. Институт обещал мне выделить «москвич - пирожок», но возникал вопрос гаража, заправки,  запчастей и т.д. По делам опорного пункта я ездил на попутных машинах, чаще с главным зоотехником Борисом Станиславовичем Ильницким на его грузовом ГАЗ-51. Но, как правило, в кабине он вёз то женщину-ветеринара, то доярку, то кого-нибудь из сельхозуправления. Так что мне доставался грузовой кузов с ветром и дорожной пылью. Зимой ещё и с метелью и пронизывающим морозом. Меня спасала от холода китайская куртка с капюшоном и меховой подстёжкой из корсака –пустынной лисы.
 Для летних поездок я купил себе велосипед с мотором. Отец хотел купить мне машину, но его пенсионерских сбережений хватило только на мопед. Гаражом служила прихожая его квартиры, где я подвешивал своё транспортное средство на два штыря, вбитые в стену на высоте человеческого роста. Благо прихожая была довольно широкая. Правда, в квартире пованивало бензином, но зато я мог в любое время поехать в совхоз и по его отделениям без сопрвождающих. Однажды утром я подъезжал к центральной усадьбе совхоза и увидел жуткое зрелище. Под откосом дороги валялись огромные белокаменные ноги, руки и голова в фуражке «вождя всех народов» И.Сталина. Это после двадцатого съезда КПСС и разоблачений «культа личности» Н.Хрущовым заводы и учреждения избавлялись от каменных истуканов диктатора.
В совхозе был всего один выходной — воскресенье, и я стремился вечером в субботу попасть в город с остановкой на ночлег в квартире отца. Через месяц работы из Москвы пришло письмо на официальном бланке, в котором меня назначали и.о. Заведующего опорным пунктом и устанавливали должностной оклад в 170 рублей.
До этого я числился старшим инженером и получал 110 рублей в месяц. По тем временам это были серьёзные оклады. Учителя и инженеры получали на первой стадии работы не более 90 рублей. За общежитие платить мне не приходилось, а обед в совхозной столовой стоил копейки. Правда вкус его не был изысканным, но зато он был всегда с совхозным мясом и довольно сытным. Выезжая в субботу вечером, я заходил в буфет  на фабрике-кухне лампового завода и заказывал себе рюмку коньяку, бутерброд с чёрной икрой и бифштекс. Сытый и довольный собой я приезжал к отцу, делился с ним своими новостями, принимал душ.
Когда завелись деньги, я решил одеться для выхода в город по своему вкусу. В перворазрядном ателье на улице им. Максима Горького в Саратове я познакомился с закройщиком польским евреем СимОном, бежавшим из Польши во время фашисткой окупации. Он подобрал мне дорогое английское сукно «с искрой», и мы с ним сконструировали чёрный двубортный костюм. Приталенный пиджак подчёркивал мою тогдашнюю стройность. Этот костюм до сих пор висит в моём шкафу. Для выхода в город я приобрёл замшевые туфли чешской фирмы «Цебо». У них была удобная для носки колодка, а подошва из износостойкого капрона. Туфли я носил лет двенадцать. Зимой поверх ботинок в ту пору носили боты «прощай молодость». Верх у них был войлочный, а подошва резиновая. Они предохраняли ботинки от разъедания солью, которой посыпали улицы в городе. Для работы в совхозе я приобрёл резиновые сапоги, хлопчатобумажные брюки китайского производства и комбинированную шубу из жёлтого корсака, покрытого синей плащевой тканью с капюшоном. Шуба не продувалась зимним ветром, когда я ездил в кузове грузовика.
Совхозную одежду, пропахшую запахом аммиака из коровника, полностью снимал и, переодевшись в городское, подавался на встречу с друзьями или на танцы в клуб железнодорожников или в какой-нибудь институт. В клубе контингент был из работающего населения. Там я познакомился с одной парикмахершей и недели три с ней встречался, пока она не стала делать намёки на женитьбу. Своей манерой поведения и речью она не подходила мне по моим представлениям, и я стеснялся знакомить её с моими институтскими друзьями.
Лида и Юра Рябовы ,   Петров и Платонов – друзья - соперники
Из друзей в городе остались Саша Петров и Юра Рябов. Они устроились на работу на авиационный завод и поступили на вечернее отделение автодорожного института, с тем, чтобы их не отправили в деревню. Петров к этому времени женился на моей подружке Инке. Это было для меня некоторым огорчением. И он, и она приходили ко мне советоваться о своём браке. Я благословил и Инну, и Сашу на брак и гулял на их свадьбе. На свадьбе у меня было ощущение, что я теряю и подружку и друга.
Юра Рябов на заводе познакомился с дочкой главного диспетчера завода Лидой и стал ухаживать за ней. У её папы была хорошая квартира прямо напротив завода. Лида была культурно воспитана, играла на рояле и вообще воплощала тот идеал, который Юра себе представлял. У меня была коллекция стильных пластинок для радиолы и комплект журналов «Польский экран» большого формата с красавицами на обложке. Юра брал у меня эти аксессуары, чтобы «охмурять» Лиду. Его ухаживания увенчались успехом, и дело закончилось свадьбой.
В совхозе жизнь шла своим чередом. Я принял на работу в качестве инженера выпускника следующего за нами года Виктора Рогова, и мы с ним развернули бурную деятельность по внедрению доильных установок и обучению доярок. Куратором у нас был главный зоотехник Бронислав Станиславович Ильницкий. Старые доярки, доившие коров в ручную, не хотели изучать технику, и мы не могли найти к ним подхода. Ильницкий посоветовал нам взять в разработку комсомолок, которые только что окончили школу — семилетку.
В посёлке Клещёвка строился животноводческий комплекс на 400 коров и в нём были пустые помещения. В одной комнате мы хранили оборудование, подлежащее монтажу, и на нём можно было проводить обучение. Совхоз снял нам с Роговым частную квартиру в Клещёвке, чтобы мы жили рядом с работой. Днём мы занимались монтажом, а ближе к вечеру приглашали на занятия двух девочек Раю и Валю, которые жили в этом посёлке и собирались работать на комплексе. На берегу речки нам с Виктором построили кирпичный дом, внутреннюю штукатурку которого мы должны были сделать себе сами. Тогда только я забил около 25 тысяч гвоздей в штукатурные дранки. Особенно тяжело было колотить гвозди в потолок. Девочки охотно в этом нам помогали. Когда начались холода, мы топили печку и занятия проводили в своём доме.  Строительство комплекса подходило к концу. Выросло здание молочного блока с комнатой отдыха, и занятия были перенесены поближе к производственному объекту. Начали заполняться коровами помещения, и возникла проблема обучения коров хождению в молочный блок на дойку. Коровы были на беспривязном содержании и гуляли по территории свободно, а вот заходить в узкие двери блока боялись. Пришлось пристроить к помещениям коридоры и гонять по ним коров. Мы тогда многого не знали о поведении животных, и мне пришлось изучать по этому поводу специальную литературу, что и предопределило в известной мере мой интерес к науке-этологии.
Наши бывшие ученицы стали обслуживать по 100 коров и получать зарплату в четыре раза выше прежней. И тут взбунтовались старые доярки, работающие на других отделениях совхоза. Они явились к директору совхоза и стали требовать внедрения доильных машин и обучения. Работы у нас прибавилось. Комплекс заработал на полную мощь. К нам стали приезжать делегации из других совхозов особенно после того как я опубликовал статью в областной газете. Уже весной ожидали приезда Генерального секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва. Областные чиновники и «компетентные» органы стали тщательно проверять и наводить «порядок» как в посёлке, так и на комплексе. И тут обнаружили на территории комплекса за дальним стогом соломы землянку, а в ней - старика со старухой — бомжей, которые оказывается всю зиму прожили в землянке вместе с козой. Коза питалась соломой и поила стариков молоком. Для властей это стало кошмаром. Как такое могло быть? Почему старики здесь живут. Кто такие, откуда взялись? Старики оказались погорельцами из дальнего района. Пришли сюда со своей козой и осенью вырыли за стогом соломы землянку. Печки у них не было, и согревала их та же коза своим животным теплом. Один чиновник в чёрном костюме, приехавший на чёрной Волге, попытался спуститься в землянку, чтобы уговорить стариков уйти с комплекса. Но его стошнило от того духа, который шёл от козы в землянке. Старики заявили, что никуда не уйдут, идти им некуда.
Тогда в обкоме КПСС приняли решение обязать директора совхоза В.И. Калмыкова выделить старикам жильё и срочно их переселить туда. Где же взять жильё? Калмыков, не долго думая, стал уговаривать нас с Роговым отдать свою квартиру старикам, аргументируя тем, что квартира ведомственная, а мы принадлежим по службе институту, а не совхозу. Учитывая наши заслуги, нам пообещали выделить коттедж на выставке достижений народного хозяйства в г. Саратове. Коттедж из трёх комнат стоял как выставочный экземпляр среди мичуринского сада на 3 дачной остановке. Теперь там Торговый центр. Мы конечно, согласились туда переехать. К этому времени мы обзавелись чертёжным кульманом и целой библиотекой научной литературы.
Для обслуживания коттеджа к нам подселили уборщицу, приехавшую с Севера и не имевшую своего жилья. На выставке был «показательный» коровник, оборудованный доильной установкой. К нам на учебную практику стали приходить студенты из сельхозинститута и делегаты из районов. По сути, мы жили в городе, и нас не особенно тянуло в совхоз. Наша комендант — уборщица убирала помещения и топила в холодное время печку. На ней же она готовила свою пищу. Однажды я обратил внимание на то, что наши научные книги что-то стали худеть. От некоторых научных трудов остались одни обложки. На моё возмущение тётя Валя ответила, что газет то нет для растопки, а книги, мол, пожелтели от старости. Пришлось долго объяснять, что в книгах находятся не новости, а умные мысли учёных, нужные нам для работы. Для растопки мы принесли старые пачки газет.
Однажды тётя Валя прибежала к нам и стала убеждать, что скоро повысят цены на сахар и крупы. Надо срочно делать запасы. Мы посмеялись над ней и сказали, что в столовых, где мы питаемся, нам сахара хватит. На другой день газеты объявили о снижении цен. Тётя Валя серьёзно задумалась, а нам пришлось её утешать. Ведь в эту операцию она вбухала все свои сбережения.
На ночь мы с Виктором редко оставались в коттедже, чаще ночевали у родных в городе, куда нас отвозил трамвай. Мы свободно могли развлекаться по вечерам не хуже других городских молодых людей. Однажды я остался ночевать в коттедже (утром за мной должна была прийти машина из совхоза) и обратил внимание, что к тёте Вале  стучаться какие-то небритые личности подозрительного вида, и она с ними куда-то угодит в глубину сада. Я проследил за кампанией и выяснил, что они ходят в коровник, в машинное отделение. Коров в коровнике не было. На лето их увозили на пастбище. В машинном отделении размещался вакуумный насос и запасные части. Что нужно там бомжам?.Когда они ушли, неся какие то газетные свёртки, я, подозревая кражу запчастей, заглянул в машинное отделение и выяснил, что там был устроен тётей Валей самогонный пункт, и она вела торговлю самогоном. Вот куда пошли запасы сахара! Снова пришлось провести разъяснительную беседу.

Выбор жены
Поиск женщины своей мечты я проводил в начале шестидесятых годов прошлого столетия весьма интенсивно. Работа — работой. Интересно, но ради чего? Ради семьи! Вольно или невольно, встречаясь с девушками, каждый мужчина, как мне кажется, примеривается стать её мужем. Учёными доказано, что активно суетятся по этому поводу мужчины, но выбор, в конечном счете, должен оставаться за женщиной. В конце концов, ей рожать потомство и выкармливать его. На рынке невест (среди знакомых, на танцах и других смотровых площадках) мужики ходят королями-купцами, а девушки выставляют напоказ самые приманчивые свои достоинства. Беда тем, которые комплексуют по поводу своей внешности или умственных достоинств. Это относится и к мужчинам и к женщинам. Достоинства следует выпячивать и подчёркивать, иначе противоположный пол не определит, где зарыт истинный клад. В доме нашем «на товарке» в Саратове жили две сестры: одна красавица писаная, но ужасная скромница, а вторая менее красивая, но разбитная и активная. Вторая трижды выходила замуж и рожала от каждого мужа детей. А красавица нянчила сестриных деток и ни разу на моей памяти не вышла замуж. Такие дела.
Меня не раз пытались женить и подбирали мне «приличную партию». Первый раз, когда я учился на втором курсе института, мать Лёвы Каланина решила познакомить меня с дочкой главного инженера завода Крекинга нефти в Саратове. Этот заказ, как я понял, был сделан матерью невесты. В противном случае женихом был бы Лёва, учитывая расчётливость его матери. Сватовство происходило на квартире Каланиных за чаепитием. Невеста была симпатична, одета по последней моде в дорогое платье и туфли. Каланина мамаша открыто расхваливала мне её достоинства: и музыкальная школа, и отличная учёба, и наличие а\м Волги у папы, и его большой оклад, и дача. А когда невеста надела котиковую шубу, это был козырной туз. Но по законам природы, когда оказывается явное давление, личность невольно пытается сопротивляться. Провожая «невесту» в окраинный район, я мысленно перебирал все аргументы «за» и «против». Против не находил, но инстинктивно думал: а не дёшево ли я теряю свободу. Ехали мы долго, пересаживаясь с одного трамвая на другой. Трамваи тогда не отапливались, и декабрьская стужа добиралась до костей. Хорошо было девушке в её шубе. А у меня особенно мёрзли ноги. Последний трамвай, в котором мы ехали, был пуст. Только на задней площадке громко разговаривали подвыпившие парни. Один другому показывал револьвер и громко считал патроны. Мысли мои невольно повернулись в сторону безопасности маршрута. На конечной остановке возле самого заводоуправления мы вышли и оказались в темноте рядом с теми парнями. К счастью ближайшим домом был дом невесты. Я быстро попрощался, чтобы успеть сесть в возвращающийся трамвай. Парни куда-то исчезли. Возвращаясь домой, я думал о том, что таких невест иметь не безопасно, да и провожать далековато. Материальный достаток в силу моего воспитания не был решающим фактором, и я вскоре забыл об этом сватовстве.
Вторую попытку женить меня предприняла также семья Каланиных. Летом 1958 года мои родители уехали на курорт. Папе как Персональному пенсионеру республиканского значения ежегодно присылали путёвку на лечение в санатории. В этом году отец уговорил маму поехать с ним в санаторий «Октябрьское ущелье». Получилось так, что в каникулы я оказался дома один. Лето было жаркое, и я проводил своё время на пляжах Волги и развлекался с друзьями. Однажды утром, часов в 9 ко мне в гости пришла Галя Каланина. В этом году она оканчивала свой мединститут, и ей предстояло уехать по распределению в тьмутаракань. Ехать ей не хотелось, да и по срокам пора было выходить замуж. Вот её мамаша Мария Ивановна и вспомнила о свободном женихе. Я только что умылся и из-за жары был в одних плавках – собирался после завтрака ехать на Волгу. Галя пришла в лёгком прозрачном крепдешиновом сарафане, высвечивая сквозь него своим нежным женским незагорелым телом. Я пригласил её в комнату, в которой на лето были убраны с полов и стен ковры, чтобы не пылились. Зияла беспорядком неубранная после сна кровать. Одну из комнат в квартире на товарке занимал тридцатипятилетний сосед Машенцев Владимир. Он то и открыл Гале дверь. Галя, очевидно, произвела на него впечатление, и поэтому он начал интенсивно ходить по коридору из своей комнаты в кухню и обратно. Я хотел было одеться, но Галина меня остановила. «Брось суетиться. Ведь жарко. И к тому же медиков не стоит стесняться. Я поставил разогревать на кухне чай и накрыл в комнате стол. Из закусок у меня был хлеб и сырки «Дружба». Галя в сумочке принесла бутылку вина и поставила её на стол. Поскольку в кухню я выходил в плавках, то сосед заподозрил неладное и усилил свою коридорную активность. Вероятно, он подслушивал под дверью. Мы сели завтракать и повели разговор. Галя рассказала о проблеме отъезда в Казахстан и о своём желании выйти за меня замуж. Я насторожился, не знал, что ответить. Выпили по бокалу вина, и Галя предложила потанцевать. Я поставил на радиолу пластинку, и мы стали танцевать. Галя старалась прижаться ко мне чтобы возбудить. Я пытался отстраниться, так как был очень стеснительным и никогда не имел опыта полового контакта. К тому же было жарко по погоде и от выпитого вина. Выступивший пот вызывал неприятное ощущение. Сосед, движимый любопытством, не стучась, открыл дверь в мою комнату и заявил, что бы мы сделали музыку потише. Конечно, он увидел двусмысленный наш танец, чем ещё более смутил меня. При этом он сделал угрозу доноса родителям и пристыдил мою подругу, которую, гад, пожирал глазами. Я смущённый до боли в коже лица кинулся одеваться и стал выпроваживать Галину. Галина потребовала продолжения разговора на её территории вечером. Я съездил на пляж, но мысли о женитьбе будоражили мозг. Идти на свидание или нет? Я считал, что в целом оплошал и потому на свидание не пошёл. Однако, через неделю Галина через своего брата Лёву передала мне приглашение на свою свадьбу с сокурсником. Я облегчённо вздохнул и сказал Лёве, что на свадьбу не пойду. Но он стал настаивать из-за того, что ему в новой компании будет скучно, и он хотел бы чтобы его друг был рядом. А что касается Гали, то это была идея его матери и всё это теперь чепуха на постном масле. Просто попытка оставить дочь в Саратове путём женитьбы на мне. Свадьбу гуляли в усадьбе частного дома жениховых родителей. Деревянный дом располагался в саду на окраине Саратова. На яблонях и грушах висели созревшие плоды, и гости могли есть их прямо с веток. Церемония свадьбы разыгрывалась в духе русских традиций. Я на свадьбе был впервые, и мне всё было интересно. Галина приветливо встретила нас с братом и сделала вид, что ничего такого со мной у неё не было. Я старался держаться от неё подальше, да и ей было не до меня. Лёва познакомил меня с сестрой жениха — десятиклассницей Любой. Мы за стол сели с ней рядом, и она стала интересоваться моей студенческой жизнью. Я охотно ей рассказывал о друзьях и студенческих делах. Тост следовал за тостом, и она стала казаться мне всё милей и милей. Мы танцевали и веселились. Лёва тоже увлёкся какой-то подружкой Любы. Стемнело, и я предложил Любе погулять вне дома, где бушевали гости. Мы взяли велосипед и вышли за калитку. Люба села на раму, а я взялся крутить педали, и мы поехали по тропе, ведущей в сторону посадок. Была августовская звёздная ночь без луны, и тропа угадывалась едва-едва. Возле посадок акации мы сошли с велосипеда и стали целоваться. Потом услышали, что нас зовут на какое-то очередное мероприятие свадьбы. Пришлось вернуться. Тут начали распределять гостей на ночлег и нас с Лёвой положили на одну койку на веранде. Рано утром нас разбудили крики и шум. Ярко светило утреннее солнце и всё было таким ярким, что приходилось щурить глаза. Голова болела и нас опохмелили, после чего стало опять весело. Тут мы были свидетелями побудки мужа и жены после первой брачной ночи. Маленькая шустрая бабка с очками, привязанными к голове засаленной тесёмкой и толстенными стёклами, била тарелки о дверь спальни молодожёнов и кричала побудочную приговорку. Молодые долго не выходили, и тогда матери жениха и невесты тоже стали орать, что если те не выйдут, то старуха побьёт все тарелки. Молодые вышли с заспанным видом из комнаты, а заводная старуха нырнула в комнату и вынесла окровавленную простыню для подтверждения невинности невесты! Гости одобрительно зашумели и потянулись в сад к уже накрытым столам, чтобы «обмыть» эту радостную весть. Свадьба гуляла ещё два дня, а я назначив свидание Любе на вечер у кинотеатра в центре города, исчез домой. Уходя по тропе ночной поездки, я ужаснулся глубине оврага, по краю которого мы, оказывается, ездили ночью. Вечером у кинотеатра «Ударник» я ждал новую знакомую. Но то ли она не пришла, то ли я её не узнал, встреча наша не состоялась и дружба, не начавшись, закончилась.
Следующую попытку женитьбы я сделал самостоятельно. Приезжая летом на побывку в город, я познакомился со стройной красивой девушкой художницей. Мы с ней ходили развлекаться в кино, в театр, на танцы, вели беседы об искусстве и конечно миловались. Она нравилась мне всё больше и больше.
 Однажды я пригласил её к нам домой на чаепитие. Дома были отец с братом. Мы мило провели вечер в беседах. Потом я её проводил до дому и вернулся к себе часов в 23. Отец с братом не спали и стали обсуждать мою пассию со мной. Брат высказался в том плане, что она, по его мнению, уже рожала и не исключено, что у неё есть ребёнок. Отец высказался в том плане, что какой-то порочный изъян у неё есть и что он не советует на ней жениться. Я обиделся на родственников и от встреч с ней не отказался. Мы продолжали встречаться, но червячок недоверия к ней возник. Однажды, сидя на лавочке в уединённой аллее парка, я обнажил от платья её плечико, чтобы поцеловать и обнаружил, что шёлковая бретелька её комбинации была грязная. «Грязнуля», - подумал я и решил, что мои родственники, пожалуй, правы. Я перестал с ней встречаться. Однажды она подошла ко мне в парке на танцах и спросила, куда я пропал. Я стал отговариваться занятостью и дальнейшие отношения с ней прервал. Она так и не поняла почему.

Поймал птичку
Мой братец тоже был озабочен женитьбой, поэтому мы с ним вместе ходили по местам, где водятся невесты. Отец нас торопил — хотел увидеть внуков. Институтом благородных девиц считался педагогический. Но туда пропускали только по студенческим билетам или по приглашениям. Приглашения могли достать только знакомые, а таковых у нас не было. Брат решил пойти на хитрость. У него были повязки народной дружины, и он предложил одеть их для входа в институт на улице им. Мичурина во время танцевального вечера.
Вечер в субботу 3 декабря 1960 года был посвящён дню Конституции с концертом и танцами. Мы нацепили повязки и в разгар массового захода студентов в парадное, раздвигая толпу, подошли к дверям. Юрий старше меня на 10 лет и выглядел более по взрослому. Он представился дежурным как наряд дружины, присланный из опорного пункта милиции. Показал удостоверение бригадмильца (бригада содействия милиции) и провёл нас в фойе. Мы сняли верхнюю одежду и прошли в актовый зал, заняли место поближе к сцене. Вскоре зал заполнился, и часть народа стояла сзади кресел. Пока не открылся занавес, мы обозревали публику. Вдруг братец обратил моё внимание на девушку позади нас ряда за три, которая была одета в обтягивающий полосатый свитер с красными и белыми поперечными полосками, прорисовывающими аппетитные выпуклости её тела. Чёрная юбка не закрывала её круглые коленки. Девушка с прищуром смотрела в зал. Как оказалось позднее, она была близорука. Брат сказал: «она тебе подойдёт. Кадри». Концерт художественной самодеятельности студентов вскоре окончился, и начались танцы. Кресла сдвинули к стенам, и молодёжь столпилась по периферии зала. В этой толпе трудно было отыскать искомый объект. Но красно-белый свитерок вскоре был найден среди танцующих пар. Девушка танцевала с подругой, что было нормой в коллективах с преобладанием женской части.
Первым рванулся к ней мой брат, быстро пригласил на следующий танец, крепко её прижал к себе и начал что-то нашёптывать ей на ушко. В перерыве танца я подошёл к ним и на следующий танец сделал приглашение. Девушка с радостью согласилась и во время танца предложила перейти в другой конец зала подальше от «противного мужика». Она не догадывалась, что этот мужик — мой брат. Я не отпускал её и на следующих танцах и пытался найти общие темы для разговоров. Сначала я нёс околесицу о пожарной безопасности зала и важности запасных выходов, намекая на необходимость их проверить. Познакомились.
Девушку звали Светланой. Я предложил, чтобы не попасть на глаза «мужику» уйти погулять через запасный выход, что мы так и сделали. Мы прогулялись один квартал до общежития, и Света начала прощаться, так как была легко одета. Я только узнал номер её комнаты и успел пригласить на свой день рождения, который должен был состояться через два дня. Света вроде бы согласилась. Но встреча не состоялась. Девушка сослалась на необходимость сдачи зачётов.
В следующую субботу я заходил в общежитие, но соседки по комнате сказали, что Света ушла на тренировку по конькам на стадион Буревестник. Я пошёл искать её на стадионе «Буревестник». Среди тренирующихся я её не обнаружил, но увидел её с беговыми коньками наперевес, стоящую с друзьями и подругами на сугробе снега, образующем некую трибуну. Я отозвал Свету в сторону, и она неохотно ко мне подошла. Зашёл разговор о сдаче зачётов и других оправданиях, препятствующих нашим встречам. Но я всё-таки вырвал у неё обещание встретить со мной новый год в коллективе моих друзей. Идти ко мне домой она категорически отказывалась.
На новый год мы с моими друзьями организовали складчину и собрались в частном доме у Нины Гусевой. Родители её ушли в гости к родственникам, присутствовала одна молодёжь: Нина с другом юристом, Инна с Петровым, Юра Рябов с Лидой и я со Светланой. Света не хотела идти на праздник из-за болезни горла, но я её уговорил — вылечим вином. Новогодняя ночь прошла весело с песнями и танцами, разговорами по душам. Мужская часть вечеринки, отозвав по очереди меня в сторону, высоко оценивала достоинства моей избранницы. Утром я проводил Свету в общежитие. Мы стали с ней встречаться после сдачи каждого экзамена. Потом она уехала на каникулы в с. Вязовку к своим родителям. После каникул встречи продолжались. Мы ходили в кино, на танцы, в театр и просто гуляли по улицам. Когда было особенно холодно, собирались в комнате общежития, в которой жили семеро девчат.
Институтская «комната»: верхний ряд - Света, Саня, Нина, Галя, внизу Валя, Галя, Зоя
Девчата относились ко мне с большим доверием, приглашали даже участвовать в праздничных ужинах по поводу дней рождения или других знаменательных событий. Два раза оставляли на ночлег в виду моего сильного подпития. Я развлекал их рассказами или песнями. Однажды даже вступился за одну из них и выгнал из комнаты приставучего нежелательного пьяного кавалера.
Однажды летом мы повздорили со Светой из-за какого-то пустяка и разбежались в разные стороны. Света была неуступчива, а я был очень обидчивый. Мы не встречались более двух недель. Я так рассердился, что решил больше не встречаться с ней. Зачем расшатывать нервную систему.
На фото: дом, где жила Света-пожарник.
Я снова обратился к поискам подруги. «Под рукой» была Светка — пожарник. Девушка, которая была ко мне не равнодушна. Она ещё раньше приглашала меня на свой день рождения и на праздник нового года у неё на квартире. Постоянно оказывала мне знаки внимания. На новогоднем празднике в её частном доме она организовала игру в бутылочку, когда по указанию вращающейся бутылки из-под шампанского партнёры должны были целоваться. Когда она выиграла поцелуй у меня, я отказался публично поцеловаться с ней. И тогда она увела меня в другую комнату — спальню её родителей. Там она буквально присосалась ко мне и как бы невзначай повалила на кровать. Мне её поцелуй не понравился, и я вырвался из её объятий. И вот летом я вспомнил о ней.
Жила она недалеко от моего дома, и я легко её нашёл. Эта девушка интересна была своим характером. Мы её называли пожарником потому, что она работала диспетчером в пожарной части. На эту работу она поступила, чтобы заработать льготный трудовой стаж для поступления в университет на геологический факультет. На этот факультет она сдавала вступительные экзамены трижды. Но при прочих равных условиях деканат отдавал предпочтение мальчикам, имея в виду специфику этой трудной профессии. На третий раз приёмная комиссия сдалась, и Свету зачислили на первый курс. Училась она отлично и получала повышенную стипендию. Студенты геологи носили красивую форму и имели другие преимущества. Забегая вперёд, должен отметить её выдающийся карьерный рост после окончания университета. Она возглавляла геологическую партию на Урале. На момент нашей встречи Света-пожарник делала как раз третью попытку поступления в вуз. Мы встретились с ней на проспекте Кирова и зашли в кафе. Надо сказать, что походы в кафе в ту пору считались некоторым шиком, и оба мы не были искушены в обращении с официантами. Для шику я предложил заказать кофе с коньяком. Света не возражала. Нам подали по чашке кофе, тарелочку с миндальными орешками и две рюмочки коньяку. Встал вопрос: коньяк выпить и запить кофе? Или влить коньяк в кофе? Мы выбрали второй вариант. Коньяк в горячем кофе довольно быстро ударил нам в кровь. Беседа оживилась, и мы стали много смеяться. Потом мы пошли гулять по проспекту. Дальнейшие встречи наши прервались из-за её экзаменов.
Эту паузу я решил заполнить. Было предложение от Юры Рябова познакомиться с его племянницей 18 лет, у которой он жил на квартире. После знакомства я предложил новой подружке пройти прогуляться по проспекту и сходить в кино. Мы вышли на проспект Кирова. Вдруг моё сердце дрогнуло, и лицо обдало жаром. Я встал как вкопанный. На противоположной стороне улицы я увидел в толпе Светлану. Она шла со своими подружками. Неожиданно для себя я вырвал руку из-под локтя новой подружки и перебежал улицу. Двумя руками я схватил руку Светы и остановил её. Я смотрел на неё. Она смотрела на меня. Я не знал что сказать. У неё разлился румянец по лицу, и она тоже молчала. Подруги что-то пытались сказать, но мы не реагировали. Тогда они ушли. А я предложил сесть в павильоне и поесть мороженого. Мы ели мороженное, извинялись друг перед другом и решили больше не повторять глупых расставаний.
Вязовка
Родители Светланы Чувашкины жили в районном центре Вязовка. Отец работал начальником почты, а мать — в почтовом киоске. С ними жила младшая дочь Валя. Семья занимала маленький домик напротив почты и держала корову Красавку с кривым рогом, но хорошим удоем.
Михаил Григорьевич и Ольга Григорьевна Чувашкины Студентка Светлана Чувашкина
Однажды Светлана предложила съездить к ним на выходной. Я сначала отнекивался, а потом всё-таки согласился. К этому времени мы уже жили с ней гражданским браком без регистрации. Света иногда ночевала у нас с отцом в доме на «товарке». Брат Юрий к тому времени женился на девушке Галине из Первомайского поселка Саратова и занимал целую проходную комнату в квартире отца. Нам со Светой приходилось ютиться на балконе (благо было тёплое лето).
Однажды во время ночного ливня мы всё-таки перебрались в комнату к отцу и улеглись на раскладушке. Односпальная раскладушка с металлической рамой и сетчатым поддоном прогнулась и заклинила наши тела. Сетка скрипела и мы, смущаясь отца, промучились без сна всё ночь.
Поездка в Вязовку, таким образом, стала естественным развитием событий. Ехали мы в пыльном, набитом пассажирами пригородном автобусе. Мне пришлось стоять и, что бы наблюдать дорогу, приходилось нагибаться. Автобус с надрывным воем преодолевал затяжные подъёмы и ускорялся на спусках. В салоне пахло бензиновым перегаром, и я с тревогой ждал встречи с её родителями. В качестве кого меня представит Светлана?
Но всё оказалось более естественно, чем я предполагал. Родители Михаил Григорьевич  и Ольга Григорьевна Чувашкины оказались симпатичными приветливыми людьми. С любопытством глазела на нас Светина сестра Валя. Нас пригласили в маленький домик с палисадником. Пройти пришлось через двор, в котором находилась криворогая корова. При входе в избу я стукнулся лбом о притолоку. В комнате справа была большая русская печь. В стене, выходящей на улицу было два окна, а в выходящей стене во двор—одно.
 
Фото:
По воду. На заднем плане Светин дом
Сестрёнка Валя

Слева на тумбочке стоял телевизор в серебристом металлическом корпусе. В ту пору чёрно-белые телевизоры только-только начали появляться в семьях среднего достатка. В середине комнаты размещался круглый стол, а под  окнами стоял раскладной диван. В углу за печкой размещалась кровать. Нас сразу пригласили к обеду, и мы все уселись за стол. Ольга Григорьевна с дочками стала хлопотать, а мы с Михаилом Григорьевичем начали беседу за жизнь. Михаил Григорьевич капитан запаса, прошедший войну в войсках связи, умело и неназойливо вёл расспросы о моей работе и моей семье. Потом началось застолье и общая беседа. Включили телевизор, по которому шёл замечательный фильм «Нахалёнок» про мальчишку озорника времён гражданской войны. Фильм мне запомнился как веха в наших отношениях. Спать нас положили на кровать за печкой как мужа и жену. Неловкость была преодолена, когда потушили свет. На утро я уехал на работу, а Света осталась в Вязовке на каникулы.
В последующие выходные я приезжал в Вязовку на своём мопеде. Мопед (а скорее велосипед с мотором) хранился в квартире у отца подвешенным на стене в коридоре. Полуторосильный мотор с трудом справлялся с подъёмами на дороге, и порой его приходилось на затяжном подъёме возле деревни Сторожовка катить в гору вручную. Но зато под гору он мчался с ветерком, что особенно было приятно жарким летом.
Света познакомила меня со своей школьной подружкой Лилей, с которой делилась своими заботами и радостями.
Лиля школьная подруга Светы Володя Михальчук – школьный друг
Мы бродили со Светой по посёлку, и она рассказывала мне свои девичьи истории из детской и школьной жизни. Много историй у неё связано с подругой Лилей, с которой они дружат до сих пор. Лиля хорошо поёт песни и умеет развеселить, когда бывает грустно. Как-то с Лилей они купили зимой бутылку шампанского, распили на двоих, а потом целый день хохотали. Эту историю Света рассказала мне в ответ на замечание почему она никогда не смеётся.
А ещё в Вязовке у неё был школьный друг-ухажор Володя Михальчук. Он делал намёки Светлане на женитьбу. Позднее, когда он стал офицером, то предложил Светлане поехать с ним к месту его службы. Я же в ответ предложил ей поехать в Ленинград на экскурсию и заодно там расписаться. Моё предложение перевесило, и мы так и сделали.
Поехать-то поехали, но брачные законы не позволили нам расписаться ни в Москве, ни в Ленинграде. Сначала мы сделали остановку в Москве на Чистых прудах у моей троюродной сестры Анны Дмитриевны. Тогда в столице открылся первый в СССР дворец бракосочетаний на улице Герцена, дом 9. Утром мы туда явились, и тут я опозорился. От одной мысли, что я кому-то буду принадлежать как вещь, мне стало плохо, и я опустился в полуобморочном сознании на скамеечку у окна. Света же пошла узнавать как нам оформиться. Глядя в мраморный пол дворца, я размышлял о конце своей свободы. Не делаю ли я ошибку? Но вскоре выяснилось, что иногородних тут не обслуживают и что нужно по закону не меньше месяца на ожидание бракосочетания. Я облегченно вздохнул. Наметилась передышка.
Потом мы поехали в Ленинград, где с большим трудом устроились на ночлег в колхозном дворе им. М.И. Калинина в Смольном монастыре. Выяснилось так же, что в борьбе за социалистическую нравственность закон запрещает ночевать в одном номере гостиницы не зарегистрированным как муж и жена разнополым гражданам. Меня поселили в номере на 22 человека мужского пола, а Свету в таком же номере для женщин. В моём номере стоял жёсткий портяночный дух от шоферов—  дальнобойщиков, завозивших товары в Ленинград. К тому же некоторые из них курили прямо в номере. Кое-кто громко храпел. Некоторые распивали водку и громко спорили. В женской комнате, куда я зашёл утром, обстановка была не лучше. Только запахи были другие. Побродив по Ленинграду, его музеям и магазинам, мы на другой день уехали восвояси. На этом попытку бракосочетания мы приостановили.

Свадьба
Законный брак мы заключили зимой 3 декабря 1961 года в Саратовском дворце бракосочетаний. У Светы было капроновое свадебное платье с голубыми цветами. На мне был чёрный смокинг и галстук бабочка.
На регистрации присутствовали институтские подруги Светы. Я в силу своих взглядов был против свадебного гулянья. Мне казалось стыдным, чтобы посторонние люди радовались тому, что мужчина и женщина спят в одной постели. Но не тут-то было. Родственникам тоже было стыдно, что они не могут сыграть свадьбу. И они взялись это организовывать. Отец, Юрий и Светлана уговорили меня поехать в Вязовку якобы для знакомства родственников. Оказалось, что там уже были накрыты столы, и собралась вся сельская родня Светы. Нас с ней посадили в «красный» угол так, что мы из него не могли выбраться даже в туалет до завершения основной части торжества. А торжество началось с поздравлений «молодых» и награждения их подарками. Самый старший дед из деревни Хлебновка подарил нам двух баранов и заявил, что превратит их в мясо и валенки, что позднее и было выполнено. Как-то я был в командировке в Ленинграде и купил на валенки глубокие калоши завода «Красный треугольник». Валенки я ношу до сих пор пятьдесят лет спустя.
Двоюродный дядька Светы  Петя - заведующий складом подарил нам комплект обеденных тарелок с приговоркой «хорошие тарелки». На этих тарелках стоял штамп «дорпрофсож», следовательно тарелки были краденными, и мы их оставили в селе и никогда не использовали. Выполнялись свадебные ритуалы, которые меня сильно раздражали, но нельзя было показывать виду. Одна беззубая старуха вдруг начала кричать, что у неё в стакане с самогоном тараканы. Я был шокирован этими воплями. Оказывается, жених в ответ должен поцеловать орущую, и тем самым как бы удалить тараканов. Я конечно, категорически отказался с ней целоваться. Инцидент замяли. Потом начали петь песни под баян. Дядька Василий Иванович пел песню «Коробочка» из 22 куплетов. Пели и другие песни. После чего нам позволили выбраться из-за стола. Мы с братом пошли прогуляться по селу. Дома он оставил жену Галю с только что родившимся сыном Василием. Но будучи «ходаком», он потащил меня в клуб, где были танцы. Там он «закадрил» какую-то дивчину, и мне еле удалось его вернуть на свадебный пир. Отец в это время отдыхал у соседей. На второй день мы уехали в Саратов.
Рождение семьи
Наши визиты в Вязовку стали регулярными. Летом на какой-то праздник мы на конной телеге ездили к деду Григорию, который нам подарил овец. Пили самогон. На обратном пути я потерял в телеге перочинный нож и все родственники искали его в сене, а потом «обмывали» находку.
По настоящему семья стала складываться, когда мы стали ожидать нашего первенца. Ожидание было тяжёлым для Светы. Её донимал токсикоз и пришлось лечь в больницу на сохранение. Роды проходили в Первой Советской больнице города Саратова. За нашу беременность переживал весь двор дома на товарке. Света как-то сразу понравилась нашим соседям за её приветливость. Я был в кратковременной командировке, когда родился ребёнок.
Это произошло 17 августа 1964 года. Я с командировочным портфелем входил во двор, а две соседки с первого этажа пенсионерки Удаловы  хором мне сообщили: «А у вас Вовочка родился». Мы с женой хотели обсудить имя, когда она вернётся домой из больницы, а соседи уже опередили нас. Так тому и быть. Мы спорить не стали. Имя нас устроило обоих.
Ожидание первенца

Человек родился
Начались весёлые ночи и денёчки. У Светы катастрофически не хватало молока. Пришлось занимать молоко у молодой мамаши Морозовой, у которой его было в изобилии. Кроме того, начался прикорм из молочной кухни. Хорошо, что женская консультация была в нашем дворе. То у Вовочки начинал болеть животик, и мы не спали всё ночь. Однажды Света заснула сидя с ребёнком на руках, и он выпал у неё на пол. Хорошо, что ковёр был мягкий и всё обошлось.
Отец как мог помогал нам. У него хорошо получалась манная каша. Я тоже крутился как белка в колесе,  уставал, не высыпался. Сложно было купить детскую коляску. Мне пришлось катить покупку с Сенного базара на товарку через весь город. Ребёнок рос довольно подвижным. Игрушки в ту пору были в дефиците, но пластмассовая бренькающая неваляшка была привезена из Москвы. Когда сын начал ходить, купили ему лошадку на колёсиках и качели. Летом качели подвешивали во дворе между вязами, в их тени. Приходилось качать и своего и чужих ребятишек. Зимой начались проблемы с обслуживанием ребёнка в наше отсутствие на работе. Сначала мы договорились со старушкой из соседнего дома. Мы отдавали ей целиком стипендию Светы и приносили корм для ребёнка. Бабуля сидела с сыном только до обеда. Потом на смену заступала Светлана. Отец мог посидеть с внуком от силы час или два.
В последствии взялась помочь Светина двоюродная бабушка Лена, которая жила в районе авиационного завода. 8 остановок на трамвае. Бабушка жила на пятом этаже в однокомнатной квартире с коммунальной кухней. Квартиру она получила от завода щелочных аккумуляторов, где основательно подорвала здоровье. Завод даже посылал её на лечение в Чехословакию в Карловы Вары. Жила она с дедом Сашей—таким же инвалидом труда, которому на аэродроме пропеллером самолёта изуродовало руку. После этого он работал во вредном производстве кожевенного завода. Эти горемыки всю жизнь честно трудились и ждали не могли дождаться, когда уйдут на пенсию. Бабушка Лена ушла первой и захотела нам помочь, за что мы ей очень благодарны. Рано утром до работы я отвозил к ней Вовочку, а вечером его забирала Света. У бабушки Лены своих детей и внуков не было и она с удовольствием нянчилась с Вовой. Комната была маленькая, занятая двуспальной кроватью, столом, шкафом и диванчиком.  Рабочее место Володи было в основном под столом. Весь день работал телевизор и глухой дед смотрел его картинки. Любовь стариков к нашему сыну сохранилась до самой их смерти, и они завещали ему
свою квартиру.
Фото: Дедушка Саша
Бабушка Лена

Вова подрастал, и мы его оформили в детский садик возле сквера Борцам революции 1905 года. Туда тоже было ходить далековато, но все-таки по пути на работу. Мы много времени проводили вместе. Ездили купаться на Волгу, гуляли в городском парке. У Светы летом были полевые практики, и она выезжала в село Лопуховку. На выходные я ездил к ней туда. Света окончила институт и работала лаборантом в пединституте. Сотрудники меня хорошо принимали и вечерами мы «резались» в карты  в «петушка». Много смеялись и шутили. Позднее, когда родился наш первенец Вова, это место практики в Аткарском районе мы продолжали навещать. Там купались на реке Медведице и пытались обучать плаванию Владимира, но у него  ничего не получалось.
Взрослые Вову очень любили и баловали. Мы со Светой стали задумываться о педагогических проблемах воспитания единственного ребёнка и пришли к выводу о “походе” за вторым. Но это уже другая история.

Аспирантура
Однажды летом 1961 года, прогуливаясь по городу, я встретил своего однокашника по институту Николая Волосевича. Разговорились за жизнь. Он рассказал, что собирается поступать в аспирантуру на кафедру сельскохозяйственных машин к профессору А.Ф. Ульянову.
А что это тебе даст?, - спросил я.
Ну, как же. Если я защищаю диссертацию и стану кандидатом наук, то смогу работать преподавателем в вузе или работать научным сотрудником в НИИ. Ты ведь как научный сотрудник с учёной степенью станешь получать в два раза бОльшую зарплату за ту же самую работу. Разве плохо?
Я задумался, тем более, что об аспирантуре со мной разговаривали в ВИЭСХ. Мы прошли с ним на кафедру, где я ознакомился с условиями приёма. Собрать необходимые документы и начать подготовку к экзаменам не составило большого труда. В результате собеседования с профессором Ульяновым мы пришли к выводу, что работа у меня по сути научная и мне целесообразно учиться заочно.
Аспиранты:Николай Волосевич и Хазип Гайнанов
При подготовке к экзамену по сельхозмашинам я встретил на кафедре среди техники ещё двоих знакомых сокурсноиков из другой группы, которые тоже собрались в аспирантуру к Ульянову. Они раработали в профтехучилище и преподавали устройство и эксплуатацию сельскохозяйственных машин. Они с лёгкостью называли регулировки сеялок, плугов и другой техники. Я запаниковал, но Волосевич меня успокоил. - Мы же должны сдавать теорию машин а не мелкие частности. Учи теорию. Я так и поступил. В результате на экзамене я получил четвёрку, а оба мои конкурента по тройке.
Сначала я взялся с энтузиазмом разрабатывать план работы и собипрать литературу по теме диссертации. Но согласно плану предстояло ещё сдавать экзамены кандидатского минимума. Вот это было труднее, т. к. необходимо было работать с литературой в более удобных условиях, чем совхоз. Прошла зима. Успехов было мало. Пришлось переводиться на очное обучение. Рогов отказался от руководства опорным пунктом и устроился конструктором на завод. Опорный пункт ВИЭСХ ликвидировали. К этому времени я уже собирался жениться и остро стоял вопрос о снижении заработка со 170 до 110 рублей аспирантской стипендии. Стипендию аспирантам тогда платили в размере средней инженерной зарплаты по прежнему месту работы, но не выше 110 рублей. Состоялся разговор с будущей женой.
А что, если ты не защитишь диссертацию в установленный срок, что будет с твоей зарплатой?
Но ведь диплом инженера у меня не отберут. Пойду работать как Рогов инженером. И уж меньше 110 рублей получать не буду.
На том и порешили. Надо как следует работать над диссертацией. Начались аспирантские будни.
На кафедре для аспирантов была сделана «хозспособом» пристройка к машинному ангару в виде длинного коридора, с одной стороны которого были окна и батарей центрального отопления. Зимой там было тепло, светло и даже уютно. В пристройке стояли письменные столы пяти аспирантов . Аспиранты были разного возраста. Двое из них — лысые . Это были бывшие директора заводов (кирпичного и ремонтного), решившие сменить производственную рутину на творческие муки. Одного звали Илья Антонович Уланов,  а другого — Василий Иванович Семёнов. Мы их называли старшими аспирантами, так как они уже заканчивали работу и передавали нам свой аспирантский опыт. Один аспирант был целевого направления из Бурятии Шаньгинов Афанасий Савватеевич — бывший главный инженер совхоза. Ещё один аспирант был Коля Волосевич. Позднее приехал из Казани ещё один «целевик» Хазип Сабирович Гайнанов. Когда я познакомился с коллегами, то мне предложили «купить» свободный письменный стол (сейчас это называют прописаться). Я сходил в магазин за «перцовкой» и за закусками в столовую. Перцовка и в дальнейшем была аспирантским традиционным напитком, употребляемым нами по разным поводам. Она была настойкой с меньшими градусами и соответственно и с ценой, по сравнению с водкой. Ещё у неё было важное свойство — бутылка была из тёмного  стекла и могла употребляться для хранения фотографических растворов, которые разлагались на свету. Растворы (проявитель и закрепитель) нам нужны были в больших количествах для изготовления фотографий экспериментов и для проявления километров осциллографических лент. Проявление,  закрепление и просушка были частью рутинной работы аспирантов. Неправильно выбранная экспозиция при съёмке или проявлении могли перечеркнуть доказательство качества проведённого эксперимента, который из-за этого пришлось бы повторять. У каждого аспиранта был свой набор растворов разной свежести приготовления. По всей аудитории постоянно висели для сушки осциллографические ленты. Фотографическое оборудование и эмалированные вёдра для проявления хранились в специальной проявочной палатке из коричневого дерматина. Там же были увеличитель рамки для печати, глянцеватель для сушки фотографий, резак, красный фонарь и т.д. и т.п. Пустые бутылки из-под перцовки мы спускали как запас под пол, отодрав одну доску и сделав её спускным люком. Событий для «отмечаний» хватало. Кто закончил эксперимент, кто написал теорию и шеф её одобрил, а у кого-то был день рождения. Бутылки скапливались в запаснике, и однажды произошёл казус. Профессор один раз в месяц делал обход своих владений. Чаще мы ходили к нему с докладами. И вот однажды он в хорошем настроении спустился к нам в аспирантуру со своих научно советовских и кафедральных небес.
Профессор грузный мужчина шел по аспирантской, прогибая доски пола своей тяжестью. Он останавливался у каждого аспиранта и благодушно снисходительно расспрашивал о его делах. И вот, пройдя второй ряд, он услышал стеклянный звон. Шеф остановился , прислушался, ещё сделал шаг. Опять зазвенело. Оказалось, что подполье было заполнено бутылками до уровня половой доски, и они звякали при прогибе доски при прохождении по ней. Шеф нахмурился и спросил:
- Что это такое звенит?
Я как раз развешивал осциллографическую ленту для просушки и ответил:
- Алексей Фёдорович, это звякают бутылки с проявителем в проявочной палатке.
- Покажите.
- Нельзя. Можно засветить плёнку. Она как раз там закрепляется.
- Ну, ну, - сказал шеф, повернулся и ушёл к себе в кабинет. Мы облегчённо вздохнули. Все знали, что в гневе он бывает страшен.
Я уже был женат, когда чуть не пострадал из-за этой пагубной традиции. К концу календарного года, когда подводятся итоги, за перцовкой приходилось бегать чаще, и, естественно, домой я приходил слегка навеселе. Тут взбунтовалась моя жена Светлана. Она пришла к нам в аспирантскую и отчитала нас как пьяниц. Ей отпор дал Василий Иванович. Тогда она обещала пожаловаться проректору по науке. На некоторое время я стал воздерживаться от «мероприятий». Но всё же к проректору по науке меня однажды вызвали,. правда по другому поводу. Нам аспирантам один раз в год выплачивали «книжные» деньги в объёме основной стипендии - 110 рублей. Естественно я выписывал на почте литературу: газеты, журналы, даже реферативный американский журнал «Farm elekrification». И я заметил, что из почтового ящика исчезают некоторые издания. Выяснил на почте о доставке. Доставляли. Тогда я устроил в почтовом ящике ловушку: вбил деревянную крышку почтового ящика патефонные иголки остриём вниз. На них напоролся мой сосед по квартире, после чего он написал жалобу в институт. Проректор по науке Абрам Борисович Коганов вызвал меня и начал допрос.
- Скажите, что вы называете «корочками»?
- Корочки это по жаргону военных — ботинки.
- Как ботинки? А не диплом кандидата наук?
Я не знал, что его так называют.
Тут выяснилось, что в доносе сосед приписал мне рассуждения о корыстном желании скорее получить диплом и связал это с покушением на его жизнь.
Коганов посмеялся над нелепостью обвинения, но всё же посоветовал мне избегать конфликтов с неадекватным соседом. Как бы он не написал ещё и в «компетентные органы», которым всегда нужны были жертвы для доказательства своей важности для государства.
Аспирантская напряжённая работа шесть дней в неделю без ограничений по времени работы в течение дня напрягала нервную систему и всё же требовала расслабления.
Тема моей диссертации была связана с автоматизацией процесса подкормки коров комбикормом для стимулирования молокоотдачи во время доения на автоматизированных доильных установках типа «карусель» или «ёлочка». Елочки я монтировал сам, ещё работая в совхозе, а карусель строилась в Ровенском районе Саратовской области, куда приходилось ездить в командировку для изучения её конструкции и технологии работы. Раздаточный автомат в своей основе имел дозатор сыпучего корма. Требовалось подобрать надёжный тип дозатора и теоретически обосновать параметры его конструкции, которая сочеталась бы с электронным управляющим устройством и удовлетворяла бы зоотехническим требованиям на кормораздачу. Пришлось изучать основы кормления животных, физико-механические свойства распространённых в нашей зоне комбикормов, анализировать существующие типы дозаторов и особенности их конструирования. Много времени ушло на создание экспериментальных установок. Одна установка для изучения сыпучести кормов имела три различных варианта конструкции. В окончательном виде она имела прозрачную стенку бункера и регулируемую ширину выпускной щели. На кронштейне против окна бункера был установлен кронштейн для крепления фотоаппарата и скоростной кинокамеры для автоматической фиксации процесса естественного истечения продукта из бункера. Достоверность данных эксперимента обеспечивалась многократными опытами. Пришлось освоить теорию грунтов, теорию планирования эксперимента. Я освоил методы научной фотосъёмки и скоростной киносъёмки. Кроме затрат времени приходилось тратить личные деньги на расходные материалы и взятие в аренду необходимого оборудования. Единственный лаборант, прикреплённый к аспирантам, помогал в основном сыну профессора Юрию, который был аспирантом кафедры электротехники. Так что я себе сам был и лаборантом,  и слесарем и исследователем. Что-нибудь поддержать я приглашал своих товарищей аспирантов. Для другой установки пришлось изобрести программный аппарат с переключением программ дозирования с помощью шагового искателя из конструкции телефонной станции и телефонного номеронабирателя. Ведь коровам следовало выдавать порции корма в соответствии с их индивидуальной продуктивностью. Пришлось основательно освоить электротехнику. Испытаниям подвергались пять типов дозирующих органов и три вида комбикормов. Тут я превращался в мукомола, так как осыпался мучной пылью. Ребята посмеивались надо мной. Над Волосевичем повод посмеяться был ещё веселее — он разрабатывал разбрасыватель навоза.
 Кроме экспериментов, что было важнейшей часть работы, необходимо было сдать кандидатские экзамены. Для меня и Хазипа Сабировича наибольшую трудность представлял английский язык. Ведь в школе и он и я изучали немецкий. Я купил набор пластинок для изучения разговорного английского языка и отрабатывал произношение дома на проигрывателе. Технический перевод английского текста имел свою специфику, и мы вместе с Хазипом его осваивали, сидя между машин учебного ангара. Как-то раз за этим занятием нас застал Алексей Фёдорович и сильно нас отругал.
- Вы сделайте мне науку, а ваш английский никому в России не нужен!
Рассерженный он пошёл в свой кабинет, и мы с ужасом слушали, как он отчитывает заведующую кафедрой иностранных языков. В дальнейшем мы гадали, как замазать эту неловкость, ведь до экзамена оставались считанные дни. Хазип предложил отнести заведующей подарок и извиниться. Мне было очень стыдно. Заведующая приняла наши извинения и сказала, что к самодурству нашего шефа она уже привыкла. Экзамен мы всё-таки сдали.
 В аспирантуре у меня сложились хорошие дружественные отношения с бурятом Афанасием Савватеевичем Шаньгиновым, тем более, что его жена Майя училась в одной группе с моей женой Светой. Как-то зимой Шаньгиновы  пригласили нас в гости. Квартиру на четвёртой дачной Афанасий купил в кооперативе, продав привезённую из Улан-Уде автомашину УАЗ. У Шаньгиновых была дочка Ира старше на 2 года нашего Володи, так что общих интересов у нас было достаточно для поддержания дружественного знакомства. Четвёртая дачная была застроена однотипными хрущёвскими пятиэтажками, и найти среди них нужный дом было сложно. Афанасий дал нам особый ориентир: на балконе 3 этажа торчат лошадиные ноги. Дело в том, что совместно с Гайнановым они где-то в отдалённом районе области покупали на зиму тушу нерабочей лошади, которая была менее жилистая, чем старая рабочая кляча. Мусульмане и буддисты мясо лошадей предпочитали говядине. Вот такая у них национальная особенность в пищевых пристрастиях. Для приобретения мяса они выпрашивали у заведующего кафедрой «летучку» с будкой и выезжали на три дня в район. Как они находили свой товар по сходной цене — бог весть. Затем они распиливали тушу пополам и хранили на морозе на балконах с конца ноября по март, отрезая каждый день куски мороженного мяса. Мы пришли к Шаньгиновым всей семьёй с сыном, отыскав их по торчащим с балкона ногам лошади. Они встретили нас радушно. На столе была разнообразная закуска, но главным блюдом были котлеты из конины размером с ладонь взрослого человека. Мясо котлет было красного цвета и источало приятный аппетитный аромат. Под эти котлеты за хорошей беседой мы четверо взрослых незаметно «уговорили» литр водки и не чувствовали сильного опьянения. Дети быстро подружились и не мешали нашим разговорам. Мы обсуждали аспирантские и студенческие дела, расспрашивали про бурятские обычаи. Оказалось, что Майя и Афанасий относились к разным кланам. Майя была христианского вероисповедания, а Афанасий - буддист. Майя считалась аристократкой по сравнению с мужем. Из-за этого при их женитьбе были трения с родственниками. Майю не хотели отдавать за плебея. Проблему решило то, что Афанасий был в резерве райкома партии и имел хороший заработок в совхозе. Однажды Афанасию друзья прислали посылку с Байкала — омуль с душком, и он принёс этот деликатес на кафедру. Рыба выглядела красиво но источала противный запах. После второй рюмки перцовки мы уже не замечали запах а ощутили приятный вкус этой уникальной рыбы. Оказывается, технология вяления рыбы до лёгкого протухания способствует уничтожению болезнетворных микроорганизмов и размягчению мяса. Только один старший лаборант кафедры побрезговал конскими котлетами и омулем. Его даже стошнило и он близко не подходил к аспирантской, где шёл пир голодных аспирантов.
Важным этапом аспирантской подготовки являлся литературный обзор по проблеме исследования. Литературно-патентный обзор продолжался на протяжении всей аспирантской подготовки. В самом начале работы необходимо было разведать: кто до тебя занимался подобными вопросами и чего достиг. Сначала ты себе кажешься первопроходцем. Потом, начитавшись научной литературы, ужасаешься тому, что уже почти всё сделано и тебе нет места на этом поле деятельности. Роль шефа на этом этапе состоит в том, чтобы указать тебе на пробелы, имеющие важное экономическое и теоретическое значение. Здесь происходит уточнение темы, целей и задач твоего исследования. Ты наконец начинаешь понимать что надо всё-таки делать. Всё это можно отнести к мукам научного творчества. Наконец приходит вдохновение, и ты начинаешь «пахать» научную целину в нужном направлении. Сначала ты изучаешь литературу по совету шефа и других знатоков. Потом сам находишь литературные источники в ближайшем окружении. И, наконец, тебе разрешают окунуться в океан научной литературы в библиотеку им. В.И.Ленина в Москве. Это происходит примерно на втором году аспирантской подготовки. Чем необычен этот труд. Например, по реферативным обзорам я обнаружил, что сходной тематикой занимается грузинский аспирант в г.Тбилиси. По межбиблиотечному абонементу заказал научные труды Тбилисского НИИ сельского хозяйства и через два месяца ожидал получения, гадая о том, что же там сделано, не перечеркнёт ли эта работа мой труд? Наконец труды пришли на институт, и я увидел, что они изданы на грузинском языке! Вах! Вах! Знакомый аспирант, живший ранее в Грузии, не смог внятно сделать научно-технический перевод. Получилась какая-то абракадабра. Тогда я пошёл в научную библиотеку Саратовского госуниверситета и засел за словарь грузинского языка. Сначала пришлось изучить иероглифы грузинского алфавита, потом день за днём с утра до закрытия читального зала в течение недели слово за словом я разбирал текст статьи. И что же я выяснил? В статье рассматривались возможные подходы к постановке вопроса исследования. Там не было сформулировано даже какой-то рабочей гипотезы. Полное моё разочарование и ощущение даром потраченного времени. Сделал вывод: если в реферате нет чёткой мысли, то первоисточник не стоит внимания.
Сложней всего было изучать патентную литературу. Особые правила заставляют изобретателей давать описание изобретений на особом языке патентной формулы, утаивая способ реализации идеи, на что может существовать отдельное изобретение. По правилам патентного поиска необходимо изучать изобретения по 7 ведущим в области техники странам на глубину до 10 лет назад. Это огромный «сизифов» труд, отнимающий большое количество времени и значительно напрягающий мозги. Особенно трудно воспринимались рефераты японских изобретений, первично переведённых на английский язык, а с него — на русский. Главная патентная библиотека так же находится в Москве, но туда аспирант может поехать только за свой счёт. Когда у меня созрела идея изобретения нового дозатора, и я начал работать над формулой и процессом патентования, профессор Ульянов запретил мне этим заниматься из-за необходимости больших потерь времени. Он сказал, что изобретательством я смогу заняться став кандидатом наук и располагая другими запасами времени, а сейчас для меня важнее научная публикация в трудах института или в научном журнале. Надо учитывать, что готовая статья издаётся очень не скоро, так как план издания формируется за год вперёд, а для защиты нужно не менее трёх опубликованных статей. Я разослал в издательства не менее 5 статей  и всё же подал заявку на изобретение тайком от шефа. Институт патентной экспертизы дал мне отрицательный отзыв по формальным признакам оформления, и я забросил эту работу до лучших времён. Только через три года я узнал, что эксперт, дававший мне отрицательный отзыв, воспользовался моей идеей и запатентовал её под своим именем. Он работал в Украинском СКБ механизации животноводства. СКБ даже поставило дозатор в серийное производство и опубликовало книгу о кормораздаточных устройствах для животных. Я утешал себя тем, что хотя бы государству была польза от моей научной работы. Позднее я координировал работу этого СКБ по безопасности устройства и эксплуатации машин. На их территории я чувствовал себя как в логове воров, но конфликтовать не стал. В дальнейшей изобретательской деятельности (у меня 16 авторских свидетельств) я руководствовался правилом доводить патентную работу до конца и первой публикацией должен быть реферат с патентной формулой.
Во Всесоюзную научную библиотеку им. Ленина я поехал довольно подготовленным, и в ней меня больше интересовали авторефераты и диссертации, которые присылались туда со всей страны в обязательном порядке. Институт выдал мне специально оформленное письмо на допуск к диссертационным материалам. Вопрос проживания в Москве я решал самостоятельно. Я воспользовался старыми связями в ВИЭСХ и устроился в общежитии в посёлке Вешняки, куда тогда ходила электричка и пригородный автобус. Сейчас туда ходи метро. Пятиэтажное общежитие красного кирпича было построено по особому проекту тридцатых годов. Особенность заключалась в том, что три жилых комнаты располагались в двух уровнях, а на отдельном этаже была объединяющие их кухня, туалет и душ. Две комнаты были для мужчин и одна немного в стороне — для женщин. В день моего приезда один аспирант, как оказалось мой земляк из Саратова, защитил диссертацию и « накрыл поляну» коллегам аспирантам. Как я не отказывался, меня усадили за стол. Ребятам понравилось как я пою песни, и они меня угощали от души. Часть гостей из-за позднего времени заночевала в общежитии, и мне пришлось спать в одной кровати с земляком. Ночью я пошёл в туалет. Свет включать не хотелось, что бы ни кого не будить. Сделав своё дело, я пошёл обратно. Я спускался и поднимался по ступенькам разного уровня квартиры и казалось нашёл свою кровать. «Подвинься», - сказал я спящему и улёгся рядом с ним. Вдруг раздался вопль. Все вскочили. Зажгли свет. Оказалось, я стоял в одних трусах посредине женской комнаты, а вокруг меня визжали аспирантки — человек пять. Шум закончился хохотом и моим конфузом. Девочки проводили меня в одну из мужских комнат, которую я не сразу определил. Ребята продолжали мирно спать. Смеялись они потом за утренним чаепитием. В «Ленинке» два дня я потратил на работу с каталогами и на заказы диссертаций. В перерывах я обедал в библиотечной столовой. Интересным местом был общественный туалет. Он всегда был наполнен курящими мужчинами, которые вели оживлённые беседы. Невольно прислушавшись, я обнаружил, что они торговали услугами по написанию диссертаций для аспирантов и докторантов. Назывались цены. Меня спрашивали о моей теме и советовали к кому следует обратиться. Я, естественно от услуг этих «жучков» отказался. Библиотекари строго следили, чтобы никто не фотографировал и не выдирал страниц из книг и диссертаций. На огромном стенде в фойе были вывешены фотографии и фамилии библиотечных воров и вредителей. Вечерами я посещал музеи, театры, магазины. Напротив Ленинки был центральный универмаг военторга (ныне снесённый), где я купил себе куртку из плащёвки с капюшоном и подарки родным.
Тем временем научная работа шла своим чередом. Одни аспиранты заканчивали работу над диссертацией и выходили на защиту, другие поступали вновь и начинали свою бурную деятельность. По другому было нельзя, ведь у профессора Ульянова А.Ф. Все аспиранты защищались в отведённый срок и становились кандидатами технических наук. Я лично был у профессора 23 кандидатом. К концу его жизни научная школа заслуженного деятеля науки и техники насчитывала около пятидесяти кандидатов и пять докторов науки.
В аспирантской как-то появился ассистент Володя Чарушников, который взял научный отпуск для  работы над диссертацией, посвящённой уборке садовой смородины вибрационным методом. Он изготовил специальный вибрационный механизм с вилками для захвата ветвей фартуком для сбора смородины. Интересный случай произошёл во время его защиты. В ту пору (в конце шестидесятых годов прошлого столетия) Учёный совет для защиты диссертаций был смешанного состава и состоял не только из технарей но и из докторов наук агрономов. После доклада Чарушникова о его работе одна из  таких докторов профессор Бирюкова пожалела растения заявила, что вибрация вредна. Это завело профессора Ульянова, который заявил, что даже медведь применяет вибрацию для стряхивания груш с дерева, а груша продолжает плодоносить. А уж смородину сами агрономы предлагают обрезать для улучшения плодоношения. Члены совета посмеялись и проголосовали за Чарушникова единогласно. Ещё когда Володя писал свою диссертацию, на него покушался военкомат. Он ещё в студентах окончил военную кафедру, и подошёл срок его стажировки в войсках. Учитывая его маленький рост, военком предложил Чарушникову привилегированную службу на атомной подводной лодке. Володя доложил об этом шефу, который сильно возмутился и пошёл в обком партии. Сам он был членом обкома и потому смог воздействовать на Облвоенкома, который продлил Чарушникову отсрочку. В последствии карьера Володи сложилась удачно. Он стал доцентом и деканом факультета механизации и в армии не служил ни дня, кроме стажировочных занятий без отрыва от основной работы. Так и дослужился до капитана.
Время шло, мои дела двигались успешно. Темп я держал высокий, учитывая то, что женился и у меня появился сынок Володя. Мы со Светой работали напряженно и на работе и дома. Света рожала, не беря академического отпуска, и успешно проходила экзаменационную сессию за сессией. Молока у неё было мало и приходилось подкармливать Володю смесями. Я вместо зарядки вставал ни свет ни заря и бежал в молочную кухню добывать бутылочки со смесью. Подкармливали сыночка и грудным молоком от соседки Морозовой. с первого этажа. Света уходила на занятия и потом крутилась по дому с ребёнком как белка в колесе. На время пребывания её на лекциях мы относили сына в соседний дом к нянечке, которой отдавали стипендию Светланы за четырёхчасовые посиделки с ребёнком. Потом, когда Володя немного подрос, за его воспитание взялась двоюродная бабушка Лена. Она жила далеко от нашего дома — 8 остановок на трамвае в сторону авиационного завода. Утром я отвозил сына к ней, а Света ехала в противоположную сторону в институт. Вечером ребёнка забирала после своих занятий Светлана. Иногда мы оставляли его на ночь у родного всё-таки человека. Комната у бабы Лены была одна с коммунальной кухней. Комнату занимала большая двуспальная кровать, стол, телевизор, сундук, диван и платяной шкаф. Дед Саша сидел на диване против телевизора, который включался на полную мощность звука из-за глухоты деда. На этом телевизоре мы впервые увидели программу, посвящённую знаменитой польской певице Анне Герман. Малыш имел свой игровой уголок под обеденным столом, где в коробках из-под обуви хранились его игрушки. Однажды Вовик засунул в нос красивую пуговицу и орал благим матом. Пуговицу еле извлекли напуганные старики. Их квартира была на пятом этаже дома сталинской постройки с высокими потолками и длинными лестничными пролётами. Теперь это соответствует высоте девятиэтажного дома. У бабушки болели ноги, поэтому гулять с ребёнком для неё было проблемой, а деду из-за его глухоты и увечья доверить прогулки с дитём было рисковано. Прогулкой для ребёнка служила поездка в трамвае и двух километровый проход от трамвая до дома на товарке. Очень хотелось избавиться от этих временных трудностей. Поэтому я завершил работу над диссертацией за два с половиной года. Вторым руководителем по моей диссертации бал Виктор Григорьевич Коба- ученик Ульянова.
Были у меня и минуты отчаяния и нервного напряжения, когда не всё получалось как планировалось. Самую большую трудность вызвала у меня теоретическая глава диссертации. В институте я учил математику «лишь бы сдать», а тут пришлось серьёзно познать вариационную статистику, дифференциальное и интегральное исчисление и «наворочить» мудрёные формулы теории процесса истечения сыпучего материала из щелевого затвора бункера. Ребята аспиранты смотрели на меня с уважением. Я решил показать свои теоретические разработки шефу. Алексей Фёдорович пролистал мой опус и сказал:
Ты думаешь, кто - нибудь из инженеров сможет воспользоваться твоими тройными интегралами?
Ну как же, - сказал я, -ведь есть электронно-вычислительные машины..
Не обольщайся. Современный инженер-конструктор в лучшем случае воспользуется логарифмической линейкой или готовой номограммой. Выбросьте эту теорию в корзину и замените номограммой на основе экспериментальных данных по известным комбикормам и типовым бункерам.
Это был удар ниже пояса. Три месяца мозговой атаки ушли коту под хвост! Я спустился в наш бункер и рассказал всё аспирантам. Я заявил, что у меня нет больше сил, что и резервов времени тоже нет, да и вообще, что я скажу в семье. Коля Волосевич напомнил, что он подобную номограмму делал на разных видах навоза, в разное время года с учётом изменения влажности и температуры массы. Что всё это он проделал в условиях совхоза и бытовых неудобств. А я со своим комбикормом могу делать эксперименты, не выходя из лаборатории. Ну уж коли нет сил, то их надо набраться путём отвлечения на другие более приятные дела. Шеф сейчас уходит в отпуск на два месяца. Ты ещё отпуск не брал ни разу за время аспирантуры, вот и гульни чуть-чуть. Нам как раз выдали 110 рублей «книжных». Кстати, на другой год Хрущёв отменил эти выплаты. Жена отпустила меня на курорт в г.Сочи на 10 дней, и я пошёл  покупать билет на самолёт. Шеф ушёл в отпуск, мой отпуск мне разрешил его заместитель. Отпускные я оставил Светлане и улетел в Сочи. Удалось снять койку у одной старушки недалеко от моря. После сухого саратовского воздух в Сочи показался влажным и душным, но тенистые аллеи и море спасали от духоты. Городской пляж, покрытый галькой мне не понравился. Чтобы полежать у воды надо было арендовать деревянные лежаки. А чтобы их захватить, нужно было приходить на пляж рано утром и стоять в очереди. Первый день я промучился, загорая на камнях. На второй день я стал изучать другие возможности удобного освоения моря. За сетчатым забором был песчаный пляж ведомственного санатория, и я решил, что буду отдыхать там. Тренировочные брюки и майку я одел на голову в виде чалмы, заплыл в море и, обогнув в воде санаторское ограждение, всадился на песок чужой территории. Расстелил брюки  в тени куста акации и расслабился в неге. Некоторое время спустя я сквозь дрёму услышал женский голос: «молодой человек, вы заняли наше место». Я повернулся на бок и увидел перед собой две пары стройных женских ног. Я сел и извинился, что не заметил табличку с указанием имени владельцев того места, на котором я сижу. Девушки с улыбкой приняли мою шутку и спросили давно ли я прибыл в санаторий и в какую смену хожу на обед. Я понял, что они только что пришли с завтрака и стал расспрашивать их о том: давно ли они прибыли и в каком корпусе они остановились. Одним словом, завязалась ни к чему не обязывающая светская беседа. Одна из них спросила: не Юрий ли я Яковлев, который снялся в фильме «Идиот». Я ответил, что брат Юрия (имея в виду, что мой брат и вправду Юрий) и зовут меня Владимир и что я вовсе не идиот. Так перебрасываясь шутками, мы купались и загорали до самого обеда. Когда девушки ушли, я тоже уплыл  восвояси.  Вечером мы с девушками гуляли по городу, и они мне рассказали, что они прибыли из города Горького, что они студентки консерватории, что они участвуют в КВН и являются членами «культурного патруля» города, пропагандирующего классическую музыку в молодёжных коллективах. Мне нелегко было поддерживать беседу, так как я был слабо подготовлен в знании музыкальных произведений классического репертуара. Я заметил, что интересуюсь джазом. Но и тут они дали мне сто очков вперёд. Когда подошло время возвращаться в санаторий, я сказал, что мне ещё надо зайти на городской переговорный пункт, где неизвестно когда соединят телефон. Там можно было ожидать вызова часами, и поэтому девушки с пониманием расстались со мной. На другой день мы снова встретились на пляже. Я принёс арбуз и угощал их. После очередного заплыва в море мы обнаружили, что наш арбуз облюбовали осы. Отогнав ос, мы продолжали есть арбуз, и тут одна оса укусила меня в зад на границе плавок. Уйдя на обед, я почувствовал жар и отсутствие аппетита. К вечеру поднялась температура, на что всполошилась моя хозяйка. К врачу обращаться было нельзя, так как я не был прописан и являлся нелегальным гостем города Сочи, за что хозяйка могла быть подвергнута штрафу. На другой день хозяйка потребовала чтобы я немедленно уезжал. Я был настолько слаб, что не мог выстаивать огромную очередь за билетом на самолёт. Тогда хозяйка взяла инициативу в свои руки. По своим каналам уже через два часа она принесла мне билет на Саратов с отлётом вечером. К этому времени мне немного получшело, и я решил пойти попрощаться с девушками и купить фруктов в дорогу. Выполнив всё это, я уже в девять вечера прибыл в Саратов. В самолёте я испытывал недомогание, да и дома я имел жалкий вид. Прошла всего одна неделя моего отпуска, и я с новым приливом сил включился в научную работу. К выходу шефа из его отпуска я доложил новые экспериментальные результаты, обработанные и упакованные в научную главу диссертации. Иногда вредные насекомые могут приносить пользу. Недаром медики говорят, что яд в малых дозах является лекарством. Можно было уверенно дорабатывать рукопись,  готовить иллюстрации и искать машинистку для перепечатки окончательного варианта.

Диссертация написана
С рукописным вариантом моей диссертации произошёл казус накануне 1965 года. В конце года, как всегда, мы с аспирантами  решили отметить свои успехи праздничным застольем. Хорошая закуска и возлияния создали хорошее настроение, и в 10 часов вечера мы стали расходиться. С Ильёй Антоновичем Улановым я затеял какой-то научный спор, и, продолжая его, я стал сопровождать Илью к остановке третьего трамвая. На плече у меня висела красивая голубая сумка с изображением спутника и надписью «12 апреля 1961 года». В сумке лежал единственный окончательный вариант рукописи. Мне было по пути с Ильёй, так как я ехал ночевать к тёще на шестую дачную остановку. В трамвае Илья вспомнил, что ему надо поздравить брата, живущего на второй дачной. Он предложил пойти с ним. Брат Ильи встретил нас приветливо и налил за поздравление. Мы немного посидели и разошлись. Только на третий день нового года я вспомнил про рукопись, но не смог найти её. Когда настали рабочие будни, я стал искать её в аспирантской и расспрашивать друзей о её пропаже. Илья на работу не приходил – позвонил, что заболел. Я сильно переживал, скрывая о беде дома, и начал заново создавать рукопись. Только на двенадцатый день по выздоровлении Ильи рукопись отыскалась. Черновой вариант диссертации я самостоятельно печатал на портативной машинке «Москва», которую подарил мне отец. Распечатка образца шрифта была сдана в комитет государственной безопасности. Так они контролировали возможность появления вредных листовок и самиздатовских книг.
Появился шанс попасть в очередь на защиту уже в текущем году. Но тут появилось неожиданное препятствие в виде конкурента на очередь. Выяснилось, что в Белоруссии один аспирант у академика Севернёва выполнил точно такую же диссертацию на тему внесения органических удобрений на поля как у нашего аспиранта Саши Дементьева. Всплыла статья в научном журнале «Сельскохозяйственные машины». Я уже ездил по Союзу, собирая отзывы от знакомых учёных — друзей нашего шефа, и мне было поручено провести разведку в Минске. Я поехал туда в командировку в Белорусский НИИ механизации сельского хозяйства им. академика Мацепуро. Н.С. Хрущев разоблачил культ личности И.В.Сталина, но культы и культики процветали повсеместно. Меня поразило, что рядом с вывеской самого НИИ весела такая же по габаритам доска с надписью: «В этом здании трудится выдающийся учёный академик Мацепуро». В библиотеке я удивился, что в сборниках научных трудов учёных института каждая вторая статья была подписана впереди истинного автора академиком Мацепуро. Вот это — культ!
Меня поселили в общежитии с тем самым аспирантом, в отношении которого я должен был произвести разведку. Я прожил там два дня пока не получил отзыв от академика Севернёва, шефа этого аспиранта. Заодно я выяснил, что у него очередь на защиту в г. Москве подойдёт только в следующем году. Следовательно, Саше надо выйти на защиту раньше. Из-за этого профессор Ульянов перенёс мою очередь на следующий год вместо Саши, а ему велел форсировать работу над диссертацией. Дементьев был в панике. Ведь кроме эксперимента у него другие разделы были только в планах. Шеф мобилизовал наши научные силы: кто помогал в теории, кто в обзоре литературы, кто правил рукопись, кто помогал с иллюстрациями. А у меня образовался простой, но профессор сказал, что просто сидеть на стипендии мне не резон. Шеф бегло просмотрел черновой вариант моей диссертации и дал добро на её окончательное оформление. Запас времени до защиты у меня был, и я решил в целях экономии денег сам оформить графическую часть иллюстраций для защиты. Фотографии и графику в рукописи я тоже выполнил самолично. Демонстрационных ватманских листов первого формата я изготовил 14 штук. Два из них профессор полностью забраковал - «выглядят как колхозные плакаты». Один лист с фотомонтажом шеф посоветовал положить в запас - «если будут вопросы по эксперименту».  Одновременно к началу нового учебного года мне следовало устроиться на работу. Алексей Фёдорович порекомендовал меня на кафедру экономики. Я с неохотой пошёл туда. Экономика мне страшно не нравилась. Но ведь работать было надо. Придя на кафедру, я спросил у лаборантки как мне увидеть доцента Гранберга. Гранберг, оказывается, сидел и пил чай за шкафом. И ему очень не понравилось, что я не употребил его имя отчество. Он не принял меня и отказал из-за этого в приёме меня на работу.
Тогда шеф порекомендовал меня зооветинституту, где должен был уйти на пенсию старший преподаватель Амплеев. Эта должность тоже не показалась мне престижной, но тем не менее, я пошёл туда знакомиться с администрацией и учебными возможностями. Вводил в курс дела меня декан зоотехнического факультета Иван Ильич Свинолупов. В институте везде пахло животными и лекарствами. Это меня не страшило. А вот учебная база по механизации располагалась в полуподвальном помещении, где кроме учебных столов размещались довоенные сельскохозяйственные машины, давно снятые с производства. Учить на них студентов Вуза не было смысла. Ведь в это время шла модернизация сельского хозяйства, и таких машин давно не было в колхозах и совхозах. Свинолупов прямо сказал мне, что одной из важнейших задач моих будет полная замена машинного парка и создание современной кафедры механизации промышленного животноводства. Это меня вдохновило, и я согласился работать в институте. 10 сентября 1965 года я был принят на должность старшего преподавателя механизации сельскохозяйственного производства зоотехнического факультета.
Начались трудовые будни институтского преподавателя и учёного. Как происходила защита диссертации без отрыва от производства я не могу даже вспомнить такой темп задала новая жизнь.
Во второй части своей повести я описываю свои трудовые и житейские будни, создание кафедр, научных лабораторий, подготовку студентов и научной смены, а также свои увлечения, путешествия, творческие застолья с друзьями, взаимодействие и конфликт с КПСС, трудности в период перестройки общественной формации и развала СССР.
 
Приложения к первой части
УЛЬЯНОВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ - Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР.
 (1905, с.Екатериновка Самарского округа - 1980, Саратов).
Окончил Средне -Волжский с.х.институт. Работал в Омске, Москве.
 С 1937 - заведующий кафедрой с.х.машин Саратовского института механизации с.х.
В 1932 году при переводе Московского машиностроительного
института  в город Саратов и переименовании его в
сельскохозяйственный  вуз была создана кафедра
"Сельскохозяйственные машины". Большой вклад в становление
кафедры внес доктор технических наук, профессор, заслуженный
деятель науки и техники РСФСР Алексей Федорович Ульянов,
который заведовал кафедрой с 1937 по 1978 гг. - 41 год.
С 1978 по 1983 гг. кафедру возглавлял ученик А.Ф.Ульянова, доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР  Коба Виктор Григорьевич.
С 1983 г. и по 2008 гг. заведующим кафедрой сельскохозяйственных машин работал доктор технических наук, профессор Александр Григорьевич Рыбалко.
С 2009 г. в должности заведующего кафедрой работает доктор  технических  наук,  профессор,  Демин  Евгений
Евгеньевич.
На кафедре сельскохозяйственных  машин был доцент Рябов Пётр Иванович, который начинал работу на кафедре вместе с профессором Росточка он небольшого, белобрысенький с намёком на благородную седину. Лицо круглое, востроносое, руки неожиданно сильные в рукопожатии. Сказывается постоянная физическая работа в саду, в который он просто влюблён: «Сад – это моя жизнь, моё здоровье, моё долголетие!». Рябов ухитрился много лет проработать с шефом и был напрочь лишён амбиций, раз и навсегда признал приоритет профессора, никогда не высовывался, не перечил, иногда «получал» от его крутого характера, но воспринимал это смиренно, и потому был бессменным заместителем шефа на кафедре. При этом оставался добрейшим и умнейшим человеком, в котором было очевидным его интеллигентское начало. Пётр Иванович когда-то пытался заняться докторской диссертацией, но быстро понял, что это переводит его в разряд возможных конкурентов шефа, и тогда дружбе с шефом и безмятежному существованию на кафедре конец. Он забросил свою работу, и превратился по сути в этакого «стригуна купонов» от науки. Шеф иногда не мог удержаться от искушения «куснуть» Петра Ивановича по поводу его научной бесплодности.- Наука, штука такая, - говорил он, её надо двигать. Назад двигать начальство не велит, вперёд способностей не хватает, тогда, чтобы застоя не было, остаётся только делать так, как это делает Рябов: из стороны в сторону, из стороны в сторону!» Пётр Иванович смущённо улыбался этой вроде бы шутке профессора, только пощипывал кончик своего остренького носика.
Были на кафедре два старших преподавателя: Стукалин Юрий Иванович и Остроухов Алексей Иванович. Первый, высокий, чуть сутуловатый мужчина с крупным, худощавым лицом, гладко зачёсанными назад тёмными волосами и прокуренными жёлтыми зубами. Наукой не занимается и как огня боится разговоров на эту тему. Когда речь идёт о научных планах кафедры, старается незаметно, потихоньку улизнуть. Его тяготят другие заботы: у него две дочери, и не всё благополучно с женой. Но преподаватель он хороший. На его науку, видно, шеф махнул рукой.
Второй – Остроухов, коренастый плотный, лысоватый с широким и улыбчивым лицом, тронутым перенесённой в детстве оспой. Умница и большой труженик. Он давно бы сделал диссертацию и защитился, но шеф ему хода не даёт. Его устраивает, что Алексей Иванович трудится как хорошая лошадь. Он освоил теоретический курс и читает лекции, заменяя профессора, когда тот бывает в командировках, или по другим причинам не может, или просто не хочет сам идти с лекцией в аудиторию. Алексей Иванович сетует постоянно, что шеф над ним издевается, не даёт нормальной темы для диссертации А мне он предлагает темы, в которых все эксперименты надо проводить не в лаборатории кафедры, а в поле. Да это бы ничего! Но ведь он в поле-то меня не отпустит ни за что, и экспериментальную установку делать не позволит на кафедре, скажет учебный процесс ломать нельзя, скажет места мало, материалов нет! Алексей Иванович уволился с кафедры и перешёл на работу в Саратовский сельскохозяйственный институт, где довольно быстро и успешно защитил диссертацию и потом, уже будучи кандидатом наук и доцентом, долго работал в этом качестве.
Бессменным секретарём Алексея Фёдоровича была Мангушева Нина Николаевна. Она чётко выполняла инструкции шефа, и, посути, была диспетчером. Когда шеф умер, она была инициатором установки мемориальной доски на стене кафедры.
Вторым руководителем по моей диссертации бал Виктор Григорьевич Коба- ученик Ульянова.
Основным направлением научной деятельности Виктора Григорьевича стала наука в области механизации животноводства.  В 1963 году в Сартовском институте механизации сельского хозяйства была созжана соответствующая кафедра. Заведующим кафедрой механизации животноводческих ферм (МЖФ) был Борис Васильевич Кононов (в первом ряду в середине снимка). Коба сидит по правую руку от него. Рядом ктн Свириденко.Когда Кононов перешёл на должность проректора по науке, заведующим кафедрой стал В.Г.Коба. Жизнь Кобы была настолько поглощена наукой, что он буквально дневал и ночевал на кафедре, и даже варил себе там обеды и ужины.
Автор этой книги был первым подготовленным В.Г.Кобой кандидатом наук .
Учеником в науке у Кобы В.Г. был известный депутат Госдумы России  Володин Вячеслав Викторович. В 2015 году он был заместителем главы администрации  Президента РФ.

Об авторе
Платонов Владимир Васильевич 1938 года рождения в 1960 году окончил Саратовский институт механизации с.х. им. М.И. Калинина по специальности инженер-механик, и по окончании руководил опорным пунктом Всесоюзного института электрификации сельского хозяйства  (ВИЭСХ) при совхозе Вольновский в Саратовской области, окончил аспирантуру по кафедре сельскохозяйственных машин, имеет учёную степень кандидата технических наук и учёное  звание доцента, 12 лет заведовал кафедрой механизации и электрификации сельского хозяйства Саратовского зооветеринарного института, с 1978 года   заведовал научным отделом Всесоюзного НИИ охраны труда в сельском хозяйстве ( г. Орёл). Он имеет 16 изобретений и более 250 научных публикаций. С 1990  по 2001 год работал доцентом на кафедре конструирования электронно-вычислительных машин Орловского технического университета, а с 2001 по 2010 год работал профессором  и заведующим кафедрой профессионального обучения Орловского государственного университета. В настоящее время он работает профессором кафедры технологии и предпринимательства на факультете технологии, предпринимательства и сервиса, руководит студенческим научным кружком и аспирантурой. В.В. Платонов награждён нагрудным знаком «Изобретатель СССР», рядом медалей ВДНХ СССР и медалью «Ветеран труда». Автор женат на Светлане Михайловне 1940 года рождения, имеет двух сыновей- Владимира (1964г.р., жена Марина) и Олега(1971г.р., жена Людмила), внучку Татьяну от первой жены Владимира Лилии, внука Артёма от Олега и Люды.