Гражданская война в Поволжских губерниях. ч. 29

Гражданская война в Поволжских губерниях.  1918 год.

Начало.

Рассмотрим некоторые особенности боевых действий в Поволжье в 1918 году.
Об этом имеется довольно обширная, но малоизвестная у нас белоэмигрантская литература. Постараемся проанализировать некоторые воспоминания участников тех событий, опубликованные, в разное время, в эмигрантской прессе, на Западе.
(Большинство этих материаловсодержатся в сборнике «1918 год на Востоке России», составленном под  редакцией доктора исторических наук СВ. Волкова).
Надо сказать, что эти воспоминания  очень разные, как по своему содержанию, так и по манере речи и способу их  изложения.
 
Часть статей носят явно пропагандистский характер и написаны в духе известной песни: «Мы победили и враг бежит, бежит, бежит!!!».
Белогвардейские офицерские роты у  них запросто громят «отборные» полки и дивизии красных войск, составленные из матросов, латышей, мадьяр, китайцев и «отборных» коммунистов, лихо «выбивая» «красных» из Самары, Казани, Саратова или Симбирска.
Потом мелькОм сообщается, что «под давлением красных орд» белые, спустя короткое время, почему-то «оставили» эти же города.
 
Откуда брались эти самые «орды» у красных, если их так лихо истребляли, а население, по уверениям таких авторов, поддерживало белых чуть ли не поголовно - не уточняется.

К примеру, автором широко распространенной и поныне, сплетни о том, что Красная армия была сборищем латышей, китайцев мадьяр и высокооплачиваемых наемников, был бывший морской министр в правительстве Керенского полковник Лебедев Владимир Иванович.
Он был правым эсэром, избирался членом  Учредительного собрания, а летом 1918 года стал членом  Самарского военного штаба, и являлся кем-то вроде комиссара при военном  министре в правительстве  Комуча.Все приказы и распоряжения военного министра Комуча Галкина шли за ДВУМЯ подписями: его и Лебедева. (Чисто комиссарский контроль, на манер Красной Армии той поры!)
Еще в  1919 году В.И. Лебедев  опубликовал в  Нью-Иорке большую статью «Борьба русской демократии против большевиков», в которой утверждал:
«В конечном итоге большевиками выработался особый вид наемной армии, состоявшей из военнопленных, главным образом мадьяр, китайцев, работавших раньше на Мурманской железной дороге, латышских частей, примкнувших почти целиком к советской власти, и подонков русского населения, польщенных громадными деньгами, которые платила им советская власть, легкостью службы, привилегированным положением и, главным образом, возможностью хорошего питания, ибо все это время вся внутренняя Россия страшно голодала и только Советы и Красная армия роскошествовали и получали прекрасный паек…».

О том, какие деньги, на самом деле, нередко получали в то время белогвардейцы,  мы еще поговорим, а пока лишь отметим, что эта статья бывшего министра Керенского и комиссара Народной армии Комуча, была ярким образчиком откровенной пропаганды, наполненной различными мифами.
Например, в своей статье Лебедев  утверждает:
«Мы знаем только о том, что в первый же день своего вступления в Казань большевики расстреляли массу народа, что эта вакханалия длилась несколько дней и были известия, будто германские офицеры старались внести некоторое успокоение и удержать большевиков от зверств».
Потом эту его сплетню про каких-то «германских офицеров», которые-де руководили частями Красной Армии и «сдерживали ее» (!!!) от особо массовых  зверств, стеснялись повторять даже белогвардейские пропагандисты, но для американской публики 1919 года, опьяненной недавней победой над Германией в Мировой войне, она, безусловно,  была первоклассной сенсацией.

В любом случае, даже в таких статьях, порой содержится интересная фактура, которую мы и постараемся рассмотреть и проанализировать.


Итак, к маю 1918 года, почти на всей  территории европейской части России была установлена  Советская власть. (Произошло то, что Ленин тогда назвал «триумфальным шествием» Советской власти).
Исключением были небольшие казачьи районы Оренбургского и Уральского войска, где, с переменным успехом,  шли боестолкновения казачьих отрядов с отрядами красногвардейцев, которые направили туда «для борьбы с контрой».
(И те, и другие отряды сложно называть «войсками», т.к. в них отсутствовала настоящая дисциплина, они имели тогда полуанархический способ комплектования, выборных начальников  и крайне низкую боеспособность).
 
Да и сама Советская власть той поры была крайне слабой,  а во главе выбранных населением советов оказывались, порой, случайные люди, авантюристы, а порой и настоящие преступники, которые прикрываясь авторитетом власти, подчас творили разные злодеяния, дискредитируя ее в глазах населения.
 
О том, насколько разной была тогда обстановка в тех или иных городах России и как сильно ситуация в них  зависела от личности тех, кто оказался «у кормила власти», свидетельствуют и сами белогвардейцы.
В статье «ЗАПИСКИ БЕЛОГВАРДЕЙЦА. Начало Белого движения», впервые опубликованной в 1923 году в Берлине, в «Архиве русской революции», говорилось:
«Пенза в ту пору производила с виду более спокойное впечатление. Эсеровские и другие комитеты времен последнего периода власти Временного правительства были заменены Советами лишь в январе месяце, и притом это произведено было большевиками так несмело, что власть их, казалось, будет весьма недолговечной. Кроме этого, местный губернский комиссар по фамилии Кураев, по-видимому более идейный человек, чем какие встречались в других городах, оказался довольно культурным и дикостей проявлялось значительно менее. А это клало известный отпечаток на весь город.
Зато в следующий период, к осени того же года, говорят, этой местности пришлось перенести все ужасы жестокого террора, проявленного председательницей Чрезвычайной комиссии, видимо извращенной садисткой, еврейкой по фамилии, кажется, Бош.
Она так зверствовала, что сам Троцкий обратил на нее внимание и отозвал ее оттуда…».

Примерно то же самое рассказывает об обстановке в Самаре и полковник В. О. Вырыпаев:
«В начале 1918 года в Самаре было самое неопределенное положение. Благодаря умеренности председателя революционного трибунала (Куйбышева) большевики держали себя довольно скромно, если не считать некоторых реквизиций и того, что наиболее видные представители самарской буржуазии за невнесение возложенной на них денежной контрибуции попали в тюрьму. Правда, посидели они недолго, неделю с небольшим, потом, поторговавшись до сходной суммы, уплатили ее и были выпущены до следующего заключения и следующей контрибуции.
Однако на митингах ультралевыми ораторами произносились уже довольно смелые выкрики о всемирной революции, о пожертвовании всей страной ради 3-го Интернационала, о классовой борьбе и т. п.
А одна наиболее ретивая большевичка, товарищ Коган, настойчиво рекомендовала сейчас же начать классовую войну. А для этого она предлагала сорганизовать небольшие, хорошо вооруженные отряды по 12-— 15 красногвардейцев. Эти отряды, наметив себе буржуазные дома, должны были делать ночные налеты и истреблять всех живущих в этих домах, включительно до грудных младенцев. По ее глубокому убеждению, ребенка буржуазных родителей перевоспитать невозможно: все равно, рано или поздно, а буржуазная кровь скажется.
Председатель революционного трибунала товарищ Куйбышев, тот самый, чьим именем теперь город Самара называется, возразил ей:
— Хорошо, сегодня в ночь мы истребим таким образом жителей в 10—15 домах, а завтра тысячи таких домов восстанут против нас...
От подобных угрожающих выкриков, как Коган, а также от доносившихся отовсюду слухов о большевистских бесчинствах и произволе большинство жителей в Самаре как-то притихли и попрятались по своим норам. Многие избегали посещать такие митинги».

Как видим, свои кровожадные намерения высказывала тов. Коган ЛИЧНО,  и это были ее собственные убеждения и вИдение того, как надо делать «мировую революцию».
Советская власть в лице своих официальных представителей ничего подобного, разумеется, не требовала. Не случайно и В.В. Куйбышев вступил с тов. Коган в публичную полемику.
Так что дураков и разных подонков, к сожалению,  хватало везде, в т.ч. и в выборных органах Советской власти, куда нередко пролезали те, кто умел красиво говорить на многочисленных митингах и разных «заседаниях» того времени.


В крупных городах (Казань, Самара, Симбирск, Саратов и т.д.) существовали подпольные офицерские организации. Надо отметить несколько особенностей их деятельности:
- они были крайне малочисленными (насчитывая по несколько десятков активных членов). Огромная масса офицеров (особенно кадровых), проживавшая в этих городах, отнюдь не спешила вступать в эти подпольные организации.
Полковник В.О. Вырыпаев вспоминал о своей тогдашней жизни в Самаре: «…в городе существует противобольшевистская организация, состоящая в большинстве из учащейся молодежи, а также из прапорщиков и подпоручиков (военного времени). Во главе организации стоит подполковник артиллерии Галкин. Они просили и меня вступить в организацию и помочь им. Галкину обо мне они уже говорили, и он будет рад меня видеть.
Занятый волокитой в Совете народного хозяйства, я не спешил увидеться с Галкиным. Но узнал, что в Самаре в это время было около 5000 офицеров и в эту организацию почти никто из них не входил».
Отметим, что по этому свидетельству Вырыпаева, из пяти тысяч (!!!) офицеров, осевших в Самаре, в подпольную организацию Галкина почти никто не захотел вступить.
- вся их деятельность, в ту пору, как правило, ограничивалась «подпольными» заседаниями и обсуждением извечных русских вопросов: «Кто виноват?» и «Что делать?»;
- крайне слабой и наивной конспирацией.
 
Вот что об этом вспоминал тот же полковник В. О. Вырыпаев:
«Как бы общим паролем для всех членов организации была популярная в то время игривая песенка «Шарабан». И когда появлялся какой-нибудь новый человек среди членов организации, то не знавшие его спрашивали своих людей: «Кто?» 
И если получали ответ: «Он — шарабанщик», это значило: «свой».
Песенка «Шарабан» впоследствии играла большую роль в жизни Народной армии и охотно распевалась во всяких случаях жизни бойцов». (В. Вырыпаев КАППЕЛЕВЦЫ («Вестник первопоходника». Январь 1964 — март 1965. № 28—42.)

А вот что вспоминал о конспирации в подпольной офицерской организации в Казани подполковник Ф. Ф. Мейбом:
«Наконец, образовалась тайная офицерская организация, возглавленная генералом Поповым… генерал Попов был арестован и отправлен в Москву на суд, где и был расстрелян. Начались аресты и расстрелы на месте. Чека нашла списки членов организации при обыске квартиры генерала Попова. (Совершенно непонятно, как можно было хранить списки членов тайной организации на квартире возглавляющего эту организацию!)…» (Ф.Ф. Мейбом. «Тернистый путь» «Первопоходник». Февраль 1975 — декабрь 1976. № 23—34.)

Объявленная большевиками регистрация офицеров тоже не стала каким-то из ряда вон выходящим событием. Абсолютное большинство офицеров спокойно явилось на это мероприятие.

Вот что вспоминает об этом подполковник Ф.Мейбом:
«В Казань приехал главнокомандующий Красной армией, в прошлом капитан Муравьев. Он издал приказ, требовавший немедленной регистрации всех офицеров. За невыполнение такового — расстрел.
Я видел позорную картину, когда на протяжении 2—3 кварталов тянулась линия офицеров, ожидавших своей очереди быть зарегистрированными. На крышах домов вокруг стояли пулеметы, наведенные на господ офицеров. Они имели такой жалкий вид, и мне казалось — закричи Муравьев: «Становись на колени!» — они бы встали.
 
Таких господ офицеров мы называли «шкурниками». Им было наплевать на все и всех, лишь бы спасти свою собственную шкуру. Им не дорога была честь, а также и Родина…

Создавались различные тайные организации, но все они быстро разоблачались, так как не было опыта в конспирации, да зачастую офицеры — шкурники — продавали своих же братьев офицеров за какую-либо мзду».
Были, конечно и такие офицеры, которые не захотели участвовать в регистрации и перешли на нелегальное положение. Но их было очень мало.

Примерно то же самое о регистрации офицеров, которая тогда проходила  в Москве,  вспоминал поручик С. Мамонтов:
«Регистрация происходила в бывшем Алексеевском военном училище в Лефортове. Мы отправились посмотреть, что будет.
На необъятном поле была громадная толпа. Очередь в восемь рядов тянулась на версту. Люди теснились к воротам Училища, как бараны на заклание.
Спорили из-за мест.
 Говорили, что здесь 56 000 офицеров, и, судя по тому, что я видел, это возможно.
И надо сказать, что из этой громадной армии только 700 человек приняли участие в боях в октябре 1917 года.
Если бы все явились, то все бы разнесли и никакой революции не было. Досадно было смотреть на сборище этих трусов.
Они-то и попали в Гулаги и на Лубянку. Пусть не жалуются».

Так же спокойно прошла регистрацияофицеров и в Самаре (где было около 5 000 офицеров) и многих других городах. Ни к каким массовым репрессиям, или столкновениям они не привели.

Катализатом для развязывания активных боевых действий в Поволжье и Сибири послужило восстание чехословацкого корпуса в мае 1918 года.
Можно много спорить о том, что стало причиной этого восстания:  Съезд делегатов всех частей Чехословацкого корпуса в Челябинске 20 мая 1918 годаи образование на нем Военного Совета для координации действий корпуса и установления связи с местными антибольшевистскими организациями, или требование Троцкого о полном разоружении чехословацких эшелонов, или организаторская роль Антанты, стремившейся использовать относительно высокую боеспособность и организованность этих войск для свержения зыбкой (как многим тогда казалось) власти Советов, или нежелание самих чехословаков «разменять» сытую, спокойную и мирную жизнь в российском тылу на скорую перспективу оказаться в штурмовых цепях, на Западном фронте, перед германскими пулеметами и орудиями.
 
Наверное, все эти факторы сыграли определенную роль в том, что чехословацкие эшелоны, мирно катившиеся по всей России и Сибирской магистрали к Владивостоку, вдруг восстали и приняли активнейшее участие в Гражданской войне на стороне «белых».
В любом случае, подготовку этого восстания вели давно и очень тщательно. Слишком уж дружно восстали,  разрозненные на сотни верст друг от друга, чехословацкие эшелоны, слишком активно они сразу же поддержали «белых», быстро заменив своих прежних командиров  (пытавшихся  придерживаться нейтралитета) на новых полководцев, которые за считанные недели «выросли» от никому не известных пленных капитанов и фельдшеров  до генералов командовавших армиями и фронтами.

К примеру, Ян Сыровы, бывший офицер австрийской армии, поручик,  Его головокружительной карьере мог бы позавидовать и сам Наполеон: в начале восстания он командир 2-го полка Чехословацкого корпуса, затем командир группы, тут же получает звание полковника, а с августа 1918 года Я. Сыровы  уже  генерал-майор и командир всего Чехословацкого корпуса!!! Затем он и вовсе становится  командующим  Западным фронтом в колчаковских войсках.
 
Генерал Станислав Чечек. В Австро-Венгрии он  закончил торговое училище и  был призван на действительную службу в австрийскую армию, где прошел подготовку на курсах офицеров запаса. С 1911 работал бухгалтером в филиале чешской фирмы «Laurin & Klemеnt» (с 1925 г. это автоконцерн «Шкода») в Москве.
С началом первой мировой войны остался в России. В августе 1914 года вступил добровольцем в Чешскую дружину русской армии, командовал ротой, батальоном. За мужество и умелое руководство был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.
В 1917 участвовал в формировании Чехословацкого корпуса. 6 сентября 1917 года назначен командиром 4-го стрелкового полка имени Прокопа Голого.
Присутствовал 20 мая 1918 года на том самом Съезде делегатов всех частей Чехословацкого корпуса в Челябинске. Вошёл в образованный тогда Военный Совет из трёх лиц для координации действий разрозненных групп корпуса и установления связи с местными антибольшевистскими организациями.
Во время мятежа чехословацкого корпуса (май 1918) принял командование эшелонами, сосредоточенными в районе Пензы, став командующим одной из самых крупных групп Чехословацкого корпуса - Пензенской. Выступил против большевиков в Пензе 28 мая 1918 г., затем двинул свои силы на Сызрань. Участвовал в свержении советской власти в Самаре 8 июня 1918. При его активной помощи взята Уфа. Организатор успешного продвижения антибольшевицких войск на Симбирск. В начале июля 1918 г., снова прибыл в Самару в чине полковника на посту начальника 1-й Чехословацкой дивизии. Приказом от 17 июля 1918 Чечек был назначен Главнокомандующим всеми войсками Народной армии и мобилизованными частями Оренбургского и Уральского казачьих войск. С середины июля 1918 — командующий Поволжским фронтом Народной армии КОМУЧа. Генерал-майор (2 сентября 1918), один из лидеров Чешского Национального Совета в Сибири в 1918—1920 гг.
В октябре 1918 отбыл во Владивосток. В это время он начал терять свое влияние на личный состав Чехословацкого корпуса, который устал от войны и желал возвращения на родину.Командующий группы войск Чехословакии в Сибири (январь 1919 -сентябрь 1920). В составе Чехословацкого корпуса в сентябре 1920 эвакуирован из Владивостока в Чехословакию.

Наиболее известный чешский «полководец» Гайда Радола (он же Гейдль Рудольф), был всего лишь фельдшером в  австрийской армии. В белых войсках Восточного фронта он уже генерал-майор и командующий Екатеринбургской группой войск; в январе - июле 1919 г. Гайда - командующий Сибирской армией у Колчака. С  17 января 1919 года он генерал-лейтенант.
17 —18 ноября 1919 г. Гайда предпринял во Владивостоке попытку мятежауже против адмирала Колчака, после подавления которого убыл в Чехословакию. 16 декабря 1927 г. лишен чина и заключен в тюрьму за попытку переворота и по обвинению в шпионаже в пользу СССР.
В общем, авантюрист из Гайды получился знатный.
(Однако к его чести, надо подчеркнуть, что он, пожалуй, был единственным чехословацким генералом, кто призывал (и хотел) драться с немцами после Мюнхенского сговора 1938 года, когда Англия и Франция дали Гитлеру «добро» на раздел Чехословакии).

А вот у  бывшего командира чехословацкого корпуса, назначенного на эту должность Временным правительством, неожиданно карьера «пошла на конус».
В  статье «ЗАПИСКИ БЕЛОГВАРДЕЙЦА» есть упоминание об этом (начисто забытом, ныне, у нас) генерале, с очень интересным вариантом написания его фамилии:

«В своих разъездах в конце марта месяца я столкнулся по линии Рязано-Уральской железной дороги с чехословацкими войсками, тянувшимися через Самару на восток. Вид был у них хороший, дисциплинированный, и они разительно отличались от растерзанных наших солдат, оставшихся еще до того времени по гарнизонам.
По дороге и на станциях я слыхал, что появление их в этих местах произвело на местных крестьян потрясающее впечатление, и тотчас же разнесся слух, что пришли немцы для восстановления порядка. Это сразу сбавило у всех тон…
Некоторые местные организации пытались войти в контакт тогда же, еще в марте месяце, с чешским командованием и начальником их корпуса, генералом русской службы Шохор-Троцким, но из этого ничего не вышло, ибо чехи отказывались от переговоров, ссылаясь на объявленный ими нейтралитет и на то, что они находятся в зависимости от французского правительства, которое предполагает их отправить на Западный фронт во Францию…»

Как вам нравится этот генерал «Шохор-Троцкий»?!
Даже учитывая то, что статья была издана в Берлине в 1923 году, в момент пика славы и карьеры «нашего» Льва Давидовича Троцкого, это звучит очень необычно.

Автор статьи, разумеется,  имелв виду русского генерала Владимира Николаевича Шокорова.
Он был православного вероисповедания и даже окончил Николаевскую академию Генерального штаба, еще в далеком 1900 году. В годы ПМВ Шокоров командовал 55-м Подольским пехотным полком, затем он  начальник штаба 39-го арм. корпуса и  начальник  46-й пех. дивизией. По просьбе председателя Чехословацкого национального совета Г. Масарика 09.10.1917 Шокоров поступил на чешскую службу и 15.10.1917 года был назначен командующим Чешско-Словацким корпусом.
Именно он, поначалу, и осуществлял эвакуацию корпуса с Украины по Транссибирской железной дороге на Дальний Восток, т.к. после Брест-Литовского мира Чехословацкий корпус передавался войскам Антанты (на фронты Франции) и через Владивосток должен был быть переброшен в Европу. После выступления чехословацких легионов в мае 1918 г. против советской власти, он  прибыл на Урал.
Что-то у него там не заладилось и с чехословацкими  и с «белыми» начальниками. В его биографиях, обычно  пишут туманную фразу: «…генерал Шокоров получил статус генерал-инспектора чехословацких войск в России. Генерал Шокоров, используя свое новое положение, чтобы оправдать свой пост и придать ему высокий авторитет, игнорируя командование других Белых войск на Урале и в Сибире, стал издавать собственные приказы русским командующим частями, дивизиями, корпусами, армиями и фронтами, что вносило путаницу в проведении боевых операций. Такая ситуация продолжалось (16.07 — 11.1918) до прихода к власти адмирала Колчака, который упразднил многие соединения и части Сибирских армий».
Во всяком случае, генерал Шокоров сохранил добрые отношения с Масариком, а в 1920 г.  благополучно эмигрировал в Чехословакию, где находился на военной службе, был генералом для особых поручении министерства национальной обороны. В 1925 вышел в отставку, президентом Чехословакии Г. Масариком награжден почетным оружием (1928).

Отчего его наш эмигрант обозвал «Шокор-Троцким»  я так и не понял.
Впрочем, вернемся к событиям 1918 года в России.

Подробно рассказывать о чехословацком мятеже я не стану, т.к. ранее уже останавливался на этой теме (см. http://www.proza.ru/2012/01/18/491).
Но периодически возвращаться к ней, говоря о Гражданской войне в Поволжье, конечно, придется.

Очень интересный анализ этого вопроса дан в статье штабс-капитана А.Е. Котомина «О чехословацких легионерах», впервые опубликованной в Париже, в 1930 году:
«При том хаотическом состоянии, в коем находились вооруженные силы большевиков, и зачаточности, в подполье, сил их противников, выступление 12 000 организованной массы чехословаков было действительно весьма крупным событием для того, но и только для того, момента.
…большевики, бежавшие вначале без оглядки при одном имени «чехи», оправились, ибо первый удар, который был настолько ошеломляющим своей неожиданностью, что, при условии дальнейшего его развития, чешские, сербские отряды и русская добровольческая Народная армия могли бы, чуть ли не на плечах бегущих коммунистов, выйти на Московскую дорогу, — этот первый удар не был своевременно развит, и это случилось по многим причинам.
Я лично считаю эти причины следующими:
1) отсутствие определенного задания у руководителей движения;
2) полная неспособность поставить дело не на митинговую, а на серьезную, чисто военную почву;
3) не было дано населению действительной уверенности в правоте этого дела из-за бесконечной расплывчатости лозунгов, провозглашаемых на митингах и в воззваниях;
4) отсутствие единой руководящей авторитетной роли у главнокомандования, так как генерал Чечек не был популярен среди русского населения и отрядов, а следовательно, и не имел достаточного авторитета;
5) открытый вывоз золотого запаса из кладовых государственного казначейства и перевод его в депозит эсеровского Комуча.
Последнее послужило одним из сильнейших средств пропаганды большевиков, во множестве оставшихся в Казани…

Большевики распространяли слухи, что чехи и эсеры пришли не для освобождения Казани, а для вывоза русского народного достояния — русского золота, и что они это проделают и в других городах.
Эта пропаганда возымела свое действие и в сильной мере воспрепятствовала дальнейшему притоку добровольцев…
Так как ни уговаривания, ни воззвания, ни митинги не помогали, то в отношении местного крестьянского населения были приняты крутые меры — вплоть до насильственной мобилизации крестьян с угрозами расстрела дезертиров.
Но население в своей массе оставалось глубоко равнодушным к различного рода «демократическим» призывам, ибо оно уже один раз больно обожглось на этих лозунгах…».

Обратите внимание на то, КАК население России восприняло вывоз ее золотого запаса белогвардейцами из Казани в Омск.
(Сейчас нам это превозносят, чуть ли не как величайшее благодеяние «белых» (при том что огромная часть русского золотого запаса при этом исчезла, неизвестно куда).
А вот значительная часть тогдашнего населения России (даже те, кто отнюдь не симпатизировал «красным») воспринимало этот захват золотого запаса как национальное унижение, т.к.  подозревали что «белые» вожди, совместно с чехословаками,  его попросту украдут. (Что и произошло, в итоге).
Это серьезно подорвало авторитет «белой» власти и отрицательно сказалось на добровольческом движении у белых.
И об этом прямо пишет белый штабс-капитан, в своих воспоминаниях!!!

В следующей главе продолжим разговор о Гражданской войне на Поволжье в 1918 году .

На фото: Колчак (в центре), слева от него чех Р. Гайда.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/08/03/1542


Рецензии
Из сытой Пензы в европейскую мясорубку никто не хотел идти, примерно те же настроения были и в Петрограде в 1917 году.

Одни мерзли в окопах, а другие устраивали революцию...

Андрей Бухаров   03.08.2015 08:12     Заявить о нарушении
Согласен с тобой, Андрей!
Спасибо за отзыв!
С уважением,

Сергей Дроздов   03.08.2015 19:45   Заявить о нарушении
См. Наши права на разбитое корыто

Андрей Бухаров   03.08.2015 20:21   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.