Мешшуга

Поначалу, когда я только переступил порог квартиры Федора и Оксаны, моих добрых приятелей, почти что друзей, я долго рассматривал картину, висевшую на дальней от входа стене широкого коридора. Конечно же, если можно было назвать подобное картиной – в прямоугольной деревянной резной рамке, покрытой коричнево-бордовым лаком, был вставлен кусок обоев, по цвету разительно отличающихся от покрытия коридора: в самом коридоре, от входа в гостиную и до кухни, скрытой за углом, обои были кремово-песочные, с грубоватым теснением, в котором с трудом угадывался четкий узор. В рамке же был кусок сиренево-розовых обоев. То, что это был именно кусок обоев, а не искусно созданная картина, я уверился, подойдя вплотную и спросив разрешения у Оксаны, провел пальцем по поверхности. Самые что ни есть дешевые обои, тонкие, из тех, что чуть намочи – и они взбугрятся. На ощупь можно было понять, что кусок приклеен к чему-то плотному – скорее всего, к холсту.

Я продолжал уже не изучать то, что можно было бы назвать картиной, а просто пялился на сиренево-розовые изгибы, стесняясь в одиночку, без хозяев, войти в гостиную, где уже было весьма многолюдно – было слышно перешептывание, легкий смех, споры, рябящие многоголосьем. Робость первого пребывания в ранее незнакомой квартире или дома так никуда у меня и не исчезла – что было 15 лет назад, что сейчас – все одно.

Гостиная была огромной, просторной – метров тридцать квадратных, со светлой мебелью, коей было ровно столько, чтобы в ней был небольшой излишек, создававший уют, и чтобы при этом в комнате дышалось свободно.

Посреди комнаты стоял невысокий, практически квадратный черный стол. Он очень сильно походил на традиционные японские столы, в центре которых, есть не то сквозная круглая прорезь, не то, круглое углубление, куда ставится кастрюля со, скажем, кипятком, или какое-нибудь чуть более мудреное устройство, для согревания ног, кои укутываются в одеяло, крепящееся в краям стола. Только, стол в гостиной Федора и Оксаны был чу-уточку выше. С каждой стороны стола, скрестив ноги, сидело по одному человеку – стройная шатенка среднего роста с челкой на правую сторону, малость сутулый молодой человек лет двадцати с небольшим, очень высокий и худой, мужчина постарше, плотный, широкоплечий и коротко стриженый, и, наконец, сидевший ко мне практически спиной человек юго-азиатской внешности, одетый в оранжево-алое, точно буддистский монах.

В комнате, помимо меня, Федора, Оксаны и квартета за столом, было человек пять-шесть, расположившихся по одному-два вокруг стола – кто-то, как и сидящие за столом, сидел, скрестив ноги, кто-то сидел на стуле, кто-то – в кресле. Вместе с хозяевами я сел на диван, оказавшись чуть правее «буддистского монаха». Оксана и Федор на перебой рассказывали, что сейчас состоится наиинтереснейшая карточная игра, очень близкая к покеру. «Хотя, нет, не совсем» - после кратковременного покусывания щек и поглядывания в потолок, сказала Оксана. Федор, закинувший ногу на колено, помявшись, покачав головой в стороны, согласился с ней.

Буддистский монах спросил сидящих за столом, будут они играть открытыми или тайными. Казалось все в комнате, за исключением меня, горлопанили наперебой – кто-то уверял, что лучше открытыми, кто-то, усмехнувшись, точно на несуразную нелепость, утверждал, что, вне всякого сомнения, играть «тайными» - куда интереснее, что это – подобно в некотором смысле русской рулетке. Буддистский монах заявил, что решать это должны только те, кто сидит за столом. Трое сидящих о чем-то переговорились шепотом. Спустя полминуты по их лицам, по утвердительным кивкам, было ясно, что они пришли к общему соглашению. «Тайными» - сказала от имени всех, девушка.

Буддистский монах попросил Оксану принести новую колоду. Оксана обратилась к стоящей у стены напротив ее, невысокой девушке в полосатом джемпере, чтобы та открыла ящик сбоку от нее, и взяла лежащую за косметичкой нераспакованную колоду. Та достала ее и передала за стол – коробок колоды поблескивал под лампой складками пластиковой пленки, наглядно доказывая свою девственность.
Пленка снята. Монах попросил маркер и, получив его, ушел в соседнюю комнату.
-Сейчас он запишет все необходимое на картах, - пояснил мне Федор.
-Мы как-то решили совместить покер с таро, - сказала Оксана, - Ну, не совсем таро, правда.

И Оксана, изредка поправляемая и перебиваемая Федором, пояснила суть игры. На картах маркером пишутся имена различных известных деятелей – культуры и политики, в основном, также, пишется слово-действие, слово-место и дополнительное слово, могущее быть или словом-действием, или словом-местом, или чем угодно, но не именем. «В общем, так как карт 64, то решили записывать такими блоками по 4 слова» - пояснил Федор. «От покера остаются все комбинации, - продолжил он». «Но, еще имеет дополнительное значение, что написано на картах, то есть, комбинация покерная и комбинация слов, понимаешь?» – продолжила Оксана.

— Причем, сочетание слов может усиливаться или нивелироваться напрочь, - сказал Федор.

В голове от их рассказов у меня была какая-то каша-малаша из фантиков, сдобренных стухшим борщем.

— Ну, смотри, - Федор взял со столика клочок бумаги и карандаш,  - Предположим, у двух человек по две пары. После, смотрим, что у них с дополнительной комбинацией. Например, если есть сочетание «Фрида Кало» и «Мексика» - это хорошая комбинация, дающая дополнительные очки. Если же есть комбинация «Кортасар» и «Мексика» - то баллы, напротив, снимаются. Или, берем, например, «Ленина» и «Удельная» - это хорошая комбинация, а вот «Ницше» и «Удельная» - это плохо.

Тут же Оксана стала пояснять, на редкость ясно и доходчиво – подобное бывало большой редкостью, - почему одни сочетания дают дополнительные баллы, а при других комбинация обесценивается. «Сочетание Кало и Мексики подразумевает под собой влияние на Кало культуры древней Мексики, ацтеков, скажем. Потому, сочетание – сильное. Мексика, подразумевающая тех же ацтеков, при Кортасаре – это плохое, комбинация сгорает. У него есть рассказ, где его героя убивают ацтеки».

— А Ленин еще подразумевается и как «Ленинград», - перебил ее Федор, - Скажем, почему «Удельная» и «Ленин» - это хорошо? Потому, что Ленин уехал из станции «Удельная» в Финляндию и его не кокнули. А почему Ницше и «Удельная» - это плохо? Потому, что в таком случае, «Удельная» подразумевается как дурдом имени Степана Скворцова.

Далее, Оксана стала пояснять, что сочетание Фрида Кало и трамвай – плохое, так как, однажды она, столь любимая Оксаной художница, попала в аварию – в автобус, в котором Кало ехала с занятий, въехал трамвай, переломав ей кости. С другой стороны, Ленин и трамвай – это сильная комбинация, так как, Ленин, как объяснялось ранее, становится в этом случае Ленинградом, а трамвай – символом жизни, оттого, что он регулярно ездил даже во времена Блокады.

— Сочетание «Кафка» и «контора» - сильное тоже. А вот «Че Гевара» и «полиэтиленовый пакет» - слабое, - примкнув практически вплотную к моему лицу, жадно говорила Оксана, - А вот если пакет при Кало – то это снова сильно.
-Че на полиэтиленовом пакете – это символ коверканья, приничижения при кажущемся возвеличивании и причастности к сильной и романтической движухе. Символ того, что в итоге вылилось в эпидемию лайканья. «Бунт на продажу» вместо битвы за свободу, - сказал Федор.

— А с Кало в плюс идет пакет оттого, что рисунки на старых пакетах вполне тянут на искусство, точно так же, как олдскульная реклама, - отобрав «эстафетную палочку» у Федора, продолжила Оксана, - Я тебе не показывала разве свою коллекцию старых пакетов? – спросила она, но, я не успел даже отрицательно кивнуть, как она продолжила далее, - А еще, мы подумывали совместить в пакетом еще и Кэррадайна, чтобы пакет был символом асфиксии – с одной стороны, так увеличивается, обостряется ощущение, тогда, пакет шел бы Кэррадайну в плюс, но, если учесть, что он перестарался разок и это закончилось летально, то, такое сочетание могло бы быть не просто отрицательным, но и оскорбительным.

— Кощунсвенным и глумливым, - добавил Федор.

— Вот-вот, - согласилась  Оксана, - Все равно, что сделать сочетание «Цой» и «Икарус».

— Кстати, есть же еще мощные сочетания, полное, так скажем, «к-к-комбо!». Например, «Ленин»-«гриб»-«революция»-«Удельная» - это полный флэш-рояль, - довольно сказал Федор.

— Кстати, мы хотели добавить и Алису к грибам, но, мы так и не определились, будет ли гриб очки увеличивать или уменьшать. Помнишь, когда она откусывала с одного края, то вырастала, откусывала с другого – уменьшалась. А ставить два разносторонних гриба при имеющемся Ленине – было сложно. Хотя, мы думали поставить карту «свободный гриб», но, не стали, - сказала Оксана, наконец-то переведя дыхание и позволив на несколько секунд отдохнуть моим ушам и разуму.

— При этом, есть еще джокеры, которые можно называть, как тебе выгодно, - вновь продолжила Оксана – Джокер-имя – это Будда, джокер-действие – неделание, джокер-место – пустота, карта-слово – «привет», - Например, тебе выпал Кастанеда…

— Если бы выпал Кастанеда, - поправил ее Федор, - Мы от него отказались.

-Как отказались и от Чапаева, - чуть обиженно, точно огрызнувшись, сказала Оксана, - Как и от Пелевина, кстати говоря. А то, кое-кто тут хотел, чтобы флэш-роялем был Пелевин, Чапаев и Пустота. И чтобы была стихия воды, которая, неясно, была бы то ли в том числе и «Пепси», то ли была бы речкой Урал, в которой Чапай утонул.

В этот момент я почувствовал себя маленьким ребенком, находящимся посреди ссорящихся родителей – точно между молотом и наковальней, да еще сидящим на раскаленной сковороде и дуршлагом с шипами вовнутрь на голове. Оксана обиженно упоминала непринятую идею о Мураками, чтобы в одном случае на карте им был Рю, в другом случае – Харуки. Федор выпалил в ответ что-то про идею, связанную с Амстердамом, чтобы в одном случае подразумевался город, а в другом – пиво, сносящее напрочь голову уже на третьей бутылке.

Чуть успокоившись, они начали мне рассказывать, что они в одном из начальных вариантов хотели сделать героев строго по Твин Пиксу, взяв в качестве действующего лица в том числе и красные занавески. По реакции Оксаны было видно, что предложение исходило от нее. По Федору было ясно, что он был не прочь написать на картах героев произведений Филипа Дика, разделяя книги и экранизации. Какую важную роль должна была играть борода Дика, я так и не понял, но, видимо, что-то крайне близкое к нынешнему варианту Будды – этакому джокеру всея имен и героев. А может, и нет.

В комнату, наконец-то, вернулся буддистский монах, прервавший словесные потоки Федора и Оксаны, что устраивали геноцид и инкубацию для грядущего геноцида моих нервных клеток. Впрочем, не так уж страшно, ведь ученые доказали, что они восстанавливаются. Хотя, эта новость меня отчего-то огорчила. «Может, во мне сокрыты суицидальные наклонности или все это – обычное, банальное, блеклое саморазрушение и тихий восторг от оного?» - спрашивал я себя, не собираясь искать ответа.

Буддистский монах, выступавший только в качестве раздающего, перетасовал карты, раскидал троим игрокам по пять карт. Как только они посмотрели на свои карты, каждый из них скривил странную рожу, каждый свою: девушка прикусила верхними зубами половину нижней губы справа и подтянула вверх левую половина лица – щеки и скулы, прищурив так левый глаз, бровь над котором приобрела изгиб перевернутой эмблемы «Найка».

— «Йоланди-фейс», - шепнула мне на ухо Оксана, - «Покер-фейс» - это избито, неинтересно, да и вообще не тренд, - дополнила она.

Плотный молодой человек, сидящий справа от раздающего, подмял верхнюю губу, оголив передние зубы (так обычно дети показывают кроликов),и выпятил глаза так, что не стало видно век, казалось, будто кто-то помпой подкачал ему голову изнутри, толкая глазные яблоки вперед.

— «Ниндзя-фейс», - вновь пояснила шепотом Оксана.

Худой и высокий парень, слева от монаха, выпятил подбородок вперед, оголил нижние зубы и закатил глаза так, будто изо всех сил пытался рассмотреть то ли свои брови, то ли, что творится у него за верхними веками.

— Мешугга-фейс, - шепнул Федор, кивнув в его сторону.

Монах поинтересовался, нужны ли кому-нибудь карты. Девушка помахала указательным пальцем в стороны, отказавшись. «Мешугга-фейс» показал пальцами две карты, «ниндзя-фейс» - одну. Отдав ненужные карты, оба получили от монаха по требуемому количеству.

Вскрытие карт. Монах посмотрел на каждую из пятерок. У «ниндзя-фейса» была тройка, у «мешугга-фейса» оказалась пара, у «Йоланди-фейс» - не оказалось никакой комбинации, что означало, что комбинация слов на картах не имеет значения, как мне пояснила Оксана. Только сейчас я заметил, что на картах нет записей. Ошибка?
Монах попросил передать ему ультрафиолетовую лампу, оказавшуюся на нижней полке столика, стоявшего у дальней стены напротив меня.

— «Тайными» - значит, что слова написаны специальным маркером, который видно только под светом ультрафиолетовой лампы, - сказал Федор.

— А «открытыми» означает, что… - начала Оксана.

— …на картах слова написаны обычным маркером или чернилами? – продолжил я вопросительно.

Мои соседи по дивану почти синхронно кивнули.

По странным для меня, в виду моего незнания, подсчетам, победителем объявили «Мешугга-фейса». Помню точно лишь то, что у него присутствовали на картах «Ленин» и «депривация».

В следующем розыгрыше победила «Йоланди», которой, помимо каре из четырех валетов досталась комбинация, в которой также, как и у «Мешугги» в предыдущей раздаче, оказался «Ленин», а также «теребоньканье» и «пустота». По восторженным возгласам можно было понять, что подобное сочетание почти невозможно победить, разве что, в случае невероятного везения.

В следующей партии вновь выиграла «Йоланди», у которой к покерной паре из семерок шло сочетание «Кафка», «контора» и, выпавшая в первой партии к «Ленину», «депривация». У «Ниндзи», имевшего так же пару, но из десяток, были «Кортасар», «Мексика» и «Аргентина». Оксана и Федор, непрерывно нашептывавшие мне, почему стоит обращать внимание не на все карты, пояснили, что «Мексика» и «Аргентина» при «Кортасаре» нейтрализуются, не давая дополнительных баллов, но и не отбирая их. Почему в тех же картах никакого значения не имели «трамвай» и «хлопок» я не стал спрашивать.

После, трио игроков ушло из-за стола, уступив место другим – Оксане с Федором и молодому человеку с волосами до плеч, сидевшего все это время в другом конце комнаты. Оксана и Федор радостно и задорно пытались уговорить меня сыграть с ними, но я отказался. Не люблю карты. Всегда стараюсь держаться подальше от трех вещей: азартных игр, тяжелых наркотиков и он-лайн игр.

Я решил сходить на кухню, заварить чая или взять что-то из спиртного. Монах уже не был раздающим, но, он сидел рядом со столом, скрестив ноги, подняв правую руку, точно бы давал клятву на Библии, выставив вверх указательный и средний пальцы и согнув все остальные так, что большой палец касался безымянного. Левая рука была на уровне живота. Встав, я заметил, за выставленными вверх пальцами маленькую антеннку, в ухе – наушник. Вытянув шею и посмотрев через его спину, я увидел, что на коленях у монаха лежит, придерживаемый левой рукой, небольшой старенький переносной телевизор с выпуклым экраном. По телевизору шла трансляция футбольного матча. За помехами и мельтешением ряби я смог точно узнать только форму «Манчестер Юнайтед». Другую команду я не распознал. «Дзен-телепузик», - подумал я, уже оказавшись в коридоре, попутно пытаясь понять, как давно у него на коленях был телевизор и антеннка в руках. Тасовать карты, держа ее в руках, было бы крайне неудобно.

На кухне сидел среднего роста, коротко стриженный парень, полностью в черном – от ботинок, до тонкой куртки, за которой была видна черная майка. Он разговаривал по телефону – вернее, держал телефон у уха, отчего-то, пристально глядя на меня, изредка моргая.

Я кивнул ему приветственно, направляясь к холодильнику. Парень, отчетливо и членораздельно, спокойным голосом стал говорить в трубку: «Конечно. Поел колёс, запил абсентом, после, участвовал в чемпионате по теннису на вельветовой призме, как выяснилось, по ее же признанию, голосовавшей за вторжение корсиканских колобков в федеративное объединение баклажановой дисперсии. Кстати говоря, я занял оранжевое место на турнире, что, как поведали мне пляшущие покрышки от девичьих покриков, давало мне право дать имя новорожденному дракону редкой породы - название у породы я так и не запомнил, хотя, сам же просил чуть ли не по слогам и буквам повторить мне название, и было оно короткое и до того простое, что соскальзывало по стенкам памяти, не в силах удержаться и оставить даже царапинку на память - значит, название было милым и безобидным. Кстати говоря, дракона я назвал Степаном».

Он помолчал полминутки, видимо, слушая собеседника. Я достал банку пива, открыл ее и стал медленно пить. Сразу возвращаться ко всем не хотелось.
Вскоре, вновь продолжив смотреть на меня, Человек-в-черном, продолжил: «…создай дирижабль. Построй. Да. Нет, не сложно, особенно тебе, живущем в краю, где доминируют пельмени во всех возможных ипостасях и даже, когда кажется, что с неба падает снег, стоит лишь подойти к образовавшемуся оврагу, да подхватить кусок, чтоб снежок сделать, как выясняется, что ты держишь в руках горстку начинающих слипаться пельменей. Да-да. Нет. Да. Так вот, просто представь, что лепишь огромный пельмень, но не из теста и мяса, а из обшивки, каркаса и гелия. И не забудь пролететь над моим балконом. Я всегда ощущал себя китобоем, но, убивать китов в океане, живых – гнусно, а отстреливать небесных, коими являются дирижабли – вполне себе гуманно. Благодарю. До скорых встреч. Да. Нет, но да. Хорошо. Всего хорошего. Доброго вечерочка», - произнес он и положил телефон в карман.

— Добрый вечер, - сказал он, чуть наклонив голову, - А вы сегодня играли? – спросил он.

— Нет, не любитель, да и сложно играть, не узнав и не разобравшись во всех хитросплетениях, - ответил я.

— Да-да, возможно, - он встал, вышел из кухни и направился в сторону гостиной.
Было в нем то особенное спокойствие, что вызывается или безумием, или старанием человека, перебравшего чем-то, казаться совершенно адекватным.

Выпив еще две банки, я вернулся в гостиную, уже гораздо более веселый и раскованный, что помогло мне досмотреть оставшиеся поединки этого «странного покера, замешанного на Таро, но не совсем».

Поздним вечером, когда я собирался уходить, Оксана и Федор, сняли картину/кусок обоев в рамке, и завернув ее в несколько слоев пленки, подарили ее мне. Я поблагодарил их, скорее из-за этикета и направился домой.

Развернув подарок, сразу же по приезду домой, я стал ее разглядывать, и, казалось, что ровные дуновения ветра недоумения, стали сменяться прохладным дыханием изумления, которое, спустя минут двадцать, сменилось на небольшие волны завороженности, то мягко шлепающие меня по ноздрям, то гладящие скулы, изредка достигая внутренней части нижних век.

До сих пор, хоть и прошло уж полтора года с небольшим, я все так же люблю посидеть перед этой картиной (теперь я полноправно ее так зову), делая то «мешшуга-фейс», то «нинджа-фейс», то «йоланди-фейс». Почти каждый раз я мельком вспоминаю историю, услышанную давно по телевизору, где некий режиссер рассказывал о том, что он искал определенные древние иконы и ему рекомендовали одного человека, у которого требующиеся иконы могут быть. И они были! В в маленькой комнате, наподобие кладовки, в секс-шопе.

Часто я беру в руки, то карандаш, то кисть, то палочку, смоченную краской, и пытаюсь внести хоть один штришок в эту композицию, обрамленную бордово-вишневым. Однако, каждый раз, просидев в поисках и раздумьях добрый час, если не больше, то сидя в полной тишине, то включая различную музыку, я вынужден признать, что эти сиренево-розовые крылья, волны, флаги, губы совершенно гармоничны. И неизменно, я оказываюсь преисполненный тихим и благостным восторгом, когда мне начинает казаться, что нечто, живущее в этом произведении, пока я жадно созерцал его, создавало на задней части моей грудной клетки, песочную анимацию, где в качестве героев выступали лишь линии да геометрические фигурки, возможно превращающиеся в нечто определенное.

И каждый, каждый раз я все думаю, поражаясь, как же неожиданно можно найти совершенство, что не казалось оным при первом взгляде, да и при десятом. И интересно, это я нашел совершенство в резной рамке или оно нашло меня?