Похождения железных дровосеков на о-ве Сахалин. 3

День третий. «Военно-исторический».

Утро следующего дня  ознаменовалось  великолепной перловой кашей, приготовленной дежурным доцентом Ивановым. Ну, конечно, кто  бы  мог достойно соревноваться с заведующим кафедрой гигиены питания! Во время завтрака шеф умудрился  в качестве  бонуса  прочитать короткую лекцию о  минерально-витаминном составе перловки и ее положительной роли в биохимическом процессе пищеварения. Это была форменная кулинарная поэма!
Вот бы мне кто в армии так разъяснил, а то мы перловку тихо ненавидели. Оказывается, повара в нашем дивизионе ее просто готовить не умели.
В кузове «Урала» уже сидели трое наших инструкторов. Радостно поздоровались. Мужики с вечера уже успели наточить цепи бензопил и  поменяли нам топоры  на более легкие и острые, с отполированными топорищами. Зауважали, значит…
От дороги и до делянки надо было идти  метров 600,по буграм и ямам, неожиданно объявившихся на вырубленном  за два дня пространстве. Причем ямы и бугры были явно не природного происхождения.
Впрочем, наблюдать за  рельефом местности  было не совсем удобно, особенно если  тащить на горбу  почти пудовую железяку бензопилы, а в руках две канистры бензина. Да и каска на голове не особенно  расширяла кругозор.
Но мыслишка об антропогенном происхождении возвышенностей    в  голове все  же засела…
Дальше начался уже привычный процесс-вперед ушли ученые мужики с топорами, а  мы с инструкторами заправили пилы бензином с машинным маслом, натянули новые цепи на шины и дернули пусковые шнуры. Пилы дружно взревели, плюнули густым белым дымом,  и пошла потеха…
Можно было залюбоваться по-своему изящной работой инструкторов – они заходили вперед и подпиливали деревья, оставляя немного от ствола (чтобы только держалось), потом шли назад и еще подпиливали деревья, стоящие по прямой линии.
Затем инструктор  спиливал последнее дерево, оно всей массой валилось  на предыдущие, и вся  конструкция с треском и грохотом красиво  рушилась на землю. Этакий «принцип домино», кстати, категорически запрещенный всеми инструкциями. В случае неудачи все стволы просто «зависали» и их приходилось растаскивать веревками, с риском неслабо получить сучьями по голове и прочим частям туловища.
На первом перекуре я присел на пенек и внимательно посмотрел на просеку, оставшуюся после наших  «подвигов». В буграх и ямах чувствовалась какая-то система, трудно угадываемая с первого взгляда. Внимание  привлек  невысокий  двугорбый холмик  справа от меня метрах в двадцати. Подошел к нему, присмотрелся. Холмик имел правильную прямоугольную форму, с углублением внутри  и проемами по трем сторонам. Один из проемов  был уж очень правильной формы, поковыряв густой слой мха и хвои, я обнаружил по бокам полусгнившие доски со следами гари, а  в основании были  забиты два сухих толстых колышка по сторонам проема.
И тут до меня дошло! Так это же дзот, вернее его остатки.
    Тогда все правильно: амбразуры по бокам, сухие деревянные колышки (видимо из лиственницы ) – это ограничители сектора обстрела пулемета, деревянная крыша сгнила и обрушилась от времени, горелые доски по бокам амбразуры - или свидетельство пожара внутри дзота или от пламени дульного среза станкового пулемета.
Так, теперь надо выяснить, куда же был направлен огонь? Теоретически дзот одиноким не бывает, обязательно должно быть пехотное прикрытие, а оно должно сидеть в окопах. Обойдя дзот на расстоянии метров двадцати, обнаружил и  заросшие кустарником зигзагообразные  впадины в земле - следы траншей. Дальше был уже крутой склон сопки, густо заросший деревьями и непролазными кустарниками. Судя по возрасту деревьев – прошло не больше сорока лет. Значит дело, было году в сорок пятом. Тогда все сходится…
Эх, покопаться бы сейчас с денек! Да какое там - уже орут, машут руками-пора к пиле. Ладно, иду!
 Интерес к военной истории у меня появился еще в пионерском лагере в вятском селе Донаурово. Это была крайняя точка, куда дошли в 1919 году колчаковские войска. Заросшие траншеи проходили прямо за оградой лагеря, и мы с пацанами там с увлечением копались. Мне удалось нарыть с десяток позеленевших латунных гильз от трехлинейной винтовки  с тиснеными буквами «Remington» на донышке, сплюснутый, пробитый пулей, солдатский круглый медный  котелок с выцарапанной  надписью «Кокшаровъ» и ржавый наган без барабана.
 Я был на седьмом небе от счастья! Потом, правда, пришлось отдать эти сокровища в местный музей, там  мне объяснили, что мы копали в траншеях колчаковцев, вооруженных  «трехлинейками» изготовленными в Америке на заводе фирмы «Ремингтон». Показали и схему позиций красных и белых, рассказали о боях.
Продолжая механически валить деревья, я не прекращал думать о своей  неожиданной находке.
Понятно ,что война здесь шла в августе 1945 года, когда  наши прорывали японскую оборону на границе северного Сахалина. Бои были недолгими и об этом  сейчас мало кто помнил.
На обеде, наскоро перекусив, сбегал к «Уралу», прихватил лопату и продолжил поиски в дзоте. Углубившись  где-то на полметра, лопата ударилась во что-то металлическое. Вытащил, оказалось, что эта погнутая ребристая  ржавая железяка – разбитый ствол от станкового пулемета «Гочкисс», которые были на вооружении японской армии. Копнул глубже – гильзы, чувствовалось что много. Вытащил парочку - на донцах  явственно проглядывали иероглифы.
Картина сложилась - мы рубим просеку по бывшему  японскому опорному пункту, судя по размеру, гарнизон тут был не меньше батальона. Он располагался на пологой вершине сопки, наши наступали снизу. Можно было только предполагать, сколько тут кровушки пролилось…
Принес находки  на наш «бивак», показал. Народ начал осматриваться на деляне, с удивлением находя все новые и новые следы от укреплений, заросшие ямы блиндажей,окопов и воронок.
Вадимову с трудом удалось погасить исследовательский зуд ученых мужей, направив его в нужное русло. Надо было работать - все же мы тут не для исторических изысканий находимся.
На очередном перекуре  спросил у Сереги, что он знает об этом. Тот честно ответил, что они все тут приезжие, живут лет десять и мало чего слышали о тех временах.
Посоветовал  поспрашивать у  местных корейцев, а лучше у деда Хвана, что торгует овощами на рынке.
Продолжая работу, все уже более внимательно присматривались к окружающей местности, понемногу открывавшейся после  вырубки деревьев. Очертания заплывших и заросших кустами траншей  уже  четко выявляли контур опорного пункта, часть которого выходила за пределы  нашей просеки.
Думать  о том, что здесь когда-то происходило, мне  не мешал даже рев бензопил, треск падающих деревьев и  назойливо зудящие комары.
Укрепления находились на самой вершине сопки, и нашей атакующей пехоте приходилось наступать  по крутым склонам под убийственным  пулеметным огнем  дзотов почти в упор. Конечно, часть укреплений была разрушена при артподготовке ( воронки от снарядов еще угадывались), но вряд ли удалось уничтожить всех японцев. Так что кровушки солдатской тут пролилось немало.
Через пару часов мы уже вышли на  крутой край сопки, впереди  просматривался распадок с небольшой речушкой, почти ручейком. Осталось свалить с десяток деревьев - и на сегодня можно было «пошабашить». Решили потренировать дровосеков  по  работе с бензопилами-впереди было много работы, а инструкторов должны были отозвать в конце недели..
Саша Абдуллаев взялся  за пилу и подошел к раздвоенной березе, стоявшей на краю заросшей ямки. Пила с визгом впилась в  древесину, полетели опилки, разрез дошел до трети ствола, дерево дрогнуло   и тут работающую пилу заклинило. Ветер сменил направление, и береза качнулась в нашу сторону . Мы тут же резво разбежались.
Береза немного покачалась под ветром и с шумом, ломая сучья, рухнула, и, выворачивая корни,  покатилась по склону. Пила с визгом и дымом полетела в другую сторону.
На месте  корне березы образовалась глубокая яма. Сереге подошел к ней первым и поманил всех, молча показывая рукой вниз. Мы подошли и посмотрели вниз. Из ямы пахнуло тленом. На нас пустыми глазницами смотрел череп в ржавой японской каске. Под подбородком угадывалась рука, сжимавшая  белыми фалангами  ржавый пистолет непривычных очертаний с длинным стволом.
-Это  японский «Намбу» - авторитетно заявил Серега-я такой  в музее в Южном видал.
- Значит, офицер был. И, похоже, застрелился - задумчиво протянул Вадимов - потом засыпали.
Всем как-то стало не по себе. И место  сразу стало казаться зловещим, какое-то было впечатление, будто на тебя смотрят из ближайших кустов. Как-то молча, без обычного азарта, свалили оставшиеся на склоне  деревья, засыпали яму,и, собрав  инструменты и немудреный скарб, пошли к дороге.
На машине должен был подъехать прораб, принять у нас отработанный  участок и  дать задание на  следующий день. Присели на бревна у дороги, завязался разговор о том, что здесь могло быть.
Сошлись на том, что наши  солдаты штурмом брали эту сопку, японцев положили много и ,наверняка, они  закопаны здесь же ,в траншеях и воронках .Так что шли мы,видимо, по военному кладбищу и сколько здесь народу японского похоронено-никто не ведает. А наших убитых солдат похоронили как положено, где - нибудь в подходящем  для этого месте.
Пользуясь моментом, я напросился на завтра  дежурить по кухне. Заодно сгонять на рынок, прикупить чего-нибудь из овощей да зелени свежей, не все же на перловке с тушенкой сидеть.
На том и порешили.
Утром я растопил печку, сварил мужикам  на завтрак суп из сайры (пару банок  стрельнул у комендантши), проводил их на работу и направился на рынок.  Там под навесом торговало человек десять кореянок и один пожилой кореец-видимо это и был Хван.
Я набрал у него  овощей и корейских острых приправ и осторожно спросил про военные события. Хван оживился (видимо нечасто к нему обращались с подобными просьбами) и охотно рассказал, что знал. До выхода на пенсию он был учителем истории и знал много.
Более того ,он, в то время шестнадцатилетний парень, привезенный японцами из Кореи, работал на строительстве укреплений, правда на другом участке. В целом это был мощный укрепрайон «Котон» с железобетонными  орудийными дотами, построенный вдоль тогдашней границы  японской части Сахалина. А то, на что мы наткнулись, было его предпольем, укреплениями полевого типа, наскоро построенными на возвышенностях, чтобы задержать наступающие советские войска и измотать их в обороне.
Однако не получилось - советские войска после мощной артподготовки, прорвали передовые укрепления и  начали штурм неприступных (как казалось японцам) дотов основной позиции. За два дня прорвали линию дотов «Котона» и двинулись дальше, сшибая заслоны стремительно отступавших японцев.
- А погибших японцев там же, на сопке, и похоронили в траншеях и блиндажах, оружие только собрали. Так и лежат там до сих пор, а души их, неприкаянные, бродят по тайге. Туман там странный все время стоит в августе, стоны  люди слышали по ночам - на прощание сказал Хван-место там проклятое, нечистое. Местные люди туда не ходят.
-А братские  могилы наших солдат дальше будут, увидите еще потом.
Поблагодарив Хвана за столь обширную лекцию, я отправился в общежитие - надо было готовить мужикам роскошный ужин, да и отдохнуть бы не мешало от трудов праведных.
Вечером я рассказал своим о том, что мне поведал старый кореец. В принципе, все совпало с нашими прежними выводами.
Утром мы уже  были на другой делянке, за распадком. Там стояли густым частоколом отборные 50-летние сосны, посаженные еще японцами.
А на месте нашей прежней  вырубки уже деловито возились два бульдозера, сталкивая  бревна в распадок, перекрывая речушку  стволами и грунтом, снятым сверху. Мы видели, как под ножом бульдозера, выравнивающего склон, исчезла   могила японского офицера. И никто и никогда уже не узнает, как и где  он погиб…
P.S.  На обратном пути  мы заглянули в музей Южно-Сахалинска. Там, на стене, была красочная схема прорыва нашими войсками пограничного  Харамитогского укрепрайона и освобождения Сахалина.
На схеме, еле заметным синим кружком, была обозначена и та самая сопка. Красная стрела нашего наступления проходила прямо через нее. И на витрине, среди образцов трофейного оружия был и  пистолет «Парабеллум-Намбу».(продолжение следует)