Глава 87. Солдатский Новый год
Уже с первых дней службы мы стали ждать дембеля!
Так постепенно я втянулся в солдатскую службу, её повседневность и необходимость.
Приближался Новый 1957 год! Этому приближению предшествовал несколько приятных событий.
Во-первых, нас сводили на стрельбище, и я впервые пострелял из своего личного СКС. По-моему, нам выдали по десять патронов, а может и по пять, точно не помню. Ещё на гражданке, в городских парках не проходил равнодушно мимо тира с пневматическими винтовками и успешно расстреливал всех жестяных пиратов и зверей, так, что прицеливаться под «яблочко» у меня опыт уже какой-то был. Стрелять из настоящего боевого оружия это большая разница. Я был счастлив.
Отстрелялся я хорошо, занял второе место по школе (из 100 чел.). Призов не было, но на большом плакате, нарисованном и написанном, и вывешенном на стенку казармы, было отображено и поздравление меня и моего успеха! Приятно! В связи «со стенкой» опять вспомнился один случай, и опять же связанный со старшиной Дедюхиным, ну куда же без него, да никуда.
По пятницам в казарме объявлялся санитарный день, ну он не совсем так уж и объявлялся, а был взят командованием за систему, но не суть.
Старшина выдавал нам: тряпки, щётки (с коротким ворсом), хозяйственное мыло, вёдра и мы начинали драить «палубу» нашей школы. Кровати не поднимали, а ползали под ними, но тоже всё с мылом. С одной стороны помещения был большой проход, где нас и выстраивали для всяких дедюхинских наставлений и утренних ежедневных осмотров, как уже писал - проверялось даже наличие пыли на нижних переплётах кроватей – чистота идеальнейшая не то, что сейчас в моей квартире.
После очередной помывки полов, мы уже оделись, привели себя в порядок и, вроде как, намечалось небольшое свободное время, перед обедом. Вдруг, Дедюхин - приказывает всей школе построиться, в одну шеренгу, места в коридоре хватало. Командует - шагом марш! Равнение на стену! Почему на стену-то, недоумевали мы. Но старшина приказал внимательно всем смотреть на, высохшее пятнышко – светло - коричневого цвета, которое осталось от капли брызнутой, вероятно, с тряпки. Полы же были выкрашены охрой. Примерно полчаса, мы под пристальным вниманием, старшины Дедюхина шагали и рассматривали это пятнышко, хорошо хоть не строевым шагом. Пятнышко и его рассматривание мне запомнилось на всё жизнь. Ну, это отвлечение от темы, но существенное!
Вторым и очень значительным событием, которое скрасило всю мою оставшуюся службу и до конца в этом полку – я узнал, что в части есть библиотека! Да ещё какая! С почти полными собраниями всех классиков и русских и западных. Это было таким моим радостным событием, что буквально задрожал от такого счастья, я же ещё на гражданке не ложился спать, не почитав на ночь и книги – мои друзья, всегда почивали рядом со мной в постели. Когда мне разрешили посмотреть, что на полках этих книг библиотекарша (наверно, одна из жён офицеров), я просто захлебнулся от выпавшего мне счастья, что могу в продолжение и до окончания службы снова читать. А на полках стояли тома: Драйзера, Золя, Бальзака, Мопассана, Ромэна Роллана, Ремарка, Куприна, Кронина, Гюго, Лондона и др. и, конечно, русских классиков, но многих прочитанных мною ещё на гражданке.
Я помню, что я взял первый том Драйзера «Американская трагедия» и пока не прочитал последний том, а это был тринадцатый том «Воспоминания Элен Драйзер»- жены писателя, я не прикоснулся ни к одному другому писателю. Я взял себе за систему знакомиться и читать только последовательно и, освоив одного писателя, только потом прикасаться к другому. Библиотека и наличие её позволяли это, и я упивался этим обнаруженным литературным кладом, но вот читать-то времени было мало, всё – таки режим, дисциплина и распорядок дня, в который включено и личное время солдата – всего полтора часа. После отбоя читать нельзя и солдат должен и обязан спать. Но у нас ещё был в распорядке и послеобеденный отдых – полтора часа, который я делил пополам и первую половину этого отдыха читал, накрывшись простыней. К тому времени я уже перебрался на первый этаж, и койка моя была с краю и ближе к основному проходу, по которой Дедюхин и прошагивал в свою каптёрку. Старшина и засёк, что занимаюсь чтивом, и неоднократно! Раз я не сплю, находил мне какую-нибудь работу по уборке казармы, но чистить клозет не посылал. Я же, продолжал читать, но старшина оказался с понятием и, видимо, не такой уж вредный и, впоследствии, от меня отстал, а я блаженствовал, упиваясь своими литературными героями.
31 декабря 1956 года. Последний день уходящего старого года! Ни в части, ни в казарме никаких предновогодних убранств - ни ёлочек, не палочек, ни плакатиков (поздравительных), ни шариков. Вообще ничего!
Как будто мы не славяне, а люди каких-то других конфессий – мусульмане что ли? Правда, был у нас один из сержантов татарин – Исламгиров, но, слава Богу, не мой командир, а другого взвода, но в школе.
Этот Новый год, встреченный под одеялом, после отбоя в 23.00, запомнился мне тоже на всю оставшуюся жизнь!
Лежим это мы, на втором этаже наших коек, слева у меня Аркаша Шмелёв, а справа Юра Кислицын. У каждого не только, что ни в одном глазу, так и в ушах ничего не застряло, никто ж из командиров даже не поздравил с наступающим Новым годом? Дикость какая-то, совершенно не присущая русской натуре с её традициями. Внутреннему возмущению просто нет предела. Заснуть не можем, ну как это заснуть в самую полночь Нового года – просто уму непостижимо? Ворочаемся, не спим. До наступления Нового 1957 года остаётся каких-то пять минут. Начинаем шептаться. Аркаш, у тебя какой одеколон в тумбочке? – спрашиваю соседа слева. « Тройной»- отвечает Аркаша. А у тебя, Юра? « А у меня тоже тройной»- отвечает Юрка, что справа. А как вы к « шипру?» - спрашиваю. Как, как – да ни разу в жизни не пили одеколон. Думаете, я пил – ворчу я, даже водку не пил, а только ликёры. Ну, так что будем отмечать Новый Год моим «шипром»?
«Конечно!»- в один голос шептанули они. Тихонько, чтобы не разбудить уже заснувших нижних соседей, а особенно нашего сержанта Митюшина, а он спал тоже на этой территории и через несколько кроватей, но у стенки и внизу, достал уже початый флакон одеколона. Поздравив друг друга, и нырнув под одеяло, мы сделали по одному глотку – на два духу ни у кого не хватило. Шептаться и о чём-то уже не было смысла, но отметили всё – таки Новый 1957-й год и, торжествуя - крепко уснули!
Утро 1957 года мы встретили с Аркашей без головной боли и с полной улыбкой и оптимизмом в наших глазах, а вот Юре Кислицину «шипр» оказался очень «кислым» и он с жёстким отравлением желудка ещё до завтрака загремел в санчасть, и на стационар и на несколько дней. Нас не предал, и сам не прокололся, а о нашей встрече Нового Года никто не узнал, но и мы никому об этом не болтали, а сами были, по своему, счастливы и довольны. Больше мне не приходилось во всей последующей жизни и до сего времени пить одеколон, не знаю как другим моим гостям с соседних кроватей? Я же был посредине, а они с боков – значит мои гости!
(Продолжение
Свидетельство о публикации №215073101407