Тусовка 10

14.

     Что не говори, а спать, даже в незнакомой, но все-таки домашней обстановке, намного лучше, нежели чем, даже в самой шикарной гостинице, как не ухаживай, как не обставляй ее, а казенный дом, так и останется казенным домом. Вот такие дела…

     А Лилия, оказывается, была соня, а может быть, и правда, я ее так укатал… Впрочем это был не минус ей, а плюс мне. Поэтому, я быстренько пробежался по имевшимся у нее продуктам и решил, что этого вполне хватит, чтобы соорудить какой-нибудь легонький завтрак, тем более, что все необходимое оборудование присутствовало – тостер, электрический чайник, микроволновая печь… Пока все это доходило до нужной кондиции, я быстренько принял душ и привел себя в порядок… Полчаса, или минут сорок прошло, а я уже был готов… К чему, правда, я еще не знал, но тем не менее…
- Лилия, будешь спать до обеда или до завтрака, - поинтересовался я и коснулся плеча девушки.

     Она что-то проворчала и перевернулась на другой бок, лицом ко мне… Между прочим, я давно заметил, помимо всяких разных делений, которые разделяют женщин, есть одно, которое, лично для меня, имеет весомое значение – как женщина или девушка выглядит, после вот такой вот ночи. Конечно, это может и не иметь значения, но только в том случае, если дама просыпается раньше… Лилия выглядела хорошо – этакая спящая красавица окруженная творческим, постельным беспорядком. Еще пять минут различных нежностей, встряхиваний, легких поцелуев и едва заметного щекотания, и мне все-таки удалось разбудить ее…
- Ой, привет, ты уже поднялся?
- Не только, я даже приготовил перекусить – будешь?
- О-о-о, кофе в постель, - оживилась моя соня, - конечно буду…

     Я принес импровизированный завтрак, поставил его на кровать, и мы быстренько, на пару, расправились с ним.
- Ну как, все в порядке, - спросил я, забирая поднос.
- Угу, в порядке, - отозвалась Лилия и потянулась, - Женя, давая я сейчас схожу в душ и мы еще разочек, а…
- А ты, оказывается, ненасытная, - рассмеялся я.
- А разве это плохо?
- Это замечательно…
- Тогда я сейчас…

     Мы еще раз развлеклись, а потом я предложил выйти на улицу, погулять. Однако Лилия отклонила это предложение.
- Понимаешь, мне сегодня надо к маме сходить, а она у меня болтушка, наверняка, пока все новости не перескажет, не отпустит… Может быть, туда, ближе к вечеру встретимся, ты не против?
- О чем речь, конечно нет. Тем более, что у меня тоже есть дела, они, конечно, так себе, незначительные, но делать-то их все равно надо…

     Посмеявшись и выпив еще по чашке чая, мы распрощались до вечера. Возле самой двери мне достался такой поцелуй, что если бы не дела, мы бы, непременно, вернулись бы в спальню…

     У наших времен. Я имею ввиду, те самые, которые нам достались. Так вот, у этих времен много недостатков, наверное, даже слишком много, однако, не замечать некоторые положительные моменты – тоже будет несправедливо. Например, стало свободнее, да, ощутимее свободней, словно перестало давить на плечи что-то такое, непомерно тяжеленное. Это во всем ощущается, и в работе, и в искусстве, ну и в личной жизни конечно. Без давления этого, можно разогнуться, поднять голову, выпрямить шею, оглядеться… И, между прочим, есть ведь на что посмотреть…

     Так я думал, когда неспешным шагом, сначала вышел на центральную улицу, а потом, по ней, поднялся до самой «Зари». Это была третья женщина администратор, которая встретила меня в гостинице. Мы обменялись с ней приветствиями и пожеланиями всего самого наилучшего, перекинулись парой фраз о замечательных погодах, которые стоят нынче на улице, и вполне довольные, остались при своем, вполне даже положительном настроении.

     Если честно, не было у меня никаких дел, ни больших, ни малых, но эта милая, гостеприимная девушка из-за меня оказывалась в затруднительном положении, а я не хотел этого допускать, а кроме того, мне и самому захотелось просто побыть одному. Просто передохнуть, просто полежать с закрытыми глазами, в одиночестве и погрустить… не знаю, откуда даже у меня необходимость, но после интимной близости, просто требуется мне такая вот, хотя бы на час, передышка. В такие минуты мне неважно, чем заниматься, можно смотреть телевизор, можно смотреть в окно, можно читать что-нибудь…
- Да, кстати, чем еще готова нас удивить небезызвестная, и все-таки, неизвестная нам дама, - очень даже к месту, вспомнил я о тетрадке этой странной девицы, с именем Крыса.
     В такую минуту – а почему бы и нет?

     «…край света, не абстрактное выражение, говорящее не о неком значительном расстоянии, а именно так, как сказано – край света. Это когда буквально в десяти шагах, видна немного расплывчатая, но это из-за неровной почвы, а так, весьма четкая линия, за которой света нет. Спросите, страшно ли – отвечу – нет. Спросите – а как тогда – опять отвечу – нормально. Я специально подходила, вплотную, приближала лицо прямо вот-вот, но как будто приблизиться к обратной стороне старинного зеркала. Что там? А как Вы думаете?!

     Так что, далеко идти не надо, край вот он, почти всегда рядом, а почти, потому что, бывает иногда такое…, не знаю, как будет сказать правильно…, в общем, край света иногда вдруг растворяется в свете, ну, словно, черные чернила в воде, но проходит немного времени, и все возвращается на место. Зачем здесь край? Наверное, чтобы просто далеко не ходить, потому что, на краю света есть много всего хорошего, за чем всегда имеет смысл идти… Ну, слышали, наверное – да я за ним, хоть на край света. Так вот, пожалуйста, иди, догоняй, будь рядом, будь близко, будь…

     Или – тот чудесный замок на краю света – все правильно. На краю, но только до края-то всего ничего… Ну понимаете, да, здесь можно дойти до счастья, если оно…

     …прячась, осторожно, где лесочком, где кусточком, ходила к Хозяйке Воды. Просто сегодня такой день, когда она плачет, мешать ей я постеснялась, а послушать, как она поет свои плачи, страсть, как хотелось… Пришла, схоронилась и, почти, весь день около воды ее и провела. Навылась, наплакалась, и полегчало мне, но главное, я поняла, что могу прощать. Не всех, конечно, но для меня, важна была сама возможность подобного. Оказалось, что есть и такие, которых простить можно, наверное, даже нужно…

     Или, ну это, если простить не можешь, по крайней мере, дай им слово. Это очень важно, дать возможность сказать свое слово, а там уж…

     О Слове со мной говорил Он. Пришел, зыркнул глазищами, у меня душа прямо в пятки так и ухнула, а сама я не выдержала и уселась на задницу. Он меня поднял, повернул лицом к горам и заставил говорить. Я сказала – он спустился вниз, и принес мне пыль, которую, прямо перед моими глазами развеял на ветру. Снова развернул, и снова заставил говорить, а потом снова принес пыль… Я говорила – он приносил пыль. Я уже устала, и шатало меня, и в глазах у меня темнело, даже рвало меня… Повалилась я на землю и разрыдалась… И вдруг он перестал злиться на меня, даже нет, он меня пожалел, присел рядом, на землю, волосы мои пригладил, и заговорил, Господи, я бы прямо там, на краю обрыва этого, так и умерла бы, так сладко ныло сердце, так плавилась и переливалась душа…

     Истинное, светлое прощение встречается, да и должно встречаться намного реже, чем любовь, или, скажем, ненависть. И каждый, каждый, кого я спросила, подтвердил мне это. Я хотела спросить Его, но он развернул меня лицом вперед, рука его выдвинулась вперед, словно пронзила меня, и указала на гору. Он сказал – смотри! Потом сказал – прощение есть только там! Ты потратишь всю жизнь, чтобы научиться прощать – тогда на само прощение времени уже не останется. И как с этим спорить? Впрочем, я и не собираюсь спорить – а с меня хватит просто знания о том, что прощение возможно, как дар…

     Разговаривали об этом. Просто шли и разговаривали. Иногда случается, но обязательно по его правилам – тему задает он. Его тема сегодня – все тоже, самое прощение… Значит, посчитал, что того мучительного разговора для меня было мало…
- Чувства – энергия. Ей легче изливаться в чистом своем виде, понимаешь?
- А, но причем здесь…
- Не перебивай. Переход одной энергии в другую – естественный природный процесс. Любовь – ненависть, радость – горе…
- Да-да, понимаю.
- Не перебивай. Прощение, это гашение энергии. Принужденное, искусственное. А этот процесс он всегда идет с поглощением энергии…
- Не понимаю…
- Ты любишь человека. От тебя исходит энергия. Ты перестаешь любить и начинаешь ненавидеть – от тебя снова исходит энергия. Но вот возникает необходимость его простить, что тебе надо сделать?
- Ну, надо…
- Не перебивай. Надо погасить ненависть, трансформировать ее, принудить вновь появиться на свет любовь. Не в чистом виде, потому что это невозможно, а в виде некого уродца, который в сути и есть прощение…»

     Черт возьми, какая бойкая девица! Жизнь живет – без году неделя, а уже учит. Это можно, это нельзя – это правильно, а это нет. Жалость, ей, видите ли, не по нраву, а между прочим, жалость – это самое, что ни на есть человеческое чувство. Любовь – от похоти, ненависть – от ревности, а прощение, это от умения понять человека, проникнуться его чувствами, перебороть себя, может быть, испытать то же самое… Одно, впрочем, она верно сказала – прощению надо учиться всю жизнь, а можно и еще точнее сказать – всей жизнью надо учиться. Так даже правильнее. Не бывает черно-белого мира! Он многоцветный, изначально многоцветный. А почему это так? Да потому, что большинство чувств, которые испытывает человек, они не чистого содержания, а как раз, половинные. В этом смысл человеческой жизни… Самая суть. Вот например, я люблю свою жену, это даже и не обсуждается. Но иногда, не часто, а именно иногда, она так себя ведет, что я начинаю ее ненавидеть. И даже не важно, какая на то существует причина. Но проходит время, и я прощаю ее. Или вот эта история, ну моя, с этой официанткой. Да если бы я точно не знал, что моя Александра, простит, это ничего для меня не значащее увлечение, разве я бы рискнул… Но моя – женщина умная, и отлично понимает, что мужчине иногда нужна просто женщина, да тем более, в такой вот ситуации, как моя. А что было бы, если прощения не существовало бы?!

     Или дети, например, да-да, именно дети – они такое городят, что родители только за голову хватаются, и что – разве их выгоняют из дома?! Нет, не выгоняют, их прощают, а прощают, потому что они люди и от людей же произошли… Вот так-то… Я поднялся с кровати и отправился готовить себе кофе. Между прочим, я расстроился. Да, так бывает, какая-нибудь ерунда, может испортить даже самый замечательный день… А дело, между тем, клонилось к обеду. Я решил, что пора перекусить, а заодно и вернуться на улицу…

     Рассердила она меня – это правда – очень рассердила. В этом состоянии я пил кофе, в этом же состоянии я вышел на улицу, и чуть не столкнулся с какой-то женщиной. Пожилая дама, но в спортивном, синем в полоску костюме, и лицо у нее такое, волевое, но главное, ямочки на щечках. Как раз такие, как были у моей Эсмеральды… И все горести, и все мои печали, как рукой сняло… Я, кажется, даже улыбнулся…

15.

     Ямочки на щеках – я сходил по ним с ума, за одну только возможность их увидеть, какие только безумства я не вытворял… да, именно безумств, потому что только благодаря им, появлялась на щеках Эсмеральды эта совершенно непередаваемая улыбка, бывшая обязательной спутницей этих ее ямочек… Да, какие-то поэты воспевали глаза и волосы, теперешние все больше поют о других прелестях, пониже и пообширнее, а вот если бы я был поэтом, я бы писал стихи об этих самых ямочках… Впрочем, я кажется даже и писал…, жаль, конечно, что невозможно вот так, сходу, вспомнить, а могло бы получиться весьма забавно..., небось и ей бы понравилось, да-да, обязательно понравилось бы…
 
     И снова, как в первый день дохнула на меня своим специфическим, осенним запахом, грусть… Даже, не просто грусть, Грусть с большой буквы… А там где грусть, там иногда бывают странные…

- Черт возьми, действительно, а почему бы и нет, - вырвалось у меня.

     Мысль, та самая мысль, которую навеяла осенняя грусть, была весьма простой в исполнении. Надо было просто вспомнить, где располагалось общежитие театра. В конце концов, я в нем столько раз бывал, что просто должен был запомнить. Почти год ведь ходил туда, да еще каждый день…

- От площади только надо начинать, да именно от Театральной площади…

     Тем более, что Театральная площадь – вот она. Правда, здесь следовало немного схитрить. Я не стал переходить напротив кафе, где работала Лилия, я сделал это дальше, как раз напротив строения неизвестного назначения. Ничего особенно, просто иногда не следует смешивать вечное и временное… Под каким бы микроскопом не рассматривали прошлое. Чего бы в нем не выискивали – оно всегда оказывается чище. По сравнению с нашим, теперешнем, проживаемом нами теперь, настоящим…

     А вот теперь, всякую лирику в сторону – теперь, главное, сосредоточиться… Я повернулся спиной к служебному входу, стараясь при этом, не очень привлекать к своим действиям внимание посторонних… Хотя, с другой стороны, будет ли ко мне кто-то присматриваться, или даже очень внимательно следить за мной – мне было все равно. А кроме того, пусть я и делал нечто странное, но законом-то оно было не запрещено, порядков установленных оно не нарушало…

     Первые несколько шагов, как раз вдоль тыльной стены театра, получились, и первое, что я вспомнил, это окно гримерной Эсмеральды. Вон то, на втором этаже, потом была гримерная ее подруги, а потом была пожарная лестница, с нее пацаны старались заглядывать в комнаты к молоденьким артисткам… Я почувствовал, что слегка краснею, что ж, было, сознаюсь – не только пацаны… Но это было пару, может быть, тройку раз, пока не удалось выяснить точное положение комнаты Эсмеральды… Потом, правда, пожарную лестницу срезали, потом восстанавливали, потом опять, и так до бесконечности… В данный момент, лестница опять присутствовала…
- Вопрос – надолго ли, - весело хохотнул я.

     Следующий поворот я прошел так, словно еще вчера, провожал Эсмеральду по этой самой дороге. Не вызвал никаких сомнений у меня и следующий поворот. Именно так, вот в эту арку и налево… Или направо…
- Вот черт, - было от чего заругаться, передо мной был перекресток, и вот именно его я вспомнил, потому что именно на нем, Эсмеральда выпускала мою руку и специально, на шаг, отставала, отлично зная, что я всегда сбивался на нем…, - налево или направо… Направо или налево…
 
     В те времена, начал вспоминать я, было дерево. Рука моя невольно потянулась к затылку, чтобы…

     Это был такой смешной эпизод. Мы идем в очередной раз, Эсмеральда в очередной раз отстает, а я, рассказываю ей что-то, жестикулирую, и как обычно поворачиваю не туда. Эсмеральда ждет меня какое-то время, а потом окликает – я резко оборачиваюсь, и как раз в это дерево, головой и въезжаю – результат – шишка и просто непередаваемый хохот Эсмеральды. Помниться, я даже обиделся на нее немного, а она, отсмеявшись и отдышавшись, сказала мне тогда – ну, Женек, если ты и после этого не запомнишь поворот, ты – безнадежный болван… Помниться, смех на том самом месте, долго еще сопровождал нас…
- Это точно, - подтвердил я, продолжая тереть голову, - безнадежный болван…

     Нет-нет, тогда, на том повороте я больше не ошибался, но тогда было дерево, а вот теперь…, теперь дерева не было…
- Попробуем рассудить логически, - предложил я себе, - я всегда совершал одну и ту же ошибку, то есть, шел…

     Я начал изображать эту картинку, прямо на улице. Вот я веду Эсмеральду, вот здесь она отстает, вот здесь я поворачиваю…
- Стоп! Нам надо направо, - я облегченно вздохнул, - все было не так уж и сложно…

     Я прошел перекресток. Сделал несколько шагов и остановился. Кое-что здесь поменялось, точнее, не кое-что, а очень многое – это сбивало с толка, но с другой стороны, кое-что и осталось… Я вздохнул облегченно. Вон тот дом, старый, двухэтажный, красного кирпича, я помнил… мимо него я шел дальше, а вот на углу дома мы всегда останавливались… Иногда чтобы поцеловаться, потому что место здесь было относительно тихое, иногда Эсмеральда срывала вот с этого дерева несколько листочков. Я вспомнил, что уже через месяц, у нее все подходящие книжки были заполнены этими самыми, высушенными и ровными листочками. Когда наступал Новый года, она использовала часть из них вместе с елочными украшениями – получалось неожиданно красиво… А вон и лавочка, на ней мы иногда задерживались, просто так, потому что вид с этой лавочки чем-то нравился Эсмеральде… Вот я бы и сейчас задержался на ней, но место было занято, сидя на лавочке, какая-то милая бабулевна присматривала за парой внуков-близняшек… Я прошел мимо, лишь поглядел на малышей, которые о чем-то оживленно разговаривали на своем, непонятном нам языке. Улыбнулся и пошел дальше, пообещав себе:   
- Потом, на обратном пути, я обязательно здесь задержусь…

     Дальше дорога прерывалась, становилась тропинкой и уходила вниз – здесь все осталось как прежде… Даже несколько гусей, пасшихся на травке, поразительно напоминали тех, давнишних, бело-серых, норовивших пощипать непрошеных гостей… Я спустился по тропинке. И вот здесь, внизу, я неожиданно понял – я практически дошел до места. Общежитие театра было где-то, вот здесь… Я огляделся – все верно – где-то вот здесь, одно из тех, четырех зданий, стоявших ко мне боком…
- А что, - зашептал я, - неужели не может быть такого, что до сих пор это здание используется…

     Нет-нет, это была не надежда, не пожелание – конечно, нет. Кроме того, я очень надеялся, что жизнь Эсмеральды сложилась хорошо, что она счастлива… Мое же предположение касалось именно самого здания – ведь могло быть и такое, что сих пор, его использовали как общежитие, допустим, для молодых, только что приехавших артистов… А потом, потом, совсем на чуть-чуть, мелькнула у меня искорка сожаления, захотелось, но уверяю, всего на секундочку, чтобы Лилия – ну, моя недавняя знакомая, была не официанткой в кафе, а той самой, молодой артисткой, проживающей вот в этом самом общежитии… Очень захотелось, слава Богу, что хоть ненадолго…

- Хватит, - начал я уговаривать самого себя, точнее свою память, которая, иногда высказывает такие вот, очень даже странные и неразумные желания, - хватит уже, ей Богу…