Дохленький

Лида, лёжа на животе, спустила с кровати сначала ноги, затем приподнялась на локтях и, кряхтя, с трудом встала. Садиться ей было нельзя, потому что могли разойтись швы.

В палатах было тихо, все спали. И только одна мамаша сидела на койке и машинально качала малыша, сама готовая свалиться от желания уснуть.
Лида почувствовала, как по щекам снова покатились слёзы. Все они, эти мамочки, мучились недаром – у них теперь есть дети. А у Лиды…  Её маленький, преждевременно захотевший на свет Алёшка умер, даже не вскрикнув, а лишь раз слабо вздохнув. А как она его ждала! Мир померк, и она не понимала, как ей дальше жить.

В туалете она прислонилась к стене у открытого окна и беззвучно плакала. Ранний июньский восход радостно окрашивал верхушки деревьев, птицы встречали его весёлым щебетом, и как же тяжко было ей смотреть на это торжество жизни!

«Господи! Что делать? Господи! Как жить?» - стучало у неё в голове. А солнце светило прямо в окно, и ему было не жалко тратить своё тепло на какие-то банки для анализов, старые коробки, стоявшие на подоконнике. Оно просто грело. И только Лиду невозможно было согреть. Под окном стояла маленькая табуретка.  Лида наступила на неё и резко отскочила, услышав в коробке какую-то возню и писк. В этот момент зашла санитарка.

- Фу, - сказала ей Лида,  - мыши даже по окнам бегают. 
Та подошла, стала рыться в коробках:
- Нет, это не мыши… Это… ребятёночек ожил.
- Какой… ребятёночек? Чей… ребятёночек? – заплетающимся языком проговорила Лида.
- Да родила одна вчера. Думали, дохленький. Не жилец он был, даже укол сделали. А он, гляди-ка, жив, пищит. Надо доктору сказать.

У Лиды закружилась голова, она медленно сползла по стене, села на корточки, не почувствовав пронзившей её резкой боли, затем вдруг вскочила и, прогнувшись, словно кошка, прыгнула к окну, выхватила сына из коробки, прижала голенькое тельце к горячей груди, задрала подол рубашки, чтобы хоть как-то укутать возвращённый ей солнцем комочек.

Кроха почти не двигался, только ротик издавал слабые редкие вздохи. Мать поспешно вынула грудь, поднесла сосок к губам ребёнка, но у того не было сил. Тогда она стала брызгать капельки молозива, с силой выдавливая их, в открытый ротик:
- Пей, маленький, пей, миленький!

Она шла в задранной по пояс больничной рубахе, по лицу блуждала сладкая и мучительная улыбка, груди нестерпимо ныли, бедра были испачканы кровью. Но всё это было не зря.

- Реанимацию! – кричала санитарка. Ребёночек ожил! 

                1998 г.