Когда не поют соловьи

Татьяна перебирала в шкафу книги и наткнулась на конверт со старыми фотографиями. Даже не открывая его, она точно знала, что там внутри. Внезапное щемящее воспоминание унесло её в далёкое прошлое.

Танцы были в разгаре, когда появился он. Не заметить его было нельзя: высокий, модно одетый, весёлый парень, сразу видно, знающий себе цену, притягивал взгляды всех девчонок. Лёгкие веснушки не портили его – наоборот, придавали дополнительный шарм его личности. К слову сказать, она тоже была красавица: длиннющие ресницы, обрамляющие огромные тёмно-карие глаза, прямой точёный носик, милая улыбка красиво очерченных губ, задорная чёлка… А фигура!

Он подошёл с Юркой по прозвищу Музыка, который представил:
- Знакомьтесь, девочки, Лёша.
- Алексей Борисыч. И как можно  чаще, - добродушно схохмил он и, скользнув безразличным взглядом по подругам, протянул ей руку.

Как говорят в любовных романах, только слепой мог не заметить, что они созданы друг для друга.
Это была её первая и единственная любовь. И от сказки остались только эти две фотографии да мучительно сладкие воспоминания.
В дверь позвонили. Татьяна торопливо сунула фотографии в конверт, захлопнула книгу и поставила на полку.

Люська, школьная подруга, трещала уже часа полтора, рассказывая подробности своей насыщенной приключениями жизни. Когда свежие приключения кончились, она приступила к допросу.

- Слушай, я всё хочу спросить тебя, а как у вас дела с Алексеем Борисычем? Видитесь хоть иногда? В одном городе всё же живёте?
- Да нет, не приходилось как-то.
- Мы так тогда и не поняли, из-за чего вы расстались. Такая была любовь – как в кино!
- Да, - протянула Татьяна, - он единственный, кого я любила.
- Ты чё – ненормальная? И больше никого? А Володька?
Татьяна покачала головой.
- Володька… Я сама не поняла, как вышла за него.
- Он же за тобой по пятам ходил! Вообще-то, многие ходили, а Борисыч ревновал, между прочим, а я его успокаивала, говорила, что ты только его любишь.
- Бессовестная! Даже я ему этого не говорила!
- Ну так кто-то же должен был известить. Ладно, не злись, дело прошлое. И что Володька?
- Доходился. Мы тогда с Алешкой поссорились: мне сказали, что он с другой, ему – что я с другим. Разругались в пух и прах.  А тут Володька не отстаёт – мы ж работали вместе. Пригласил в кино, потом зашли к родственникам, уехать было не на чем, на такси у меня не было, а он и не предложил. Постелили нам на веранде – две кровати. Кровати-то две, а веранда одна. Всё получилось быстро и противно. Я расплакалась, а он: «Перестань, всё пройдёт, ты у меня тоже первая. Всё будет хорошо». Думал, от боли плачу, а я от стыда. Себя возненавидела, и его тоже. Ещё вчера можно было ему от ворот поворот дать, а сегодня… Как я Алёшке в глаза посмотрю? Ведь у нас с ним ничего не было, он меня берёг.
- Любил, наверное, - умильно вздохнула Люська.
- Лёшка не верил, что замуж выхожу. Я и сама не верила, да куда деваться-то? Всё равно он мне этого не простил бы.
- Да не реви! Володька твой мужик нормальный, а тот всё бобылём ходит!
- Говорит, меня до сих пор любит.
- Ага! Значит, видитесь?
- Нет, сестру его однажды  встретила.
- А ты?
- Что я? Люблю, а что это меняет?
- Нет, я всё же поражаюсь, как можно столько лет об одном и том же человеке думать? У меня мужиков сколько было! И, знаешь, ни об одном не вспоминаю. Ну, побыли, ну, полюбили – и гудбай!
- Разве это любовь?
- Может, и не как твоя, да мне жить-то интересней. Я бы на твоём месте этого Борисыча давно из головы выкинула.
- Да я и забыла почти, ты вот разворошила, - свалила на подругу Татьяна. – Ощущение, что читала книгу, а последней страницы нет. Вот найду страницу – и тогда… не знаю что.  А по правде, я только этим и живу. Особенно ночью. Знаешь, я Володьку так и не полюбила, хотя очень старалась, честное слово. Я была примерной женой, но ночи боюсь как огня. Ничего, кроме отвращения, не чувствую.

Люська от возмущения не находила слов: ну не может быть мужик противен, когда рядом!  А Татьяну будто прорвало:
- Я не понимаю, чего хорошего все находят в постели?! Для меня это каторга. Особенно когда муж, довольный, отворачивается к стенке и засыпает. Может, думаю, я фригидная? Может, мне лечиться надо?
- Фригидных женщин не бывает, - со знанием дела заявила Люська, - бывают мужчины, не способные разбудить женщину. Я знаю, что тебе надо делать, - надо проснуться самой, а для этого – завести любовника!
- Да ну тебя! Я чего только не прочитала и о сексе, и об отношениях. А других мне не надо. Кроме одного.
- Так вот в чём дело! А я-то думаю, как она мужа в командировку аж на полгода отпустила? А она, как дурочка пятнадцатилетняя, мазохистка несчастная, по Борисычу страдает.
- Брось, это я так, к слову. Никого не хочу.

Зазвонил телефон. Гудок длинный, междугородный.
- Алло! Да… Да… Ладно… Хорошо. – Татьяна положила трубку. – Даже не спросил, как дела. Приезжает муженёк. Завтра, на пару дней.
- Ну, после долгой разлуки у вас и любовь будет! – прицокнула Люська.
- Какая любовь?! Ему всю жизнь льстит, что жену красавицу отхватил, - сам мне так говорит. А до моих чувств ему дела нет. 

Через часок Татьяна проводила Люську до её дома, решив на обратном пути прогуляться. Был чудный майский вечер. Пахло молодыми клейкими тополиными листочками. Душа, стосковавшаяся за зиму по их шелесту, слушала его, словно волшебную музыку. Она вспомнила – раз сегодня день воспоминаний – другой майский вечер, настолько далёкий, что было странно, как память воскресила его во всех подробностях. 

Они медленно шли по берёзовой аллее, недавно  укутавшейся в блестящий зелёный атлас. Как заколотилось юное Танино сердце, когда Лёша взял её за руку и привлёк к себе, оставив на затрепетавших её губах нежный пьянящий поцелуй. О! Были в её жизни влюблявшиеся мальчики, но их быстрые глупые поцелуи только смешили или раздражали её. А сегодня… Буря чувств захлестнула всю её душу, сердце выпрыгивало из груди, и она не знала, что делать: то ли бежать от него, то ли броситься в объятия. Но она лишь опустила глаза, а он поймал её дрожащие пальцы, и, освещённые серебристой луной, они снова пошли по аллее, только немного ближе друг к другу. Соловьи были уверены, что это  любовь.

Татьяна не заметила, что закат погас, а она сидит на скамейке под берёзой и слушает соловья. Это он напомнил ей ту ночь.  Она вздохнула, отгоняя туман прошлого, и побежала к автобусу: завтра приедет муж, а у нее дома не готово ничего к его приезду. Водитель высадил одинокого пассажира, закрыл дверь и преспокойно тронулся, не дожидаясь её. Татьяна разочарованно ойкнула.  Мужчина, оказавшийся на её пути, воскликнул:
- Танюша?!
Она, будто знала, что сегодня увидится с ним, спокойно сказала:
- Привет!

Они болтали всю дорогу до его дома. Он рассказывал, что несколько раз хотел увезти её от мужа: то в день свадьбы, то после рождения сына. Но думал, что она любит Володю, и это лишало его уверенности.
- Нет, не любила и не люблю. Просто так вышло. – И Татьяна рассказала ему всё без утайки.
- Я мог простить тебе всё!
- Это ты сейчас так говоришь, а тогда мы ссорились и по более мелким причинам.
- Я любил тебя, я всю жизнь любил только тебя… - Алёша ладонями приподнял её лицо и заглянул в бездонные, словно эта ночь, глаза.
Господи! Сколько лет она ждала этой минуты, сколько раз представляла её снова и снова! Все эти годы сердце её заходилось сладкой радостью в предвкушении внезапного счастья.

…Лёша гладил шелковистые волосы, нежно касался её губ губами. Она отвечала ласками, которые хранила только для него. Но сердце, бедное её истосковавшееся сердце молчало, словно оглохнув от неожиданности. Нет, оно не замирало на высоте, не трепетало в ожидании – оно было безучастно! Тело чувствовало его близость, томилось и наполнялось негой.  А глупое сердце молчало, словно и не вспоминало сегодня ту майскую ночь…

«Что я скажу Володьке? – пронеслось в голове, и она вдруг спохватилась, что мужнина жена. Что теперь всё так запутано, что так нельзя… Крупная слеза покатилась по её щеке.
- Не плачь, - как-то буднично сказал Борисыч. - Всё будет хорошо.
Знакомые слова обожгли слух, а он добавил:
- Мы будем часто встречаться, не плачь. Давай спать.
Он сладко зевнул, закрыл глаза и через некоторое время уже крепко спал. 

Татьяна  тихонько встала, оделась, черкнула на холодильнике помадой: «Прощай», - и вышла на улицу. Утренний холодок приятно освежал лицо. Соловьи уже не пели о любви. Ведь любовь была дочитана до конца.

Первые лучи брызнули из-за деревьев. Татьяне было легко, будто она заново родилась. Она поднялась на четвёртый этаж, открыла дверь.  На диване, укутавшись пледом, сидел Володя. Ей было всё равно, что он скажет. Она ему больше не жена. 

- Однако, хорошо ты проводишь время.  Но это твоё дело. Я приехал сказать… в общем, у меня есть другая, я ухожу. Вернее, уезжаю. Ты ведь никогда меня не любила, ты любила своего Алексея Борисыча. Теперь ты свободна. Сыну буду присылать деньги.  - Он взял чемодан и пошёл к двери.
- Я за тебя рада. Правда, Володь.  А Алексея Борисыча я не люблю. Уже.

Сердце её наконец было свободно и верило, что любовь в жизни ещё будет.