Пошутил

          Предпраздничное профсоюзное собрание коллектива подходило к концу. На свободный стул на первом ряду подсел опоздавший.
          Это был вахтер Языков, прапорщик в отставке. Надев очки, он углубился в чтение какой-то мятой бумажки, которую вынул из бокового кармана пиджака.
         Бабешкин, инженер в статусе молодого специалиста, сидел рядом и от нечего делать изучал сидящих в президиуме.
         Вел собрание Гриншпан, председатель профкома.
         Начальник объекта заканчивал свой скучный доклад, который он повторял из года в год меняя только дату годовщины. 
        Все сидящие в зале откровенно скучали и маялись в ожидании конца этого затянувшегося мероприятия. 
       Скорее бы отпустили по домам. Явка была стопроцентная. Добраться до города можно было только на служебных автобусах, которые отправлялись после окончания праздничного заседания.
        Повернувшись к Языкову Бабешкин заглянул в его бумажку. Там был перечень фамилий. Он толкнул его локтем.
- Что это?
- Хочу поздравить уважаемых людей нашего предприятия.
- Дай-ка сюда я посмотрю. Никого не забыл?
        Языков никого не забыл. Там был начальник, замы, парторг, председатель профкома и другие уважаемые люди.   
         Мысль подшутить пришла сама собой.
- А почему Алексея Ивановича не поздравляешь?
- Какого Алексея Ивановича?
- Бабешкина!
- А кто это?
- Если бы ты не опаздывал на такие мероприятия, то знал бы! Из области приехал на наше собрание, куратор по партийной линии! Вон там сидит. Он уже выступал и поздравил всех нас. Не хорошо будет если ты не упомянешь его в своем поздравлении.
         С совершенно серьезным видом он изобразил такое лицо, что Языков испугался за последствия, которые могут последовать, если он не упомянет Алексея Ивановича в своем поздравлении.
        Языков, за всю жизнь привыкший к "ать-два" и держать нос по ветру, никак не мог допустить такого прокола.
- Иди ты! Вот бы дал я пенку, если бы не поздравил его. Спасибо тебе!
       Он стал карандашом дописывать свой список. Тот по слогам диктовал ему на ухо: Ба-беш-кин, через «ша».    
         Гриншпан из президиума неодобрительно поглядывал  на их с  Языковым возню и перешептывание. Как будто чувствовал что-то.
        Начальник закончил доклад лозунгами: «Да здравствует ……. ! Да здравствует ……!». Вернулся к столу президиума и сел на ме-сто. Гриншпан наоборот поднялся с места чтобы, к радости всех присутствующих, закрыть собрание и задал дежурный вопрос.
- Кто, товарищи, хочет выступить?
         Так как выступающих к торжественным собраниям никогда не готовили, то никаких желающих, естественно, быть не могло.
        После этого он обычно произносил фразу, которую с таким нетерпением ждал весь коллектив: «на этом, товарищи, разрешите считать наше собрание закрытым».
         Все, как по команде,  вскакивали с мест и толкаясь бежали занимать сидячие места в служебных автобусах, которые стояли в ожидании.
        Но в этот раз, к его искреннему изумлению, все пошло не по сценарию. Языков, после этой его фразы, дернулся вперед, выбросил руку и чуть ли не прокричал.
- Я хочу выступить!
          Гриншпан на мгновение растерялся, посмотрел на начальни-ка, но тот сидел опустив голову вниз и делал вид, что что-то читает в своих бумагах.
          Потом бросил беглый взгляд на Бабешкина. Хитрая лиса, чувствовал что-то! Чего они шептались? С какой стати Языков за-просился на трибуну?
          Народ оживился. Это что-то новенькое! Чего Языкова вдруг потянуло на трибуну? Пьян? Да нет! Не похоже!
          Ведь это не открытое партийное собрание и прения никто не открывал.
         Это  праздничное заседание и что можно добавить после здравниц? Сказать еще одну? Все терялись в догадках.
         Не дожидаясь пока Гриншпан разрешит ему выступить, Язы-ков поднялся с места и прямиком двинулся к сцене.
        Будучи человеком в возрасте за семьдесят и достаточно грузным Языков, тяжело дыша,  поднялся на маленькой лесенке на сце-ну и взошел на трибуну. 
          От волнения его лоб покрылся потом. Он вынул из кармана брюк носовой платок и смахнув  пот высморкался, чтобы собраться с мыслями.
- Уважаемый Леонид Михайлович! Уважаемые коллеги, сотрудники! Уважаемый товарищ Гриншпан!
        Начал Языков, обратившись к залу.
- Разрешите мне от имени меня и моей жены поздравить вас с наступающим праздником! Также еще разрешите мне поздравить с праздником…
        И он углубился в чтение фамилий руководства и актива. Все терпеливо слушали. Закончив читать он выдохнул с облегчением.
       Гриншпан привстал с места, чтобы поймав его на паузе, прекратить эту самодеятельность, но в этот момент Языков продолжил.
- Еще разрешите мне от имени себя и моей жены, особенно, поздравить с наступающим праздником   Бабешкина Алексея Ивановича!
         Хохот прокатился по залу. Гриншпан наконец-то понял какую подлянку ему приготовили эти двое. Вот чего они шептались и ме-шали ему вести собрание по шаблону, но что у них может быть об-щего. Ведь они даже не знакомы.
         Прямо из президиума Гриншпан, не стесняясь зала, показал Бабешкину кулак. Намекая, вот закончится собрание я тебе покажу, как издеваться над нами, но тот сидел с каменным лицом, уставившись в одну точку на лбу бюста Владимира Ульянова, установлен-ного за спинами членов президиума.
           Языков не унимался.
- Пожелать ему долгих лет жизни и благословления господня!
        Народ уже открыто умирал со смеху. Знавшие Бабешкина,  глазами искали его в зале, вставали с мест, чтобы увидеть где он сидит.   
      Те, кто не знал его, спрашивали друг у друга: «кто же это такой Бабешкин»?
         Языков, как будто не замечая этого смеха, продолжал.
- Чтобы и в семье у вас было хорошо и работа спорилась и детки были здоровы с внучатами!
        Он был абсолютно уверен, что такой большой человек должен быть в почтенном возрасте и обязательно с внучатами.         
         Члены президиума, давясь от смеха, не выдержали и расхохотались в открытую. Начальник объекта улыбнулся, посмотрел на Бабешкина и укоризненно покачал головой.
         Гриншпан был в бешенстве. Он, как председатель собрания,  пытался взять ситуацию под контроль.
- Языков!
           Рявкнул он перекрикивая хохот в зале.
- Прекрати комедию! Освободи трибуну!
         Языков, оторвавшись от чтения, повернувшись боком к залу и лицом к президиуму, смотрел на начальника и ничего не понимал. Потом машинально полез в карман за носовым платком чтобы снова высморкаться.
- Я  это…… хотел…. от  имени  меня …..моей жены …
          Лепетал он. На него было жалко смотреть.  Он не понимал почему на него кричат. Губы у него задрожали. Дрожали и руки с мятым листком бумаги и перечнем фамилий.
          Гриншпан понял, что переборщил и взял себя в руки. При всем честном народе так нельзя!
-  Петр Петрович! Спасибо тебе за поздравления! Очень приятно! Жене тоже передай нашу благодарность, но на этом наше собрание считаю закрытым. Пройди в зал. Пожалуйста!
         Народ, довольный концовкой собрания, продолжая смеяться спокойно вставал с мест и почему-то не ломанулся к автобусам, как обычно. 
         Гриншпан, продолжая сидеть в президиуме, с перекошенным от злости лицом сделал Бабешкину жест, дескать, иди сюда.
        Тот понял, что надо срочно покинуть зал, чтобы избежать встречи с Гриншпаном.
         От сотрудников, конфликтовавших с ним, Бабешкин слышал, что в гневе он может плюнуть в лицо собеседнику.   После этого дискуссия, как правило, переходила в потасовку из которой Гриншпан не всегда выходил победителем.
         Этого ему только не хватало! В том, что это как раз тот случай, Бабешкин не сомневался. Ему, покидающему в спешке зал заседаний, казалось, что Гриншпан как будто выцеливает его и попробует достать плевком прямо из президиума. Расстояние позволяло.
         Ну, не посмеет же он при таком стечении народа. Успокаивал себя Бабешкин.
         Подумаешь пошутил! Ну и что? Он ведь не предполагал, что Языков примет все за чистую монету и  на  самом  деле  начнет  поздравлять  его  с  трибуны.    
         Ведь он знал его только в лицо.