Про Ивана-купалу, Илью-пророка и моего отца Петра

 Ивана-купалу мы любили, а Илью пророка почему-то — нет. Впрочем, не почему-то, а по вполне объяснимой причине. На Ивана-купалу мы обливались водой, баловались и веселились, потому что впереди было целое лето. А вот Ильин день подводил черту под теплыми деньками, напоминая, что лето шло на спад. Уже не было сильной жары, а главное, «по правилам» купаться теперь было запрещено, потому что «Илья-пророк в воду нас-ал». Мы произносили это слово целиком и долго не знали, что слово это было нелитературным. Еще Илья был громовержец, и потому мы его сильно боялись. Позднее я прочел где-то, что он убил 400 человек и ушел от людей, потому что сильно переживал случившееся.
В детстве мы воспринимали Илью-пророка, как абсолютно небесного человека, и нам даже в голову не приходило, что когда-то давно он жил на земле и только потом вместе с колесницей взошел на небо.
Мой отец родился в Ильин день и должен был получить имя Илья. Но как он сам рассказывал, мой дед поставил батюшке бутылку и упросил окрестить сына иначе. И мой отец, будучи по духу Ильей-громовержцем, стал носить имя пророка Петра, отрекшегося от Христа, прощенного Им самим и тем не менее потом всю жизнь плачущего о своем грехе.
Выросший в эпоху полного отрицания веры, отец нес в себе все черты безбожного поколения. Если его матушка окончила церковно-приходскую школу и была очень верующим человеком, то мой отец ни разу даже в храме не был. Правда, ближайшая церковь находилась километрах в двухстах от нашего села. Впрочем, в этом я тоже не очень уверен. Сам я, пионер-ленинец, тоже не слишком интересовался вопросами веры, но не был уж совсем равнодушным и с некоторым страхом спросил как-то свою верующую бабушку-старообрядку по материнской линии:
- Баба, а что, мы, не верующие в Бога, в аду гореть будем?
Знала ответ моя неграмотная бабушка или он пришел ей в тот момент, мне уже никогда не узнать. Но ответ поразил меня глубиной и материнской любовью.
- Наверное, мы в аду гореть будем, сынок, потому что не научили вас вере.
Когда батя напивался, то сначала проявлял черты громовержца. Кричал, матерился и даже мог разбить тарелку или табурет. Потом он постепенно затихал и начинал плакать и приговаривать:
- Эх, жизня. И почему я такой несчастный?
Моя мама, видя, что пыл "громовержца" утих, пыталась утешить отца.
- Да чего это ты несчастный? Четыре сына у тебя, дом, все необходимое есть.
- Ничего ты не понимаешь, - изрекал отец. - Ни-че-го не понимаешь.
- А ты объясни.
Но отец уже был погружен в свои мысли и, казалось, никого не слыша, тихонько начинал петь:
- А под пид горою, яром зелено-о-ю, казаки и-и-дут...
 На предплечье правой руки у него была наколка, которую теперь называют татуировкой, с программой на всю его недолгую, всего в сорок семь лет, жизнь. «Года идут, а счастя нет». В слове «счастье» мягкий знак был пропущен, а буква "я" была написана с длинным-длинным хвостом, подчеркивающим всю фразу. Может, потому и само счастье у моего отца было без мягкого знака, а его "я" не совсем правильным. Но мы любили его, нашего дорогого Петра, который совершенно случайно не стал Ильей.
Август 2015 года.