Зейнаб

Шла уже пятая весна как холодная казахская земля приняла в свои степи чеченцев и ингушей, жестоко оторванных от родной земли далекого Кавказа. В селе Жаналык Талды-Курганской области в этот вечер шел мокрый снег. Снежинки таяли в воздухе, не успев упасть на черную слякоть, а холодные сумерки, как случайно пролитые чернила, разливались по серому небу. Колючий ветер пронизывал до костей.
Нурди спешил домой. Еще ранним утром он ушел за дровами. И теперь, уставший, брел в сторону дома, сгибаясь под тяжестью своей ноши. Он шел, как старик, – сгорбившийся, с шаткой походкой, протирая выступавшие на морщинистом лице капли пота. Нурди вместе с братом еще в раннем детстве остался без отца.  Мать родственники выдали замуж. Мальчики росли с дядей. А через несколько лет, оставив после себя малолетних близнецов умерла и мать. Жизнь рано отхлестала своей плетью Нурди. И ему казалось, что она, вылив на него всю чашу горя, какая у нее имелась, уже не потревожит его никогда. Шрамы затягивались, а раны постепенно остывали. Он создал семью. И вся его жизнь теперь была наполнена годовалым сыном Бай-Али. Это был его смысл, его повторение, его продолжение. Нурди каждую минуту благодарил Творца за такой щедрый подарок.  Жизнь Нурди продолжалась. И тогда, в 1944-м году, провожая из шаройских гор еще одну злую зиму, Нурди как и все люди на земле с нетерпением ждал первых, осторожных шагов наступающей весны. А обманутое коротким счастьем глупое человеческое сердце, сидевшее в его груди, даже и не догадывалось, что горе…настоящее горе ехидно улыбается за тем черным хребтом.
Дальше все было как в тумане…поезда, вагоны, крики, заразившийся тифом их эшелон и глаза…холодные глаза и тонкие сжатые губы советских солдат, которые безжалостно гнали вайнахов, словно скот, по этим узким горным тропам в мерзлую неизвестность.
Нурди быстро согнулся под ударами судьбы. После голодной смерти дяди, болезни ребенка, его жизнь начала терять свой смысл. Он никак не мог настроиться на новый жизненный ритм. Превращался уже в старика, а ведь Нурди был очень молод. Мужчина бы окончательно морально и физически сломался, если бы не жена Ашура. Бойкой девчонкой она вошла в его дом и подарила ему не только сына, свою любовь и заботу, но и непоколебимую веру в лучшее. Ашура была доброй, веселой женщиной и заменила для Нурди и мать, и сестру. В Жаналыке казахи первое время побаивались вайнахов. Люди, с горящим блеском в глазах, с измученными улыбками на смуглых лицах, с губ которых слетало лишь одно короткое слово «Кавказ» разве могли они не навевать страх на простых казахов, взращенных желтыми степями ветреного Казахстана. Но вайнахи, из поколения в поколение привыкшие бороться за свое место под солнцем, привыкшие карабкаться вверх по жизненным скалам, начали потихоньку учиться жить и здесь. Ашура быстро выучила язык, и уже через месяц пребывания в селе Жаналык на соседской свадьбе спела песню на казахском языке. То ли жизнь так усмехалась над ними, то ли действительно пожалела, но Нурди начал обустраиваться. На чужбине появилось на свет еще четверо детей. На стройке подвернулась работенка. В его же бригаду на кухню устроилась и Ашура. Общими усилиями они пытались поставить на ноги своих пятерых детей.
Продолжалась жизнь, продолжалась. Гнала она свою потрепанную повозку по ухабистым пыльным дорогам Казахстана. И лишь вера, крепкая вера – лучший лекарь израненных сердец, помогала получать какую-то радость от этой жизни. Вера в Аллаха, вера в синие дали Кавказа, какие же чудеса ты творила, не позволяя сломаться и сгинуть древнему роду вайнахов…
Привык уже Нурди к укладу своему на чужбине. И лишь вечерами во время разговора с земляками, когда кто-то осторожно произносил слово Кавказ, старая боль тупым ножом врезалась в сердце.
Нурди брел домой. Мысли, подобно этому весеннему снегу, кружили в голове. Несмотря на усталость, Нурди старался ускорить свой шаг, ведь дома с ужином ждала Ашура и целый батальон озорных глазенок его детей, по которым он уже успел соскучиться. Заворачивая на свою улицу, Нурди издали увидел кучку людей, что-то бурно обсуждавших.
-Случилось чего? – окликнул он по-казахски сельчан.
Люди расступились и Нурди заметил среди них дрожавшую на ветру худенькую фигурку юной девочки. Она была совсем легко одета и уже посиневшей рукой натягивала на лицо потрепанный пуховый платок.
-Ты чья будешь, девочка? Кто ж тебя выпустил в такой холод? Она подняла на него свои раскосые голубые глаза, которые недоверчиво смотрели с белого скуластого лица.
-Ничейная я…сирота детдомовская…выпуск у меня в детском доме. Работу ищу. Мне бы переночевать сегодня, а с утра пойду искать себе жилье, работу – глотая обрывки фраз, стуча от холода зубами, ответила на вопрос девчонка.
Нурди сбросил со спины связку дров и, сняв пальто, быстро накинул его на плечи девушки.
-Одевайся и пошли быстрей.
Путаясь в большом мужском пальто, девушка пугливо спросила
-Куда?
-Ко мне!
Казахи переглядывались. А девушка тревожным взглядом окидывала всех.
-А ты кто? Я…я наверное, не пойду – тихо сказала незнакомка и отошла в сторону одной женщины.
-Ты чего, глупая? Дома жена ждет с ребятней! Пошли быстрей, а то свалишься здесь с холоду! – приказал ей Нурди.
Казахи один за другим начали одобрять приглашение Нурди.
-Иди! Не бойся его! Они чеченцы такие! Последний кусок отдадут! С ними не пропадешь – начали наперебой твердить все.
Кутаясь в пальто Нурди, девушка подошла к своему случайному знакомому.
И направились они вместе в сторону дома Нурди.
-Как звать-то тебя? – спросил мужчина свою спутницу.
-Зейнаб я…
- Ты не казашка?
-Говорят, что татарка…больше я ничего не знаю. Погибли у меня родители в 30-х…родни никакой нет. Детдом меня вырастил. А вы… вы же чеченцы. В наш детдом тоже привозили из ваших…все их боялись, избивали, голодом морили. Враги народа…так их называли.
Нурди молча шел впереди.
-Вот мы и дошли – весело прервал он ее разговор, пропуская девушку вперед. Из окон маленького приземистого домика доносились детские голоса. Зейнаб растерянно встала у порога. Задумался и Нурди…еще неизвестно как Ашура отреагирует - семья большая, каждое зернышко на счету. Пока Нурди  стоял в раздумьях, услышав шаги, вышла Ашура и удивленно посмотрела на  незнакомую девушку, укутанную в старое пальто ее мужа.
-Ашура! У нас гостья…Зейнаб зовут! Примешь? – спросил Нурди.
-Когда это я гостей-то не принимала? – обиженно ответила женщина.
-Заходи, девочка, не бойся – Ашура протянула руку Зейнаб. Девушка осторожно зашла следом за ней в дом. На деревянном паднаре хныкал толстощекий малыш.
Зейнаб аж вскрикнула от восхищения
-Ой какой он хорошенький! Можно мне взять его на руки? – спросила Зейнаб.
-Да погоди ты, поешь сначала, а этот карапуз еще успеет тебе за ночь надоесть своими криками – ответила Ашура.
Все сели к столу. Незнакомку осторожно оглядывали дети. Ашура и Нурди молча начали кушать. Зейнаб сидела у стола. От вареной картошки поднималась тонкая струйка дыма, больно прожигая желудок девушки, который с самого утра не ощутил в себе и маковой росинки.
-Ну чего ты сидишь? Ешь давай! Ты же на ногах еле стояла –пожурил ее Нурди.
Бледной, исхудавшей рукой Зейнаб потянулась за вилкой…
Холодная весенняя ночь вступала в свои права. В окно снова застучал дождь, смешавшийся с мокрым колючим снегом. Ашура подошла к двери, чтобы задвинуть щеколду.
-Что за климат проклятый…весной даже и не пахнет – пробормотала женщина.
На деревянном паднаре, свернувшись калачиком спала ее юная гостья. Ашура подошла и осторожно натянула на нее одеяло. Девушка посмотрела на нее заплаканными глазами.
-Ой! Не спишь что ли? – удивилась женщина.
-Нет…не сплю – всхлипнула Зейнаб.
-А чего плачешь-то?
-От безысходности. Не знаю, что дальше буду делать. Работу мне надо искать. Я читать умею, писать. Отличницей была. Как ты думаешь найду? С надеждой спросила она у Ашуры, присаживаясь в постели.
-Ты это…знаешь что…давай спи! Не плачь. А завтра утром на свежую голову и подумаем, что с тобой делать. Главное, что ты жива, здорова. А там как-нибудь выкрутишься. Мы тоже вон, не сдохли, хотя сколько нас гоняли. Клянусь, думала еще в поезде умру, а вот видишь, как Аллах смилостивился, жива, еще и деток умудрилась целую ватагу народить! – подбодрила ее Ашура.
-Спи! Спокойной ночи!
-И тебе спокойной ночи! – Зейнаб снова опустила голову на подушку, натягивая на себя светлое шерстяное одеяло.
Ашура была в замешательстве. Сон не шел. Ей было жалко Зейнаб. Женщина с тревогой осознавала, что с каждой минутой эта темная ночь укорачивается и скоро наступит утро. Утро, в холодную неизвестность которого нужно пробираться этой бедной сиротке.
Ашура тихо на цыпочках подошла к спящему мужу.
-Нурди…слышишь меня?
Мужчина крепко спал.
Ашура осторожно тронула его за плечо.
-Проснись…
-Что такое? – испуганно встрепенулся Нурди.
-Поговорить надо
- На ночь глядя? Ты чего сдурела что ли? – разозлился он на жену.
-Да погоди ты…я про девчонку эту. Уснуть не может она плачет лежит…не знает куда завтра идти…я это…может оставим ее у себя, как ты думаешь? Пока не пристроится куда-нибудь? Разрешаешь мне?
-Делай что хочешь, женщина! Я спать хочу! Завтра ни свет ни заря в колхоз тащиться надо – буркнул в ответ Нурди.
-Одним словом, я скажу, чтобы у нас пожила! Можно же? – радостно прошептала Ашура.
Но Нурди уже крепко спал. Ашура подошла к окну и тихо отодвинула занавеску. Дождь прекратился. В холодном небе еле пробивался блеклый свет застывшей луны. На душе Ашуры стало спокойно. Не отпустит она завтра эту сиротинушку. И даже от одной мысли творимого ею добра на сердце становилось тепло, а тревога тихо растворялась в весенней ночи.
Зейнаб соскочила вместе с первыми лучами солнца. Встревоженная, с опухшим от слез и короткого сна лицом, она вышла в коридор. Ашура как раз собиралась выйти, чтобы управиться со скотиной, пока дети спят.
-Вай, Зейнаб! Ты чего так рано встала-то? Полночи не спала, еще и спозаранку соскочила!
-Идти мне надо…
-Зейнаб, зайди в комнату. Дети проснутся, меня не найдут, крики на весь колхоз поднимут. Я постараюсь скоро зайти – быстро оборвала ее Ашура и вышла во двор.
Зейнаб в недоумении стояла на пороге. А из комнаты послышалось хныканье малыша, который в ту же секунду прервал тревожные мысли девушки. Зейнаб забежала в комнату и взяла на руки проснувшегося ребенка. Она прижала к себе теплое мягкое тельце малыша и какое-то непонятное, доселе неизведанное чувство охватило ее всю без остатка. Она полной грудью вдохнула в себя запах ребенка и на глаза навернулись слезы…это были слезы от грядущей безысходности и слезы от дикого желания жить…
За завтраком Ашура передала Зейнаб свой ночной разговор с мужем. В начале девушка и слушать не хотела.
- Нет! Если я согласилась зайти на ночлег, это не значит, что я должна становиться обузой для многодетной семьи – утверждала она.
-Да Бог с тобой! Какая обуза! Найдешь ты эту работу! Вместе сходим и в контору и у нашего бригадира поспрашиваю! А ты пока мне нужна очень. Мне детей некуда девать, будешь помогать мне!
Зейнаб смущенно улыбнулась…И с этого дня она стала Зайнап. Это имя для девушки звучало как совершенно новое, но Ашура ее так называла на свой чеченский лад.
Вот так и появился новый член в большой семье Нурди и Ашуры. Зейнаб от души полюбила свою новую случайную родню и старалась, хотя бы добрым словом, отблагодарить своих спасителей. Всегда лучезарная, веселая, с огоньком в синих, как небо, глазах она вдохнула какую-то свежесть в эту чеченскую семью, еле карабкавшуюся по жизненным склонам в холодном Казахстане.
-Ты прямо как горный ветерок с нашего Кавказа – говорил ей Нурди.
История Зейнаб разлетелась по всему Жаналыку. Первое время всем было интересно, когда Зейнаб называла мамой смуглую молодую женщину Ашуру, но девушка не обращала внимания – она была счастлива и от души полюбила свою новую семью. Зейнаб смело шла мимо любой балованной ватаги местной ребятни, ведь даже самая простая шутка, брошенная в ее адрес, не оставалась без внимания. Сразу же с кулаками подбегали Бай-Али и Султан
-Еще раз скажешь такое сестре нашей, голову свернем!
Дети Ашуры и Нурди быстро научили ее разговаривать на чеченском, и девушка смущаясь здоровалась с вайнахами. С каждым днем ее интересовало все, что связано с этим народом, а больше всего то место, откуда их привезли, и их та загадочная родина, при одном упоминании которой они всегда терялись. Бывало летними ночами, вглядываясь в открытое окно, Зейнаб шепотом окликала Ашуру
-Мама! Не спишь?
-Чего тебе?
-Расскажи про Кавказ…какой он?
-Спи! Потом!
-Не спится мне…смотри какие звезды..
-А на Кавказе звезды красивее…выше и ярче…они прямо на вершинах гор зажигаются…
-А сейчас интересно как там?
-А сейчас там, наверное, поспели абрикосы – голос Ашуры сорвался.
-Кавказ… - снова прошептала Зейнаб.
Какая же ты странная штука судьба со своими жестокими и сложными загадками. Кто бы мог подумать, что татарская сиротка в казахстанском селе будет в летнюю ночь засыпать со словом «Кавказ» на устах…
В конце короткого казахского лета в жизни Зейнаб произошли перемены. Вечером, возвращаясь с колхоза Ашура еще издалека, радостно ее окликнула
- Ну Зайнап! Пляши и пой!!!
-Что случилось, мама?
-Пока не станцуешь, не расскажу! – смеялась Ашура.
-Да уймись ты, неугомонная! – подошел Нурди!
-Зайнап! Работу мы тебе нашли. В конторе нужен грамотный человек. Но мы и подтвердили, что умнее нашей девочки никого нет! – объявил Нурди.
Слезы брызнули из голубых глаз Зайнап!
-Мама! Спасибо тебе! – она подбежала и крепко обняла Ашуру.
-Ну вот так вот всегда…хлопотал я, а обнимают Ашуру, которая только и умеет болтать и песни петь – буркнул Нурди.
Ашура с Зайнап рассмеялись.
В тот вечер в их семье был настоящий праздник. Нурди зарезал барана и позвал в гости вайнахских  соседей, ведь нужно было отметить это знаменательное событие в жизни Зейнаб.
А казахи, наблюдая за девушкой, всегда говорили, что она в тот холодный весенний вечер вытянула счастливый билет.
Зейнаб работала в местной конторе. Ашура и Нурди трудились в своем колзозе, подрастали дети, старшие из которых уже пошли в школу, и не без помощи Зейнаб становились лучшими в классе.
Но жизнь – это крайне своеобразная штука. И ей неинтересны человеческие прихоти, капризы, требования. Она погоняет того, кто не хочет идти и порой выкидывает крайне необычные сюрпризы. Так и в размеренной жизни Зейнаб начались первые толчки.
Как-то раз в контору наведался Абай Куршабаев - усатый, тучный казах, слывший в Жаналыке богачом. Абай уже давно разменял пятый десяток лет. Его жена умерла пять лет назад, оставив ему двух взрослых дочерей, которые сразу после окончания школы повыскакивали замуж в другие села, а Абай остался богатым вдовцом. Но несмотря на немолодой возраст Абай Куршабаев страдал все же от своего гнетущего одиночества и одна мысль о беззащитной сиротке из местной конторы в последнее время не давала ему уснуть. Соседи и знакомые всегда советовали Абаю связать свою жизнь со взрослой женщиной, которая сможет украсить его одиночество и внести в его дом уют, который был потерян после смерти жены, а также чуточку одарит материнским теплом его дочерей, которые вообще в последнее время потеряли интерес к родительскому дому. Однако сваты от Куршабаева стучались не в ворота одиноких женщин преклонных лет, а к отцам и матерям молодых девушек. И не мог никто в Жаналыке объяснить Куршабаеву, что молодость его проехала уже арбой по пыльной казахской дороге, а это всего лишь уловки глупого сердца, не желающего стареть. Но Абай стоял на своем. Не терял Куршабаев надежду на молодую невесту и уже мысленно строил планы на свое счастливое будущее. Ну и что, что другие односельчанки отказали? Кто заступится за одинокую сироту, которая даже толком не знает откуда она родом. Не обращал внимания Абай и на соседские замечания насчет дикого нрава чеченцев, которые называли Зейнаб своей дочерью.
-Подумаешь! Она всего лишь квартирантка. А Нурди и Ашуру я сумею уломать. У них целый отряд голодных детей дома. А  чеченцы люди ушлые. Не думаю, что откажутся от хорошей доли из-за какой-то татарской сироты! У них же голова есть на плечах! – гоготал Абай в ответ на укоры соседей.
Пару раз Куршабаев наведался к Зейнаб. Первый раз девушка не придала значения и ответила на все его интересующие вопросы. Но следующий визит Куршабаева был для нее неожиданным.
Вечерело. Зейнаб спешила быстрей завершить работу и уйти домой и убирая последние бумаги со стола торопливо поглядывала в окно. Вдруг неожиданно кто-то грубо дернул дверь. Девушка удивилась. Работники почти все ушли, а посетители обычно имеют привычку стучаться. Зейнаб взглянула на дверь. На пороге стоял Куршабаев. Мужчина зашел, плотно закрыв за собой дверь и встал на пороге облокотившись тучным телом о косяк. Зейнаб встрепенулась.
-Рабочий день окончен! – тихо сказала девушка.
-Вообще-то в начале здороваются – ухмыльнулся казах.
-Вообще-то здороваются те, кто вломился без стука в не рабочее время – неожиданно для самой себя выпалила Зейнаб.
Абай удивился. На сальном лице начала проступать первая злоба.
-Надо же какие мы резкие! Неужели у чеченцев этого буйного нрава набралась? – съязвил Куршабаев.
Зейнаб молча продолжала собираться домой. Девушка открыла шкаф и начала складывать на полки документы. Куршабаев вплотную подошел к ее столу. Зейнаб оглянулась. Между столом и шкафом было маленькое расстояние.  Потное, тучное тело Куршабаева было совсем близко и ее с ног до головы обдало перегаром, исходившим от него.
-Ты мне коготки-то свои, девочка спрячь! И этих своих дикарей предупреди, что гости сегодня будут. Поняла? – прошептал, тяжело дыша Куршабаев.
Не дожидаясь ответа, мужчина быстрыми шагами вышел из кабинета. Зейнаб всю трясло. Жуткий холод волнения окутал с ног до головы. Тело перестало ее слушаться, а дрожащие руки не могли даже закрыть дверцу шкафа. Зейнаб бросила все как есть, и схватив сумку выбежала на улицу.
Серые сумерки задушили и без того пасмурное небо. Вдали синей нитью виднелась казахская степь. Зейнаб стало страшно. Впервые подобный страх безысходности она испытала, когда забрела в это село зимним вечером и дрожа на ветру стояла среди кучки людей. За годы проживания в чеченской семье Зейнаб ни разу не ощутила себя одинокой и ненужной. Она была полноценным членом семьи, любимым и необходимым для своих домочадцев. И лишь в этот летний вечер серые реалии ясно предстали перед ее глазами.  И сердце, словно клубок нити окутала тревога. Ведь на самом деле она была одинока. Одинока, как никто другой на этой земле. И это холодное, жестокое одиночество цепко держало ее за горло. Зейнаб была одинока во всех смыслах этого слова.  У нее не было отца, матери, брата, сестры, дяди, тети. У нее не было никого. А самая немыслимая и страшная сторона ее одиночества заключалась в том, что у нее не было даже родины, и она в точности не знала, откуда ведет свое начало ее род.  Холодные стены детского дома взрастили ее и выпустили в неизвестность как несмышленого зверька в саванну, обреченного самому искать себе добычу. Ей суждено было родиться и жить в страшное время. Время жесточайших гонений народов, репрессий, когда власть убила Бога в людских сердцах и сделала себя единственной иконой для них.  И за железными дверями детских домов советская власть взращивала новых людей, промывая их сердца горящим свинцом неверия, продиктованного коммунистическими идеями. И вырастали там дети, которые благодарили товарища Сталина за свое счастливое детство. А были они детьми тех людей, расстрелянных властью в суровые 30-е. Одной из них была и бедняжка Зейнаб, жизненная дорога которой пересеклась с тернистым путем спецпереселенцев, которые целиком всем народом несли ответ за свои какие-то неизвестные грехи перед властью Советов.
Зейнаб не знала, что ей сейчас делать. И вместе с этим понимала, что с каждой минутой ее бездействия она приближается к грязным лапам Куршабаева.  А как же больно било по всему нутру осознание своего одиночества. Женское одиночество оно намного страшнее. Женщине, учитывая ее слабую природу, всегда нужен кто-то рядом, кто может в любой момент ее защитить. И вообще в одиночку пробираться через жизненные дебри для нее очень тяжело, ведь во время своего пути женщина на своих плечах несет достаточно тяжелую ношу, имя которой честь. Честь беречь, конечно, нужно и мужчине, но женская намного уязвимее, ведь не зря гласит вайнахская пословица: «Честь мужчины – это черная бурка, а честь женщины – белый платок». И знать, что в этом огромном мире нет ни одного мужчины, который может в любой момент держать за тебя ответ страшное и ни с чем несравнимое ощущение. И пусть ты сильна, как нерушимая скала, и чиста, как слеза новорожденного ребенка, тем не менее, само состояние, что нет этого мужчины на земле, который в ответе за тебя перед людьми и Богом, с  годами чувствуется все тяжелее. Он нужен…обязательно нужен, кем бы он тебе не приходился – отцом, дядей, родным или двоюродным братом. И неважно далеко он от тебя, или рядом. Важно то, что он несет за тебя ответственность. Для женщины необходимо быть чьим-то лицом, чьей-то славой и чьей-то болью…
А вообще одиночество – это самое страшное, что может произойти с человеком. Одиночество страшнее смерти, ибо смерть – это всего лишь неизбежность, которая постигнет всех, а одиночество кара, выбирающая сама себе жертв.
За эти несколько минут, Зейнаб ощутила этот горький вкус одиночества, который полностью разлился внутри нее. Девушка знала, что для семьи Нурди она никто…просто бедная сиротка, которую он подобрал на дороге и отогрел. А теперь она всего лишь квартирантка, которая уже зарабатывает сама себе на кусок хлеба. И в любой момент, если она изъявит желание покинуть эту семью, ее выбору никто не будет препятствовать. И разве может она рассказать им о Куршабаеве? Конечно же, нет – твердила себе мысленно Зейнаб. Более того, девушка знала, что с вайнахами нигде здесь не церемонятся, и если они даже и встанут на ее защиту, то это может плохо обернуться для ее спасителей, а создавать этой семье неприятности Зейнаб не хотелось…
Вечерняя мгла все сильнее окутывала небо. К горлу Зейнаб подкатила тошнота и девушка сморщилась от ее неприятного привкуса. Она просто стояла посреди сельской дороги, глотая какой-то непонятный ком, образовавшийся в горле.
-Не подскажете, где здесь контора? – окликнул ее незнакомый голос.
Зейнаб молчала. Она знала, что если заговорит, то слезы горячим потоком хлынут по ее лицу.
-Девушка! Вы не слышите меня? – повторил свой вопрос незнакомец
-Что? – подняла голову Зейнаб.
Незнакомец удивился.
-Вам плохо? Вы плачете? – спросил он в недоумении девушку.
-Нет! Все хорошо! Я не плачу! – сквозь слезы ответила Зейнаб и быстро отдалилась.
Удивленный незнакомец не стал ее больше ни о чем спрашивать.
Глотая слезы, Зейнаб зашла домой. Как назло все были дома. И естественно, напуганное лицо девушки не осталось незамеченным.
-Зайнап? – удивленно спросила Ашура.
-Что, мама?
-Что случилось? Ты плакала?
-Нет, устала просто…не плакала – Зейнаб поспешила уйти к себе.
Маленькое сердечко бешено колотилось в груди, а по всему телу пробегала неприятная дрожь. Это был момент, когда Зейнаб впервые ощутила настоящую безысходность. Вот такой оказывается, она бывает холодная и неповторимая в своей жестокости. Зейнаб теперь поняла, что тем синим вечером поздней, мерзлой весны, когда она, укутанная в старое мужское пальто, шла за незнакомым человеком в неизвестность, она была счастливой, хоть и не осознавала этого до конца.
Ашура звала ее кушать. А Зейнаб сидела на кровати, поджав ноги.
-Не хочу я, мама! – глухо ответила она. Сердце, окровавленной птицей билось в груди, предчувствуя беду, а беда действительно не заставила себя ждать. Зейнаб услышала шаги, а чуть погодя в дверь постучали. Девушка зажмурилась. Вся жизнь в одно мгновение пронеслась перед глазами – жестокая смерть родителей, холодные стены детского дома, первая ветреная ночь в доме чеченской семьи и напоследок жадный взгляд Куршабаева, нагло скользящий по ней. Зейнаб металась по комнате, как маленький зверек, случайно наступивший на капкан….
Услышав стук в дверь, Ашура вышла. На пороге стояло трое мужчин. Один из них был Абай Куршабаев, тех двух казахов Ашура не знала.
-Гостей принимаете? Нурди дома? – спросил Абай.
-Конечно, принимаем! Заходите – отошла от двери женщина.
Казахи редкие гости в доме Нурди, тем более в такой поздний вечер. Ашура заволновалась. После официальных приветствий, все сели за стол. Ашура принесла еду. Вопросительный взгляд Нурди блуждал по гостям. Абай заметил это.
-Нурди! Тебя видимо удивил наш визит – начал один из гостей.
- И, по-моему, не обрадовал – подхватил Куршабаев.
-Почему же? Я всегда рад гостям – старался сгладить обстановку Нурди.
-Ну, удивили мы тебя точно! Так давайте же перейдем к делу. Зачем мучить от любопытства человека? Турсун, расскажи Нурди зачем мы пожаловали – попросил товарища Абай.
Мужчина, которого Абай окликнул по имени Турсун, был его двоюродным братом из другого соседнего села. Такой же тучный, как и Абай, на вид одного с ним возраста.
-Нурди, тебе, конечно, рано сватов принимать. Твои красавицы еще малы, поэтому сватовством наш визит не будем называть. Пусть это будет скорее вежливое обращение с нашей стороны. Ты приютил несколько нет назад сиротку татарскую, обогрел, накормил, одел. Девочка выросла. Пора и честь знать, да и в отчем доме девушка ненадолго задерживается, поэтому хотим тебе сообщить, что у нашего Абая серьезные намерения. А насчет калыма не беспокойся, Абай щедрый человек, он отблагодарит, хоть вы и не родные ей, но скупиться не будет.
-За деньгами дело не станет – подтвердил, ухмыляясь и жених.
Нурди был в растерянности. Он удивленно переводил взгляд то на одного, то на другого из своих гостей.
-Я это…не совсем понял! Абай, а кому ты ее сватаешь-то Зайнап нашу? – наконец спросил чеченец.
Абай расхохотался. Его мерзкий гогот подхватили и двое товарищей.
-Эх, Нурди, Нурди! Не зря вас кавказцев наивными называют. Кинжалами размахивать умеете, а вот думать башками своими ну совсем не можете. Чем я тебе не жених-то???
Нурди разволновался. У порога стояла Ашура. Взгляды супругов встретились. Нурди нашел в глазах жены немой протест. Да и сам он не ожидал такого поворота. Абай не простой человек, с ним, конечно, не стоит тягаться простому чеченцу, на котором висит клеймо спецпереселенца. А отдавать в его лапы Зайнап тоже не хотелось. Нурди замешкался, и взволнованным голосом ответил
-Абай, ты, конечно, еще джигит в самом расцвете сил, породниться с тобой я бы никогда против не был, но как бы тебе сказать, Зайнап тоже не вещь, да и привыкли мы к ней хоть и не родная, поэтому может дадим ей право выбрать? Мало ли что у нее на уме? Дело как говорится молодое, парней тут много вокруг…пусть наша Зайнап сама  решает и слушает свое сердце. Так думаю ни нам, ни тебе обидно не будет – разруливал ситуацию Нурди.
Мужчина взглянул на Ашуру. Жена, довольная его ответом, усердно ему подмигивала.
И лишь усмешка Абая не сходила с его потного лица.
-И когда же мы узнаем ответ? – спросил казах.
-Завтра же! – осторожно ответил Нурди, а Ашура кивала утвердительно головой.
-Да, да, завтра же…тянуть мы не будем повторил Нурди.
-Ну! Завтра так завтра! Ваш товар вам и решать – гоготал Абай!
-Спасибо за вкусный ужин, хозяйка – поблагодарил Ашуру Турсун. Мужчины вышли на улицу, следом за ними и Нурди, чтобы проводить гостей. Не успели они захлопнуть за собой дверь, как возмущенная Ашура начала кричать
- Нет ну вы это видели???! Старый хрыч, а все туда же! Разбить бы ему это рыло его поганое! Молодухи видите ли захотелось на старости лет! Ах ты сволочь мерзкая! Зайнап, ты слышала это? – кричала она девушке.
Но Зейнаб не слышала никого….ее маленькое тельце содрогалось в рыданиях. Ашура забежала к ней.
-Ты чего дура, плачешь, что ли? - удивилась она.
-Вот глупышка где! Неужели ты думала, что мы выдадим тебя вот так легко и просто за этого старого наглеца? Так он к кому только не сватался, все его гонят, а к нам приперся, в надежде, что купить нас можно калымом. Они же думают, что если спецпереселенцы и детей много с голоду подыхать надо – пыталась успокоить девушку Ашура. Женщина не знала истинной причины ее слез и не видела той бури, что разворачивалась в ее маленьком сердце…
На следующий день Нурди сам пошел к Абаю с официальным отказом от так называемого родства. Абай на удивление чеченца достаточно равнодушно принял эту весть, как будто уже был в курсе исхода этого события.
Прошло два дня. Жизнь в чеченской семье шла размеренным темпом, и лишь Зейнаб каждый грядущий день ожидала с дикой тревогой в сердце. Девушка потеряла сон, беспокойные мысли заполняли ее голову. Зейнаб знала, что так легко от Абая ей не отделаться.
Настал третий злосчастный вечер. Зейнаб как обычно собиралась домой, как вдруг в контору забежал соседский пацан.
-Зейнаб, Зейнаб, подожди – кричал запыхавшийся ребенок.
-Что случилось, Ерболат? – спросила Зейнаб.
-Апа просила тебя подождать очень сильно! Какие-то бумаги хочет показать. Сейчас придет она. Очень сильно просила тебя подождать ее – хлопал глазами загорелый мальчуган.
-Ну хорошо, подожду – ответила в замешательстве Зейнаб.
-Подождешь?! – воскликнул довольный мальчишка.
-Я же сказала, Ерболат, что подожду! – разозлилась Зейнаб.
Девушка бросила на стол сумку и равнодушно смотрела вслед убегающему ребенку.
-Зейнаб, ты домой не идешь? – окликнула ее подруга с конторы. 
-Нет, Гульнара, вы идите, меня попросили подождать – ответила Зейнаб.
-Сегодня вечером свадьба. Сын Олжоса Серик, что в конце села живет женится на Сауле, нашей соседке. Говорят, очень веселая свадьба будет. Мы с девчонками собираемся, придешь? – тараторила Гульнара.
-Да, Гульнара, приду –ответила Зейнаб.
Гульнара ушла. В конторе почти никого не оставалось. Женщина, которая попросила ее подождать все еще не появлялась и Зейнаб решила уже уйти домой и подошла к двери, как неожиданно на пороге появился Абай. Это был тот страшный момент, наступление которого и предрекало ее сердце эти две бессонные ночи.
- Я ухожу! Рабочий день окончен – заученным текстом проговорила Зейнаб и попыталась открыть дверь, как потная ладонь Куршабаева больно сжала ее кисть вместе с дверной ручкой.
-Не будь ты такой дикаркой, ей-богу! Ты ведь девушка…нежнее нужно быть, нежнее – прошептал Абай, склонившись к ее уху.
Зейнаб дернулась.
-Что вам нужно? Дайте мне выйти!
-А то ты не знаешь, что мне нужно! Ты, видите ли, у нас оказывается официальная чеченка! Чеченцы за тебя отвечают, право выбора тебе дают, сердце дают слушать, так вот девочка моя, а замуж-то тебе все равно за меня придется идти, даже сама попросишься, еще на коленях приползешь! – злобно шептал Куршабаев.
- Никогда в жизни! – плача выкрикнула в ответ Зейнаб.
Абай как обычно расхохотался.
-Наивная ты, жуть просто! А придется, Зейнаб, придется. Ты окажешься в такой ситуации, когда женщине уж очень сильно нужно бывает выйти замуж, хотя бы на время, порченая ведь никому не нужна! А я возьму и порченую…я добрый…хотя может и подумаю – снова рассмеялся мужчина.
-Кстати, ты же у нас вроде бы чеченка, да? А чеченцы, между прочим, девок своих за это убивают, а ты легко отделаешься замуж выйдешь и будешь приличной женой Куршабаева, а если откажешься, весь Жаналык будет знать и никому испорченная татарская сирота не будет нужна, а чеченцам твоим тем более, это очень строгий народ, мы-то с тобой знаем. Чуть что и кинжалом хрясь! Они только это и умеют.
В широко раскрытых глазах Зейнаб был ужас.
-Понимать начала? Видишь, как сразу поумнела – продолжал Абай.
-Пусти меня! – прошептала сквозь слезы, Зейнаб.
-Сегодня пущу! А вот через пару деньков, когда наведаюсь, могу и не пустить, мог бы и сегодня, но я ведь человек благородный, даю тебе время подумать, подготовиться, да и люблю тебя, мерзавку, хочу по обоюдному согласию – сказал Куршабаев и отпустил дверную ручку.
Потирая покрасневшую, худую кисть руки Зейнаб выбежала из конторы. Она поняла, что никакая женщина к ней не придет и что соседский пацан ее обманул. А Куршабаев вышел на улицу, и, подозвав к себе Ерболата, отдал ему обещанные деньги.
Зейнаб шла домой с твердым убеждением, что больше задерживаться в этом селе ей нельзя. С каждой минутой ее приближения к дому она наполнялась решимости покинуть его. А куда идти-то?
-Куда угодно! Пешком, или на машине, в город, или в деревню, куда угодно, лишь подальше от Жаналыка и мерзких лап Куршабаева. Если я не умерла с голоду после детского дома, сейчас и подавно не умру – твердило сердце Зейнаб…
Вечер разлился по летнему небу. Зейнаб зашла в дом. Ашура пришла поздно, после окончания смены в колхозе. Зейнаб уже спала, точнее лежала в постели, вся в поту от напряженных мыслей и дум. Она подождала пока все заснут, и тихонечко подойдя к спальне хозяев, позвала Ашуру
-Мама, можешь ко мне зайти?
-А? Ты чего не спишь? – прошептала Ашура и тихо на цыпочках вышла.
Женщина вместе с Зейнаб прошла в комнату девушки. Растрепанная, с опухшим от слез лицом, Зейнаб села на край кровати. Через тонкое, ночное платьице виднелось худенькое плечо, которое вздрагивало время от времени. Ашура удивленно посмотрела на нее
-Что-то с тобой происходит, Зайнап! Вот знать бы что! Неужели до сих пор от слов этой свиньи не можешь отойти? Так послали же мы его уже давно! – начала по-своему тараторить женщина.
Зейнаб молча подняла на нее свои раскосые голубые глаза.
-Мне надо уехать отсюда завтра же! – наконец глухо промолвила девушка.
Ашура оторопела от ее слов.
-Зайнап!
-Мама! Я знаю, что говорю – прервала ее девушка.
-Мне надо уехать и это не обсуждается. Я теперь взрослая, работу найду. Вечно не могу на вашей шее сидеть, да и обстоятельства так сложились – продолжала она, тупо вглядываясь в пол.
-Говори что случилось! Из-за Абая? – строго спросила Ашура.
-Нет! Ничего не случилось! Но мне нужно уехать – стояла на своем Зейнаб.
-Говори что случилось, я тебе сказала! – не унималась Ашура.
Зейнаб промолчала.
Ашура поднялась и подошла к двери. Встав у порога, женщина обратилась к Зейнаб
- Зайнап! Я не дурочка! И я прекрасно знаю, что с тобой в последнее время творятся невероятные вещи. И ты мне сейчас не хочешь ничего говорить, но я позову Нурди, уж он точно вытрясет из тебя информацию.
-Не надо! Прошу тебя, не надо его звать! – взмолилась девушка.
-Тогда расскажи.
-Хорошо, утром расскажу
-Рассказывай, Зейнаб! Иначе, я не выйду отсюда до утра.
-Он мне угрожает! -  после недолгой паузы произнесла Зейнаб, глотая слезы.
-Угрожает?
-Изнасилованием угрожает.
Через открытую оконную дверцу в комнату проникал легкий, летний ветер, в траве шумел сверчок.  А где-то высоко-высоко в небе зажигались звезды одна за другой. И не знал этот огромный мир в своем ночном безмолвии, что творится внутри этой хрупкой девушки и как она беззащитна в своем горе.
По телу Ашуры пробежала дрожь. После депортации и жестокого лишения ее народа собственной родины, после тифа, которым заразился их эшелон, после голодной смерти родственников, тяжелой болезни ребенка, постоянного страха на чужой земле и прочих несчастий, в одночасье обрушившихся на ее голову, женщине казалось, что ничего в этом мире не сможет ее так потрясти. Но это страшное слово, слетевшее с уст молодой девушки, перевернуло ее всю изнутри.
А ведь он может…кто она в его руках? Тростинка, которую можно сломать одним нажатием пальцев…и вся ее жизнь, которую они вместе с Нурди ради милости Аллаха, сжалившись над ее сиротской долей, собрали, может раствориться в грязных руках Куршабаева – проносилось в мыслях Ашуры.
-Ты это, знаешь что, спи давай…а об отъезде и не думай! Не пущу! Запру! Привяжу! Но не пущу! – пригрозив Зейнаб, быстро вышла из комнаты Ашура.
Всю оставшуюся ночь Ашура провела в раздумьях. Женщина твердо решила ничего не говорить мужу. Нурди обязательно встанет на защиту девушки, и если дело дойдет до мужчин, могут возникнуть большие проблемы, и не только для одной их семьи, но и для остальных чеченцев, которые живут в Жаналыке, ведь посадить за решетку вайнахов в ссыльные годы не составляло для властей большого труда, а Куршабаев, как известно, не простой человек.  Утром она не пустила Зейнаб на работу. Обманула девушку, сославшись, что заболела, и тяжело будет присматривать одной за детьми.  Весь день и вечер Ашура психологически подготавливала себя к принятию сложного в ее жизни решения…
Этот день тянулся для нее мучительно медленно, да и на Зейнаб невозможно было смотреть. За последнюю неделю девушка совсем исхудала. Она практически перестала есть, спать, потеряла весь покой.
Чем сильнее затягивали сумерки небо, тем тревожнее начинало биться сердце Ашуры, и лишь Всевышний Творец знал, что задумала эта женщина.
Наконец, теплая летняя ночь вступила в свои права. Ашура осторожно на цыпочках вышла из дома, и с опаской оглядываясь назад, вышла за калитку.
Приподнимая длинное платье, путавшееся в ногах, Ашура медленно начала свой путь в сторону дома Куршабаева. На голову женщины была накинута большая черная шаль, которая ниспадала на ее плечи.
До пункта назначения оставалось совсем немного. И Ашура остановилась в растерянности.
-Что я делаю?! О Аллах! Что я делаю? А вдруг он и надо мной совершит то же самое, чем угрожал Зайнап, а еще хуже убьет? Я ведь тоже такая же беззащитная женщина, у меня ведь детей полный дом… - неожиданно проникли в ее голову тяжелые мысли.
Но о том, чтобы отпустить Зейнаб в неизвестность она и не думала. Эта девушка стала первым лучом добра в их с Нурди такой черной и жестокой судьбе. И вся своя жизнь в этот миг пронеслась перед глазами чеченской женщины, словно книга, жадно пролистываемая читателем. А ведь как помяты были ее страницы. С каким трудом они начали на руинах горя строить вместе с Нурди свое счастье.  Изгнанные с родной земли, уставшие, голодные, гонимые всеми, как же они цеплялись за эту суровую жизнь и вымолили ее для себя, выстрадали каждую минуту покоя и счастья. И разве имел право какой-то Куршабаев, движимый одним лишь плотским желанием, вот так взять просто и одним разом нарушить все? Кто он в их судьбе? А Зейнаб? Это же милость Аллаха, ниспосланная в их дом. Это шанс, подаренный Творцом на совершение благого дела, которое может хотя бы на шаг приблизить их к вечному раю. Ашура поняла, что медлить нельзя, и допускать совершение такого мерзкого зла также невозможно. Ее охватила дикая злоба на этого человека, как будто он был виноват во всех их многочисленных бедах. С каждым шагом Ашура приближалась к дому Куршабаева с твердой убежденностью, что сила духа, чеченского духа способна творить невозможное, и ведь она не лишена этого духа и сможет защитить бедную сироту.  Именно величие и сила духа спасали вайнахов в этой страшной трагедии. Они не только защищались, но еще и умели стойко отстаивать свои права и держаться на той высокой моральной планке, которую столетиями не опускали их предки. Жизнь для них не значила ничего, а смерть была свята и они не прощали жестокость по отношению к себе. Перед глазами Ашуры встали страшные кадры первых ссыльных лет, когда были случаи убийства чеченцами и ингушами комендантов, чинивших зло. А чем можно напугать людей, которые не боятся смерти? Перед такими бессильно любое оружие… И поэтому они побеждали, какой бы силой и мощью не обладал их противник…
Ашура дошла до ворот Куршабаева. Занавески на окнах были затянуты. Женщина поняла, что Абай спит. Невысокий штакетник был единственной оградой, которую проворная Ашура с легкостью преодолела. Отряхивая платье, женщина подошла к двери и начала стучать в нее кулаком. Тяжелые шаги Куршабаева не заставили себя ждать.
-Калитку вроде закрывал, кого же это леший принес на ночь глядя – бурчал казах, отодвигая дверной засов.
Как только загремела дверная щеколда, полная решимости Ашура, резко дернула дверь.
Куршабаев не ожидал на своем пороге такую гостью. Перед ним стояла черноволосая женщина со спущенной на плечи шалью с диким блеском в горящих огромных глазах. Она молча двинулась прямо на него. Куршабаева в тот же миг бросило в холодный пот, и он попятился назад и рухнул на кровать, так и не понимания кто стоит перед ним - женщина или нечистая сила. Ашура молчала. Женщина, ловко запустив руку в ворот платья, достала маленький ножик, который прятала между грудями.
В окно проникал блеклый свет луны, и Абай разглядел женщину. Он понял зачем она к нему пожаловала.
- Что ты делаешь, дура????? – глухо произнес он, сжимая трясущимися руками одеяло.
-Замолчи, подлец! – прошептала Ашура, низко склонившись над ним так, что пробившиеся из-под шали волосы коснулись вспотевшего лица Абая, чем еще больше привели его в неописуемый ужас и страх.
-Молодое тело, значит, захотел задарма, да? Почему бы не воспользоваться сиротой несчастной, да? А ты забыл видимо, Абай, что чеченскую женщину она матерью называет, и что чеченский мужчина ответ за нее держит перед Аллахом Всевышним? Ты вообще видимо забыл кто такие чеченцы? Так я напомнить пришла, Абай! Забудь ее имя даже, Абай, а иначе плохи твои дела. В Жаналыке мало вайнахов, но соседнее село к твоему сведению полно чеченцами и ингушами, и представь на мгновение, что все они знают какую мерзость ты хочешь себе позволить? Представил? От тебя мокрого места не останется, и ты это прекрасно знаешь! Нам на смерть наплевать, и на всех ваших комендантов наплевать, на закон наплевать, на власть наплевать, над нами только Всевышний Аллах и мы умеем защищаться, и умеем защищать тех, кто слабее нас. Попробуй только пальцем ее тронь! Сама тебя уничтожу! – прошипела Ашура, поднося нож прямо под нос ошарашенному казаху.
Абай не двигался. Мужчину напугали не все ее угрозы, а дикие горящие глаза. Он сполз с кровати на пол и, обхватив обеими руками ноги Ашуры, взмолился
-Уйди, сумасшедшая, уйди, Богом клянусь, не нужно мне ваше это отродье татарское! Умоляю тебя, только не собирай этих дикарей, ты слышишь меня?
Ашура даже не шелохнулась.
-Слышу! Тогда завтра же спасай свою шкуру, подлец! – накричала на него Ашура, и с отвращением пнув напоследок лежащего в ее ногах Куршабаева быстро вышла из дома, упрятав снова свой ножик за ворот платья.
Обратный путь женщина преодолевала быстрее. Не хотелось, чтобы кто-то из сельчан мог ее заметить. Благополучно дойдя до своего дома, Ашура тихо зашла во двор. На пороге она столкнулась с мужем. Удивленный Нурди спросил
-Ты откуда?
-Да так…корова же наша должна отелиться, какой-то шум с сарая услышала, думала началось у нее, поэтому заходила туда.
-А чего растрепанная такая? С коровой подралась что ли? – ухмыльнулся Нурди.
-Да ну тебя! – махнув на него рукой зашла Ашура.
В доме было тихо. Доносилось забавное сопение деток. Ашура, скинув с себя шаль, зашла к Зейнаб. Девушка лежала в постели, свернувшись калачиком, как и в ту ветреную весеннюю ночь, под покровом которой связывались их несчастные судьбы.
Ашура улыбнулась, глядя на спящую девушку.  На душе у нее теперь было тихо и спокойно, подобно глади речной.
-Спи, деточка, спи! Теперь тебе ничего не угрожает – прошептала она и тихо на цыпочках вышла из комнаты.
Синее утро не заставило себя ждать. Ашура проснулась с первыми лучами и засобиралась во двор  управиться со скотиной и проводить мужа. Следом за ней выскочила и Зейнаб.
- Иди сюда – подозвала ее Ашура.
Встревоженная Зейнаб подошла.
-Я могла бы тебе не говорить и кормить тебя советами, успокаивать и прочее, но я же вижу, как ты мечешься, поэтому слушай сюда. Иди спокойно в свою контору, работай, живи, а Абая больше бояться не нужно, нет смысла просто, понимаешь. Я решила твою проблему – прошептала Ашура, чтобы никто не слышал.
В глазах Зейнаб появился немой ужас
-Мама! Ты что его?
-Да успокойся ты! Не убила я эту свинью, хотя стоило, но еще чего мне не хватало из-за него срок мотать. Я припугнула его, Зейнаб. Но смотри мне, никому ни слова! Поняла? Поклянись памятью родителей своих!
-Клянусь, мама! Я никогда – всхлипнула Зейнаб.
-Ладно! Все иди, работай! Это будет наша с тобой тайна…
Этот день, начавшийся в Жаналыке, как и тысячи предшествовавших ему, жителей удивил. Сельчане в недоумении наблюдали как Абай Куршабаев начал собирать свой скарб. Никому ничего не объясняя Куршабаев поспешно покинул Жаналык. А казахи свои догадки не разглашали, и лишь изредка, поглядывая в сторону приближающегося издалека Нурди, качая головами говорили
-А мы ведь предупреждали его, что с чеченцами шутить нельзя. Хорошо хоть живой, легко отделался.
-Они видимо его предупредили – подхватывали друг друга казахи.
Сельчане даже и предположить не могли, что и сам Нурди уже несколько дней подряд путается в догадках, что же побудило Куршабаева так поспешно покинуть Жаналык.
И лишь Зейнаб с Ашурой при одном упоминании своего бывшего недоброжелателя, встретившись взглядами, улыбались. Это была их одна большая общая тайна, которую каждая из них сохранила в себе, никому никогда в своей жизни не рассказывая.
Дни шли и короткое степное лето сменилось дождливой осенью. Зейнаб рано утром забежала в контору, оправляя намокшие под дождем волосы. Неожиданно она увидела в кабинете молодого человека. Его лицо было ей до боли знакомо и прежде чем поздороваться, она нахмурив брови начала припоминать, где могла его видеть. Но воспоминание больно ударило по сердцу. Зейнаб узнала в молодом человеке того самого незнакомца, который спрашивал у нее где находится контора, когда она шла домой, сдерживая слезы, готовые потоком хлынуть по ее лицу. Молодой человек представился
-Батырхан Ажибеков. Главный бухгалтер с области. Приехал вас проверять. Заранее предупреждаю – строгим не буду – улыбнулся молодой человек.
Зейнаб как-то равнодушно отреагировала на него.
Батырхан задержался в Жаналыке на несколько дней. Все вокруг начали замечать его отношение к Зейнаб, кроме нее самой. После Куршабаева, девушку бросало в дрожь от одного упоминания мужчины и когда Зейнаб через Гульнару узнала, что Батырхан хочет серьезных с ней отношений она сторонилась его как нечистой силы. Новый поворот в судьбе Зейнаб не остался незамеченным и Ашурой. Уж она-то начала выведывать у Зейнаб что это за объект появился на ее жизненном горизонте и какие у нее на это видения. Зейнаб отбивалась как могла
-Мама, отстань! Я не знаю никакого Батырхана и что ему от меня надо тоже не знаю. Я лишь прошу тебя одного, сделай что-нибудь, чтобы он тенью за мной не ходил. Мне страшно!
-Вот где дура-то – расхохоталась Ашура.
-Тебе что уже в каждом мужике Куршабаев мерещится что ли? Чтоб он сгорел в синем пламени. Ладно! Поговорю я с твоим Батырханом, постараюсь, чтобы отвязался – пообещала Ашура.
Батырхан не мог понять натуру Зейнаб. Этим она и привлекла его. Впервые он увидел ее плачущую, которая брела по пустой улице, спотыкаясь о камни и не видя перед собой дороги из-за пелены нахлынувших слез. Она убегала как только они оставались одни в кабинете. Судя по внешности татарка, говорит на казахском, а живет вообще у чеченцев. И никто не мог ему поведать ее настоящую скорбную повесть. Будучи взрослым мужчиной, он понимал, что печаль, которая кроится в ее голубых раскосых глазах хранит в себе какую-то тайну ее интересной судьбы. Батырхан ощущал с Зейнаб некую духовную связь, которая с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. И не мог он взять просто и уехать с Жаналыка – слишком крепко держала эта невидимая нить, связывающая его с Зейнаб. Ему было необходимо, чтобы она хотя бы выслушала его, но девушка, как горная серна, пугливо отскакивала от него. И никакие уговоры подруг, Ашуры, ничего на нее не действовало. А Батырхан все еще задерживался в Жаналыке, ссылаясь на рабочие дела. Как-то раз, вечером, он столкнулся с Ашурой, которая шла домой с магазина. Мужчина поздоровался. Ашура ответила и остановилась. Остановился и Батырхан.
-Вы же, мать Зейнаб, то есть она живет у вас, правильно? – начал Батырхан.
-Мать Зейнаб! Все правильно! А мне с вами поговорить нужно, Батырхан! – уверенно ответила Ашура.
-По дороге и поговорим, - согласился Батырхан.
Они медленно шли, ступая по черной осенней слякоти, которая покрыла узкую сельскую улицу. Ашура рассказала всю печальную жизненную историю девушки. Как она оказалась в их доме, про ту ветреную ночь и про первое испытание Зейнаб в виде Куршабаева. С каждой минутой их разговора Батырхан понимал, что ему нельзя уходить из ее жизни.
Вечерело… разговор Батырхана и Ашуры оказался долгим.
-Все зависит от тебя, Батырхан, от тебя, - поясняла Ашура.
-Да что я могу поделать? Если она на километр дорогу обходит при виде меня? Я даже слово не могу ей сказать – оправдывался казах.
-Понимаешь, первые страницы ее жизненной книги грубо оторваны. Ей просто страшно. Получилось так, что первыми чувствами, которые она познала стали страх, ненависть, безысходность, голод, холод. Мы ее научили добру и милости, научили не терять веру в людей и человеческое сострадание, а ты научи ее любить, Батырхан! Любить по-настоящему чисто и искренне. И тогда она станет действительно счастливой. Я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы поддержать вас…

За несколько дней ночных бесед, клятв и просьб Ашуре все-таки удалось добиться от Зейнаб, чтобы она согласилась на разговор с Батырханом.
Осенним вечером, Зейнаб собиралась домой, как Батырхан, осторожно постучав в дверь, зашел в кабинет. Несмотря на свое согласие, данное Ашуре  поговорить с мужчиной, Зейнаб заволновалась и поспешила к выходу. Батырхан преградил ей путь. Зейнаб снова всю обдало забытым холодом тревоги. Ведь тогда, душным летним вечером Куршабаев вот также встал у двери, и она первый раз в жизни ощутила весь вкус настоящей, жестокой реальности и с тех пор любой мужчина для нее ассоциировался с Абаем и неудивительно, ведь впервые святое слово «люблю» она услышала с мерзких уст Куршабаева, опьяненного одним лишь желанием завладеть ее беззащитностью.
- Послушай меня! Я не могу гоняться за тобой как охотник за дичью в лесу. Я все о тебе знаю Зейнаб. И ничего, слышишь, ничего не сможет помешать мне быть всегда рядом с тобой. Ты просто должна поверить мне! Я сильнее, и не всегда сила может оборачиваться против тебя, как это случилось с тобой один раз. Моя сила станет защитой для тебя…подумай, Зейнаб…я никуда не спешу…
Зейнаб молча вышла из кабинета и побрела в сторону дома. Дул холодный осенний ветер, а на душе Зейнаб разливалось тепло, непонятное ей самой. И как велика была разница между этими двумя мужчинами в такой короткий период времени появившимися в ее жизни. Как велика была разница между этими двумя вечерами и между тем чувством, что она испытала от обоих встреч.
Батырхан действительно перевернул все самосознание Зейнаб и наполнил ее беспокойную жизнь теплом и светом. С его появлением в своей жизни, она наконец поняла, что значит быть по-настоящему защищенной. Теперь не страшны были осенние ветра пасмурных казахских вечеров, ведь сердце, израненное сердце находилось в чьих-то сильных, теплых ладонях. В этом, наверное, и заключается счастье, в поисках которого находится человек со времен своего появления на этой бренной земле.
Время шло. Осень сменила суровая зима. Зейнаб дала согласие на брак с Батырханом, чем обрадовала Нурди и Ашуру, которые решили грядущей весной выдать замуж свою воспитанницу. Нурди поговорил с Батырханом и попросил его, что несмотря на то, что дочь она им и не родная, но выдать замуж они хотят ее по вайнахским обычаям, а Батырхан и не препятствовал.
Долгая казахстанская зима для семьи Нурди пролетала быстро. Ашуру и Зейнаб закрутила предсвадебная суета. Свадьбу назначили на конец февраля. И, когда оставалось совсем мало времени до долгожданного события они заказали у местной мастерицы чеченское свадебное платье «г1абали». Практически все было готово, и лишь об одном сокрушалась Ашура – не было серебряного пояса и нагрудничков, которые являются неизменным атрибутом вайнахского национального наряда. Ашура обегала весь Жаналык в поисках пояса, но ни у кого не нашла. Оставалось ровно три дня до счастливого утра, которое должно было наступить в жизни Зейнаб. И бессонными ночами, она с трепетом прикасалась к переливчатому материалу своего свадебного платья, и снова и снова удивлялась превратностям судьбы. Разве могла она когда-то и предполагать, что переступит порог своей судьбы в чеченском национальном платье….
В следующий поздний вечер в дверь семьи Нурди постучали. Домочадцы удивленно переглянулись – кто может пожаловать в такой поздний час? Младший сын Султан ловко соскочив с паднара, побежал и открыл дверь. На удивление всем на пороге стояла старушка. Ашура и остальные узнали в ней одинокую чеченскую бабушку Маслиат, которая жила в конце села. Маслиат жила одна. Помогали соседи, а родных у нее не было. Престарелая женщина была немногословна и не любила говорить о себе. Знали лишь одно, что во время высылки она и ее близкие стали жертвой общей трагедии, а ведь горем тогда разве  можно было удивить вайнахов? Вот и не хотела бабушка Маслиат плакаться и рассказывать о своих бедах….
-Заходи, Маслиат! Что же ты в такой холод вышла-то так поздно? – удивленно спросила Ашура.
Старуха молча зашла. За пазухой она крепко держала какой-то сверток.
-Садись – сказала Ашура.
Маслиат молча опустилась на стул.
-Я слышала, дочку замуж выдаете? – глухим голосом наконец промолвила бабушка.
-Ну да..с позволения Аллаха, хотим – подтвердила Ашура.
Маслиат развернула сверток и кивком головы подозвала Ашуру. Женщина подошла, и к ее изумленному взору предстал удивительно красивый женский серебряный пояс, дополненный камнями и арабской вязью. А рядом лежали нагруднички.
-Что это? – не веря своим глазам, спросила Ашура.
-Я слышала, ты пояс искала для Зайнап. Так вот я принесла – коротко пояснила Маслиат.
- А ты…тебе он не нужен? – не знала даже что ответить Ашура.
- Не нужен! Это пояс моей единственной дочери, которую я растила без отца. Он умер, когда малютке оставалось совсем мало времени появиться на свет. А это был мой поздний брак. Я вырастила ее одна. Пояс принадлежал ей…моей единственной Хади…как же она красиво танцевала в нем…она бабочкой порхала на любом ловзаре и не было равных моей Хади…
Взгляд престарелой женщины был устремлен далеко, ее уносили воспоминания в прежнюю счастливую жизнь, дорога в которую для нее была теперь закрыта. Она начала так подробно рассказывать о своей дочери, что все вместе с ней перенеслись в высокие горы далекого Кавказа  и перед глазами каждого проносилась юная чеченка в красивом г1абали, с перетянутой серебряным поясом талией. Никто не прерывал Маслиат, никому не хотелось возвращаться обратно в эту сырую ночь холодного Казахстана….
-Хади была единственным светом в моей паршивой судьбе. Я сама-то сиротой выросла. Богу угодно видимо было, чтобы я волочила эту жизнь в одиночку, будь она проклята, - продолжала Маслиат.
Вечер постепенно переходил в ночь. Никто не прерывал монолог старушки. Она сидела на паднаре, гордо выпрямив спину. Из-под нахмуренных бровей, смотрели запавшие, тусклые глаза. Она вся была худая, иссохшая, как дерево, с которого отодрали все живые ростки. Как же она напомнила всем свою родину, которую их силой вынудили покинуть. Ведь и Чечня также осиротела, как и эта женщина. Ее детей убили, расстреляли, а других угнали неизвестно куда. И она осталась одна. Совершенно одна, забытая и Богом, и смертью в своем жестоком одиночестве, которое так было похоже на одиночество старушки Маслиат.
Старуха говорила громко, с ярко выраженным горским диалектом. Все молча ее слушали. По лицу Ашуры текли слезы. Напротив, понурив голову, сидел Нурди, по разным углам попрятались дети, и, обхватив дверной косяк, стояла Зейнаб. Девушка не понимала и половину того, что говорила женщина, но она знала, что говорит она о нем, о том загадочном Кавказе, с которого были зачем-то оторваны эти люди…Маслиат замолчала. Всем было интересно, что же случилось с Хади, но никто не осмеливался спросить женщину. Никто не осмеливался нарушить эту тишину, которую она принесла с собой, тишину, которая уносила их в горы, в родные горы…
-Наш вагон сразу тифом заразился – после недолгой паузы снова начала Маслиат.
-Моя Хади не выдержала. Три ночи горела она адским пламенем…пролежала в жару моя девочка и тихо, молча умерла…Это была ужасная картина. Говорят, что смерть одинакова! Дураки! Смерть различна, ведь смерть и молодость несопоставимые понятия. И разве одинаково умирает старость и молодость? Старость принимает смерть, она ждет ее и даже порой зовет, поэтому она умирает без боли в отличие от молодости, которая бьется из последних сил против нее и цепляется за эту мерзкую жизнь, по собственной глупости, не зная, как мало в ней блага.
Тогда трупы выкидывали на снег…и Хади выкинули, но да воздастся им добром, разрешили закопать…мою девочку сосед закопал…и колышек поставил рядом…хм…чудной…зачем ей колышек…кто придет к этому холмику…никто…а она так и будет там лежать у железной дороги…ведь нет у нее ни братьев, ни сестер, да и собственных детей обзавести не успела…одна я…старая карга…ни Богу, ни людям не нужная. Но ничего, душа у моей девочки зато на воле…где-то, наверное, в горах наших летает. Думаете, здесь в этих заросших бурьяном казахских степях душа моей девочки? Нееет! Душа моей Хади в вайнахских горах летает над холодными родниками и зеленеющими сейчас холмами. С этой проклятой земли зима  и не собирается уходить, а Чечня, наверное, уже на днях зацветет. Хорошо моей Хади, счастливая девочка…быстрей бы моя душа вышла из этой проклятой плоти. Но чувствую, что недолго мне еще таскать эту шкуру! – Маслиат окинула всех своим остывшим взглядом, в котором не было ни капельки жизни. Ни один мускул не дрогнул на ее морщинистом лице, а глаза были сухими, как будто и не умели плакать.
-Поди сюда! – окликнула она, кивком головы указывая на Зейнаб.
Растерянная девушка молча подошла. Маслиат трясущимися руками достала из свертка пояс и туго перетянула им талию девушки.
-С г1абали будет красиво смотреться…мы с Хади тайком сумели вывезти эти украшения. Были еще серьги, но они остались на ней…а этот пояс я даже на еду не разменяла. Никто не знал, что он у меня есть. Люди бы не поняли, а я хранила его…теперь тебе отдаю, Зайнап! А ты береги его, и отдай своей дочери, а она пусть своей. Пусть это будет твоей благодарностью этой чеченской семье, принявшей тебя. Храни этот пояс в память о них. Он счастье тебе принесет, ведь он сам пришел к тебе с далеких гор, пройдя через смерть Хади, через горе вайнахов, он шел к тебе, Зайнап!  Поэтому не пренебрегай им, а чеченцев никогда не забывай! Ты слышишь меня, никогда их не забывай!
Маслиат говорила громко и эмоционально. Напуганная Зейнаб лишь кивала головой.
-Что мне их забывать, бабушка. Я же недалеко уезжаю…буду часто в гости приходить.
-Эх ты, дите наивное…их не будет здесь скоро…они вернутся к себе, Зайнап! Очень скоро вернутся домой…они, но не я…я вернусь в праведный мир…Хади зовет меня. Тело мое больше не увидит чеченскую землю, а вот душа будет вечно над нею летать. Поэтому ведь и пришла, чтобы на этой земле оставить последнюю память о себе и Хади, у нас ведь больше никого нет – надвинув на лоб, сползшую черную шаль, Маслиат двинулась к выходу своей шаткой походкой.
-Провожать не нужно! – оглянулась женщина, как будто угадала мысли стоящих.
-Ночь – единственное, что мне нравится в этой жизни! Ночью надо умирать, а утром рождаться, ибо как утро знаменует начало, а ночь конец, поэтому я и люблю ее, потому что конец – это завершение всего: мучений, ожиданий, чувств, издевательств, страданий, надежд! – старуха открыла дверь и растворилась в черном мраке холодной зимы.
Все смотрели друг на друга, боясь шелохнуться. Никто не понимал видение это было, или действительно женщина. Она вошла в их дом как призрак. Казалось, что души всех чеченцев и ингушей, умерших на пути в Казахстан воссоединились в ней одной и клекотом, слетавшим с ее иссохших уст,  предсказывают их скорое возвращение на святую вайнахскую землю…
Последний день календарной зимы стал самым счастливым днем в жизни Зейнаб. Этот день он одинаков для всех женщин, независимо от их нации и вероисповедания.  И все они его ждут. Нет ни одной женщины на земле, которая в глубине души не мечтала бы опустить на лицо воздушную вуаль свадебной фаты. Для кого-то это счастье тянется на протяжении всей жизни, а для кого-то нет. Кто-то переступает порог своей судьбы в белом платье с волнительным трепетом ожидания счастья, а кому-то приходится глотать горький ком жестоко обманутых надежд…
Ашура и Нурди достойно выдали дочь замуж, соблюдая все каноны свадебного обряда вайнахов. Первое время молодожены решили пожить в селе, а потом уехать в Талды-Курган.
Начало весны в Жаналыке было, как обычно, холодным и мерзлым. Мокрые снежинки, как чьи-то невыплаканные слезы, витали в воздухе. Жизнь для вайнахских семей шла обычным, размеренным темпом. Ранним утром Ашура, как и полагается, вышла на улицу управиться с хозяйством, и, выйдя за калитку, услышала шум людских голосов. Кто-то плакал, кто-то что-то отрицал, кто-то даже причитал. Ее мгновенно охватила тревога.
-Что же случилось-то? Что еще страшнее с нами-то может случиться? – стучало сердце.
Она, протирая руки о фартук, медленно подошла к отделившейся кучке женщин.
-Что случилось? – тихо спросила Ашура
-Сталин умер! – глухо произнесла в ответ казашка.
Ашуру всю затрясло.
-Умер…Сталин… - прошептала она себе под нос.
Женщина не знала радоваться ей или плакать как и всем остальным. Чеченская женщина в растерянности стояла среди кучки чужих ей людей. Ашура молча направилась к своему дому, как издалека увидела быстрым шагом приближающуюся к ней худенькую женскую фигурку. Ашура вглядывалась в силуэт. Незнакомка напоминала Зейнаб, но Ашура была уверена, что это всего лишь сходство, ведь Зейнаб знает, что у вайнахов после замужества девушка так рано не переступает порог отчего дома. Но оказывается Ашура не ошиблась в своих первых догадках. Девушкой действительно оказалась Зейнаб.  Она молча подлетела к Ашуре и, обняв женщину, затряслась в рыданиях. Ашура прижала ее к себе и глухо заплакала. А мокрые снежинки поздней весны, все также продолжали падать на черную казахскую землю. Причину этих слез знали лишь эти две женщины и Всевышний Аллах. А слезы-то у них были особенные. Совсем не похожие на прежние. А ведь сколько было их пролито этими двумя женщинами разных национальностей, но одинаковых судеб. Но сейчас они обе плакали не от отчаяния и безысходности, а от надежды, счастья и свершившегося возмездия. Неизвестно, что дальше будет, ясно лишь одно, что он умер и его жизненный путь, наполненный людскими смертями и страданиями наконец-таки оборвался. И разве могла не разделить эти минуты неожиданной радости с близким человеком Зейнаб? Ведь всей своей исковерканной жизнью и разбитой судьбой, она была обязана именно этому человеку, весть о смерти которого она услышала сегодняшним утром….
-Неужели сбываются предсказания бабушки Маслиат? – тревожно задумывалась Ашура. Вдруг действительно после смерти тирана, им разрешат вернуться в Чечено-Ингушетию? Но прогнозы Нурди не были такими жизнеутверждающими.
-Куда собралась ехать-то? Нет ведь больше нашей Чечено-Ингушетии….говорят в область какую-то превратили…нам даже сунуться туда не дадут – качая головой отвечал он своей жене.
-Но Сталин ведь умер! Умер он, понимаешь! – твердила в ответ Ашура.
После смерти тирана сердца вайнахов действительно воспряли. Настала оттепель. Для чеченцев и ингушей этот политический термин действительно стал оттепелью. Много ли - мало ли прошло времени, но их безнадежным, как им казалось, мольбам Аллах все же внял, и зима 1957-го перевернула их жизни в лучшем смысле этого слова.
Они взяли свой курс на Кавказ…живые и мертвые они стали возвращаться, забирая с собой даже останки своих близких, чтобы перезахоронить их на родной земле. Как же велика ты сила веры! Они верили, что рано или поздно этот день настанет, и эта вера не давала потухнуть в их сердцах огню надежды, какими бы сильными ни были степные ветры сурового Казахстана.  Ашура и Нурди также немедля начали собирать свой скарб и в первый же год после издания указа о восстановлении ЧИАССР приготовились к отъезду. Зейнаб и Батырхан пришли попрощаться. Сбылось пророчество одинокой старушки Маслиат.
-Видит Аллах, Зейнаб! Не вышла бы ты замуж, забрала бы тебя на Кавказ, но судьба распорядилась иначе и распорядилась лучше – говорила Ашура, обнимая девушку.
-Мама! – Она крепко прижалась к женщине и долго ее не отпускала.
-Мама! Ты приедешь ко мне?
-Конечно!
-Обещаешь?
-Обещаю, Зайнап!
Чуть поодаль стояли Нурди с Батырханом. Это была зима, но совершенно другая зима, в холодном воздухе которой вайнахи чувствовали теплое дыхание далекого Кавказа.
Нурди подошел к Батырхану и обнял его.
-Мы никогда вас не забудем! – глухо промолвил на казахском языке этот худощавый чеченец.
Зейнаб плакала. Тонкая нить, идущая еще с холодных стен казахского детдома, тянулась до далеких гор Шароя и неразрывно связывала ее с некогда чужим для нее вайнахским народом. В это жестокое время случилось это интересное сплетение их сложных судеб…
Семья Ашуры и Нурди в 1957 году добралась до Шароя и они через 13 лет скитаний и лишений начали заново обустраивать свой быт в маленьком горном селе, откуда были и высланы. Теперь время шло быстрее и жизнь снова наполнилась смыслом. Было много неудач, было очень трудно, но стимул для жизни у них был. И этим стимулом была горная каменистая земля, по которой они каждый день осторожно ступали, боясь, что кто-то снова ее у них отберет. 
Рутинная жизнь в горном селе затянула в свои сети Ашуру. Она не забывала про Зейнаб, но знала, что ехать в Казахстан ей будет сложно, да и слышала от приезжих, что с области Зейнаб и Батырхан уже давно уехали. Первое время Ашура много раз порывалась поехать, но ее останавливали родственники. От Зейнаб весточки все еще не было. Ашура смирилась с тем, что расстояние между ними слишком велико, и живут они не в городе, а в горном ауле, и следовательно Зейнаб будет сложно найти их, чтобы написать письмо. Много ли - мало ли, вот так прошло пятнадцать лет…
Как-то раз летом к ним в гости приехал двоюродный брат Нурди Абу, который собирал документы, чтобы оформить пенсию. Он и рассказал родне, что собирается скоро в Казахстан. Утрясти кое-какие дела, связанные с документами нужно было и Нурди, а бросать хозяйство нельзя. Вот и решили они вместе с Абу в Казахстан отправить Ашуру. Женщина нарадоваться не могла вдруг привалившемуся счастью, ведь в Казахстане осталась и добрая половина родственников, по которым она безумно соскучилась.
Всю дорогу Ашура тараторила Абу про Зейнаб. Если послушать женщину, то дом и работа Зейнаб находились прямо на границе Казахстана, после пересечения которого они должны были ее увидеть. Однако Абу пытался объяснить Ашуре, что территория этой страны велика и не факт, что они встретят там Зейнаб.
Через несколько дней Ашура и Абу добрались до Алма -Аты, а оттуда уже поехали в Талды-Курган. Ашура озиралась по сторонам. Повсюду была слышна казахская речь. Воспоминания, обида, боль - все кашей смешалось в ее голове. Она и любила и ненавидела эту землю одновременно. Здесь она впервые научилась унижаться, просить, засыпать, мучаясь от голода, холодными ночами, здесь она впервые испытала страх смерти, а также здесь появились на свет еще четверо ее детей, здесь она поняла, что такое людское милосердие и тепло. И добром и злом сполна одарила ее чужбина, поэтому через пятнадцать лет снова оказавшись там, ее жутко переполняло волнение. Пару дней побыв у родственников, Ашура и Абу направились в областной райсобес. У входа толпились люди. В приемной сидела молодая женщина в очках. На вид ей было не больше 30-ти. Она была среднего телосложения, с русой копной волос, аккуратно уложенной в прическу. Строгое выражение лица выдавало в ней профессионала своего дела. А в голубых раскосых глазах таилась все та же знакомая чеченке глубокая печаль. Сомнений уже не оставалось.  Ашуру обдало холодом волнения.
-Слышишь! Это она – ткнула женщина в бок деверя.
-Кто?
-Наша Зайнап.
-Да перестань! Ты уже бредишь этой Зайнап.
-Вот увидишь! Я сейчас окликну ее – не унималась Ашура.
-Не вздумай! Не видишь она серьезная женщина! А ты ее хочешь перед всем честным народом сиротой детдомовской выставить. пятнадцать лет уже прошло, может она видеть тебя не хочет совсем? – оборвал ее Абу.
-Никогда в жизни у тебя ни о чем не просила! Первый раз прошу! Просто отойди в сторону и смотри…дальше сам увидишь что произойдет! Позволь мне. Выполни мою первую и последнюю просьбу – взмолилась Ашура.
-Становитесь в очередь, если по делу пришли – начали уже возмущаться посетители.
-Ладно! Что с тобой поделаешь! Сейчас выставят нас отсюда, вот и успокоишься, наверное, – буркнул мужчина и встал у входа, обхватив дверной косяк.
Очередь в райсобесе нарастала. Ашура взволнованно оглянувшись по сторонам, неожиданно для всех громко крикнула
-Зайнап!!!!
Люди удивленно посмотрели на нее, а сидевшая женщина в растерянности оглянулась по сторонам, пытаясь понять откуда был этот оклик. Ее взгляд остановился на Ашуре. В то же мгновение, сбросив на стол очки, разбрасывая лежащие на нем бумаги, и расталкивая всех стоящих людей она подлетела к Ашуре с криком – мама!!!
Посередине кабинета две женщины стояли обнявшись, не переставая лить слезы. Удивленный Абу стоял как вкопанный у двери, а люди не могли понять в чем дело. И лишь две ее коллеги, стояли поодаль перешептываясь
-Она ведь говорила, что у нее где-то мать есть, вот видимо она и приехала – рассуждали они.
От крика Ашуры Зейнаб будто ударило током, ведь уже больше пятнадцати лет как никто ее так не называл на чеченский лад. Даже это небольшое различие в звучании играло для нее огромную роль. Зейнаб сразу позвонила Батырхану и они вместе собрали все нужные им бумаги. Этой ночью Абу и Ашура остались у Зейнаб. Теперь в ней невозможно было разглядеть беззащитную сиротку, которая забрела поздней весной в Жаналык. Она была роскошной женщиной и мамой четверых уже  почти взрослых детей. Зейнаб не хотела ни за что отпускать Ашуру. Но билеты на послезавтра были уже куплены.
-Неужели мы так просто расстанемся? – повторяла Зейнаб.
Ашура лишь молча улыбалась в ответ. Ночь они почти не спали. Вспоминали все: и горести, и радости, вспомнили и напуганного Ашурой Куршабаева и как бегала от Батырхана Зейнаб….Сейчас все это для Зейнаб было и смешно, и немного грустно, а когда-то с этих моментов начинался тернистый путь ее жизни. Так она училась любить и ненавидеть, бояться и верить. Так она познавала жизнь со всеми ее хорошими и плохими сторонами.
Утро отъезда Ашуры и Абу наступило быстро. Они все вместе пришли в аэропорт. Шум техники и людские голоса не могли отогнать тревогу, которую охватила Зейнаб. Она крепко держала за руку Ашуру.
-Нам пора! – промолвил Абу. Все уже подходили к трапу. Зейнаб не могла заглушить рыдания и, припав к плечу Ашуры, сильно и в голос заплакала.
-Приезжай, Зайнап на Кавказ…к нам…в Чечено-Ингушетию…в наши горы. Это твоя родина! Не забывай ее никогда – прошептала в ответ Ашура, а посмотрев на стоящего рядом Батырхана добавила
-Береги ее, как и обещал мне в тот ветреный вечер!
Абу торопил Ашуру. Она выпустила из своих объятий Зейнаб и подошла к трапу самолета. Поседевшая, изменившаяся чеченка, молодость которой была жестоко испытана судьбой на этой чужой для нее казахской земле. Ашура смотрела на Зейнаб, которая стала теперь окрепшей женщиной, полной сил и энергии, как в те суровые годы она.
Самолет взмыл ввысь. С безоблачного неба обжигающим взглядом глядели на землю солнечные лучи. Зейнаб подняла голову и долго смотрела вслед самолету, пока из зажмуренных глаз не потекли от солнца слезы.
-Кавказ! – тихо прошептала она, как в ту далекую весеннюю ночь холодной весны в селе Жаналык, когда раскрывалась книга ее суровой жизни…
А самолет с каждой минутой превращался в маленькую точку, а чуть погодя совсем исчез в белых облаках небосвода. Он улетал далеко-далеко, туда, где глубже реки, где ярче звезды, где облака целуют горы….Он улетал на Кавказ…