Сумбурные извлечения из жизни и творчества

______________________________ В начале было Слово.
______________________________ (Гипотеза от Иоанна)

    В начале, как заведено с незапамятных времен или еще раньше, был отец. И звали отца — Сенька. В фигурных скобках заметим, что у отца тоже был отец (папа), но это второстепенное. А первостепенное то, что по предназначению Сенька был писателем-юмористом, а по понятиям — нонконформист, и уже в первой жизни с ним случилось немало историй, весьма поучительных для юношества и других возрастов... [Однако, памятуя о необходимости блюсти ограниченность букв (с неминуемыми пробелами), оставим эти истории в прошлом, в смысле — в архивах (под названием «Полудетские истории из жизни писателя Сеньки»). Ищущий их да обрящет их. А обретший их да осилит их...]
    Так вот, пришла пора, а писатель-отец ушел... Но энтомологи его смехотворчества остались. И коллективно — кто во что горазд — откликнулись на указанный уход нижеследующим.

ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ

    Ушел во вторую жизнь неповторимый Эзоп Насекомых (отец). Примем это достойно и в меру спокойно. Тем более что все мы там его непременно догоним... А до той радостной поры поставим перед собой почти неразрешимую задачу — написать этюд (отнюдь не в багровых, а в веселых тонах) о специфической жизни и неумышленном творчестве ушедшего.
    И начнем, как заведено еще в Киевской Руси, с выяснения отношений. А именно: с имени и фамилии. (Но, покончив с неизбежной данью биографической традиции, незамедлительно обернемся лицом к турбулентному потоку сознания, которому любил отдаваться Словатор в острые периоды профессиональной активности.) Так вот, будучи уже в зрелом уме и несомненном рассудке, Семен Семенович Насекомых (коренной сибиряк, что условно оправдывает окончание пресловутой фамилии) переименовался весьма вызывающе — Эзоп. Отчество он обозвал восточным рудиментом и опустил на самый низкий уровень игры. И получилось: Эзоп Насекомых. (Не удивляйтесь скромному вымыслу судьбы, в повседневной жизни и не такое случается — Ариадна Радосаф, Мэлор Стуруа, Эразм Роттердамский, Яков Дамский, Эрнст Неизвестный, Константин Эрнст, Эрнст Рем, Рем Вяхирев, Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера и даже Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей тому яркие примеры.) С той поры Н. (далее, для краткости места на бумаге, будем обозначать ушедшего так) умышленно просил идентифицировать себя на титульных листах не иначе как на прозападный манер.

    Н. в инфекционно-офтальмологическом отделении:
    — Какая муха вас укусила?
    — Крупных вроде было четыре: цеце, цокотуха, Альфонс и Рената. И еще с десяток мелких мушек (дрозофил) тоже кружились перед глазами. Крепко выпимши был... Так что точно не скажу...

    Теперь в русле обозначенного потока (обогащенного искусно перепутанными обломками реальных событий), который Н., как бы в шутку, именовал оттоком подсознания, предсказуемо переметнемся к словотворчеству, которым Н. изрядно страдал. Причем в одном из редких видов — зоологической аллегорией.

    Баран и Конституция
    Один Баран хорошо разбирался в апельсинах и плохо во всем остальном. Это его огорчало, и он решил расширить сферу своей компетентности. Взял да и написал проект новой Конституции Фауны. И передал ее на обсуждение... Кротам и Рыбам.

    Дятел и Реформы
    Одного исключительно упитанного Дятла, некогда руководившего мелким населением Дерева, сокамерники законно спросили: «Как тебе, «дятел», удалось добиться такого высокого уровня демократии?». Фильтруя базар, реформатор ответил: «Я проводил непрерывную ротацию местных кадров».

    Для прояснения сложных взглядов Н. на простую окружающую жизнь отметим сугубо личное. Будучи неотъемлемым и беззаветным федеративным гражданином, Н. деспотично ненавидел греческую власть (особенно ее вызывающие проявления на сибирских базарах) и при этом демократично ценил Грецию (географически говоря, — греческий народ) в лице женщин (Наны Брегвадзе и Ноны Гаприндашвили), мужчин (Георгия Данелия и Даты Туташхиа) и вин в разливе («Напареули» и «Киндзмараули»). Сладостно брезжили в его памяти апологеты древнегреческой системы «дубль-вэ» — правоногий Слава Метревели и левоногий Миша Месхи.
    На отечественную власть ему было плевать: хоть с высокой колокольни, хоть с высоты дельтаплана, древним птеродактилем воспарившего над новейшей Сибирью. Родной народ Н. серьезно уважал, однако единицей оного себя не числил в туманной связи с бескрайней протяженностью региональных расстояний. Так органично переплелись в нем «На хОлмах Греции» и «Во глубине сибирских руд».

    Охотиться и рыбачить Н. не приветствовал:
    «Фазан прокричал знаменитую фразу — охотник поднялся на ноги не сразу».

    В школе Н. относился к предметам и неодушевленным вещам по-разному. Зоологию недвусмысленно любил, а уж один ее раздел (какой — и ежу понятно) изучил вдоль и поперек. К языку Свифта был холоден. На вопрос великобританки «What is your surname?» отвечал утвердительно «My surname is Insect». Как бы предвидя последующее, литературу Н. недолюбливал нутром и изрядно побаивался фибрами.

    Сохранилось последняя часть последней фразы первого школьного сочинения Н.
    «...и незабвеным школьным пером номер 11, акуратно обмокнутым в чернильницу-проливашку, калиграфическим почерком (с нажимом и волостными линиями) вывел своей дражайшей рукой: «Как я вне классно провел лето (два последних слова зачеркнуты) был Насекомы»».
    Последняя буква осталась недописанной (предположительно, умышленно) и в последствии, будоража умы читателей, часто склонялась (варьировалась) критиками прижизненного сочинительства Эзопа Н.

    Кстати об Эзопе и его языке. Эзопов язык Н. — это тайнопись в литературе, иносказание на базе приемов, вычурно именуемых: аллегория (А.), ирония, перифраз, аллюзия. Долгие годы вдумывался Эзоп в понятие А., и чем больше вдумывался, тем больше терял его смысл, легко ухваченный в среднем школьном возрасте. Да уж, не то «зелен виноград», не то «сыр выпал». А вот ирония далась ему намного легче, и Н. возлюбил ее большой любовью, сравнимой с зоологией. «Эзоп купил свиных языков, поджарил их и подал гостям». Хе-хе.

    Н. официанту: «Эзоповым языком прошу продуть свиные уши и заменить мне куриные мозги соловьиным язычком».

    Поднявшись на первый пригорок своего литературного успеха, Н. решил поискать новый взгляд на понятие А., предложить миру (попутно, и «Новому миру», и «Новому современнику»!) новые образы и модели.

    В одном из автобиографических измышлений Н. писал:
    «А я еще тогда, в молодости, взял шире — начал писать аллегорическую пьесу «В туловище Н.». Персонажи, ясное дело, желудок, селезенка, аппендикс и прочие. Отток подсознания, натуральнейшие физиологические подробности, дань Таганке (и Бутырке) и прочее... К счастью для театралов и читателей, жизнь вынудила автора отвлечься на иное (см. Википедию)».

    Из дневника литератора Н.
    31.12. Пришла любовница. Ничего не попишешь...
    32.13. Пришла мысль. Ничего не попишешь...
    33.14. Пришла налоговая. Ничего не допишешь...
    34.15. Никто не пришел. Не пишется...
    35.16. Пришла беда. Открываю...
    36.17. Пришла пора. Пиши не пиши...
    37.18. Дошел до ручки. Конец текста.

    Было у Н. забавное хобби: он собирал приметных людей с фамилиями, так сказать, привычного направления. И заносил их в знаменитую «Тетрадь для письма». Фигурировали там космонавт Комаров, декабристы Муравьевы, актер Бабочкин. Не упущены были Блохин и Вшивцев – футболисты киевского и московского «Динамо». Нашлось место княжне Таракановой и упомянутым Мухам — Альфонсу и Ренате.

    Платные объявления Н.
    Закусим, выпьем море. По любому. Компания «Ксанф и Эзоп».
    Отольем или выпьем море. На выбор. Компания «Эзоп и Ксанф».

    Основным способом изображения А., как известно, является обобщение человеческих понятий; Н. так и поступал, раскрывая представления в образах и поведении животных (а в поведении растений — почти никогда).
    Первая тонкая статья Н., отпечатанная в толстом журнале, — «Сумбур и эклектика как литературные методы, способы и приемы». Обозреватель Вассилион Блинский об указанном тексте высказался так: «Сумбур полнейший». И попал в 10. Ведь Эзоп Насекомых — ярый апологет и яркий представитель аллегорического сумбура. (Правосудие — Фемида, Свиной язык — Эзоп, Сумбур — Э. Насекомых!) В своих измышлениях ушедший трактовал сумбур как основополагающую идею способа существования белкового тела, в том числе человека, политика, писателя и грека. Но его удел быть недопонятым и недооцененным. Таковы сумбурные реалии и сюрреалии литературной жизни... И вот еще что: главные идеи этой статьи непостижимым образом проявились во всех критических измышлениях, касающихся Н.

    В августе 1964-го года, приехав в деревню Норенская (в ту самую, в Архангельской области СССР) с целью сбора белых грибов, Н. подружился с Б-им. Ему-то он и подарил пророческие строки:

    Мы в глухой ночи. Грустит будильник.
    Нет свободы, прений нет искомых.
    Есть в желудках рези. От стихов БРОДильных
    И угрюмого брюзжанья Насекомых.

    Свою дрожащую правую руку Н. в порядке самоиронии (законной дочери иронии) называл «моя дражайшая».

    Бесплатные объявления Н.
    Быстро очеловечу примата. Ч. Д.
    Ушимпанзю человеческого детеныша. Шим Пан-зю.
    Рожу социализм с человеческим лицом. Кентавр.

    На определенном этапе физического развития Н. летал. Во сне, естественно.
    «Отлетев на несколько метров от Кремлевской стены, Н. оглянулся на собратьев по перу. Артур с Арктуром превратились в небольших комаров нехарактерного цвета «а снег идет», когда-то доводившего до слез Сергея Есенина; теперь они с бледной завистью глядели на своего спутника, покачиваясь в потоке воздуха, восходящем от нагретой за день Красной площади».

    В зрелые годы Н. читал много технической литературы по инсектному предмету (Чуковский, Кафка, Пелевин...). В дальнейшем им же частенько возвращал перифраз и аллюзии.
    «Проснувшись однажды вечером после спокойного дневного сна, Н. обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшного коммивояжера. [...] Когда за окном все посветлело, я еще жил. Потом голова моя помимо моей воли совсем распустилась, и я слабо вздохнул».

    Н. сызмальства был привержен аллергии, и на вопрос врача призывного возраста «Чем страдаете?» ответил адекватно: «Аллегорик».

    В пубертатные годы Н. отдал неизбежную дань Эросу.
    — Генри Миллера читал? — Да. — Что больше понравилось: «Тропик Рака» или «Тропик Козерога»? — Козерога. В тропиках... Раком.
    И ему же (Миллеру) — в жанре конкурсной аннотации:
    «Груша раздора» — шикарная повесть для средних и старших школьников о сексуально одаренной девушке Груше, прихотливо разлегшейся в основании равнобедренного любовного треугольника. Кто из сиамских близнецов-братьев опустит неизбежный перпендикуляр из общей точки их жуткого инцеста в самую середину женского естества, разрубив пополам тупой угол однополой любви? С ответом.

    Будучи учеником 2-й четверти 5-го класса разместил на школьной доске объявлений нижеследующее: «Продам «Родную речь», куплю свиной и блатной языки». И там же, после прочтения «Мертвых душ»: «Продам суку Землю с потомством. Дешево. Н.(оздрев)».

    Аллегорически говоря, первая жизнь Н.-отца — это «?!». Или наоборот!?

    P. S.
    По ходу первой жизни у Эзопа Насекомых (отца) случился сын.
    По поводу имени сына у отца сомнений не было — Эзоп Насекомых и точка. (А по другому поводу сомнения были, были... но — многоточие.)
    Этот сын дорос до переходного возраста и, практически, до 9-го класса, где лицом к лицу столкнулся с переэкзаменовкой, естественно, по литературе.
    «Однако, памятуя о необходимости блюсти ограниченность букв (с неминуемыми пробелами), оставим» эту поучительную историю за рамками фигурных скобок. Само собой, ищущий да обрящет ее в архивах. А называется она... «Как я вне классно провел лето».
    Такие дела...