Советчица
Раскладной столик с литературой умышленно был расположен так, чтобы желающие пройти к ателье женщины и направляющиеся к цветочному магазину мужчины спотыкались бы об него, и, пытаясь после вспомнить своё прежнее направление, влюблялись в томик Достоевского или Толстого, не имея уж силы расстаться с ним так скоротечно. Да, весь этот столик был устлан новенькими, чистенькими книгами издательства советских времён. С восторгом узнал я тут наисвежайшую «Короли и капуста» О. Генри - а у деда такая же стояла растрепанная в шкафу; «Две Дианы» Александра Дюма - такая же точно стояла рядом, посредством пыли вызывая уже аллергические ощущения в моём носу… А здесь всё это было в виде первозданном, безукоризненно новом. Владел же этими сокровищами толстенький мужчина грязно-тёмного оттенка кожи и с безобразными зубами; впрочем, довольно милый. Глядел он на всё с любовью: на листья, на меня, когда я подошёл, особенно на свои книги, и через это самое мне очень понравился. Первый вопрос выскочил у меня как-то самостоятельно, без вмешательства моего разума и тем более меня лично:
- Станислав Лем мне нужен; есть таковой?
- Нет, приятель, нету Лема, но зато есть …
- …Зато есть О. Генри! – слова «зато есть» мы умудрились произнести одновременно. - Это же восхитительная книга!
- Да, верно, и особенно в этом издании! – подтвердил продавец. - А посмотри сюда – Достоевский!
- «Братья Карамазовы», прекрасно; а «Идиота» нету?
- О-о-о, братец! Только что девушка забрала, прямо перед тобой отдал «Идиота» - новенький, нераспакованый!
- Это жаль… - сокрушился я, но тут же воспрянул вновь: - да вы поглядите: Михаил Зощенко даже есть!
- И Зощенко тут! – смеётся он.
- Да он же совсем ненормальный, просто молодец!
- О-хо-хо-хо! Это ты верно сказал – «ненормальный», очень хорошо, о-хо-хо! Очень хорошо сказал!
- А слог-то какой у него – просто загляденье: точно собственный!
- Конечно; за это его и уважают! А Томпсона заметил?
- Эрнест Томпсон! – воскликнул я. – Я, признаюсь откровенно, не очень животных-то люблю… а вот Томпсон уж как пишет о них – я чуть лисёнка не завёл!
- А-а-а-хо-хо-хо, молодец! Вот я о чём и говорю, хо-хо! А к Ерофееву как относишься?..
Я жадно поядал книги глазами, гладил мат и глянец обложек, щупал жёсткие переплёты, восторгался, восклицал; продавец вторил мне, открывая свои предпочтения – в общем, разговор зашёлся. Ещё через пару минут я уже сунул руку в карман за деньгами, и… вынул телефон.
- Позвоню сейчас… - говорю.
Некоторое время продавец наблюдал за мной довольно пристальным взглядом, потом чуточку отвернулся. Я между тем вёл с незримым советником содержательный диалог.
- Да, слышно, ага… Я на площади Карла Маркса стою… нет, не купил, пока не… да вон я уже и вижу, там есть впереди… Я? На площ… возле книжной лавки! Да, книжной… О. Генри вот увидел, хочу… Да, Генри! А? Ну, я… Ага… Нет… Ну, да, да, понимаю… Конечно, понимаю!!! Что ж я, совсем?.. Ага… Ну, я понял твоё мнение… Ладно, ладно, до встречи…
Я спрятал телефон в карман и поднял глаза на продавца. Что-то в нём теперь переменилось – и в позе, и в выражении лица, и в динамике движений… Всё мне теперь в нём не нравилось.
- Ты это с кем, - говорит, - советовался – с женой?
- Я?.. Ну, да…
Продавец посматривал на меня очень странно; мне почудилось даже, что смотреть ему было противно.
- Ты послушай меня, что я тебе скажу… – он глядел на меня чересчур уж строго. – Ты насчёт книг, это, когда книги покупаешь, с женщинами не советуйся! – теперь взгляд его словно прошёл алмазную заточку и закалку температурой. – С женщинами насчёт этого советоваться – это дело паскудное…
- Но я… Нет, ведь разные же у всех обстоятельства, что ж вы…
- Это самое паскудное дело! – чуть не взревел он, и я почувствовал, что моё горло будто смазано мылом, и слова бесполезно проскальзывают по нему, как английские туфли по льду. – Это очень дело паскудное, - закончил он.
Я начал для чего-то широко улыбаться, смеяться, подозревая тут какую-нибудь весёлость или хотя бы иронию; я смеялся, скользя взглядом по хрустящим переплётам, я смеялся, глядя, как смотрит на меня, также отчего-то сурово, какой-то человек в плаще, стоящий на крыльце ателье; смеялся я и тогда, когда продавец книг вдруг слегка повернул ко мне голову, и, произнеся раздражённо: «Иди, мужик, отсюда…» - побрёл не спеша вдоль своего прилавка.
(Ранний рассказ) 2011
Свидетельство о публикации №215080201846