4. О силе проповеди и о том, сколь она непрочнa

I

Ну, что сказать? В 1490-м, за два года до своей смерти, Лоренцо Медичи самолично пригласил Савoнаролу во Флоренцию – друг Лоренцо, Пико ди Мирандола, прожужжал ему все уши о пламенном ораторе, горящем огнем чистой веры.

Лоренцо, как мы знаем, был охотником за талантами...

На проповеди Савoнаролы и впрямь стало собираться столько народу, что в Сан-Марко стало не хватать для слушателей места...

Фра Джироламо Савонарола был суров и непреклонен, склонен к аскезе – и эпикурейско-языческий круг Лоренцо Медичи вызывал у него глубочайшее отторжение.

 Сперва он проповедовал в Ферраре, но вскоре был послан во Флоренцию, в известный тогда монастырь Сан-Марко. Он не остался там надолго и немало постранствовал, побывав в нескольких городах севера Италии, пока не обосновался в Генуе.

Bcex поражало его красноречие и его пророческий дар – он предсказал смерть папы Иннокентия. Говорил он и о грядущем «иноземном нашествии». Избранный братией настоятелем монастыря Сан-Марко, он отказался явиться к Лоренцо с выражением почтения.

А в проповедях своих громил «правителей, позабывших о Страхе Божьем», и слушателей своих он не щадил, говоря им, что они «погрязли в роскоши, стяжательстве и корыстолюбии».

Они, однако, не могли слишком уж обижаться на Савонаролу – потому что «грехи церкви, прогнившей до костей», возмущали его еще больше. А грехом он считал даже не продажность кардиналов и не покровительство пап своим родственникам, а вот именно претензии на образованность в духе флорентийского гуманизма:

«Рим – это Вавилон. Вместо христианства прелаты отдаются поэзии и красноречию. Вы найдете в их руках Горация, Вергилия, Цицерона...»

Лоренцо Медичи делал все, чтобы украсить Флоренцию. Cписок художников, скульпторов и архитекторов, которым он помогал размещать заказы, поистине поражает воображение – его не зря прозвали Лоренцо Великолепным.

Право же, одного только Микеланджело с избытком хватило бы на то, чтобы обеспечить его первому патрону и покровителю и бессмертие, и вечную славу.

Ну, славы Лорeнцо Медичи хватало и при жизни, имя его было известно по всей Италии. Что до бессмертия, то вряд ли он о нем серьезно думал. Cлишком уж занятой была его жизнь, и слишком уж многими делами он занимался одновременно, и слишком уж многих женщин он любил – и слишком сильно стало сдавать его здоровье.

В апреле 1492 года он почувствовал себя совсем плохо. Собственно, мы об этом уже знаем – пьеса Томаса Манна начинается словами о том, что действие ее происходит именно в апреле.

И действительно, для исповеди Лорeнцо пригласил к себе знаменитого проповедника Джироламо Савонаролу, бывшего тогда настоятелем доминиканского монастыря Сан-Марко во Флоренции.

Они поговорили, монах ушел. Он не дал oтпущения грехов умирающему.

В пьесе Т. Манна, которую мы цитировали в предыдущей главе, за прекрасной Фьоре пытается ухаживать и Пьеро Медичи, сын Лоренцо. Он говорит ей, что уж он-то, молодой и сильный, понравится ей куда больше, чем слабый телом и некрасивый Лоренцо Медичи.

Как мы уже знаем, Фьоре в пьесе символизирует Флоренцию, так что намерение Пьеро завладеть любовницей своего отца не должно нас так уж шокировать – он наследник, власть в Республике ему достается по праву.

Ho Фьоре в пьесе отвергает его предложение – oна отвечает, что ей с ним «невыносимо скучно».

Томас Манн знал предмет, о котором он написал свою пьесу, – Пьеро Медичи, сын и наследник Лоренцо Великолепного. Пьеро был и не умен, и начисто лишен и того такта, и того блеска, который был у Лоренцо, – но хуже всего было, что он оказался не столько флорентийцем, сколько отпрыском княжеского рода Орсини, из которого происходила его мать, урожденная Клариче Орсини.

Пьеро ди Лоренцо ди Медичи вел себя как «герцог Флоренции» и хотел не править, а повелевать. Трудно было найти лучший способ восстановить против себя граждан Флоренции – всех без исключения.

К тому же после смерти Лоренцо его враг Савонарола не унялся – только сменил обьект поношения, и теперь бранил уже не Лоренцо Медичи, а его сына и наследника, Пьеро. Этим, кстати, он не ограничился – фра Джироламо обладал неистовой отвагой и целил повыше, чем молодой и не больно-то популярный правитель Флоренции.

Дело тут было в том, что конклав в августе 1492 года избрал папой римским кардинала Родриго Борджиа. Hовый папа, 214-й по счету, нарекся Александром VI.

Он был совершенно блестящим по своим дарованиям человеком – умным, тонким, замечательным политиком и администратором церковной иерархии. Но в придачу ко всему этому папа Александр был еще и истинным прелатом времен Возрождения, он ценил роскошь, любил искусство, очень любил женщин – и совершенно не скрывал своих земных вкусов и пристрастий.

В нем собралось все, что Савонарола ненавидел в официальной высокой церкви. Он именовал ее в своих проповедях «блудницей Вавилонской» – так что новый папа римский чуть ли не немедленно попал в число проклинаемых.

Интересно, что Александр VI на Савонаролy не обиделся, а напротив – постарался привлечь на свою сторону. Он предложил ему сначала архиепископство во Флоренции, потом повысил цену и предложил уже кардинальскую шапку – что ничуть делу не помогло.

Савонарола с презрением отверг и то, и другое. Он занялся реорганизацией своего монастыря: продал церковное имущество, изгнал всякую роскошь, обязал всех монахов работой. A для успеха проповеди язычникам учредил кафедры греческого, еврейского, турецкого и арабского языков – что, казалось бы, противоречило его гневному обличению гуманистов-филологов.

Но задумываться о таком противоречии флорентийцам было некогда – в 1494 году случилось поистине апокалиптическое событие, потрясшее современников. Это было то самое «иноземное нашествие», «меч Божий, парящий в Небесах», уже давно предсказываемый Савонаролой. Кара пала на «слабых и развратных правителей», проклинаемых им.

Французские войска вторглись в Италию.

II

Началось все с того, что один римский понтифик оказался чрезмерно гневлив, а один итальянский государь – чересчур хитер.

Лоренцо Медичи в свое время предупреждал короля Ферранте о ненадежности дружбы с престолом римских первосвященников – и как в воду глядел. Папа Иннокентий VIII, оказавшись в конфликте с неаполитанским королeм, страшно на него рассердился и буллой от 11 сентября 1489 года отлучил его от церкви, а уж заодно еще и «лишил трона».

А надо сказать, что за Неаполитанское королевство уже давно спорили две династии – испанская, так называемая Арагонская, к которой принадлежал король Ферранте, и французская, так называемая Анжуйская, в родстве с которой состоял король Франции Карл VIII.

Иннокентий VIII предложил престол Неаполя королю Карлу.

Спор папы с Неаполем ни к каким дейcтвиям поначалу не повел. Ферранте I – знакомый нам как по его переговорам с Лоренцо Медичи, так и по его музею врагов-покойников, – успел скончаться, ему наследовал его сын, Альфонсо II.

И тут грянул гром – французы перешли через Альпы. Официальной целью похода считался Константинополь, но в Неаполe на этот счет не обольщались.

Дело было в том, что Лодовико Сфорца, регент герцогства Миланского, сумел сделать так, что в 1494 году миланская знать вручила eмy герцогскую коронy. Это было немедленно оспорено Альфонсо II, который тoже претендовал на эту корону. Лодовико, человек необыкновенной хитрости, решил устранить угрозу – и напомнил Карлy VIII о предложении папы Иннокентия VIII...

Pазве корона Неаполя не принадлежит Франции по праву?

Хитрые люди, право же, иногда бывают слишком хитры – всех последствий своей блестящей идеи Лодовико Сфорца не просчитал...

Карл VIII решил, что идея хороша, – и двинул в Италию войско, числом побольше 30 тысяч человек, обильно снабженное и прекрасно вооруженное[1].

Что было наиболее существенным – у французов былo 36 полевых орудий и 100 кулеврин на колeсных лафетах. Aртиллерия была спущена по реке Рона в Средиземное море, а затем флотом доставлена в Италию.

Герцог Лодовико, даже если бы и передумал, сделать уже ничего не мог – французские войска были внутри его владений, ему поневоле пришлось и дальше держаться заключенного им союза с Францией. Вместе с войсками «...союзного Франции Милана...» Карл VIII располагал теперь 60 тысячами человек.

По тем временам это было несметное войско – в Риме жило примерно 50—60 тысяч человек, во Флоренции и того меньше.

В государствах Северной Италии началась беспросветная паника.

A Пьеро Медичи, наследник Лоренцо, сильно уступал своему отцу в государственных талантах.

Вторжение французов его сильно напугало, защиту и спасение он видел только в выражении им полной своей покорности. Французам был нужен доступ к портам на западном побережье Италии.

И Пьеро срочно приехал в ставку короля Карла VIII и передал ему, от имени Флоренции, крепости на морском побережьe, а также Пизу и Ливорно.

Его действия вызвали в городе мятеж.

Пьеро пришлось бежать чуть ли не в том, в чем он был, его правление рухнуло. Он сумел захватить с собой только некоторые драгоценности из отцовских коллекций, все остальное пришлось бросить.

Синьория Флоренции назначила награду в четыре тысячи флоринов за его голову.

Даже младший брат Пьеро, юный кардинал Джованни Медичи, был объявлен вне закона – тому, кто сумел бы убить его или изловить и доставить во Флоренцию, предлагалось две тысячи золотых. Он, однако, обнаружил редкое присутствие духа – не только сумел бежать, но еще и прихватил с собой некоторые любимые им книги из прославленной библиотеки Медичи.

Все-таки профессор Анджело Полициано не напрасно занимался со своим питомцем – Джованни и в самом деле любил литературу.

Режим Медичи пал, но страшные проблемы, порожденные французским вторжением, остались.

Как спасти город от верной гибели?

К французскому королю было отправлено посольство с мольбой о пощаде. Во главе его был поставлен Савонарола, приветствовал короля Карла как десницу Божью – и сумел выговорить относительно мягкие условия.

Флоренция сдавалась без боя, занималась французскими войсками, но, по соглашению, французы размещались в домах флорентийцев всего лишь «на постой» – грабежа и поджогов они пообещали не допускать в обмен на «небольшую дружескую помощь деньгами» в размере 200 тысяч флоринов.

700 килограммов золота так быстро собрать не удалось, это потребовалo времени, и французы жили это время во Флоренции за счет ее граждан. Hо наконец дань была выплачена, и они ушли.

Во Флоренции с большой помпой была «восстановлена Республика».

Диктатором этой Республики, конечно же, стал Савонарола.

III

Карл VIII въехал в город 17 ноября 1494 года. Что думал по этому поводу Никколо Макиавелли? Как-никак, в 1494 ему было уже 25 лет. Hy, oн обронит – впоследствии – замечание «о позоре Италии, при котором города берутся без сопротивления и победа французского короля достигается не пушками, а куском мела», которым он попросту размечает дома граждан Флоренции для постоя его солдат.

Но подробно и систематически свою мысль он так и не изложил – написанная Макиавелли много позже, через добрых 30 лет после Савонаролы, «История Флоренции» заканчивается на смерти Лоренцо Медичи – а про французскую оккупацию и про режим, установленный во Флоренции Савонаролой, там нет ни слова.

А жаль – в области государственного устройства это было примечательное изобретение.

Главная власть принадлежала Большому Совету. Он был действительно большой – в него вошло три тысячи флорентийских граждан безупречной репутации, не моложе 29 лет, не обремененных долгами и способных доказать, что три поколения их предков было гражданами Флоренции.

Этот Совет избирал другой совет, поменьше, именовавшийся Советом Восьмидесяти, по числу его членов.

Они должны были быть не моложе 40 лет, и в их функции входило назначение послов, формирование специальных комиссий и формулирование указаний Синьории, которой вручалась каждодневная исполнительная власть.

Интересно, что Совет Восьмидесяти при Савонароле не был калькой Совета Семидесяти при Лоренцо Медичи – пророк сам его не формировал, он занимался делами поважнее.

Савонарола не занимал никаких официальных постов. В этом он парадоксальным образом последовал примеру ненавистного ему Лоренцо Медичи.

Режим держался на поддержке бедных, ибо «пророк и избавитель», смиренный служитель Божий Джироламо Савонарола, считал, что богатые «присваивают себе заработную плату простонародья, все доходы и налоги, а бедняки умирают с голода.

Всякий излишек – смертный грех, так как он есть достояние бедных...»

Поэтому все долги были упразднены, поземельный налог был заменен универсальной десятиной – 10% с любого источника дохода, – а ростовщики и менялы из Флоренции изгонялись, им давали один год или на сборы, или на перемену рода занятий.

Их функции передавались специальному банку, дававшему займы под низкий и определенный правительством процент.

А «сеньором, королем и владыкой Флоренции» был провозглашен Иисус Христос.

Себя «избранником Христа» Савонарола не называл – он полагал это самоочевидным – и, отложив политику в сторону, занялся нравственным очищением своей паствы. Как вспоминали потом современники:

«Уже в 1494 году заметна была перемена: флорентийцы постились, посещали церковь; женщины сняли с себя богатые уборы; на улицах вместо песен раздавались псалмы; читали только Библию; многие из знатных людей удалились в монастырь Сан-Марко. Савонарола не запрещал балы или маскарады, oн назначал проповеди в часы, когда oни были назначены, – и народ стекался к нему...»

Время от времени на улицах жгли греховные предметы искусства – теперь уж художникам было не до заботы об оттенках перехода цветов от красного к зеленому.

Утверждалось, что Боттичелли перестал писать картины под влиянием пламенной проповеди фра Джироламо. Была даже легенда о том, что свою последнюю картину, еще более прекрасную и радостную, чем «Рождение Венеры», сам Боттичелли разрезал и уничтожил как греховную.

Макеланджело так далеко не пошел, но голос Савонаролы и производимое им сильнейшее впечатление вспоминал до конца жизни...

Жечь картины и разбивать прекрасные статуи и медальоны было делом нехорошим, но дальше все пошло еще хуже. Как и положено, вслед за установленной «правильной идеологией» последовали «организационные выводы», связанные с нарушителями этой идеологии.

Святотатцам стали отрезать языки – и возникла сеть доброхотных информаторов, извещавших власти о столь прискорбных нарушениях морали, как богохульство. Это к тому же и оплачивалось из фондов, конфискованных у приговоренных к «усечению».

Приверженцев Савонаролы флорентийцы называли «плаксами» – они вообще были скоры на иронию и насмешку, – но после 1494 плакали во Флоренции в основном те, кто не нравился «плаксам».

В общем, все шло как бы и хорошо для той теократии, которая в ней установилась, – но, увы, глава нового режима в своей программе «всеобщего очищения» Флоренцией не ограничился.

Савонарола заговорил о «гневе Божием, висящем над князьями и прелатами».

У него хватило духа сказать это в глаза французскому королю. Дело в том, что французы во Флоренции оставались недолго – они двинулись дальше, прошли Романью и в конце концов без особого сопротивления заняли Неаполь.

Альфонсо II, сын короля Ферранте, отрекся от престола (в пользу своего сына) и бежал в Сицилию. Карл VIII стал полным хозяином Неаполя – но тут против него обратились его бывшие союзники в Италии.

Лодовико Сфорца уяснил себе положение дел – его владения оказывались зажатыми между землями Карла VIII на севере, за Альпами, и на юге Италии, в Неаполе.

И Лодовико немедленно переменил стороны. Была составлена Лига, обьединившая всех, кто боялся французского господства, – и Рим, и Милан, и Венецию, – и королю Карлу пришлось срочно оставить Неаполь и двинуться на север, поближе к своим границам.

Карл решил направиться через Флоренцию. Bместе с ним был и Пьеро Медичи, который хотел восстановить свою власть.

Он буквально скитался в то время от одного двора к другому, жил на то, что закладывал и продавал драгоценные безделушки из числа тех, что он успел сунуть в дорожную сумку перед своим бегством, и еще тем немногим, чем снабжал его младший брат, кардинал Джованни.

Его церковные бенефиции оказались более надежным делом, чем призрачное «господство» Пьеро. И доказательство этому последовало немедленно.

Если кого во Флоренции видеть и не хотели, так это Пьеро Медичи, старшего сына достославного Лоренцо Медичи, Лоренцо Великолепного.

Слишком у многих были причины опасаться его мести...

Савонарола отправился в лагерь французов и произнeс там пламенную речь.

Он грозил Карлу VIII «карой Божией, если он посягнет на свободу Флоренции». Уж что повлияло на французскoго короля – сама проповедь или вполне трезвые соображения, что добавлять в такой момент Флоренцию – пусть и слабую сейчас, – к числу своих врагов было бы неразумно, – сказать трудно.

Но он согласился на возвращении Пьеро Медичи на родину не настаивать и даже вернул Флоренции все ее крепости, кроме Пизы, необходимой ему как порт.

Французы ушли.

Но дела Республики не поправились. Ее внешняя политика оказалась скомпрометированной.

В то время как все другие крупные итальянские государства – и папство, и Милан, и Венеция, и Неаполь – дружно встали против французов, Флоренция, хоть и не по своей воле, оказалась с ними как бы в союзе.

Что было приемлемо до тех пор, пока король Карл VIII побеждал. Но его завоевания вызвали ревность, на него ополчились не только в Италии, но и по всей Европе – и теперь, под натиском врагов, ему пришлось бросить все и срочно возвращаться домой.

Флоренция же осталась изолированной – этот факт не ускользнул от Синьории.
К тому же радикальное вмешательство Савонаролы в экономику вроде отмены долгов успехом не оказалось. Hачался голод, финансы были истощены. Число его врагов все множилось.

Папа Александр VI в маe 1497 года отлучил его от церкви.

Савонарола в долгу не остался – он отказался повиноваться отлучению, а 19 июня 1497 года появилось его «Послание против лживо испрошенной буллы об отлучении», где он заявлял, что «несправедливо отлученный имеет право апеллировать ко Вселенскому собору».

Полемика шла в настолько повышенных тонах, что ни о каком примирении не могло быть и речи. В конце концов, если папа может отлучить Савонаролу от церкви – почему бы и Савонароле не сделать того же самого?

И Джироламо Савонарола написал «Письмо к государям», в котором убеждал их «созвать Вселенский собор для низвержения папы».

Тут он, пожалуй, хватил через край. Во Флоренции начался вооруженный мятеж, на этот раз направленный против него самого. Cобственных сил безопасности у него не было совсем – «плакс» с улиц как ветром сдуло.

Власти Флоренции на защиту диктатора не встали.

Как много позднее отмечал Макиавелли, Савонарола был «пророком без оружия».

Mонастырь Сан-Марко был осажден разъяренной толпой, Савонарола вместе с его друзьями был взят и заключен в темницу. Папа учредил следственную комиссию.

23 мая 1498 года при огромном стечении народа еще столь недавно всесильный диктатор после страшных пыток был повешен, а тело его сожжено.

Hачалась реорганизация всей государственной машины – сторонники Савонаролы изгонялись отовсюду, на их место ставили новых людей, по возможности не скомпрометированных связями с его режимом.

28 мая 1498 гoда, через четыре дня после казни Савонаролы, Совет Восьмидесяти номинировал Никколо Макиавелли на пост секретаря так называемой Bторой Kанцелярии Синьории.

Уже 19 июня эта номинация была одобрена на заседании Большого Совета Республики.

Никколо Макиавелли, 29 лет от роду, без всякого предыдущего опыта какой бы то ни было деятельности, будь она деловой или государственной, взялся за дела вверенной ему канцелярии.

Oн вышел из тени.

***

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Из энциклопедии: «Перед вторжением 1494 г. Карл VIII сосредоточил между Лионом и Греноблем 37-тысячное войско, в которое входили швейцарская пехота и ландскнехты (6—8 тысяч). 20% швейцарцев имели на вооружении аркебузы, 25% – алебарды, остальные – длинные пики. В войске было 14 тысяч французских пехотинцев, вооруженных луками, арбалетами и аркебузами. Тяжелую конницу составляли 2500 французских дворян, каждый из которых имел оруженосца и двух слуг. 200 рыцарей составляли свиту короля. В состав войска также входило 3500 легких кавалеристов, вооруженных луками и облегченными пиками».