Город мёртвых птиц. Анка

Дорожная пыль попадает в салон старенького опеля, я чихаю, закрываю окно, делаю пару глотков воды и смотрю в одну точку перед собой. С детства люблю смотреть прямо, когда еду куда-либо в машине. Мимо вихрем «проносятся» кроны деревьев, лужайки, леса, покосившиеся деревенские домики, редкие прохожие-дачники с котомками на плечах. Всё мимо. Мимо тебя. И ты в замкнутом драндулете сначала мелкая, с дедом и бабушкой на дачу, а через энное количество лет – взрослая с лучшим другом к психиатру на окраину города. Класс.
Я закуриваю.
-Не потерпеть? – лучший друг начинает беситься. – Минуту ехать осталось! –Олег злобно косится в мою сторону.
Его бесит моё курение, меня бесит что его зовут Олег.
-Не нагнетай. У меня никотиновая ломка.
Он опускает окно со стороны водителя.
Олег хороший парень, с чего-то вдруг решивший что я потенциальная самоубийца. Он нашёл картину, которую я сама нарисовала от нечего делать. Автопортрет в виде трупа. Обычная картина, как по мне. Но Олег думает иначе. Увидев картину сначала он пугается, потом молниеносно решает меня спасать. Дело в том, что Олегу необходимо кого-нибудь да спасать: котят которых собираются топить, девушек которых бросили мужики, бомжей которым нечего есть. Олег спасает всех. Если за день он не сделал хотя бы попытки протянуть руку помощи – его день прошёл зря. Я думаю, его неистовое желание помогать кроется в его болезни - бывший онкобольной с успехом прошедший курс химиотерапии отныне великий спасатель и ценит жизнь так, как все кто сумел избавиться от онкологии.
Олег сбавляет скорость и заворачивает за угол постройки конца 80-х годов. Перед нами открывается чудесный вид: огромная психушка, по размерам и внешнему виду напоминающая больницу Св. Георгия в Санкт-Петербурге, самую мрачную больничку которую я видела.
-Приехали.
-Ты серьёзно? Чувак, я понимаю тебя картина напугала, но это ещё не повод везти меня в столь жуткое место! – я осматриваюсь по сторонам.
-Не бойся! Елизавета - отличный врач, моя давняя подруга, поговоришь с ней, покажешь картину..
Я обрываю его на полуслове.
-Твою мать! Только не говори что картину взял с собой!
-Конечно, а как иначе?
Я выхожу из машины и думаю, надо бы придумать легенду чёртовой картине, чтобы никто не утаскивал её из моего дома. Картина-убийца например, картина-демон, картина приносящая несчастья.
Мы подходим к широким ступеням депрессивного здания наполненного психами.
Возле окна регистрации Олег говорит мы пришли к Елизавете Артамоновной. Я не знаю можно ли доверять человеку, отца которой зовут Артамон и думаю, что вся эта затея только ради лучшего друга. Он ценит жизнь и хочет быть уверен в отсутствии у меня суицидальных наклонностей. Окей, друг.
Перекатывая жвачку во рту, оглядываю холл больницы. Серые стены, серый пол, серая униформа медперсонала, серые занавески, серая мебель. В этом здании, по крайней мере на первом этаже, всё серое. Абсолютно всё. Не знаю на какое душевное исцеление можно надеяться если тебя изо дня в день окружает серый цвет. Бедные психи. Никакого тебе буйства красок и жизнерадостности! Живи в сером. Будь серым.
-Пошли, нам на третий этаж. – Олег вырвал меня из раздумий о местном цветовом дизайне.
Мы поднимаемся по лестнице ведущей вглубь больницы и оказываемся у здоровенных двухстворчатых дверей. Надпись на одной из створок гласит: «Этер Елизавета Артамоновна. Главный врач. Врач-психиатр первой квалификационной категории по психиатрии. Кандидат медицинских наук». Как много слов думаю я, слишком много.
-Надо подождать, она тебя пригласит. – Олег присаживается на диван серого цвета в тон стен и берёт первый попавшийся журнал.
Ждать долго не пришлось, я не успела присесть, как над дверьми загорелась серая лампочка. У них даже лампочки и те мышиного цвета!
-Иди! И картину возьми! – скомандовал друг.
Я раскрыла створку двери и вошла в кабинет чудо-доктора, поставив своё творение на пол.
Психиатр сидела за столом, окружённая дюжиной медицинских карт, взяв одну из них она посмотрела на меня.
-Здравствуйте, Анка. Рада вам, очень рада! Присаживайтесь пожалуйста.
Я поискала взглядом типичную для таких мест кушетку, но её не было, пришлось уместить себя в кресло, напротив кандидата медицинских наук. 
-Как ваше настроение? –она улыбнулась.
Я посмотрела на неё с осторожностью.
-Нормальное было, до тех пор, пока друг не притащил мой зад в это пристанище психов.
Доктор снова улыбнулась. Почему она постоянно улыбается? Меня пугают такие люди.
-Вы достаточно грубы на слово. Но моя задача вас не воспитать, а помочь. Сейчас я задам несколько вопросов, вы должны ответить предельно честно. Хорошо? Я могу рассчитывать на вашу честность?
-Конечно.
-У вас были психологические травмы? – Доктор щёлкнула ручкой, приведя её в боевую готовность и наклонила голову, с добротой посмотрев на меня.
-Я блеванула бананами в третьем классе, на уроке математики, все одноклассники потом смеялись и показывали на меня пальцем, это можно за травму считать?
-Не думаю.
-Тогда не было.
-Вы часто уходите от социума? В себя?
-Хмм, не совсем чтобы ухожу, но моментами одиночества наслаждаюсь. Думаю они необходимы каждому человеку.
Доктор делает отметку в карте. Наверно ставит баллы по шкале безумия. От одного до десяти. В нормальном мире если ты хочешь побыть один – это первый симптом твоего безумия.
-В последнее время не замечаете за собой капризности?
Я приподнимаю бровь и отвечаю вопросом на вопрос.
-У вас машина куплена в кредит? Новая? Только с конвейера?
-Да. – растерянно отвечает она. - Но это не имеет отношения к делу.
-Отчего же! – восклицаю я. – Вы добровольно ввязываетесь в долговую яму ради куска металла последней модели. И кто из нас капризуля? Ответ на ваш вопрос: нет, не замечала за собой капризов. У вас курить можно?
-Это запрещено.
-Что такое запреты по сравнению со всей Вселенной? – спрашиваю я. Не дожидаясь разрешения зажигаю сигарету, делаю первую затяжку.
Елизавета смотрит на меня, но не предпринимает никаких действий, не вырывает сигарету из рук, не пытается вызвать санитаров. Она смотрит и всё. Странная. Я только что нагло нарушила местный закон, а ей хоть бы что!
-Кхм. Продолжим. – она кашлянула и снова начала терзать меня вопросами. –Анка, вы считаете себя агрессивным человеком?
-По ситуации. Допустим, если я увижу как чьи-то отпрыски мучают бездомное животное, кошку или собаку, то мне ничего не стоит подойти к ним и врезать хорошенько по их мерзким рожам. Не знаю можно ли это считать за нездоровую агрессию, но вот так.
Она написала пару слов в карте.
-Страдаете ли вы депрессией, Анка?
-Не знаю, наверно нет. Когда мне плохо я или пишу, или рисую. Другого не дано. Так чтобы лечь ничком и думать как всё херово - не по мне.
-Вас мучают неприятные сновидения?
-Нет, хотя есть один сон, снится довольно часто и…
Я замолчала. Мне не хотелось рассказывать ей сон с неопределённым сроком давности.
-Хорошо, я вижу вы смутились, впервые за всё время нашего разговора. Я спрошу иначе: сон приятный или наоборот от него вы просыпаетесь в холодном поту?
-Обычный и приятный. Больше всего мне нравятся в нём цвета, общая картина и ощущения. Я на 50 процентов визуал и на 50 кинестетик, судя по тесту в бабском журнале.
-У сна есть эротический подтекст?
-Нет, в этом сне я ни с кем не трахаюсь, если вы под эротическим подтекстом имеете в виду секс. Этот сон душевный что-ли. – я забарабанила пальцами по её столу. –После того, как я просыпаюсь мне спокойно, понимаете? То ли сам сон, то ли музыка звучащая в нём так влияют, не знаю.
-Вы слышите во сне музыку?! –она удивилась
-Да, а что в этом необычного? Я думала все слышат музыку во сне.
-Нет. Немногие. –она снова зачиркала ручкой в карте. –Также, не все видят цвет, а тем более, не запоминают и половины своих снов.
Круто подумала я. Есть теперь чем гордиться не мне конечно, а родителям. Позвоню, расскажу.
-Что насчёт вашего аппетита? Не замечаете за собой перемены в питании?
Повертев головой вправо-влево, я посмотрела на неё.
-Вы меня утомили, Елизавета Артамоновна. Ем я нормально: завтрак, обед, ужин. Мы же с вами понимаем, что этот разговор не имеет смысла! Со мной всё прекрасно! Вам лишь нужно сказать Олегу, что я не собираюсь прыгать с крыши, вешаться, резать вены и так далее. Сказать, что я грубая и неотёсанная девка - да, но суицидальных наклонностей у меня нет. И это будет правдой!
-Я непременно так и скажу. –опять она улыбнулась. -Но сначала, я хотела бы взглянуть на вашу картину.
Вот неугомонная, улыбчивая тётка! Я встала и подошла к двери, взяла картину, повернула её в сторону доктора. В глазах кандидата медицинских наук застыл леденящий ужас.
-Эт-т-то вы нарисовали?
-Да. Вам издалека хорошо видно? Подойдите поближе, рассмотрите.
-Нет. –психиатр вжалась в кресло. –Мне и отсюда всё очень хорошо видно.
Не пойму, чем так пугает эта картина? Что Олег, что эта докторша, при виде неё бледнеют и начинают заикаться.
-Мне нужно поговорить с Олегом. Анка, вы не позовёте его? Пожалуйста.
-Не вопрос. Я могу быть свободна? Картина вам ещё нужна?
-Нет-нет, заберите её и позовите Олега в мой кабинет.
Я вышла. Олег сидел на сером диване и листал тот же журнал, я-то думала он изучил его уже от корки до корки.
-Артамоновна тебя зовёт, поговорить хочет.
Не ответив ни слова, он встал и прошёл в кабинет, плотно закрыв за собой одну из створок двери.
Я уселась на бездушного цвета диван и посмотрела что он там листал. Издание с названием «Обзор современной психиатрии». Нормально.
Пока я ждала друга мимо проходили санитары с пациентами под ручку. У некоторых тряслась голова и слюна стекала по подбородку, другие нашёптывали слова себе под нос и обнимали сами себя. Меня передёрнуло. Жуткое-жуткое местечко. Один из  нашёптывателей остановился возле меня, пристально посмотрел, наклонился, сказал «Убегай», потом заржал и с санитаркой пошёл дальше. Она гладила его по голове, я смотрела им вслед и думала насколько же сильно они напоминают пару алкоголика и верной жены, которая искренне верует в его обязательное выздоровление от зависимости.
Олег вышел от Елизаветы через час.
-Не хочешь прокатиться до кофейни? – спросил он
-Ещё спрашиваешь! Погнали отсюда скорей, мне кажется я уже сама серого цвета от всего окружающего!
Мы вышли из больницы. Лучший друг был задумчивым и вёл себя совершенно иначе, чем пару часов назад. Не сказал ни слова, когда я вновь закурила в машине, не открыл по привычке окно со стороны водителя и всю дорогу молчал. Даже когда я пыталась выяснить, что ему говорила докторша, он не проронил ни слова.
От психиатрической больницы мы отъехали километров на 20, остановившись у дорожного кафе, молча вышли из машины.
Олег выбрал столик у окна. Я осмотрела кафешку - стандартная забегаловка для дальнобойщиков и местных шлюх. Обшарпанные столы, бывшие когда-то красного цвета диваны, видавшие виды женщины за стойкой, пара водителей фур. Всё как я люблю. Райское местечко.
Мы заказали два чёрных кофе и мятный пончик для Олега.
-Что тебе сказала Елизавета?
-Всё хорошо. –он улыбнулся. –У тебя всё хорошо. Суицидальных наклонностей нет, я очень этому рад!
Я не поверила ни единому слову. Слишком хорошо знаю его. Знаю когда он врёт. Вот как сейчас: слегка наклонив голову в левую сторону и смотря на меня в упор.
-То есть, на этом поездку можно считать завершённой? –я отпила кофе. –Фу, кофе без корицы. –поискав глазами официантку, которой в поле моего зрения не было, решила сама дойти до стойки и взять у тощего бармена баночку с корицей.
Вернувшись к другу, щедро насыпала себе корицы и сделала глоток. –Вооот, теперь отлично! Ну так что? На этом поездка в дом психов закончена?
Олег посмотрел на меня. Что-то с ним не так. Определённо.
-Да! Я получил нужный мне ответ. С тобой всё в порядке.
-Вот и хорошо.
Мы допили кофе, поболтали о том, о сём, вспомнили старые времена. За окном придорожного кафе начинало темнеть.
-Пора выдвигаться, если мы хотим к утру вернуться в город. –резонно заметил Олег.
Сев в машину я моментально уснула. День был выматывающим. Хотелось поскорее добраться до дома, принять горячий душ и завалиться спать на тысячу, и одну подушку.
Мне снилось детство. Удивительно как я воспринимаю сны. Они яркие, красивые, имеют цвет, объём, звук и запах. Я отчётливо ощущала запах парного молока, цветов растущих возле бабушкиного сада и даже запах малинового пирога, который она  пекла перед моим приездом. Во сне я бежала по залитой солнцем поляне, к участку бабушки с дедом, сейчас он заброшен и никем не ухожен, но во сне всё было как несколько лет назад. Те же яблони, та же поляна, тот же дом. Я бежала, небо надо мной начало чернеть с невероятной скоростью, хлынул проливной дождь. Холодные капли больно били по телу.
Я проснулась.
В глаза светит яркий свет, я быстро привыкаю к нему и могу разглядеть помещение в котором нахожусь, и это точно не моя квартира.
Твою мать.
Сукин ты сын.
Мне не нужно много времени чтобы сообразить – лучший друг сдал меня в психушку.
Итог: я валяюсь голая, на полу больничного душа, из шланга меня поливает ледяной водой толстый санитар размером с фургончик для мороженого.
-Эй! Эй! Завязывай! Прекращай это дерьмо! –я истошно кричу, но мудак меня не слышит.
Пытаюсь встать, но струя воды из шланга сбивает меня с ног. Ну жирдяй, посмотрим кто кого. Вторая и третья попытка подняться к успеху не привели.
-Довольно! –откуда-то сверху донёсся знакомый голос кандидата медицинских наук.
Жирный санитар выключает воду. Меня трясёт от холода, но теперь я хотя бы могу встать и вода не собьёт меня.
-Какого хрена доктор? Какого хрена? –я ору в потолок, её голос доносился оттуда, понятия не имею слышит ли она меня, но надеюсь что да.
-Тебе нужна помощь, Анка. –эта сука всё-таки меня слышит.
-Помощь? Вы ****улись, доктор? По-вашему помощь заключается в оголении человека и поливе его холодной водой? Это помощь?! –мои нервы начинают сдавать.
-Прости за действия Николы, он немного превысил лимит времени ледяного душа. Нам необходимо было разбудить тебя без применения лекарственных средств. Олег, к сожалению, не рассчитал дозу и дал тебе слишком много снотворного.
Сукин ты сын Олег, сукин ты сын.
-Дайте мне полотенце и выпустите отсюда!
-Никола! –докторша обратилась к толстомордому. –Дай Анке полотенце и халат!
Санитар по имени Никола был не просто толстым, он был безобразно жирным, с мерзкими поросячьими глазками, испариной над губами и жутко волосатыми руками. Облизывая губы этот чёрт подошёл ко мне, протянул полотенце и серый халат.
Я закуталась в халат и потребовала выпустить меня на волю. Просьба была проигнорирована. Это какой-то адский сон. Полнейшая дичь в стиле дешёвых фильмов ужасов про психбольницы.
Санитар Никола вывел меня из помещения душевой, провёл по тёмному коридору до одиночной палаты с небольшим окошком в двери.
Закрыв меня на несколько замков, противно засмеявшись он удалился.
С минуту я посидела в одиночестве на жёсткой кровати с серым покрывалом. Окошко в двери открылось, я увидела лицо лучшего друга.
-Сукин ты сын, Олег, сукин ты сын. –я подошла к двери.
-У тебя серьёзные проблемы, Анка. Если бы я не сделал этого сейчас, ты натворила бы делов в самом ближайшем времени. Твоя картина – первый этап на пути самоубийства.
-Ты больной, чёрт тебя дери.
-Нет. Это ты больна навязчивой идеей своей смерти, я не позволю этой идее обрести физическую форму. Елизавета сделает всё возможное для твоего исцеления.
-Ты говоришь как сектант. –я сделала шаг назад от двери.
-Неважно. Это неважно. –сказал друг улыбаясь.
-Я выберусь отсюда, козёл, выберусь! Чего бы мне это не стоило! Слышишь меня, слышишь?! – он не слышал. Его шаги стихли ещё до того как я прокричала «выберусь».

Я не знаю сколько прошло времени моего нахождения в больнице. Счёт времени потерян с третьего дня пребывания здесь. Два дня я билась о стены одиночки, просила выпустить, предлагала все деньги, которые у меня есть, предлагала квартиру, всё что угодно, себя в том числе, лишь бы выйти отсюда. На третий день мне начали делать уколы, давать таблетки. В конце третьего дня, около полуночи мне провели ЭСТ. Кандидат медицинских наук посчитала нужным долбануть по моему мозгу током.
Всё стало безразличным.
Ледяной душ был обязательной процедурой дважды в день – утром перед завтраком и вечером перед сном. Жирному санитару доставляло удовольствие поливать пациентов из шланга. Во время ледяного душа молодых пациенток он дрочил.
Включал воду, направлял шланг на очередную шизофреничку лет 18-ти, доставал свой сморщенный хер из штанов и наяривал. Душ длился до тех пор, пока он не кончит. Иногда час, а то и все два, занимала процедура ледяного душа. Больной-больной ублюдок. Никто не обращал внимание на поздний приход пациенток к завтраку или поздний отход ко сну.
Нас кормили отвратной едой по виду напоминающей чужую блевоту, поливали водой, пичкали таблетками, усаживали возле телевизора, включали наитупейшие комедии. Все смотрели. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то бился в конвульсиях. Я смотрела в зарешёченное окно. В одну точку, как в детстве, едя в машине. Я играла со своим воображением, представляла, что здесь меня нет, безумные люди не окружают меня, в моей крови нет огромного количества убивающих разум лекарств. Я не здесь.
В очередную ночь я впервые подумала как было бы здорово закончить своё пребывание не только в больнице, а в целом. И больше никаких уколов, таблеток, ужасной жрачки, ледяного душа. С приятной мыслью о планировании своего ухода я уснула на серой кровати, под серым одеялом.
Впервые за долгое время мне приснился цветной сон. Впервые за всё время в больнице мне приснился именно тот сон: солёный запах моря, шум волн, песок под босыми ногами. Я спускаюсь к безлюдному пляжу, где меня ждёт человек которого я не знаю. Стоит на пляже, смотрит на одиночные скалы. Из года в год один и тот же сон. Как только я подхожу ближе, он поворачивается, улыбается, крепко обнимает и говорит «Я рад тебя видеть». Его улыбка чистая, не наигранная, не выжата из последних сил, самая искренняя улыбка. Я понятия не имею кто этот человек, но он неизменно находится на пляже в этом сне. Сон никогда не меняется, сохраняются все детали, каждая мелочь, даже музыка всегда играет одна и та же – the funeral band of horses. Чёрт, может и правда я потенциальная суицидница, если во сне играет песня про похороны? Может не зря лучший друг запихнул меня в эти серые стены?
Я подхожу ближе, человек из репитного сна оборачивается, сегодня он не улыбается, надо же, неожиданность какая.
-Тебе нужно уходить из этого места, немедленно.
Наше с ним общение во сне никогда не заходило дальше фразы «Я рад тебя видеть!», я не знаю что ему ответить и просто смотрю на него.
-Ты меня слышишь? –он щёлкает пальцами перед моим лицом.
-Да-да, но как? Окна зарешёчены, мой организм слишком слаб из-за лекарств, я..я не знаю как уйти.
-Не пей таблеток, прячь их под языком, это ослабит действие инъекций. Выход есть в душевой, внимательно смотри на стены. Веди себя тихо, не допускай очередного ЭСТ, иначе, всё, что ты помнила, чувствовала - сотрется, как карандаш ластиком. Ты всё поняла?
-Да. А что с другом?
Человек из сна улыбается.
-Серьёзно? Тебе интересно как он? Твой друг – мудак. -оказывается человек из сна неплохо разбирается в людях, уж точно лучше меня. -И если ты не выберешься отсюда, с каждым днём будет только хуже. Это не простая больница, Анка. Это если честно не больница и вовсе. У тебя есть несколько дней пока они не перевели тебя в третий корпус.
-Третий корпус? Что в нём?
-У меня нет времени рассказать тебе всю историю этой больницы. –он смотрит на море.
Солнце опускается за горизонт, раньше во сне этого эпизода не было.
-Мне пора уходить. –он улыбается, обнимает меня. –Я рад тебя видеть.
Я просыпаюсь.
На утреннем ледяном душе вместо того, чтобы жалостливо свернуться в позу эмбриона и закрыть глаза, я внимательно осматриваю стены, но ничего не нахожу.
После завтрака прячу тройку таблеток под язык.
Во время просмотра тупейших комедий смеюсь со всеми, всячески проявляя интерес к действию на телеэкране.
На вечернем ледяном душе я вновь осматриваю стены, замечаю в углу рядом с  санитаром несостыковку плитки, сантиметров на пять. Уже что-то.
Я выберусь отсюда, козёл, выберусь.
Чего бы мне это не стоило.