Кафе Тринадцать стульев и диван министерши

                КАФЕ
                «ТРИНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ
                и
                ДИВАН МИНИСТЕРШИ»
       
                Повесть
;

                И не отыщешь выхода иного,
                Как самому себе ни прекословь,
                Родство по слову порождает слово,
                Родство по крови – порождает кровь.
                Александр Городницкий

1.         В знойный июльский день ростовчане ходили как сонные мухи. Дуновение горячего воздуха обжигало. Расплав-ленный солнцем асфальт плыл под ногами, а в голубом бездон-ном небе бесшумно летел самолёт, оставляя за собой белый шлейф. Деревья, не имеющие возможности спрятаться в тень, изнывали от жары. По улицам медленно ползли машины, и даже беспокойные воробьи, попрятавшись в зарослях огромного ветвистого тополя, не щебетали, не летали. И только Жоре, известному в округе алкашу и дебоширу, всё было нипочём. Он удобно растянулся в тени мусорных баков и, положив голову на сумку с пустыми бутылками, мирно спал, сладко похрапывая, прикрыв лицо далеко не новой соломенной шляпой. Иногда он на мгновение просыпался, и тишину нарушало пение:

Ростов-город, Ростов-Дон,
Синезвёздный небосклон…

Под эти слова он переворачивался на другой бок, чтобы снова заснуть.

Можно сказать, что эта колоритная фигура была местной достопримечательностью, напоминающей внешностью сразу двух известных людей: торчавшими во все стороны седыми во-лосами он походил на Альберта Эйнштейна, а большой бородой, в которой могли легко заблудиться насекомые, соперничал с Карлом Марксом. Основным источником дохода для него был сбор тары и случайных вещей из мусорных жбанов. Он не побирался, но иногда использовал свой коронный трюк: просил деньги на зубы, показывая редкие, изъеденные кариесом гнилые зубы, артистично приложив ладонь к нижней челюсти. У него не было страхового полиса, а зубы болели! Когда, случалось, его видел человек, который ему уже давал деньги на лечение зубов,  Жора не скрывал ничего. Говорил, что те деньги пропил, потому что, когда выпьет – зубы не болят!

По раскалённому тротуару неторопливо шли два молодых человека в светлых джинсах и теннисках. Один из них, с непри-вычным для этих мест именем Израиль, а сокращённо – Изя, приехал из «жемчужины у моря». Жестикулируя, словно дири-жируя симфоническим оркестром, он говорил приятелю:

– Шоб я так жил! Видишь, как человеку хорошо? Хотя и не совсем культурно, но он отдыхает. Мы же по такому пеклу, по-сле которого и ад не страшен, идём, не зная точно зачем. Ты по-думай своей головой: кто в такую жару придёт слушать лекцию? Только мы с тобой – два сбрендивших от жары больных на голову! Таки да! Кому нужен этот семинар, я тебя спрашиваю? На Ближнем Востоке не дураки живут. При таком пекле все уходят домой. Не работают ни банки, ни магазины.

Речь шла о том, что в Семейном центре должна была состо-яться лекция о еврейской Атлантиде, и его приятелю Изи Бень-ямину хотелось послушать, что профессор Бермус Александр Григорьевич расскажет о десяти утерянных коленах Израиле-вых? Беньямин считал вполне естественной ассимиляцию евре-ев. Народы, живущие рядом, перенимали язык, культуру, рели-гию друг друга. Евреи становились иранцами, индусами, рус-скими, немцами, французами... Время от времени он вспоминал соль старого анекдота: слуга английского лорда Абрам жалует-ся, что жена лорда рожает лордов, а его Сара рожает от того же лорда евреев. Вот и пойди  разберись. Зачем искать эти пропав-шие колена? Если бы они хотели вернуться в иудаизм, сделали бы это сами. К тому же, может, те, кто действительно в далёком прошлом имел предками евреев, не торопится в этом признать-ся. За годы оголтелого антисемитизма был создан образ хитрого, жадного, трусливого еврейского народа. И всё же интересно было узнать об их вкладе в мировую культуру. О том влиянии, которое они оказали на судьбу народов, среди которых жили. Может, потерявшиеся колена вовсе не хотят, чтобы их нашли?! Ведь еврейское счастье – это умеренное количество удовольствия с непредсказуемой долей неприятностей. А здесь, в России, неприятности вполне предсказуемы. Потому и говорят, что счастье – иметь такую родину как наша. А несчастье – иметь такое счастье!   

Но, коль скоро они потерялись, их хочется найти! И удиви-тельно то, что еврейские корни находят всюду! Делается вывод: все мы немножечко евреи!



На фасаде обычного кирпичного дома не было ни рекламы, ни объявления. Поднявшись на второй этаж, друзья увидели скромную вывеску:

         

         ЕВРЕЙСКИЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ФОНД
                «СЕМЕЙНЫЙ ЦЕНТР»



В светлом коридоре фотографии, стенды, но рассматривать всё это не было времени. Они прошли по коридору в сторону зала, в котором и должна была состояться заявленная лекция.

– Или я был не прав? – говорил похожий в очках на стрекозу Изя. – Я тебе таки так скажу: нужно быть совсем малохольным, чтобы в такую жару идти через весь город на лекцию. И чего, я тебя спрашиваю, ты не взял свою машину?

– Не ной, – ответил рыжий Беня. – Мне интересно. А на ма-шине ехали бы целый час. Ты же видел, что делается на дорогах. Своим ходом быстрее, да и полезнее. Или ты зарядку по утрам делаешь?

– Руками машу минут десять. На большее времени нет. Я  сова. Ложусь в два, сплю до одиннадцати.

Беня взглянул на часы. Было без пяти пять. Он осторожно приоткрыл дверь. Старушка, стоящая у дверей, поторопила их:

– Проходите, проходите. Сейчас начнётся.

В небольшом зале сидели старики, бегущие от одиночества, молодые люди, приобщающиеся к еврейской культуре. Кто-то читал свежий номер газеты «Возьмёмся за руки». Кто-то ожив-лённо беседовал с соседом. Многие знали друг друга.

– Шалом, Верочка! – громко сказала сидящая в третьем ряду полная пожилая дама. – Иди сюда, дорогая. Здесь есть свобод-ные места.

– Должен прийти Ефим Абрамович. Займи два стула.

 Регина Давидовна Равская, директор благотворительного фонда «Семейный центр», по-матерински смотрела на этих лю-дей. Почти всех знала по именам. У одной поинтересовалась здоровьем, у другой – состоянием больной внучки. Третьему пообещала помочь приобрести лекарства, которые старик не мог купить на свою пенсию.

– Моня, после лекции зайдите ко мне. Я дам вам деньги на лекарства и напишу записку Льву Ароновичу. Это прекрасный доктор. И платить ему не нужно. У нас с ним свои расчёты.

Увидев молодых людей, несмело приоткрывших дверь, рас-цвела улыбкой:

– Проходите, проходите! Мы скоро начинаем.

Потом, взглянув на рыжего, продолжила:

– Беня, вы сегодня не один? Познакомьте меня с вашим при-ятелем!

– Изя Ольшанский. Одессит. Но сейчас надеется окончить ростовскую консерваторию и стать всемирно известным дири-жёром. А это – Регина Давидовна. Но здесь, как на Западе, при-нято называть всех по имени.

Изя улыбнулся, кивнул.

– Очень приятно. Рад знакомству. Чтобы вы таки знали, я не перестаю удивляться красоте ростовских женщин.

– Ай, бросьте! Хотя, должна признаться, мелочь, но приятно слышать. К сожалению, мне уже трудно конкурировать с девоч-ками, но чувствую себя ещё вполне боеспособной, хотя яркие впечатления возможны лишь на тёмном фоне. Вы – одессит? Это очень интересно. Было бы хорошо организовать встречу с вами. Хотелось бы узнать от очевидца, что у вас творится. Но проходите. Мы начинаем.

Она вышла из зала, чтобы пригласить лектора.

Через минуту в сопровождении Регины вошёл светловоло-сый мужчина в сером костюме.

«Это ж нужно, в такую жару надел пиджак!», – подумал Изя.

Регина, дождавшись тишины, громко обратилась к присут-ствующим:

– Дорогие друзья! Сейчас Александр Григорьевич Бермус расскажет о еврейской Атлантиде! Давайте же поприветствуем его.

Все дружно захлопали.

– Чего она орёт? – тихо спросил Изя у Бени. – Оглохнуть можно.

– Старики плохо слышат.

– Лектор тоже будет орать?

– Не думаю.

Профессор встал, оглядел собравшихся. Открыл тетрадь и негромким голосом начал лекцию. В зале стало тихо. Многие прислушивались, переспрашивая друг у друга:

– Что, что он сказал? Ничего не слышу. Пожалуйста, гово-рите громче!

Профессор увеличил уровень децибел. Голос его зазвучал звонко, и все были этим довольны.

– «Имеющий уши да услышит», – начал профессор. – Со времён Авраама Господь стал обращаться к человечеству через еврейский народ. «И благословятся в тебе все народы земли», – сказал Он Аврааму. В  тысяча девятьсот сорок восьмом году возродился Израиль. Чему учит нас это молодое и такое древнее государство? Оно проповедует учение Бога. За прошедшие дол-гие годы многие народы исчезли с лица земли. Евреи сохрани-лись. В своё время Наполеон сказал, что народ, который опла-кивает тысяча восемьсот лет свою страну, – никогда не исчез-нет. Даже находясь в рассеянии, евреи влияли на культуры на-родов, среди которых жили. Церковь должна собирать, возвра-щать народы…

Три тысячи лет назад на территории Эрец-Исраэль сущест-вовало два царства. На севере – Израиль. В нём жили десять ко-лен царя Соломона. На юге – Иудея, в которой находились ев-реи ещё двух колен. Но в  семьсот двадцать втором году до но-вой эры Ассирия захватила Северное царство, разорила его и расселила народ Израиля по своей империи. А спустя примерно сто пятьдесят лет и на Иудею напало Вавилонское царство. Всё, что случилось потом с еврейским народом, – это история народа Иудеи, происходившего только от двух колен сынов Соломона: от Иуды и Беньямина. Еврейский же народ Израиля исчез, рас-творился среди других народов, и учёные мира сегодня по кру-пицам разыскивают следы утерянных колен израилевых…

Лекция действительно была интересной и познавательной. Изя сначала жалел, что поддался уговорам приятеля и согласил-ся сюда прийти. Он был не столь религиозен. Мало интересо-вался легендами и мифами. Его больше увлекали сочинения Джорджа Гершвина или Сергея Рахманинова, чем исчезнувшие колена. Но, послушав лекцию профессора, дал себе слово боль-ше узнать об истории своего народа.

А профессор продолжал:

– В Книге Царств говорится о том, что угнанный ассирий-цами народ Израиля находился за Евфратом, в Мидии, на терри-тории нынешнего Ирана. Другие исследователи говорят, что Потерянные колена следует искать ещё дальше – в Персии, в Индии, Китае, Японии… Есть много оснований считать, что они (или, по меньшей мере, часть из них) – это… пуштуны. Те самые, которые прославились бесстрашием и самоотверженно-стью в сражениях против всех, кто пытался захватить Афгани-стан.

Интересно, что, будучи ортодоксальными мусульманами, они верят в своё происхождение от угнанных в рабство евреев и называют себя «Бией-Исраэль (Сыны Израиля)». Они так же, как иудеи, не едят рыбу, не имеющую чешуи. Не используют животный жир. Пользуются только растительным маслом. Со-блюдают субботу.

Сегодня Потерянные колена находят во многих народах Ев-ропы и Америки, Азии и Африки. Армянскими евреями были композиторы Арам Хачатурян и Арам Мерангулян, знаменитая художница Гаянэ Хачатурян.

Одной из самых древних ныне существующих княжеских династий является династия Багратионов. Они потомки знатного пленного еврея Шамбата (Самбата), ставшего сатрапом Армении при персидском царе Артаксерксе Первом (пятый век до нашей эры). Армянская и грузинская исторические традиции связывают его происхождение с царём Давидом.

Почти все герои фольклора не плод досужих фантазий, а ре-альные люди, послужившие прототипами сказаний.

Есть мнение, что один из трёх богатырей картины Васнецо-ва, Добрыня Никитич, – еврей. Об этом говорится в «Повести временных лет». Ссылаясь на  девятьсот шестидесятый год, ле-тописец рассказывает, что в результате одного из удачных похо-дов против хазар к Киеву отошёл город Любеч (ныне в Черни-говской области на Украине), в котором жил еврей по имени Малка Любечанин. У него было двое детей: дочь Малка и сын Товий. Видимо, отец дал им хорошее по тем временам образо-вание. Княгиня Ольга забрала их на службу ко двору. Малку сделала ключницей (домоправительницей) и милостивицей (от-ветственной за раздачу милостыни), а Товия приставила воспи-тателем сначала к сыну, а потом и к внуку. При этом она дала им другие имена. Малка получила ласкательное имя Малуша, а имя Товия Ольга перевела с древнееврейского «тов» – «доб-рый». Так он стал Добрыней.

В Малушку влюбился Святослав и женился на ней. От этого союза появился на свет Владимир. Добрыня прославился в борьбе с хазарами, и Святослав сделал его воеводой. Впоследст-вии, уже при Владимире, он был назначен княжеским посадни-ком (наместником) в Новгороде и по указанию Владимира кре-стил новгородцев.

Так крещение Руси в Киеве провёл Владимир, чья мать Ма-луша была еврейкой, а в Новгороде крестил народ еврей по ро-ждению Добрыня, родной дядя князя Владимира, брат его мате-ри…

Лекция увлекла Изю. Он и не представлял себе, что всё ус-лышанное так его взволнует. Слышал, что многие евреи, живя в условиях антисемитского окружения, всеми способами стара-лись скрыть своё еврейство. Кто-то изменял фамилию. Брал на-циональность одного из родителей – не еврея. Принимал иную веру, сам порой становясь антисемитом. Его дети и внуки даже не знали о том, что один из предков был евреем. Но изменялись условия. И теперь бывает, что некоторые вдруг вспоминают о своём родстве с евреями, чтобы получить право иммигрировать в Германию, Израиль, Америку. Но разве можно винить таких людей?! Это не их вина, скорее – беда. Многие и до сих пор не подозревают, что в их коктейле есть и еврейская кровь.

Вспомнились слова Маргариты Алигер:

…Я не знаю, есть ли голос крови,
знаю только, есть у крови цвет.
Этим цветом землю обагрила
Сволочь, заклеймённая в веках,
И людская кровь заговорила
в смертный час на многих языках…

Прежде Изя никогда об этом не думал. Будучи интернацио-налистом по убеждениям, он не верил ни в Бога ни в чёрта. Для него богами были Иоганн Себастьян Бах и Людвиг ван Бетхо-вен, Вольфганг Амадей Моцарт и Джузеппе Верди, Джоаккино Россини и Феликс Мендельсон, Модест Мусоргский и Пётр Чайковский, Сергей Прокофьев и Сергей Рахманинов… «Люди впитали культуру народов, с которыми живут рядом, общаются, – думал Изя. – Быть сегодня евреем в том понимании, о котором говорили Шолом-Алейхем или Исаак Бабель, невозможно. Все евреи, живущие в России или на Украине, – немножечко рус-ские или украинцы. И народы, среди которых живут евреи, впитали что-то и от них. В этом смысле они тоже становятся немножечко евреями…».

После лекции профессор спросил, есть ли вопросы, но слу-шатели молчали. Только Изя встал и спросил:

– Не находите ли вы, уважаемый профессор, что мы иногда путаем понятия «еврей» и «иудей»? Иудеями могут быть люди разных национальностей. Хазары, караимы, да мало ли кто были иудеями, придерживаясь законов Торы, но при этом не были евреями по рождению. Так, христианами могут быть люди различных национальностей. Не путаем ли мы эти понятия?

– Вы правы, – ответил Александр Григорьевич. – Но есть мнение, что люди, исполняющие заветы Торы, через несколько поколений становятся такими же, как и евреи по рождению. Среди них рождается столько же талантливых учёных, музыкан-тов…

– У меня друзья-армяне. Армянский народ исповедует хри-стианскую религию. Но судьба у него такая же, как и у евреев. Они так же рассеяны по миру, так же подвергались геноциду. Это замечательный, талантливый народ. Представители его – прекрасные врачи и музыканты, математики и художники… Такая судьба была и у других народов.

– Вы правы. Дело не только в религии. Есть, кстати, мнение, что и армяне – одно из Потерянных колен Израилевых. Больше того, когда они принимали христианство, полагали, что принимают иудаизм. Ведь раннее христианство воспринималось многими как ответвление иудаизма. Люди молились в синагогах, соблюдали Святую субботу, придерживались других Моисеевых заповедей. Армения – первое государство, признавшее христианство как государственную религию. Да и сегодня иногда очень трудно отличить армянина от еврея. Это очень близкие народы.

Профессор, видимо, торопился. Он виновато улыбнулся и вышел вслед за Региной Давидовной, оставив любознательного Изю наедине со своими сомнениями.

– Все люди – евреи! – тихо сказал Изя Беньямину.

– Я думаю, что, если хорошенько поискать в родословных, у многих есть еврейские корни. Только корни-то еврейские, а плоды не всегда съедобные. Не стоит идеализировать. Но, как писал в своём ответе Маргарите Алигер Илья Эренбург,

Я горжусь. Горжусь, а не жалею,
Что я еврей, товарищ Алигер.

Пошли, что ли?!

Они вышли на улицу. Было около семи. Жара стала спадать.

– Ну и как тебе Бермус? Жалеешь, что пришёл? – спросил Беня.

– Нет. До сегодняшнего дня меня мало интересовала эта проблема. Но профессор был убедителен. Слушатели уж очень пожилые, а то здесь можно было бы им рассказать о замечатель-ных музыкантах – евреях. И не для того, чтобы противопостав-лять другим. Люди должны знать и гордиться своим народом. Но я с утра ничего не ел. В жару нет аппетита. Давай зайдём в кафе, поужинаем.

– Меня Маша ждёт. Обещал раньше прийти.

– Кстати, о Маше. Чего она не пошла с нами в Семейный центр? Я удивился. Она  русская, а носит Магендовид.

– Носит как протест против антисемитизма. У нас в консерве был один преподаватель – выраженный юдофоб. Говорил всякие гадости. Мы ещё с нею не были вместе. Вот она и надела Магендовид. В конце концов этого националиста выгнали за взятки. Маша любит здесь бывать. Но сегодня занялась домашними делами. Мы же собираемся в Адлер.

– Почему в Адлер?

– Недалеко. Можно на машине. И недорого. Тем более что Карину пригласил её парень, который там живёт.

– Ху из Карина?

– Скрипачка. Подруга Маши. Её семья бежала из Баку, ко-гда там была резня армян. Обосновались в Сочи. А пару лет на-зад её родители погибли. Как это произошло – не знаю.

– Сам через это прошел, – вздохнул Изя.

– Извини, я не хотел…

– Не бери в голову. Каждый в этой жизни когда-то теряет кого-то из близких.

– Она поменяла свой сочинский домик на Ростов. Её Арсен живёт в Адлере. Он и пригласил нас к себе.

– Здорово! – воскликнул Изя.

– Если ты свободен, присоединяйся. В машине место есть.

– Ты это серьёзно? 

Изя даже остановился.

– Серьёзно.

– Ладно. Но всё-таки давай зайдём в кафе! Поужинаем, выпьем по кружке пива.

– Ужинать не буду, да и пива не хочу. А вот кофе, пожа-луй, выпью. Пошли. Знаю одну кафешку недалеко.

Они прошли один квартал и на Большой Садовой зашли в кафе.

– Мы хотим выехать десятого рано утром, – сказал Беня. – Нужно договориться, кто что должен взять.

– Хорошо бы прихватить с собой палатки или надувные матрасы.

– Зачем? Снимем комнату. Это будет не так уж дорого.

– А кто парень Карины?

– Арсен виолончелист.

– Будущий Ростропович, – усмехнулся Изя.

– А разве ты не хочешь достичь уровня Гергиева?

– Все мы хотим чего-то достичь, но… «суждены нам бла-гие порывы...».

– Учится у нас на четвёртом курсе. Хороший парень. Мас-тер спорта по боксу. Завтра часов в семь приходи ко мне. Пого-ворим.

Друзья расстались. Беня был рад, что с ними согласился поехать и Изя. Он считал его интересным человеком. Весёлым, практичным, неунывающим и лёгким в общении. Смущало только, что едет без девушки. Слышал, что его невеста осталась в Одессе. Но скоро об этом перестал думать. К нему подошёл подвыпивший мужик.

– Слышь, ты, – обратился он, – дай закурить.

– Не курю, – коротко бросил Беня, стараясь обойти парня. – Курить вредно.

– А тебе жить не вредно? – пьяный схватил его за руку. Но тут же к ним подошёл Изя. Он не успел далеко отойти и, увидев, что назревает драка, вернулся.

– Ша, посторонись! – сказал он, оттесняя пьяного. – Не нужно шуметь!

Увидев вдруг возникшего парня, подвыпивший стушевал-ся, что-то забормотал и отошёл.

– Я таки убеждаюсь, что у вас в Ростове ничуть не лучше, чем у нас в Одессе.

– Теперь правильнее говорить: у нас в Ростове.

– Всё-таки надеюсь, что это сумасшествие продлится не-долго.

– А что у тебя с гражданством, с работой?

– Все документы на получение гражданства и для решения вопроса с зачислением в консерваторию сдал. Сказали, чтобы через месяц пришёл. Потому и хочу уехать недели на три к мо-рю.



2.        Теперь расскажем несколько подробнее о героях нашей истории.

Израиль Львович Ольшанский, Изя, молодой человек с чёр-ными, как у Анджелы Дэвис, волосами, бородкой, усами мушкетёра Арамиса и хриплым голосом Владимира Высоцкого. Его выразительный мясистый нос оседлали большие очки. Худощав, стремителен, с наивными детскими глазами. Лицо  порой задумчиво-сосредоточенное или рассеянное. Голова всегда полна самых неожиданных идей. В сложных ситуациях ведёт себя как настоящий рыцарь. Особенно опасен, когда голоден. Подвижный, энергичный, остроумный. Не расстаётся со своей гитарой.

Он приехал из охваченной сумасшествием Одессы. В Росто-ве живёт его дядя, брат матери, журналистки, погибшей второго мая четырнадцатого года в Доме Профсоюзов. Отца Изя не пом-нит. Тот оставил семью, когда ему было полтора годика. Прие-хав в Ростов, Изя подал документы на получение российского гражданства и перевод в Ростовскую консерваторию по специ-альности оркестрового и оперного дирижирования. Знает мно-жество одесских песен, но любит классику. Более других Мо-царта и Чайковского. Поклонник дирижёра Миши Каца. Как и он, считает, что управлять оркестром нужно артистично, а не уткнувшись носом в партитуру. Обладает абсолютным слухом и может легко услышать, что вторая валторна взяла си-бемоль вместо чистого си. Любил и был любим, но поссорился со своей девушкой из-за того, что они по-разному оценивали события на Украине. Эти разногласия оказались столь значимыми, что его Оксана перестала с ним общаться. Оставаться в Одессе, мэром которой стал Саакашвили, а законы устанавливали бандеровцы и головорезы правого сектора, он не считал возможным и с при-ключениями уехал в Россию.

Беньямин Маркович Бергман, Беня, аспирант кафедры тео-рии музыки и композиции. Он казался менее эмоциональным, чем Изя. С медными, коротко стриженными волосами, сочными губами, выразительным, возвышающимся словно парус крючко-ватым носом и огромными, как у Чебурашки, ушами. Муску-лист. По его рельефному телу можно изучать анатомию мышц. Это несоответствие его маленькой круглой головки с мощным торсом особенно бросалось в глаза.

Убеждённый интернационалист, Беня старался соблюдать те еврейские традиции, которые ему казались разумными, и отвер-гал «глупые и устаревшие». Рассказывал, как ему пришлось од-нажды провожать восьмидесятилетнего родственника, ортодок-сального иудея, в субботу по лестнице на девятый этаж. Старик категорически отказался воспользоваться лифтом. Подъём про-ходил крайне медленно, да ещё с кратковременными отдыхами на лестничных площадках. Мысленно проклиная все предрас-судки, Беня делал попытки переубедить старого упрямца в на-дежде вызвать лифт на очередном этаже. Говорил, что давно минули времена Моисея. Когда писали эти правила, не было ни электричества, ни транспорта. Старик согласно кивал, но про-должал упорно подниматься по ступеням. Отдышавшись, он строго сказал, что стоит только однажды в чем-то усомниться и нарушить даже в малом, как вся выстроенная веками система даст сбой и рухнет.

Уже на четвёртом этаже Беня выдвинул главный свой аргу-мент:

– Я понимаю, есть разумные традиции. Например, доказано, что обрезание достоверно уменьшает число заболевших опухо-лями как мужчин, так и женщин. Или какие-то рекомендации в питании. Но при чём здесь запрет ездить на машине? В Ростове когда-то было несколько синагог. Сегодня – одна. И как туда добираться пешком со Второго посёлка Орджоникидзе или с Северного микрорайона?!

Всему бывает конец. Так они, под высказывания Бени и ки-вания упрямого старца, дошли до девятого этажа. Старик побла-годарил Беню.

Особый смех слушателей, когда Беня рассказывал эту исто-рию, вызывал финал. Дело в том, что старик был глухой, да ещё в тот день не взял слуховой аппарат. Кивал головой из вежливо-сти, видя, как Беня говорит и жестикулирует руками.

Его творческая, романтическая натура требовала состояния постоянной влюблённости, вдохновляющей на творчество.

Увлекающийся и весёлый жизнелюб, он однажды услышал в зале консерватории меццо-сопрано белокурой студентки третьего курса Марии Новиковой и… влюбился. Впрочем, как он мог не влюбиться, когда вот уже целый месяц прошёл с тех пор, как его бросила Женя, которой он посвящал свои произведения. Он не мог творить безадресно. Был влюбчив и всякий раз думал, что вот это его увлечение – последнее и навсегда. Но жизнь вносила свои коррективы. Его бросали, он бросал. И вдруг, о, чудо! Мария Новикова, студентка третьего курса с таким прекрасным голосом! «Это судьба!» – подумал он в очередной раз и подарил ей романс о любви.

– На чьи слова этот романс? – спросила девушка, с благо-дарностью взглянув на молодого композитора. Нос его покрас-нел от смущения, а уши, как локаторы, настроились на её волну. Моргая и словно извиняясь, тихо ответил:

– На слова Елены Монаховой, врача противочумного инсти-тута. Обычно я пишу музыку на стихи, а здесь получилось ина-че: она написала слова на музыку.

Он сел к роялю и наиграл мелодию. Девушка взяла ноты и с листа запела:

Какая бы в любви не крылась боль,
Благослови свою любовь,
Ответа не проси, не жди награды,
Но в сердце не гаси её лампады…

Потом они гуляли по вечернему Ростову, пили кофе в кафе неподалёку от консерватории.

Беня был в ударе. Он читал стихи, рассказывал о своих пла-нах написать мюзикл по стихам Анны Ахматовой и Николая Гумилёва. Обещал сочинить для неё романсы на слова Сергея Есенина.

Проводил Марию, а потом с трудом добрался до дома. Трамваи уже не ходили.

С тех пор они не расставались. Беня удивлялся, как такая красивая девушка могла полюбить его – кикимору и урода? Она же была восхищена его талантом, образованностью, душевной щедростью. Для неё он был самым красивым мужчиной. Через две недели они сняли комнату и стали жить вместе. Родители Бени ютились в небольшой двухкомнатной квартире вместе с его сестрёнкой Юлей.

 Мария Григорьевна Новикова приехала из Новочеркасска. Отец работал токарем на электровозостроительном заводе. Мать – штукатуром. Жили скромно.

 Невысокого роста, светловолосая, сероглазая, с небольшим курносым носом и веснушками, она страдала из-за своей, как ей казалось, полноты. Мечтала о сцене и думала, что с такой внеш-ностью этой мечте не суждено сбыться. Зато обладала потря-сающим голосом. Когда она пела, многие заглядывали в аудито-рию, чтобы только взглянуть на это чудо.

О Бене Маша родителям не говорила. Решила, что, когда окончит учёбу в консерватории, познакомит их.

После четвёртого курса её приняли в труппу музыкального театра. Она пела во втором составе партию Ольги в опере Чай-ковского «Евгений Онегин». В театре столкнулась и с интрига-ми, цинизмом, пошлостью. Один ловелас как-то пытался после спектакля прижать её прямо на сцене. Она дала ему пощёчину. А потом боялась, что её выгонят из театра. Обошлось. А тот пошляк сочинил стишки, которые читал всем:

Со мною вечер провела
И о любви мне говорила.
Но упрекала, что дала.
Мол, попросить-то можно было!

Рассказала об этом Бене. Тот на следующий вечер встретил обидчика Марии после спектакля и врезал так, что его пришлось заменять другим артистом.

Когда театр уехал на гастроли, Маша осталась в Ростове. У студентов шла экзаменационная сессия.

Дружила Маша с однокурсницей-скрипачкой Кариной Ти-грановной Манукян, худенькой девушкой с лебединой шеей и большими чёрными глазами. Она приехала из Сочи. В конце восьмидесятых их семья бежала из Баку. Родители преподавали в музыкальной школе. Отец учил игре на скрипке, мать – на фортепиано. После окончания музыкальной школы Карина по-ступила в Ростовскую консерваторию. Жила в общежитии. А два года назад родители её разбились в автокатастрофе. Нужно ли говорить, что перенесла эта хрупкая девушка?! Она осталась совершенно одна. Но в ней была огромная жажда жизни. Через год Карина продала небольшой родительский домик в Сочи и купила в Ростове однокомнатную квартиру в Северном микро-районе. Жила впроголодь. Пробовала играть в ресторане. Потом её приняли в оркестр музыкального театра, где она и подружи-лась с Машей. Ей нравилось, что они во многом схожи: обе сту-дентки консерватории, обе держатся с достоинством, умеют за себя постоять.

– Плоские шутки развивают плоскостопие ума, – как-то ска-зала она танцору кордебалета, допустившего по отношению к ней бестактность.

Маша советовала рассказать о нём Арсену, который ухажи-вал за Кариной. Арсен – боксёр, и этому хлюпику бы досталось от него за его двусмысленные шуточки, намёки, предложения. Но делать этого она не стала. Болтун, но, по крайней мере, руки не распускал и не хвастал своими победами, которых не было и быть не могло.

Арсен Хачатурович Багдасарян, виолончелист. Приехал из Адлера. Младше Карины на год. Снимал угол неподалёку от консерватории, а на каникулах ездил к родителям. Пригласил её погостить у них. Но девушка считала, что одной ехать к парню неприлично. Тогда он предложил поехать с ней Маше и её пар-ню.

Маша и Беня с радостью приняли его приглашение. Жить в гостинице они позволить себе не могли, Арсен же сказал, что с этим проблем не будет. Беня же пригласил в поездку к морю и Изю, который нравился всем своей весёлостью и остроумием. Иногда он начинал говорить специфическим языком одесского Привоза: «Стойте сюда и ловите ушами, что я имею вам сказать за этот прекрасный пока ещё местами город. И ви себе получите информацию на те же деньги, которых с вас к тому же никто не возьмёт, шоб я был так здоров, как я вам за это рассказываю…»

Изя мог играть на многих инструментах, прекрасно пел ве-сёлые одесские песни, и Беня был уверен, что он сделает их от-дых весёлым и запоминающимся.

– В тесноте, да не в обиде, – сказал он. – В конце концов, можно спать и в машине. Лето же!



На следующий день в семь вечера друзья собрались у Бени и Маши. В небольшой комнате стоял диван, письменный стол с компьютером. Рядом – синтезатор. Полки с книгами, нотами, дисками. Шкаф. У двери на лоджию – кухонный столик с элек-трической печкой.

– Мне как-то неловко, – сказала Карина. – Девушка едет в дом к своему жениху. Разве так можно?!

– Не ломайся. Есть еврейская поговорка: там, где любовь, – нет греха! Там, где грех, – нет любви!

– Там воздух можно пить, – сказал Беня. – И море чистое. К тому же, зная Арсена, уверен, что он проявит всё своё кавказ-ское гостеприимство. Познакомимся с его роднёй. Глядишь, и свадьбу сыграем!

– Размечтался, – усмехнулась Карина.

Изя скептически заметил:

– Незваные гости...

– Почему ты думаешь, что мы незваные? Нас пригласил Ар-сен! Правда, я не уверена, что они смогут всех разместить у се-бя. Но Арсен говорил, чтобы я не волновалась. В крайнем слу-чае снимем где-нибудь у моря комнату. Обойдёмся без особых удобств, главное, у нас будет солнце и море. Снимем одну ком-нату на четверых.

– Я думаю, что всё будет хорошо и с питанием, и с жильём. Что нам  нужно? Я планирую целыми днями загорать на море. Для начала давайте определимся, когда мы едем. Мне кажется, хорошо бы в ночь. Меньше транспорта, дорога свободная, – ска-зал Беня. – Если ехать через Хадыженск, выходит примерно пятьсот шестьдесят километров, а если через Джубгу – пятьсот восемьдесят.

– Лучше выехать рано утром. Ночью ехать опасно, – тихо произнесла Карина. – У меня родителей ночью ослепили, и они столкнулись лоб в лоб с машиной, выехавшей на встречную по-лосу.

– Я тоже думаю, что лучше утром, – поддержала подругу Маша. – Позавтракать и пообедать можно в придорожных кафе. Торопиться некуда. Нужно, чтобы поездка была в удовольствие.

– Я, конечно, могу ошибаться, – сказал Изя, рассматривая карту, – но, по-моему, если ехать через Хадыженск, большой отрезок пути пролегает через Адыгею. А ты сталкивался с ады-гейскими гаишниками? Без штанов останешься! Более того, проход по серпантину сократишь не намного – все равно где-то под Шепси на него выскочишь! Если ты проведешь прямую ли-нию от Ростова до Сочи, получится еще короче, но дорога будет хуже. Я по этому маршруту пару лет назад ездил с товарищем.

Маша заглянула в атлас автомобильных дорог и заметила:

– Через Хадыженск интереснее – машин почти нет, гравий-ная дорога, зато красивые перевалы. Через Джубгу – хорошая дорога, но неинтересно и  скучно.

– И я о том же, – поддержал её Изя. – Так ближе, но экстре-мальнее – местами грунтовая дорога, обрывы, и мало людей во-круг. Через Джубгу дальше, но спокойнее. Везде асфальт, трасса очень редко бывает пустынной.

– Согласен. Я попал как-то в жуткий туман. Скорость не бо-лее тридцати километров в час. Серпантинов гораздо больше. Через Джубгу же они реально начинаются только после Лаза-ревской.

Маша взглянула на Беню и упрямо произнесла:

– Мы же едем отдыхать. Адыгея сама по себе – живописная, чудесная страна. По пути можно посмотреть Лагонаки, Фанаго-рийское ущелье, Апшеронск, Белореченск. Я летом после второ-го курса там автостопом путешествовала. Природа интересная, а главное – места красивые. Кстати, дороги там, наверное, после сочинской олимпиады отличные.

– Итак, – подвёл итог обсуждения маршрута Беня, – выезжа-ем не позднее семи по прохладе. В моей «Антилопе-Гну» кон-диционера нет. Никто из вас машину не водит, так что меня бе-речь нужно.

– А я никак не могу найти ответ на вопрос: изменяла ли Ева Адаму? – как всегда принялся шутить Изя.

– Это ты к чему? – удивилась Маша. – Как она могла ему изменить? Никого же кроме них не было!

– А как же человек произошёл от обезьяны? – спросил Изя, довольный, что ему удалось сделать разговор не таким напря-жённым.

Все рассмеялись, а Беня уже с улыбкой продолжал:

– Итак, решено. В семь мы выезжаем. Заедем за вами. Нуж-но решить, кто что купит в дорогу.

– Ай, брось заморачиваться! – воскликнул Изя. – В пути ку-пим. И лучше, и дешевле. Нужно договориться, сколько брать тугриков. Мне кажется, из расчёта – тысячу в день.

– Не много ли? – тихо спросила Карина.

– Нужно учитывать бензин, жильё, непредвиденные расхо-ды. Впрочем, как скажете. Интересно, могут нам в дороге при-годиться гривны?

– Бери гривны. Будешь на придорожном базаре предлагать бабками их поменять по курсу ЦБ! Я думаю, нужно взять по де-сять тысяч. Деньги будут в общей кассе. У нас будет бухгалтер и кассир в одном лице. Я предлагаю на эту ответственную должность Карину.

– Бухгалтера нашёл. Я и таблицу умножения забыла.

– Зачем тебе она? Тебе нужно знать вычитание. Изе я не до-веряю. В Одессе первостатейные жулики. Я уже имею общест-венную нагрузку. Роль Адама Козлевича у меня никто не может забрать. Машенька у нас будет ответственной за питание. Уве-ряю вас – никто голодным не останется! А ты – бухгалтер и кас-сир!

В конце концов Карина согласилась.

Потом Маша организовала вечерний чай с лимоном и пе-ченьем.

Изя ушёл первым. Карина жила на Северном, и Беня с Ма-шей предложили её подвезти.



Через день ровно в семь нагруженная под завязку «Антило-па-Гну» выехала на трассу. Погода была прекрасной. Утренняя желанная прохлада бодрила. Серая лента асфальта неслась под колёса. Современные блестящие хромом «иностранцы» легко перегоняли «африканского зверя», словно насмехались над ним.

– Люди, выбравшие нашу специальность, как правило, совы, – сказала до конца ещё не проснувшаяся Маша. – Я бы ещё спала и спала.

– А я – жаворонок. Рано просыпаюсь. Утром работается лучше, – заметил Беня.

– Вы можете помолчать? – попросила Карина. – Я ещё сплю!

– Чего же ты согласилась ехать в машине? – улыбнулся Изя.

– На поезде намного дороже, да и скучно.

– Выбор из двух зол говорит о бедности ассортимента, – за-метил Беня. – А у меня без утреннего кофе голова болит, да и нет привычной бодрости.

– Чего же ты не выпил его утром? – с укором спросила Ма-ша. – Я же предлагала.

– Когда?!

– Не нойте! – тут же, стараясь погасить напряжение, сказал Изя. – Я вспомнил едкие стишки Лидии Заозёрской.

С лицом измученным и серым
На белой смятой простыне,
Как жертва бешеной холеры,
Лежишь коленками к стене.
Протяжно стонешь, как при родах,
Трясётся градусник в руках.
Вся скорбь еврейского народа
Застыла в суженных зрачках.
По волевому подбородку
Струится пенная слюна.
Ты шепчешь жалобно и робко:
«Как ты с детьми теперь одна?!».
В квартире стихли разговоры,
Ночник горит едва-едва.
Темно... опущены все шторы...
У мужа тридцать семь и два.

– Неужели я такой нытик? – удивился Беня, взглянув на Машу.

– Все мужчины – нытики, – уверенно произнесла Карина.

– По опыту знаешь?

– Не хами! Читала. Женщины выносливее.

Изя взял в руки гитару и стал мастерски перебирать струны. Потом тихо и весело запел.

Как на Дерибасовской,
Угол Ришельевской,
В восемь часов вечера
Разнеслася весть,
Что у нашей бабушки,
Бабушки-старушки,
Шестеро налётчиков
Отобрали честь…

– Никто нас не провожал, – грустно сказала Карина.

– А рыжий кот, которого Беня чуть не задавил?! – укориз-ненно спросил Изя. – Чего ты скисла?

– Спать хочу…

– Спи!

Проехав Аксайский мост, «Антилопа-Гну» мчалась по ок-ружной дороге на юг, к морю.

– Странно, едешь на свою свадьбу, а такая грустная, – под-держал Изю Беня.

– Не говори глупости. Мы едем отдыхать. Ещё неизвестно, понравлюсь ли я его родителям.

– А что, Арсен будет спрашивать разрешения? – удивился Изя. – Сегодня двадцать первый век!

– Традиции нужно соблюдать, – сказала Маша. – И чего бы они возражали? Карина – скромница, умница, красавица.



3.      В девять часов они остановились у придорожного кафе, чтобы перекусить. Рядом старушки продавали овощи и фрукты.

– Чтобы вы таки знали, – сказал Изя, – я предлагаю купить фрукты, и мы будем наслаждаться ими в дороге.

– Тогда купим яблоки и черешню.

– Хорошо. Меня только смущает, что в дороге Беня не смо-жет полакомиться этой прекрасной жёлтой черешней.

– Почему?

– Он же за рулём. Или вы хотите съехать в кювет или поце-ловаться со встречной машиной?

– Ладно. Покупай уже что-нибудь, и пошли завтракать.

Изя купил фрукты, и друзья зашли в кафе.

В мрачной, загаженной мухами небольшой комнате стоял только один столик. Мужчина в когда-то белой курточке, наде-той на голое тело, что-то переливал из одной бутылки в другую.

– Доброе утро, – сказала Карина.

– Доброе, – ответил хозяин кафе. – Как оно может быть не-добрым, раз вы пришли. Присаживайтесь.

Друзья сели за столик, над которым свисали полоски липкой ленты. Прилипшие к ним мухи пытались вырваться из плена, жужжали, но тщетно.  Несмотря на такую активную борьбу с ними, их не становилось меньше.

– Может, найдём кафе получше? – тихо спросила Маша.

– Не факт, что в другом будет лучше. Давай выпьем по ча-шечке кофе. Есть здесь небезопасно.

Кофе на удивление оказался приличным.

Уже в машине Беня стал рассуждать об относительности бытия. После чашечки кофе он был склонен философствовать.

– Нет, вы только подумайте, – сказал он, выезжая на шоссе. – Живут себе мухи. Да что – мухи?! Любая живность в нас: мик-робы всякие, глисты, наконец! Живут себе и живут. Но во имя спасения своей жизни мы их травим, ловим, убиваем. Вот так же и наши правители во имя спасения чего-то более значимого, по их мнению, например, во имя интересов государства, могут уничтожать людей. Во имя большого жертвуют малым. Но даже самое малое, между прочим, тоже хочет жить! Так везде и все-гда. Только меняется масштаб.

– Это ты к чему? – не понял Изя.

– Посмотрел на мух на той липкой ленте и подумал об этом.

– Но нужно определить, что является высшей ценностью, – заметила Карина. – Принято считать, что это жизнь человека.

– Кто с этим спорит?! Для человека – его жизнь – высшая ценность. Для государства высшая ценность – его интересы. Правда, они должны выражать интересы большинства людей.

– Ты давай на дорогу смотри, а то и вправду выедешь на встречную полосу. Тогда у нас не будет ни государства, ни его интересов. Всё относительно. Слышал я байку, будто Сталин, недовольный сыном Василием, сказал: «Ты кто, Сталин? Нэт, ты нэ Сталин. И я нэ Сталин! – Потом, показав на свой портрет на стене, сказал: – Он  Сталин!». Ему было наплевать на миллионы загубленных жизней. Для него интересы государства были важнее. Но что на самом деле важно?!

Изя дал девушкам по яблоку. Потом протянул Бене.

– Ешь, только осторожно! Следи за дорогой.

– Сейчас выходим на трассу, тогда и поем. Ты уже забодал со своими опасениями. Накаркаешь ещё. Соседка, отпуская му-жа на Дон, причитала: «Лёшечка, ты там поосторожнее! На До-ну тоже можно утонуть, ведь у тебя камни в почках!». И что ты думаешь? Он таки тонул. Но выкарабкался как-то.

– А у тебя есть камни? – с тревогой спросила Маша.

– Как без них? И камни, и цемент – полный набор строи-тельного мусора. Но ты успокойся, я здоров как бык.

– Боже, сколько ты уже у меня крови выпил! – шутливо вос-кликнула Маша. – Теперь в тебе такой коктейль, что ты скорее русский, чем еврей.

– Увы! Тебе не повезло. В двадцатом колене по крови – ев-рей! Как писал поэт, если бы я был гордым, был бы славянином. Если бы мой друг был степью – был бы калмыком. Был бы ди-ким – значит, родился бы тунгусом. А у меня в крови действи-тельно коктейль, потому что я  еврей, а у тебя такое еврейское счастье – любить меня!

– Болтун, – откликнулась Маша. – Ты же композитор, зна-чит, сочинитель. А всё время сбиваешься на народное творчест-во.

– На самом деле никакого народного творчества нет, – про-должал философствовать Беня. – Всё придумывают конкретные люди. А лишь потом эта придумка шлифуется, улучшается. Вот и получается народное творчество. Только творчество-то было у одного человека-творца. Все остальные – аранжировщики…

– Что б ты таки знал, – откликнулся Изя, – потому и народ-ное, что к произведению имеют отношение много людей. Мне говорили, что Армянское радио придумали в Одессе. Потом уже кто только не сочинял его по принципу: вопрос – ответ. «Как вас подстричь? – Молча».

– Точно так же, как многие еврейские анекдоты сочиняют совсем не евреи, – заметила Карина. – Что только о нас не сочи-няют! В американском фильме «Москва-на-Гудзоне» герой фильма приносит в подарок любимой рулон туалетной бумаги.

– Это было очень давно… – буркнул Беня.

– Давно, но правда. Впрочем, я не о том. – Карина замешка-лась, видимо, подумала, не обидит ли она этим рассказом дру-зей. Потом продолжала: – Героем фильма был еврей, но сцена-рий написал поляк, известный своим антисемитизмом. В самом деле, героя можно было выписать без национальных черт. Но был описан ярко выраженный еврей.

– Кстати, евреи часто и сами придумывают всякие истории о себе, – добавила Маша.

– Это защитная реакция, – откликнулся Беня. – Чего мы всё о евреях да о евреях? Недавно прочитал интересную статью Владимира Гольдина, в которой он говорит, что и русские – од-но из пропавших колен Израиля.

– Все мы от Адама, а не от Авраама, – сказала Маша. – И не национализм ли это?

– Национализм  не превосходство одной нации над другой, – пояснил Беня. – Он стремится к объединению различных слоёв общества, невзирая на противоположные классовые интересы, опирается на национальное чувство, которое родственно патриотизму.

– Так что говорит твой Гольдин? – нетерпеливо спросила Маша.

– Ничего особенного. По его мнению, евреи жили на Дону ещё тогда, когда славянский этнос лишь формировался. Кстати, и я в Танаисе видел много древних захоронений с могильными плитами, на которых были выбиты надписи на еврейском языке, семисвечники… А в дружине киевского князя были туземцы и обрусевшие потомки варягов – тюрков, половцев, хазар, евреев...

Молча слушая беседу Бени и Маши, Изя удивлялся, что та-кой разговор мог в принципе состояться.

– Израиль не может себе позволить определять националь-ность по генам, – вмешался в разговор Изя. – Если бы такое бы-ло, в России очень многие с удивлением обнаружили, что среди их предков примешались какие-то евреи! И кому это захочется узнать, я вас спрашиваю?

– Мне уже надоели эти ваши постоянные разговоры о на-циональностях, – сказала Карина. – Разве непонятно, что все люди на земле немножечко евреи, как и немножечко русские, армяне, англичане, французы, немцы... Сколько можно? Кстати, читала, что и армяне немножечко евреи!

– Согласен, – кивнул Беня! – Все мы немножечко все! И де-ло совсем не в генах, не в крови, а в тех традициях, которых придерживается человек. Кем он себя ощущает.

С этим трудно было не согласиться, и разговоры прекрати-лись. Изя взял снова гитару и стал наигрывать весёлые одесские песенки:

А ну, милорд,
Нажми аккорд,
Создай мне песней настроение!
Как видно, тут
Нас не поймут,
У нас другие точки зрения.
На Молдаванке музыка играет,
На Молдаванке танцуют и поют,
На Молдаванке прохожих раздевают,
На Молдаванке красавицы живут…

– Нет, это же нужно, Арама Хачатуряна тоже записали в ев-реи, – не могла успокоиться Карина.

– Успокойся, подруга, – сказала Маша. – Или тебя это ос-корбляет?

– Нисколько… – отозвалась Карина, – просто разве это так важно, кто он по рождению?

– Кстати, родился в Тифлисе. Композиции учился в Москве у Михаила Фабиановича Гнесина, – заметил Беня. – А что каса-ется его еврейства, так действительно там всё так перемешалось, что чёрт ногу сломит. Армянский царь Тигран Великий пленил десятки тысяч евреев, переселил еврейские семьи в Армению. Принято считать, что жители города Ван – потомки тех самых евреев. К твоему сведению, царями Великой Армении были по-томки еврейского царя Ирода – Тигран Четвёртый, Тигран Пя-тый. Тебе не стоит огорчаться и стесняться такого родства.

– Не говори глупости. Я не стесняюсь. И вообще меня это мало интересует, – сказала Карина. – Проверить истинность твоих слов, Беня, не могу. К тому же мы уже в Джубге.

– Вот, наконец, и море, – сказала Маша. – Может, окунёмся?

– Прошли времена, когда можно было свободно подъехать к берегу, – сказал Беня. Он спросил у остановившегося рядом во-дителя:

– Приятель, не скажешь, где здесь автокемпинг?

– Тут их много. Поезжай в сторону Сочи. Через пару кило-метров кемпинг «Радужный». Чуть дальше «Берег мечты»…

– Понятно. Спасибо!

Действительно, очень скоро справа от дороги возник авто-кемпинг. Свободных мест в нём не было, но за умеренную плату им всё же заехать разрешили.

– Только не более чем на два-три часа, – прохрипел охран-ник.

– Нам больше и не нужно.

Через несколько минут они уже плескались в море.

– Я таки одессит, – сказал Изя. – Люблю Одессу. Но должен признать, что море здесь почти такое же, как и у нас в Одессе. Оно здесь тоже Чёрное! Это ж надо! Только в Лузановке песо-чек, а здесь камни.

– Слушай сюда, Ицик! – совсем уже по-одесски сказала Маша, которой надоели его постоянные сравнения в пользу Одессы. – Одесса, как я поняла, – твоя мама. А как зовут папу?

– Чтоб ты таки знала, у меня мама-одиночка. Впрочем, я по-знакомился уже с папой. Только пока не стал он для меня род-ным.

– Ты вырос на море, а плаваешь как топор. Мне даже стыдно на тебя смотреть, – не унималась Маша. – Вроде – дирижёр. Ру-ками махать должен уметь.

– Ну, что ж. Я тебе скажу по секрету, что ты таки права. Но у меня ещё всё впереди. Я надеюсь, что за эти дни освою и это дело.

– Освоишь, если будешь прилежным учеником…

Искупавшись в море, друзья прилегли на гальку, подставляя спины солнышку. Карина принесла сумку с фруктами, термос с кофе и бумажные стаканчики.

– Как-то спросили Рабиновича, – всё продолжал шутить Изя, – что будет после такого перекуса. Нужно переписать оставшихся в живых, – ответил он.

– Ты так боишься за свою жизнь? – улыбнулась Карина.

– Или! Хочу всё же посмотреть, что получится у этого По-трошенко, назначившего к нам в Одессу мэром бывшего грузинского президента. Нет, я вас спрашиваю, где ещё в мире было такое, чтобы президент считал за честь быть мэром. Но Одесса есть Одесса. Её мэром мечтали бы быть многие президенты!

– Мы же договорились не говорить о политике, – заметила Маша.

– Так разве это политика? Это анекдот! Нет, я таки согласен на три рыбных дня, которые провозгласил этот Саакашвили. Но я не Ихтиандр и из всех женщин согласен только на русалку!

Изя мог в таком духе говорить бесконечно. Но к ним подо-шёл охранник и, посмотрев демонстративно на часы, сказал:

– Не нарушайте конвенцию! Три часа прошло. Или платите, или…

– Мы уже уехали, – сказал Беня, и, натянув на мокрые плав-ки шорты, сел за руль.

Через несколько минут они уже мчались по шоссе в сторону Туапсе.

– Я предлагаю здесь пообедать, – сказал Изя, уверенный, что его друзья поддержат. Но Беня заметил:

– По плану у нас обед в три. Я думаю, если шоссе не будет загружено, к этому часу мы будем в Лазаревке. Там и пообеда-ем. Сейчас темнеет поздно, так что в Адлер приедем, когда бу-дет ещё светло. Ты уже позвонила Арсену? – спросил он у Ка-рины.

– Зачем? Позвоню в Адлере.

Изя снова взял гитару.

Когда я уезжаю из Одессы
В далёкие другие города,
Меняются пилоты и экспрессы,
И только не меняется еда.
И с грустью возвращая стюардессе
Навеки замороженных цыплят,
Я говорю, что я живу в Одессе, –
У нас в Одессе это не едят…

– Ты так голоден? – спросила Карина. – Возьми яблоко!

Дорога была свободной, и Антилопа-Гну, проехав Барсовую щель, въехала в город.

– Итак, Туапсе, – сказала Маша, держа справочник автомо-бильных дорог и книжку, рассказывающую о достопримеча-тельностях по пути из Ростова в Адлер. – Порт, транспортный узел, Молодёжный театр…

– Едем в Лазаревку, – прервал Машу Беня. – Я тоже прого-лодался. Самим нужно заправиться и нашу Антилопу накор-мить.

– Никогда не думала, что бензин такой дорогой, – сказала Карина, отсчитывая Бене деньги.

– Дыши, Кариночка, глубже! Есть разные степени отсутст-вия денег: когда их мало, когда их нет, и когда приходится ме-нять доллары. Кое-что я захватил на всякий пожарный случай. Видит Бог – пока мы выдерживаем и график движения, и расчёт по тратам.

– Видит Бог? Ты ходишь в синагогу? – улыбнулась Карина.

– Я даже в церковь не хожу. О чём ты говоришь?

Но Изя долго не мог быть немым слушателем. Он что-то стал мурлыкать себе под нос. Маша спросила его:

– Что напеваешь?

– Так… Вспомнил песню, которую пел Кобзон: «Украина-ненька, матушка-Россия…».

– А чего же ты так тихо поёшь?

– Потому, что об этой неньке могу петь только по матушке.

– Я же просил – не нужно политики, – вздохнул Беня.

– Разве это политика? Это я даже не знаю, как назвать. Не так давно в украинской газете прочитал буквально следующее: «Жиды, даже если они не ассимилируются, никогда не станут патриотами Украины. А потому к ним надо относиться соответ-ственно». А уж как могут относиться щиры украинцы, известно из истории. Вспомните Богдана Хмельницкого, зверского анти-семита. На его совести немало погромов и крови ни в чем не повинных евреев. Это исторический факт. В одном местечке, опьянев от крови убитых евреев, он был особо беспощадным. Городок этот, чтоб вы так знали, называется Чернобыль. А на месте сожженной синагоги стоял тот самый взорвавшийся четвёртый энергоблок… Какая здесь политика?

– Ладно, – сказал Беня. – Прошу тебя: говори о погоде, о природе, о девочках. Рассказывай анекдоты. Мы же поехали от-дыхать. На худой конец играй что-нибудь. Мы в отпуске! Ника-ких серьёзных тем! Много лет назад пришлось мне быть в Кост-роме, так в одной забегаловке увидел объявление: «Пальцами и яйцами в солонку не лазить!». Вот я и говорю: любые разговоры в минорной тональности запрещаются! Не лезь яйцами в солон-ку!

– А политические анекдоты рассказывать можно?

– Сколько хочешь!

– Вот я и спрашиваю: сделает ли наш президент хотя бы шаг навстречу людям, или как?

– Или так! И чего ты расскакался? Расскажи лучше что-нибудь весёлое.

Беня, подъезжая к Лазаревке, сбросил скорость, рассматри-вая, где бы можно было остановиться, чтобы пообедать.

– Ладно. Уговорили. Я спою, – миролюбиво сказал Изя.

Он взял гитару и стразу же запел:

Жил на свете Хаим
Никем не замечаем –
Старые вещи Хаим покупал.
Жил на свете Хаим
Никем не замечаем –
Олде шмохес Хаим торговал…

Наконец они подъехали к кафе, у входа которого красова-лась вывеска:

                КАФЕ            
                13 СТУЛЬЕВ
                и
                ДИВАН МИНИСТЕРШИ

Кафе располагалось в небольшом отдельно стоящем домике на поляне  в тени огромных платанов.

Войдя, друзья увидели крохотный зал на три столика. В углу на невысоком подиуме стояло старенькое пианино. Приятная прохлада и интимный полумрак. В углу полная черноволосая женщина что-то делала, но как только вошли посетители, лицо её посветлело и она пропела:

– Проходите, гости дорогие! Садитесь. Сейчас я вам принесу меню. А пока лёгкий прохладительный напиток за счёт заведения.

Она поставила на столик графин с прохладительным напит-ком из сухофруктов, стаканы и меню в коленкоровом переплёте.

Как истинные джентльмены, ребята передали меню девуш-кам. На удивление, в нём был богатый набор блюд. Правда, и цены кусались. Но это было лишь начало их путешествия, да и проголодались они сильно, так что девушки заказали уху из ке-фали, жареные бычки, салаты и, конечно, кофе.

– Шашлыки нам надоели в Ростове. Первый день – шикуем, – сказала, оправдываясь за столь большие траты на это пирше-ство Карина. – Потом у нас всё будет значительно скромнее. Тем более что в бюджете выпивка не предусмотрена.

Все с нею согласились.

Через полчаса они уже ели ароматную, прекрасно приготов-ленную уху.

– К такой ухе неплохо бы и водочку, – сказал Беня, – но коль скоро нам ещё ехать до Адлера, – потерпим.

– А меня занимает вопрос, – проговорил Изя, отставляя пус-тую тарелку и принимаясь за бычки, – почему это заведение имеет такое интригующее название. Во-первых, стульев здесь двенадцать. Я пересчитал. И диван, что стоит у той стенки, на министерский совсем не похож. Старый и продавленный. Несо-мненно, хозяин этого почтенного заведения имеет какое-то от-ношение к Одессе!



4.       Хозяин кафе Лев Иосифович Кац, мужчина лет пя-тидесяти, полный, рослый, с давно небритой щетиной на щеках и мясистым носом картошкой, вышел в зал, когда друзья уже пили кофе. Наклонившись к жене, он стал говорить о том, что музыканты, обещавшие ему играть весь сезон, вдруг сорвались и уехали.

– Сегодня забронировал кафе с семи часов Чёрный со свои-ми головорезами. Сейчас он, конечно, бизнесмен, а ещё недавно был первым бандитом. В страхе держал всё побережье. Но, не-смотря на свой прикид, галстук, шляпу, он остался бандитом. Шутить не будет. Айдамир всё приготовил, и что теперь? Рас-считывали, что здесь послушают свою любимую «Мурку», а эти лабухи вдруг забрали свои манатки, инструменты и уехали на какую-то халтурку. Разве я им мало платил? И что теперь де-лать? Сёма любит живую музыку…

Услышав взволнованную речь хозяина, Изя со своим абсо-лютным слухом всё сразу понял и, подойдя к нему, попросил разрешения поиграть на пианино девушкам что-нибудь весёлое. Моцарта или Шопена…

Лев Иосифович грустно взглянул на посетителя и махнул рукой:

– Играйте.

Изя взял гитару, и своим фирменным голосом с хрипотцой запел:

С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана да й на волю.
На княжеской малине
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.


Товарищ, товарищ,
Болять мои раны!
Болять мои раны в глыбоке.
Одна заживаить,
Другая нарываить,
А третья застряла у боке…

Услышав этот шедевр вокального искусства, Беня сел к пиа-нино, и в кафе зазвучали другие весёлые одесские мелодии. Хо-зяин посмотрел на них как на вдруг явленное ему чудо, способ-ное его спасти. Ссориться с этим бешеным Чёрным он не имел ни малейшего желания. С трудом дождавшись, когда, наконец, гости закончат петь, спросил:

– Вы и ещё знаете такие песни?

– Об чём вы говорите, уважаемый? Мы же профессиональ-ные лабухи, воспитанные своими родителями. Мама моя – Одесса, а папа – Ростов. Я знаю столько, что вы…

Изя попал в свою стихию. Беня сразу понял его замысел и как мог подыгрывал ему, стал наигрывать на пианино что-то до боли знакомое Льву Иосифовичу с детства, когда они с дружка-ми наводили страх на отдыхающих. Тот нетерпеливо прервал красноречие этого урода с растопыренными ушами.

– Тогда у меня есть к вам предложение, – сказал он, вдруг почувствовав, что спасение возможно. Тем более что эти ребята играли так, как тем халтурщикам и не снилось. – Вы хотели по-загорать у нашего моря? Отдыхайте здесь! Я организую вам жи-льё, трёхразовое питание. Целый день вы будете на море…

– Это прекрасно, – сказал Беня, – но нам нужно в Адлер.

– Зачем вам Адлер? Там и море хуже, и проживание дороже. Здесь вы целый день будете принимать солнечные ванны, а с семи вечера – играть и петь у меня в кафе. И за это у вас бес-платное проживание, трёхразовое питание и по пятьсот рублей! Тысяча в сутки. Не так уж и плохо, я вам скажу. К тому же, по-верьте, такого предложения больше не найдёте нигде! Айдамир у меня – повар от Бога! Я его из Сухуми привёз. Работать там негде. А он здесь и живёт при кафе. Семья в Абхазии. Каждую неделю туда ездит.

Беня понял, что начался торг, а торговаться он умел.

– Дело в том, что мы в Адлер везём сватать невесту. У неё нет родных, и мы должны…

– Что вы должны? Где это видано, чтобы невеста ехала к жениху? Пусть они сюда приезжают! Мы здесь и устроим по-молвку! Я приготовлю фаршированную рыбу!..

Это был веский аргумент. От фаршированной рыбы не мог-ли отказаться ни Изя, ни Беня.

– Хорошо, – взял инициативу в свои руки Изя. – По тысяче на нос за вечер, и мы играем и поём хоть до утра. А помолвку мы устраиваем у вас, и вы уж не продешевите. Правда, родители жениха не миллиардеры, но, думаю, на помолвку сына не поскупятся. Так что и вы будете довольны. А уж как здесь умеют готовить, мы имели удовольствие убедиться.

Эта похвала была последним аргументом. Лев Иосифович устоять не смог.

– По рукам? – спросил он, уверенный, что заключает выгод-ную сделку.

– По рукам! Только я не пойму, почему у вас кафе называет-ся «Тринадцать стульев и диван министерши»? Стульев-то две-надцать.

– Уважаемый, не знаю, как вас величать…

– Беньямин. Для друзей – Беня. А это  Израиль. Для друзей – Изя.

– Так вот, вы, уважаемый Беня, плохо считаете. Вы не учли стула у пианино. Что же касается дивана, то это действительно диван нашей директрисы департамента культуры, которую мы повысили в звании и назвали министершей. Его я приобрёл на мусорной свалке, где мне представили доказательства, что именно она продавила этот диван. Но теперь о деле: пойдёмте со мной в соседний дом. У вас будет две комнаты. В каждой по две кровати. Как вы там будете размещаться – ваше дело. С этого дня питаетесь у меня в кафе. Уже сегодня в шесть вечера поужинаете и с семи начнёте работать. Деньги, которые вам будут давать посетители за исполнение, – дополнительный ваш заработок.

Их провели в соседний дом, где они и расположились. Переоделись и пошли к морю.

– Завтра же позвонишь Арсену, – успокоил Карину Беня. – Пусть приезжает. Согласуем дальнейшие действия. Пропустить такую халтурку мы не можем. Ты же понимаешь?

Было около шести, когда они снова вошли в кафе. Вкусно поужинали, выпили прекрасно сваренный кофе с мороженым.

К их столику подошёл сияющий от счастья Лев Иосифович.

– Сегодня наше кафе арендовал один уважаемый человек, большой любитель таких песен, какие вы исполняли. Я на вас надеюсь. Вам и девушкам я поставлю столик у дверей на кухню. Там сможете отдыхать.

Ровно в семь в кафе вошли десять парней. Они попросили сдвинуть столы, сели, шумно разговаривая и не стесняясь креп-ких выражений, которые не принято не то что писать, но даже повторять. Но делали это так естественно и просто, что на них нельзя было обижаться. Иначе разговаривать они не умели.

Во главе стола сел невысокого роста крепкий парень, к ко-торому вся компания обращалась подчёркнуто уважительно. Это и был Сёма Чёрный. Лев Иосифович дал отмашку, и зазву-чали песни, которые знал Изя.

Здесь были и самые безобидные:

                Ах, Одесса, жемчужина у моря!..
 

Шаланды полные кефали
В Одессу Костя приводил…

И блатные:

Раз пошли на дело
Я и Рабинович…

И знаменитая «Мурка»:            

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась тёмными делами,
И за ней следила губчека…

Нужно ли говорить, что и сам Сёма Чёрный, и его головоре-зы были довольны, подпевали, подтанцовывали и клали в спе-циально Изей поставленную вазу деньги. И, что самое удиви-тельно, Изя знал почти все заказанные ими песни, играл, будто специально репетировал их.

На прощанье Чёрный благодарил Льва Иосифовича, обещал прийти к нему в воскресенье отметить важное для него событие. Уходя, дал Изе и Бене по триста долларов.

Слухи о новых музыкантах у Каца разнеслись быстро. На следующий день повалил народ. Мест в кафе не хватало, и Лев Иосифович поставил ещё три столика в тени платанов на лужайке перед входом. Айдамир едва успевал готовить закуски. Лев Иосифович вызвал дочь Соню, которая помогала родителям обслуживать посетителей. Знакомый радиотехник провёл на лужайку два репродуктора, и хриплый голос Изи зазвучал на всю округу:

Я за Одессу вам веду рассказ,
Там драки есть и с матом, и без мата,
И если вам случайно выбьют глаз,
То этот глаз уставит вам Филатов…

Приехал на своей машине Арсен. Карина расцвела от сча-стья. Они сидели за столиком и о чём-то тихо беседовали. Дру-зья старались не мешать влюблённым.

Посетители были разные. В основном  отдыхающие, поэто-му и репертуар у друзей менялся. Пели песни Юрия Визбора, Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы… Как-то даже Маша спела несколько романсов по просьбе отдыхающих женщин преклонного возраста.

Лев Иосифович был счастлив не меньше Карины. Его кафе стало пользоваться успехом, и он думал договориться с ребята-ми, чтобы они продлили свой отпуск. Готов был даже увеличить гонорар. Но Беня сказал, что им ещё предстоит сосватать Карину.

– Так пусть приезжают за ней! Только нужно заранее преду-предить, чтобы я мог выполнить своё обещание и приготовить фаршированную рыбу! – воскликнул хозяин.

– Дело совсем не в фаршированной рыбе, – заметил Беня. – Карина – сирота. К кому приедут родители Арсена?

– Как это к кому?! Моя жена – чистокровная армянка. Поче-му она не может быть тётей Карины?

– Ася Григорьевна, конечно, была бы прекрасной тётей, но как начинать жизнь с обмана? – с сомнением произнесла Кари-на. 

– Если у вашего Арсена родители неглупы, должны пони-мать, что это  прекрасный выход. Сватовство не свадьба. Народу много не будет. Мы проведём всё как надо. Не ехать же невесте к жениху свататься! Если они желают сыну добра, будут только благодарны!

Разговор проходил в присутствии Арсена. После недолгого колебания он согласился, и договорились, что родные приедут в среду после работы к семи вечера. В воскресенье кафе, как пра-вило, переполнено. Тем более что слух о музыкантах из Ростова быстро распространился по всему побережью. А в воскресенье зал заказал всё тот же Сёма Чёрный.

– Если будут какие-то изменения, я перезвоню, – сказал Ар-сен.

– Ты что, не приедешь до среды? – с удивлением спросила Карина.

– Обязательно приеду, – успокоил невесту Арсен. – Только родителям я скажу правду. Не могу иначе.

– Что ты скажешь? – удивился Изя.

– Что Ася Григорьевна  не родная тётя, а просто хорошая знакомая.

– Родство определяют не по крови! – кивнул Беня. – Может, ты и прав! Молодец!

– Так я на среду готовлю фаршированную рыбу? – уточнил Лев Иосифович.

– И, если можно, айлазан, салат из баклажанов с помидора-ми. Отец очень любит арис из курицы или толму с виноградны-ми листьми. Короче, что-нибудь из армянской кухни.

– Нет проблем, – заверил его Лев Иосифович. – Меня жена научила готовить эти блюда.   

Всё произошло так, как и планировали. В среду с пяти часов Лев Иосифович закрыл кафе на «спецобслуживание». В семь подъехал белый внедорожник «Ниссан», из которого вышли Арсен, его родители, сестра с молодым человеком. В руках жениха был большой букет белых роз.

Гостей встречали у входа Лев Иосифович и Ася Григорьев-на. Чуть в стороне стояла Карина в окружении друзей.

Арсен преподнёс ей букет, представил невесту родителям, и все вошли в кафе.

– Недокомплект, – пошутил Изя. – Двенадцать человек, а стульев тринадцать!

– Успокойтесь, уважаемый Изя! – сказал Лев Иосифович. – Я живу на Кавказе много лет и понимаю, что предстоит обсу-дить много вопросов. Сватовство, помолвка, обручение – дело серьёзное. Тринадцатый стул предусматривался для музыкан-тов. Но сегодня музыка будет только из проигрывателя. Да и то – очень тихо.

С этого момента всё происходило так, как было принято у живущих здесь армян.

Отца Арсена звали Хачатуром Арменаковичем. Мать – Гая-нэ Вартановной. Младшую сестру Арсена – Ануш, а её молодо-го человека – Григорий. Трудно было сказать, кто был больше рад совершающемуся событию – Арсен или Ануш. Ведь по тра-диции, пока не женится старший брат, она не могла выйти за-муж!

После того как все перезнакомились и сели за стол, который ломился от яств и вин, Хачатур Арменакович сказал:

– Необычность ситуации заключается в том, что вы, ува-жаемый Лев Иосифович, не знаете наших обычаев. У армян всё сопряжено с традициями, которые последнее время, к сожале-нию, нарушаются. Мы с супругой, как можем, стараемся их со-блюдать.

– Уважаемый Хачатур Арменакович, – ответил Лев Иосифо-вич, – мой отец в годы Отечественной войны был эвакуирован в Армению. Он не знал ни иврита, ни идиша, едва понимал своих родителей. Но зато выучился говорить на армянском языке, умел писать и читать. Он передал нам любовь и уважение к этому народу. Жена моя, как вы, уважаемый Хачатур Арменакович, заметили, – армянка. И традиции соблюдает. Вы станете нам кумовьями. У вас говорят – коворутюн. И вы, несомненно, знаете, что кумовья нередко бывают более близкими, чем кровные родственники. И уж если заговорили о традициях, то вы, уважаемый, должны знать, что при сватовстве обычно говорят об уплате стороной жениха стороне невесты выкупа, который назывался глхагин. Или я что-то не то говорю?

Хачатур Арменакович улыбнулся.

– Мне приятно, что вы, уважаемый Лев Иосифович, знакомы с нашими традициями. Жить в сельской местности они не будут, поэтому дарить овец или другую живность им незачем. Дети любят друг друга, и финансовая помощь их семье ; с тем чтобы они смогли однокомнатную квартиру Кариночки продать и купить в центре города хорошую двух- или трёхкомнатную квартиру, мне кажется, будет достойным вкладом в их семейное счастье. Нам миджнорд кин, посредники, в нашем разговоре не нужны. Мы пришли, чтобы от вашего светильника зажечь наш светильник.

– Да, но нам нужно подумать.

– Я знаю, что так отвечать вам надлежит по армянской тра-диции, и ваши знания меня радуют. Но мы хотели бы решить всё уже сегодня.

– Скажи нам, Кариночка, ты согласна выйти замуж за Арсе-на? – спросил Лев Иосифович.

Карина покраснела, потупив глаза, тихо ответила:

– Да.

– Вот теперь за это можно и поднять бокалы! – радостно воскликнул Лев Иосифович.

Арсен подарил Карине золотое колечко с бриллиантом. Этот обряд назывался: беh тал – дать задаток.

Все стали поздравлять жениха и невесту. А Хачатур Арме-накович пригласил всех приехать на свадьбу, которую, как он полагает, можно будет справить в конце августа.

– Слава Богу, – сказал Хачатур Арменакович, – ншанадру-тюн, помолвка, прошла успешно. Завтра, уважаемый Лёва, мы приедем, чтобы в соответствии с нашими традициями провести обручение. Сейчас лето, и можно будет установить несколько столиков на лужайке перед кафе. Мы не можем не пригласить родственников и друзей. Привезу и священника, чтобы он освя-тил обручение. Мы теперь с вами, дорогие Лёва и Ася, – свойст-венники. Все ваши заботы стали и моими заботами…

– Об этом, дорогой Хачатур, мы можем поговорить и позже. Сейчас давай выпьем за молодых!

А за столом Ася Григорьевна объясняла Бене и Изе суть происходящего.

– В старину браки заключались рано. Девушка двенадцати лет могла быть невестой. У армян говорят: «Если девочку уда-рить шапкой и она не упадёт, значит, время её выдавать за-муж!». А вот Ануш, сестра Арсена, выйти замуж не может, пока не женится Арсен. Она – младше.

– Чтобы вы таки знали, уважаемая Ася Григорьевна, – сказал Изя с улыбкой, – все эти традиции устарели, а армяне, проживающие в России, давно придерживаются правил, принятых теми народами, среди которых они живут. Не знаю, это плохо или хорошо, но это именно так!

– Ты прав, уважаемый Изя. Когда-то мои родители долго не давали согласия на наш с Лёвой брак. Тогда он воспользовался старинной армянской традицией и похитил меня! Это у нас на-зывают ахчик пахцнел, и после этого они уже не могли не дать согласия. Мой отец был коммунистом, председателем колхоза. Мама – учительницей в школе. Они хотели выдать меня замуж за сына друга отца, с которым он работал. Но мне не нравился тот парень. И вот мы уже тридцать пять лет вместе. У нас Со-нечка, прекрасная дочь. Кстати, учится на последнем курсе в Краснодарском университете культуры и искусств. Будет музы-коведом. Я ни разу не пожалела, что вышла замуж по любви. Потому и говорю: традиции традициями, но самое главное – чтобы молодые любили друг друга!

В час ночи гости уехали в Адлер. Хачатур Арменакович оп-латил все расходы по помолвке. Лев Иосифович отказывался брать деньги, но тот настоял.

 На следующий день Лев Иосифович взял ещё три стола и скамейки у соседей и поставил их на лужайке перед кафе. Потом поехал на рынок, в магазин, накупил продуктов. Айдамир с пяти утра что-то жарил, готовил закуски…

– Я думаю, сегодня вечером вам, мои дорогие, нужно будет поиграть. Но только что-нибудь приличное, не «Мурку», не «Раз пошёл на дело…»

– Нет проблем, – ответил Беня. – Всё будет по высшему раз-ряду. Мы знаем и армянские мелодии. Понимаю, что Арам Ха-чатурян здесь не подойдёт, да и на гитаре его сложно сыграть, но пару песен знаю, правда, на русском языке:

Ай, джан, Ереван,
Родина моя!
Ай, джан, ай, джан,
Милый Ереван!

И в самом деле, всё прошло очень хорошо.

Лев Иосифович удивил всех прекрасным знанием армянской кухни. Хохоб и ариса, сазан в сметане и долма, плов с гранатом и шашлыки из баранины. И, конечно, салаты, сыр, лаваш, прохладительные напитки и вина. Всё это под чудесную музыку: пьесы Шопена, вальсы Штрауса. Маша исполнила романсы о любви на слова Анны Ахматовой и Сергея Есенина. Спела даже песенку на армянском языке, которую накануне вместе с Беней разучила: 

               

КЕЗ ЕМ СПАСУМ                Я ТЕБЯ ЖДУ



Ес унем кянкум ми анурч                У меня в жизни есть мечта,
Вори масин лур у мунч                о которой я молчу,
Ми амбохч гишер кмтацем              всю ночь продумаю,
hишелов hампуйрд клацем.                вспоминая твой поцелуй, буду плакать.

Ес унем лок кез айс кянкум               в этой жизни у меня есть лишь ты
Им сираhар так сртум                в моём влюблённом горячем сердце,
Ес кез hамар кянкн им ктам             я для тебя жизнь свою отдам
У ко ствери hет аменур ес кгам      и с твоей тенью везде пойду


Арсен и Карина были счастливы. Священник прочитал мо-литву, благословил их союз. И снова тосты, шутки, смех.

– Арсен таки хороший парень, но Карина прекрасна, и ещё не известно, кому из них повезло! – крикнул Изя сестре Арсена.

– На наших глазах творится история нашего рода.

– Ай, об чём ты говоришь? Я тебе таки скажу, что Пушкин был прекрасным поэтом, но и он сделал ошибку в истории. Помнишь?

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…

Так вот, чтобы ты так знала: неразумным хозером был Олег. В те самые времена именно он был варваром. Совершал набеги. Грабил и убивал людей.

Было уже далеко заполночь, когда гости стали разъезжаться.

Арсен, прощаясь с Кариной, говорил, что завтра обязательно приедет, а Лев Иосифович напомнил друзьям, что в воскресенье должен прийти Сёма Чёрный, и пообещал в субботу дать им вы-ходной.

– Нужно провести генеральную уборку. Да и вам не мешает отдохнуть.

Посещение Сёмы Чёрного требовало не меньшего эмоцио-нального напряжения. Он здесь был хозяином. Решили встре-тить его, как в прошлый раз: он тогда даже покраснел от удо-вольствия, когда ему спели его любимую «Мурку». В воскресе-нье будет трудный день. Но Лев Иосифович верил, что всё будет хорошо!



5.         На следующий день, дождавшись приезда Арсена, друзья пошли на пляж. Погода была прекрасной. На небе ни об-лачка. Ночью побрызгал небольшой дождик, и теперь зелень, умытая им, сверкала хрустальными капельками. Море блестело на солнце, лениво набегая на кромку берега, и шипело, уползая восвояси.

Они расположились под грибком. Ребята сразу же пошли в воду, а девушки лежали на подстилках, подставив спины утрен-нему солнышку, тихо беседовали. Маша, как более опытная женщина, давала советы подруге:

– Иные думают, что могут вертеть мужиком, куда захочется. Но ты не дирижёр. Для тебя что главное? Чтобы муж танцевал под твою скрипку?

– Неужели Беня танцует, когда ты распеваешься?

– Увы! Пробовала. Не получается. Он же старше меня, опытнее. Да и не первая я у него.

– У нас всё будет по-другому. Он – муж, хозяин. Арсен лю-бит меня и никогда не будет обижать. Знаешь, говорят, что по-ссориться с умным так же трудно, как помириться с дураком.

Маша некоторое время молчала, обдумывая слова подруги. Потом, повернувшись к ней, заметила:

– Ты права. Я думаю, у вас всё будет хорошо. Некоторые наши девочки ищут бизнесменов или банкиров, чтобы у них был свой дом, машина, престижная должность.

– Где ищут? – не поняла Карина.

– На сайтах знакомств.

– В виртуальном мире можно найти только виртуальное сча-стье.

– Это точно. Знаешь, как писала Лидия Заозёрская?

Искала льва я в этом мире злом.
Не повезло… И я нашла тюленя.
Но и тюлень, пригревшись, стал козлом…

– Не люблю её. Стихи какие-то пошлые. Это не моё.

– Где ты увидела пошлость? Просто она не стесняется назы-вать вещи своими именами. И юмор у неё свой, бабий. Вот по-слушай:

Какая же я всё же неуклюжая,
Раскокала мобильный телефон.
Козой скакала нынче через лужу я
И уронила прямо на бетон.

Стою. В мозгах растёт тревога некая.
Бежать скорее надо в магазин!
Ведь симка есть, а вставить некуда.
И начинаю понимать мужчин...

– Нет, это точно не моё! – Карина села и посмотрела на под-ругу. Потом на море. Далеко у буйка плавали ребята. – Я тоже в воду хочу…

– Сейчас они выйдут, и пойдём.

Через несколько минут пришли ребята. Женщины в сопро-вождении Арсена пошли в воду. Маша плавала прекрасно, а Ка-рина едва держалась на воде. Потому стояла, прыгая на воде, словно мячик, и радовалась тому, что рядом с нею Арсен.

– Давай научу тебя плавать, – сказал он и хотел было помочь Карине, но она попросила:

– Не сейчас… Много народа. Мне неловко…

Когда, наконец, все собрались под грибком, расположив-шись так, чтобы головы их оказались в тени, заспорили. Беня настаивал: Изю нужно познакомить с девушкой. Тот улыбался и говорил, что сам решит свои проблемы. Тогда Маша, прижав-шись мокрым телом к горячей спине Бени, спросила:

– Бенечка, дорогой, а диалог ещё возможен, или ты уже од-нозначно прав?

– Даже если я неправ, смотри пункт первый о том, что я все-гда прав. Помочь другу – наша обязанность. Но об этом – потом. А сейчас я был бы не против что-нибудь перекусить.

– Чтоб вы таки знали, – сказал Изя, поворачиваясь на другой бок, – в Одессе как-то слышал анекдот: мамаша спрашивает пришедшего к её дочери молодого человека: «Вы таки правда хотели бы жениться на нашей Розочке?». Тот отвечает, что только и мечтает об этом. Тогда мамочка зовёт свою доченьку: «Розочка, иди сюда! К тебе пришёл какой-то сумасшедший!». Так вот: не нужно меня женить! Если потребуется, попрошу у вас помощи. Я давно не мальчик и знаю, кто мне нужен. Ещё не нагулялся. А сейчас я тоже что-нибудь съел бы. Даже о девуш-ках думать не могу, когда голоден, а на море у меня всегда звер-ский аппетит.

Мимо проходила женщина и продавала варёные молодые початки кукурузы. Беня купил всем. Взял у продавщицы соль и посыпал горячие початки.

Изя с удовольствием ел кукурузу, говоря:

– Чтоб вы таки знали, у нас в Одессе тоже продают кукуру-зу, только  кричат на весь пляж: «Пшёнка! Горячая пшёнка!».

– Почему пшёнка?

– Существовал миф, будто евреи не выговаривают букву «эр», и чтобы не говорить «кукуруза», кричат «пшёнка».

– Люди запуганы антисемитами, – констатировала Маша. – Недавно где-то читала, что в начале Второй Мировой войны несколько сот состоятельных евреев Англии купили большой пароход с намерением помочь евреям бежать из Германии в Америку. Но нужны были въездные визы, и они обратились с просьбой к послу США. Тот отказал. Тогда, спасаясь, эти люди отправились в плаванье без разрешающих документов. Узнав об этом, посол сообщил в Вашингтон, что в Америку едут нелега-лы, у которых нет виз.

 Пассажиров того парохода в страну не впустили. Они вы-нуждены были вернуться в Германию, где были сожжены в топ-ках концентрационных лагерей.

Когда об этом стало известно, лондонский раввин проклял того американского посла и его семью во всех поколениях. Фа-милия посла была... Кеннеди.

– Ну и история! – удивился Арсен. – В сложных ситуациях высвечивается сущность человека.

– А я читал, – сказал Беня, – что во время геноцида армян были турки, которые, рискуя жизнью, спасали их. Так спасли и великого армянского композитора Комитаса, чьим именем сего-дня названа Ереванская консерватория.

– Такие же праведники были и во время резни армян в Азер-байджане, – сказала Карина. – Мне рассказывал отец, что вы-ехать из Баку им помог папин друг, прекрасный человек, композитор Ариф Джафарович Исмаил-заде. Праведники и есть праведники. В Израиле чтут память о людях, которые, рискуя жизнью, спасали евреев от неминуемой гибели.

– А вот ещё один пример, – сказала Маша. Она знала мно-жество таких историй. Была убеждённой интернационалисткой, считая, что в любом народе встречаются и сволочи, и праведни-ки. – Посол Японии в Литве выдавал евреям визы на выезд. Так он спас от смерти десятки людей. Германия потребовала от Японии отозвать его. Но за две недели, во время которых он пе-редавал дела, успел выдать ещё много выездных виз. Вот посту-пок праведника. Перед отъездом к теперь уже бывшему послу пришли с благодарностью евреи из вильнюсской синагоги и сказали, что будут молиться, чтобы Всевышний вознаградил его и потомков его.

На родине бывшего посла лишили всех регалий и привиле-гий. Чтобы прокормить семью, он открыл маленькую авторе-монтную мастерскую. Позже она вошла в костяк знаменитой фирмы Мицубиси... Фамилия того японца была – Сугихара.

Друзья были под впечатлением от рассказа Маши.

– Я таки согласен, – сказал Изя. – Как говорил один мой зна-комый  в Ростове:

Родство определяют не по крови,
Ни цвет волос, ни нос, ни рот, ни брови
Не утверждают на земле родных.
Моё святое убеждение:
Оно лишь по мировоззрению
Всех делит на своих, и на чужих!

– И это правильно! Но пошли в воду! Сейчас сторожем по-работает Изя.

– Антисемиты! – улыбнулся Изя. – Если я одинок, так меня можно и обижать? Мне же одному будет скучно потом плавать в море. Я русалок боюсь.

– Успокойся, я тебе составлю компанию, – сказал Арсен.

Друзья пошли в воду, а Изя лёг на подстилку и открыл то-мик Наума Сегаловского. У него была любопытная привычка: читая стихи, он всегда их пропевал. Слышал их мелодию. Если она у него не возникала, отбрасывал книжку в сторону.

Читал, стараясь запомнить. При первом возможном случае тренировал свою память. Ему нравилась манера французского дирижёра из Ростова Миши Каца, который практически не смотрел в партитуру. Помнил её наизусть. Но чтобы такого до-биться, нужно было тренировать память и очень любить своё дело.

Когда друзья вернулись и легли, подставляя мокрые спины солнышку, Изя, открыв книжку поэта, сказал:

– Послушайте, что я обнаружил:

Вот вам жизненная драма,
зов судьбы, накал страстей:
у пророка Авраама долго
не было детей.
Со своей супругой Саррой
прожил восемьдесят лет,
вот уж Сарра стала старой,
но детей всё нет и нет.
А у них была служанка,
как оно водилось встарь,
молодая египтянка
с редким именем Агарь.
И без всяких «how are you»,
«I love you» и «just a joke»
переспал пророк с Агарью,
родился у них сынок –
не вода текла по жилам
у седого старика!
И назвали Измаилом
Авраамова сынка.
Тут же сразу – крики, свары
с поминанием чертей:
в чём причина, что у Сарры
почему-то нет детей?
И Агарь, поддавши жару
в разгоревшийся сыр-бор,
свысока глядеть на Сарру
стала с некоторых пор.
Но средь этого кошмара
Бог сказал: «Хала-бала!» –
и тогда старушка Сарра
тоже сына родила!
Он отмечен Божьим знаком
будет много лет спустя.
И назвали Исааком
Авраамово дитя.
Вот как полон чудесами
Ветхий божеский Завет!
Впрочем, вы уже и сами
этот знаете сюжет –
всё предписано судьбою.
Дальше дело было так.
Враждовали меж собою
Измаил и Исаак,
и давно понять пора бы:
Измаил был бит не раз,
от него пошли арабы –
хуммус, алгебра, Хамас,
а цветок оранжереи –
Исаак – был весь в отца,
от него пошли евреи –
Ойстрах, шекели, маца.
Оба – дети Авраама,
но заклятые враги!
Жизнь сурова и упряма,
ей перечить не моги.
О, библейские масштабы!
Сколько лет прошло с тех пор,
а евреи и арабы
всё ведут жестокий спор –
за высокую идею,
куст, что был неопалим,
Самарию, Иудею
и за Иерусалим.
Мы живём, растём, стареем,
чтим незыблемый завет,
а измученным евреям
от арабов жизни нет.
Нам кощунствовать негоже,
но весь этот тарарам
заварил – прости нас, Боже! –
прародитель Авраам.
Мозг ли был подёрнут хмарью,
или белый свет не мил?
Не сношался б он с Агарью –
не родился б Измаил,
значит, не было б арабов,
вообще о них забудь!
Мир без ихних шиш-кебабов
обошёлся б как-нибудь.
Полон взор картиной странной:
проживает без хлопот
на земле обетованной
Богом избранный народ,
не тревожат слух «Кассамы»,
не звучит «Аллах акбар»,
ни Аль-Кайды, ни Усамы,
ни хиджабов и шальвар,
и куда ни кинешь глазом,
всюду тишь и благодать,
а уж всякой нефти с газом –
налетай, кому продать!
Что бы стоило пророку
не снимать свои штаны?
И евреи бы, нивроку,
жили мирно, без войны,
всё досталось бы не зря им,
прекратился б кавардак.
И ООН бы на Израиль
не навешивал собак.
Жизнь – подобье лотереи,
неудач не перечесть.
Так что, граждане евреи,
принимайте всё, как есть.
Что упало, то пропало,
мир отнюдь не Божий храм.
Но не спите с кем попало,
как наш предок Авраам!

Стихотворение длинное, но мне понравилось.

– Стихи хорошие, – зевнул Беня. – Не пора ли нам обедать? Может, подсохнем и потихонечку двинем на диван министер-ши? Жара разморила. Спать хочется.

– Странно, сейчас вроде бы спишь не со мной, а тебе всё равно спать хочется, – улыбнулась Маша. – Впрочем, я не про-тив. Сейчас Изя окунётся, и пойдём.

Изя не стал дожидаться второго напоминания. Он тоже про-голодался. Положил книжку и пошёл в воду.

– Интересный парень, – сказал Арсен. – Я его практически не знал.

– Интересный и порядочный. Ему нравится, как дирижирует Миша Кац. Во всём старается ему подражать.

– Я слышала, что этот Кац – ростовчанин, – сказала Карина.

Беня прекрасно был знаком с биографией кумира Изи.

– Отец его много лет был главным дирижёром Ростовской  филармонии. То, что сегодня Ростов считают «музыкальным городом», во многом заслуга симфонического оркестра и его отца. В Ростов приезжали Дмитрий Шостакович, Мстислав Ростропович, Лиана Исакадзе, Олег Каган, Дмитрий Башкиров… Когда же его сын, после консерватории оказавшийся во Франции, приехал на гастроли в Ростов, он вызвал фурор. Высокий, в широком длинном пальто, с растрёпанной шевелюрой и носом крючком, он походил на Мефистофеля, но был прост, дружески общался с оркестрантами. Дирижировал артистично, не заглядывая в партитуру, словно руками, всем телом передавая содержание произведения, исполняемое оркестром.

– Я слышала, он играл на виолончели, и жена его – виолон-челистка из Мексики, – добавила Карина.

– Ты права, – ответил Беня. – Но как-то на вопрос, почему он стал дирижёром, с улыбкой ответил, что виолончель тяжело носить. Кстати, твой инструмент у тебя в Адлере? – спросил он у Арсена.

– Конечно.

– А ты не хочешь с нами поиграть?

– Зачем вам ещё и виолончель? Разве что для романсов. А вот постучать на барабане я бы, пожалуй, смог. Попрошу у то-варища на несколько дней установку. Если даст, поиграю. Ко-гда-то неплохо стучал. У нас был в училище ансамбль.

Наконец, пришёл Изя.

– Почему так долго? Я голоден как волк. У тебя хоть капля совести есть?!

– Есть, Беня... Тебе шо, накапать?

– Ты не можешь без своих одесских штучек. Посмотри на время! 

– Ша! Чего ты так волнуешься. Обед нас ждёт, а я уже готов. Не думал, что вы так сильно будете скучать без меня. По этому поводу я таки тебе расскажу одну историю. Как-то, три с лиш-ним тысячи лет тому назад, у одного египетского фараона забо-лел живот. Владыка призвал на помощь врача-еврея. Тот по-смотрел больного и сказал, что ему нужно поставить клизму. «Что?! – взбесился фараон. – Мне – клизму?! Ах ты!.. Я сам тебе сейчас поставлю клизму! А ну взять его!..». И еврею поставили клизму.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Нет, ничего. Просто с тех пор так и повелось: когда у фа-раонов болит живот, евреям ставят клизму. И чего ты на меня набросился. Я ещё по солнцу не научился определять время. Вот думаю. Были фараоны, и были евреи – где сейчас фараоны? Бы-ли крестоносцы, и были евреи – где сейчас крестоносцы? Была инквизиция, и были евреи – где сейчас инквизиция? Были гай-дамаки, и были евреи – где сейчас гайдамаки? Были цари, и бы-ли евреи – где сейчас цари? Были нацисты, и были евреи – где нацисты?

– Что ты этим хочешь сказать, бородатый философ?
       – Ничего. Вот и сейчас, ты хочешь кушать, а я виноват! Ладно. Пора идти обедать. И чего на меня обижаться? Когда вы были в море, я на часы не смотрел.



Вернувшись к себе, друзья переоделись и пошли в кафе. Ар-сен сидел вместе со всеми, но обед свой оплатил.

– Чего ты носишь Магендовид? – спросила Карина у Маши.

– А почему ты носишь крестик?

– Но я же христианка.

– Какая ты христианка? Тебя крестили? Ты читала Библию? Ты ходишь в церковь?

– А какая ты еврейка? Или тебе сделали обрезание, ты по-брила голову или ходишь в синагогу, соблюдаешь субботу

Маша не ожидала такой реакции Карины.

– Чтоб ты таки знала, – вступился за Машу Изя, – христиан-ство рождено в недрах иудаизма. К тому же магендовид – ин-тернациональный символ весьма древнего происхождения. Подлинно еврейским символом во все времена являлась Минора – храмовый светильник. Магендовид означает сочетание женского и мужского начала, символизирует огонь, воду и землю. Но используется в качестве еврейского символа. Мне ненавистен любой национализм, и антисемитизм в том числе. Христианин всегда должен быть на стороне униженных и угнетаемых. Вот и ношу его. Пусть знают, что есть русские – не антисемиты! Кстати, Россия всегда была интернациональным государством. Здесь жили разные народы. Хотя, нужно признать, евреи были исключением из правила. Жили в черте оседлости. Существовали процентные нормы при поступлении на учёбу или на работу.

– Мне уже надоели эти разговоры о евреях, об армянах. Не-ужели нет тем интереснее?

– Ты таки права! Сколько можно. Но что интересно тебе, может быть совсем не интересно другим. Раз уж вы меня обоз-вали философом с бородой, я таки вам напомню, что когда-то Моисей изрёк: главным в жизни является Закон. Иисус говорил о Вере. Маркс – о революционной  идее. Фрейд – о сексе. Эйн-штейн вообще заявил, что всё  относительно и то, что волнует тебя, Кариночка, мне может быть совсем не интересно. Я ду-маю, сколько людей, столько и мнений, а надо бы и свою голову на плечах иметь. Впрочем, я с тобой согласен. Хватит об этом. Давайте говорить о любви!

– Нет, после такого обеда мне трудно дышать. Нужно будет снова садиться на диету.

– Дорогая Машенька, – сказал с улыбкой Беня, – твоя  диета – одно яблоко, одно варёное яйцо, нежирный творог, зелень.
        – Знаю, – ответила Маша, привыкшая к таким разговорам с Беней. – Я несколько раз садилась на диету, и каждый раз мимо. Только непонятно, это ты рекомендуешь мне до или после еды?

– Ты всегда много ешь, когда нервничаешь. С чего бы это? Судя по твоей фигуре, спокойная жизнь тебе неизвестна.

– Тебе не нравится моя фигура?

– Что ты, родная?! Нет, конечно! Ты просто сильно замет-ная! Но как будет выглядеть Ольга в «Евгении Онегине», и что скажет режиссёр?

– Раньше ты говорил, что я тебе нравлюсь именно такой.

В разговор вмешался Изя.

– Чтобы ты таки знала, Маша! Если Беня перестанет бриться каждый день, извиняться, говорить комплименты – успокойся! Он таки твой и любит только тебя! Творческие люди жить и творить без увлечений не могут. Но он увлечён только тобой. Ты  его Муза!

Он подошёл к Асе Григорьевне и попросил бутылочку бело-го вина и две шоколадки. Расплатившись (выпивка не входила в условия договора), предложил выпить.

– За что мы будем пить? – спросил Арсен, ожидая, что дру-зья снова предложат выпить за них с Кариной, но Изя, размахи-вая руками, произнёс неожиданный тост:

– Предлагаю выпить за дружбу народов! Чтобы вы таки зна-ли: в Одессе у меня осталось много друзей – украинцев и евреев, русских и армян… Какая разница, кто как молится?! Важно в любой ситуации оставаться Человеком!

Все поддержали его тост.

В это время в кафе вошли трое мужчин. Один, полный, с ба-кенбардами и усиками, выставив вперёд живот, направился прямо к их столику.

– Если я правильно понял, это вы здесь играете по вечерам?

Беня взглянул на толстяка и сказал:

– В обществе принято здороваться. Кто вы, и что вам нуж-но? Вы из налоговой инспекции? Покажите ваши документы!

Рядом стоящий бугай, лысый, с выдвинутыми скулами и уз-ким лбом, походивший на орангутанга, хотел было уже приме-нить силу к этому «сморчку» с растопыренными ушами, позво-лившему себе так разговаривать с шефом. Но его властно от-странил толстяк.

– Мы не из налоговых органов. Но у меня есть к вам пре-красное предложение. Я – хозяин ресторана в Сочи. Наслышан о вас и хочу предложить контракт на целое лето. Об условиях мы договоримся, и поверьте, они будут значительно лучшими, чем те, которые вам предложил этот Мойша.

Этого было достаточно, чтобы друзья единодушно решили отказаться от любых условий работы в Сочи. Но право разгова-ривать с толстяком предоставили Бене. Он был в их группе са-мый старший, опытный, и «знал, откуда ноги растут».

– У нас договор с хозяином этого кафе. Условия нас вполне устраивают, и менять что-либо мы не намерены.

Толстяк не ожидал, что от его предложения эти вечно го-лодные и ищущие работу лабухи откажутся.

– Но я ведь могу сообщить о незаконном предприниматель-стве в налоговую, – сказал толстяк. – Зачем же вы так сразу от-казываетесь?

– Ваше предложение нам неинтересно, – твёрдо повторил Беня. – К тому же я сообщу о вашем предложении Сёме Чёрно-му. Можете с ним поговорить. Я думаю, он найдёт, что вам от-ветить. А сейчас, простите, но нам нужно отдохнуть. Вечером у нас работа.

Друзья встали и, ни слова не говоря, вышли из кафе.

Всё это слышала Ася Григорьевна, но не решилась вмеши-ваться в разговор мужчин.

– И чего ты добился? – спросила она. – Пришёл, когда мужа нет дома. Разве так делают порядочные люди?

– Чего ты раскудахталась? Это и есть конкуренция.

– Конкуренция? Был бы муж, он бы тебе сказал. Или ты та-кой смелый с женщинами? С таким отношением к людям твои дела никогда не будут идти хорошо. Не всё можно купить.

В это время в кафе вошёл Лев Иосифович. Он был на рынке, где закупал свежие продукты. Увидев толстяка в сопровождении двух буйволов, занёс сумки на кухню, и подошёл к незваным гостям.

– Что привело тебя, Жорик, в наши края? Или захотел вы-пить чашечку кофе, съесть шашлыка из баранины? Ты скажи. Я прикажу Айдамиру зажарить лучший кусочек мяса.

– Не буду скрывать, хотел переманить твоих музыкантов. Помню, как в прошлом году перешла к тебе моя официантка. Кстати, что-то я её у тебя не вижу.

– Я её не переманивал. Ты её зажимал по углам, вот она и сбежала от тебя. Она у меня работает в кафе на пляже. Там её и можешь найти. Попробуй к себе вернуть. Ты никогда не умел работать с людьми. Столько лет занимаешься этим делом, а до сих пор не научился.

– Вот и поучи меня, – сказал толстяк.

– Знаешь, чем ты отличаешься от меня? Я умею не работать, а ты не умеешь работать. Улавливаешь разницу? А теперь иди отсюда. Ты меня знаешь. Я шутить не буду. Если нужно, к тебе придут мои старые дружки, и тогда тебе мало не покажется. Ты так ничего и не понял. Или думаешь, если я отошёл от дел, то и друзей растерял?

– Чего ты завёлся? Разве я хочу войны? Мне рассказали о твоих лабухах. Вот и захотел их у тебя одолжить. А почему нет? Это и есть конкуренция!

– Сам ты до такой глупости не додумался бы. Кто тебя на-доумил?

– Какая разница? Предложили, и я решил попробовать.

– Нет на земле ни одной глупости, которую кто-то не пред-ложил бы, а другой не попытался бы её претворить в жизнь. И не конкуренция это, а подлость. Если не понимаешь, тебе разъ-яснят.

– Успокойся. Мы уйдём. Кто не делает ошибок?

– Только дурак учится на своих ошибках. Умный учится на ошибках других.

– Вот-вот. Получается, что умный учится у дурака! Я не хо-тел тебя обидеть. Но дела у меня идут плохо. Ещё немного, и мне придётся прикрывать лавочку.

– Ресторанный бизнес сегодня очень трудный. Конкуренция большая. Он рентабелен, если иметь два или три ресторана. У меня три кафе. Сейчас думаю расширяться. А эти ребята слу-чайно здесь оказались. Ехали в Адлер и остановились пообедать. Я их и уговорил поиграть у меня. Но они через пару недель уезжают. Студенты Ростовской консерватории. Так что напрасно ты старался их переманить. Это не лабухи.



6.        В воскресенье всё повторилось. Дружки Сёмы Чёр-ного сидели за приставленными друг к другу столиками, ели, пили, шумно обсуждая свои подвиги. Карина и Маша остались дома. Перегрелись на море. У Карины был солнечный ожог. Поднялась температура, и ей очень хотелось спать.

– Побереглась бы. Ты же невеста. Тебе только не хватает сейчас заболеть, – упрекала подругу Маша, растирая её специ-альной мазью. – Я парацетамол дам. Он снижает температуру. Горишь вся.

– Все девушки чьи-то невесты, – ответила Карина, терпели-во перенося упрёки подруги и боль, которую испытывала, когда та прикасалась к её обожжённой коже. – Я так хотела послу-шать, как Арсен стучит на барабанах. Он этим очень гордится. Рассказывал, что с детства любил барабанить, но Гаянэ Варта-новна была против. Так он и стал виолончелистом. Хочет иг-рать, как Ростропович, покорить мир.

– Дом мужчины – мир, мир женщины – дом.

– Да понимаю я это! Вот и волнуюсь…

А в кафе появление барабанщика вызвало взрывы одобри-тельных криков. Особенно когда Изя и Беня вдруг прекращали играть, давая возможность показать своё мастерство Арсену. У стойки стоял сам Лев Иосифович. Жену и дочь он отправил до-мой.

– Выпивка превращает умного в дурака. Не нужно искушать судьбу. Они на всё способны, – сказал он.

Особый восторг произвела песенка про Сёму. И хотя там были и обидные слова, Чёрный смеялся громче всех, хлопал се-бя по животу и смачно матерился. А Изя пел, напрямую обра-щаясь к нему:

Ах, Сёма, у вас в башке солома,
И сами мы наделали беду.
Сёма, всё было б по-другому,
Зачем вы брали Эрмитаж,
скажи, в семнадцатом году?

Ну, скажи, чего нам не хватало?
Ну зачем нам пролетарский дух?
Только потянуло, засосало
В эту революцию, как мух.

После этой песни сам Сёма Чёрный положил в предусмот-рительно поставленную Изей вазу тысячу долларов, предвари-тельно показав всем, какой он щедрый! Это оценили.

В перерыве Сёма подошёл к Льву Иосифовичу и спросил, как он живёт и есть ли проблемы. Прекрасно зная правила брат-ков, тот ответил, что особых проблем нет. Жизнь стала сложной. Кризис. Санкции. Народ обнищал. Меньше посетителей…

– А чего же ты не рассказываешь, что к тебе приезжал Жо-рик Палёный? – с укором спросил Чёрный. – Или думаешь, я не знаю, что этот баклан хотел твоих музыкантов переманить?

– Не засоряй себе голову, – совсем по-одесски ответил Лев Иосифович. – Хотел. Я ему сказал, что они – студенты и через пару недель уезжают. Он и успокоился.

– Ну, что ж, – кивнул Сёма, – у нас говорят:

Вэн ду конст фаргэбн ди андэрэ,
Вэст ду ойх фаргэбэндик зайн.

Или ты уже забыл родной язык, так я переведу:

Умей прощать, и ты прощёным будешь!

– Да я что? Я особенно на него и не злился. Жора, он потому и Палёный, что его за хитрость много раз наказывали. Дважды пожар устраивали. А он всё никак не может успокоиться.

Гулянье затянулось до глубокой ночи. Когда, наконец, гости уехали, щедро расплатившись с хозяином, ребята все деньги пе-редали Арсену.

– Это наш подарок вам с Кариной. Будьте счастливы.

– Может, переночуешь у нас? – спросила Карина. – Не зима, можно и на полу постелить одеяло…

– Нет, – ответил Арсен. – Я лучше в машине. Звонил отец. Ждёт нас во вторник. Я говорил Льву Иосифовичу. Он сказал, что они смогут поехать. На хозяйстве оставят Соню. К тому же мне всё равно нужно ударную установку возвращать приятелю.



В понедельник Маша предложила Соне пойти с ними на пляж.

– В конце концов свою книжку ты можешь почитать и там.

– Я бы с удовольствием. Не помешаю?

– Что за глупости?!  Выходим через полчаса.

– Буду готова.

Через час молодые люди расположились у грибка. Беня с Машей и Арсен с Кариной пошли в воду, а Изя с Соней остались лежать под грибком.

– Что ты читаешь? – спросил Изя. – Шнитке? Мне он тоже нравится. Гениальный композитор.

– Уже при его жизни это было понятно. Помнишь, как он говорил о Рихтере? Здесь ключ к пониманию его самого.

– Что он такое говорил? – спросил Изя.

– А вот послушай. «Он столь велик как пианист именно по-тому, что он боль¬ше чем пианист… Ординарный ум обычно ищет решения проблемы на её же плоскости, он слепо ползает по поверхности, пока более или менее случайно, путём проб и ошибок не найдёт выхода. Ум гения ищет её решения в переводе на универсальный уровень, где сверху есть обзор всему и сразу виден правильный путь. Поэто¬му те, кто бережёт своё время для одного дела, достигают в нём мень¬шего, чем те, кто заинтересован смежными делами, – эстетическое зрение последних приобретает дополнительное измерение, они ви¬дят больше, правильнее и объёмнее...».

Изя был поражён не только тем, о чём говорила девушка, но и как говорила.

– Никогда об этом не думал, – сказал он, с удивлением взглянув на Соню, словно впервые увидел её. Черноволосая, с маленьким ровным носиком, огромными, будто чёрные дыры, глазами и небольшими пухлыми губками, ещё не знающими по-мады, она показалась ему такой привлекательной и желанной, что он даже смутился, боясь, что его физиономия выдаст. Поду-мал: «И куда я таки смотрел, идиот?!»

– К сожалению, у нас не просто найти диски с записями его произведений. Но у меня есть. Собирала специально.

– Так нравится?

– Не просто нравится. Бабушка Альфреда Шнитке – Кац Теа Абрамовна – дальняя родственница моего отца. Я стараюсь про-читать о нём всё, что написано. Умер рано. Мог бы ещё по-жить…

– Никогда об этом не думал. Гении, как бабочки, летят к солнцу и погибают. Моцарт ушёл из жизни в тридцать шесть, Пушкин погиб в тридцать семь. Много ли ты знаешь гениев-долгожителей? Были исключения, Верди, Гёте... Но они лишь подчёркивают правило.

Соня задумалась, с удивлением взглянув на Изю. Её смущал его вид. Борода, усы. К дирижёрам она привыкла относиться с пиететом.

– Наверное, ты прав. А почему ты выбрал такую специали-зацию? Любишь командовать?

Изя взглянул на девушку и снова подумал, что её глаза, словно огромные космические чёрные дыры, притягивают его, и ещё немного – затянут окончательно. Он давно не получал такого удовольствия от беседы. Ему даже не хотелось переходить на привычные одессизмы.

– Хочу говорить со слушателями языком, которым умею. Это  моя жизнь…

– Кстати, послушай, что об этом говорил Шнитке.

Она снова открыла книжку, нашла нужную страницу и про-читала: «Мы благодарны искусству за то, что оно непрерывно рассказывает что-то о мире и о человеке, чего логически сфор-мулировать невозможно».

– Да. Именно так, – произнёс Изя, всё больше и больше удивляясь красоте и образованности девушки. – А скажи мне, Соня-джан, ты одна? Есть у тебя парень?

– Это как понимать? Ты хочешь за мной ухаживать?

Изя смутился, и чтобы скрыть это, перешёл на обычную свою манеру:

– Чтоб ты таки знала, очень даже хочу, но боюсь получить мат в три хода. Ведь жизнь наша – не зебра, где чёрные и белые полосы. Она – шахматная доска. Всё зависит от моего хода. Иногда нужно помолчать, чтобы тебя услышали, и исчезнуть, чтобы заметили.

– Был у меня парень. Но наши дороги разошлись. Люди ме-няются мало. Просто ты их лучше узнаёшь. Он учится со мной в одной группе. Но сейчас у него другая девушка.

– Чем дальше в лес, тем больше интерес, – сказал Изя. – Я таки понимаю, что у меня есть шанс не получить по физионо-мии...

– Если будешь вести себя прилично. – И, стараясь подражать Изе, добавила: – Интересуюся спросить: сколько таки тебе лет?

– Двадцать три. А что? Просто жить, пока не умрёшь, – уже тяжёлая работа. Или я такой уже старый для тебя?

– Ой-вэй! И ты пьёшь и куришь?

– Конечно! Иначе я вообще никогда не сдохну... Но если правду говорить, перед тобой ангел. Не пью, не курю, и даже девушки у меня нет! И что тебя это так интересует?

Соня взглянула в глаза Изи и, улыбаясь, заявила:

– Я не против твоих ухаживаний, только тебе придётся сбрить бороду и усы.   

Изя не успел ответить. К ним подошли друзья.

– Вода – чудо! Идите купаться! – сказала Карина. – У вас большой потенциал и есть возможность переплыть море.

– Чтобы ты таки знала: потенциал ни фига не значит. Нужно делать! Творить! Почти у любого младенца больше потенциала, чем у меня. А уж если бы были иные времена, я бы не в Турцию плыл, а в Одессу. Только не верю, что можно изменить мир к лучшему. Нужно постараться не делать его хуже.

– Идите уже!

Соня и Изя встали и пошли к воде.      

– Мне кажется, – радостно произнесла Маша, глядя им вслед, – наш Изя, кажется, влюбился.

            – Наш Ицик, кажется влюбился, –

затянул Беня всем знакомую мелодию. – Как ты узнала?

– По бровям, чтоб ты таки знал! – улыбнулась Маша.



Вечером ребята снова играли популярные мелодии. Изя пел песенки таким натуральным одесским языком, что у всех вызы-вал восторг и аплодисменты. Но были и простые, задушевные, знакомые с детства песни:

Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог
У Чёрного моря явившийся мне
В цветущих акациях город,
У Чёрного моря…

Потом Беня сыграл на гитаре вальс, который написал уже здесь, в этом кафе. Объявил:

– Этот вальс я дарю Асе Григорьевне и Льву Иосифовичу, замечательным хозяевам удивительного кафе «Тринадцать стульев и диван министерши». Он так и называется: «Встреча в кафе «Тринадцать стульев».

Вальс всем понравился, а Лев Иосифович сказал, что запи-шет его и он будет визитной карточкой их кафе.

В отличие от прежних выступлений, в этот раз было много инструментальной музыки. Аплодисментами встретили посети-тели объявленный Изей украинский народный танец «Без два-дцати восемь». Друзья сыграли «Семь сорок».      

В обычные дни кафе прекращало работу в одиннадцать ча-сов вечера. Посетители с сожалением расходились, обещая обя-зательно ещё раз посетить это приятное во всех отношениях за-ведение.

Арсен собрал ударную установку и спросил Льва Иосифо-вича, во сколько их ждать завтра.

– Часа в два и приедем. Я с утра съезжу на рынок. На хозяй-стве останутся Соня и Айдамир. – Потом обратился к Бене: – Вы играете как обычно. Посетители не должны почувствовать нашего отсутствия.

– А кто же станет у барной стойки?

– Соня. Не в первый раз. Всё будет хорошо! Я на вас наде-юсь.

Когда все разошлись, Изя предложил Соне погулять по на-бережной.

– Вечером там много народа, – сказала она. – Впрочем, по-шли.

Соня взяла Изю под руку. Набережная тянулась через весь посёлок вдоль моря и была отгорожена от берега изящной белой каменной балюстрадой. Слева – узкая полоска пляжа и грохо-чущее море. Справа – бесчисленные кафе, ресторанчики, мага-зины. С набережной можно было попасть на центральную при-стань, откуда отправляются экскурсионные суда.

– Для начала, – попросила Соня, – расскажи мне о себе. От-куда ты, я уже смогла понять по твоему знанию специфического одесского языка и песням, которые ты поёшь. Расскажи, какой ты. Как дошёл до такой жизни, что стал отращивать бороду и усы? Ты в них похож не на мушкетёра, а на нашего батюшку.

Изя кратко рассказал о том, как он жил до недавнего време-ни в Одессе, о том, что вынудило его уехать из любимого города к дяде в Ростов.

– Одессит – это не просто житель Одессы. Это состояние души! – заключил свой рассказ Изя.

Некоторое время они шли молча.

– А почему в Ростов? Почему не в Европу, не в Израиль, на-конец? – спросила она.

– Во-первых, я всё же думаю, что это сумасшествие не будет продолжаться вечно. Надеюсь вернуться в любимый город. А во-вторых, был у меня приятель. Талантливый скрипач. Уехал в Израиль, не имея там ни родственников, ни друзей, с сотней долларов в кармане. Но там куда палкой шибанёшь, в музыканта попадёшь. Он оказался в кибуце под Беэр-Шевой. Днём работал, а вечерами в ульпане учил иврит. Потом его взяли в армию. На его долю выпала война в Ливане. Потом женился на эфиопской девушке. Стал строго соблюдать еврейские традиции. Забыл о своей скрипке и сейчас работает грузчиком в супермаркете в Иерусалиме.

Изя замолчал. Потом тихо добавил:

– И в Одессе к нам в консерваторию пришёл какой-то хмырь и на плохом украинском принялся агитировать идти в армию. Закончил свою страстную речь уже по-русски: «Любите Украину, вашу мать!». И я понял, что одна голова – хорошо, а с мозгами лучше. С приключениями на перекладных рванул в Ростов.

Некоторое время они шли молча.

– Удовлетворил твоё любопытство? – спросил Изя.

– Это не любопытство. Хотела знать. Перевёлся в Ростов-скую консерваторию?

– Перевожусь. Подал документы. Обещали… Но у меня, как ты понимаешь, еврейское счастье. Потребовали, чтобы я оформ-лял российское гражданство. А это дело не скорое.

– Тоже мне – еврейское счастье. Всё образуется.

– Я тебе таки так скажу: это счастье, только наоборот.

– А я в общежитии недавно ела сало, засоленное с чесноч-ком. Вкусно! – неожиданно призналась Соня.

– И я ел сало! Не вижу в этом никакого подвига, особенно, если оно кошерное!

Изя сам же первый засмеялся своей шутке.

– Давай присядем, – предложила Соня.

Они сели на свободную скамейку. За спиной слышно было, как на берег накатывают волны и, шипя и пенясь, уползают во-свояси. На чёрном небе висели фонари звёзд, ковчег луны.

– Теперь настала твоя очередь исповедоваться, – сказал Изя. – Но если не хочешь, не рассказывай. Чтоб ты таки знала, я о тебе и так знаю много.

– Что ты знаешь? – улыбнулась Соня.

– Что тебя зовут Соней. Знаю твоих родителей. Знаю, где ты учишься. Что ещё нужно бедному еврею? Кусочек хлеба и вагон масла. Знаю, например, что ты не любишь смотреть сериалы. Чтоб ты таки знала, я их тоже не смотрю. На экране всякое дерьмо стало столь привычным, а зомбирование столь искус-ным, что люди перестали отдавать себе отчёт в том, что превра-щаются в деревянных кукол, которых кукловоды дёргают за ни-точки. Это в тебе мне нравится.

– Ну, вот. Что же тебе ещё рассказывать? Ты всё знаешь?

– Нет. Ты – как океан – безбрежен и глубок, как музыка, ко-торую, сколько ни слушаешь, всякий раз находишь всё новые и новые интонации. Тебя познать невозможно. Нужно быть гени-ем, чтобы осмелиться попробовать. Но до двадцати пяти каждый чувствует себя гением. Понимаю, что я  малохольный, больной на голову, раз бросился в пропасть твоих чёрных глаз, откуда никто не возвращается. Но, с другой стороны, нужно уметь сходить с ума, иначе просто скучно жить!

– Так ты сейчас сбрендил, не отвечаешь ни за свои слова, ни за поступки?

– Есть немного. Но это – тихое помешательство. Такие люди не опасны для окружающих. Но, чтоб ты таки знала, я не хочу выздороветь. И пусть всё, что мне снится, станет реальностью.

– Не знаю, какой ты дирижёр, но говорить умеешь. Мне ты тоже интересен. Но иногда нужно отойти подальше, чтобы стать ближе.

 – Слышал я, что Адам спрашивал у Бога: «Зачем Ты сделал Еву такой красивой?» – «Чтобы ты смог полюбить её». – «А за-чем Ты сделал её такой доброй?» – «Чтобы тебе было хорошо с ней». – «А зачем Ты сделал её такой ласковой?» – «Чтобы тебе было сладко с ней». – «Но почему Ты сделал её такой недалё-кой?» – «Чтобы она смогла полюбить тебя».

– Наверное, ты прав. Я глупа и недалёка. Но уже поздно, и пора возвращаться. Я благодарна тебе за этот вечер. Мне прият-но, что ты не позволил себе ничего лишнего. Мне были приятны твои слова. Не буду скрывать. Мне ты тоже нравишься. Но меня уже обманывали, и я боюсь повторить ошибки. Не будем торопить события.

Они встали и медленно пошли в сторону кафе «13 стуль-ев…».

– Где-то я читала, – сказала Соня, крепко держа Изю за руку, – что семейное счастье – это бочка дёгтя, в которую сверху на-лили небольшой слой мёда, и очень важно открыть бочку с нужной стороны.

– А мне казалось, что это – просто несбыточная мечта, к ко-торой все стремятся. Им кажется, что они уже ухватили жар-птицу за хвост. Но мечта эта так эфемерна. Говорят же: любят обычно то, чем не обладают. Альфред де Мюссе писал:

От нахлынувшей печали
будем плакать я и ты,
отмечать за чашкой чая
эфемерность красоты.

– Это меня и пугает. Но ведь бывает и иначе: чем больше узнаёшь, тем больше понимаешь, тем ближе тебе становится че-ловек. И нет уже двух. Есть один человек. Это и есть единение.

Подходя к кафе, Изя спросил:

– Что у тебя завтра?

– Завтра у меня тяжёлый день. Родители с Кариной уезжают в Адлер. Я и Айдамир на хозяйстве. Так что без меня.

– Могу ли я чем-то помочь?

– Официантом поработать? Или у барной стойки разливать посетителям напитки? Нет, идите с Беней и Машей на море. Ве-чером же вы будете играть. А если захочешь, потом снова погу-ляем.

Прощаясь, Изя взял Соню за плечи, притянул к себе и нежно поцеловал.

– Спасибо тебе за то, что ты есть.

Соня обняла его и крепко поцеловала.

– За это не благодарят…



7.        Рано утром Лев Иосифович поехал на рынок. Нужно было купить свежие овощи, зелень, фрукты, сыр и лаваш. Здесь его знали как оптового покупателя. Он прошёл мимо ларька, в котором раньше покупал овощи.

– Чего же ты проходишь мимо? – окликнула его круглоли-цая продавщица из Абхазии.

– Если у тебя, Санда, получилось меня обмануть в прошлый раз, это не значит, что я такой дурак. Просто доверял тебе боль-ше, чем ты этого заслуживаешь. Ты выиграла сто рублей, а по-теряла постоянного покупателя.

– Что ты такое говоришь, Лёва? С чего ты взял, что я тебя хотела обсчитать? Может, ошиблась. Давай, я тебе эту сотню скину.

– Поезд ушёл. Пойду погляжу, что предлагают другие.

На открытой выкладке Лев Иосифович рассматривал овощи.

– Да что ж у вас огурцы такие страшные?! – спросил он.

– Многоуважаемый, я вашу внешность не оскорбляю. Чем вам не нравятся мои огурцы? Так возьмите фрукты! Что вы це-лый час ходите и ничего не берёте? Вам что, ничего не нравит-ся?

– Нравится!
       – Так в чём дело? Денег нет?!
       – Есть!
       – Ну, так покупайте!
       – Зачем?
       – Чтобы кушать!
       – А я что делаю? – спросил Лев Иосифович, отправляя ви-шенку в рот.

Рядом весёлая седая женщина, продающая овощи и зелень, кричала:

– Мужчина, вы забыли купить лук!

– Но у меня лук не записан.

– Так идите ко мне, я вам допишу!

 Потом, увидев Льва Иосифовича, повернулась к нему, улы-баясь и приветствуя:

– Шалом тебе, уважаемый Лёва. Ты, как всегда, прекрасно выглядишь.

– Я, Маня, в том возрасте, когда ещё рано идти на пенсию, но уже поздно менять что-то в жизни. В восемнадцать меня раз-дражало, что все думают обо мне. В сорок на это мне было на-плевать. А сейчас знаю, что обо мне уже мало кто думает.

– Не прибедняйся! Слышала, у тебя в кафе появились новые музыканты.

– Глухой слышал, как немой рассказывал, что слепой видел, как хромой бежал. Приходи и сама послушай.

– Так у тебя же даром не наливают.

– На халяву и уксус сладок. Но приходи, – продолжал он. – Пиво прекрасное получил.

Местная, из Лазаревской, Маня всеми силами старалась вы-жить. Когда-то работала кассиром в сочинском цирке. Муж по-гиб в Афгане. Детей не было. На пенсию не прожить. Сдавала комнату отдыхающим. Торговала на рынке товаром, который привозил на своей машине сосед, давно занимающийся этим бизнесом. Седая бойкая, она весело посмотрела на Льва.

– Пиво без водки – деньги на ветер. А ты не проходи, не проходи! У меня товар свежий. Стёпа сегодня привёз.

Она продолжала расхваливать товар. Лев Иосифович не стал больше смотреть у других. Купил столько, что Маня на радостях и чтобы «прикормить» такого покупателя, сбросила цену.

– Ты, Лёва, – продолжала шутить продавщица, – не проходи мимо. Самые красивые женщины – блондинки, самые страстные – брюнетки, а самые верные – седые.
       – Уговорила. Но и ты имей в виду: хочешь добра – делай добро другим. Мне сегодня ещё в Адлер ехать, так что спасибо и будь здорова!

– И тебе спасибо, – откликнулась женщина и тут же пере-ключилась на покупательницу, подошедшую к её прилавку.



Развезя покупки по точкам и предупредив всех, что его се-годня не будет, Лев Иосифович украсил цветными лентами ма-шину, уложил в багажник ящик французского шампанского и всякие вкусности, усадил жену и Карину и выехал в сторону Адлера.

Карина волновалась. Она не знала, что её ждёт. Родители Арсена ей понравились. Хачатур Арменакович показался весё-лым и добрым человеком.  И Гаянэ Вартановна смотрела на неё тепло и ласково.

– Прошли времена, когда всё решали родители, – говорил Лев Иосифович, выезжая на трассу.

– Раньше жену для сына выбирала мать, – добавила Ася Григорьевна. – Она находила подходящую девушку. Ценились в ней трудолюбие, скромность и целомудрие.

Карина была благодарна этим замечательным людям, кото-рые взяли на себя труд и расходы, стали для неё такими близки-ми. «Если бы не они, что бы было?» – думала она.

– Кем они работают? – спросила Карина.

– Как я понял, Хачатур Арменакович был лётчиком. Летал на больших пассажирских самолётах. Теперь на пенсии.

– Сейчас не работает?

– Этого не знаю. Но не летает точно.

– А Гаянэ Вартановна?

– Преподаёт в музыкальной школе. А почему ты об этом не спросила у Арсена?

– Стеснялась…

Машина въехала в Сочи. Город за последнее время преобра-зился. Выросли новые современные здания. Открылись гости-ницы, рестораны, магазины. Расширили и спрямили дороги. Но и здесь автомобильные пробки делали движение большим испытанием для водителей.

– Чёрт знает что! – нервничал Лев Иосифович.

– Успокойся Бога ради! – Ася Григорьевна тревожилась за мужа. Недавно у него был гипертонический криз.

Потом продолжала рассказывать Карине, как принято отме-чать свадьбу у армян.

– Бывает, длится и несколько дней. Сейчас невеста сидит за столом рядом с женихом. А не так давно ожидала в углу за зана-веской и даже не видела гостей, гуляющих на её свадьбе. Допус-кался только один танец новобрачных.

– Но, больше всего мне нравится, – добавил, улыбаясь, Лев Иосифович, – что у армян не возникает вопроса, кто будет гла-вой в доме: мужчина вне конкуренции.

– Мы сейчас чувствуем ответственность и за тебя, и за то, как всё пройдёт, – продолжала Ася Григорьевна. – Но, как я по-нимаю, сватовство прошло по всем правилам и достойно.

– Помолвка прошла хорошо, – продолжал Лев Иосифович. – Айдамир выложился на все сто. Всю жизнь живу среди армян, а в первый раз пришлось исполнять роль кавора. Ты, Кариночка, прекрасная девочка и стала нам родной.

– Спасибо, дорогие Ася Григорьевна и Лев Иосифович, – тихо ответила Карина. – И вы мне стали родными.



Машина подъехала к многоэтажному дому, в котором в обычной трёхкомнатной квартире жила семья заслуженного лётчика России и учительницы музыки. Карина позвонила по телефону, и к ним вышел Арсен.

Хозяева встретили гостей у порога.

– Рады видеть вас, дорогие Ася и Лёва, – сказал Хачатур Арменакович, проводя их в комнату, в которой уже всё было готово к пиршеству. – Мы здесь немножко перекусим и пойдём в ресторан, где соберутся наши родственники и друзья.

– Дорогой Хачатур, – сказал Лев Иосифович. – Эта встреча выходит за пределы принятых у армян традиций. К тому же мы приехали на один вечер, и, к сожалению, я не смогу выпить да-же рюмку за счастье молодых. Такая мне досталась доля, хоть не могу без алкоголя! Но лишиться прав не имею права. Машина нас кормит. Нет-нет, мы, конечно, пойдём в ресторан. Но я толком не знал, что у нас предстоит. Понимаю: вы хотите пока-зать Кариночку родственникам. Я не против, но предупреждаю, что мы должны будем вернуться.

– Лёва, я понимаю, что выпивший не имеет право садиться за руль, тем более когда у него в машине такие пассажиры. Но у нас для этого предусмотрен запасной аэродром. Вас отвезёт Ар-сен. Пить он не будет. Ещё успеет вылакать свою цистерну. К тому же он не большой любитель. А вы, дорогие мои, ни в чём себя не ограничивайте. Арсен – прекрасный водитель. Тем более будет везти невесту. Садитесь к столу!

Лев Иосифович попросил принести из машины всё, что было в багажнике. И началось застолье, которое позже плавно переместилось в банкетный зал ресторана, и не было конца прекрасным тостам и веселью. Музыканты играли армянские мелодии, а Лев Иосифович подумал, что они, конечно, мастера своего дела, но до ребят, которые сейчас у него в кафе, им ещё расти и расти.

Сосед, лысый морщинистый мужчина в синей форме пилота гражданской авиации, что-то говорил ему о своём опыте обще-ния с женщинами:

– Вы знаете, уважаемый, я женился три раза, и такое ощу-щение, что окончил три разных философских факультета. Я и сейчас в поиске…

– Так, может, лучше остаться с неоконченным высшим? – спросил Лев Иосифович, чокаясь с ним. Он мог выпить, пил когда-то много, но никогда не испытывал от этого удовольствие.

– Как же без женщин? Без них портится характер.

– Ну, что ж, желаю удачи в поисках.

– В том-то и дело. Всегда опаздываю, и прекрасные женщи-ны кем-то заняты. Таланта, наверное, нет в подборе кадров, хоть вот уже пять лет, как сижу на кадрах.

 – Талант здесь ни при чём. Удача! Талант всегда плетется за ней по пятам.

Тамада старался создать весёлую атмосферу. Балагурил, рассказывал анекдоты, давал слово тем, кто хотел произнести тост.

– Больше всего мне нравится щедрость в мужчине, – произ-нёс грузный мужчина. – А то недавно ко мне в цветочный мага-зин явился один франт. Моя продавщица его стала уговаривать купить девушке, с которой он пришёл, красивый букет: «– Мо-лодой человек, – говорит, – купите розы. Пусть цветы говорят за вас ей о любви!» Он покрутился, потом глухо произнёс: «Дайте одну розу. Я буду краток...» Так выпьем же за то, чтобы Арсен был многословен и дарил любимой миллионы роз, а Карина в ответ одаривала его своей любовью и наследниками!

Все выпили, поддержав тост двоюродного брата Гаянэ Вар-тановны, а женщина на другом конце стола стала говорить о том, что и она более всего ценит в мужчинах щедрость. Вспом-нила, что при разводе её бывший муж потребовал вернуть не только кольцо, которое когда-то подарил ей, но и коробочку от него…

Лев Иосифович понял, что пора уезжать. Они поблагодари-ли родителей Арсена, попрощались со всеми и вышли к машине.

Арсен сел за руль.

– А ты, дорогой, водил когда-нибудь «Ниссан-Мурано»?

– У меня тоже кроссовер, только «Тойота». Думаю, справ-люсь.

Дорога была свободной, и очень скоро они уже проехали че-рез Сочи. Но на выезде их остановил патруль.

– Хотелось бы знать, куда вы так торопитесь, уважаемый? Не на свадьбу ли? Ленты на машине.

– Домой, – ответил Арсен, доставая документы.

 – А не пили ли вы? Ух, какой запах! – сказал сержант, на-клонившись к открытому окну салона. – Петро, принеси-ка ал-котестер.

Второй полицейский принёс прибор и предложил Арсену подышать в трубочку.

– Странно. Ты что, был на свадьбе и не пил?

– Не был я на свадьбе. Мы можем ехать?

– Во дела! Хотя бы на бутылку расщедрился.

– Не в деньгах счастье, а в бабках, – сказал Лев Иосифович, протягивая сержанту сто рублей. – Когда подъезжали к вашей машине, видел на заднем стекле надпись: «Собака не злая, но нервы потреплет и штаны разорвёт».

– Ты, отец, говори, да не заговаривайся! Мы не нищие. За-бирай свою сотню, и езжайте!

Полицейские отошли в сторону, с сожалением глядя на уда-ляющуюся машину.

– Сорвалась у них рыбка, – сказал Лев Иосифович. – Но ры-балка – есть рыбалка.  Старики говорят, раньше такого не было. Куда мы катимся?! Спасать нужно мир.

– Чтобы спасти мир, – вдруг сказала молчащая всю дорогу Карина, – надо спасать каждого человека, одного за другим; спасать всех – это романтизм или политика.

– Начинать нужно с головы, – кивнул Лев Иосифович. – Се-лёдку чистят с головы.

– Правдолюбец! – недовольно проговорила Ася Григорьев-на. – Бывает правда опаснее, чем ложь. Мало тебе перепадало? Лучшие места под солнцем обычно у тех, кто держится в тени. Не высовывайся!

– Ты права, дорогая! Только так мы не доживём до лучших времён. Знаю, что лучше всего сохранить свою физиономию в маске на маскараде.

–  Сначала измени себя – потом меняй других, – упрямо по-вторила Ася Григорьевна. Взглянув в окошко, удовлетворённо заметила: – Вот мы и дома. Арсен-джан, у нас есть раскладушка. Я могу её поставить на веранде. Соня спит в своей комнате.

– Нет, уважаемая Ася Григорьевна, не беспокойтесь. Утро скоро. Пойдём с ребятами на море. Там и посплю. А пока я на знаменитом диване покемарю.

– Ладно. Мы пошли. Мне завтра нужно будет ещё на рынок подъехать.

Арсен проводил Карину до дома, поцеловал её.

– Не хочу уходить. Давай вместе… – начала было она, но Арсен её прервал:

– Нет, Кариночка. Иди отдохни. Я же понимаю, каково тебе было. Но мы должны были пройти и через это.

Карина ушла, а Арсен пошёл в кафе, снял обувь и лёг на ко-жаный диван. Через несколько минут он уже спал крепким сном. Утром его разбудил Беня.

– Жених! Иди мойся, и пойдём завтракать. Ты с нами на мо-ре идёшь?

– Доброе утро! Айн момент!

Он прошёл в туалет, умылся и присоединился к друзьям, разместившимся за своим столиком. Карина села рядом с Арсе-ном. Ася Григорьевна поставила на стол булочки с маком.

– Я таки хотел бы знать, уважаемая Ася Григорьевна, – спросил её Изя, – где Соня? Неужели ещё спит?

– С отцом на рынок уехала. Скоро будет.

– А на пляж она пойдёт?

Ася Григорьевна внимательно взглянула на бородатого юношу и коротко ответила:

– Не знаю.

Друзья увидели, как расстроился Изя, и Беня весело сказал:

– У тебя ещё нет российского гражданства. Или ты думаешь, наши девушки не патриотки?

– При чём здесь это? Или я не понимаю, что я и она – две большие разницы?! Но я всё же имел такое еврейское счастье с первого взгляда влюбиться!

– Наши девушки не смотрят на иностранцев. Они поддерживают отечественных производителей!

Беня был весело настроен и хотел раздразнить приятеля.

– Умник! Я уже таки наполовину русский еврей. Что тебе ещё от меня нужно? Свеж, здоров и немножечко сумасшедший. К тому же мы с Соней думаем о том, чтобы составить компанию Арсену и Карине и тоже образовать новую ячейку общества.

– Быстро узаконенная любовь ведёт к разводу, – назидатель-но сказал Беня. Потом, взглянув на Машу, неожиданно продол-жил: – А что? Это идея! Может, и нам оформить наши отноше-ния? Мы свою любовь уже проверили, не то что этот сепаратист из Одессы. Но в Ростове нужно ждать очереди в загсе не менее месяца.

– Тянут, говоря, чтобы новобрачные проверили свои чувст-ва. Бывает так, что подавшие заявления через месяц уже не хо-тят регистрироваться.

– Если любовь закончилась – она и не начиналась, – замети-ла Маша.

– Чтобы вы таки знали,– сказал Изя, – эти геморройщики придумывают всё, чтобы брать взятки с тех, кто хотел бы поско-рее расписаться. Уверен…

– Уверенным можно быть только в смерти, – глубокомыс-ленно произнёс Беня. – Но дурной пример заразителен. Мы с Машенькой тоже женимся!

Маша расцвела в улыбке.

– Я этого три года ждала!

– А я не знаю, – грустно проговорил Изя, – как отнесутся к этой идее родители Сони. Что я могу ей предложить? У меня пока квартиры даже нет в Ростове. Правда, я продал свои бебехи и квартиру в Одессе по дешёвке. Можно, конечно, купить что-нибудь в Ростове. Но ты таки прав, у меня нет даже гражданства. Как говорится, голый вассер. Как они могут отнестись к этому? Я не такой идиот, чтобы этого не понимать. Но, чтоб я так жил, у меня ещё такого никогда не было.

– Когда говоришь правду, можно не божиться. И не ной! Ты только не будь слишком сладок – иначе тебя съедят.

– И горьким, – добавил Арсен, – иначе выплюнут.

– Чтобы вы таки знали, я думаю, что Бог сотворил мужчину и отдохнул после работы. Но когда Он из ребра Адама сделал женщину – все потеряли покой.

В это время к кафе подъехала машина. Вышел Айдамир и стал заносить в кухню коробки с продуктами. К столику подо-шла Соня.

– Как вам это нравится? – сказала она с выраженным одес-ским акцентом, глядя на Изю. – Мы же договорились, что ты сбреешь бороду и усы!

– Чтоб ты таки знала, Соня-джан, я не могу идти на такое дело на голодный желудок. После завтрака сделаю себе обреза-ние и перекрещусь!  Понимаю, что необязательно быть высо-ким, чтобы быть великим. Я таки буду великим отступником. Правда, для меня это не большой грех, так как  я такой же иу-дей, как и христианин. К тому же христианство – не что иное как иудейская секта. Христос и все его апостолы-подельники молились в синагоге, соблюдали субботу, в Ветхий завет – та же Тора. Десять заповедей пришли к нам с неба, потому их трудно выполнять на земле. У иудеев принято соблюдать шестьсот три-надцать ограничений. Скажите, кто это может выдержать?! Но я верю в любовь! А Бог есть любовь! И если я обещал – выполню своё обещание. На море буду без бороды и усов, только меня таки тревожит, не изменишь ли ты после этого ко мне своё от-ношение?

– Не изменю. Если сбреешь бороду и усы – согласна околь-цеваться. Буду тебе женой. А теперь подвиньтесь, я хотя бы ко-фе выпью.

Через полчаса друзья пошли на море.

Изя по дороге на пляж зашёл в парикмахерскую. Никто не верил, что Соня говорила о его бороде и усах серьёзно. Но когда через полчаса к ним подошёл Изя, его трудно было узнать.

– Кто этот бледнолицый друг? – воскликнул Беня. – Я всё время думал, что вы шутите. Неужели это правда? Соня, ответь, пожалуйста!

– Должна вас огорчить. Это чистая правда, хотя понимаю, что кандалы остаются кандалами, даже если они позолочены. Но и я привыкла держать слово. Знаю, что немножечко сошла с ума, но всё решено! Я выхожу за Изю!

Все сразу загалдели, стали шутить, смеяться, что-то гово-рить, перебивая друг друга. И только Изя растерянно молчал.

– Чего ты молчишь? – спросил Арсен. – Или «в зобу дыха-нье спёрло»? Не будь слишком твёрдым – сломают. Но и мягким не будь – согнут!

– Когда-то мне рассказывала мама, что соседка, глядя на ме-ня, говорила ей: «Ой, Бэлочка, ваш малыш – вылитый папа!», а мама ей ответила: «Это не страшно. Был бы здоров!». Пока не могу опомниться от грядущих перемен. Но, чтобы вы таки зна-ли: это и есть счастье! Пошли купаться!

Он помог Соне встать.

– Арсен с Кариной на дежурстве, – распорядился Беня и по-мог встать Маше.

По дороге к воде Соня спросила Изю:

– Ты играешь на саксофоне?
       – Нет.
       – А Беня?
       – Да.
       – Что да?
       – Тоже нет.

Соня весело рассмеялась и побежала к воде.

         

Ещё целую неделю в кафе «13 стульев и диван министерши» звучал хриплый голос Изи, виртуозная игра на гитаре Бени. Исполнял какие-то вещи на гитаре Изя. Иногда пела романсы под гитару и Маша. Все были довольны. С каждым днём посетителей становилось всё больше и больше.

Лев Иосифович пригласил соседку помочь ему в обслужи-вании столиков на лужайке. Вечерами и Соня помогала родите-лям.

Но настало время уезжать. Арсен сказал, что они с Кариной поедут на его машине. Соне Изя предложил ехать с ними, ска-зав, что они завезут её прямо на седьмой этаж!

Рано утром, когда ещё посетителей в кафе не было, все сели за стол, а Беня вдруг сказал:

– С чего всё начиналось? Мы были в еврейском благотвори-тельном «Семейном центре», где слушали профессора Бермуса о пропавших еврейских коленах. Кто-то сказал, что сейчас трудно определить, чьи в ком корни. В результате общения народов – все перемешались, и искать у кого-то еврейские корни – дело неблагодарное.

– Что тут много говорить? – улыбнулась Карина. – Вы луч-ше попробуйте найти место, где нет евреев! Такого места нет.

– Не важно, какие у человека корни. Важно – какие плоды. У каждого вдруг оказывается, что в его родословной кто-то был иудеем, – добавила Соня. – К тому же времена были такие, что многие скрывали своё родство с избранным Богом народом. Вспомните, как преследовали тех, кто имел в родословной евре-ев, в фашистской Германии. Да и у нас было не лучше. Я знаю тех, кто тщательно скрывал своё родство. Но, когда они захоте-ли эмигрировать, вдруг обнаружили среди своих предков и ев-реев.

– Вывод – какая разница, кто ты по рождению? Важно быть Человеком. Все мы немножечко евреи, – подвела итог этой на-доевшей уже всем дискуссии Маша.

– Пора ехать, – встал из-за стола Изя.

Лев Иосифович и Ася Григорьевна всех одарили небольши-ми подарками. Попрощавшись с Айдамиром, все вышли к ма-шинам.

Вдруг обнаружилось, что куда-то пропали Маша и Беня. Ворча и жестикулируя, Изя пошёл их искать. Наконец, увидел эту парочку на кухне в царстве Айдамира.

– Беня, Маша, и где вы пропали?! – воскликнул Изя. – Я же переживаю! Вдруг у вас всё хорошо? Поехали уже!

– Нам Айдамир рассказывал секреты абхазской кухни. Мы поняли: всё дело в пряностях, которые он умело использует. Ко-риандр, чабер, базилик, мята, укроп, петрушка…  Он говорит, что их кухня немыслима без острых соусов. Но мы интересова-лись, как он готовил такое жаркое в глиняных горшочках.

– Секрет приготовления в глечиках нужно спрашивать у ме-ня, – сказал Изя. – Но от такой еды таки сильно поправляются. Никогда не забуду, как наша соседка в Одессе кричала своему семилетнему сынишке: «Вовик, я тебе принесла целый глечик кашки, шоб ты сдох. Ешь! Тебе нужно поправиться!».

Потом, взглянув на Беню, с удивлением спросил:

– Неужели таки вам удалось разговорить этого молчуна?
       – И среди дураков находится умный: тот, кто молчит, – от-ветил Беня.

– Ладно, философ. Мы всё же едем или как?

– Или как! Ты попрощался с хозяевами?

– Это я оставил на закуску. Сейчас я им такое скажу, что боюсь, эта весть их не обрадует.

– Об этом ты им должен сказать вместе с Соней, – заметила Маша.   

Изя с Соней подошли ко Льву Иосифовичу и Асе Григорь-евне. Все ждали, что сейчас произойдёт. Но ничего не случи-лось.

– Вы нас не удивили. Мы не слепые и понимали, куда шарик катится.

Ася Григорьевна была счастлива. Она смотрела на Изю уже как на зятя. Добавила:

– Тебе без бороды и усов намного лучше.

Её прервал Лев Иосифович.

– Мы видели, что всё дело к тому идёт. Рады этому. Сонечка у нас одна. Мы её очень любим и её решение одобряем, а вас благословляем. Не знаю, как это водится у евреев, но одобрение родителей у всех народов является гарантом счастливого буду-щего вашего брака.

Они обняли и поцеловали Изю, стали приглашать всех приехать к ним в следующем году. Беня, ухмыляясь, заметил:

– Приедем, если позволят обстоятельства.

– Если не хочешь, то это, как правило, хуже, чем не можешь. Кто хочет – тот может, – сказал Лев Иосифович.

– Не в этом дело, – пояснил Беня. – Куда с новорождёнными разъезжать?! Лучше уж вы приезжайте к нам в Ростов.

Этот аргумент Бени был убедительным. Все сели в машины и поехали в сторону Джубги.