О чём молчат сопки

                Колыма, обруганная и обласканная, воспетая и проклятая,
                остаётся прекрасной в своей первозданной красоте.

    Дорога, заросшая травой и мелким кустарником, то поднималась на склон сопки, то опускалась в распадок. Наш Уазик то завывал недовольно, зарываясь в очередную выбоину, то весело урчал, выбравшись на ровную дорогу. Нет нужды интересоваться, кто и когда "набил " эти дороги. О чём думали те, кого давно уже нет.
    Нас пятеро - четыре охотника и я, недавно приехавший на Колыму и ещё не потерявший к ней интерес. Сижу серой мышкой, слушаю неспешный разговор настоящих мужчин, многие из которых не понаслышке знают эти места. Иногда враз замолкают, лица их мрачнеют,  и в тесной кабине становится не очень уютно. Насколько это ещё возможно, ужимаюсь и стараюсь не смотреть на угрюмые сопки, тянущиеся по обеим сторонам дороги. Как напоминание о былом величии колымской тайги на склонах тут и там одинокие пирамиды елей, вольготно раскинувшихся среди подрастающего поколения.
    Громкое "приехали!" застало меня врасплох. Мужики с шумом выбирались из машины, разбирали рюкзаки, ружья. Казалось, их ничто не интересовало, кроме предстоящей охоты. Много позже, возвращаясь мысленно в прошлое, что-то анализируя, что-то отбрасывая, на чём-то заостряя внимание, воспроизвожу в преломлении времени то, что видел, слышал, читал о "Чудной планете". Об одном жалею – мало, очень мало видел.
    Первое, что бросилось в глаза, когда, наконец-то,  пришла и моя очередь покинуть машину, -  широкий распадок, тянущийся вдаль, и сторожевые вышки по углам четырёхугольника, обтянутого колючей проволокой, ряды бараков (вернее, то, что осталось от них). Чёрный, полностью лишённый растительности склон сопки с широкой серой полосой посередине и тёмные точки на боку, словно пулевые отверстия в солдатской шинели.
    Охотники ушли по распадку, напоследок посоветовав со смехом: "Если что, прячься в машину". Один из них, заметив, как я рассматриваю сопку, сказал, забрасывая ружьё за плечо: "Рудник здесь был. Раз построили такой лагерь, было что добывать. Много их по Колыме разбросано. Пользуйся моментом, пока нас не будет".
    На сопку я не пошёл:  какая-то неодолимая сила тянула туда, в бывшую "зону". Возможно, потому, что "это" (смешно и страшно сказать) было ближе по духу. "Это" довольно часто показывалось в кино. Мы выросли на "этом". Вот она, зона, в двух шагах. Совсем нестрашная. Как в книге: прочитал, закрыл и забыл. Сейчас я войду в неё без лая собак и окриков конвойных, а самое главное -  в любой момент могу выйти на свободу с чистой совестью. "Колючки" не видно: столбы давно подгнили, и она затерялась в кипрее, обильно цветущем как на вырубах - пожарищах, так и на кладбищах. Дальних вышек нет, останки двух ближних темнеют обрушившимися скелетами. Здесь всё бывшее, всё то, что сотворил когда-то человек. Всё остальное -  самое что ни на есть настоящее.
    Вошёл через бывшие ворота на территорию бывшего концлагеря, не          "киношного", немецкого, с его "киношными" ужасами, а своего, советского.

    Германия, поверженная страна, концлагеря превратила в музеи (в назидание потомкам), мы же стараемся всё забыть, стереть из памяти и из самой жизни свидетелей страшных времён. Стыдно или неприятно вспоминать тех, кто остался навечно в вечной мерзлоте? Природа постаралась вместо людей:  накрыла братскую могилу саваном зелёным.
    В развалинах ближнего барака успела вырасти берёзка. Дальше ворот я  не решился ступить. Не осмелился ходить там, где ступала нога зека: могилы усопших не топчут.
    До чего же изощрён человек в своих амбициозных запросах! Нужен  Днепрогэс?  - пожалуйста! И вот уже сотни тысяч рабов вкалывают киркой и лопатой.  Необходимы для обороны страны олово, вольфрам, золото – а сколько надо? Да ради Бога! 
    Сказано: " Не поминай всуе имя Господа нашего". Поминали, и ещё как, когда гнали в Норильск и везли в трюмах на Колыму очередников на заклание.
    Я смотрел на чёрную сопку и явственно слышал скрежет, шуршание и стоны внутри её. Так вот для чего нужна была колючка и вышки сторожевые! Чтоб не разбежались, не расползлись "черви" в людском обличье, что вгрызаются кайлом и зубами  в чрево её. Я явно увидел, как  то из одной, то из другой дыры-отверстия на склоне сопки, появляется голова. Глоток свежего воздуха - и вот уже летит-гремит по желобу руда. Внизу её принимают такие же безликие "черви", чтоб "пережевать", переработать и выдать "продукт". Да, "колючка" нужна. Нужна чтобы "черви" не расползлись, потому что бежать они не могут, нет сил. И куда бежать?  Колыма вокруг …
    Мои отнюдь не приятные видения прервал далёкий выстрел: началась охота (а может, меня решили подбодрить?.  Если так, то вовремя. Вполне возможно, стреляли по первой выпитой бутылке. Как быстро меняются времена и нравы.
         
***

    … Новый 195…-й год. На полную мощность работают котельная и электростанция, снабжая посёлок теплом и светом. В центре посёлка залит огнями добротно срубленный клуб. На фронтоне высокого крыльца, в ореоле сверкающих лампочек, портрет великого вождя. Чуть ниже плакат "С Новым Годом". Двери клуба хлопают, как бутылки с шампанским, выпуская вместо пены клубы пара и разгорячённых молодых людей.
    Уютный зрительный зал переполнен. В первых рядах блеск и сияние погон. Утром для детей поставят ёлку, а пока все в лёгком нетерпении начала концерта.  В малом банкетном зале подогретые спиртом выбиваются из сил музыканты. За столиками - в распахнутых кителях не менее разогретые офицеры. Дамы ослеплены золотом погон, офицеры - аппетитно колышущимся декольте. Всё это запивается шампанским и под поглаживание ножек под столом:
    - Хотите, я покажу вам Колыму? Не эту. Настоящую!
    Оглядывая зал, в ответ кокетничает дама:
    - Я думала…
    - О чём Вы думали, забудьте. У нас не принято здесь думать.
    -Но здесь такая публика … Ах, как они играют … Особенно вон тот, в очках. Какая у него большая скрипка!
    -Это не скрипка. Виолончель. А старичок… тот…
    -Ну что ж  Вы замолчали? Продолжайте. Вы такой душка…
    Дама поставила бокал и дотронулась до руки пьянеющего кавалера. - Я хочу, чтоб вы представили меня ему. Пожалуйста! Я так соскучилась по настоящей музыке. Тот несколько смущенно предложил:
    -Вера Петровна, Вы не попробовали наших огурчиков. Таких огурчиков в такое время на юге не найдёшь. Попробуйте вот этот, нет-нет, пожалуй, этот, он более к глазам Вашим подходит по цвету и… Вы так красивы! Давайте выпьем за красоту. А эти… музыканты… их сразу после бала увезут. Они должны уехать. Их уже ждут. Трасса большая, а музыкантов мало. Ну, что же Вы, Верочка Петровна? Да плюньте Вы на них. Давайте выпьем! По-моему, шампанское прекрасно. Выпьем… и будем танцевать! Я приглашаю Вас на тур вальса, успеем до двенадцати часов.
    В зале светло, звенят бокалы, и тосты раздаются за здравие великого вождя народов. Играет старичок на виолончели, шампанское искрится на свету.
    -Помилуйте, в такой мороз куда-то ехать? - Вера Петровна передёрнула плечами. - Мороз под пятьдесят…
    -Если быть точным, час назад термометр показывал…  А впрочем, какая разница? На брата по бутылке спирта - и доедут.
    -Спирт! Какая гадость. Хочу шампанского! Налейте. - Подставила бокал. - Пожалуйста, не надо на меня "так" смотреть, я не огурчик из вашей теплицы. Ну вот, обиделись. Давайте выйдем, освежимся…
    -Так вот куда они запропастились! – Два совсем юных офицера стояли перед ними с бутылками в руках. – Ты что ж, дружочек, хочешь угробить нашу гостью? Вера Петровна, бросьте вы этого Дон Жуана,  пожалуйте к нашему  столу.
Вера Петровна улыбнулась, поправила причёску.
    - Спасибо, молодые люди, но я…
    Дверь хлопнула (который раз!), и на крыльцо разгорячённая вином и молодостью выскочила пара. Она - раскинув руки:
    -Господи, как же я счастлива! – повернулась и уже для всех сказала: - А меня так пугали этой чудесной Колымой. Хочу шампанского и танцевать!!!
    В зале гремела музыка, шампанское стреляло. В библиотечной тишине стоял "Шекспир" на полках, закованный весь в латы из телячьей кожи, с миниатюрами прекрасными внутри. "Быть или не быть?" – вот в чём вопрос.

***
    …В то же время и в тот же час у натужно гудящих котлов похожие на чертей из преисподней сновали люди. Кидают и кидают в ненасытную утробу уголь. Из-за плохого освещения котлов почти не видно, только шипение пара выдаёт их высоту.
    За котлом, над грубо сколоченным столом, слабые отблески огня изредка высвечивают склонившиеся фигуры. О чём они ведут разговор, понять невозможно, да, по всей видимости, они не особо стараются афишировать своё присутствие здесь, тем более, разговор. На газете, небрежно брошенной на стол, крупными кусками - хлеб, селёдка. Глухой стук сдвинутых кружек.
    -Ну что, братва, за Новый год … нашего срока!
    Молчание длилось недолго. Хриплый, явно простуженный голос:
    - Давай по второй, пока первая не прошла.
    -Хорошо сидим,  и всё же спирт спиртом, а чихирь… да под селёдочку…
    -А ты сходи, подмени у котла. Заодно и чихирь заваришь, – заглушая гул котлов, загоготали захмелевшие.
    -Ну ты, полегче! Я так подменю -  кровью харкать будешь!
    -Ша, братва! Пусть мужики вкалывают, а нам и здесь неплохо. Разливай, Валет, Новый год как ни-как!
    Расслабилась братва. Сверкают огоньки, табачный дым смешался с запахом котельной.
    -Эх, сейчас бы баб сюда!
    -Не до хорошего… японочку б в очках, - подхватил Валет. Его легко узнать по голосу. Братва смеялась так, что кочегары у котла забегали быстрее.
    -Гудит братва. Может, плеснут? – сказал один из них.
    -Плеснут… в харю. - Кидай, нечего стоять! Пар надо нагнать. Вторую топку скоро чистить.
    Гудели натужно котлы, вздымая под крышу ненасытные утробы. Сновали чумазые кочегары. Кидали и кидали в пропасть-топку уголь, такой же чёрный, как и они сами…

***
    …"Стоп! - сказал я сам себе. - Так можно далеко заехать". Протёр рукой глаза. Всё так же светит солнце. Стою в воротах. Точнее - между двух столбов, поставленных когда-то на ширину ворот. Странные видения навеяли развалины бывшего концлагеря. Скорей отсюда на простор, на ветерок. Не знающая косы трава путается под ногами, мешает идти. Развёл траву руками, чтоб посмотреть, обо что запнулся,  и увидел спутанный кусок колючей проволоки. Какая живучесть! Даже мёртвая старается укусить. Откуда в ней столько злости, что через много лет цепляется, заявляет о своей власти?  Вот когда пожалел, что не ушёл с охотниками. Глядишь, и попал бы в пустую бутылку. Оставаться наедине с прошлым было невмоготу. Захотелось не просто уйти, захотелось  бежать отсюда и как можно дальше.
    Да разве можно здесь уйти куда-то? Земля вздыблена и перерыта. Вокруг отвалы пустой породы. То и дело попадаются то кайло с огрызками ручек, то колёса от тачек. Сколько же их здесь! Такое впечатление, что люди в спешке покидали эти проклятые места, оставляя всё, что мешало бежать. Я ходил по отвалам, механически наклоняясь, подбирал никому теперь не нужное железо и  бросал в общую кучу. Совсем так, как нас когда-то заставляли делать это в школе. Нам говорили, что это - будущие станки, велосипеды и многое другое. Как много этого "другого" оказалось здесь, на краю нашей земли! Собрать бы всё это железо на самой высокой сопке и опутать ржавой колючей проволокой, чтобы никто и никогда не воспользовался им в своих низменных целях.
     Поднимаясь по прогнившим шпалам на очередной отвал, на самом его верху, там, где рельсы упирались в небо, на бесплодной, галечной земле, увидел маленький росток берёзы. Зелёная листва подрагивала на ветру. Я подошёл, присел на рельс, хранящий память и боль прошедших лет. И вдруг совсем другими глазами посмотрел вокруг. Возможно, оттого, что тучи разошлись, а в свете солнца всё видится иначе. Смотрел и видел не обмороженные пальцы "зэков", торчащие в земле, а старые, гнилые брёвна, что скоро упадут и станут тем, чем были. Природа не терпит над собой насилия, не терпит пустоты. А люди? Они всё стерпят, всё постараются забыть, из памяти стереть, как будто это и не с ними было.
    Разумеется, в то время я ни о чём таком не думал. Ходил по отвалам, выковыривал старые железки и таскал их в кучу. Зачем? И сам не знаю. Я не отождествлял этот металлолом с теми, кто держал в руках кирку и катил гружённую породой тачку. Это пришло много позже. Но если я попал в своё время в эти места, кому-то это, наверное, было нужно.