Запись 47

   Время на строительстве растянулось, но это вряд ли поможет практикантам. Выработался некоторый темпоритм, синхронизирующий цветовые волны почти всей бригады, даже отсутствующей её части. Частотные характеристики, безусловно, разные, но гармонизированы. То есть на лицо имеются оттеночные явления. Это же подтвердил тест Лошара-Безье, выводя некий рисунок. То есть мы имеем некую поляризацию, что у бригад последнего ряда встречается крайне редко.

Комментарии. На сегодняшний день много чего освоено. И мы, конечно, приложим все…
                Вот, чувствую, не успеем. Сердцем чувствую, не успеем. Где остальных черти носят? Мне как автору… Мне как автору будет очень приятно, увидеть свое детище ещё при жизни.



В гостях и  в опале

       Грифон был настолько хорош, что ужас от его присутствия сменился священным ужасом, перешедшим в восторженный трепет. Клюв  цвета благородной платины. Оперение мягко переливающееся от черно-красного до черно-зеленого с желтыми сполохами, было подчеркнуто намеком не просто перо, а полость очина и едва ли не бородочки с крючьями. Глубокие глаза, будто зрачки плавали в глубине двух изумрудов. Да и сами зрачки с пятью концентрическими окружностями фиолетового, красного, желтого, темно-зеленого и цвета шоколада, притягивали и, как в последствии догадался Треник, показывали текущее настроение. 
    Он-Гри немного поскрипел. Зрачки налились красным, потом шоколадным и, наконец, грифон разверз уста:
- Здравствуй,…. Дружок.
- Привет, - выдохнул Треник. Все-таки восторженный трепет не перебил чувство страха, но, если грифон притащился поговоить, значит сразу и на месте грохнуть не должен.
-Здравствуй, - повторил Он-Гри и  прислушался к кому-то невидимому. – Ты… мне… сразу… понравился…
   Было очевидно, что грифон ломал себя через колено, но мучительно продолжал разговор.
- У нас…завязалась… беседа, - Он-Гри шумно выдохнул. – Это … беседа?
                Глаз его налился красным, и Треник поспешил согласиться, что, - да, беседа, и очень оживленная.  Он-Гри такой очень красивый. Почему только ночью?
   Глаз снова притух шоколадным:
- Звезды танцуют.
          Про звезды Треник  не понял, о чем с удовольствием сообщил. Почему-то незнание грифона разозлило,  зрачок опять стал рубиновым.
-Ой, ну, что за сложности, - вклинился оранжевый Густав.
      Вот тебе и неподвижность!
-Я все-таки второй глава улицы,  - мягко заговорил, если это применимо для Густава,  Густав.
    Его тело можно было разглядеть с расстояния не более полутора метров, так что казалось, будто он присутствует рядом частично.
-Ты понимаешь, что такое звезды? Это создатели миров. Их жизнь на столько яркая, что в ясную ночь можно разглядеть, как они танцуют, но    они так далеко от нас, что кажутся нам неподвижными. А грифоны очень чувствительные. По переливу оперения ясно читается высшая жизнь.  Понятно?
     Вообще-то нет, но раз Густав настаивал, а Тренику сложная звездная жизнь была по барабану, то проще было согласится.
-То-то же, - удовлетворенно сказал Густав и исчез, то есть переместился за границу видимого.
    Тут по гравию и граниту парковых дорожек зашуршали и зацокали Харон с Она-Гри, аукая Треника, и грифон с Густавом тихо и растворились  в ночи.
 -Эгей! – позвал младший советник.
    И на вопрос Харона, что он тут делал, с достоинством ответил, мол, любовался танцами со звездами.
    Утром завтракали некой сопливой субстанцией, в которой густо плавали крупные ягоды клубники.   
-ХлебАлово, - любезно пояснила Она-Гри. – И шербет на десерт! 
     Первые три ложки Треник вливал в себя насильно, под конец разошелся и нашел еду сытной, а в части десерта -  очень вкусной.
       После завтрака пошли гости, потом пошли  ответные визиты. Вечером младший советник полагал, что после ужина упадет и уснет сразу же, но отставник, он же таксист начал горстями осыпать хозяйку сальными комплементами в соответствии со своими понятиями о хорошем тоне., при этом Тренику шептал жарко на ухо, чтоб не оставлял наедине с «чудовищем». «Чудовище» велось на лесть  не морщась и получала  откровенное удовольствие, в отличие от Треника. Тот  держался - держался, но когда от сомнительных любезностей совсем уж захотелось лезть под стол, решительно отправился в «сад погуляти».
    Не слишком удивился, обнаружив на том же месте давешнюю парочку. Мило поговорили.
-А можно тебя сзади посмотреть? – обнаглел Треник. Сообразил, что прозвучало белее чем бестактно, стушевался, ожидая заслуженного порицания.
    Он-Гри натопорщился, глаз полыхнул красным:
-Где? – коротко рыкнул грифон.
    И тут же зрачок перетек в зеленый.  Треник услышал нечто среднее между клекотом и кудахтаньем.
-Где-где? – давился смехом Он-Гри.
-Сзади! – хрюкнул Густав, выныривая в своей манере частью отростков откуда-то сверху. И те полметра, которые были видны Тренику, мелко тряслись, перекатываясь горошинами смеха.
-Чего смешного сказал? – возмутился младший советник.
    Вопрос вызвал очередной приступ.  Густав закашлялся, сказал: “Больше не могу» и выпал из видимой зоны.  Он-Гри бессильно уронил голову на дорожку.
   Стоя рядом с улыбающейся головой грифона, Треник с горечью осознал, что рост его меньше клюва монстра, даже если он заберется на лавку.
    Но скоро из дома позвали, прискакал радостный Вареник,  и непрошенные гости тихо ретировались
    Следующий день был похож на предыдущий, с той разницей, что в хлебалове плавала черника, гости были другими, а на вечернюю прогулку по саду Треника выставили:
-Как там твои любования природой?
    Промелькнули ещё пара-тройка дней, безмятежных, как закат над морем в тихую теплую погоду, когда легкий фен овевал слегка поджаренное на ярком дневном солнце лицо, да и остальное тело, удобно расположенное на берегу в гамаке среди цветущий акаций.
    А потом их накрыли. Словечко из лексикона Харона торжествующе прощелкала Она-Гри и добавила, что нечестно якшаться с личными врагами хозяйки.
   Конечно, вряд ли бы их «накрыли», но разгорелся нешуточный спор о смысл существования странных существ, плюс настойчивое и негромкое тявканье Вареника. Вот и прошляпили.
-Какие ж они враги? – удивился Треник. – Очень приличные люди.
-И кто здесь людь? – поинтересовался Харон.
     Треник эффектно указал на пустое место:
- Они… только что здесь были.
    В сапфировых глазах Она-Гри зрачок  начал перетекать из предупреждающего шоколадного в красный.
    Треник наивно надеялся, что Харон, как до этого Густав, разрядят атмосферу, но отставник решительно встал на сторону друга:
-Хозяйка, ты чего раздухарилась? Здесь все такие нервные? Подумаешь…
   О чем «подумаешь» уже никто не успел узнать. Когтистая лапа шмякнула на то место, где только что стоял Харон, попутно снеся парочку изваяний:
-За доброту мою?
   Зрачок полыхал рубином.
-Ноги, - приказал коротко Харон и рванул первым.
    Ночная улица, такая мирная днем, стала в одночасье враждебной и глухой. Двери и окна по ходу бегства звонко захлопывались, отрезая чужаков от своих, не желающих ввязываться в конфликт, тем более с грифоншей.
   Треник почувстовал себя таким маленьким и одиноким, особенно когда понял, что к погоне присоединился Он-Гри. Супруги, став временными союзниками. загнали их в тупик.
    Треник беспомощно оглядывался. Глухая стена! Глуше не бывает. Расстроился, но тут открылись воротца в половину роста  младшего советника, и небольшой лохматый монстрик, кажется, его звали Хоря, поманил. Первым юркнул Вареник с местной  шавкой, с которой сдружился  на днях. Следом на корачках вточился Треник.
-А я? – забеспокоился Харон.
-А ты лети. Встретимся у Густава.
   А два грифона уже вынырнули из двух улочек. Пегас поднырнул под брюхо Он-Гри и  стартовал почти вертикально, как когда-то в орочьей ловушке к беспарольному ходу, используя в качестве дополнительного трамплина грифоний хвост. Места едва хватило для подъема. Саданул правым крылом балкон, снеся цветочки-горшочки. Пробил брешь в скате крыш, снес флюгарку. Взлететь получилось чуть выше крыши. Хоть так. Грифоны, не смотря на габариты, шустро развернулись.
-Я тебя предупреждал, - щелкнул клювом Он-Гри.
      За воротцами, в которые скользнул Треник, был не только длинный ход, но и жилье Хоря. Открыв выход на другую улицу, он смахнул набежавшую печальную слезу:
-Так приятно, что вы зашли ко мне в гости.
 -А парк это в какую сторону?
        И Хоря радостно вызвался проводить.
-Только вам так идти нельзя.
      С видом заправского фокусника достал из корзины для зонтов зонт:
-Вот! Под ним нас никто не увидит!
    Треник с сомнением посмотрел на дивайс. Маловато будет.
-Если его потрясти вверх, он увеличится, а если вниз  - уменьшится.
    На улице проделали все манипуляции, увеличивая и уменьшая размер, пока не добились идеального, прикрывающего всех. Тренкика мучили некоторые сомнения относительно их невидимости, но Хоря был очень уверен в его эффективности.
    На главной улице было многолюдно, и все старательно огибали хорин зонт, как бы не замечая кто под ним. Только Лиза радостно приветствовала?
- Доброй ночи, мальчики!
-Мы же под зонтом! – возмутился Хоря.
-Ах, да! Я и не заметила. Все-таки он очень невидимый.
    В парке на смену дневной смене пришла ночная, и количество посетителей  отнюдь не уменьшилось. Оркестр играл что-то веселенькое, по газонам сновали дети, на качели и карусели выстроилась очередь.
-Густав, - неуверенно начал Треник. – ты, случайно, стоишь не вверх ногами?
-Кто здесь собрался назначать у меня где верх, а где низ? – лениво ответил Густав.
    Хоря старательно выталкивал Треник из-под зонта:
-Он же тебя не видит!
    Все это смахивало на идиотизм, но младший советник послушно вышел.
-Ах, это ты, дружок? Что привело тебя так далеко от дома?
    Треник покаянно признался, что привела его погоня, и сейчас его в срочном порядке разыскивают грифоны. Есть подозрение, что не для радушной беседы.
-Ты нуждаешься в политическом убежище? – неуверенно предположил Густав. – Но почему? Ты же часть того мира? Я вообще не уверен, что  ты существуешь. Какая угроза? Окуда?
    Треник не успел ответить банальным «оттуда». Откуда-то сверху метрах в ста на парковый газон свалился Харон, и разноцветная галька дорожки вовсю хрустела под тяжелой поступью грифонов.
-Знаешь ли ты  легенду о Гранахе? – неожиданно спросил Густав. – Я всегда думал, каким огромным должно быть её сердце. Вряд ли Птихинук размером с обыкновенный валун.
    Две грифоновых морды зависли над Треником.
-Нельзя! Нельзя! – кричал Хоря, увеличивая зонт.  Она-Гри пробила ткань с легкостью, но от движения зонт уменьшился в размерах, плотно запечатав клюв.  Грифониха трясла головой, отчего Хоря, крепко вцепившийся в ручку деваайса, болтался в воздухе, не переставая голосить.
    Густав же не переставал мыслить вслух об отправных точках любого желания. Ведь откуда-то они начинают сбываться? И если правильно найти отправную точку, то многое можно поменять в исполнении.


Прирастание новыми землями

    Они свалили с этого проклятого джекасса. Волей, скорее, Луша, чем мадам Пай и её зализанного дружка в кожанке, явившегося неизвестно откуда, но свалили. Довольно быстро и без всякой магии состряпали плот, конфисковав весь запас заморенного взвява на корабле  и остатки шлюпок. На плотике, иначе не скажешь, с трудом расположились Контрос, Луш, капитан  флибустьеров, моряки из диверсионной группы и моряки, не пожелавшие остаться проклятыми пиратами, кредиторы и кучер мудрен.
     И все время эвакуации Дракош, номер второй ВБПД с каменным ликом гундосил, что он не обязан разгребать то, что Контрос наворотил. Ровно как и курировать проклятых пиратов не в состоянии, потому что на Драконовых островах кое-что могут только элементники. Вот если бы номер третий, Трит, тогда, - да. А так-  нет, потому что  эмоционалы  же ничего не могут, от слова абсолютно.
       В подтверждение недовольно рыкнул, отчего кругом забегали быстрее.
-Пусть курирует Трит, - легко согласилась мадам Пай. – Да только и ты не совсем  эмоционал. Или я что-то путаю?
     Умела эта странная женщина соглашаться так, что пропадало всякое желание вести дискуссию.
     Мудрены легко выволокли плот из плотного магического сгустка. Выход получился жестковатый, и часть эвакуированных с плотика послетели. Более цепкие и здоровые бросились их спасать. Когда снова собрались на плоту, оглянулись, а за спинами плотная пелена чего-то непонятного и враждебного.
    Луш от толчка выпал в обморок. Контрос беспомощно оглянулся в поисках помощи. Он на мадам Пай рассчитывал в первую очередь, но её словно корова языком слизала. Сначала полуорк решил, что спасли не всех, и даже рванул вернутся в воду. Его остановили:
-Куда?
-Так женщина пожилая, Вдруг плавать не умеет? Спасать.
-Какая женщина?
    Опросив почти всех на плотике, полуорк выяснил, что никаких женщин никто не видел и не помнил. Кучер мудрен, с видом серьезным, пожал плечами и философски заметил, что есть женщины, которые всегда с вами, даже в их отсутствие. Тут подоспела шлюпа с клипера, часть народу перегрузили, подцепили шлюпки цугом к плотику и  вмиг домчали.
    Перспективу путешествовать срочным порядком на шлюпках или плотике по выбору, оставив основное судно, Шайт принял «в пику». Так, во всяком случае объяснил мелкий бесеныш, набычившийся вид огра 
-Нельзя испытывать судьбу постоянно.
    Луш все ещё прибывал в беспамятстве и вправить мозги лорд-магу не мог. А пребывал в таком состоянии, потому что все отчего-то отчаянно боялись прикасаться к телу графа и владельца казино.  Странно, что ашур мог за такое короткое время внушить всем боязнь, не прикладывая к этому никаких усилий. Дрон бы, наверно, обзавидовался, но его, к счастью, не было.
    Пригнали серых личностей. Потребовали срочного лечения. Чародеи вежливо склонили головы над телом и  невежливо отклонили предложение. Во-первых, не их это специальность – врачевание, а во-вторых, не их это дело – брать на себя ответственность за жизнь графа, который по сути уже есть мертвяк. Надо звать Валору. Она – королева, её подданный, пусть разбирается.
     Шайт опять уперся рогом или бивнем, в любом случае чем-то твердым, и отказывался наотрез, мол, что мы без бабы не разберемся?
-Для кого «баба», а кому и Ваше Величество, - процедил один из кредиторов.
     И его поддержали как король, так и коричневый практикант. Шайт тихо рыкнул, мол, что за бунт на корабле?
     «Вот если бы её на кораблике оставить», - мысленно мечтал канцлер, но вслух согласился позвать.
     Заря, давно уже курсировавшая с известиями с палубы в каюту Валоры, злорадно подхватилась.
- Я постараюсь,… то есть подумаю, - бормотала Валора на победную реляцию служанки. После маневров и галсов, которые закладывало судно, уходя от места катастрофы, вернулась морская болезнь в самой отвратительной форме. Вторая служанка – гнома Айме была уверена, что это токсикоз, но Валора списывала все на качку. Право слово, какие токсикозы через неделю после волшебства соития?
     И все-таки вышла в широких одеждах  с образом жезла в виде скипетра. Глядя  на распростертое бледное тело подданного, захотелось прилечь рядом, таким расслабленным и безмятежным выглядел Луш. Нельзя. Надо соответствовать.  Прошествовала к телу ашура и грациозной прямой спиной присела. Пес его знает, как надо реанимировать!
     С видом спокойным и величественным опустила ладонь ему на грудь, на место, где по её предположению должно располагаться сердце. Растерялась. Насос равномерно разгонял кровь по артериям и периферийным сосудам, дыхание было медленным, почти незаметным, но глубоким.
-Он спит.
-Как спит?
Процедила:
-Глубоко.
     От первого порыва треснуть эту дрянь по башке удержало опасение, что тогда его реально придется реанимировать, хотя образ жезла, считав мысль, уже трансформировался в небольшую и увесистую дубинку.
-Соль нюхательную. Быстро! А ты, - зыркнула на мелкого бесеныша, - виски растирай.
    «Похожие» тут же оттерли бесеныша. Он был не в претензии.
    Как только определились с Лушем, начались сборы.
    Айме, и три матроса таскали  королевские сундуки, сундучки, чемоданы, коробки. Заря прижимала к груди саквояж, в котором хранились причиндалы обеих служанок.
     Серые чародеи послушно выстроились в рядок на погрузку. Контрос суетился вокруг Луша. И только Шайт снова набычился:
- Почему мы не можем подцепить сразу все корыто?
- Можем! – радостно подорвался кучер. – Надо только сгонять в ближайший порт за упряжью. Я эту кой как слепил из кусков, на весь кораблик не хватит.
       Валора поежилась. Зябко. Некомфортно. Виски ломило. И уже не первый день. Простыла? Аукнулись героические бдения во время прохождения Чимарола.  Ни один мужик не стоил её страданий. Ни один. Её воротило от мысли о какой бы то ни было любви вообще и любому каждому из присутствующих здесь мужчин  в частности.
     Посмотрела на огра с глубоким желанием убить.
     Сутулый Шайт стал ещё сутулее.  Конечно, он подчинится неизбежности. Не плавать же ему в одиночестве по морям и волнам, когда вся бригада в едином порыве собралась довозводить Горытику. Он осознавал важность момента, особенно, когда на тебя глядела глазами голодного маньяка женщина, у которой в руках дубинка-образ посоха.  Однако  раздражало, что пока они с риском для жизни будут рассекать бурлящие морские просторы на утлом подобии большой лоханки, их большой и красивый корабль спокойно и величаво поплывет в неизведанные дали.
       Валора, если откровенно, думала приблизительно то же самое: что делать с кораблем?
Приказать, чтобы плыл в бухту ванов, а там она решит? Отпустить на все четыре стороны? Или корабль надо вернуть? Они же у кого-то его зафрахтовали?
-Не-а, - слабо мотнул головой Луш. Даже не мотнул, а чуть дернулся:
-Подойди, дружок, - поманил одного серого чародея. – Расскажи-ка, чей корабль?
   Серая личность подтвердила, что корабль отнюдь не флибустьерский, а куплен тайным советником королевы именно для побега королевы.
-Зачем?
-У этого хмыря всегда несколько вариантов развития событий. А тут довольно изящно получалось. Мы тырим кустрицы и сбегаем со свадьбы, именно потому, что у нас есть корабль. Ему остаются незавершенный свадебный обряд и третья почти экс-королева при отсутствующем наследнике. Широкое поле деятельности для  его-то фантазией с интригами. Завидую.
-Ладно, мой корабль.
-От бака до юта.
-Я поняла, - склонила голову Валора. – Но что дальше?
     Глубокомысленное молчание Луша прервал крик мелкого бесеныша: «Вон! Смотрите»!
     С джекаса стала спадать пелена, окрашивая корабль в мрачный цвет грозовой тучи. Скоро стало очевидным, что воды парусник не касался. И ещё от него отделилась точка и по сложной траектории направилась к королевскому, как только что выяснилось, клиперу.
-У них ещё взвяз остался? Разве мы не все выгребли? – заволновался Контрос.
    Напрасно волновался, метатель ножей, получивший от Черного Могучего Орока дар  кратковременно  пользоваться ветром, придрейфовал сам-один.
-Проклятье корабля будет снято, если мы поможем королеве или её потомкам. За услуги! Так сказал нам великий ТриТоон.  Вот.
     Ни  у кого не возникло желания выяснить, как ТриТоон это сделал. Главное, что первым вкладом  пиратов стала бумага, составленная по всем правилам и заверенная капитаном-чертом в качестве нотариуса, о передаче земли на мысе Вак-Бак королевства Монахамериков в полное и безоговорочное распоряжение  королевы Валоры или её потомков.
     Более того, за этот поступок, совершенный сыном одного из кредиторов, не без принуждения всей команды, раз в год одному из членов экипажа разрешили на два часа покидать корабль!
   Кредитор подтвердил, что действительно, подарил сыну на совершеннолетие приличный кусок земли на Вак-Бак и небольшой островок, расположенный рядом  в придачу.
-Чудненько, - выдохнул Луш. – У нас появилась база. Будет куда вернуться после практики. Или после родов. Надо только построить на этом Вак-Баке какой-никакой бастиончик. Оплот, так сказать. Валора, за заслуги перед королевой и отечеством, не поручить ли нам Пирсу возведение укрепрайона? А Горыч чертежи состряпает? И комендантом назначим…
- Пирс! – подхватилась Валора. - Вы назначаетесь комендантом. Теперь вам будет куда привезти семью.
   Луш устало прикрыл глаза. Вообще-то местечко коменданта он придумал для себя. Что ж такое, должности уплывали из-под носа с бешеной скоростью. А раз так, так и задерживаться тут незачем.


Легенда о сейлифе

     Офбиохи петь перестали. Пели-пели, погружая в анабиоз, и друг – хлоп, как воды в рот набрали. Совершенно непонятно, они уже успокоили свою праматерь или решили, что вокализ не помог? Поди разберись. Мать вашу! Тревожно.
    Но постепенно настороженность уходила, уступая место благостной тишине и покою. Все-таки, наверно, успокоили.
    Найчика лежала на нарах, глядя в окно, которое теперь и уже долгое время было в потолоке. Верно, состав вошел в очередную затяжную петлю. Над головой пробегали основания деревьев, реже, кусты и высокие заросли запутанной клубками проволоки, потому что назвать эти вырастки травой язык не поворачивался. Странный пейзаж не удивлял, и даже не дезориентировал. Полному покою мешало нечто иное. Вселяло, так сказать, легкий дискомфорт.
    Наморщила лоб. Гм-м.  Конечно! Тревога от умолкшего пения плавно перетекла в озабоченность в отношениях с Маршем.
    Противоестественное и странное состояние, словно они с курьером и заместителем были супругами с солидным стажем и устоявшимся укладом.  Устав Управления строго-настрого запрещал начальникам находиться в родственных отношениях с подчиненными, тем более в браке, тем более кларам по должности. Хотя… Сейчас она как бы не клар.  У начальника экспедиции госзначения наверняка привилегий побольше, чем у клара, особенно, когда она на задании? А если в командировке? Тогда, конечно, пора писать заявление об увольнении. Готова  она уйти со службы? Семья - это ненадежно. То есть семья надежно, но с представителем твоего круга. А тут постронний человек…
    Рассеянный взор Найчики вычленил нечто странное и стал настраивать фокус.
    Палец. Заскорузлый такой палец  без маникюра, но и без грязной каймы под ногтем, хотя под желтой толстой ороговевшей пластинкой смотрелась бы органично.   
-Пани Найчика, - обиженно оправдывался Марш. – Я говорил ей, что вы заняты, но она говорит…. Требует срочного приема. Говорит, что ей есть чего сказать. Много чего говорит, только я ничего не понял..
    Найчика резко села. Палец принадлежал старухе – неформальной начальнице поездных офбиохов.
-Все нормально, - успокоила Найчика курьера - заместителя. – Ступайте, я разберусь.
   И тут же поняла, какое странное распоряжение отдала. Куда бы ступал Марш? Это все долгая и нудная подездка.
-То есть останьтесь, конечно.
    Старуха затрясла всеми головными украшениями. Да так энергично, что казалось вот-вот и голова отвалится. А уж треск стоял!
 «Они скоро увидят друг друга. И когда они увидят друга, будет или большая беда, или большая радость, а после всем станет хорошо. Главное, не отдавать его и не терять, потому что есть всякие». Не то, чтобы дословно, но в этом смысле говорила старая карга, тыкая пальцем в украшение Найчики.
-Какие всякие? -  растерялась Найчика. Она немного побаивалась старуху и  чувствовала себя крайне неуверенно в её присутствии. Наверно, это стадное,  о чем вчера разглагольствовал Марш.
-Что не увидит?
-Сэйлиф! – страшным громким шепотом сказала в ухо старуха , приложила палец по рту. – Тс-с. Ни-ко-му.
    Баста вот только  была в другом конце вагона, а уже руку тянет:
-Таки сэйлиф?
    И глаза такие нехорошие с прищуром. Возмутительное поведение, абсолютно  неподобающе едля штатного охранника экспедиции!  От неожиданности Найчика вместо -  «что вы себе позволяете» резко рявкнула: «Не сметь». Но остановил движение руки вовсе не грозный окрик, а Шину. оказавшись рядом не менее таинственным и скоростным образом:
-Значит, таки ты?
-Я? Что значит «я»? Отпусти руку. Больно. Чего ты возомнил? Просто любопытно.
-Ежли сейлиф танный, зря скрышь, а ежли справный, так сама тумкай нада ить не нада.
-Танный - это какой? – негромко спросила Найчика.
-Танный, если я правильно помню, значит недорогой. Не как бы ценный, а как бы не самый ценный.
-Дешевый? – уточнила Найчика.
-Можно сказать и так, - пожал плечами Марш.
       Шину, приобняв за плечи, уводил Басту в дальнюю часть вагона под ехидное хихиканье старухи, недалеко ушебуршавшей. Баста дернулась: «Я тебе старая перечница…», но огр держал крепко.  Довольная старуха захихикала ещё ехиднее.
    Найчика задумчиво терла переносицу. Она только-только начала отходить от пережитого стресса. Руки мелко тряслись, так что пришлось их сцепить в замок, кровь от лица отлила, сердце забилось как-то учащенно. Странно, но до этого ни одно опасное приключения такой реакции не вызывало. Теряет хватку? Совсем расслабило в дороге?
-А позови-ка мне Шину для разговора. А сам потолкуй с Бастой, - приняла решение Найчика. Любопытство вытесняло только что пережитый страх, разливалось по телу, перехлестывало через край. Если она немедленно не выяснит в чем дело, её, наверно, вырвет прямо здесь и сейчас.
-Да о чем с ней толковать?
-О сэйлифе.
   Шину подошел с твердым намерением соблюсти протокол и не более. Мол, пришел, как приказывали, и «досыть».
   Первым желанием Найчики было напомнить, что она – начальник экспедиции и огр обязан… А затем подумал, что собственно докладывать ей о подозрении и рассказывать о прошлом огр вовсе не обязан. И она, вообще-то, не только начальник, но и клар по должности, а это кое-что значило. Вряд ли бы она стала тем, чем стала, кричи на каждом углу, что она - клар и все ей должны.
    Давным-давно на заре её юности в последний триместр шестигодичных канцелярских спецкурсов. старенький дряхленький, седенький и сухонький крылатый говорил тихим размеренным немного скрипучим голосом о главном правиле:
- Дорогуши, поймите. Вы выбрали этот курс, потому что хотели помогать. Ваша главная обязанность – помощь. Ваше призвание – помощь. Ваш руководитель нуждается в вас больше, чем он думает. Он может даже не подозревать, как вы ему нужны.
   Звук, исходящий от лектора заканчивался где-то в метре от него. Тишина в аудитории стояла невероятная, когда дышишь через раз, осторожно носом вбирая воздух в верхнюю часть легких.
- Каждый человек на должности или службе одинок. Он один противостоит миру. И кто как не вы должны ему помочь и поддержать хотя бы восемь часов в день? Как это сделать, ведь люди такие разные? Я скажу. Этот простой прием поможет вам увидеть совсем другую реальность.
     Лектор замолчал. Уставившись в пространство где-то над головами спецкурсантов. Некоторые попытались даже украдкой оглянуться. Найчика в их числе. Там ничего и никого не было. Лектор печально выдохнул. Потом случилось странное: он слабо засветился и мягкое тепло легкой волной исходило от щуплого тела, заставив всех в аудитории податься вперед.
-Любовь, - тихо и торжественно прошептал лектор. – Любовь. Не телесная, а искренняя с сочувствием. Прикройти глаза и представьте своего начальника в свете. Ззолотистым или серебристым. Он идет от него, измученного ответственностью, грузом обязанностей и внутренним долгом. Ваш долг, святая обязанность, прописаная в уставе всемирного секретариата кларов, подставить плечо, разделить тяготы этого человека восемь часов в день, пять дней в неделю, четыре недели в месяц. Посочувствуйте ему без унижения и жалости, поймите и помогите…
   Лектор об этом говорил четыре часа в день, три дня в неделю, два месяца подряд.
    Заряда Найчике хватило на семь лет. Потом пришло понимание, но выработанная привычка осталась. До сих пор с теплотой вспоминала Найчика дедушку-лектора и его науку.
    Она улыбнулась уголками глаз. Что не говори, а именно лекция позволила стать ей тем, чем она стала – кларом по должности.
-Чаю?
   Шину замялся. Каким-то образом атмосфера поменялась, да так ,что открыв рот, чтобы отказаться, он произнес: «Ну, дык».
-И хорошо. У меня есть чудесный чай. Терпкий и ароматный. Покрепче?.. Присаживайся.
    Чай был действтельно вкусным и, верно, заговоренным. Только этим в последтвие объяснял себе Шину болтливость. Хотя болтливым он был лишь в собственном воображении. Так-то Найчике показалось, что малую толику информации она тянула из огра клещами. И славно, что Шину был так любезен и согласился рассказать хоть что-нибудь.
      Сэйлифы – глаза дочерей праматери Гранахе охраняли себя довольно надежно. Во-первых, сейлифы при малейшей угрозе могли спрыгнуть с любой амулет, в избытке изготавливаемыми опузами и разложенными едва ли не по всей пустыне. Именно такой контейнер для сейлифа и носила на себе Найчика. Хотя основная концентрация побрякушек, конечно, была в специальных молельных племенных кругах. Вроде бы все просто и понятно, но есть одна закавыка: перемещение требует от сейлифа большого напряга и затрат энергии. Едва ли не год уходит на востановление. Поэтому появилась легенда, которая гласит, что если один и тот же сэйлиф в течение года заставить перемещаться четыре раза, то на пятый артефакт будет настолько ослаб, что его можно привязать на владельца, фактически взяв магию, силу и мощь глаз а рабство.
      Вероятность подобного развития событий ничтожна, так что легенду всерьез никто не рассматривал. До нынешнего года. А нынче нашелся ушлый «некто»,  уже трижды за год уничтожавший один и тот же сэйлиф. Если сказка окажется былью,  и этому «некто» удастся грохнуть сейлиф в очередной раз, а затем перепривязать на себя, то о последствиях страшно подумать. Ладно, приличному человеку достанется, а если плохому? В любом случае, этот «некто» в данный момент ищет последнее пристанище сэйлифа, а все племена ищут «некто» дабы предотвратить.. Есть серьезное подозрение, что Баста и есть тот таинственный охотник за сейлифами.
- А ты-то к этому каким боком?
    Очень даже крутым. Шину опузы подрядили на поиск таинственного «некто».
     Найчика смотрела на Шину, как на героя.  И все-таки история требовала некоторого разъяснения.
-Но почему решили, что НЕКТО, - она акцентировала  слово «некто». Ещё внутри экспедиционных разборок не хватало! – Что этот НЕКТО ещё не нашел артефакт?
-Дык. Тры месца – тры сЭйлифа у труху, - одновременно показывая на пальцах. – Тры! – для убедительности помазал ими перед глазами Найчики. – ШаманИхи опузОвские усё знать ведать.
    Найчика шарахнулась и прикрыла кулон ладошкой:
-Вы полагаете, мне угрожает опасность?
   Шину скорбно опустил голову. Вряд ли Баста покуситься на здоровье и жизнь начальницы. Тем более до сих пор непонятно, с чего аборигены решили, что кулон – сейлиф. Он ни разу не живой. Разговаривал?
    Найчика отрицательно качнула головой.
-Он прям сюда, - постучал Шину по обломку лобного бивня.
-Никуда, - решительно отвергла Найчика все подозрения.
   Шину пожал плечами. Тогда он вообще не понимал, с чего шаманиха опузовская к начальнице пристала, но рекомендовал на всякий случай кулон поберечь. И пообещал так же со своей стороны усилить бдительность.
     Состав основательно тряхнуло. Найчика привычно распахнула крылья, сохраняя равновесие.
Поезд круто выходил из очередной петли. Как-то непривычно резко. Окно вагона стало на место, то есть сбоку, где и должно было быть, но уже давненько не находилось. Вагонный переговорник ожил:
-Кхе-кхе. Раз, два. Раз, два. Меня слышно? Чтоб ответить нажмите синюю кнопку.
    Кнопка была не только синей, но и единственной.
-Слышим, - осторожно ответил Марш.
-Ну, мы этого. Прибываем. Скоро.
     Найчика посмотрела за окно. Там мелькал очередной новый пейзаж. Красивый, местами покрытый изморозью. Местами расцветающий необыкновенными цветами. И куда ж они прибывали?
-Фэй-тоон, край Аннилесия, удел По-анн…. Только мы не раньше послезавтра доедем до Понтии. Расслабьтесь. Отдыхайте.
    За окном было слишком любопытно, что бы отдыхать, а внутри экспедиции слишком нервно, чтобы расслабляться.
    Примерно так выразился Марш, и Найчика была совершенно согласна с определением. И лучшее средство для снятия напряжения – отчет, при написании которого многое становиться на свои места. Так что, не достать ли канцелярских принадлежностей, да не записать и систематизировать услышанное? Непременно, достать и систематизировать.