Промысел 2 5 3

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/07/24/1411

Ясное и дымное светила совместились на небе. В такие ночи зверьё особенно беспокойно, встревожено, готово на драку и любовные безумья.

Опьянённые гибелью тупорылые рвались сквозь невидимый заслон туда, где дымилась свежая кровь.

Пять человек справа, пять слева, по примеру Донни, начали колотить сгрудившихся в предсмертном вожделении свиней, но Ида позволила несколько раз ударить и поставила поле, дала возможность животным опомниться, спастись бегством.

Восемнадцать взрослых особей, два десятка подростков и вожак остались бездыханными лежать на утоптанной площадке в ореховых зарослях.

Донни не обращал ни на что внимание. Сидел, раскачивался над телом жены, ловил тусклый отблеск стекленеющих глаз. Наконец встал, вывернул спальник, сунул туда Майт, ремень продёрнул подмышки.

Если бы Донни с Третьего Рукава был способен замечать, почувствовал бы: мешок не слишком тяжёл, не бьёт по пяткам.

Двое подняли ношу за углы и шли сзади до самого стойбища. Охотники отстали, убедившись, - цель путешествия достигнута.

Донни ткнулся лицом в войлок своего круга, ослабил заплечный груз, но не бросил на тропу, а развернул горизонтально, понёс к большому костру.

Огонь догорал. Возле никого не было кроме загребальщика жара. Нист с Красного Холма в порядке очерёдности выставлял вдоль обрамления огнища корчаги для нечистот.

В ореховых же зарослях потерявшие опаску люди свежевали добычу. Охотники вешали туши на крепкие сучья соседних деревьев, снимали шкуру, выворачивали мезгой наружу, укладывали среди ветвей.

Провожатые Донни вернулись вовремя. Костерок краснел угольями, жарёнка поспела. Невероятная ночь подходила к концу. Отягощённые непосильностью труда, сытые охотники с болот уснули в подвешенных мешках.

Тогда-то явились хищники. Не сумев достать мяса, звери подобрали брошенные внутренности, исцарапали кору деревьев, на которых висела пища. Самца, виновника гибели Майт, сглодали до белых костей и легли тут же, среди множества тонких стволов.

Потерявшие опаску животные рассчитывали поживиться, если висящее упадёт.

Рассвело. Мейс повёл ватажку по следу туда, где спали чужие. Добытчиков взяли голыми руками, на мягко пружинящих волокушах привезли в стойбище, сложили в круге Глейста.

Кин финала не видел. Изображение отключили, проводив Донни до площади большого костра. Показалось кощунством сидеть в безопасности, наблюдать горе.

Стало холодно, маетно, гулко. Первый охотник приречья глядел, как сникают дымное и ясное светила, слившись в полноте, считал падающие минуты, понимал: удержать время не властен.

Толи молилась Ида, толи плакала, толи тонула живая душа программиста 1788 в омутах вселенской реки, а может ворочалась под спудом навыка выживать глухая боль! Только хрустнуло нечто, разверзлась вязкая пустота. Пришлось выйти вон из оболочки, окунуться в звук и запах.

Стало легче. Мир живых овладел, призывно позвал на волю. Сутки двинулись. Небо слилось к западу, обнажив лоб выглянувшей из-за окоёма зари. Потянул ветерок, предвестник дневного безветрия.

Холодная до ломотья иглистая роса имитнула заморозок, означила близость перемен. Сверху трава показалась седой. Напитанная длительным теплом густая зелень намекнула на готовность лета бороться с неизбежностью конца.

Люди шли, оставляли рассыпавшийся под ладонями низового ветра лёгкий след. Тропа, как таковая, отсутствовала. Чуть намётанный путь лёг ниже, вдоль кромки прогалины, оставшейся после притушенного ливнем возгорания.

Пожар большим не был, но сколько мелких и мельчайших жизней унёс, не догадывался.

Лес залечивал рану. Некогда здесь густо росли высокие тонкие деревья. Теперь, скрытый влажным пологом, стлался окроплённый кровью позднего ягодника мох.

Пёстрые ящерки сновали под ногами, охотились на свивающихся жгутиками крупных пружинистых червей, чьих-то гусениц.

Прежде Кин остановился бы, присмотрелся, выяснил, кто становится пищей юрких пресмыкающихся. Теперь больше занимали собственные ощущения.

Нокк с Излучины возвращался туда, где некогда слыл присутствующим изгнанником. И так стыдно было вспоминать недавнее, что утренний ветер не мог остудить лица.

Кин вырос, пережил обретения и утраты. Случившееся год назад виделось иначе.

Было ясно: охотник изгонял себя сам, частоколом понятий и предположений отгораживался от реально происходящего.

Ида подтвердила: такое называется гордостью, отгороженностью. Человек в силу душевной незрелости выстраивает цепочки выводов, основанных на отрывочных сведениях, наборе догадок, решает за других, что думают и собираются делать.

Но жарче стыда теснила сердце признательность соплеменникам за то, что вытерпели, не сломали через колено строптивого недоросля.

Будь первый охотник племён приречья чуть проще, менее ослеплён первенством, заметил бы, что ближние стоят рядом, поддерживают, удивительно чутко щадят чувства зарвавшегося в обретении чрезмерной силы самолюбивого гордеца.

Теперь вспомнилось, точно проявилось при свете факела, как шёл к воде, а сзади охотники племени в полном вооружении, точно конвой или свита.

И не один потомок Нокка отбил атаку пещерных жителей. Услышалось из той глухоманной небыли, как свистят камни пращников.

Не толпа, готовая сдать виновника, шла сзади, но призванная не выдать охрана.

А по возвращении! Вместо того, чтобы засыпать назойливыми вопросами, мужчины племени Излучины заслонили войлоком безмолвия самолюбие несостоявшегося мужа и победителя, не позволили стать болезненным.

Ещё пришло на память: перед последней оттепелью убили жёлтого самца. Остался странный, не лучистый след на шкуре. Нечто вошло и вышло рядом.

Многие метали копья в зверя, многие попали, но смертельным оказался удар летающего ножа. И здесь Кин-Нокк с Излучины был не первым.

Державший в зубах ребёнка хищник выскочил из-за гигантского валуна. Кин ударил бы, но Ида выставила поле так, что голова зверя очутилась по одну сторону барьера защиты, туловище по другую.

Невольно добычу пришлось бросить. Младенец на мгновенье завис в воздухе, оказался в руках женщины первого охотника приречья. «Тряпка» отозвалась воем, на красный вопрос явился положительный ответ.

Ошеломлённый случившимся, царапучий самец сел на задние лапы, недоумённо глянул перед собой, не замечая чьего бы то ни было присутствия.

Матёрый зверь почесал за ухом и хотел уже, повернувшись, уйти прочь, но витая молния из никакой тучи пала на взъерошенную голову, испепелила тело, превратила в серый пыльный комок.

Валун оплавился, трава загорелась, а меж стволов по ту сторону камня с копьями на перевес возникли охотники, люди племени Излучины.

Кин узнал брата.
«Ты видел! Ты видел, - закричал Дейк, - здесь моя дочь!»

«Как имя этой, охотник?»
«Данн! Ты слышал!»

Кин слышал и порадовался, что имя прозвучало не в прошедшем времени.
 «Данн вчера научилась держать голову, и жена положила девочку на камень для утреннего света!»

 Люди начали затаптывать огонь. Кин подошёл, обнял брата за плечи.
«Было так, охотник, и мы бессильны».

 Родоначальник племени Синих Камней видел: смятое горем тело, точно абешка, висит ни на чём. Глаза источают страдание поколений жителей вселенной. Со дня утраты единения с Создателем человек не научился безболезненно терять близких.

Случай с Данн - действительно потеря. Малышка жива, но вернуть в родительский круг не удастся. Девочка отождествлена с оболочкой.

Ида поняла давно: Человеческая жизнь - суть поминутный выбор между верным решением и ошибкой, добром и злом, долгом и подлостью. В повседневности выбор не столь заметен, подчас сникает до промежутка меж мгновениями.

Таково разделившее мир коварство. Кажется: делаешь добро, оборачивается несчастьем, и наоборот. Только по милости Божьей, дана покаянная молитва.

Человек осознаёт, что забыл о необходимости лично выбирать, кривым наитием принял решение, вовремя не вспомнил родства Отца, близости Сына, всепроникновения Святого Духа.

Если вопреки ослеплению собственной правотой признаётся вольное и невольное совершение греха, шага мимо Божьего промысла, ответом во мгле и глухоте протягивается зыбкая тропинка прощения, разрешение жить дальше. Именно жить, а ни прозябать в муках сомнений и страхов.

Ида не рассуждала, правильно ли поступила, забрав ребёнка. Множественные переломы рёбер, кровопотеря, попавшая в раны инфицированная слюна не оставляли надежды уцелеть. Для дочери Дейка с Излучины здешняя жизнь кончилась, начавшись в ином качестве.

 Видеть несчастье отца было больно, изменить положение технически невозможно.

Возле камня лежал обрывок отброшенной абешкой пеленальной ткани. Дейк поднял лоскут.

«Ты стоял здесь, охотник! Почему тебя не убила небесная стрела?»
«Она улетела, и некому объяснить нам»

Смысл вопроса был двояк и странен. Охотники почти верили: вторая огненная стрела сейчас упадёт на помрачённую горем голову старшего брата.

«Почему не сгорело!»
Спросил Дейк. Молчание леса было ответом.
«Моей девочке даже погребального костра не надо! Пока стоим, ветер развеял пыль. Что же теперь делать, охотник?»

Кин повернул брата спиной к обожжённой проплешине, приподнял за локти, позвал шагнуть. Справа и слева встали двое, обхватили, почти понесли.

Родоначальник племени Синих Камней отстал на несколько шагов, пропустил женщину.

Охотники переглянулись. Правило велит жене идти впереди, по левую руку мужа. После случившегося норма показалась нелепостью.

Смерть настигает там, куда пришлась, и нет для неё закона.

Одиночкам не бывает холодно, ибо не знают привычки к теплу.

Глина в пещерах сухая, точно обожжена огнём. Даже курениям горных трав не под силу истребить стойкий запах немытого человека.

Десять мужчин, члены «Круга тайнознатцев» обычно собираются тут на исходе лета.

Как приходят в сообщество, какие перипетии взаимоотношений заставляют шагнуть из ряда соплеменников на тропу обретения сил, Котти рад был бы знать, только свойство тайны таково, что в паутинном наслоении лжей и лжинок тонут факты, скрываются подробности.

Один чёрный комок, источник опасности, не укроешь от внимательного глаза. Он - условие власти, признак потаённых сил.

Десятеро избранных садились у огня, прятали намерения, взвешивали взгляды. Повелителю казалось, каждый виден на просвет.

Было приятно смаковать власть над властвующими, только знал: излишняя уверенность - всегда ошибка, которая может стоить жизни.

Тайна – всегда круг навыворот: снаружи ясное тепло, но мрак за внутренним войлоком. И не известно, что, подкопавшись, вылезет оттуда.

Сын племени Витого Острова был крайним в сильном роду. Возможность пользоваться благами за счёт других открылась рано, навык сформировался легко.

Старшие баловали тихого внимательного мальчика. Если кто-нибудь отказывал по мелочи, живо находился другой, готовый выполнить просьбу.

Так и прожил бы Хитрый Ройт, но пришло время жениться. Выбирал не сам. Если бы позволили решать, взял бы простушку с сильной спиной и ловкими руками.

Отец жёстко посоветовал красавицу, претендентку на первенство. Следовало возразить, стать самостоятельным, только не хватило мужества выйти из рода, зачать новый.

Женщина привыкла, чтобы все капризы выполняли, скоро получила желанное: окружила себя умелыми исполнителями.

Мешок молодой семьи раздулся до размеров Витого острова. Ненависть к похоти самки тихо лютела, исподволь высовывала тонкие жальца.

Ночами, когда женский крик в чужом круге не слышат охотники, муж изысканно истязал жену. Было приятно впитывать дрожь беззащитной плоти, бинтовать уязвлённую душу лентой горячего стона.

Именно тогда будущий повелитель научился не промахиваться мимо зева матки стеблем проникающей травы, делать минимально ранний выкидыш.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/08/04/804