Как я не стал сантехником

После годовой разлуки со столицей нашей Родины, я снова вернулся в Москву. Около месяца мы с друзьями-студентами покуролесили на заработанные мной на производстве деньги, но в конце концов безделье не может быть постоянным, да и деньги стали заканчиваться, нужно было идти устраиваться куда-то на работу.
Как устраиваются в Москве на работу, если нет влиятельных друзей и знакомых, нет связей и блата, если ты одинок и царапаешься по жизни самостоятельно? Очень просто. Идут на биржу труда или в бюро по трудоустройству, что в принципе одно и то же.
Я сунулся в одно бюро – облом, иногородних временно не принимают. Нет квоты на прописку. Обратился во второе – то же самое. В третьем даже разговаривать со мной не стали, как только узнали, что я приезжий.
Как говорится, если не везет, то это надолго. Оказывается, в начале каждого года происходит типа отчета работодателей о наличии иногородних рабочих. После того, как подобные данные соберут и проанализируют (так это называлось), начнут рассматривать какой организации дать и сколько вакансий для лимитчиков (для приезжих), а какой вообще не давать. Уж кто там этими вакансиями распоряжался Моссовет, или Верховный Совет, или Совет Министров, я не знаю, да мне это не интересно сейчас и так же было неинтересно в прошлом.
Что же делать дальше? Было несколько вариантов. Жить еще месяц-полтора за счет товарищей, нигде не работая ждать, когда же появятся искомые вакансии. Но это не солидно. Взрослый мужик, а кто-то должен тебя кормить. Этот вариант отпадал сразу.
Можно было вернуться в отчий дом. Родители всегда примут и накормят. Ну покаяться придется, изобразить эдакую картину «Возвращение блудного сына». Там можно устроиться на работу, можно даже пойти учиться в пединститут или политех. Можно было поехать через несколько месяцев попытать судьбу в Киеве. Но, во-первых, меня как-то угнетал менталитет что ли местного населения. Ничего не хочу сказать плохого, но эти частнособственнические замашки, это стремление все к себе, в свое гнездо, это селянское «хазяйничанье» как-то всегда давило, несколько угнетало меня, мою безалаберную натуру. Я прожил год в этой обстановке и уехал, собственно, из-за того, что стало «душно». Да и жизнь в родительском доме под присмотром стариков, после свободной привольной студенческой жизни тоже несколько угнетала. Грубо говоря, мне было почти двадцать пять, а с восемнадцати лет я жил самостоятельно и расставаться с самостоятельностью жутко не хотелось.
Можно было уехать из Москвы, но жить в провинции без друзей, без знакомых… Это тоже не вариант.
Значит остается только одно: искать, искать и искать. Я выписал все бюро по трудоустройству и начал их методически объезжать. Сегодня при подобной необходимости я действовал бы точно так же. Только уже не ездил бы, а обзванивал эти самые трудоустраивательные заведения. В те же далекие времена поехать было проще, чем позвонить.
И не даром сказано, ищущий да обрящет. На третий день своих не направленных поисков я нашел, что искал.
Небольшое бюро по трудоустройству на Таганке. Рядом буквально в нескольких шагах находится монтажное управление треста «Промвентиляция». Средней руки строительная контора, имеющая целую сеть объектов по всей Москве и ближнему Подмосковью и не имеющая достаточного количества рабочих кадров. Поэтому представитель от этого 4 ММУ постоянно дежурил в близлежащем бюро по трудоустройству.
Рассказывают, точнее уже спустя какое-то время мне рассказали, как с таким представителем произошел некоторый конфуз. Жила в этом микрорайоне семья из отца и сына. Отец всю жизнь проработал поваром и сына, когда тот подрос, направил по своим стопам. Стал и сын тоже поваром. И стали они работать вместе. Долго ли, коротко ли длилась семейная идиллия, но все имеет свое начало, и оно же имеет свой конец. Разругались отец с сыном по какому-то, известному только им вопросу, в усмерть. Прямо до рукоприкладства. И сын, как более молодой и, соответственно, более горячий, уволился с работы. Мол, не желаю больше с тобой знаться и не желаю вместе с тобой заниматься трудовыми свершениями.
Сколько дней, сколько недель или даже месяцев промаялся злополучный отрок без работы неизвестно, но однажды забрел он в то самое бюро по трудоустройству на Таганке. То, что он работу ищет, видно было по его невзрачному внешнему виду и потухшему взгляду. Не успел паренек разобраться в обстановке и занять очередь в комнату инспектора, как был настойчиво остановлен представителем 4 ММУ треста «Промвентиляция».
- Стой-ка, дружище. Работу ищешь?
- Да, вот, так как-то…
- У-у-у! Ты попал туда, куда надо! К тому же тебе страшно повезло! Пойдем выйдем, разговор будет.
Ошарашенный молодой соискатель послушно потащился на выход.
- У тебя стаж большой? – представитель ММУ, как-то не удосужился разобраться со специальностью молодого человека. Он сам работал недавно, но считал, что уже познал все тонкости вентиляционного дела, к тому же был по природе несколько самоуверенным и настырным человеком.
- Так, пойдем дальше. Ты варить умеешь?
- Да, почти все время, все десять лет варил, - заинтересованный паренек, которому тоже не пришло в голову узнать подробности специализации требуемого работника, говорил о работе на кухне, где он действительно проработал около десяти лет, готовя бульоны и салаты из вареных овощей.
Представитель же ММУ, произнося слово «варить», имел в виду газовую и электросварку. Собственно, из-за своего тоже не очень старого возраста, и из-за небольшого опыта он не очень сильно разбирался, что там варят на кухне, а что при монтаже вентиляционных систем.
- Все! Идем к нам. Будешь работать у нас. Условия – лучше не бывают, - и он стальными пальцами сжав локоть соискателя, повел того через дорогу в родное ММУ.
На следующее утро новоиспеченный сварщик явился на объект, где его вооружили пачкой электродов, держателем от электросварочного аппарата с подсоединенным кабелем, показали где включать, где выключать, и торжественно вручили кувалду «машку» (от слова махать), зубило и набор гаечных ключей.
Паренек вначале несколько растерялся, но затем, глядя на других сварщиков, попытался повторять все их действия. Но произошло одно решающее «но». Ему забыли вручить сварочный щиток, предохраняющий сварщика от жесткого ультрафиолетового излучения, идущего от электрической дуги. В результате он, как говорят в народе «нахватался зайчиков». У парня воспалились глаза, начался конъюнктивит.
И только через пять суток, когда зрение восстановилось, а воспаление прошло, он смог благополучно прийти на работу и уволиться.
Не знаю правда это, нет ли. Но, по крайней мере теоретически, такое вполне могло произойти.
У меня с трудоустройством тоже не возникло никаких проблем. Буквально через несколько часов я уже получил запись в трудовую, направление в общежитие, спецодежду и инструмент. Правда, впоследствии оказалось, что 4 ММУ ничем не отличалось от прочих организаций и лимит на прописку пока еще им также не был предоставлен, но зато рабочие им требовались гораздо сильней. Я потом почти два месяца жил без паспорта, который у меня забрала комендант общежития. Взамен мне выдали справку, где было сказано, что паспорт находится на прописке. Еще позже я узнал, что паспорт имели право забирать лишь на трое суток, а взамен выдать мне справку, скрепленную гербовой печатью. Но здесь все было проще, на справке стоял штамп общежития и каждые десять дней эта справка обновлялась.
Итак, через несколько часов после того, как я обратился в бюро по трудоустройству на Таганке, я стал слесарем-вентиляционником 2-го разряда. Теперь передо мной открывались самые радужные перспективы. После безупречной трехлетней работы и проживания в общежитии по лимиту я мог получить постоянную московскую прописку. При проживании по лимиту прописка у меня все время временная, возобновляемая каждый год. Получив московскую прописку, и отработав еще три года, я становился кадровым работником и имел возможность стать в очередь на получение квартиры в Москве, а увеличив стаж работы в организации всего на пять лет, получал, вероятно, саму квартиру.
По такой системе работала, практически, вся рабочая Москва. Взгляните на современную карту столицы. Все эти спальные районы, все эти рабочие окраины, все эти бибиревы, лианозовы, чертановы, бутовы, новогиреевы и всякие разные другие – откуда они взялись? Это лимита, это обезлюдевшие деревни в Рязанской, Тамбовской, Владимирской и других областях России, выехавшие за сладкой и красивый жизнью в столицу. Это дети тех, кто поднимал главный город страны в послевоенные годы, это внуки тех, кто выносил горшки и выгребал дерьмо за коренными москвичами, за верхушкой российской интеллигенции, за работниками искусства. Почему я так говорю? Потому что всю самую грязную и малооплачиваемую работу в Москве испокон веков делали лимитчики или просто приезжие.
Забегая вперед, скажу, что отработал я в управлении три года и, когда можно было подавать заявление на получение постоянной прописки, обнаружились какие-то сложности (с чем конкретно я так и не понял) и эта возможность отодвинулась еще на год.
Я проработал в управлении около полугода, когда по моим письмам и по моим следам ко мне приехал друг и товарищ, вылетевший одновременно со мной, но не с филологического, а с философского факультета, Виталька Скрынник. Он так же уехал домой и работал разнорабочим на заводе в городе Днепропетровске.
Через неделю после приезда и устройства на работу в мое же ММУ Виталька заявил, что жизнь в общежитии он всегда приветствовал, но только, если это общежитие не рабочее типа нашего. Я был полностью согласен, и мы единогласно решили снимать квартиру.
Решить то решили, но снять какую нужно квартиру в то время было проблемой. И, конечно же, вопрос упирался в деньги. Сравнительно быстро мы эти проблемы решили. Всего две или три недели дежурств в Банном переулке, где в то время находилась своеобразная биржа квартир, и первоначальный задаток хозяину из привезенных Скрыном с собой денег, и вот мы уже обладатели двухкомнатной квартиры в Ивановском.
Если быть точным, то следует сказать, что квартира была трехкомнатной, но хозяева закрыли в большой комнате какую-то мебель и некоторые свои вещи. А две комнаты поменьше предоставили в наше пользование. Скрын занял одну, я вторую, никаких территориальных вопросов не возникало. Кухню и места общего пользования единодушно решили убирать по очереди.
Иногда думаю, а как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, если бы мы сняли квартиру не в микрорайоне близком к Салтыковке и Балашихе, а, допустим, в Петровско-Разумовском или Лианозово, ну, на худой конец, в Теплом Стане. Не знаю, но абсолютно точно, что дальнейшая моя биография сложилась бы по-другому.
Теперь при проживании в своей квартире жизнь наша потекла более спокойно, хотя в корне и не изменилась. Все также после работы и в выходные мы проводили время у знакомых девчонок в Крестах, как называли студенты новое университетское общежитие на проспекте Вернадского. Правда, теперь я обзавелся пишущей машинкой и магнитофоном. С магнитофоном квартиру наполнили голоса российских бардов и менестрелей: Кукина, Суханова, Никитиных и других.
Слушать песни наших вагантов можно было достаточно спокойно, если не обращать внимания на треск и грохот моей портативной «Москвы». А печатал я много. Во-первых, свои нескончаемые опусы, во-вторых, кое-что из творчества друзей, мечтая создать самодельный сборник нашего творчества. В-третьих, через наши руки проходили порой великолепные книги гениальных авторов, и так не хотелось отдавать хозяину томик, не оставив себе ничего на память. Так я перепечатал Ахматову, Мандельштама, Цветаеву, сделал свой собственный сборник стихов Окуджавы. Именно с тех пор запомнились строки Алексея Цветкова: «Ни гроша, ни алтына, только стекла в пыли, как державы Аттила, занимаю рубли…»
Вспоминается картина нашей жизни. Солнечное воскресное или субботнее утро, в комнате накурено, хоть топор вешай, магнитофон бормочет: «Поезд, длинный смешной чудак, Знак рисуя, твердит вопрос: "Что же, что же не так, не так, что же не удалось?»» ..., а пишмашинка вторит ему: «Голубые подростки, принесут из ларька, если хватит «Московской», если нет – «Дубняка» …»
Скрын женился, Ленка его быстро и ловко скрутила, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. А я бродил один от Крестов до Ивановского, от Тропарева, где находился основной объект бригады до Ульяновской улицы, где расположилась наша контора.
В марте в управлении прошло какое-то собрание. Обсуждали что-то связанное с производством и какие-то политические вопросы. Как всегда, третьим пунктом было «Разное». Председательствующий пытал народ, желая услышать мнение масс. Суть вопроса я уже не помню. Но помню, что ужасно куда-то спешил. Выступать никто не торопился, точнее никто не хотел. И тянулась эта пауза уже с полчаса. Тогда я не выдержал и вышел к трибуне. Абсолютно не помню, о чем я говорил, но все обрадованные, что процедура завершается, встретили мой спич громоподобными аплодисментами.
А через день к нам на стройку заявился начальник участка. Он и раньше иногда посещал нас, но не чаще одного раза в месяц, а так приезжал прораб, замерщик. Они проверяли и принимали нашу работу. А тут начальник участка, только на прошлой неделе был у нас, и опять заявился. Может случилось что, размышляем между собой. Нет, не кричит, не бегает, спокоен. Значит ничего не случилось.
Походил он, походил, а потом отводит меня в сторонку.
- Скажи мне, пожалуйста, чем ты думаешь заниматься?
Вопрос меня удивил и очень. Во-первых, я серьезно никогда не задумывался над тем, чем я дальше буду заниматься. Жил как получится, одним днем. Прошел денек и хорошо. Неприятностей не было – еще лучше. Порадовался чему-то – вообще замечательно.
- Да, я как-то не думал…
- А ты бы подумал, помозговал о будущем своем.
- Учиться думаешь?
- Ну, учиться, конечно.
- Вот начальство управления и я, как твой непосредственный начальник, мы, в общем, рекомендуем тебе поступать в инженерно-строительный институт по нашему профилю. Год, полтора отучишься, у нас кадров не хватает, пошлем на курсы на два-три месяца и станешь замерщиком. Работа чистая, а в деньгах даже выиграешь.
Стать вентиляционщиком на всю жизнь… Какое неожиданное и странное предложение.
- В общем думай и иди учиться. Нам в управлении грамотные люди нужны. Очень нужны!
С этими словами он уехал.
Странность заключалась в следующем. Прошлым летом, уже в конце погиб мой хороший товарищ. Погиб по-дурацки, из-за водки. Сгорел при пожаре. Это сильно подействовало на меня и я, чтобы как-то разрядить обстановку, уехал на две недели сначала к родителям, а от них вместе с братом к морю. Чтобы не возникало никаких вопросов, типа, а где был, а почему прогулял, я подал документы для поступления в первый попавшийся институт. По закону имею право поступать, а раз так, то будьте любезны, предоставьте, пожалуйста, отпуск за свой счет на две недельки для поступления.
Съездил к морю, развеялся, вернулся, взялся за работу и постепенно все подзабыл.
И вдруг весной получаю совершенно неожиданное письмо, которое начинается следующими словами: «Учитывая Ваше горячее желание получить высшее образование в области горячей обработки металлов, приглашаем Вас и Ваших товарищей принять участие в конкурсных экзаменах …» и т.д. и т.п.
- И что это я им всем сразу потребовался, - мелькнула мысль. Мелькнула и исчезла.
В суматохе дней предложение начальства позабылось. А про горячую обработку металлов я вообще никогда всерьез не думал.
Наступила весна. Май зацвел сразу, будто взорвалась шутиха на салюте. Зазеленел, заалел, побелел, прикрыл тонким слоем травы все грязные язвы и раны на газонах. Погода стояла просто летняя. Я сидел один в квартире, добровольно прикованный к машинке.
В конце концов не выдержал, сломался и вышел на улицу. Стояло только второе мая. Солнце жарило напропалую, не разбираю кто там внизу и нужны ли ему солнечные ванны. Впрочем, протестующих видно не было.
Недалеко от дома была автобусная остановка. Я уже почти полгода здесь живу, а какие это автобусы рядом ходят не знаю. От нечего делать прошел на остановку. Вот она рука судьбы. Вот опять вспоминается, а почему я не стал жить в Бибирево или на Сходне.
На остановке стоял автобус Москва – Балашиха. Надо же, ведь когда-то я на учете в военкомате стоял в Балашихе. Не долго думая, прыгнул в автобус и поехал. Зачем, почему, куда?
Места были зеленые, новые, абсолютно незнакомые. И вдруг что-то показалось уже виденным. Я выскочил из автобуса. Так и есть вон там здание районного военкомата. Ха! Недалеко остановка и стоит автобус до Салтыковской.
Ты помнишь, Алеша, дороги СалтЫковки,
Как шли беспробудные злые дожди,
И как студент, посиневший от выпивки,
Плакал, зачетку прижавши к груди…
Как слезы он грязной рукою размазывал,
Как вслед нам шептал: «О, Господь вас спаси!»
И к коменданту дорогу показывал,
Словно с этапом мы шли по Руси…
Без лишних колебаний и раздумий, я прыгнул в отходящий транспорт. Пятнадцать минут тряски по незнакомой дороге, и я рядом с платформой, с которой целый год я ежедневно отправлялся на экзекуции учебой, и которая каждый вече радостно приветствовала меня.
Ноги сами понесли меня вперед. Вот поворот, четвертый дом от поворота, там дом, где мы вчетвером ютились в одной комнате целый год. Поворачивать я не стал. К чему людей тревожить, а перебежал через шоссе и направился в салтыковский парк. У этого парка богатая история. Еще долгорукие закладывали его основы. Когда-то несостоявшийся государь Петр II скакал здесь на лошади. Много чего повидали эти деревья и эти тропинки.
Желтый пруд. На противоположной стороне подковообразная постройка ресторана. Когда я уезжал, только фундамент закладывали. А сейчас ишь какие здания под старину в псевдо русском стиле. С теремками и башенками.
Вот те на! А это ведь Аня стоит. Внучка моей хозяйки, бабки Феклы. Вот так встреча!
И понеслось, и закрутилось, встречи свидания, работа, гуляния. Весна, лето, дни в подвалах и на чердаках зданий на работе, вечера в скверах и парках на прогулках. Неожиданно приходит друг со странной просьбой поработать за него пару месяцев.
- Понимаешь, Валера, такая ситуация. Даже не знаю, как объяснить.
- Да говори, Олежек, как есть.
- В общем мне нужно уехать в Ленинград. Буду поступать в театральное. В Москве прием окончен, а там еще нет
- Но ты же четвертый курс филфака заканчиваешь
- Ну, я говорю, трудно объяснить. В общем так нужно. Это мое призвание!
- Ладно. А меня твое призвание как касается?
- У меня великолепная работа, подработка. Но если все сохранится, может и постоянно работать буду. Приличная зарплата, бесплатное жилье в центре Москвы. Из окон Новый МХАТ виден.
- Хорошо. А от меня что требуется?
- Если я уеду на месяц или два, меня безо всяких разговоров выгонят и с работы, и с квартиры.
- Олег, но я ведь работаю.
- Ой! Ты всегда был придумщиком. И всегда что-нибудь мог придумать. И всегда выходил сухим из воды. Придумай что-нибудь!
- Ну, так сразу… Я не знаю, нужно думать.
Хотя план в голове уже начал формироваться.
Для начала я пошел к начальнику участка.
- Виктор Израилевич, вы помните наш разговор про учебу на инженера-вентиляционщика?
- Ну, конечно, помню! Что надумал?
- Да! Но хочу, чтобы все наверняка, нужно подготовиться основательно. Школу-то вон когда закончил. Позабыл уже все…
- И что ты от меня хочешь? Чтобы я с тобой занимался, так из меня плохой репетитор, я сам все перезабыл.
- Нет, заниматься со мной не нужно. Мне время нужно для подготовки.
- И сколько же тебе требуется времени?
- Месяца два. Я уже все рассчитал.
- А двух недель тебе не хватит?
- Нет, ну, что вы! Так все запущено!
- Ладно, пиши заявление. И попробуй только не поступить!
 
Итак, по заявлению за свой счет я имею два месяца, плюс на всякий случай еще от поступления две недели. Думаю, Олегу этого времени хватит.
В тот же день я переехал из Ивановского в Шведский тупик, где была квартира Олега. Витальку, конечно, мой переезд не обрадовал. Теперь ему предстояло платить за квартиру одному, да и питаться в складчину легче. Но что поделать…
Новая квартира располагалась на четвертом этаже старинного дома еще дореволюционной постройки. Две смежные комнаты. Коридор такой, что по незнанию можно легко заблудиться в его хитросплетенном лабиринте. Потолки высоченные, наверное, метра три с половиной, если не больше. Из окон действительно виден доронинский МХАТ.
Работа начинается в пять часов. Утра. До работы идти семь минут. Можно начать мести и в полпятого и в шесть, главное, чтобы к семи часам, в крайнем случае к половине восьмого весь вчерашний мусор был убран. Затем то же самое вечером в пять часов. Между этими работами ты свободен. Редко-редко, раз в две-три недели может потребоваться что-то сделать днем. Например, вывезти собранный металлолом на базу.
Зарплата такая же как в ММУ, а может и чуть побольше. Те же дворники, которые давно работают нахватали по полтора-два участка и имеют денег соответственно в полтора-два раза больше. У нас бригадир столько не получает.
Все складывалось отлично. Аня работала на Маяковке. Оттуда до улицы Неждановой, где находились мой ЖЭК и участок пешком минут двадцать – тридцать. Места встреч у нас переместились. Она практически поселилась у меня.
Вечером она прибегала после работы, если я мел, то прямо на тротуаре я читал ей стихи в полный голос и свои и чужие. Прохожие с удивлением смотрели на нас, самые робкие шарахались в сторону, а она смеялась. А потом мы шли гулять по летней, нагретой за день Москве, и асфальтовые ладони улиц щедро отдавали тепло, которое прямо видимыми потоками поднималось вверх. Хорошо жить советскому дворнику-вентиляционщику!
В один прекрасный день я вдруг вспомнил, что нужно подать заявление в институт. Глядишь, еще и поступлю и еще и вентиляционную карьеру сделаю. Документы лежали приготовленные и мы поехали в приемную комиссию.
Приемная комиссия располагалась в новом красивом здании рядом с железнодорожной платформой Карачарово. Вторая остановка от Курского вокзала. Вторая остановка по дороге на Салтыковку. Целый год я ездил мимо и размышлял, что же может размещаться в таком здании, тем более, что вокруг здания лежали новенькие бетонные строительные конструкции: трубы, ригеля, балки, короба и еще невесть что. Оказывается, в красивом здании с наваленными вокруг бетонными конструкциями располагается филиал строительного заочного института.
Документы приняли без всяких разговоров. Я выяснил, где будут проходить экзамены. Экзамены будут в этом же здании. Великолепно. И когда первый? Просто замечательно. Первый экзамен – письменная математика. Он состоится тогда-то и тогда-то.
Со спокойной душой мы поехали гулять дальше.
- Ты бы расписание экзаменов списал, - озабоченно сказала Аня на выходе из здания.
- Да чего там голову забивать, - отмахнулся я.
В нужный день в требуемое время я вновь появился в Карачарово. Математика всегда была моим любимым предметом. За полтора часа я разделался со всеми цифирями, успев подсказать соседу какую-то мелочевку, и, мельком глянув в расписание экзаменов, отправился обратно в Шведский тупик.
Накануне следующего экзамена у Женьки Прохорова, дворника с соседнего участка, любителя Ницше и Канта, был день рождения. Закончился день рождения на Курском вокзале за полночь, где мы покупали в вагоне-ресторане прибывшего с юга состава дешевое виноградное вино.
Потом мы шли по ночной Москве небольшой толпой, пили вино, пели строевые военные песни, пытаясь также идти строевым шагом, и ни один милиционер столицы не поинтересовался у нас, что мы празднуем и чему радуемся. Улицы были светлые, широкие и абсолютно безлюдные. Мы были юные, здоровые и счастливые. Это были семидесятые, это была наша молодость!
Утром голова раскалывалась на такое количество частей, какое не сосчитал бы ни один академик в мире. Состояние было не просто безобразное, оно было гораздо хуже.
- Валера, тебе на экзамен идти,- толкала меня Аня.
Господи, и правда, нужно идти на экзамен. Я встал и начал потихоньку собираться. Опоздать я не боялся. Устный экзамен по математике не заканчивается через полчаса после начала.
Внезапно взгляд упал на большой цветной календарь на стене.
- Слушай, а ведь сегодня воскресенье!
- Ну да, конечно, воскресенье, - подтвердила Аня.
- А где ты видела, чтоб в воскресенье проводили экзамены!
- Ура! Воскресенье. Экзаменов не будет! Будет вечная музыка! Ура!
- Валера, но ты ведь сам говорил, что экзамен сегодня, - Аня осторожничала.
- Мало ли что я говорил. Ну, ошибся, значит не туда посмотрел, а экзамен в воскресенье не бывает, а экзамен будет в понедельник! Ура!
- Может, давай съездим в Карачарово, проверим, - Аня все никак не успокаивалась.
- Ну что ты, Анечка. Сейчас мы идем в Жигули пить пиво с креветками. Я не боюсь математики, просто я очень хочу пива.
И мы пошли в Жигули.
Когда я в понедельник заявился в филиал, меня поразила мертвая тишина. Я подошел к гардеробщице:
- А где здесь экзамен должен проходить? Где математику сдают?
- Э-э-э, милок, опоздал ты
- Как это опоздал. Время полдесятого, а начало в девять…
- Так вчерась был экзамен-то. Вчерась все посдавали
Это известие долбануло меня по мозгам почище алкоголя.
- Как это вчера? Вчера воскресенье было. В воскресенье экзаменов не бывает
- Бывает, милок, бывает. У нас все бывает. И в воскресенье бывает, и в субботу бывает и всяк другой день бывает.
Вот это я влип. И ведь не объяснишь в ММУ как это два месяца не работал, готовился, а экзамен не сдал.
Но про меня недаром говорили, что я придумаю выход из любого положения. Все очень просто. Сдать математику я всегда смогу, это не физика какая-нибудь. Хотя в строительный, пожалуй, я вообще что угодно сдам. Значит нужно, чтобы разрешили сдавать. А разрешат, если будет уважительная причина неявки, а уважительная причина – справка. Все ясно. Нужно сделать справку. И я со спокойной совестью пошел уточнять, когда приходить на следующий экзамен.
Следующий был сочинение. Через два дня. Я со спокойной совестью пришел написал сочинение, и продолжил поиски справки.
Мне нашли двух милиционеров, которые за определенную мзду брались сделать из меня свидетеля уголовного дела. Я отправился к ним в их милицейское общежитие для уточнения деталей. Уточнение затянулось на полтора литра белой. И завершилось все мордобитием, откуда я с великой поспешностью бежал, отбросив все мечты о пресловутой справке.
Раз справки не будет, то зачем трепать нервную систему. Ходят слухи, что нервные клетки уже не восстанавливаются. Я не пошел на последнюю физику, тем паче что стрелка моей судьбы стала клониться в сторону брака. А если брак, то в гробу я видел лазанье по сырым подвалам и мокрым чердакам. И именно там видел я всю работу слесарем-вентиляционщиком.
Осенью окончательно определились с датой свадьбы, и я стал постепенно подбивать итоги своей жизни в столице. Не хотелось оставлять долги или забывать какие-то свои вещи. Мы уже жили с Аней в Балашихе, где у нее на двоих с матерью была однокомнатная квартира. Но мать продолжала жить в Салтыковке в частном доме. Поэтому мы с удобствами расположились в новом девятиэтажном панельном доме.
В ММУ я больше не ходил, резонно посчитав, что раз все равно увольняться, то и нечего там светиться раньше времени, испытывая судьбу.
А вот аттестат о среднем образовании терять было жалко. Во всех предыдущих случаях, когда я брал отпуск для поступления, документы присылали по месту прописки. Вот и в этот раз я отправился в Орехово-Горохово, где находилось общежитие ветиляционщиков.
Зашел на всякий случай в общагу, но там узнать что-нибудь было просто не у кого. Тогда я отправился в районное почтовое отделение. Наплел почтальонам какую-то жалостливую историю, мне выдали три толстенные амбарные книги, где регистрируется вся приходящая корреспонденция типа ценных и заказных писем. Чтобы трижды пролистать все три книги, расшифровывая подозрительные записи, а почерк у почтальонов сродни почерку врачей, ушло у меня пять часов. Пять голодных часов и никакого результата.
Ну, что же, надо ехать в этот институт, где экзамены проводятся по воскресеньям, а вокруг учебного комбината лежат бетонные элементы конструкций.
Но текучка и лень дали возможность ехать и искать приемную комиссию, а она уже дважды почему-то поменяла свой адрес, лишь после свадьбы, после Нового года.
С преогромным трудом я все-таки обнаружил, где же находится основной корпус института. Пришлось ехать туда на двух электричках и автобусе. И вот, наконец, я вхожу за массивные двери с табличкой «Приемная комиссия». За столом молоденькая девушка, прямо девочка. Видимо вчерашняя десятиклассница. Или не поступила прошедшим летом, или наоборот поступила в этот ВЗИСИ и пошла сюда работать, чтобы не идти на стройку.
- А вы точно не сдали экзамены? – строго спрашивает она меня, трижды пересмотрев две какие-то учетные карточки в большой коробке, хранящейся в огромном несгораемом сейфе.
Интересно, как я мог их сдать, если я их не сдавал, мелькает резонная мысль. Но девушку огорчать не хочется:
- Ну, конечно же, не сдал,- говорю я
- Значит, вы точно не поступили? – еще раз уточняет она, в очередной раз оглядывая пустую утробу несгораемого чудовища.
- Девушка, это абсолютно точно! – опять проникновенно заверяю ее я.
Окончательно отчаявшись что-нибудь найти в пустой полости бронированной крепости, она с безнадежным видом, открывает второе отделение и достает оттуда толстенный скоросшиватель и с величественным видом садится за свой служебный стол.
Величественный вид такой маленькой пигалице идет не очень, но я это от нее утаиваю. Она открывает этот громаднейший гроссбух и начинает просматривать подшитые листочки. Видимо скоросшиватель проглотил их достаточно давно, но все-равно из-за большого количества до сих пор не сумел переварить.
Внезапно маленькая ручка, перебирающая это бесконечное количество документов, задерживается на одном из листочков. Мне с моего места отлично видна моя фамилия, напечатанная вверху листка.
- Значит вы экзамены не сдали? – опять начинается та же волынка
Я прочитал, что написано в верхней строке листка у нее в руках. Это «Приказ о зачислении». Дата, номер. Все как полагается.
Девушка-девочка берет другой листик, на котором расположился целый список.
Палец плавно движется по фамилиям и вдруг спотыкается на моей.
- Значит вы точно не поступили? – опять вопрошает она, может у нее внутри что-нибудь сломалось, с беспокойством думаю я. Но она вдруг, не дожидаясь ответа, забыв про открытое бронированное чудовище и кипу разных бумаг, разложенных на столе, срывается со своего стула и бежит в соседний кабинет, прихватив последние листочки бумаг.
- Зайдите, пожалуйста, - строго говорит она мне, через мгновение вынырнув наружу.
- Присаживайтесь, Валерий Петрович, - говорит мне немолодой мужчина в очках, сидящий в кабинете за массивным столом.
- Вы хотите учиться у нас? – очень строго и весомо спрашивает он меня.
- Знаете, это просто голубая мечта моего детства. С третьего класса я все думал, как бы так сделать, чтобы стать студентом вашего престижного ВУЗа.
Он не обращает внимания на мое ёрничанье и устало объясняет:
- Как во многих других ВУЗах страны у нас проводится эксперимент. У вас какой средний балл аттестата? – неожиданно задает вопрос.
- Четыре и восемь. У меня две четверки, остальные только пять.
- Вот так! – удовлетворен он моим ответом. – Круглые пятерочники, у кого средний балл пятерка, у нас принимаются без экзаменов, если средний балл от пяти до 4,75, то абитуриент должен сдать один экзамен по своему выбору, если он его сдает на отлично, то сразу же зачисляется. Вы сдали два экзамена: письменную математику на отлично и сочинение на четыре. Хотя сочинение уже могли не писать.
Челюсть у меня медленно едет вниз. Значит все эти треволнения, все эти поиски справок, водка с пьяными милиционерами, беготня и суетня, все это было даром! Я уже давно был студент!
- Теперь возникает новый вопрос, - продолжает мужчина ровным голосом, - сессия вот-вот начнется. Сможете ли вы наверстать все упущенное не по вашей воле, чтобы идти наравне с остальными студентами?
- Конечно смогу, я очень способный, - заверил я.
- Тогда идите, перепишите график сдачи, телефоны кафедр и преподавателей и получите в библиотеке методическую литературу и учебники. Всего доброго. Мы со своей стороны вам поможем.
Когда я под вечер явился домой, нагруженный книгами, как вьючная лошадь, Анечка ничего не поняла
- Ты где был, опять с мужиками пиво пил? – сердито спросила она.
- Хуже, моя дорогая супруга, все гораздо хуже. Я стал студентом!
Она с подозрением посмотрела на меня: не выпил ли лишку ее говорливый супруг. Но супруг был абсолютно трезвый.
- Накрывай на стол, радость моя. Я голоден, как не знаю кто.
За ужином я все ей рассказал.
- Ну давай, учись, не ленись, студент, - только и сказала она и пошла стелить постель.
Не вдаваясь в подробности, сразу признаюсь, включиться в учебный процесс, а тем более двигаться наравне с остальными студентами, я не сумел.
Я решил задачник по начерталке, выданный мне в институте. Я начертил несколько эпюров и даже начал что-то изображать на чертежном ватмане. Я вспоминать таблицу производных и писать контрольную математике. А еще был английский со стандартными тысячами знаков, была химия с какими-то лабораторными, которые, если не сделать, то хотя бы описать требовалось. Была еще история партии и конспекты классиков марксизма-ленинизма. И были еще несколько методичек по предметам, о которых я просто не успел ничего узнать.
Вся Анина родня словно взбеленилась: надо же в профессоры полез! Чуть не каждый день, кто-нибудь приезжал посмотреть на нашу жизнь.
- А ты нашел работу? А как же дальше жить будете? А…? А…?
А работу действительно нужно было искать. Аня получала копейки, у тещи была пенсия, но тоже такая крохотная, что ее даже пособием трудно было назвать.
Начал ездить по заводам, по пунктам по трудоустройству, но опять начало года, отчетная страда, зайдите позже. Домой приезжаешь как лимон из трех стаканов чая. Какая уж тут учеба. К тому же свое горячо любимое 4 ММУ я бросил сразу после свадьбы…
В феврале Анина подружка подтолкнула меня к отделению КИПиА в том же НИИ, где работали они с Аней. И, как ни удивительно, меня туда взяли. Но здесь уже не нужна была вентиляция, здесь требовались совершенно иные знание.
Так и осталась моя страсть к вентиляции неудовлетворенной. Так и не включился я в учебный процесс. Совсем другими вещами пришлось заниматься в жизни.
А вот аттестат мой до сих пор хранится где-нибудь в архивах ВЗИСИ и где-нибудь там же хранится личное дело студента заочника Рогожина В.П.