Маска Шекспира

Это было раннее утро тёплого апрельского дня. В одной из дешёвых забегаловок серого города пили кофе двое мужчин: один из них был молод и обладал ещё живым, ясным взглядом, второй же, напротив, смотрел на всё более холодными и уставшими глазами — то был статный мужчина средних лет.

За долгое время им впервые удалось выкрасть свободный час перед работой. Оба они работали в следственном комитете, а эта работа заставляла жить ей — жизнь в бесконечной волоките бумаг, в лживых и правдивых словах и порой в смерти.

 — Одного не могу понять: как этот псих прикрывает свои зверства искусством! — воскликнул молодой человек, попутно откусывая кусок булочки с маком. — «Не знает юность совести упрёков!» — отпив кофе, он продолжал свою речь с ноткой презрения и ненависти: — Какие красивые и умные цитаты он нам оставляет, а вот его-то совесть хоть ещё жива? На совесть юности мне плевать, а вот совесть этого психопата хоть существует?

 — Мы имеем дело с холоднокровным убийцей. Этот лис просчитывает каждый свой шаг, — ответил мужчина, понимая, что они слишком далеки от правды, слишком далеки от нитей, ведущих к серийному убийце, а так же он осознавал, что этот человек сейчас свободно разгуливает по городу и надменно смотрит на тех, кто должен его поймать.

— «Не знает юность совести упрёков…» — угрюмо повторил старший следователь, его брови сошлись на переносице.

— Каждый шаг? Он — псих! Сбежал из своей больнички и теперь читает своего Шекспира в какой-нибудь грязной яме.

Резкое движение рукой и кофе пролилось на рукав молодого человека.

— Чёрт! — воскликнул он.

— Возможно, но это лишь версия, — мужчина отвечал лишь по делу, игнорируя восклицания молодого человека и пролитое кофе.

— Я вас в этом уверяю, Виктор Сергеевич. И из лечебницы добро дали, — быстро вытирая руки салфеткой, продолжал помощник следователя.

Мужчина обвёл внимательным взглядом пустой зал, остановился на двери, на которой висела в их сторону вывеска «открыто» и пожал плечами.

— Алексей, не торопись с выводами. Не бывает всё так просто. — сказал Виктор Сергеевич, взяв чёрную папку с документами и поднявшись из-за стола.

— Нам пора.

— Это в работах Шекспира всё сложно, а здесь у нас жизнь — рождаемся, учимся, работаем, стареем, умираем, и никаких загадок нет, — флегматично заметил молодой человек и поторопился допить кофе.

2


«Быть может, вот она прекрасная Джульетта, не сумевшая найти свою любовь, но сумевшая продать себя. И пусть за это жизнь её накажет», — с этих строк и холодного изувеченного тела девушки началось дело Шекспира.

Лилию Морозову нашли не по случайности — раздался анонимный звонок, в котором сообщалось о мёртвой девушке в одном из глухих районов города. Убийца постарался сделать всё для того, чтобы тело девушки не начало разлагаться — умеет работать с трупами. По всему телу было обнаружено множество ножевых ранений, из глазниц выглядывали искусственные цветы — ромашки нежно — голубого цвета. А рядом с телом жертвы было выложено лепестками бледных роз те самые слова о Джульетте.

Лилию условно назвали Джульеттой, как и всех последующих за ней девушек. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была о том, что убийство было совершенно на сексуальной почве, но экспертиза отмела эту догадку. Все девушки были лишь убиты и «красиво» украшены цветами.

Шестой жертвой был молодой человек, обвинявшийся убийцей в бесчувствии и жадности. Характер преступления резко изменился. Среди жертв были проститутки, наркодиллеры, различные люди низшего класса, были с виду добропорядочные граждане, но Шекспир находил вину для каждого из них, и, похоже, он хотел донести до нас именно вину, порок, а не мёртвое тело.

Каждое убийство сопровождалось цитатами из произведений настоящего Шекспира, цветами, тщательной подготовкой убийцы к своему делу — он создавал целые произведения. Лишь пару раз он засветился на камеру одного из магазинов, но и это не дало нам информации о его личности.

Инга Алексеевна, эксперт-психолог, составила потрет социопата крайне жестокого, холодного. Он играет роль судьи, а то Бога. Вполне вероятно, что в обычной жизни он работает, является идеальным мужем для супруги и идеальным отццом для своих детей. Наш Шескпир не ценит человеческую жизнь и, возможно, высшая мысль, которую он нам преподносит с новым телом, лишь украшение для его деяний. Но это шло абсолютно вразрез с нашей основной версией о сбежавшем больном из психиатрической больницы: больной был крайне эмоционален, неустойчив и неосторожен.

И мой долг состоит в том, чтобы отыскать эту заразу и предать суду. Пусть совесть Шекспира спит, но моя мне не даёт покоя, потому что каждая жертва является и моей виной. Каждая смерть, которую я допустил, будет для меня тяжким бременем. Пусть эти люди были отбросами, пусть не всегда поступали правильно, но судить их должен был суд, либо Бог.

Но сейчас я иду к телу двенадцатой жертвы. Есть ли мне прощение на этом свете? Нет, есть ли нам всем прощение?

Тело этого мужчины лежит в центре кольца из красных цветов. Его руки и ноги направлены в разные стороны — вся его поза говорит о свободе, лишь его лицо зачем-то прикрыто белой тканью.

— Алексей, убери ткань.

Он осторожно убирает с лица ткань и удивлённо восклицает:
— Чёрт возьми, да это же наш псих…

Я поднимаю голову к небу и тяжко вздыхаю. Лучше бы убийцей оказался этот больной. Это проще, чем искать зверя, возомнившего себя Богом.

— «И так в себе уверен, что не помнит, что хрупок, как стекло», — очередная отсылка к Шеспиру.

3


Со злости главный следователь ударяет по стене кулаком — в кровь. Произошло то, что никто не ожидал: девушка выжила после встречи с этим чёртовым маньяком, но н и ч е г о не помнит о своём похитителе.

Шекспир просто взял и отпустил её, а всё, что она может сказать сводится к тому, что у похитителя была чёрная маска на всё лицо, и он включал ей не то Чайковского, не то Моцарта, не то Вагнера. Она сидит такая жалкая заплаканная и повторяет: «Тебя я прощаю».

Почему он отпустил её? В чём причина?

— Её воспоминания запутаны, на её психику воздействовали, — говорила молодая женщина со светлыми, большими глазами. — Нам нужно время.

— Инга, пока эта девушка будет приходить в себя, умрёт другая, а потом ещё и ещё.

Мужчина облокотится о стену и крепко cжал разбитые кулаки.

— Если мы сумеем распутать клубок из её воспоминаний, то мы сможем выйти на него.

— Ты думаешь, он дал ей хоть что-то увидеть? Думаешь, он настолько глуп?

— Нет, он жесток и умён. И его поступок лишь прибавил вопросов.

4


В тёмной душной комнате звучала третья часть Реквиема Моцарта. Гневные ноты захватывали сознание сидящего за письменным столом человека в чёрной маске. Мужчина ровными, чёткими движениями строил на белой бумаге какие-то странные сооружения, рядом лежали книги, говорящие о многогранности своего хозяина. Среди них были книги о правах человека, о законе и государстве, некоторые были посвящены человеческому организму, а другие возвышали искусство над простым умом обычных людей, живущих жизнью, в которой нет места мысли и высокому слову.

Этот человек не был признан ни собой, ни кем-то другим. Его мысли и действия растворялись в обществе, они были посвящены людям и истине, за которую он боролся. Но так ли было на самом деле? Этот человек давно потерял точку отсчёта своего рождения.

Чёрная маска заключала в себе истинное лицо человека, а то, что было под ней — игра. Он — судья и Бог, он — ценитель искусства и искатель правды, но всё это лишь игра первоклассного актёра, который вынужден скрывать своё лицо, своё «Я».

И сейчас он снова снимет маску и станет своей очередной ролью, которую он полюбил всей душой и в то же время презирал с невероятной силой.

Медленно мужчина поднялся из-за стола и подошёл к большому зеркалу. Маска слетела с лица, и на свет возродилась гордая роль следователя, поклявшегося поймать Шекспира. В последний раз «истина» ухмыльнулась себе из зеркала и приняла облик своей любимой роли.

Конец