Мой Старый Арбат!

В начале девяностых, я часто бывал на Старом Арбате. Это было место наполненное бешеной энергетикой, и я, подобно вампиру, опустошенный монотонной курьерской работой, после тяжелой рабочей недели, по пятницам приходил сюда, где в подземном переходе, в простонародье называемом " труба", играли рок мои друзья -уличные музыканты. Тут я восстанавливал свои энергетические запасы, абстрагируясь от беспросветных, тяжелых будней. Такой концентрации хиппи, панков, рокеров и прочих неформалов нельзя было встретить ни в одной точке земного шара. И что самое главное, этот конгломерат столь разношёрстного общества умудрялся жить  в мире  и согласии, поглощая и растворяя в себе  людей, которые просто любили музыку и наслаждались жизнью. Часто можно было наблюдать такую картину: возвращающийся после работы какой-нибудь офисный служащий в костюме и при галстуке, с начищенной до блеска обувью, услыхав звуки тяжелого рока, останавливался, ставил свой дипломат на пол рядом с собой, начинал дергаться в такт музыке и трясти головой. А уже в выходные дни можно было встретить того же самого офисного служащего здесь же в косухе и с банданой на голове.
Здесь же я и познакомился с Фиделем. В один из летних вечеров я стоял в толпе неформалов, полукругом обступивших музыкантов, пил пиво с моим хорошим приятелем Лешей по прозвищу ВАСП, слушал музыку, глазел по сторонам. Лешу, звали ВАСП-ом потому, что он носил кожаные черные штаны, остроносые казаки из змеиной кожи, и на нем неизменно была черная футболка, на которой большими красными буквами красовалось название легендарной рок группы WASP. В перерыве между композициями к нам подошел бородатый невысокого роста мужчина средних лет, в камуфляжной куртке  и такой же кепке, с пакетом в руке.                Похож на Фиделя Кастро, отметил я про себя. Сначала он поздоровался с Васпом, потом со мной. 
- Эт самое… Классно сегодня ребята зажигают,- он встал рядом со мной и поделился мнением - я согласился.
- Эт самое… А вот вчера играли без настроения. Гарик, так тот вообще был невменяемый, в ноты не попадал, - продолжал он. У него была манера перед каждой фразой добавлять «эт самое».
Вновь заиграла  музыка и я перестал слышать о чем говорит этот странный тип. Я просто кивал головой, делая вид что внимательно его слушаю. Ребята играли лед зеппелиновский «Rock’n’Roll», пожалуй  самую забойную композицию своего репертуара. Наконец вокалист взял самую высокую ноту, ударник  застрекотал по тарелкам, гитарист сыграл заключительный пассаж и  песня  завершилась. Толпа взвыла от восторга. В раскрытый, обитый красным бархатом гитарный гофр посыпалась мелочь.               
-Короче все, перерыв полчаса, - объявил тот самый Гарик в микрофон, закурив сигарету и положив гитару на усилитель. Наступила относительная тишина и до меня вновь донесся голос стоящего рядом со мной Фиделя. Он увлеченно рассказывал что-то про клинику детской хирургии. Признаться, я был удивлен.               
- Может еще пива?- предложил я ВАСПу. ВАСП согласился.             
- Давайте я схожу,- вызвался Фидель. Я вопросительно посмотрел на своего приятеля. Тот утвердительно кивнул головой, мол ему можно доверять.  Я отдал деньги, и он поспешил к ближайшему ларьку.               
- Послушай, кто этот бородач?      
- А... ты про этого бомжа?               
- Как это? Он же не похож. Да он даже не воняет, - не поверил я.       
- Говорю тебе, самый обыкновенный бомж. Он в заброшенном здании живет.
Из шокового состояния меня вывел звонкий заливистый женский смех. Сердце мое екнуло. Так смеяться могла только она. Я повернул голову и увидел Наташку в сопровождении двух отъявленных наркоманов, не слезающих с иглы. Похоже что она  опять была под кайфом. При всем при этом выглядела она потрясающе. Несомненно она была королевой Арбата. Высокая, стройная, с точеной фигуркой. У нее были прямые длинные черные волосы, густые брови, умопомрачительные зеленые глаза, тонкая длинная шея и гордо вздернутый вверх носик. Сегодня она была в белом платье.  Она подошла ко мне, мы поцеловались. Это был просто дружеский поцелуй, несмотря на то что на прошлой неделе накурившись гашиша мы  провели бурную ночь. Но  она была слишком свободолюбива, слишком независима и слишком красива, чтоб принадлежать какому-то одному мужчине.
- Да, Наташка красавица,- будто прочитав мои мысли, сказал появившийся с двумя бутылками дешевого пива, Фидель.
- Эт самое… вот только она зря с этими двумя придурками тусуется.
- А себе почему пиво  не взял? - спросил я.
- Не, я не пью, это вредно, - ответил Фидель. И снова я был удивлен.                - Давай, поднимемся наверх, на перилах посидим,- предложил ВАСП.
 
Мы сидели, пили  пиво, курили душистые заморские сигареты, слушали музыку, доносящуюся снизу из подземного перехода, и радовались свободе, в которую мы окунулись так истосковавшись за годы советской власти.
В какой-то момент мне стало скучно и я решил пройтись по старому Арбату. Фидель увязался за мной. Множество людей из различных слоев населения нескончаемыми реками текли вниз и вверх по Арбату, надеясь найти себе развлечение по вкусу. Над сказать что Арбат девяностых это было место, где царила свобода. Здесь можно было зайти в престижный  ресторан, выпить бокал дорогого французского вина, удивить новую подружку,  а можно  было просто купить бутылку дешевого портвейна, завалиться с друзьями в ближайший подъезд и тут же опустошить содержимое из горла. Можно  было купить травки у многочисленных барыг, свернуть в тихую улочку и спокойно покурить сидя на лавочке, радуясь жизни. Наконец, здесь можно было даже договориться со знакомыми проститутками бесплатно провести с ними ночь. Можно было делать все, что душе угодно, а душа у нас была молода и поэтому не особо прихотлива.
Мы прошли мимо художников, рисующих портреты за деньги всем желающим, послушали поэта, читающего с завыванием стихи собственного сочинения, остановились потусоваться возле барда Бармалея.  Мы дошли до дома Пушкина, когда перед нами резко затормозил милицейский уазик. Нас усадили в машину и повезли в «Пятеру» - пятое отделение милиции, которое находилось здесь же на Арбате. Впрочем, сильно беспокоиться не стоило. Обычно, проверяли прописку, выписывали штраф и отпускали на все четыре стороны.
Надо сказать, что обезьянник в пятом отделении милиции был на редкость маленьким, и поэтому почти всегда был забит арестантами. Мы с Фиделем сидели на лавочке за решеткой и он, достав из своего пакета многочисленные вырезки из статьей, взахлеб рассказывал мне про великого боксера Кассиуса Клея, который впоследствии принял ислам и стал называться Мохаммедом Али.
- Послушай, - спросил я его. - А что ты делаешь здесь, в Москве? Работаешь?
- Не, у меня нет паспорта. Потерял,- ответил он.
- А почему не возвращаешься на родину?
- Кому я там нужен?- махнул рукой Фидель.- А тут большие возможности. Знаешь сколько тысяч миллионеров живут в Москве?
- И что же, ты думаешь они вот просто так дадут тебе денег?
- Просто так не дадут, но если рассказать что деньги нужны на создание клиники детской хирургии, то обязательно дадут, - убежденно ответил Фидель.
- И где ты собираешься искать этих миллионеров?
- Это очень просто. Он достал из того же пакета свежую газету и показал статью, в которой было написано, что завтра мэр города играет в теннис в парке Сокольники.
- Вот завтра я и поеду в Сокольники, - сказал Фидель.
Прошло уже около трех часов, когда дежурный вызвал меня, так исковеркав фамилию, что я не сразу догадался, что вызывают именно меня. Я подписал протокол, заплатил штраф в десять рублей и вышел на свободу.
В следующую пятницу я снова тусовался   в трубе: пил пиво, слушал музыку и рядом со мной стоял Фидель.
С наступлением холодов народу в трубе собиралось мало. Да и сами уличные музыканты старались найти работу либо в ресторанах, либо в ночных клубах. Только большая нужда могла заставить их играть зимой. От мороза деревенели пальцы, а петь вообще было противопоказано, поскольку можно было простудить голосовые связки. И всё равно мы были очень рады тем редким выступлениям уличных музыкантов. Это был островок нашего мира, мира где царила дружба, любовь и свобода.
Я решил набрать теплых вещей и отдать их Фиделю, так сказать, подготовить его к зиме. Обзвонил всех своих знакомых,  раздобыл кучу теплых вещей и довольный собой и проделанной работой приехал на Арбат. Народу в трубе  было мало и Фидель тоже отсутствовал. ВАСП предложил навестить его. Возле сувенирного магазина мы свернули в переулок, прошли детскую площадку и подошли к высокому металлическому забору, за которым стояло серое пятиэтажное здание, находящееся на реконструкции. Мы прошли мимо больших ржавых ворот, на которых висел амбарный замок, завернули за угол. Здесь забор заканчивался. Мы вошли во двор здания, поднялись по бетонным лестницам, из которых торчала арматура, на третий этаж. Жилище Фиделя представляло собой комнату без дверей, с бетонными полами и с окнами, на которых не было стекол. В одном из углов комнаты лежал старый дырявый матрас. Стены были обклеены старыми фотографиями известных боксеров. Тут же стояли две пластиковые бутылки с водой.
- Вот тут Фидель и живет, - сказал Леша ВАСП.
- А ты как про это место узнал?- поинтересовался я.
- Да как-то тут ночевал. Меня Фидель пьяного на улице подобрал, сюда привел.
Мы положили пакеты с собранной одеждой в один из углов комнаты и собирались уже уходить, когда в коридоре послышались шаги. Это был Фидель.  Выглядел он вполне пристойно. На нем было модное хоть и тонкое пальто, шапка и крутые новые ботинки.
- Мы вот тут тебе теплых вещей принесли, - сказал ВАСП, указывая на пакеты в углу.
Фидель небрежно покопался в вещах, и из всей кучи выбрал одну кожаную куртку.
- Ну вот, эта мне подойдет, - сказал он удовлетворенно, - остальные можете унести.
- А ты где был?- спросил я его.
- На встречу к мэру ездил.
- И как?
- Охрана не подпустила близко. Уроды! - зло ответил Фидель. - Но я его всё равно достану.
 
;А меж тем шли годы и в стране начало происходить что-то грандиозное и очень плохое. В сентябре 93 года в Москве начались массовые волнения. Власть  жестоко разгоняла демонстрантов. В центре города, вокруг Белого дома стояли непонятно откуда появившиеся танки, повсюду сновали люди с автоматами. Потом эти же самые танки начали палить по дому. Происходило какое-то безумие. На улицах милиция останавливала всех и, у кого не оказывалось регистрации, задерживала, а затем отправляла в спец приемники-распределители. Эта участь не обошла и меня. Несколько суток я отсидел там, где меня два раза в день водили на допрос, избивали дубинками и требовали, чтоб я признался что террорист. Затем  под строгой охраной меня и еще человек пятьдесят отконвоировали на Белорусский вокзал, посадили на поезд «Москва–Баку» и отправили в путь. Не успел поезд покинуть границы московской области, как по вагону поползли слухи, что с товарищем майором есть договоренность, что он вернет нам наши паспорта и отпустит. Мы собрали по десять тысяч (неденоминированных) рублей с каждого, отдали их знакомому чеченцу Казбеку, который и должен был обо всем договориться. Через час я вышел из поезда на каком-то заброшенном полустанке, счастливый,  с паспортом в руке и твердой уверенностью, что лучше переждать это смутное время у родственников в Саратове.
В следующий раз на старом Арбате я появился уже лет через пять. Поскитавшись по разным городам России, я решил вернуться в Москву. Вновь я снял комнату, устроился на работу. И вот однажды, после работы я, как много лет назад, вошел в метро, доехал до станции Арбатская, поднялся по длинному и столь знакомому эскалатору, вышел из дверей и направился в «трубу». Смешанные чувства одолевали меня в тот момент. Чувство страха о невозвратно ушедшей молодости, и, вместе с тем, надежда, что все-таки остался на старом Арбате островок свободы мира и братства. Я неспешно дошел от метро до перехода, отметив про себя, что многое изменилось. На месте небольших палаточек, торговавших пивом и сигаретами, стоял двухэтажный дом, на первом этаже которого располагался ресторан с непривычным для русского уха названием «Шеш-Беш», у входа в метро не было бабушек, торговавших хлебом и пирожками. Появилось много платных туалетных кабинок. Одним словом, цивилизация медленно, но верно, отвоевывала земли у коренных обитателей Старого Арбата. Теперь здесь лишь изредка попадались рокеры, хиппи или панки. Все больше богато одетые люди сновали по дорогим кабакам и ресторанам, коих было хоть отбавляй.
Я остановился возле ступенек перехода и прислушался. Кроме шарканья шагов, спешащих по своим делам людей, не слышно было ничего. Самое страшное, что не было слышно музыки. Я спустился в "трубу". На том месте, где обычно стояла аппаратура и играли уличные музыканты, теперь разместился павильон стильной итальянской одежды. Вместо живых, мечтающих о вечной любви и всеобъемлющей свободе людей в свете неоновых ламп теперь стояли, одетые в безукоризненные костюмы,  бездушные манекены. Я шел по Арбату в надежде встретить хоть кого-то из бывших обитателей. Но увы, в многочисленных лицах мелькающих калейдоскопом, я так и не смог найти ни одного знакомого. Я шел и шел не останавливаясь и не заметил как ноги сами привели меня к тому самому дому, где жил Фидель. В доме, где когда-то располагалось его жилище ничего ровным счетом не изменилось, если не считать что на стенах серыми пятнами виднелись места содранных со стен фотографий и вместо Фиделя на том же самом матрасе лежал какой-то азиат, который не говорил по-русски. Трудно передать чувство, с которым я покидал этот дом. Я вновь вернулся на Арбат и побрел в сторону метро. Невеселые мысли лезли мне в голову. Было уже поздно, накрапывал небольшой дождик и контрастом к моему настроению издевательски ярко вокруг горели цветные фонари. Вдруг я услышал доносящиеся  откуда-то  звуки подключенной к усилителю  электрогитары. Сердце мое забилось так часто, что, казалось, готово было на радостях выпрыгнуть из груди. Но по мере приближения я все больше убеждался в том, что это играет не Гарик. Трудно было спутать его манеру игры с частыми искусственными флажолетами с кем-либо еще. Возле театра им. Вахтангова стоял какой-то студент, играл на гитаре и сам же пел. Около дюжины неформалов слушали его, характерно качая хайрастыми головами в такт музыке.  Ни одного знакомого лица не разглядел я среди них. И вдруг откуда-то сзади меня окликнули. Я обернулся и увидел двух улыбающихся девушек. Мне понадобилось несколько секунд, чтоб узнать в них моих давнишних знакомых - лесбиянок Яну и Ину. Трудно передать как я был рад встрече с ними. И опять как прежде, мы стояли, пили пиво, слушали музыку. И я все спрашивал, а они все рассказывали. Из старой тусовки почти никого не осталось, рассказывала Ина. Оказалось, что  Гарик уехал на родину.  Я спросил про Наташу. Она жестко подсела на героин. Потом долгое время лечилась в какой-то анонимной клинике. В нее влюбился её лечащий врач, женился и увез за границу. Потом они развелись. Приезжала сюда в прошлом году, худая, глаза грустные. Проблема у нее, бесплодие. - Я слушал и мне было очень  грустно. Я спросил про Фиделя - он скончался через год после моего отъезда. Его очень сильно избила охрана мэра города. Он несколько дней пролежал в больнице, потом вышел, но так до конца в себя и не пришел. Через пару месяцев его нашли мертвым в своем жилище, с крепко сжатой в руке фотографией Мохаммеда Али.
Что касается Леши ВАСПа, то он окончательно спился и превратился в самого настоящего бомжа. Его буквально вчера видели грязного и оборванного валявшегося пьяным на тротуаре моста.
  Было уже за полночь, когда я с ними расстался. Мне было грустно и я решил не заходить в метро на станции Арбатская , а пешком пройтись до Александровского сада. Я шел не замечая спешащих к метро редких прохожих. Возле перехода, напротив книжного магазина стояла карета скорой помощи с включенными маячками.  Я подошел к нескольким зевакам с верху наблюдавших  за врачами
- что случилось? - спросил я у одного из них.
- бомж какой -то свалился с парапета головой  вниз - ответил мне молодой парень.
- живой?
- вряд ли. Вон какая высота!
Нехорошее предчувствие овладело мной. Я спустился вниз по ступенькам, поближе к месту трагедии. Как раз в этот момент бригада скорой помощи заканчивала осмотр.
- ну все ясно, вызывай труповозку -резюмировал доктор в белом халате и золотых очках, обращаясь к своему более молодому коллеге. В этот момент он чуть отступил в сторону и я увидел немолодого человека лежащего на спине в луже крови, с разбитой  головой,  в черной футболке на которой виднелись выцветшие от времени бледно красные четыре буквы WASP. Свобода девяностых оказалось очень жестокой. Она выбирала самых свободолюбивых и вместе с тем наивных добрых и открытых людей чтоб их уничтожить, а меж тем жить и процветать продолжали те, кто не так уж и нуждался в этой свободе: дисциплинированные, расчетливые, готовые адаптироваться в любой среде люди. Люди без принципов и морали.