Океан отрыгивает

Сегодня буря молчит;
ей стыдно.

Ждал, сидя на поваленной пальме. Смотрел, как волны лениво протягивают свои опухшие ладони к набрякшим от ежедневных дождей ветвям, и, не сумев дотронуться до них, только просеивают сквозь свои пальцы песок и медленно убирают их обратно, оставляя на берегу крупные борозды. Маленькие крабы, вынесенные волной, остаются пойманными в углублениях на камнях; но секунды спустя их подхватывает очередной волной и уносит в океан, откуда они опять попадают в те же ловушки. Сон растворён в воздухе, как взвесь из солёных капель.

Одно и то же. Каждый день. В ушах - песчаный звон, в остальном теле - лихорадка. Задыхаешься: трудно процеживать сгущённый воздух. Кишки скручивает от сырой пищи. Надрывный вой цикад медленно раскалывает голову: пустые половинки, как арбузные корки, подхватывает волна и уносит вглубь. Океан колышется словно огромный кусок студенистого мяса. В воздухе тучей мошки стоит влажная малярийная взвесь. И всё это – рай для любого, кто не обременён воображением.

Гранитные скалы, торчащие из воды оголёнными позвонками, были, безусловно, прекрасны. А как полыхал за спиной костёр рафлезий и плюмерий, как блестели натёртые воском пластмассовые магнолии, как лопались от сока алые фрукты! Жизнь цвела и кишела расползшейся послусгнившей тушей. Развалясь и подставив свои спины лучам, грелись на валунах длиннохвостые ящеры, танцевали серые лемуры в тени джунглей; гекконы таращили на меня свои зелёные глаза. Но я чувствовал во всём этом декорации дешёвого театра. Я равнодушно смотрел на эти регалии джунглей. Тяжёлая голова клонилась набок, хотелось спать.

Океан шелестел и шамкал, как беззубый старик, ворчал, всхлипывал, кряхтел. Я не мог его понять; из всех слов мне знакомы были одни междометия. Я слушал его с нескрываемой брезгливостью. Вот он в очередной раз судорожно вжался в себя,  будто ему не хватало воздуха, вспенился, вздыбился, как кошка, потом изогнулся и с громким кашлем выплюнул вместе с пеной на берег какой-то тёмный комок. Что-то большое, чёрное выкатилось на золотой песок.

Солнечный ветер пробегал вдоль всего берега, навевая сон. На берегу, противопоставляя себя всему - солнцу, песку, воде и джунглям - темнел комок. Он был как бы вызов - всему, что вокруг, в том числе океану. Откуда он здесь взялся и зачем преломляет однородность пространства?

Тяжело разорвать пелену дремоты, свитую ветром, но я встал и подошёл к чёрному предмету, наклонился и стал разрывать наслоения на нём, похожие на капусту. К водорослям прилипли коряги, листья, орехи, раковины моллюсков, галька. Не знаю, сколько времени я разрывал эти слои, но за каждым слоем постоянно оказывался новый. Когда, я, наконец размотал, распеленал всё, - там не было ничего; только вокруг меня валялся чёрный мусор.

Вернулся к своей пальме, ухмыляясь, сел, закурил. Сгущался вечер. Тёплый влажный воздух окутывал лучше одеяла. Я заснул. Мне приснилось, что океан иссох и обнажились дно. Но не сокровища лежали на дне том. Там лежали, словно на газетке, обглоданные кости рыб и туши кораблей. Пустые раковины моллюсков, белые камни, истлевшие тела китов. Больше ничего. Ни городов, ни чудищ с длинными шеями. Один песок: раковины да камни.

Океан, лишённый своей таинственности, глубины, представлял из себя Сахару. Только глубина являла собой тайну. Без неё это была просто голая марсианская степь. Никакой тебе Атлантиды. Пустырь, колючка. Ветер, сдирающий остатки живой материи с костей.

Когда я проснулся, комок окончательно развалился и высох, растворился в песке, оставив на нём тёмное пятно. Я встал и пошёл в своё бунгало, так как уже темнело, сильно дуло с океана и становилось прохладно.