Сон петроградский

Вокруг крысиная возня. Я шагал вдоль проспекта, словно канатоходец, уворачиваясь от снарядов-прохожих, рекламных буклетов и рук, сумок, велосипедов, автомобилей и проч. Выбегали из ресторанов официанты с дымящимися карпами на блюдах, шныряли торговцы туда-сюда; чёрные птицы собирались в стаи; нюхали воздух собаки, кружился мусор, пахло водой. Дворники выметали из арок случайных прохожих, и те, выходя на прямую, превращались в иностранцев. Живые рыбы плавали кверху брюхом в каналах, отражая зеркальной чешуёй проносящиеся облака. Я останавливался, пропускал кого-то и шёл вперёд и мимо; лавировал, обгонял и ждал опять. Налево, потом направо, потом, кажется, снова налево и опять направо. Солнце садилось за домами, но было по-зимнему светло от факельного шествия.

Перекосившиеся лентой Мёбиуса мосты, а за ними – колоннады фонарей, не освещающих, а лишь усиливающих черноту каналов. Мне было всё равно куда идти: не здесь я похоронил свою душу – не в этих болотах предстояло сгнить, не к этому причалу привязать свою пуповину.

Вот, свежевырытой норой, устремлённой на меня своей червячной полостью, сырым гнилостным дыханием ждал меня за поворотом двор. В глубине его мерцал красный фитиль – извивался и, как блесна, манил своим гибельным тлением. Я раздвинул со скрежетом калитку, похожую на паутину, и вошёл под арку в глубину дома, как рука сквозь разрез в тушу животного.

Внутри было странное людное место. В центре стоял дом, увенчанный шпилем. А вокруг него без остановки, звеня железом, ходили люди. Ясно, это было какое-то представление, к чему-то готовились. На них было подобие одежд – жалкие лохмотья, сквозь которые просвечивало розовое тело. Они молчали, но глаза выдавали муку. По стенам стояли охранники в старинных шлемах, из-под которых торчали крысиные морды с рубиновыми зрачками.

Ко мне подошли две больших крысы. Пригласили в дом, стоящий в центре. Оказалось, что это была баня. Я прошёл сквозь пять её кругов, удаляя с себя налёт дорожной пыли. На восьмом меня усадили на скамью. Предложили снять одежду. Заковали в кандалы. Надели грубую робу из солдатской материи. Крысы вывели меня во дворик и повели в одну из открытых дверей. Меня повели по длинному коридору.

И вот мы поднялись на второй этаж. Отворилась дверь. Меня втолкнули внутрь. Крысы ушли, за мной хлопнула дверь, и лязгнул замок, и я остался в полной темноте. Но скоро глаза привыкли, я увидел железную кровать, прибитую к стенке, и маленький стол; решётчатое окно и луну в окне.

На кровати – не было никаких сомнений – на кровати, повернувшись вполоборота, сидела она. Не было никаких сомнений. Это была императрица. Волнистые, раньше похожие на извивающиеся языки пламени, а теперь напоминающие водоросли, её волосы колыхались в струях лунного света. Белое полупрозрачное платье, оттеняющее её бледную кожу, падало струями воды. Страшно было пошевелиться, спазм не позволял вдохнуть.

Но вот я победил своё оцепенение. Двинулся назад. Но не мог сделать ни шага: кандалы бряцали на ногах. Я упал на четвереньки и полз к двери, закрыл голову руками. Уйти назад – прочь из этого каземата – только не видеть, не ощущать! Но перед мной закрытая дверь, и рубиновые зрачки сквозь окно.

Куда мне бежать от моего призрака?

2013-2015