Былина - территория любви

«Былина» – территория любви
.
С «Былиной» судьба свела нас много лет назад. И это путешествие в прекрасную и удивительную страну, где талант и творчество, сопряжённые с трудом, стали «именинами сердца» и «усладой глаза», и позволили прикоснуться к заповедному миру, надолго (если не на всю жизнь) наполнило нас восторгом и удивлением. А удивительнее всего был сам Анатолий Васильевич  Рядинский, фантастический, волшебный и земной одновременно Хозяин и Творец.
Мой брат, инженер – электронщик, несколько десятилетий жил в Менделеево и работал во ВНИИФТРИ. Там же трудилась его жена, а впоследствии и сын. Вот с ними-то мы и попали впервые в «Былину», сначала на однодневную «экскурсию», а затем в совместный отпуск.
Мы приплыли на лодке, взятой напрокат в «Пятнице», - рыбацкой базе на Истринском водохранилище. Сказочный городок «Солнышко», с которого началась слава  Зодчего, нам почти был неведом. А вот с «Былиной» мы, что называется, «срослись» с первой минуты, как увидели островерхие терема в окружении таких же островерхих елей и величественных сосен. А потом взору открылась поляна с совершенно каким – то неземным костровым кругом с валунами вокруг очага и колоннами – умело выдолбленными стволами отживших своё деревьев. Здесь они получили новую жизнь: горящие по вечерам  в их узких нишах лампы фантастически озаряли нутро стволов, и они светились в темноте тёплым оранжевым сиянием. Дома-терема – двускатные, с высокими треугольниками крыш, или пузатые, как бочонки, с фигурными кровлями, резьба на теремах – как девичьи кокошники! А ещё есть домики на сваях, ближе к берегу реки, они живописно прячутся в елово-берёзовой роще.
Костровая поляна в окружении «столовых» -  теремов со сквозными стенами  и плетёными занавесями над входом. Вечерами вся поляна окружена зыбкими огнями: на столах горят керосиновые лампы. А вот в «кухне» - длинном строении, буквально напичканном современными атрибутами быта – плитами, холодильниками, горят вполне современные светильники. Но буфеты – резные, под старину, и льняные расшитые фартуки для каждой «хозяйки». А по обеим сторонам от входа в просторных нишах – глиняные кувшины с полевыми травами и цветами. Под резной крышей – полка, уставленная старинной утварью. Коллекция самоваров – 24 штуки (впоследствии их стало около сорока), четыре чугунка, старинная ручная кофемолка.  Мебель – столы, лавки, кресла – с плетёными из толстой бечевы спинками. Много лёгких складывающихся стульчиков, и всё сделано без единого гвоздя!
Позже, обходя территорию «Былины», мы обнаружили прялку, ступу Бабы – Яги, трон Нептуна, штук 15 керосиновых ламп, небольшое колесо обозрение, а на заливе три резные плоские ладьи.
  Несколько лет, вплоть до 1995 года, иногда с перерывами, а порой и каждое лето подряд, продолжалось это счастье – жизнь в заповедном лесу и в полной оторванности от бесполезной суетности тщеславного мира.
Теперь в Менделеево ездить не к кому…  Да и жива ли «Былина» и так же поражает людей наследие её знаменитого отшельника, философа, работника, творца, - сказать трудно. Но остались в блокнотах записи, сделанные в те счастливые годы, и стихи, словно сами собой вырвавшиеся из сердца…


МЕСТА И ПЕСЕН ВСЕМ ХВАТИТ

…Между собой мы зовем его Леший. Хотя он, скорее,  смахивает на Робинзона, особенно, когда сидит во главе длинного стола, окруженный «свитой»: аборигенами «Былины», гостями, животными – раньше собаками Джеком и Чарли и вороненком Яшкой, теперь все тем же Джеком и уже новым Чарли. Яшки нет, - хозяин говорит: недобрые люди увезли.
Стол – как взлетная полоса, только вместо «железной птицы» в торце – многоведерный самовар в окружении граненых стаканов. А посередине расписная чаша необъятных размеров: всяк подходящий к столу сыплет сюда, что есть – сахар кусками, пряники, сухари, сушки. И кто б это ни был – человек молодой, старый или вовсе пацан, - Анатолий Васильевич делает приглашающий жест рукой и самолично наливает чай в стакан.
…Здесь, в «Былине», творчество само проявляется в творческих,   разумеется, натурах. Девятилетняя молдаваночка Марика, несколько дней молчаливо взирающая на все и на всех, уже в начале второй недели стала «выдавать» поэтические перлы:
-Как много мы сегодня увидели! Жемчужинки на елках,  разноцветный
огонь в костре…
Потом за общим чаем, увидев, как капает вода из самоварного крана, воскликнула:
-Надо скорее наливать чай! Он сам просится в стаканы!..
И немудрено: чай-то у Анатолия Васильевича на 20 травах настоян.
…Рядинский любит устраивать праздники – и для души, и для желудка, что, в общем-то, тоже оказывается для души. Например, знаменитый «Бал свечей», когда со всей «Былины» на костровую площадку он приносит керосиновые лампы и предметы старинного быта. Умело используя ступени и порожки теремов, колонны-столбы вокруг костра с выдолбленными серединами, ажурные переплетения таких невесомых (на взгляд) бревен, он создает удивительные композиции из света и теней. Да еще поверх голов наших пускает параллельно голубые лучи легких прожекторов, и тогда вершины елей и сосен, шатры теремов словно плывут и кружатся в зыбком призрачном свете, и невольно начинаешь чувствовать себя лишь пылинкой в необозримом космическом пространстве. Но не подавляет эта неземная красота, не вселяет ужас одиночества и бренности жизни, наоборот, наполняет все существо восторгом  и предчувствием чего-то прекрасного, что еще случится в твоей судьбе.
А еще бывают общие столы, когда все обитатели «Былины» пекут блины и оладьи или готовят продукты для плова (а вот уж плов Анатолий Васильевич варит сам). Все лавки, столы и кресла из теремов ставят вокруг костра и рассаживаются вместе. Рядинский начинает трапезу и каждому, включая самого малыша, даст непременно слово: скажи что-нибудь хорошее, что на душе лежит, или спой, или стихи прочитай. Здесь стесняться в голову никому не придет, - так сладко сознавать, что тебя выслушают со вниманием и благодарностью.
Из откровений Анатолия Васильевича
Человека чувствовать надо, как душу дерева или еще что-то, что нутром чуешь. Бывает, и самые разносолы не в радость, если не тот человек рядом, а бывает – хлеб сухой едим и радуемся от души и смеемся, потому что человек рядом понимающий, родственный.
Вот бывают здесь американцы, французы, итальянцы. Едут подивиться – им все внове. Просят, бывало: дадим дерево первоклассное, сделай нам такое чудо. А я им: зачем?.. Это русской душе близко. А для вас – престиж, экзотика.
…Мы тоже не раз были свидетелями наездов этих заморских экскурсантов. Целый день, вечер, а то и полночи Анатолий Васильевич, как хлебосольный хозяин, водил гостей по «базе» (так называет он «Былину»), потчевал, ублажал. А проводив за шлагбаум разомлевших и захмелевших от впечатлений иностранцев, одним  взмахом вешал на крюк над костром необъятный чугун: сейчас чай делать будем.
О Боже, что же это был за чай!.. И чувствовалось по всему – для него стакан этой живительной обжигающей влаги становился тем глотком свободы и возвращения к себе, что отняты были беспокойными посетителями. А вот российских «паломников» он привечает от души. И сюрпризы готов для них припасти. Но более всего ценит тихие вечера у костра. Здесь все вперемешку – взрослые, дети, собаки, кошка. Непременно сунет кому-то из ребят старинный альбом с картинками парусников или женщинам – необычный кулинарный сборник или томик стихов. А то вынесет из дощатого склада на колесах, более похожего на цыганскую кибитку, потрепанный патефон и поставит такие же старые пластинки: танго «Куст сирени», «Луна», «Рио-Рита», - да мало ли милых сердцу мелодий звучит тогда в притихшем лесу над рекой!
Однажды, едва проводив очередных, особо разгулявшихся гостей, Анатолий Васильевич освобождённо начал хлопотать у костра. Подвесил ведро с водой, на нетерпеливые вопросы ребятни буркнул: «Чай будем пить…», и… высыпал в кипяток таз шевелящихся раков. Потом были, конечно, и чай, и песни под гитару, но гору дымящихся  алых раков на деревянном столе в свете луны и керосиновых ламп забыть невозможно…
…Под островерхой крышей одного из самых красивых и стройных теремов он, кажется, повесил колокол. Звонит в него редко и тайно. Поздним вечером, когда у костра остаются  самые стойкие, он незаметно исчезает из освещенного круга. И вдруг в тишине  и темноте, нарушаемой лишь сиянием звезд и пляской огненных струй, раздается божественный звук, льющийся прямо с небес. Чистый и сильный, он плывет над «Былиной», как над сказочным островом, течет сквозь стелющийся туман и затихает где-то далеко, в низовьях реки. Наш «Леший» так же незаметно появляется у костра и наслаждается изумлением и восхищением и лишь посмеивается в ответ на догадки о природе колокольного звона.
Утром, добросовестно облазав все доступные места терема и обшарив взором укромные уголки его стрельчатых резных сводов, колокола мы не обнаружили. Когда и как он вешает и снимает сей источник божественных звуков, долгое время оставалось тайной. Днем колокола не было слышно, лишь однажды – для особо желанных гостей. Тогда-то мы и подсмотрели – и лестницу, прислоненную на этот час к терему со стороны леса, и… стальные пластины, свисающие под куполом шатра прямо со стропил.
…С давних пор в «Былине» было два добродушных существа: Джек и Чарли. Джек – стройный красивый пес, рыжий, с черными подпалинами от хребта  вниз, остроухий и остромордый. Утром выйдешь из терема, а он на дорожке в сторожевой стойке. «Джек, - окликаю, - доброе утро, ты на посту?..» Грозная поза мгновенно сменяется извиняющимся вилянием хвоста.
А Чарли – большеголовый, серо-бело-пестрый и такой лохматый, что, кажется, тулуп овчинный наизнанку на него надет. Чихнет у костра от дыма, Анатолий Васильевич ему непременно скажет: «Будь здоров!..».
Нынче в «Былине» Джек один. А вокруг костра, переваливаясь, бродит смешной и очаровательный щенок – увалень, такой же лохматый, как был Чарли. Анатолий Васильевич то опекает его, то ласково журит, то притворно возмущается: «Хватит пса баловать, вот выращу злого стража!..», но по всему видно – не нужен ему злобный пес, и не бегай за каждым его шагом  этот несмышленыш, ему бы не хватало доверчивого живого тепла.
Рядом с собаками мирно уживается кошка. Её «дом» - в небольшом строении уже на выезде из «Былины», там же, где обитает  сам Хозяин. Но, как и положено представительнице семейства кошачьих, она, в основном, гуляет сама по себе. Любимое место – в начале мостков, уходящих в речку. Там, на конце, с утра или ближе к вечеру, всегда бессменно стоит какой-нибудь рыбачок. Пойманную «мелочь» бросает прямо на настил мостков. Кошка внимательно и молча наблюдает за ним. Через какое-то время, не оборачиваясь, рыбачок даёт команду: «Ладно, иди, бери свою рыбу!». И она бесшумно и быстро проскакивает на конец мостков, хватает рыбёшку и исчезает. И так может повторяться несколько раз. Бывало, кошка объедалась настолько, что была уже не в состоянии ни догрызть лакомую еду, ни даже спрятать её «на потом».
Увидел как-то Анатолий Васильевич одуревшую от обжорства кошку на пенёчке у входа в кухню и начал стыдить прилюдно: «Другие кошки мышей ловят, а ты на  дармовщинку жируешь!..». Кошка слушала, виновато пригнув голову прямо к недоеденной рыбе. Рядинский махнул рукой: мол, чего с неё взять?  И ушёл.
Утром следующего дня, когда женская половина обитателей «Былины» хлопотала над приготовлением завтрака для своих семей, мужчины в ожидании трапезы собрались в кружок возле кухни. Никто не заметил, как пробралась сюда кошка. Она безошибочно направилась прямо к Анатолию Васильевичу и положила у его ног… мышку. Мол, ты хотел, чтобы я её поймала, - бери, мне не жалко… Долго сосны качались от общего смеха. А кошка вальяжно отправилась к мосткам за рыбой.
…Он добр?.. И да, и нет. Удивительно добр к молодым – от малышей до тех, кто на 17-18-летнем перепутье. Но не скрывает неприязни к тем, кто не ценит красоту, его окружающую, кто бездумно и бездуховно глазеет на сотворенное им и Природой и опоганивает все вокруг.
Не терпит, когда в костре сжигают бытовой мусор. «Это пламя – для раздумий, для песен, для разговоров особенных», - объяснял как-то мальчишке, сунувшемуся сюда с совком. «У костра должна греться душа, а не тело. Тело – что? Живот тёплый, спина леденеет, боком повернёшься, другой мёрзнет. А душа, костром согретая, других греть будет».  Не выносит, если кто-то зашвыривает в кусты огрызок яблока, словно в спину ему ударяет. С возмущением и непониманием рассказывает, что на других «базах» землю метут – «чтоб чисто было», - и букашек, и травинки, все живое в кучу сгребают, а земля мертва. «Кому такая красота нужна?.. Мусорить не надо, тогда и подметать не придется!..». Ещё Анатолий Васильевич говорит,  нельзя убирать паутину лесную, что под застрехами крыш теремов притаилась. Дескать, где паучки  развесили свои тенёта, не будет мух и комаров.
А как-то встретил автобус с «паломниками»:
-Вижу, многие с магнитофонами и приёмниками приехали. Музыку включайте для себя, не мешайте другим. А вообще-то прислушайтесь: музыка – вот она: костёр, вода, деревья, - это лучшая музыка для души и сердца…
…Первая встреча с «Былиной» столь наполнила нас эмоциями, что о желудке можно было и не  вспоминать. Однако голод дал о себе знать, тем более, что над поляной уже витали обеденные запахи. Мы спустились вниз по реке и уютно устроились на берегу со своими бутербродами и термосом. Много позже мы узнали о непреложном законе «Былины»: гости тоже имеют право пользоваться услугами кухни и столовых.
Когда же мы приехали на «долгосрочный» отдых – на целых две недели, - подготовились основательно. Автобус отходил от центра Менделеево, и среди не слишком обременённых вещами туристов мы оказались самыми экипированными. Объёмистые сумки с провиантом, одеждой громоздились горой и заняли всю заднюю площадку автобуса. На нас поглядывали с интересом и недоумением. Мы на остальных – с жалостью: что они будут есть две недели в лесу? На одних грибах не проживёшь. Мы везли всё: сгущёнку и тушёнку, овощи и хлеб, печенье и конфеты, сахар и джем, крупы и растительное масло. Почему народ ехал налегке, мы поняли позже. Достаточно близко к «Былине» раскинулось село Лопотово. И в магазине, и у селян на подворьях можно было купить любые продукты, свежие и «экологически чистые», а не давиться сгущёнкой и тушёнкой. Хотя консервированный туристский припас весьма экономил время готовки и возвращал в юность – с её пикниками, походами  и слётами неугомонных бродяг. В торговую точку Лопотова аборигены «Былины» наведывались часто и не только за провиантом, но и за розыгрышами. Любимая шутка, повторяющаяся так часто, что продавцы не начинали отпускать товар, пока  не услышат привычное:
-У вас спички есть? Свежие?...
Одежда нам весьма пригодилась: в лесу, даже в жаркие дни было прохладно, а ночи у костра  и вовсе требовали утепления. Постельное бельё, минимум мебели в домиках и весьма объёмные наборы посуды предоставлял Хозяин. Как и льняные фартуки для «хозяюшек», затейливо украшенные вышивкой. Причём, Анатолий Васильевич непременно требовал ими пользоваться.
Каждому домику, независимо от количества жильцов, полагалась двухвесельная лодка. Из моей семьи – я, муж, дочь и впоследствии зять, - только я умела управляться с плавсредством. Отец ещё в детстве научил меня грести, определять на глаз фарватер,  выгребать против течения и обходить мели, швартоваться. В семье брата на вёсла садились двое – он сам и сын. А вот жена плотно устраивалась на корме, крепко схватившись руками за борта и боясь пошевелиться. (Впоследствии вся моя семья отлично освоила науку управления лодкой). Мы плавали вверх и вниз по реке, спускаясь до «большой воды» к Истринскому водохранилищу и забираясь в верховья сквозь заросшее камышами русло к деревне с названием Новая. Там тоже можно было пополнить запасы съестного. И в следующие заезды в «Былину» мы уже не нагружались, как ишаки, но НЗ продуктов всё же имели всегда.
Утро начиналось с кофе, каши, бутербродов. На обед варили огромную кастрюлю первого. И нередко бывало, что во время пребывания на пляже подходил к нам Лешак и испрашивал разрешения угоститься нашим обедом. Мы не расценивали это как «попрошайничество» или лень, - Анатолий Васильевич готовил превосходно и нередко устраивал нам кулинарные праздники. Просто ему импонировала наша кухня и та щедрость, с которой мы наполняли (а потом опустошали) огромные кастрюли и сковородки. По утрам он обычно пил кофе, наполняя пустую ещё кухню ароматом зёрен, смолотых на старинной ручной мельнице. Потом внимательно приглядывался к начинающим готовить завтрак «хозяюшкам». Иногда подходил к кому-то, что-то советовал, и тут чаще всего начинался совместный процесс. Не потому, что он считал других неумехами, просто у Анатолия Васильевича всегда в запасе был оригинальный и простой рецепт. Вот, например: горячие бутерброды.
Ломтики хлеба (не белого батона!) слегка обжарить с одной стороны на растительном масле. Горячую поджаристую корочку натереть чесноком, сверху положить тонкий ломтик сыра. Можно и пластинку свежего помидора (под сыр). Запечь одну-две минуты под крышкой. Быстро и вкусно!
Среди непреложных законов – система дежурств. Обитатели каждого домика по очереди в течение дня обеспечивали: воду с речки для хозяйственных нужд (питьевую Анатолий Васильевич привозил), чистку плит и раковин в кухне, мытьё полов вечером там же. Если после наведения порядка дежурным кто-то всё же пользовался кухней, убирал за собой. Туалеты – две плетёных из ивняка избушки с висящими над входом трафаретами петушка и курочки, Анатолий Васильевич мыл сам.
Так вот и жили – в трудах, заботах, отдыхе, отмывая душу от никчемной суеты и наполняя её неспешным царством спокойствия и красоты.

Его заповеди:
Живи не там, где удобно, а там, где душа.
Радуй трудом своим «человеков».
Помни о Боге.
…Действительно, «колючкой» не обнесено пространство «Былины», и вроде бы свобода здесь полная. Все растет и цветет, под деревьями грибы, у самых ступенек бревенчатых и дощатых домиков качаются на тоненьких ветках налитые ягоды малины, в траве стрекочут кузнечики, над нею порхают бабочки и стрекозы. И птицы безбоязненны. Все открыто, доступно, и – ничего не моги ни сорвать, ни спугнуть, ни уничтожить. Здесь, в общем-то, мягкий и добрый Рядинский тверд: «Оборвете, потопчете красоту, с чем жить будете?..».
Его постулаты:
Здесь красота сохраняется совестью каждого.
Чтобы народ энергией заряжался.
Чтобы души к хорошему пробуждались.
Главное – разрешение у Природы просить.
А еще – дерево слушать, оно само подскажет, что и как мастерить надобно.
И последнее – места и песен всем хватит.
…За два года, что мы не были здесь, многое в «Былине» обновилось. Но суть осталась неизменной. Так же плещется вода у ладьи, что качается посередине залива. Впрочем, ладья не одна – их уже три. А залив обмелел и уменьшился: когда в очередной раз спустили воду из Истринского водохранилища, мостки и причалы прочно оказались на суше.
Зато в теремах свежим деревом засветлели «новины»: резные рамы и наличники, прибавилось деревянных кроватей с фигурными спинками (спать на них удивительно комфортно, никаких ортопедических матрасов не надо!). Изменилось «лицо» кухни: самовары на полке под крышей те же, плетеные занавески тоже, но по обе стороны двери появились изукрашенные деревянными узорами ниши, а в них глиняные кринки. В одной – прекрасный своей небрежностью букет ромашек и трав, в другой – одиночная поникшая темная роза.
Не само все это возникло: с октября по декабрь Анатолий Васильевич тщательно работал над каждым «ковырком», а сколько это вынашивалось в душе – Бог весть…
-Как музыкант ищет единственную нужную ноту, так и я ищу свой единственный «ковырок», чтобы создать рисунок, - сказал нам тогда  Анатолий Васильевич, - Вот ниша, я ее сделал за зиму, а думал… 10 лет».
Из откровений Рядинского
Замечать в человеке талант – большое искусство. Увидел – не губи равнодушием, помоги, хоть делом, хоть словом, хоть деньгами – это окупится сторицею. И свой талант передать не стесняйся. Как на Руси велось: от отца к сыну, от матери к дочери. Умеешь квас делать – научи, умеешь хлеб печь – тоже в секрете не таи. Дед брал топор, кусок дерева и на глазах внука ложку вырезывал: на, держи. И тот уже частицу деда, его мастерства хранил, потом сам так же делал и детям своим передавал и внукам.
Вот говорят: народные промыслы возрождать надо. А раньше просто жили всем этим. И каждый предмет свое назначение имел и свою долгую жизнь. Вот этим щи ели, этим воду черпали. А сейчас «возродили»: понаделали красоты расписной, а ложку в суп опустишь, варево выливать приходится: весь лак в кастрюле остался. Красота-то поддельная, не подлинная, абы как сделанная, ни души в ней, ни мастерства, ни проку нет.
Однажды Анатолий Васильевич сообщил у костра, что в Лопотово сгорел дом. Шофёр проезжал мимо, видел – одна труба торчит. Кто-то заметил: «Новый дом нынче строить накладно…».
-Да это поставят, - утвердительно возразил Лешак. – Только вот привыкать к новому дому непросто. В старом –то каждая былинка была знакома и жить помогала. А в новом неизвестно ещё, как сложится…
-Но ведь строят люди новые дома, - удивился всё тот же собеседник.

-Так то – новый… А на пепелище родном приживаться труднее…
 

…Сдал «Лешак», сдал…Седина заметна и усталость в глазах. То все было лукавое озорство и моментальный, как фотовспышка, взгляд, а теперь - –пристальный, долгий взор, словно хочет, чтоб догадались о чем-то, а о чем?..
Встретил, как водится, босиком, в самоплетеном жилете на крутых плечах, но в драных джинсах. Это что-то новое, раньше А.В. предпочитал штаны вроде домотканых. А потом вдруг прифрантился: брюки цивильные, блузон почти до колен в густо сиреневых тонах со сборчатыми рукавами. И кроссовки на некогда могучих корявых ступнях.
Увы, обветшала «Былина»… Ушла вода из залива, и обнажились илистые берега. По жаркому лету пожухла раньше времени зелень и погасли ягодные огоньки лесной малины. Замшелости много и не заметно свежеструганых «новин».
Доживает свой век «Былина»?.. Или просто Хозяин подустал и решил передышку взять?..
Из откровений Рядинского
Костер – это любовь, жизнь. Каков костер, такие и песни вокруг него поются. Энергия души – от энергии костра. Уезжая, возьмите уголек от «былинного» костра. Дерево, вырастая, вбирает энергию солнца и земли. А сгорая в костре, отдает ее пламени и людям. Этот круговорот энергии – от земли к людям – вечен, как сама жизнь.
Мысль – мгновение, а лежит в пространстве времени – моя, твоя, его – тысячи мыслей соединяются и рождается нечто гениальное на земле. А мысль уносится во вселенную…


**********************

…Возрождаем мы Русь неумело и суетно,
Проповедуя то, что попроще иль выгодней.
И в погоне за ветром, что вдруг да подует нам,
Веру славили после распятья на выгоне.
Только есть мужики, в ком и вера, и сила не убыли.
Что им шквал перестройки, – живут, как и предки их
                исстари:
И в работе любой, и в веселье лихие до удали,
Возрождают Россию таланта нетленного искрами.
       
  *          *          *
Терема окружают поляну,
У кострища в колоде – колун.
Миг – и выйдет из чащи Хозяин, -
Может, Леший, а может, колдун.
Глянет быстро, с прищуром, но остро
Из-под спутанных черных волос.
И над берегом, призрачно-росным,
Развернется  столетия ось.
Оживут деревянные дива,
В темных елях загукает сыть…
И захочется неторопливо
По затонам русалочьим плыть.
Чуть качнутся вершинами сосны,
Волны торкнутся в борт корабля.
Светлоглазый и светловолосый,
Будет витязь стоять у руля.
А в домах-теремах островерхих
В узких окнах затеплится свет, -
Язычков керосиновых вехи –
Путеводными звездами… вслед.
Но… лишь высохнут спелые росы,
Как прощаться приходит пора.
Светлоглазый и светловолосый,
Просто парень сидит у костра.
И резная ладья у причала –
Лишь приют для отважных пловцов.
Ни русалочьих плясок печальных,
Ни звенящих, как смех, бубенцов.
Только сказка останется с нами.
И опять будет сердце-вещун
Ждать, что выйдет из чащи Хозяин…
Нет, не Леший, но чуть-чуть колдун.
Как иначе он смог бы в поленьях
Колдовское тепло разгадать
И души беспокойной творенья
Превратить для людей в благодать…

                *          *          *
Ах, бал свечей и ламп сиянье
В кругу изломанных теней…
Застыли немо россияне
Посереди России всей.
Игрою света зачарованы,
На миг судьбу  качнувши вспять,
Стоят вокруг толпой взволнованной,
Боясь хоть звуком тишь разъять.
И словно наперед испрошено
Прощенье за невольный вздох,
Что из глубин души стреноженной
Случайно вырваться вдруг смог…

                *          *          *
Мы «Былиной» повенчаны,
Колокольными звонами
И туманами млечными
Над заливами сонными.

Жизни вязкое кружево
Оплетет паутиной.
Но ладонью натруженной
Охранит нас «Былина» –
От духовного голода,
От усталости тела.
Чтобы свято и молодо
Жизнь, как песня, летела.

                *          *          *
Слой облаков, пушисто-толст,
Над горизонтом лег.
Луною выбелен, как холст,
Ладьи шершавый бок.
И тонкой нитью золотой
Прошиты плес и челн
Золотошвейкою звездой
На синем шелке волн.
             
*          *          *

Русалковая заводь
Таинственна, туманна…
Рискнем с тобой поплавать
В объятиях дурмана.
Вода неслышно каплет
С концов сторожких весел.
И силуэты цапель
До нас туман доносит.
Струятся шелком зыбким
То ль травы, то ли косы…
Русалочьи улыбки
С ума сведут, не спросят.
И призрачным виденьем
Кольцом вкруг лодки – девы…
Тьфу, что за наважденье?!
Скорее к людям! Где вы?..

               


  *          *          *

В Полежайках
На лужайке
Скачут солнечные зайки.
А когда дождливо,
Хмуро, -
Лишь овчарка
Чернобурая.

                *          *          *

Купаются купальницы
В студеных каплях рос.
И солнце рассыпается
В траве между берез.
Как солнечные зайцы,
Что скачут поутру,
Умытые купальницы
Трепещут на ветру.

                *          *          *
Как медальон,
Горит в ночи
Луны кругляк.
И лик насмешливый
Кричит:
Живешь не так!
В пустопорожней
Трате дней,
Тщете сует
Уходит,
Что всего главней
На склоне лет.
                *          *          *
Дни рожденья разные бывают,
Как вода в песок, текут года.
Об одних тотчас же забывают,
А другие помнятся всегда.
Пусть же этот станет озареньем
И причиной мимолетных слез,
Доведя до головокруженья
Хороводом сосен и берез.
С песней флейты в сумраке вечернем,
С тихим плеском рыбы и весла…
Разные бывают дни рожденья.
Только б этот жизнь не унесла!..
               
 *          *          *
Луна лимонно-бледным оком
Глядит на мир.
Для всех бредущих одиноко
Ориентир.
А на земле, в ночи остылой,
Наперекор,
Как сердце яркое «Былины»,
Горит костер.
И не разнять плечей сомкнутых
Лучам луны.
Костром и песнями минуты
Озарены…

                *          *          *

Нам день прощальный подарило солнце
С трескучим взлетом бархатных стрекоз.
В чреде дождей бездонное оконце
Голубизны и легких летних грез.
Еще свежи березовые косы,
Но кисть рябины жаром клонит ниц.
Илья-Пророк, беспечен, весел, грозен
Гоняет в небе стаи колесниц.

                *          *          *

Умчались в небо искорки костра
И незаметно превратились в звезды.
Боль расставанья трепетно остра,
Но час приходит – рано или поздно.
Уж лучше позже. Сердце сбережет
И бал свечей, и песен откровенье,
И теремов резных круговорот,
Пленивший душу, как стихотворенье.
И с ритуальным пловом над костром,
С ухой, гостями рой летящих суток.
…Ну, а стихи напишутся потом.
Зимой. Когда нам без «Былины» станет круто.
               
* * * * * * * * * *

В сезон лета 1993 года  все отдыхающие из «Былины» съехали в канун сентября. Остались с позволения Хозяина одна фанатка отшельнического отдыха, семья моего брата – Владимир Коростин, его жена Светлана и сын Сергей и сам Анатолий Васильевич. Позже уже в Курске мы получили подробный отчёт от Володи о днях пребывания на затерянном островке рая. Он стоит того, чтобы быть приведённым полностью.
В воскресенье, глянув в последний раз на Валю в окне автобуса 350 М, когда он поворачивал на Ленинградку (а мы ехали следом в 33-ем), мы через сплошной ливень (до самого Соколова) доехали до наших краёв, где на пляжике ливень исчез, а появился Серёжа в лодке. Воскресный день он провёл под благосклонным покровительством Лешего и в обществе его свиты.
В понедельник с утра мы со Светиком сходили в Лопотово и купили: 20 банок джема, полкилограмма пряников, коробку спичек, воблу. Когда возвращались, встретили РАФик, из которого нам помахали ручками балерины (а жили они по опять-таки благосклонному покровительству А.В. без путёвок в сарайчике, где обретается Чарли. Там есть двухъярусные добротные нары с постелями, но, в общем-то, это добротный хлев – псарня. Просто удивительно, что может сотворить один – единственный щенок и до чего неразборчивы жрицы искусства!
Пока мы были в Лопотово, Лешак извлёк ваше, Кулагины, послание к нему (цикл стихов о «Былине»), вручённое вечером накануне, когда мы вновь угнездились здесь, и прочитал. Сергей видел, как он читал, но никаких комментариев со стороны А.В. не последовало, а вот Сергей отозвался о стихах очень высоко, когда мы познакомили его с ними.
После обеда мы с Серёгой двинули на лодке к плотине Истринского водохранилища (туда – обратно около 18 км). Путешествие заняло 3,5 часа. Когда вернулись, ахнули: на базе, кроме нашего семейства, осталась только одна девица. Как выяснилось впоследствии, зовут её Вита (Витамин – жизнь, перевёл Сергей). Остальные отправились по домам, а к вечеру уехал до утра и Лешак. Беда (в данном случае – безлюдье) сплачивает, и мы поужинали вчетвером, а животные подобострастно ходили уже не за Хозяином, а за нами. Покормили всех и разошлись спать, мы в свой домик, а девушка – одна! – к себе.
 Светик приняла твёрдое решение уехать завтра же, во вторник, что и реализовала, сготовив нам ведёрную кастрюлю щей и полуведёрную – чудной пшённой каши. Наутро её провожало почти всё население «Былины»: по территории и перед фотообъективом – кошка Мурлыша и Джек, затем в лодке – мы с Сергеем и Вита, далее до сторожки – я и Вита, Сергей остался охранять лодку для обратной переправы. Уехала Светик с радостной грустью (или с грустной радостью?). И с этого момента мы с Сергеем были обречены: на необитаемом острове общество не выбирают. Приехал Лешак с гостями. Больше всего ему понравилась каша, а гостям щи. Причём, он даже скормил пару ложек каши из собственной пригоршни своему «ребёнку» - Чарли. Вита и Сергей вымыли за всеми посуду, потом мы с Сергеем убрали на берегу костровые следы «иностранного» нашествия. Ужинали опять «в обществе». Так окончился вторник. По части физкультуры – мы с Сергеем с утра побегали, потом часок постучали в пинг-понг.
В среду я напоил всех прекрасным какао. Мы покатали Виту до «большой воды». Я сготовил на обед чудный полевой суп, который, пока мы катались, первыми отведали очередные гости, А.В. разогрел на сковородке консервированного цыплёнка и выставил арбуз. Были обобществлённые овощи, к чаю сушки. Играли в пинг-понг. После ужина – спать.
Четверговое утро было спокойным и благостным. Завтракали с Сергеем почти в одиночестве, рядом крутились только Мурлыша и Джек. Я опять приготовил на всех какао и сварил яиц, а Сергей – индивидуалист – пожарил себе глазунью с помидорами. Тут и Вита проснулась, подсела к нам. Ей очень понравились финики, и мы по-грузински отдали ей всё, что осталось. Помыли посуду, сходили в Лопотово за хлебом и купили ещё два килограмма сушек и банку джема для срочного употребления. А я нашёл сотенную у магазина. Очень кстати!
В 12 часов 15 минут мы с Сергеем отчалили от пристани с загрузкой провиантом и водой. Был штиль, ласково грело солнышко, а на берегу сидела Вита в позе русалочки и новые гости на час. Прошли мы до самых верховий водохранилища и обратно, туда за 4,5 часа, обратно за 4, всего около 50 км. Этот путь на двух лодках с приятелями Сергея мы пару лет назад проделали за три дня, причём, каждый из них отнюдь не был прогулочным, а тут вот смогли за день обернуться. Обед в лодке занял у нас 45 минут.
Истринское водохранилище изрядно обмелело, и верховья стали ещё живописнее: везде стал прорисовываться Екатерининский канал, заросли камыша стеной по обеим сторонам, чайки и прочие пернатые обитатели воды и поймы.Кстати, за два плавания (до плотины и до верхнего конца) определили поголовье цапель на водохранилище: не меньше пяти (это мы насчитали в разных местах) и едва ли больше пятнадцати – поскольку не заходили в речушки вроде Чернушки. Домой вернулись в густые – густые сумерки при полной луне. Вита встретила нас с огромным облегчением, а Джек вымыл Сергею языком обветренное лицо: Лешак опять уехал, и они остались совершенно одни. Я принял командование базой на себя.
Прежде всего сварил гречневый кулеш с накрошенными сосисками братьям нашим меньшим, а уж потом поели с Сергеем жареную картошку, которую загодя приготовила Вита. Перемыли посуду, вымели и помыли кухню, растащили поленья в костре, вырубили иллюминацию, постояли на детском пляжике, любуясь луной, и разбрелись по лежбищам. Я взял в домик топор. Накануне вечером через заливчик была жуткая пальба, Джек дрожал мелкой дрожью, а нам всем было изрядно не по себе.
Джека кормили так поздно напрасно: насытившись после 18 часов, он начинает особо ревностно служить ночью. И вот с четверга на пятницу лаял и подвывал часов до пяти утра, взбулгачивая время от времени всё собачье сообщество по реке Чёрной. А может, это его лай, многократно повторенный, расходился, подобно кругам на воде по всей Земле?..
Утром в пятницу опять какао на всех,  вселенская радость Джека при виде меня, потом Сергея, кормёжка обитателей базы. Когда приехал А.В., пошли с Витой и Серёгой по грибы. Надо заметить, что во время путешествия на лодке у нас на борту почти не выключался приёмник, и мы снова услышали предупреждение о том, что свинушки вредны, особенно так называемые тонкие: накапливают тяжёлые металлы и «антигенные вещества» (?). Поэтому собирали только моховики и чернушки. За час с небольшим накосили половину рюкзака. Обедали супом (моим), а на второе  Лешак отварил лапшу, натёр сыр, а я поджарил моховики, у Виты оказался майонез, и получились тушёные грибы «в сметане». Ужинали жареной варёной колбасой (угощал А.В.) с овощами, пили чай. Ночью душили кошмары от переедания тяжёлой пищей. Правда, перед ужином совершили «променад»: катали на лодке Виту, гоняли вдоль Чернушки двух цапель, которые живут в этом районе, и видели, как одна из них села на самую вершинку ели, словно восточный кумган на фоне неба. Пробрались на лодке вверх по Чернушке к мосту, по узкой, невероятно извилистой протоке продрались под самый мост. Воды стало ещё меньше. Да, ещё погоняли с Серёгой пинг-понг.
И вот суббота – и вовсе последний день в «Былине». С утра, позавтракав какао вдвоём, вымыли две лодки, как никто никогда их не мыл. Остальные А.В. с Серёгой вытащили на берег, ещё когда Кулагиных провожали. Заодно выдраили причал, собрали постели в домике, расставили кровати, как положено, вымели пол, уложили вещи. Лешак попросил Сергея помочь завалить сухостойную сосну 60 см в диаметре, и очень огорчился, обнаружив, что она оказалась с изрядной гнильцой. Сергей вымел две трапезные – столовые, Вита – две другие. Между прочим, Джек, как и во все предыдущие дни, получил за завтраком традиционный ломтик колбасы, как приучил его Кулагин. Кто теперь его так баловать будет?..  А.В. приготовил в казанке куриный суп с лапшой и помидорами (на ; ведра 4-5 средних помидора целиком). Я отварил гречку, смешав её со свиной тушёнкой, на десерт – какао, чай, арбуз, конфеты, сушки и приблудившийся гость. Вымыли шкаф, посуду, кухню (а дождь, а грязь!..), я вымыл «петушка», всё сдали Хозяину. Поехали домой своим ходом: если институтский автобус не придёт, будет поздно пытаться уехать общественным транспортом. Вита уехала раньше, но не надолго: на следующий день собиралась с друзьями приехать, у неё ещё отпуск. Сергей тащил один рюкзак с банками джема, купленного в Лопотовском магазине на зиму, и большой зонт. А я один рюкзак с вещами за спиной, а другой – с чернушками для посола – впереди, на манер парашютиста – десантника. Так и добрались до Менделеева.
Итак, прекрасное получилось пребывание на «Былине» в обществе  Кулагиных и других людей. Но ещё любопытнее оказалась для нас с Сергеем вторая половина отдыха. Мы тесно пообщались с А.В.; почувствовали очень приятную собачью приязнь милого Джека, верного служаки; надолго запомнится лодочный пробег; вообще, ощутили себя почти единственными обитателями обширного роскошного пространства. Хозяина тоже немного прочувствовали. Он, что называется, самородок, конечно. Самолюбив болезненно и на этой основе (хотя и не без оснований) постоянно ощущает в нынешних условиях со всех сторон уязвлённость. В совершенной растерянности на перепутье. Сам из многодетной крестьянской семьи на Тульщине. Диапазон интересов широк, но с его могучей самобытностью вполне можно обходиться без интереса к другим видам искусства, кроме специфического зодчества. Любит животных, но, мне кажется, порассказать об их жизни много не сможет, другие осведомлены больше. Страшно тщеславен – доподлинно известно, что тяжёлые физические работы ему помогают выполнять. Однако он всегда, не колеблясь, говорит, что всё делает сам, один.
Но я, честное слово, не уставал поражаться и восхищаться и тем, что успел он уже сделать при жизни, и его умению создавать прекрасное на обычной Земле.
 
               
«Былина» - Менделеево – Курск.
1989 – 1995 г.г.