Яша Большой и Яша Маленький

Яша, крупный рыжий мужчина, с дорожной клетчатой сумкой, открыл своим ключом дверь главного входа в многоэтажку для малоимущих пенсионеров. Этот вход находился в стороне от стола охранника, ближе к лифтам. Яша надеялся, что охранник его «проспит», но ошибся.
- Where are you are going, sir? – Закричал тот, стремительно приближаясь.
(Куда вы идёте, сэр?)
- I am visiting my father.
(Я иду к своему отцу.)
- Ok, why have not you called him from downstairs to let you in, as directed by the rules?
(Прекрасно. Почему вы не позвонили ему снизу, чтобы он впустил вас, как предписывают правила?)
Чтобы проникнуть внутрь здания полагалось звонить жильцу по домофону с улицы. Квартирант дистанционно открывал входную дверь для посетителя. Ключ от входной двери мог быть только у него.  У Яши были ответы на все эти вопиющие нарушения, но охранник спросил:
- Are you positive that your father home?
(Вы уверены, что ваш отец дома?)
- Yes, he is. He is deaf.
(Да, он дома. Он глухой.)
Яша объяснял, не сбавляя хода и закончил уже в лифте. Он несся к своей цели, и эта гуманнейшая в мире Власть, стоявшая на страже всех бедных и старых, не могла его остановить. Уже в кабинке лифта, выказывая лояльность и послушание, Яша задержал двери, чтобы Власть в свою очередь могла показать, что она бдит. Охранник весьма дружелюбно спросил в открытую дверь фамилию отца и номер квартиры - будто бы собирался взять эту информацию на карандаш, после чего дал отмашку. Яша отпустил двери, и лифт поплыл вверх. Конечно, охранник мог проехать с ним, чтобы проверить всё на месте, но по случайности, а скорее из лени, поверил ему.

Яша открыл одну из квартир в длинном коридоре на десятом этаже и, скрывшись за дверью, сразу же позвонил знакомой русскоговорящей даме - диспетчеру русской же транспортной компании, возившей пожилых эмигрантов к врачам и в казино: «Ну, как там мой папик?» - «На процедурах» - «Могу я его забрать? Он так любит, когда я его забираю» - «Через два часа. Ой, вы такой заботливый сыночек, Яша. Я прямо всем ставлю вас в пример» - «Спасибо!.. Вот башка, совсем крыша поехала -  у меня же через два часа совещание». - «Ну, вы не волнуйтесь, Яша, мы его домой доставим в полном порядке».
Квартирка была чисто убрана. Дневальный хорошо поработал, подумал он об отце, потом добыл из холодильника котлету, сожрал без хлеба. Вкусно!  На балконе сушилось складное инвалидное кресло мамы Софы, умершей недавно. Взор Яши обратился к стеклянной горке с зеркальной задней стенкой. Вот оно! Горка была из ДВП, обклеенной лакированным шпоном, приобретённая в дешёвом вьетнамском магазине. На пыльных прозрачных полках красовались вазочки тончайшего венецианского, муранского, богемского и прочего дорогого стекла, германский фарфор и оловянная посуда, даже английский костяной фарфор. Такая посуда просилась в ампирный шкаф красного дерева в каком-нибудь феодальном замке. Каждый год в день рождения мамы Софки Яша дарил ей дорогую безделушку. В Советском Союзе, а потом в России такая вещица могла обойтись в половину месячной зарплаты. Правда, это случалось раз в году. Яша хорошо зарабатывал и там, и здесь, в Штатах, продолжая дарить маме хрустальные вазы за сто долларов, декоративные тарелочки за пятьдесят. Она всё это любила чрезвычайно. Коллекция радовала глаз и в то же время была, как ей казалось, удачным вложением денег. Софа обожала хотя бы раз в неделю достать эти свои сокровища из уродливой горки, протереть их и погладить. На это уходил день, а то и два.  Игрушки эти стояли себе на полке, кушать не просили, но некоторые, с виду самые неказистые, как утверждал Яша, даже росли в цене. Софа боялась спрашивать, но надеялась, что эти статуэтки и вазочки могли обеспечить Яшуньку до конца дней независимо от того, как сложится его трудовая биография. Правда, беспокоится было не о чём – дела у сына шли блестяще. Он служил менеджером инженерного отдела в фирме, работавшей на оборонку. В то время как другие компании вылетали из бизнеса, а работники - на улицу, в Яшиной компании портфель ломился от заказов. Вот только личная жизнь у него не складывалось – в свои пятьдесят он всё ещё «гулял». Может выбор был слишком велик, а может ему это больше нравилось. Маму это конечно угнетало, но Яша как мог крепил в ней уверенность, что рано или поздно остепенится, когда найдёт то, что ищет.

Софа, конечно думала также о своём муже. В семье его прозвали Яша Маленький. Был он крепенький, сухонький мужичок, с правильными чертами лица под бобриком седых волос. Большую часть своих денег отдавал бывшей жене и детям, хотя сам не шиковал.  Крупная, рыхлая Софа чувствовала, что уйдёт в мир иной раньше мужа. Если у Яши Большого с работой всё путём, то может быть эта коллекция поможет  Яше Маленькому? Всё-таки эта дорогая посуда принадлежит обоим супругам. Не понятно, почему она так решила. Одаривая мать, Яша никогда не имел ввиду отчима, точнее, имел его ввиду. Это плохо, конечно. Но Яша считал себя хорошим человеком, ставя себя себе в пример. Вот например, он никогда отчиму дурного слова не сказал, хотя часто хотелось. Ещё в юности, если требовалось послать Яшу Маленького куда подальше, он посылал его в Катманду, столицу Непала. Страна эта была далеко-далеко, на краю света, и высоко – больше трёх тысяч метров над уровнем моря. Также в этом была едва уловимая аллитерация с неким бранным выражением. Посылая в Катманду, Яша имел ввиду п...ду. Многократно повторяемое «Иди в Катманду, папаня!» имело оскорбительный подтекст, но по форме оскорблением не было. Когда в Москве после посещения Ламы Оле Нидала началось увлечение Буддизмом, Яша Большой тоже кое что подчитал и стал посылать Яшу Маленького в Катманду потому, что в Непале родился великий Будда, который придумал много полезных и мудрых правил. Яше Большому казалось, что отчиму не хватает истинного понимания жизни. Тот гнал деньги своей бывшей и детям, а они знать его не хотели. У Яши Большого как раз такое понимание было. Многие ли пасынки называют отчимов отцами? А Яша не стеснялся делать это. Хотя никаких родственных чувств к нему не питал. Будучи умным подростком, а затем студентом, он знал, что ласковый телёнок двух маток сосёт, а неласковый – у двух бычков. Яша сосал двух маток: маму Софку, с полными карманами денег – она была мастером в салоне «Локон» на проспекте Вернадского, и её нового супружника-кулинара, офицера в отставке. Яша Большой будучи студентом, ударяя по амурным делам, запускал основные предметы, часто лишался стипендии, но был всегда при деньгах и хорошо накормлен. Его друзья и подруги, их у него было, как волос на голове, нередко тоже угощались деликатесами отчима.
Яша Маленький прекрасно управлялся на кухне, дом содержал в образцовой чистоте. Что ещё нужно немолодой женщине, которая пашет с утра до ночи?  Конечно, Яша Большой видел в их союзе массу изъянов, но Софка искала мужа десять лет. Ей бы шибко не понравилось, если бы у Яши Большого был конфликт с Яшей Маленьким. Поэтому самым грубым Яшиным ругательством за всю их совместную жизнь было «Иди в Катманду, папаня!». А правильное обращение к отчиму умиляло его суровое солдатское сердце, и мамино сердце тоже.  Спорить не надо ни с кем, и паскудить никого не надо. А если очень хочется, то придёт время, когда это можно будет сделать без труда и ущерба.

Яша раскрыл огромную клетчатую сумку где лежали рулоны бумажных полотенец и упаковочной плёнки. Стал заворачивать в полотенце вазочки и вазы, даримые матери на протяжении десятилетий и аккуратно возлагать в сумку, прокладывая между свёртками плёнку с воздушными пузырьками. Дух матери витал где-то рядом, подавая плохо различимые сигналы: толи поощрял, толи порицал.
Вчера Яша столовался у отчима, как обычно. Кстати, Яша всегда подсовывал старикам деньги за обеды. Начал ещё в Москве, когда мама пошла на пенсию, а Яша стал ведущим инженером.  Продолжил здесь, в Америке, хотя они, пока мама была жива, всегда чуть не со скандалом отказывались. Отчим тоже отнекивался, но Яша не чувствовал искренности в голосе. Чужой есть чужой.
Едва только матери не стало, Яша стал убалтывать отчима переместить мамину коллекцию к нему в дом. Для большей сохранности, разумеется. Вот и вчера, наворачивая щи со сметаной, он втолковывал Яше Маленькому, что эта раритетная посуда и статуэтки стоят по-видимому больше, чем всё их двенадцатиэтажное общежитие имени монаха Бертольда Шварца. Но как её охранять? Дополнительный замок на входную дверь сделать нельзя. Дубликат ключа от квартиры отчима в открытом доступе для менеджера, электрика, дворника. Могут зайти в юнит в его отсутствие и взять что-нибудь. Приятели отчима приходят к нему в картишки перекинуться. Может уже что-нибудь присмотрели или даже стырили. А если кто-нибудь стукнет на него Власти? Нельзя получателю пенсии по бедности, живущему в доме для бедняков иметь такую роскошную посуду. Люди не дураки.
Яша отчиму никогда ничего не дарил, полагая, что все гостинцы он уже получил. Разве нет?  После Софкиной ужасной смерти не стоило наводить тень на плетень. Яша Маленький женился на матери, чтобы заиметь московскую прописку, а потом кое что ещё. Мама пахала, а Яша Маленький, получая такую же маленькую военную пенсию, заведовал пищеблоком, как говорится, что у кого лучше получалось, практически существовал за её счёт. Мама была мастером широкого профиля, и колористом, и брейдером, и бог весть кем ещё.  Фигачила «бабетты» и «сессоны», «ёжики» и «боксы», выжимая баксы из советских жлобов, чтобы муженёк гнал почти все свои деньги бывшей семье, совершал лёгкие пробежки на рынок и упражнялся в кулинарии. А в промежутках устраивал себе дневной сон как в пионерлагере. А мог бы найти вторую работу и с этих денег платить алименты. Временно прекратилось это житьё на две семьи Яши Маленького только когда Софка и Яша Большой наладились в Америку. Конечно, отчим был в первых рядах. В новой стране, пожалуйста, получите все блага: пенсию до конца дней, почти бесплатную медицинскую страховку, отдельную двухкомнатную квартирку для малоимущих. За что это ему? То есть, если бы не Софка, гнил бы сейчас бывший защитник родины в своей Рашке – говняшке.

На второе у отчима для Яши была лапша по-флотски с домашними солениями.
Бесспорно, он облегчил её последние дни, будучи неотлучно рядом. Сто раз таскал её обрубленное тело (у матери был диабет, ей ампутировали ноги, сначала одну, потом вторую) в туалет, подмывал её после дефекаций. А в последние недели она вообще ходила под себя. Ему даже предложили сдать её в дом престарелых больничного типа. «Я её никуда не отдам! Я сам».   Яша Большой тоже порывался помочь, но Яша Маленький не позволил. «Что ж ты будешь собственную мать подмывать? Неловко». Благородно, конечно, но это ли не плата, причём совсем небольшая, за всё то, что Софка для него сделала? В советское время прописала на проспекте Вернадского, так сказать на самом что ни есть Московском Вест-Сайде, рядом с МГИМО. Элитная жилплощадь в Москве, не подвал какой-нибудь!  Квартира «коммунальная, малонаселённая»: двушка у них и одна комната у Таньки-пьяницы, бывшей дворничихи. Не очень приятное соседство, но жили - не тужили.
Яша отчиму ничего не дарил - куда ж ещё? Но с днём рождения поздравлял. Сквозь зубы. Он никогда не интересовался его здоровьем, его делами, его мыслями. Какие дела, какие мысли? Интересоваться откровенно было нечем.  Обычай есть в том же Непале, куда Яша отчима не раз посылал, у титульной туземной нации невар.  Девочка-неварка вначале заключает брак с фруктом, плодом. Это зеленый плод лесного яблочного дерева, называемый бел-фруктом. То есть, она сначала выходит замуж за зелёное лесное яблоко, причём на полном серьёзе, а потом годы спустя - за живого человека.  У Софки случилось наоборот. Она сначала вышла за человека, Яшиного отца, а потом за этот кислый плод. Была ли она счастлива с плодом? Наверно была, даже больше, чем с реальным грешным мужиком. Чего только не случается в жизни!
Отчим всегда был для Яши каким-то непальским бел-фруктом для его родной матери, нужным ему постольку, поскольку он нужен ей. Вот её не стало, и он не уверен, потребен ли ему этот фрукт вообще.  Он правда пока регулярно приходил обедать к нему, тот изумительно готовил, а у Яши Большого с его круговоротом подруг в природе до кухни пока не доходило. Но в конце концов это наладится.
Яша Маленький ставил на стол стакан чая со свежими пирожками.
- Я не могу эти её тарелки и вазы сейчас отдать. Ну, не могу! Для меня они тоже часть Софочки. Смотрю на них и вижу, как она их рассматривает, вытирает, гладит. Вижу её ручки.
Да, ручки. Считай, что я тебе поверил, старче.
Отчим продолжил:
- Потерпи малость, хорошо? Уже немного осталось.
Что имелось в виду: толи он скоро всё-таки отдаст Софкин хрусталь и фарфор (маловероятно), толи вот-вот освободит место под солнцем? Ещё более маловероятно, соображал Яша Большой, поглощая нежнейшие пирожки с творогом – отчим ещё и пёк. Яша им намеренно не интересовался, но какая-то информация доходила. У Яши Маленького было большое физическое здоровье: давление сто двадцать на семьдесят, память десятиклассника и отменное офицерское пищеварение. А ещё после смерти жены почти каждое утро отчим теперь делал марш-бросок по пресечённой местности -  пять миль бодрым шагом. Ему было всего семьдесят восемь. О какой такой «малости» шла речь: десять лет, пятнадцать, двадцать? А с Софкиной дорогой коллекцией и своими кулинарными способностями вообще завидный вдовец. Глядишь, ещё какая-нибудь молодуха подхватит.
Отобедав, Яша ушёл, оставив под сахарницей двадцатку (чаевые включены), не обращая внимания на протестующие вопли отчима. Успокойся, старик, это моё последнее вливание.
Яша заметил: матери он желал долгих лет, здоровья,а умерла Софка сильно не дожив до восьмидесяти, умерла от диабета, в муках, почти слепая. А отчиму чего-нибудь хорошего желать даже в голову не приходило, а он как огурчик.  Да ещё мамину коллекцию не отдаёт, сука. Видно, у Яши такой язык, что следовало бы отчиму желать сибирского здоровья и кавказского долголетия. Тогда не нужно было бы сейчас чего-то «ждать».
По справедливости, Яша Большой не должен был ничего «терпеть» и «ждать». Если бы у отчима была совесть, он бы сам предложил ему забрать хрусталь и фарфор, которые Яша собирал для матери. Коллекция эта имеет к Яше Маленькому очень далёкое отношение, точнее, вообще никакого. Кажется всё, что ему положено он уже получил. Но человек есть ненасытное животное, нет, вечно голодный гигантский омерзительный непальский таракан, который не понимал (или не мог понять – много ли мозгов в тараканьей голове?), что это коллекция Яшиной матери. Это его подарки его маме. Софка была самым близким человеком для Яши. Отчим на это отвечал, что она была таким же близким человеком для него. Хорошее прикрытие. Прикидывался тихоней, но ему всегда было мало. Где-то ему следовало остановиться. Если бы он это сделал, Яша продолжил бы с ним общаться, ходить к нему на обеды и всё такое. Но этот человек никогда не вырастит в себе цветок Просветления.  Да, Яша посылал отчима в Непал, заменив слом Катманду другое слово, бранное. Будда рождённый в Непале придумал Пять наставлений.  Второе Наставление требует не брать того, что не является твоим, а Четвёртое – избегать неправдивой речи.

Яша Большой продолжал паковать клетчатую сумку, ощущая дух матери где-то в опасной поблизости. Хорошо, что духи бессильны. Покоилась бы ты, мама, на своём “Home of Peace” и не рыпалась, мысленно советовал Яша. Так лучше будет. Недавно Яша даже предложил отчиму перебраться к нему на постоянное жительство вместе с маминой посудой, если он не может с ней расстаться. Дом у него большой. Проверка на вшивость. Если Софкина коллекция так ему дорога, у Яши она, естественно, в большей сохранности, то отчим жил бы там, где этим её вазочкам, бокалам и тарелкам лучше, как бы ему это не было противно. Конечно, отчим наотрез отказался переезжать. Яша это предвидел. Ещё раз убедился в своей правоте, в том, что все эти стенания про Софочкины ручки – цирк. Было бы совсем неплохо, если бы Яша Маленький переехал к маме в “Home of Peace”, но, прости Господи, как можно желать такое живому, полному сил человеку? Пусть даже чужому и вредному.
Яша не понимал, почему не любил отчима. Яша Маленький его никогда не обижал (попробовал бы он!), не требовал никакого особого к себе отношения, жил как птица на ветке, кухарил. Ну, почему так случилось, что Яша не сумел его полюбить за двадцать лет вместе? Правда, целые народы не сумели полюбить друг друга за двести лет вместе, а здесь каких-нибудь двадцать.  Кажется, родного отца Яша Большой знал чуть ли не вдвое меньше. Звали его Семён. Он выпивал, посылал Софку по матушке, давал Яше по шее, но Яша его обожал.  И то, как отец умер принесло Яше букет ужасных страданий в полном соответствии с Первой Благородной Истиной. А умер он так. Иногда в субботу отец собирал рыболовные снасти, удочки, наливал себе в китайский термос кофе с коньяком и отправлялся на речку Сосенки, приток Десны, удить плотву на перловку. «Глотнуть кислорода», как он говорил. В основном он ходил с приятелями-рыбаками. А в тот раз пошёл один, потому что приятели не смогли или не захотели. И вот в ту субботу, он так «наглотался», что не пришёл домой ночевать. «Опять остался у какой-то ****и», - пожаловалась Софка соседке, Таньке-пьянице. Та притащила «андроповскую» ноль пять, уверяя, что Софке сейчас необходимо, просто необходимо, принять микстуру. Сели на коммунальной кухне. Мама действительно приняла пятьдесят граммов «микстуры», Танька гораздо больше, но желаемое облегчение в дом не пришло.  С отцом такое уже случалось раза два или три. Он объяснял, что ночевали под открытым небом, телефонов-автоматов по близости не было или двух копеек не нашлось. Потом выяснялось нечто другое. Но он обязательно возвращался в воскресенье, потому что в понедельник ведь на смену. А в тот раз он и в воскресенье не пришёл. Тогда все, включая Таньку, кинулись в отделение. Там дежурный мент выдвинул похожую версию, что, мол, не волнуйтесь, гражданка, ваш муж слинял к другой даме. У нас это сплошь и рядом. Если же не объявится вскоре, начнём искать. Не объявился. Начали искать. Составили фоторобот, просмотрели архивы неопознанных тел – опознавательные карточки, с этими леденящими кровь фотографиями трупов, с протоколами обнаружения. А заявители уверены, что пропавший гражданин поехал именно на Сосенки?   Месяц проскочил – пусто, поиски перешли в опасную фазу. Как объяснили в милиции, тело могли найти, но «забыли» составить протокол и опознавательную карточку. Или Семён подался в бега, зовётся теперь старец Феодор Томский и блаженствует где-нибудь со своей новой молодой пассией.  «Ну, уж лучше так, не надо ему умирать. Пусть живёт, даже если он предал нас», - говорила Софка сыну и соседке. Но Танька не соглашалась. Уж больно Софка бесхребетная. Нельзя быть такой.
А отец гнил в это время в безымянной могиле в анонимном секторе Химкинского кладбища. Ещё через месяц описание его наружного осмотра и опознавательная карточка всё-таки поступили в базу данных. Так же нашли китайский термос вместе с другими его личными вещами, застрявшими в судебно-медицинском морге номер семь в Гольяново. Термос и другие его принадлежности идентифицировали члены семьи и соседка по уплотнению.  Согласно заключению о смерти случился у папы разрыв сердца, то есть тотальный инфаркт миокарда. Два дня пролежал он на берегу Сосенки и начал разлагаться, благодаря чему найден был собакой местного жителя. Никаких документов при нём не оказалось. Признаков насильственной смерти тоже не оказалось. Помещён в ближайший по месту обнаружения тела морг и похоронен в безымянной могиле. Табличка с датой захоронения и порядковый (индивидуальный) номер 7450 – покойник без имени. Потом его похоронили по-человечески.  Свинством было со стороны семьи подозревать отца в неверности, когда его давно черви ели.  Хотя, разумеется, он был ходоком и пьяницей, вполне мог уйти к другой женщине, и уходил не на долго, но всё же. Интересно, изменилось ли что-то, если бы они начали искать его на сутки раньше?  Вряд ли. По заключению судмедэксперта папа умер сразу.
Семён любил жизнь, любил вино и женщин. У него было много друзей и подруг. При этом он сохранял семью.  Весь этот пакет он передал Яше, включая влечение к рыбной ловле и предметам роскоши.  С семьёй у Яши пока не очень получалось, но подруг у него всегда было много, даже в Штатах, где по статистике женщин меньше, чем мужчин. Это ведь Семён придумал дарить Софке вазы и статуэтки в день рождения.

Яша почти закончил паковаться.
Отцовское жизнелюбие, интересные женщины, ясная голова, удовольствие от существования – это всё он. Каждый год в день его рождения Яша выбрасывает на Фейсбук наборы чэбэ фотографий: отец с мамой, отец с Яшей, отец с друзьями, отец в антикварном магазине, отец-стиляга.  Некоторые Яшины фейсбучные друзья, в основном подруги, знают, что Семён его биологический отец, женолюб и жизнелюб, давно умер. Другие почему-то принимают за отца его отчима, эту тень человека, которая только жрать да срать. И соответственно: пусть ему будет мафусаилово долголетие. Пусть! Нажелали, кошки дранные.  А, плевать, он никому ничего не объясняет. Так сложилось. Пусть так и останется.
Опять же поразительное несоответствие: тот, кто любит жизнь, теряет её слишком рано, в расцвете лет. А тот, кто не знает, что с ней делать, волочит её до глубокой старости. Вот как Яша Маленький. Яша Большой вообще о нём не говорит. Его нет, он – Никто. И эта Софкина коллекция полная жизненных соков, отражение людей, которые жили ярко, в полную силу при любых правителях и любых режимах – ели–пили из дорогой посуды, покупали антиквариат и картины, словом, тратили деньги на казалось бы никому не нужную красоту, не может ему принадлежать. Мать Софка тоже была такой, пока не встретила этого человека в отставке. Он даже на нормального советского офицера не был похож: водку не жрал, за юбками не бегал. Любил только свою бывшую жену, давшую ему ногой под зад, и Софку. Но Софка его тоже любила. Вот и хорошо. Мелкий, кислый и терпкий плод лесной яблони. Он выкатился из другого мира, бесцветно-аскетического, в котором все удовольствия на потом, но это «потом» не успевает наступить. Яша его не выносил.
Почистив наконец вьетнамскую горку, сняв со стен декоративные тарелки и прихватив ещё несколько симпатичных фотографий, запечатлевших Софку то одну, то в с другими людьми, таких фотографий матери у него не было, а так же несколько хороших книг, отчим всё равно ни черта не читает, а в сумке было ещё место, Яша Большой, слопав без хлеба ещё одну холодную котлету, покинул квартиру Яши Маленького, аккуратно закрыв за собой дверь. В лифте он немного нервничал, потому что теперь надо было просквозить мимо стола охранника уже не с пустой, а набитой сокровищами сумкой. Не станет же гард разбираться, что это всё Яшино и его покойной мамы богатство. Сдаст его прямёхонько в участок. Надо было срочно что-нибудь придумать. Но в голове ничего не складывалось. Так, с упавшим сердцем и тяжеленой сумкой он упорно двигался к выходу. К его великому счастью и изумлению за столом охранника было пусто. Значит, Бог на стороне Яши, Богу это угодно. А может, и скорее всего, Ему просто всё по барабану.

К Яшиному ужасу охранник оказался на улице – вышел покурить. Яша не разглядел его толком. Вполне возможно, это был уже другой охранник, сменивший прежнего. Укладывая сумку в багажник своего большого Мерседеса, Яша размышлял, имеет ли право охранник проверить сумку вне дома? Правда, это была автостоянка перед входом в многоэтажку, территория видимо всё ещё подвластная охране. Следовало поторопиться, но он почему-то возился, тщательно укладывая сумку так, чтобы не разбить ни одну драгоценную вещицу. Охранник курил, откровенно наблюдая за Яшей. Потом загасил окурок и крикнул:
- Hey!
Яша поднял глаза, готовый принять вызов.
- Have a good day, man! – охранник дружески махнул ему и скрылся в здании.
(Хорошего тебе дня!)

© Alex Tsank
08/02/2015