Экзамен

Дорога от школы до дома проходила через парк, где сосны бросались шишками, словно пытались играть с редкими прохожими, а берёзки качались на ветру, пряча в ветвях память о прошлом. Иногда стая птиц кружила над деревьями, словно ожидала чего-то, и, не дождавшись, улетала. Порой многоголосие выстраивалось в некую симфонию, и вдруг на мгновение возникшая зловещая тишина, будто тебе заложило уши,  открывала иную реальность, в которую вновь врывались привычные звуки, но это было уже иное звучание.
Осенью парк становился разноцветным, как ситцевое полотно, над которым то застывала, то, цепляясь за макушки деревьев, ползла сизая туча, пока не тяжелела до такой степени, что обрушивалась на землю проливным дождём, чтоб освободиться и продолжить свой путь дальше. В солнечный день облака плыли барашками, которым солнце золотило спины, а они будто не замечали этого: бежали туда, куда их гнал ветер-пастух. Откуда-то сквозь сосны пробивались нездешние звуки. Осенние свежие запахи заполоняли пространство, будили воспоминания.
Может, именно поэтому на этом отрезке пути Симе приходили в голову «странные» мысли. Нет, конечно же, на самом деле ничего странного в них не было. Скорее, это были необычные вопросы, которые рождались откуда-то изнутри и заставляли заниматься поиском, иногда мучительным, иногда радостным. Хотя, может, в семнадцать лет, когда вплотную подходишь к грани, за которой взрослая жизнь и открытие иных перспектив, и вопросы возникают иные, более зрелые, что ли. Да и сами рассуждения, приводящие к открытию, будто вспарывают границы очевидного. 
«То, что имеет начало, должно иметь и конец, - подумала Сима. – Это, по-моему, известно всем. Во всяком случае, многие слышали эту фразу. А это значит, что рождение с неизбежностью влечёт за собой смерть. И с каждым прожитым днём я становлюсь всё ближе и ближе к финалу. Это всеобщий закон или закон времени?  Если для меня чего-то нет, это вовсе не означает, что этого нет, и не может быть вообще. Скорее всего, я просто не обладаю информацией, не различаю это «чего-то» в хаосе прочих сведений и событий. Но если всё на свете временно, значит, временно и само время? А что может обозначать конец времени? Универсальный покой, Неизменность, Сохранение, Вечность? Интересная мысль. Мой жизненный опыт говорит мне, что хорошие мысли приходят в голову не так часто. Конечно же, мне жаль упустить хотя бы одну из них. Но откровение – это всего лишь миг, за которым, как правило, врываются будничные мысли об уроках, покупках, о приготовлении обеда и прочие, прочие, словно фон, за которым вновь может прийти прорыв, - вздохнула Сима. – Главное, чтобы этот самый «фон» не заслонил те жемчужины, что заставляют нас замереть в изумлении, проснуться от глубокого сна и  двигаться вперёд, вопреки чему-то или благодаря этому самому «чему-то»…   
Она не заметила, как закончился парк, из которого тропинка шла через старый сад прямо во двор, где стояли две пятиэтажки, в одной из которой Сима жила вместе с матерью. Старые качели поскрипывали от порывов ветра.
- Страдаете? – спросила она.  – Или жалуетесь на своё одиночество, а вас никто не понимает? А может, это ветер нашёл себе забаву, а вы недовольны? – девушка улыбнулась.
Дверь подъезда заскрипела за её спиной. Сима ощущала некий дискомфорт, пока поднималась на пятый этаж. Она открыла дверь квартиры, заглянула из коридора в комнату и увидела сидящую на диване мать с огромным синяком под глазом.
- Предчувствия не обманули, - вздохнула Сима.
Лицо матери с одной стороны стало сине-красно-лиловым, распухшим. Рыжие крашеные волосы почему-то встали дыбом, будто возмущались непропорциональностью лица. А глаз не желал открываться. Женщина испуганно прикрыла его рукой, посмотрела на дочь и молча отвернулась. Может, думала, что та не заметит перемен в её внешности?
- Красавица! – произнесла Сима. - Кто помог с боевой раскраской? Паша? – спросила она. – Только не придумывай ничего, врать всё равно не умеешь…
- Не-е-е, - как-то неуверенно промычала мать.
- Понятно. Значит, я угадала. Через порог нашей квартиры твой Паша больше не переступит. Вообще, кто он такой, чтоб поднимать руку на тебя?
- Он не виноват… я сама…
- Хочешь сказать, что сама себе врезала кулаком по глазу? Садомазохизмом, насколько я знаю, ты никогда не занималась. Не твоя стихия. Глупее ничего ляпнуть не могла?
- Нет. Он случайно… так получилось… ну...
Сима покачала головой. А мать, пытаясь выгородить Пашу, продолжила выстраивать собственную версию случившегося:
 - Я мужиков разнять хотела, вот и досталось под горячую руку...
- А «горячей рукой» оказалась Пашина рука?
- Ну, да. Он не хотел… вернее… он метил не в меня…
- Было так темно, что из защиты получилось нападение? Или рука перестала его слушаться и сама потянулась к твоему глазу? Сказка из тысячи и одной ночи…
Мать не готова была к такому разговору.
- Вчера ты вместе с подругами пошла в ресторан. Катерина пригласила тебя и Дуську отметить свой день рождения. Так?
- Так…
- Откуда там появился Паша?
Мать пожала плечами.
- Ладно. Вы там познакомились с  мужчинами, с которыми сцепился Паша? Чем они ему не понравились? Разрез глаз не тот или овал лица?
Мать промолчала.
- Паша не мужиков гонял, а тебя. Поджидал, видно. А мужчины его скрутили и пригрозили сдать в милицию? После чего он вынужден был ретироваться? Так, с Пашей всё понятно. А домой чего сразу не пошла, королева красоты? Решила у Дуськи до утра отсидеться? Надеялась, что фингал за ночь рассосётся?
- Я же предупреждала тебя, если будет поздно, останусь у Дуськи. Когда станешь следователем, тогда и допрашивать будешь. Достала уже. Одни вопросы…
- Так ведь фингал, – объяснила Сима. -  Как на работу пойдёшь?
- А мне в третью смену, - мать попыталась улыбнуться, но лучше бы она этого не делала: и без того уродливое лицо стало ещё уродливей.
- У тебя не только со зрением проблемы, а ещё и с головой? Темно-то только на улице, а не в цеху, - Сима не понимала радости матери.
- Начальства не будет, дура. А девкам навру чего-нибудь.
- И они поверят в сказку, сочинённую тобой…
Мать взмахнула рукой. И почти сразу же раздался звонок.
- А ты ещё и фокусница, - улыбнулась Сима. – Скульптор-самоучка, похоже, пожаловал. Решил посмотреть, а вдруг лицо Венеры вылепил вчера у ресторана. В темноте не рассмотрел, что получилось. Без кувалды всё же работал, - сказала дочь, посмотрела в глазок и произнесла: - Точно.
Она открыла дверь и спросила у нагло улыбающегося Паши:
- Извиняться пришёл?
- Нажаловалась уже?
Мать прикрыла затёкший глаз платком. 
- Автограф твой на её лице сам рассказал.
- Она вчера в ресторане была…
- Я в курсе.
- Она выпила…
- А ты её отрезвлял? А что ж подруг не разукрасил? Не дали или испугался, что за решёткой окажешься? Короче, тебе лучше не появляться здесь больше. Так что до свидания.
- Впусти его, - крикнула мать.
- Зачем? – спросила дочь.
- Поговорить…
- Он уже всё сказал. Ничего нового ты от него не услышишь. Да и с неуравновешенными людьми лучше не общаться. Чревато. А может, всё же заявить на него? – Сима посмотрела на Пашу. - Устроим ему весёлую жизнь. Хочешь?
- Я уйду, - с надрывом произнёс Паша.
«Откуда такое актёрское мастерство? Неужели от страха»? – подумала Сима.
Единственный зритель преграждал ему вход, а он укоризненно качал головой и при этом устрашающе сжимал кулаки. Его чуб медленно сполз на глаза, и вдруг от резкого движения приподнялся и аккуратно улёгся на голове котёнком.
«Перед зеркалом, что ли, репетировал»? – Сима устало вздохнула: ей не хотелось смотреть спектакль одного актёра.
Он тут же изменил тактику и почти прокричал:
  - Верка, ты с такой дочерью никогда замуж не выйдешь. Она всех разгонит. Так и знай! А я…
- Неужто на матери моей жениться собрался? Так ведь ты женат, Паша. Иди-ка ты к своей жене, дорогой. А то узнает она про твои похождения, без чубчика кучерявого останешься, и стричься не придётся. Ну? – Сима посмотрела ему в глаза. – Мне заниматься надо, а я здесь тебе объяснять должна, что такое хорошо, и что такое плохо? Стихотворение Маяковского надо было в детстве читать. Пробел заполнил собственным пониманием. И, похоже, весьма искажённым.
- Умная больно? Ведь я уйду, - сказал он.
- Повторяешься. «Мужик сказал, мужик сделал». Это же твой девиз. Ну?
- Кому только твоя мать нужна будет? Она ж…
- Рот закрой! - крикнула Сима. – Иначе станете с матерью однояйцовыми близнецами. Сама лично разукрашу тебя, - пообещала она и захлопнула дверь перед его носом, так и не позволив переступить порог.
- Он же уйдёт! – испугалась мать.
- Уже.
- Верни!
- И не подумаю, - сказала Сима. – Знаешь, я когда-то прочитала высказывание Кабира: «Жизнь играет человеком, словно фокусник обезьяной». Она пляшет, не осознавая, что находится под его бдительным контролем…
- Симка, не морочь мне голову! При чём здесь твоя обезьяна?
- Она не моя. Люди не видят, не понимают, что судьба ими управляет, - сказала Сима.
- Да какое мне дело до этого? – спросила мать.
- Самое непосредственное. Если твой Паша должен быть с тобой, он вернётся, а если – нет, то нечего жалеть о случайном прохожем, размахивающем кулаками. Если человек позволил себе такое, то его ничто не остановит от повторения. Ты хоть это понимаешь? Или хочешь стать боксёрской грушей?
- Не хочу. Но без мужика плохо.
- Это не мужик. Ты ещё встретишь нормального человека. Но если место будет занято рядом с тобой, он пройдёт мимо.
- Кто?
- Человек, которого ты так долго ждёшь, ищешь и не находишь пока.
- Симка, ты слишком мудрёно говоришь. И откуда ты такая взялась у меня?
- Ты же сама мне не раз говорила, что родила. Или ты забыла, как это происходило?
- Да помню я всё. Я о другом. В кого ты такая у меня? Я дура-дурой, да ещё и в рюмку заглядываю. Отец твой единственный талант имел: машину хорошо водил. А тот, кто плохо владел этим мастерством, сбил его насмерть семь лет назад. Иль это тоже судьба?
- Конечно, - сказала Сима. 
- Так что ж она страдания мне посылает? – спросила мать.
- Если ты не понимаешь, куда идёшь, может ли тебе помочь дорога?
- При чём здесь дорога? Я никак свою жизнь наладить не могу, мужика надёжного, правильного, не пьющего, самостоятельного, да ещё не женатого, где взять? Думаешь, он ждёт меня на перекрёстке и ручкой машет? Дорога. Дорога не говорит. Чего помощи от неё ждать? Вот и бреду в тумане, - вдруг всхлипнула мать, а потом добавила: - Я ничего не понимаю, Симочка.
- Лукавишь. То, что пить водку плохо, понимаешь? Что нельзя брать чужое, ругаться матом, понимаешь?
- Это понимаю.
- Но продолжаешь сама себя толкать в пропасть. Ведь ответ придётся держать…
- Перед тобой, что ли?
- Глупая. Для этого нам совесть дана.
- Тебе, может, и дана. А я свою растеряла, похоже. Не справляюсь я. Может, и выпивать стала поэтому.
- Человеку даются испытания по судьбе, с которыми он в состоянии справиться. Другое дело, что никто за тебя твою работу делать не будет. Иначе и вознаграждение другой получит, а ты так и будешь выть, за что мне такое? Это как на фабрике у тебя, если ты за кого-то сделаешь норму, кому заплатят?
- Мне, - сказала мать.
- А что получит тот, кто прогулял?
- Шиш с маслом, - сказала мать.
- Ну, вот. Умница. Теперь осталось определиться, хочешь ли ты человеком быть или в животное превратиться, чтоб бессвязно мычать. Ведь от водки человек человеческий облик теряет. 
- Хватит мораль читать. Мне поспать перед сменой надо.
Сима вздохнула, но промолчала.  Перед ней встал выбор: говорить ли матери, что её вызывает в школу классный руководитель или нет. Мать на родительские собрания никогда не ходила. И объяснение было весьма логичным, с её точки зрения. Если дочь – лучшая ученица школы, зачем сидеть на собрании. Пусть ходят родители тех, кто плохо учится.
Сима была даже рада, что её мать не появлялась в школе. К тому же, ей порой казалось, что мать хоть и живёт рядом, но погружена в собственные проблемы настолько, что у неё нет сил даже на вопросы: как учится дочь, что её волнует, когда ложится спать, устаёт ли?  Когда же Сима находила бутылку и демонстративно выливала её в раковину, мать не возмущалась, не орала, ей было стыдно. Она садилась на табуретку, закрывала лицо руками и шептала:
- Прости, Симочка. Господи, да что же я творю?
Она не всегда была такой. Даже после смерти мужа она не пила. А потом появились в её жизни такие же одинокие подружки, искательницы претендентов на роль мужа. Знакомились, естественно, не в театре и не на выставке, а в ресторане. А где застолье, там и выпивка.
Да и знакомые оказывались в основном мужчинами, приехавшими в их город в командировку. Они не собирались жениться на весёлых вдовушках, потому что уже были женаты, а вот провести пару недель с ними были рады. Потом они уезжали, обещали писать, вернуться, но ни того, ни другого не делали.
Паша же работал у матери на фабрике наладчиком. Она стала встречаться с ним, а потом выяснилось, что он женат. И мать вновь пошла в ресторан, скорее всего, не столько отметить день рождение подруги, сколько с намерением познакомиться с приличным человеком, а что из этого вышло, Сима могла только предполагать.
И как назло, именно сегодня Галина Петровна окликнула Симу в коридоре школы:
- Петрова, я хочу поговорить с твоей мамой. Впереди – экзамены. Ты идёшь на золотую медаль, а силы свои не соизмеряешь. Отдыхать тебе надо, питаться нормально, спать вовремя ложиться.
- Так я передам матери ваши пожелания. Она работает на фабрике в разные смены. Когда в ночную выходит, вообще весь день спит потом. Устаёт она. Так что вряд ли сможет прийти.
Галина Петровна с тоской смотрела на лучшую ученицу школы.
- Ты всё же передай, что завтра я хочу её видеть в школе.
- Я же объяснила, что в третью смену она на этой неделе работает, а потом в первую. Это значит с восьми до шестнадцати, потом ей до дома доехать надо, переодеться, поесть…
- Хорошо, а через две недели она во вторую смену работать будет? – спросила Галина Петровна.
- По идее – да. Но у неё есть начальство, оно может попросить её и в две смены поработать, если план горит. Как я могу вам что-то обещать?
- А что твоя мама такой незаменимый работник на фабрике?
- Она меня без отца воспитывает, приходится не отказываться от дополнительной работы. Она на автомате по две нормы за смену выдаёт. Так что можно сказать, что её вряд ли можно кем-то заменить, если большинство одну не всегда осиливает.
- Симочка, я поняла. Но ты всё же передай маме мою просьбу.
- Конечно. Только вот положительный результат вряд ли будет, - вздохнула Сима. – Вы знаете, вы лучше мне все рекомендации сообщите. Я человек ответственный.
Сима промолчала, что хозяйство ведёт не мать, а она, что сама решает, что купить, что приготовить. Она понимала, что незнание одноклассников и учителей о её жизни порождает множество иллюзий, которые она не пыталась рассеять. Нет, она не стеснялась своей матери, просто понимала бессмысленность этого разговора. Мать за неё экзамены не будет сдавать. И изменить ничего не сможет.   
Всё зависит не от улучшения питания, а от устремлённости самого человека, способностей в нём заложенных, его судьбы. Сима это знала, а вот классный руководитель, похоже, находился в неведении на этот счёт. Или Галина Петровна не верила в предопределённость. Когда-то Сима прочитала, что если человеку кажется, что он заранее знает все ответы, боги меняют все вопросы. Знать замысел Бога на каждого человека возможно ли? Судьбы людей, как некие лоскутки, неким образом увязаны в полотно, которое в свою очередь является лоскутком в ещё большем полотне и есть ли конец у этой ткани, и где он, Сима не знала.
Да и что могли вынести из этого общения обе стороны? А вот невольно подставить мать можно было. Мать по простоте душевной могла разоткровенничаться о себе, о жизни. Чем больше людей будут кидать в неё камни, тем сложнее будет ей подняться, это Сима знала. Как и то, что если обстоятельства так складываются, значит, это зачем-то нужно. Каждый проходит свои испытания, через страдания поднимается или падает. Сима откуда-то знала, что в жизни матери грядут перемены, после чего она не притронется больше к спиртному.
- Всё очень просто. Если подняться на цыпочки, долго не сможешь стоять. Если делать слишком большие шаги, долго не сможешь идти. А вот того, кто крепко стоит на земле, сложно опрокинуть. Мать же по жизни оказывалась во время шторма на старом, полусгнившем мостике и почему-то не хотела его покидать. Может, не знала, куда идти и зачем? Ей самой помощь нужна. Опираться на её плечо бессмысленно. Иначе получится, как в сказке: «Битый не битого везёт».  У матери свои экзамены, у меня – свои, - подумала Сима и облегчённо вздохнула.
  Она пошла на кухню, налила себе чай, сделала бутерброд, села за стол и тут же мысли унесли её куда-то далеко-далеко. Сима вдруг увидела себя маленькой на чердаке старого дома. Их дом снесли года два назад, они получили с матерью однокомнатную квартиру. А тогда, тогда у них был собственный дом, вернее, комната в этом доме. Потому что в старом доме жил ещё брат её отца с семьёй и сестра деда с дочерью, да сам хозяин, некогда построивший этот дом, дед Симы.
Отец почему-то часто ссорился с братом. Что они выясняли, Сима не знала. Она забиралась на чердак, пробиралась сквозь старые вещи, которые были не нужны, но выбросить почему-то их никто не решался. Они были частью их прошлого. Она садилась на старый ящик возле маленького окошка и представляла себя на старом корабле, плывущем в океане к таинственному острову.
Она видела небо сквозь деревья и верила, что некий луч коснётся её корабля, и наступит мир. Сима зажмуривалась и просила помощи, потому что без неё корабль пойдёт ко дну. Чудо захватывало, восхищало, становилось главным событием на какое-то время. А потом она спускалась вниз, и оказывалось, что братья уже мирно беседовали за чашкой чая.
Сима улыбалась и благодарила невидимого помощника. Ей казалось, что братья были похожи на осторожных путников, переходящих реку по тонкому льду. Она видела, как они поддерживали друг друга, чтобы никто не пострадал во время пути. Но проходило время, и они вновь бранились, потом мирились, смеялись над причиной раздора, и шли, обнявшись дальше.
А когда отца не стало, его брат Толя пил несколько месяцев подряд. Он так был погружён в свои переживания, что не заметил, когда жена с детьми уехала к матери. А когда обнаружил их отсутствие, так сильно испугался, что спиртному больше не стало места в его жизни.
Дом, в котором они жили, снесли. Его жильцы получили отдельные квартиры в одном районе, правда, на разных улицах. Для небольшого городка – это не то расстояние, которое бы затрудняло встречи. Но как-то так сложилось, что они практически не пересекались. И родственники вдруг стали совсем чужими. Нет, юридически они остались родственниками, носящими одну и ту же фамилию.
Сима иногда специально шла из школы кружными путями, чтоб оказаться на улице, где теперь жили её двоюродные братья. Она даже как-то сидела на лавочке во дворе их дома, но встречи не случилось. Что это? Невезение или судьба?  Почему некогда родные люди вдруг стали чужими? Она спросила об этом как-то деда, когда пришла проведать его. Он долго молчал, а потом пожал плечами.
- Дело даже не в твоей матери, которая перессорилась со всеми. Вот у меня хоть и маленькая, но отдельная однокомнатная квартира на первом этаже, с удобствами, которых в старом доме не было. А мне не весело. Раньше я всех соседей на своей улице знал, мы ходили в гости друг к другу, общались, а сейчас… Я никого не знаю. Поздоровался с человеком, что в подъезд наш зашёл, спросил, как дела, не нужна ли помощь, потому что я на пенсии, времени много, могу зайти помочь, а он от меня шарахнулся, как он бандита с большой дороги, побежал по лестнице, а сам всё оборачивается, не бегу ли я следом. Дожил до светлого дня в своей жизни, людей пугаю. Нас будто толкают жить для себя. А я где-то прочитал, что «человек, живущий для себя не равен нулю, это отрицательная личность», - дед вздохнул. – Что же с нами будет, милая моя девочка? Куда мы катимся в мнимом прогрессе? И где выход?
Сима посмотрела на остывший чай, на бутерброд, что держала в руке и покачала головой:
- Почему люди что-то помнят до самой смерти, а что-то практически сразу же забывают? Да и то, что помнят, порой трудно назвать достоверным. Виновато время, забывчивость, эмоции, субъективный взгляд, воображение? Масштабы могут быть разные: воспоминания детства, описание событий дня, месяца, года, века. Почему порой история становится похожа на снежный ком, что катится с горы. Со временем всё сложнее докопаться до сути. Подробности важны, когда главное в них не тонет. Наверное, всё зависит от внутренней честности того, кто пытается историю сохранить, от способности помнить, опираться на факты. «Истинная история – всегда тайная история», - утверждал Кроули. Так ли это? Нильс Бор считал, что идея, чтобы быть верной, должна быть «достаточно безумной». А кто-то утверждал, что новые сочетания идей – прямая дорога к изобретательству. Так, о чём это я? Я вопрошаю, сетую, и сама же себя загоняю в угол. Хотя говорят, что мышь, прижатая к стене, от отчаяния способна стать тигром, а мысль, попавшая в тупик, может обратиться к совершенно невозможному решению. Всё верно. А вдруг мы всего лишь марионетки в чьих-то руках, погрязшие в иллюзии, что что-то можем изменить в прописанном сценарии? Или… - она вздохнула. - Свобода и воля… ладно, подумаем об этом в другой раз. Надо решать текущие вопросы. Скоро экзамены. А пока… пока уроки надо сделать.
На следующий день она по дороге в школу встретила своего одноклассника Даниила. Они шли молча некоторое время, но едва лишь оказались в парке, как Сима спросила:
- Что такое свобода и может ли человек быть свободен?
- Хороший вопрос. Я вчера по этому поводу с отцом дискутировал. Свобода – это возможность проявления своей воли на основе осознания законов развития природы и общества. В другом значении свобода – это независимость, отсутствие стеснений и ограничений. Если человек ограничен рамками созданных людьми законов, он априори не свободен. Но вседозволенность и свобода не одно и то же. Наши законы зачастую вступают в противоречие с законами природы. Но законы, противоречащие законам природы, не должны существовать, потому что это нарушение высших законов, законов Вселенной. А если человек начинает жить по воле Божьей, в соответствии с законами мироздания, он становится человеком воли, то есть по-настоящему свободным…
- А что такое Кривда? – спросила Сима.
- Кривда, скорее всего, антоним Правды. Правда – это соответствие Истине, порядок, основанный на справедливости, честности. Кривда – это ложь, неправда, когда человек обманывает окружающих, а иногда и самого себя, чтобы оправдать свои поступки. Кривда – от слова кривой, наверное. Это неправильное, лживое проявление, которое ведёт к деструктивным последствиям. Как и зло, совокупность злых мыслей, ведёт к разрушению. Интересно, что буквально накануне я думал о том, о чём ты меня спрашиваешь. Странное совпадение. Если это вообще совпадение.
Сима улыбнулась.
- Это атмосфера парка вытаскивает наружу странные вопросы. Я это давно заметила, только не знаю, как объяснить. Я словно сдаю здесь свой самый главный экзамен. Экзамен на зрелость.
- А я рядом с отцом себя ощущаю растерянным учеником на экзамене мудрого профессора. Самое смешное, что отец при этом не читает мне нотаций, не высказывает недовольства, не демонстрирует своего превосходства, но я словно песчинка, подхваченная ветром, никак не обрету покоя и собственного места, уверенности… Разные весовые категории. Я будто пытаюсь ему что-то доказать. Я поймал себя на мысли, что я соперничаю с ним. Абсурд. Может, я завидую ему? Нет. Я уважаю его. А себя – нет. Я периодически занимаюсь самоуничижением. Да и учусь я не очень. Не потому что не способен. Мне будто мешает что-то. Страх не соответствовать, не оправдать ожиданий. Хотя отец ничего не ожидает от меня. Вот если бы была жива мать, может, у нас с отцом сложились бы иные взаимоотношения? А тётя Люба, хоть и старается, а мне чего-то не хватает. Тепла, что ли? Тётя Люба стремится из последних сил быть хорошей матерью, но чем больше она прикладывает усилий, тем формальней становятся наши с ней взаимоотношения. Глупости. Проблема не в отце и не в тёте Любе, а во мне. Только я пока чего-то не понимаю. Может, просто обижен на отца, что он женился второй раз, что счастлив, когда матери больше нет. А ещё, ещё, я боюсь стать лишним в их семье, потерять отца. Странно. А ведь это похоже на правду, - Данила посмотрел на Симу и улыбнулся. – А может, это просто ревность? Самая примитивная, дикая? Или обида, всё блокирующая? Но ревновать и обижаться – не правильно, - так говорила моя мать. Если любишь, этих заноз не должно быть. Их надо вырывать с корнем сразу же, пока не прижились и не стали разрастаться, - Даниил посмотрел на Симу. - Я не знаю, парк ли так повлиял на меня или твоё присутствие, но мне кажется, что я нащупал тропинку, по которой смогу выбраться из омута, в который добровольно сам погрузился и сидел, страдая и обвиняя тех, кто был рядом, кто пытался вытащить меня, а я упирался. И никакая я не песчинка. Самоуничижение – оборотная сторона эгоцентризма, эгоизма, чувства превосходства, скрытого от посторонних глаз под личиной бедного недоумка. Нет, я не так прост, как хотел казаться. Отсюда и все попытки тёти Любы угодить мне натыкались на моё недоверие. Я ведь люблю отца, так почему ж то, что он счастлив, вызывает во мне протест? Он же не виноват в смерти матери. Отец три года был на грани после её ухода. Я думал, что у него помрачение рассудка случилось. Он разговаривал с матерью по ночам. Было ощущение, что он видит её. А я молился, чтоб здравый смысл не покидал его. И просил, просил слёзно мать, чтоб ушла навсегда, не мучила отца. А когда он успокоился и встретил женщину достойную, умную, добрую, терпеливую, спокойную, нежную, рукодельную и, самое главное, любящую, я испугался. Испугался за себя. А нужен ли я буду отцу, когда он счастлив, когда не надо искать поддержки, не надо тосковать и говорить, как на исповеди, о былых взаимоотношениях с матерью, о прежних ошибках. Сима, я эгоист. Отец любит меня, потому что истинная любовь никого не исключает. И мать в его сердце нашла достойное место и Люба. Как же я не видел этого?
- Парк. Особенность у него. Я давно заметила. Стоит задать вопрос, как всплывает из глубин твоего подсознания правильный ответ. Когда начинаешь видеть суть проблемы, - сказала Сима.
- Ты понимаешь, дело не в столетних деревьях, а в тебе. Это твоя особенность, а не парка. Я столько лет ходил этой дорогой, и ничего не случалось. А рядом с тобой – случилось.
Сима вздохнула. Ей не хотелось спорить с Даниилом, доказывать ему что-то. Важно, что лёд тронулся. Кто-то утверждает, что лебеди на Чистых прудах способны забрать любую человеческую боль. Попробуй разубедить их, когда случается чудо то ли  от их святой веры, то ли от странного совпадения, то ли от осознания, то ли от места, воды или птиц, действительно, способных трансформировать человеческую боль или донести её до сил небесных, и именно поэтому ниспускается помощь страждущему. Что происходит на самом деле? Что? Вопросов, как всегда, больше, чем ответов. Случается то, что случается.  И человеческую жалобу-просьбу, незатейливый призыв о помощи вдруг слышат небеса. 
Сима ничего не ответила своему однокласснику. Она не знала даже, что у него почти пять лет назад умерла родная мать, что последние два года он живёт с мачехой, от которой отгородился высоким забором, а она ни перелезть через него не может, ни сломать. Вот и глядит в щель, подсовывая лучший кусочек, в надежде, что смягчится сердце её пасынка, и всё изменится. Она любит его отца, любит и его самого. Её любви хватает на то, чтоб верить в чудо, которого пока не случилось.
Данила открыл дверь школы перед Симой и вдруг улыбнулся:
- Сегодня день рождения у тёти Любы. А я… я…
- Мы купим ей цветы после уроков. Она же ирисы любит и ромашки…
- Откуда ты знаешь? – спросил Данила.
- Да не смотри ты на меня так. Я случайно услышала, как твоя мачеха подруге говорила. Я на остановке стояла в прошлое воскресенье, а они шли мимо куда-то. Так вот, она сказала, что ей так ни разу никто и не подарил любимых цветов. Всё розы, да гвоздики дарят, а она молчит, обидеть боится, только благодарит, да улыбается. Я не знала, кто за моей спиной стоит, пока подруга её не спросила: «А что твой Андрейченко»? «Он розы алые любит», - сказала женщина. Я тогда решила, что это твоя родная мать. Я не знала…
- А где мы возьмём ирисы да ромашки в начале мая? – перебил её Данила.
- Жена брата моего отца в оранжерее работает, мы к ней пойдём. У неё, как в Греции, всё есть. В теплицах среди зимы выращивают экзотические цветы и в цветочные магазины поставляют. И деньги у меня есть. Купим.
- Я отдам, - сказал Данила, - честно. Мне отец почему-то по субботам даёт деньги на кино. Он у меня будто из другого измерения. Кто сейчас в кинотеатры ходит? Ну, я и складываю их… на всякий случай. А по воскресеньям мы с Ванькой Шевцовым в кружке информатики занимаемся. Наш Павел Николаевич при библиотеке организовал бесплатный кружок, чтоб мальчишки по подворотням не носились. Он говорит, что из меня классный специалист получиться может… у меня дар…
- Болтать без умолку? А про дар молчания он случайно не упоминал? Итак, мы встречаемся после уроков?
- Ну, да.
- А то, что ты станешь отличным специалистом, я не сомневаюсь.
- Спасибо, - заулыбался Данила.
Они купили у тётки Нины ирисы и ромашки. Она собрала их в удивительный по красоте букет.
- Пойдём со мной, - вдруг попросил Данила. – Она сегодня до двенадцати работала. Дома уже. А отец только вечером появится. Что-то стрёмно мне, будто экзамен иду сдавать…
- Ладно, - согласилась Сима.
Они позвонили, дверь открыла миловидная женщина. Данила протянул ей букет и сказал:
- С днём рождения тебя.
- Данечка, милый, - женщина всхлипнула, бросилась приёмному сыну на шею и разрыдалась в голос.
- Мне никто, слышишь, никто, никогда… я люблю тебя, сыночка. Спасибо, - она вдруг отстранилась, вытерла слёзы ладошкой, взяла букет и улыбнулась. – А это твоя подруга?
- Сима, - сказала Сима, - с днём рождения вас.
- Да вы проходите в дом. Я пироги затеяла…
- Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Мне домой надо, - Сима улыбнулась, и, чтоб не выслушивать сожалений, резко повернулась и побежала вниз.
Она узнала свою бывшую соседку и подумала о странных хитросплетениях в этом мире. Сима сегодня услышала от Данилы про любимую женщину его отца, про удивительную тётю Любу. А теперь ещё оказалось, что тётя Люба её бывшая соседка. Данила вздрогнул, когда хлопнула дверь подъезда.
- Ничего Данечка, она не от тебя убежала. Это главное. Над ней семилетняя тоска об ушедшем отце витает, а сегодня она рассеиваться начала. Но ей время нужно, - произнесла тётя Люба и сделала шаг назад, оказавшись в тени коридора.
- Ты хочешь сказать, что у неё нет отца?
- А ты не знал, что ли? – спросила она Даниила, продолжающего стоять на лестничной клетке.
- А ты откуда узнала?
- Так мы жили раньше на одной улице, соседями были, пока не снесли наши дома и не расселили. Мне квартиру вместе с матерью и отцом дали в вашем доме, в соседнем подъезде два года назад. А им – не знаю где.
- В пятиэтажке, сразу за парком, - монотонно проговорил Данила.
- Мы так и будем стоять? Порог, словно граница, нас разделил. Ты уж сделай шаг, Данечка…
Он улыбнулся и, переступив порог, обнял женщину с букетом в руках. 
- Прости меня, мам, прости дурака, - прошептал он.
А Сима, открыв дверь подъезда, непроизвольно зажмурилась от яркого солнечного света.
- День сегодня странный. Судьба преподносит сюрпризы. Мне надо в парк. Подумать хочется в тишине. Мать, наверное, всё равно спит после смены. Так что можно не торопиться…
Она вернулась в парк, села на скамейку и посмотрела на небо. Время утратило свою власть. Симе показалось, что она целую вечность сидит неподвижно, разглядывая причудливый бег облаков. Кто-то заслонил солнечный свет. Прямо перед собой она увидела молодого человека.
- И что там такого интересного увидели?
- Облака, - односложно ответила Сима. – Фееричное зрелище, - добавила она. - А за ними – смеющиеся ангелы.
Она посмотрела на растерянное лицо молодого человека и улыбнулась.
- Звучит… - произнёс он и замолчал, то ли подбирая слова, для выражения отношения к сказанному, то ли не зная, как сказать, чтоб не обидеть человека.
- Дико? Как бред? Убежите сразу или, чтоб не потерять лицо, через минуту? Ещё вопросы есть?
- Есть, - улыбнулся молодой человек. – Вводить в состояние шока – хобби или развлекаетесь так? Проводить до дома разрешите?
- Ни то и ни другое. А смысл?
- Необъяснимый.
- Всеобъемлющий ответ.
- Пытаюсь соответствовать. Искренне, по крайней мере.
- И ангелы небесные средь облаков не испугали?
- Так ангелы же…
- Вы кто? – спросила Сима. – Мимо проходили или как?
- Я возле дуба ждал…
- Больше заняться нечем?
- Товарища ждал, а он не пришёл, - улыбнулся молодой человек.
- Вам, стало быть, одному никак нельзя через парк. Нужен попутчик? Чего боитесь? Кого боитесь?
- Подлости и себя…
- Подлости – понятно. А себя почему?
- Потому что не знаю. Пытаюсь узнать, но пока плохо получается. Я на втором курсе мединститута учусь. Скоро экзамены…
- А я в выпускном классе вон той школы, что в конце аллеи… и тоже скоро экзамены…
- А потом куда?
- В мединститут…
- Только что решили?
- Нет. После того, как врачи не смогли отца спасти. Хирургом хочу стать. Я домой. Провожать не надо. День у меня сегодня слишком насыщенный. Да я и не смогу её заменить. К другу ушла?
- Да. Откуда?
- Парк – место особое. Здесь всё информацией наполнено. Я даже не смогу конкретно ответить, откуда я это знаю. Но вы ещё пересечётесь, это не конец вашей истории. Только когда вы окончательно расстанетесь, сможете проводить меня…
- И когда это будет?
- Через год в это же время и день, - Сима встала со скамейки. – А пока прощайте Евгений…
- И имя моё вам деревья назвали?
- Что вы! У вас в руках книга, а на ней надпись почему-то на самой обложке: Евгению от Тамары…
- Логика. А я уж, было, подумал, что вы серьёзно про ангелов и место силы…
- Как знать, как знать, - произнесла Сима и пошла, не оборачиваясь.
Она подходила к дому, когда увидела свою мать, сидящую на качелях. Рядом стоял мужчина, что-то рассказывал ей, а мать улыбалась, периодически прикладывая руку к синяку под глазом. Двор по обыкновению был пуст в это время.
- А хочешь полететь к небу, как в детстве? – вдруг спросил мужчина.
- Хочу! – выкрикнула мать, смеясь.
Сима ощутила её радость, восторг и ещё что-то, что не поддавалось определению и описанию, столь великолепно и огромно это было…
Необыкновенный свет, исходящий от мужчины, в котором оказалась мать Симы, преобразил её. Она стала сама собой, прежней Верой. Сима замерла в растерянности. Пройти незаметно она не могла, убежать – тоже. А пока она размышляла, как быть, мать увидела её и что-то тихо проговорила мужчине. Качели постепенно остановились.
- Это Сима, моя дочь, - сказала она. – А это тот самый спаситель, что скрутил хулигана… Андрей… Иванович, - добавила она.
Сима посмотрела в его глаза и улыбнулась.
«Настоящий. Такие не предают», - подумала она.
- Спасибо, - вдруг проговорил он. – Надеюсь, что это так.
- Она тоже настоящая…
- Знаю.
- Сима, опять загадки загадываешь? – спросила мать.
- Нет. Отгадываю…
«Я не думала, что экзамен на зрелость придётся сдавать вот так, без подготовки. День у меня сегодня аховый», - подумала Сима.
- Бывает, - сказал мужчина и подумал:
«А девочка – самородок. С поразительными способностями и в ней столько света, словно перед тобой не человек, а маленькое божество»…
- Вы мне льстите, - сказала Сима и только потом сообразила, что Андрей Иванович не произнёс это вслух.
А Вера подумала, что по небу всё так же плывут облака, сияет солнце, но что-то изменилось уже, она это ощущала. Она перевела взгляд на неизвестно откуда появившуюся трясогузку на ветке старой яблони и вздохнула.
 Маленькая птичка с удивлением рассматривала людей, над которыми парили их мысли. Они то радостно взмывали к небу причудливыми птицами, то неслись, словно ветер, по полю, то цеплялись за ветки старых яблонь в саду, то срывались и, пугливо оглядываясь, улетали в поисках неземного покоя. А им на смену рождались новые мысли, чтоб повторить путь своих предшественников. Людей не смущало происходящее то ли оттого, что были заняты иным, то ли в силу некой близорукости, то ли по другой причине, более важной для них.
 Страх стал подкрадываться к сердцу Веры: а вдруг вновь все надежды рухнут, и останется одна безысходность?
- Мы справимся, милая, обещаю, - проговорил Андрей Иванович и обнял Веру, а та уткнулась ему в плечо и расплакалась, как маленькая.
Седовласый мужчина гладил её по голове, неуклюже вытирал слёзы и что-то шептал на ухо. А Сима села на качели, оттолкнулась от земли и под странный скрип, больше напоминающий восторженный писк, нежели жалобу, ощутила, как свет из груди вырвался наружу, устремился к огромному свету, слился с ним на мгновение и вновь вернулся, наполненный силой и мощью божественной любви. Радость захлестнула её, и она крикнула, обращаясь к Тому, которого её сознание было не в силах вместить:
- Ты есть!
 
Июнь 2015 год