Дашенька 106. Василиса

http://www.proza.ru/2015/08/03/851

Через несколько дней после того, как от Елецкой ушёл муж, в одно из воскресений приехала к ней свекровь. Галина безучастно смотрела, как та по-хозяйски зашла на кухню, скользнула взглядом по залитой кофе плите и по грязным чашкам в мойке. Посмотрела в холодильник, в хлебницу с заплесневелыми ломтями. Потом налила воды в чайник, поставила кипятить. Погремела посудой, позвала:

- Иди чай пить!

В кухне оказалось прибрано, стол накрыт к чаю. Галина села напротив свекрови, взяла чашку, отпила глоток, с трудом сглотнула. Она глотала горячий чай, не различая вкуса, и лекарство какое-нибудь горькое точно так же пила бы. Глаза медленно набухали слезами. Она поставила чашку на стол и закрыла лицо руками. Плечи вздрогнули.

Никогда в жизни Галина Георгиевна не испытывала потребности в сострадании. Это всегда было ниже её достоинства. Чтоб ей сочувствовали? Не дождутся! Она сильная, независимая. Пусть у неё ищут сострадания. И ведь просили о нём, как о милостыни. За родных, в беду попавших, прокуроршу просили, старались разжалобить, да просто человеческого понимания искали. Искали, чаще всего, напрасно. Галина Георгиевна расценивала это не более, чем унизительные заискивания перед ней, а тем более, если человек абсолютно ничем не мог быть ей полезен. Ну то есть, никчемный абсолютно человечишко, неудачник. Тогда всякая просьба просто раздражала Елецкую. И слыла он человеком твердокаменным, мол, к ней идти просить бесполезно.

А тут... ни то, чтоб сочувствия ждала она от Василисы или ещё там чего... Но просто слова тёплого, человеческого. Впрочем, может и сочувствия. Не казённых слов соболезнования, не любопытства к её беде, не преувеличенных вздохов... А вот такого спокойного и уверенного присутствия рядом другого человека, искренне неравнодушного.

Галина взяла себя в руки, промакнула салфеткой мокрые глаза, спросила:

- Ты за делом каким пришла?
- Нет. Попроведать. Не совсем уж чужая, чай. Оно ить, как говорится, друг на друга глядючи, улыбнёшься, а на себя глядючи, только всплакнёшь. Погляжу вот, как живёшь.

Галина хмыкнула, мотнула головой:

- Ничего. Живу.
- А мальчики-то не у тебя, что ли? - Василиса огляделась, тщетно пытаясь увидеть какой-нибудь признак присутствия в доме детей.
- Детей забрала Дашка.
- Как забрала?
- Я отдала их ей в опеку.
- Ну-ка, как это? Расскажи-ка...

Галина поморщилась. Ни то, чтоб не было у неё желания говорить на эту тему, ей вообще говорить не хотелось. Разговор требовал усилий, а её хватало только на короткие фразы. Но пришлось-таки рассказать о Дарьином визите.

- И хорошо, - вопреки ожиданиям Елецкой сказала Василиса. - Ты их не трогай - Дарью да Кирилла. Пусть, наконец, живут, как сами хотят. И впредь не строй им козней. Знаю, с тебя всякое станется. Правильно Дарья детей тебе не отдала. Ты ведь мал-мало попривыкла бы к ним, и стала бы мороковать, как совсем себе оставить, Кириллу не отдавать. Нет, скажешь? Чего плечиком дёргаешь. Так бы оно и было. И запросто подвела бы ты дело так, чтоб лишить Киру отцовства, а деток, значит, тебе отдать. Вот така у тебя гнилость внутри, Галина. Так что Дарья всё по уму сделала, а ты... хватит уж грехов на твою душу. Ты теперь об дочке думай. Кто её грехи отмолит, кроме тебя? Тут доброе дело сделаешь, а ей там, - Василиса указала вверх, - зачтётся.

Галина отрицательно покачала головой, горько сказала:

- Я в церковь ездила... с батюшкой говорила...
- И чего он тебе сказал?
- Говорю ему, доченька, - говорю, - золотая моя погибла, единственная. Что мне можно сделать теперь для неё? Я же никаких правил не знаю, обычаев. Он спрашивает: "Она крещёная, дочка твоя?" А как я могла её крестить, коммунистка, на должности на такой? "Плохо, - говорит, - матушка. Молиться ты за неё, конечно, можешь. Только не дойдут до неё твои молитвы", - Галина прикрыла ладонью задрожавшие губы.

- Правильно батюшка сказал. Только обманула ты его. Алька-то погружённая ведь. Так что молись, отмаливай её, проси прощения за всё, что натворили вы с ней.
- Как?.. Что значит - погружённая?!
- Это почти то же, что крещённая, только не в церкви. Альке тогда году не было, а ты уезжала, помнишь, на два что ли дня? Я и позвонила Толику, чтоб к нам немедля приехал с дитём. Ну и вот... собрала старушек, всё как положено сделали, молитвы какие надо отчитали, водицей святой окрестили.
- Да как же ты догадалась?! Ох, спасибо тебе, Василиса!..

Гостья вздохнула:

- Чего мне твоё спасибо?
- Так может, надо тебе чего? Проси, всё что хочешь проси!
- Ну-ну... кто тонет, ему нож подай - за нож ухватится. Так же и ты - ишь, ласкова стала. А ничего мне на надо, - усмехнулась женщина. - Я к тебе пришла вот... потому как в горе одна ты осталась, это нехорошо. И внучку жалко мне, сильно жалко. Да только... сердце моё всё одно отвратно от тебя. Вроде про добры дела ты мне говоришь, а у меня веры к тебе нету. Мальчиков Дарье отдала - хорошо. Я тоже не хотела, чтоб ты их под свою руку брала. Но сегодня ты так, а завтра я не знаю, чо тебе в голову ударит - и крута гора, да забывчива. В церковь пошла вот. Это шибко хорошо. Правду говорят, беда вымучит, беда и выучит. А щас все, кому надо и не надо в церкви поклоны бьют. Так вот интересно мне всегда - к Богу они идут или дальше стен в картинках не видят ничо? Вот и про тебя тоже ум у меня нараскоряку - ждать от тебя всякое можно. И обиды на слова мои не держи. У меня больше причин для обиды - ты, почитай, на целую жизнь сына меня лишила. Для чего? За что? А тебе вон - что есть он, что нет.

- Это ты к тому, что ничего не спрашиваю про него? А что спрашивать? Я про него и так всё знаю, столько лет прожили, я мысли-то все его знала, ни то что дела. Зла на него не держу. Хоть вроде бросил он меня в такой час тяжкий... Да сама виновата, скрытничала от него. Вроде и семья, а он всегда отделённый... вот и отделился совсем. А так... ему сейчас лучше, чем мне. Я потеряла всё, а он хоть и потерял, да что-то нашёл. Пусть живёт. Ты останешься ночевать?

- Нет. Вечером наша машина пойдёт, меня заберут. Пойду вот ещё к Дарье зайду, на мальчиков погляжу. Привыкла я к ним.

http://www.proza.ru/2015/08/03/879