Зинаида Павлова-Пустовойтенко

Неизвестные

О, друг мой,
Нищего не кори
За то, что так низок
И жалок он…
Голодный,
И я таков!

Итикава Такубоку.

Это было в 2005 г. Одесса. Летнее утро. Тишина ненадолго воцарилась в городе. Мне предстояла встреча с человеком, помогающим в то время заниматься квартирным вопросом. Встреча была назначена возле дома, где я жила и живу поныне. Я вышла из квартиры, прошла наш дворик и оказалась на улице. Было еще прохладно. Улица была чисто убрана дворником и полита водой. Пахло свежестью. Возле моего дома много деревьев. В это время года они покрыты густой листвой, в ней резвились птицы, изредка раздавалось их пение.
Природа умиротворенно подействовала на меня. Давно я не ощущала такой полноты жизни, счастья бытия. В ожидании встречи села на каменный парапет. Он сохранился с давних времен. Дом был построен еще в начале двадцатого века.
Вокруг было спокойно и тихо. Неожиданно почувствовала, что на парапете я не одна. В нескольких метрах от себя увидела сидящих друг против друга мужчину и женщину. Они очень незаметно подошли к парапету.
Женщина негромко, но очень взволнованно что-то рассказывала мужчине. По голосу поняла, что она молода. Я стала прислушиваться, о чем она ему рассказывает. Осторожно повернулась, чтобы увидеть их. Взгляд подсказал мне, что спившиеся люди. Но!..  Меня поразила речь женщины. Она говорила на правильном чистом русском языке: «Ты знаешь, а я ведь только что вернулась из своего села. Оно недалеко от Одессы. Я пришла в село на рассвете. Осторожно, чтобы меня никто не увидел, шла к родному дому. подошла к калитке, она была незаперта. Как будто меня ожидали. Даже Тузик не издал ни единого звука. Вышел из конуры и лизнул мне руку. Узнал.
Внезапно, широко распахнув дверь, на крыльце появилась моя мама. Она стояла наверху несколько секунд, а затем спустилась с крыльца и остановилась. Не отрываясь смотрела на меня. А потом… Потом она начала плакать. А я собралась с силами и заговорила: Мама, не плач обо мне. Я пришла увидеть тебя. Помолись за меня и прости, прости меня… Сейчас я тихо уйду». И я медленно стала пробираться к калитке. Тихо заперла ее за собой. Уходила навсегда.
Прошла мимо школы, где преподавала русский язык и русскую литературу. Это было в какой-то другой моей жизни. Однажды, в какой-то момент, злой демон вошел в мою душу и разрушил ее. Давно я слышала, что такое неизведанное – порча. Верю, что это она, порча, сломала мою жизнь.
Знаю, что скоро умру. У меня болят ноги, они уже не слушаются меня».
Я взглянула на ее ноги. Они были отечные и все синюшные. Наконец, разглядела ее лицо. Это было лицо женщины, как говорят, со следами былой красоты. Видно было, что она высокого роста. У нее были очень красивые длинные волосы, уложенные аккуратно в прическу.
Женщина замолчала. Мужчина не проронил ни слова. Он только неотрывно смотрел на нее. Но его взгляд выражал такое понимание того, о чем она ему рассказала! Он был небольшого роста, хрупкого телосложения, молчаливый, и очевидно, очень больной.
Несколько минут они сидели, молчали, затем встали и медленно стали уходить вверх по улице. Я смотрела им вслед до тех пор, пока фигуры не растаяли вдали.


Ноябрь 2014

Реве та стогне Дніпр широкий,
Сердитий вітер завива,
Додолу верби гне високі,
Горами хвилю підійма.

Т. Шевченко

Посвящается близкому и дорогому мне человеку Светлане Мороз

Украина. Одесса в печали и будто затаилась. Сегодня 2-е ноября 2014 г. полгода прошло с той самой трагедии, 2-го мая 2014 г. на Куликовом поле.
Сгорели в огне разбушевавшейся человеческой ненависти сорок восемь человек. Двести были ранены, их разместили в палатах больницы Скорой помощи, как говорят в Одессе, в Еврейской больнице. Это официальные данные. Неофициальные выходят из рамок понимания человеческой природы. Неимоверная жестокость. Оставшихся в живых добивали нелюди. Кто они? Поныне нет ответа. Весенние майские дни пролились кровавым дождем слез.
В эти же дни в одной из палат больницы находился в реанимации мой сын. Диагноз – инфаркт острый и обширный. Гибель людей на Куликовом поле, страшная тревога за жизнь сына, все слилось воедино, дни и ночи превратились в черную точку. Свет погас вокруг меня. И только далекий голос из Москвы взволнованно взывал ко мне в телефонной трубке: «Ну, что ты молчишь? Не молчи! Держись, слышишь, держись! Я все время с тобой!» Это она, моя Светлана, мой верный друг, спасала меня от бед. Молилась за нас. Она помогла и спасла. Мы выжили.
Осенний вечер. Одиноко и холодно в моем доме. Печально, тревожно. И вновь вспоминается день     2-го мая. Сгорел поэт Виктор Гун в доме Профсоюзов на Куликовом поле 2-го мая. Он много писал, печатался в Одесских сборниках, выпускал свои книги стихов. Я читаю строки его поэзии:
Я столько слов не выговорил нежных
Любимым женщинам, которых не любил!
Из лет прожитых больше было снежных –
Я чем-то их любовь не заслужил…
……………………………………………….

Из лет прожитых больше было снежных.
И, всех любя, и, всем себя даря,
В полях желаемых, безбрежных,
Искал одну, которая – моя.

И в конце:
Свой срок по жизни отслуживши,
Приду звездой и к той одной, и к вам.


Все. Поэт погиб.
Сегодня вечер особенный. В душе звучат слова другого поэта «о том, что никто не приедет назад». И эфир вновь заполнен сообщениями, что снова есть убитые и «никто не приедет назад». Это Восток Украины – Донбасс. Идет бессмысленная, братоубийственная война.
Наступило раннее утро. Город молчит. Одесская осень дарит людям разноцветье листьев на деревьях, морской ветерок гуляет по городу. И все же, все же что-то тревожное и опасное затаилось вокруг. Потом снова наступит темнота. Долго будет длиться осенняя ночь. Моя комната заполнится лунным светом. И я буду слушать, как морские волны из века в век моют одесский песок, моют песок, моют песок.