Александр Шаповалов

отрывок из книги «Как в песне...»


Крымский   этюд
(Севастопольская быль)

Новелла


«Возле мыса Херсонеса
Полюбилась мне вода…»


В камне не было ничего особенного. Камень как камень. Круглый, серый. С концов порос водорослями, и от этого казался опоясанным зеленым мохнатым поясом.  В сумерках, тихой летней порой, на камне иногда отдыхал большой краб. Этот краб был старый и мудрый, о чем свидетельствовали ракушки, выросшие на его панцире. Он принимал участие во многих смертельных схватках, но благодаря твердости своего панциря и силе клешней всегда выходил победителем. И тогда, сытый и довольный, взбирался на камень и предавался заслуженному отдыху.
Короче говоря, это был самый обыкновенный камень, каких много в бухте Казачьей. Но было нечто, чем он существенно отличался от прочих камней. Этим нечто был возраст камня, восходивший к седой старине прошлого. Ведь не всегда же камень лежал в воде. Было время, когда он гордо торчал на береговом утесе и свысока посматривал вниз на своих братьев, наподобие лягушек выглядывавших из воды. В то время он и не подозревал, что когда-нибудь займет место среди них.
Камень помнил, когда к берегу приходили волосатые тавры и здесь приносили кровавые жертвы своим языческим богам. Старый жрец, вся одежда которого заключалась в поясе из звериных хвостов, важно восседал на камне, наблюдал, как младшие жрецы, отдирая мясо, сбрасывали кости в море, полагая, что боги вполне удовольствуются костями.
Но однажды, в период длительной голодовки, когда боги не приносили добычу охотникам и угнали рыбу от берегов, племя тавров решило, что во всем виноваты жрецы, ибо от своей чрезмерной жадности они слишком тщательно срезали мясо и богам оставались одни кости, за что те и разгневались. В порыве голодной ярости тавры схватили своих жрецов и, заколов, принесли в жертву богам, сбросив в море их тела. Мера оказалась вполне действенной: на следующий же день охотникам удалось поймать несколько горных баранов, и племя смогло наполнить пустые желудки.
Помнил камень и греческие галеры, из которых высаживались на берег закованные в латы эллины с короткими мечами и круглыми щитами. Невдалеке возник город Херсонес, и камень зачастую слышал заунывное пение рабов-скифов, возделывающих землю под виноград.
Помнил русских воинов в железных доспехах и остроконечных шлемах. Русобородые богатыри из дружины Владимира осадили и взяли приступом Херсонес.
Тогда возле камня выросла груда тел, поверженных русскими витязями. И камень был обагрен эллинской кровью. Это была жертва богам моря.
Когда в Крым ворвались орды монголов, ведомые темниками Джебе и Субудаем, камень свалился с берегового утеса в море и рваными краями пробороздил гладкую поверхность воды.
…Над берегом прошумели ветры столетий. Камень беспрерывно омывался волной, то ласковой и журчащей, то злобно ревущей, вставшей на дыбы. Казалось, еще миг, и волна взлетит на берег. Но, ударяясь о каменную гряду, она дробилась на части, теряла силу и, сердито шипя, скатывалась обратно в море.
Камень стал круглый, порос водорослями и принял совсем мирный вид. Море больше не ранило об него свои волны.
С тех пор камень затаил обиду на силы, свергнувшие его в море, и не хотел замечать событий, происходивших вокруг него. Он не видел даже высокого каменного маяка, возведенного на том месте, где когда-то жрецы приносили жертвы морю. Но события сами пришли к нему, и случилось это жарким летом 1942 года.
В чудесный июньский вечер в воздухе что-то просвистело, и рядом с камнем возник столб воды. Это взорвалась мина, выпущенная из немецкого миномета. Осколок мины упал на камень, задел краба, и он стал инвалидом, потеряв одну клешню.
Краб очень испугался и целую неделю скрывался среди водорослей, наедине переживая потерю клешни.
…Прошло несколько суток, и на берегу показался Илья Серденько, советский матрос, один из последних защитников Севастополя. Он был без фланельки, сквозь дыры тельняшки просвечивало тело. В одной руке держал пистолет, другая была ранена.
Не задерживаясь ни минуты, Илья спустился с обрыва и шагнул в воду.
Не успел он сделать и пяти шагов, как на берег выбежал запыхавшийся Курц Шнельке, ефрейтор второго взвода дивизии «Мертвая голова». Курц верил, что там, где ступит нога немецкого солдата, будет тысячелетний Рейх.
Месяц назад Курц получил письмо из города Пфальца от брата Рудольфа, мелкого торговца.
«…Этих свиней русских надо убивать, с них нужно живьем сдирать кожу, как это делали древние германцы. Мы должны с них брать пример в деле уничтожения врагов Великой Германии. Так говорит Фюрер…» – писал Рудольф.
Однако Курц знал, что сдирать кожу с русских можно лишь с мертвых, так как живыми они в руки не даются. К тому же гораздо приятнее сдирать с них часы и прочие ценности – это, по крайней мере, выгоднее.
Тем не менее, Курц давно лелеял мечту взять в плен живьем хотя бы одного русского и собственноручно доставить его к обер-лейтенанту Даннеру, – быть может, удастся получить унтера…
И вот, наконец, такой исключительный случай: перед ним практически безоружный русский, да еще матрос! За такого, пожалуй, дадут и старшего унтера…
Курц остановился у обрыва и, размахивая автоматом, крикнул матросу:
– Хальт!
Но матрос шел дальше, вглубь. Вот он уже вошел в воду по пояс.
Курц забеспокоился – неужели этот сумасшедший хочет утонуть, и таким образом ускользнет от него?! Ведь не может же он надеяться переплыть море!.. Курц визгливо закричал:
– Сдавайся, русский, капут!
Автоматная очередь пропорола волу рядом с раненым моряком. Обернувшись, Илья выстрелил в фашиста последней пулей, оставшейся в его пистолете. Стрелял матрос левой рукой, плохо прицелившись, но пуля все же задела колено врага. Курц, пошатнувшись, свалился с обрыва в море. На лету он ударился головой о камень, потерял сознание и утонул, захлебнувшись в мелкой воде. А Илья, несмотря на раненую руку, смело поплыл в море. В полумиле от берега его заметили моряки советского катера-охотника и взяли на борт.
На следующий день краб обследовал Курца Шнельке и нашел его съедобным…
Через месяц рядом с камнем лежал чистенький человеческий скелет с автоматом в костлявых руках. Соблюдая форму, скелет был в каске и сапогах.
В таком обществе камню было веселее.
Теперь краб отдыхал на черепе Курца, как бы подчеркивая его принадлежность дивизии «Мертвая голова».

Далеко зашла нога гитлеровского солдата. Сея смерть и разрушения, она ступала по советской земле. И даже шагнула в воду Черного моря. Шагнула, да там и осталась, встретив свой бесславный конец.
Древние говорили – Sic transit Gloria mundi (Так проходит земная слава). Мы скажем – так побеждает жизнь!

Светлая память моему отцу,
ветерану ВОВ,
капитану 2 ранга,
участнику обороны Севастополя и Одессы!

Елена Савилова