Плата за счастье

1.Чужая свадьба. 

   Если бы я была в своём наилучшем возрасте и здравии и мне рассказали, как я проживу свою жизнь, я умерла бы от разрыва сердца, не успев выслушать до конца. И мне непонятно теперь, как я смогла всё это пережить.
   Играла деревня свадьбу.  Полным составом. Другом жениха был грузноватый мужчина лет сорока. Чуб кудрявый, виски выбриты. Золотые зубы – редкость в деревне – полный рот, когда он с хрипотцой и заливисто смеялся.
  Зачем ему, чернявому, синие, как здешние озёра глаза? Откуда он взялся? И, что это мухами липнут к нему наши бабы. Все подряд.  А он лихо отплясывает, никого не выпуская из хоровода.
  Интересно, кого из них он уведёт со свадьбы в глухую деревенскую без огонька ночь?
 - Идём, поднимем ещё немножко пыли – выхватил он меня из круга – и крикнул гармонисту:
 - «Цыганочку»!
   Я летела над свадьбой под гармонь, как во сне или сказке. Краем глаза, цепляя его лицо и не веря ушам:
 - Иди за меня. Я увезу тебя в город.
   Мы поставили рядом два чемодана, посадили на них своего двухлетнего сына и стали ждать попутной машины в город.  У нас не было свадьбы, но было три года счастья.  Головокружительного,  как   «Цыганочка». 
И провожали нас в дорогу на долгую жизнь простые слова деревенского священника отца Павла:
 - Да хранит вас Господь и да поможет вам идти рука об руку во всех ваших испытаниях.  Словно их все предвидел.
  ...Он звал её Лидочка, ударяя на «о». Она - всегда с укоризной – Вася! Оттого, что он мог позволить себе в свои сорок два то, что ей в её двадцать было немыслимо.
  В свой первый дощатый деревянный дом на второй этаж они втащили кадку с фикусом, диван в клеёнчатой  обивке с зеркальцем на спинке  и полочками по бокам, на одной из которых они поставили своё первое фото: Василий  стоит, опершись о бочку, а Лидия, чтобы с неё не упасть, крепко его обнимает за шею. И детский на высоких ножках стул для своего первенца Славки.
  Его приставляли то к ящику, служившему в качестве стола на кухне, то к дивану и смотрели втроём чёрно-белый телевизор. ТВ тогда во всём городе можно было пересчитать по пальцам, не разуваясь.
  Лида, обняв мужа, молвила:
 - Вот вернётся мой брат из армии, заберём его жить к нам, правда, Вась?
  Брат определился в УВД, за ним осталась эта первая их квартира, а Василий перевёз семью в новый отстроенный дом. У Славки на тот момент уже была шаловливая, прячущаяся в фадлах материнского платья,  сестра Галка и ждавший своего срока под сердцем у матери брат Валентин.

2.Три судьбы.

  Лида ходила по новому своему жилищу, трогала известью выбеленные ровные-преровные стены и не верила, что эта светёлка в шесть комнат – её.
  По пустым комнатам моталась разбитная Галка и кричала, ловя ответное эхо. К Лиде часто наезжала родня из деревни и чаще всех мать. Она присаживалась рядом, гладила её колено и приговаривала:
 - Ничего, доченька. Ничего. Я всё понимаю. Ты живи, как будто перед богом у тебя семья. Он ведь знает, что ты не брала чужого, он тебе сам его привёл, схоронив от лиха...
 - Мама, что ж за враг  такой этот Бандера, что Васеньке моему, очертя буйну голову, покинув дом родной, пришлось в бега  податься.
 - Кто ж его знает. Это только время разберёт и на вид перед людьми выставит. А пока живи, терпи и жалей суженого своего. И брата не забывай – рвётся моё сердце от страха какого-то за него и голову жаром каким-то обжигает, как о нём подумаю.
 - Мама, а как на глазок ваш, кто у меня на свет божий явится?
 - Мальчик будет, назови в мою честь Валей. Валентином, пока я жива. Потом уж  нельзя будет, как помру – судьба младенца не сложится.
 - Да что вы, мама. Вам внуков растить. Когда тут помирать-то.
   Но смерть настигла мать раньше первого крика младенца, но Валентином его нарекли, ещё не ведая об этом.
   Лида нянчила детей, лелеяла мужа. Всё вспоминала ту, чужую свадьбу, что свела их.
 - Помнишь, Вася, ту девочку, Любочку, что все за брюки тебя трясла и на руки просилась? Невеста скоро. А красавица! Вижу медсестрой её в беленьком колпачке и халатике, чтобы тело и бельё просвечивало. Давай заберём её в мед училище? А, Вася?
   Вася Лидочке своей ни в чём не отказывал. И скоро на порог их ступила красавица. Всякий, кто был на этом свете счастлив и любил, согласился бы с тем, что олицетворять это высшее чувство должна женщина с такой внешностью.   
   Высокая, крепкой статной фигуры, помеченная в меру веснушками на счастье. С мягкими волнами светлых волос и зеленью глаз.
   Как рассказать об этих трёх судьбах – брата Владимира, племянницы Любови и новорожденного Валентина, как обозначить, где они сплелись, где оборвались.

3.Егоровы.

  Есть такое понятие-дом на углу, жить на углу. И какой в этом доме, как правило, бывает эта жизнь.
  На углу жили Егоровы. Не важно, на каком, важно как. Через низенький реденький заборчик по утрам здоровалась с соседями тихая супружеская пара. Их только видели, но не слышали. Ничем и никого в своей жизни не побеспокоили.
  Если у ворот стоял «Камаз», значит, на обед к родителям пожаловал старший сын.
  Если отворял калитку средний, все, кому доводилось его лицезреть, сходились на том, что он от Пушкин А.С.- Онегин.
  А, если вдоль забора, держа за руку низкорослую, скуластую некрасивую женщину,готовую запрыгнуть спутнику на плечо, как-то крадучись идёт несовершеннолетний сероглазый красавец, значит, потрепать нервы родителям своей пассией спешит младшенький.
  Старший первым, не спрашивая, привёл родителям невестку, закрутил с первых дней в семье гайки покрепче, чем на колёсах «Камаза», и семья продолжала жить тихо.
  Только родители носили в себе немой вопрос:  кто следующий и что дальше. Городской контингент  был большею своей частью из казачества. С жесткими нормами и правилами быта, а, главное какой-то мощной красотой людской, с которой нельзя было свыкнуться, на которую не грешно было оглядываться и любоваться.
  Цвет молодёжи был выдержанно спортивным. По улицам не ошивалась пьянь  - её просто не было в силу казацкой морали.
  Каково в таких условиях Онегину?   «Поворотился и зевнул»? – Ну да уж! просто был занят, то одной, то другой.
  На данный момент спортсменкой с удивительными математическими способностями. Под подушкой у неё не «Онегин»  лежал, а математический справочник. А в глубине её карих глаз такая светилась формула, что Егоров-средний готов был удушить её, никем не покоренную.
  Он мёрз на стадионах, где она, то чертила лёд коньками-ножами, то поблёскивала лыжными палками, пока не простудился и слёг.
 - Лида, голубушка, выручай! Женю надо проколоть антибиотиками. Как бы воспаление лёгких не приключилось! Пришли, пожалуйста, свою племянницу.
   И вот, порог их тихого дома переступила Любовь, которую Евгений, с мягким местом, дырявым, как дуршлаг, и совершенно выздоровевший, повёл в ЗАГС.         
   Младший, Алик, получив диплом в Минске, привёз жену-белоруску. И, если у соседки-хохлушки спросить:
 - Ну, как алькина жена?
Она  коротко ответит:
 - Скики жэвэ, стики дае пидкурыть.
По-русски это звучит менее убедительно и красноречиво:
 - Сколько живёт, столько даёт прикурить.
Любовь ждала первенца и играла с троюродным мелким братишкой Валькой во врача и больного. Малыш всегда просил:
 - Давай играть по-настоящему. И Любовь научила его, играючи, медсестринскому делу.
   Потом Валёк вырос и стал студентом медицинского института. Подрабатывал на скорой мед братом. Потом в один день все сорвалось и полетело под откос.

4.Фатима.

   Лида всю жизнь была предана своим близким людям и дарила им тепло своей души. У неё было трое детей  одна кума и один  кум – супружеская пара соседи ещё по первому их жилищу. Они и строились вместе и рядом прожили всю жизнь.   
   Хаживали друг к другу почти ежедневно, делили на всех и радости и беды. Как-то Лида прибежала к куме бледная, с трясущимися губами, стиснула руку кумы и подвела к окну, смотрящему в её двор:
 -Кумушка, скажи, что делать мне? Вон на ступенечке  парень сидит – васиным сыном назвался, разыскал отца…
 И слёзы рекой…  А время – уж мужу дома быть. Открывается калитка, входит Василий, а на шею ему падает  гость.
 - Кума, идём со мной – помоги.
 Накрыли кумушки стол, посадили гостя. С чего начать? Кума, сухо так:
-Сказывай, зовут как, откуда родом.
 Гость начал темнить мутить, кума нашлась, потребовала паспорт. Тот, сдуру, вынул его.
  Кума протянула его хозяину-куму.  Тот дрожащими руками полистал его, просветлел, предложил выпить и, накормив гостя досыта, проводил до ворот. Он оказался из других краёв, отчеством Арсентьевич, а фамилия и вовсе выскочила из головы Василия – не его роду-племени оказался гость.
  Но больше слёз выплакать Лидии пришлось о брате, как это предчувствовала мать.
  Она, зарывшись в свои хлопоты, изредка наведывала его. Всегда заставала с книгой. А он наведывал сестру ещё реже.
  И вдруг в один из вечеров Володя привёл невесту:
 - Знакомьтесь, моя Фатима.
  Лиду пронзило как молнией, она охнула и упала без чувств.
  Позвали на помощь куму. Пока она приводила в чувства Лиду, пока прибежала племянница медсестра, не до володиной невесты было. А, когда кума вышла из полутёмной спальни на свет в столовую, её самою чуть не покинуло
сознание. 
  Невеста-чеченка являла собой нечто запредельное. Мы наслышаны с младых ногтей о ведьмах и колдуньях.
  Но эти персоны в более зрелом возрасте и злые их чары  не досягают нашей души и сердца – так слегка нагонят жути и всё.
  Фатима являла собой какую-то разрушительную силу. Таков был огонь её глаз, мятежная мимика, руки, страдающие от самоистязания.
  Даже волосы её - чёрная смоль кудрей от природы несли в себе что-то зловещее.
  Для Владимира уже начался ад семейной жизни.
  Когда дочь кумы – медик случайно встретила их вместе, она констатировала симптомы психического расстройства у Фатимы.  Озвучила их  Лидии.
  А Лиду уже мучили приступы страха, сродни тем, о которых ей поведала  пред смертью мать. Чужая семья – потёмки. Ужаснее всего, когда в этих потёмках  происходят сцены буйного помешательства.
  Увы, диагноз Фатиме поставили только тогда, когда она уже уходила в муках по онкологии, а Лида попеременно смиряла то приступы боли её, то приступы безумия.
  Некому было на тот момент  находится у постели страдающей.  И трагедия Фатимы не могла уже сравниться с той, что постигла Лиду годом раньше.

5.Мама, живи долго. 

- Корнейчук Валентин Васильевич, это - ваш сын? Вас беспокоят из  следственного изолятора.
  Потом процесс, с опытнейшим адвокатом, который, чтобы не удлинять подзащитному срок, скрупулёзно-дозированными готовил показания свидетелей.  Приговор. Срок. Внезапная кончина брата Владимира. За ним добровольно ушла из жизни Любовь, следом инсульт с летальным исходом у Василия.
  Но надо было жить. Чтобы драться за сына, ходатайствовать о пересмотре дела, биться о сокращении срока. Иначе жизни не хватит, чтобы узнать  правду.
  Кто-то должен был находиться рядом с ней, подстраховывая во время зачастивших сердечных приступов.
  И из деревни приехала ещё одна девица – дочь подруги деревенского детства Лидии. Вера. 
  Старший сын Лидии, Вячеслав уже растил четырёх сыновей и считал свою супругу Тамару даром Всевышнего. Так оно и было.
  Но, кроме жены в жизни мужчины случается и роковая женщина. Вера стала для Славы таковой.
  Тамара уехала с детьми к родителям в Самарканд, а Вера  осталась с Лидой. Слава забросил науку, в которой он уже сделал свои серьёзные шаги и метался между двумя городами – родным и Самаркандом.
  Галя вышла замуж за сына посла в Чехии и жила по протоколу, ограничивающему её свободу передвижения. А, главное, мотивы передвижения.
  А Лида сделала невозможное – дождалась сына, восстановила в институте, выучила, растила внучку при одном условии, что только в этом случае Валентин ей расскажет всё.
… Давай начнём с тех, кто ещё жив, а, значит, ещё должен что-то людям и Богу. 
   Я – жив, счастлив от того, что нахожусь на свободе, что меня не покинула, дождалась моя любимая девушка, что во второй раз в своей жизни я не могу делать первых шагов без тебя, мама.
   Что твоя внучка носит ещё при твоей жизни твоё имя, и оно не может плохо повлиять на её судьбу. В отличии от моего имени.  А мёртвые, как бы ни были дороги нам, сыграли каждый свою роль на этом свете.
   Я только передам их прижизненные диалоги. Это – мой долг перед их памятью.
… Дядя Володя вызвал скорую. Что-то неладное творилось с Фатимой.
Он попросил после дежурства заехать к нему ещё. Я заехал.
 - Как тётя Фатима?
 - Со мной дело хуже. И мне нужна твоя помощь. Пойми, с ней – не эпизод. Это длится уже несколько лет. Я не видел снов страшнее жизни. Представить не мог, что в чине полковника могу сломаться.
И показал свои вены.
 - Теперь ты понимаешь, какого рода помощи я у тебя прошу.
 - Ты лучше меня понимаешь, в какую бездну пытаешься  меня столкнуть, противопоставив меня закону.
 - Ты – медик и понимаешь необратимость наших с Фатимой фатальных состояний.
   Мне некому было об этом рассказать кроме Любы.
 - Валечка, любимый мой мальчик! Как далеко завели нас наши игры во врачей! Я ведь думала, что вывожу тебя на стезю медика, как самую гуманную и престижную. Что твоей светлой головке уготована слава. А я погубила тебя. Мы это оба понимаем. Помни, мой дорогой, что, если с тобой случится страшное, а оно случтся, я искуплю свою вину перед тобой.
   Я понял, о чём она. И пошёл по лезвию скальпеля математически расчетливо, думая, в первую очередь, об её «искуплю».
   Ты не представляешь, мама, как работал мой мозг. Иногда меня выдавали глаза.
   Коллеги со скорой хватали мой пульс, трогали лоб, а я им говорил, что листаю анатомический атлас.  Что немного от этого сдвигаюсь.  Они понимающе относились ко мне. Представь только их глаза, когда я прокололся. Да ладно глаза – мозг сразу обожгла мысль:
 - Люба!
   Бывают  такие мысли, мама. Вот мы с тобой ещё раз переживём это, и всё потихоньку устроится. А без тебя я просто уйду туда к ним – к дядьке и к Любе. Так что умоляю тебя, мама, живи долго.