Зазеркалье. Аэропорт

– Привет, – почти прошептал он в трубку. – Я попрощаться.
– Ну нельзя же так! – сразу накинулась она. – Ну, подумаешь, какой-то мудак психанул, а ты-то чего?!
– Ничего.
– Слушай, так не пойдет, – вздохнула она. – А как же родители?
– Не смеши меня, – скривился он. – Я уже давно для них взрослый и… чужой. Переживут.
– Не говори глупостей! Ты им по-прежнему дорог. Ты же их ребенок, каким бы не был.
– А какой я? Нет, правда, скажи мне.
– Не начинай, – перебила она и тем самым пресекла неудобный разговор на корню.
– Да я, собственно, и не думал, – теперь вздохнул он, потер подбородок, заросший четырехдневной щетиной. – Приедешь провожать?
– Провожать? Да мы довезем тебя, все как полагается.
– Тогда я жду.


***
– Может, останешься? – не унималась она, разглядывая его наспех собранные сумки. – Зачем же сразу вот так?
– Да это не сразу, Аньк. Это уже давно началось и к этому стремилось. Так что все закономерно.
– Не умничай.
– Тогда не спрашивай.
– А что мама?
– А что она? – усмехнулся он. – Сказала, что работает и проводить не сможет. Но, скорее всего, из-за папы.
– Конечно же, нет, – возмутилась она. – Мама уже давно перестала следовать его мнению.
– Мне пофиг, пойми! Поехали уже.


***
– Сразу, как приедешь, позвони! – наказала она. – Или маякни, я сама тебе перезвоню. Денег побольше закину и перезвоню.
– Хорошо.
– И не тупи там.
– Офигела?
– Не психуй. Все будет нормально.
– Хорошо.
Обняла. Крепко и долго. Знает, что не «хорошо» ни разу. Понимает, что не скоро еще вот так обнимет. У выхода машет, часто моргая. Ясное дело, плачет. Он и сам проморгается вот сейчас и снова обернется, чтобы еще раз посмотреть на нее. Повернулся, а ее уже нет. Ушла, пропала, смешалась с толпой и в новогодней мишуре. И тут он увидел: все чужие, нет больше ничего родного в его городе.
Одна только мысль, как острый тонкий осколок, саднила под кожей, кровоточила – не сказал, не попытался, не побежал за любимым. Не простил, не умолял вернуться обратно. По звуку хлопнувшей двери понял, что – всё, нет у них и между ними больше ничего, кроме совместного прошлого. Нет будущего. И не надо. Не должно быть.
Но что-то еще, самое последнее, не было сделано.
Набрал до разрывающей боли знакомый номер. Уткнулся в ледяной автоответчик.
– …оставьте сообщение после сигнала.
– Привет, – почти прошептал он. Голос сорвался, утонул в навернувшихся слезах, застрял под твердым комом в горле. – Я попрощаться…
И молчал. До тех пор, пока не звякнул короткий сигнал в трубке. Оставил все слова в себе, отправив в записи лишь шум аэропорта.