***

В центре изуродованной временем заброшенной церкви, давно не видавшей в своих стенах святых людей, стоит стул, к которому привязан человек, сидящий в ожидании своей судьбы.
Узнать, сколько он там сидит не представляется возможным, и даже он сам потерял счет времени своего заключения. Единственная его связь с внешним миром это дыра в куполе, через которую виднеется небо, и проникают солнечные лучи, освещая храм Божий изнутри. Свет проходит через место, где сидит узник, и в данный момент давит на него так сильно, что сидящий может лишь исподлобья смотреть в мрачную пустоту залов.
Он уже несколько часов исследовал взглядом роспись на обветшалых стенах. В какой-то определенный момент его пытливый, но бесцельный взор остановился на образе Иисуса. Его лицо и тело было покрыто трещинами, часть их совсем отвалились, но глаза… Глаза его пестрели жизнью, светились, будто были нарисованы недавно. И узник, Перт от рождения, всматривался в эти глаза, направленные на него. На мгновение, все окружающее Петра начало растворяться во мраке, запах сырости исчез и солнце устлали облака, приглушившие его свет. Перестало существовать все, кроме потока истинности момента, нарушаемого лишь редким дыханием, становившимся все более легким, размеренным, умиротворенным.
Резкий удар когтей о металл нарушил уединение узника и пробудил его от дремы сознания, рухнув огромной тяжестью с купола, с эхом проникая даже в подвальные помещения и в катакомбы, запечатанные сотни лет назад. Петр, очнувшись, хотел было взглянуть на нарушителя его спокойствия, но был ослеплен, вновь появившимся, солнцем и, зажмурившись, перевел взгляд на пол, покрытый трещинами. Нарушитель же, переминаясь с лапы на лапу, принялся рассматривать невольника, залитого солнечным светом. Ритмичное глухое урчание птицы наполняло воздух и, отбиваясь от стен, превратилось в сердцебиение этого намоленного страданьями места. Так продолжалось минут пять. Петр, смотря на трещины, проникал взглядом в линии, но не перед его глазами, ни в его мыслях не являлось чего-то определенного.
Где-то в мрачной глубине, после неприятно-щекочущего скрежета ржавого металла петель, послышался гулкий удар мощных, но ветхих дверей. Звук ровных шагов, обдававших помещение эхом, усиливался. Постепенно из темноты начал возникать образ, становившийся с каждым шагом все отчетливей. Наконец, из мрака тени вышел человек лет 30 в строгом костюме со стальным лицом и остановился метрах в трех от невольника, сидевшего так же c уставленным взглядом в пол, не подавая вида о присутствии человека в костюме. Голубь умолк и воцарилась тишина, продолжавшаяся минуту.
Петр устало поднял голову и исподлобья посмотрел на пришедшего. Тот плавным движением достал пистолет из пиджака и нацелил его на сидевшего напротив. Посмотрев в дуло, Петр опустил взгляд обратно в пол. Из черной дыры оружия, казалось, веяло холодом. Голодная бездна.
- Зачем тебе это? - облизывая свои  губы, спросил Петр.
Его голос бежал от него во все углы этого старинного здания.
- Разве, это решение твоих проблем? А если после меня придут другие с ними будет так же? И если они все-таки придут, то какой тогда смысл в этих свинцовых инъекциях?
Невольник, размеренно произнеся свое слово, закрыл глаза и, не ожидая ответов на свои вопросы, с  ухмылкой поднял голову лицом к лучам солнца, уже не палившим, а приятно согревающим.
- Один вопрос. - произнес человек в костюме в тихой спокойной манере и его голос совсем не вызывал ни эха, ни гулкости. – Если бы ты был на моем месте, чтобы ты сказал тогда?
Прогремел выстрел. Голубь неуклюже взмыл над величественным строением и с ужасом кинулся прочь.