Йондуп

                1.

- И что же тебя так заинтересовало в материнской тантре? - хитро прищурившись, спросил старый Учитель.
Буйноволосый  канадец на минуту задумался, уставившись на  лысину Тибетского Ламы, которая казалось, светилась мягким золотистым светом, а может, это были лишь блики от лучей восходящего солнца.
- Ну, я понял, что - это начало всего…- неуверенно промямлил Тарзан,- Праджняпарамита - матерь всех Будд… - и  запнулся.
Про то, что он хотел превзойти самого себя, и про то, что  слышал, что материнская тантра даёт неимоверную сексуальную силу, он решил промолчать. Хотелось перед лицом Учителя иметь более возвышенную мотивацию.
Лама пошамкал губами, потер правое плечо, натруженное игрой на большой дамаре, и спросил:
- А ты точно уверен, что тебе это необходимо или тебе показалось?
- Точно, точно, - забил себе в грудь Тарзан.
- Ну, хорошо. Я дам тебе возможность пройти один бум интенсивной практики в моём доме.
Тарзан просиял от радости.
- Но, - продолжал Лама, - тебе надо будет соблюсти некоторые условия.
- Какие? - выплеснул канадец, - я готов на всё!
- Они не очень суровые, но очень важно их соблюсти в чистоте.
Во-первых, тебе нельзя будет стричься. Ну, в принципе, - улыбнулся он, поглядев на волнистые русые волосы молодого мужчины, похожего на Голливудскую звезду, - ты и так давно не стригся. Тогда и не брейся.
Во-вторых, нельзя ни в коем случае заниматься сексом.
- Да, конечно, Учитель, - и Тарзан со вздохом подумал о далекой Грете, которая пекла гамбургеры в канадской кофейне и которую он уже не видел целых три месяца, скитаясь по чумазой Индии и обходясь собственными услугами.
- В- третьих, нельзя будет выходить из комнаты, к которой прилагается ванна и туалет, ни при каких условиях.
 Пищу тебе будут приносить специально назначенные мною люди. Торма, подношение на алтарь для Идама, закажешь у Ламы из тантрического коледжа Гюдо.
Ну, а в остальном, разберемся по ходу событий.
Тарзан поблагодарил старого Ламу, поднеся небольшое денежное  подношение, и распластался в простирании.
 

Для него начиналась новая жизнь. Это утро в Дхарамсале было очень радостное. И радостно было всё: и бежавшие навстречу тибетские школьники в синих одинаковых штанишках и девушки, в серых просторных джинсах, которые казалось, еще немного и упадут с попы, и смешливые бабушки, что, раскачиваясь с боку на бок, как гусыни, делали кора, шепча секретные мантры…
- Ты можешь делать, что угодно. Меня это не волнует, - кричал Тарзан по телефону в далекую Канаду, пахнущей гамбургерами Грете.- Я начинаю практику и становлюсь настоящим йогином. Теперь моя жизнь изменится, так, что можешь не возлагать на меня большие надежды. Забудь, если я тебе, когда-либо что-то обещал.


Родился Тарзан в Канаде на самом, что ни есть, историческом месте, в маленьком портовом городке, что находился прямо на берегу Гудзона.
И может, на формирование его характера повлияло это место, а может и духи завоевателей, что вели некогда борьбу с воинствующими индейцами, так или иначе, маленький золотоволосый мальчик с широкими скулами с самого детства был зачарован героями. Даже вся его комнатка, что располагалась на мансарде, была сплошь увешана их фотографиями. И ему никак не терпелось, добавить к ним свою.
Это был удивительный ребенок: он был сам себе воспитатель и воспитанник. Это качество очень трудно обнаружить в маленьких детях. Мама не уставала умиляться подвигами сына. Например, он сам себя поднимал в шесть часов утра, заставлял сам себя делать зарядку, обливался холодной водой, сам научился ездить на велосипеде и даже построил на веранде небольшой спортивный зал.
Всё его время было направленно на совершенство самого себя и собственного тела. Накаченный торс и золотистые волосы создали из него знаменитый Голливудский образ. И люди совершенно естественно дали ему второе имя - Тарзан, которое впечаталось в него и даже стало его сущностью.  Так что уже к семнадцати годам он был гроза местных хулиганов и очаровательная  мечта, подрастающих девочек. А девочек было - хоть отбавляй. Он даже не задумывался над тем, что их может быть мало. Они изо всех сил старались с ним познакомиться, звонили по телефону, делали из себя жертву и даже ходили в его спортивный зал. Тарзан не успевал координировать встречи и часто попадал в неловкие ситуации. Только всепрощающая и закрывающая на все глаза Грета, продержалась у него дольше других. Но и это уже будет много лет спустя, когда ему уже слегка поднадоест разнообразие бессмысленных ощущений.
И даже вся это неимоверная популярность у женщин не отвлекала его от основной задачи, которую он себе поставил.
Так он и жил, делая изо дня в день из себя Героя, пока однажды девушка, которую он защитил от домогательств пьяных подростков, не плюнула ему в лицо.
Он не знал, что произошло на самом деле, но он сильно засомневался в разумности устройства этого мира. Совершенно было не понятно, откуда берутся люди творящие зло, и почему тебе делают больно люди, которых ты спасаешь, подвергая опасности собственное тело? 
Он лежал на больничной койке с разбитой и перевязанной головой. И толи голова болела, толи он сам никак сообразить не мог, но он видел, что в жизни очень много несправедливо и глупо устроено: совершенно невинные подвергались страданиям, а злодеи процветали. И сколько бы он не пытался искоренить зло, зло не уменьшалось, даже наоборот, против него уже создавались местные бандитские группировки и ситуация в округе становилась всё более угрожающей.
И вот там в этой больнице, миленькая черноглазая медсестра, похожая на маленького вороненка, делая ему обезболивающий укол, выложила на тумбочку, мешающую ей в кармане книгу. Выложила и забыла. Тарзан дотянулся до неё и раскрыл. Книга была о Буддистском Учении. Сначала он хотел разочарованно её захлопнуть и положить на место, но вдруг ему на глаза попалась фраза: "Истинные враги наши - это наши внутренние омрачения, все внешние враги - это лишь проекция нашего негативного ума, поэтому, если ты хочешь изменить свою жизнь, ты должен изменить работу своего сознание. И это самое трудное". - сказала книга.
Тарзан взревел:" Скажите герои, что самое трудное, чтобы я взвалил это на свои плечи и радовался силе своей"- процитировал он то, что говорил Заратустра Ницше открытому окну, за которым щедро раскрывалось огромное небо и чувствовал, что он почти что-то начинает понимать. Он начинал догадываться, что неожиданно обрел что-то истинное и несомненное. Возможно, именно тогда, на этой больничной койке и началась его вторая жизнь.
Перед тем как выйти из больницы, он обнял и нежно пощипал медсестру, которая назвала ему адрес Буддистского центра и поиски "самого трудного" начались.
Лекции, книги, ретриты - и всё-таки он еще "не радовался силе своей". Он смотрел на своего нового друга Джампу, на его вечно довольное и счастливое лицо и у него закрадывались серьезные подозрения. Джампа восемнадцать лет был монахом в Индии, и жил в настоящем Тибетском монастыре. Что же обрел этот бывший монах, что ему давало это вечное блаженство?
-Есть такая Маха-Анутара- йога тантра, и есть такой путь к Великому блаженству,- загадочно сказал он и замолчал.
- Я тоже хочу, - сказал Тарзан и вопиюще остановил на нем свои прозрачно- небесные глаза.
- Тебе нельзя, - задумчиво произнес Джампа и опустился поглубже в мягкое кресло.
- Почему это? - вспыхнул Тарзан.
- Потому что ты стихийный. Настоящая тантра - это опасная штука, можно упасть. В тантру приходят с хорошими знаниями Сутры и контролируемым умом, иначе практика может принести вред, а не пользу.
Вот это ему не стоило говорить. Так усомниться в незыблемой воли и ударить прямо по гордой груди Голливудского образа! Да, что вы, Тарзан чуть не зарычал:" Он, который голыми руками гнет спицы колес от автомобиля, не готов к какой-то там практике? Кто ему это сказал? Какой-то щупленький сморщенный канадец, из такого же маленького города, как и он сам…
Индия! Только Индия! И ничто его не остановит!"

Забрав зарплату из автомастерской, где он работал главным механиком, он снял свою ковбойскую шляпу и весело помахал на прощание своим чумазым друзьям и большеносому сварливому Боссу.
Через неделю он уже ехал на джипе по пыльным дорогам Индии. Красивые беломраморные храмы, обезьяны, сидящие по обочинам, слоны, вальяжно расхаживающие по городу, яркие красивые женщины в цветастых сари, стайки чумазых попрошаек - голова его шла кругом от непривычных всевозможных ощущений.
Тибетские поселения, конечно, сильно отличались от самой Индии, но и тут все было диковинно и непривычно. Он побывал во многих местах, где базировались Тибетские колонии и прилегающие к ним монастыри. Он разговаривал со множеством Лам и посещал различные Учения, но сердце его молчало.
 Однажды, он долго ждал рейсового автобуса на Бир, где по его сведениям, находился целый комплекс монастырей. Рядом с ним сидела старая Тибетская женщина, в сером тибетском платье и разноцветном переднике. Она перебирала потемневшие от времени четки, и что-то постоянно шептала. Когда автобус подошел, тибетянка медленно поднялась. Он тоже поднялся и хотел уже взойти на ступеньки, как женщина оглянулась на него, посмотрела бесцветными тёмными глазами  и сказала:
- А тебе туда не надо.
- Как это? - удивился Тарзан.
Тогда она, высвободив руку из под тряпичной заношенной сумки, указала на красный одинокий дом, что  располагался над ущельем.
- Тебе надо туда, там большой мастер живет, он тебе поможет.
Тарзан только хотел её расспросить, как она узнала, что ему нужно, и что это за мастер, но не успел. Автобус тронулся, и он остался один на маленькой горной площадке, называемой местной автостанцией.
Так он и очутился у Мастера материнской тантры, и как ни странно, так она и называлась "Короткий путь к Великому блаженству". Тарзан это принял, как хороший знак и победа уже была неминуема. Ведь путем тантры можно было достигнуть высоких реализаций уже в этой жизни, если считать, что у нас этих жизней действительно много.

                2.

Прошла неделя его затворничества. Он сидел почти полуобнаженный в душной маленькой комнате, с окнами, выходящими на такое же небо, как и в Канаде, но только окаймленное вершинами Гималайских гор. Из мебели был только Алтарь на котором он расположил специально сделанные и поднесенные Ваджрайогини торма и небольшой столик, где находились ритуальные предметы и садхана.
Он уже заканчивал сессию, когда за спиной раздалось шевеление, и осипший голос произнес:
- Привет.
Узкие и в то же время серые глаза смотрели прямо и проникновенно. На подоконнике открытого окна сидела девушка лет шестнадцати. Она не была похожа на тибетянку, но и европейкой её тоже нельзя было назвать. Слишком явный азиатский разрез глаз выдавал в ней  восточную кровь.
Она, нисколько не смущаясь, сползла с подоконника и босыми пыльными ногами прошла к алтарю.

Продолжение в книге "Индийская рапсодия" Продаётся в Интернет-магазинах.