Час полной лжи

Рита и Алла сидели на кухне напротив друг друга и вели очень приятную беседу.

На столе стояли две большие чашки с черным кофе, валялась зажигалка, пачка дамских сигарет «Eve blue». Возле поставили банку-пепельницу с надписью «Nescafe». В воздухе пахло дымом и сырой штукатуркой — недавно сломали стену между ванной и туалетом. В коридоре полный разгром, а ведь Рита говорила, что ремонт должна была уже доделать. Наверное, ее что-то задержало, а может, она и не торопилась никуда.

Кто ты, думала Алла, глядя на нее, мы общаемся с тобой по интернету почти полгода, может, месяцев пять, а я до сих пор не знаю кто ты на самом деле. Не на публике, в душе, в реальности, какую ты любишь. Зачем мы вообще познакомились — зачем, когда, при каких обстоятельствах? А я и не знала, что ты куришь, ты мне, помнится, говорила, что-то про здоровый образ жизни.

Рита, судя по всему, чувствовала себя почти уверенно, только дрожь в руках выдавала, что она немного волнуется. Алла в самом начале разговора списала это на то, что они первый раз увиделись. Да тут еще и ремонт, грязь, еще и кофе кончился, пришлось растворимого насыпать, ну хоть банка-пепельница теперь есть.

Алла терпеть не могла растворимый кофе, но ничего не могла сейчас поделать — другого не было. Да и в такую обстановку — дым, запах штукатурки, светло-зеленые обои советских времен, добавьте к этому раздолбанный гарнитур и грязь на электроплите, — зерновой как-то не вписывался. Алла отпила из чашки и взяла из пачки сигарету. А Рита тем временем продолжала свою болтовню.

— Ну, как видишь, я все никак не могу найти новую работу. Сидеть в этой паршивой конторе надоело. Должность, конечно, хорошая, но я так устала от местного коллектива…

Алла в упор не могла понять, почему Рита говорит такими странными и неестественными для болтовни фразами, вроде «Местный коллектив», перемежая с нормальными, но некоторые догадки у нее были.

— Рита, а чем тебя коллектив-то не устраивает?
— Ты меня называй лучше «Энн», так привычнее. А контора — да из-за разговоров. Тетки эти достали уже. Думала, что умные — контора-то приличная, — а они только и знают, что говорить о мужиках, да о детях. Куда я попала, черт возьми? Я даже уж стала делать вид, что программу долго отлаживаю сосредоточенно, баги в коде вылавливаю черт знает сколько времени. Чтобы они увидели, мол, в работе человек, не мешайте. А черта с два. Прямо над ухом — ну не могу, даже через наушники слышно, а я же тяжеляк всякий слушаю. Вот что тут делать, а?
— К черту их всех, — в тон ей ответила Алла.

Рита рассмеялась, словно услышала самую смешную шутку в своей жизни.

Она отпила кофе и взяла еще сигарету, прикурив от дешевой зелененькой зажигалки. Такие продаются в каждом ларьке и стоят сущую мелочь, которая всегда где-то в карманах есть. Снова по кухне поплыл запах дыма, теперь уже ударил Алле в нос. Она поморщилась и вздохнула. Дым смешивался с запахом штукатурки, дешевого кофе и прохладной сырости, что тянулась из форточки (Алла вспомнила, как по пути к Рите попала под дождь. Теперь ее куртка сохла на вешалке в коридоре. Очень не хотелось, чтобы она пропиталась сигаретным дымом, но, похоже, этого не избежать). Алле казалось, что запах тут как на заброшенном здании в плохую погоду. Она никогда не была на заброшенных зданиях, да еще и в дождь, но ей казалось, что пахнуть там должно именно так. Если, конечно, мусора накидать не успели.

Говоришь, говоришь, думала она, глядя на Риту, как та, держа в руке сигарету, заливалась соловьем, а сама-то себе веришь? Или мне кажется, или я ничего не понимаю в людях — куда мне понимать, я еще студентка, не повидала, как ты говорила когда-то, настоящей жизни. Зачем ты меня пригласила, боже, еще ведь домой на автобусе ехать! Зачем? Чтобы я повидала взрослой жизни? Нет, нет, глупо.

Почему ты хочешь, чтобы я называла тебя Энн, или Энни — как тебе больше нравится? Так, как в чате, в сети — место, где никто не знает ни тебя, ни коллектив, в котором ты работаешь (хотя о глупых тетках половина интернета уже, походу, в курсе). Неужели так свое имя не любишь, оно же у тебя очень красивое, да я (это по секрету, ладно?) свою дочь бы так хотела назвать, будь она у меня. А ты отмахнулась, словно обуза какая. Имя красивое, а кухня — не слишком, тут уж честной буду.

Алла все думала, а Рита, не замечая, что слушают ее в пол-уха, говорила теперь уже не о работе, а обсуждала литературные вкусы. Алла не слишком любила говорить о том, что она читает, боясь прослыть неначитанной или читающей «не то, что надо». Хотя читала она много, и хотя бы одна книга из разряда «То, что надо» в ее библиотеке точно бы нашлась. Рита что-то болтала про современную фантастику, мол, совсем не то, что какой-то автор, имя которого Алла не расслышала. Алла смотрела по сторонам, разглядывала Риту: ее волосы, ее серьги, отмечая кучу мелких деталей, вроде родинки на мочке уха. Ей нечего было говорить, и она лишь поддакивала, когда надо было выразить свое мнение.

— Да, конечно, — отвечала она, — ой, правда? А чем все кончилось?

Иногда (в процессе улавливания мелких деталей, а чем тут еще заниматься?), она видела, как Рита, пересказывая очередной опус автора-да-как-его-там, с трудом пытается вспомнить очередной эпизод. Люди, увлеченные книгами, так не пересказывают любимые моменты. Они уж либо говорят-говорят-говорят, либо бросают что-то вроде: «Да ты сама прочти, вещь – супер!». А она все тормозила, словно у нее была плохая память.

— Да, вот знаешь… сейчас вспомню. А! Они пошли в лес и…
— И потерялись, — вставила Алла.
— Ну, это-то само собой, без этого неинтересно!

Неинтересно, это точно. Мир, возможно, был бы неполон без потерянных душ, как неинтересен лес, в котором никто никогда не заблудился. Все тропинки ведут к железной дороге, это если прямо. Налево — к шоссе, направо — к остановке. Где-то еще переход, где-то мост, но все ясно, и сквозь деревья можно смотреть на закат. Видно все, словно через стекло. Все ясно, все по правилам, вот только скучно — хоть ложись и помирай. Рита, думала Алла, обращаясь к ней безмолвно, и в то же время с какой-то мольбой и состраданием, я понимаю, что тебе не с кем поговорить.

Понимаю прекрасно, вот только зачем ты все это мне рассказываешь? Выстраиваешь лес строго по линейке, чтобы было видно далеко. А твоя душа — ты, что скрываешься за болтовней, обвинениями и придуманными именами, — потерялась где-то черт знает где. Хоть и сидишь передо мной, рассказываешь что-то из сборника «Мой самообман. Том первый, а то и десятый уже». Да как хочешь, я не против, только смысл-то в этом какой?

Рита отпила из чашки и вздохнула. Кинула окурок в пепельницу. На кухне уже стало трудно дышать. Из форточки тянуло сырым воздухом с запахом мокрой земли. Алла поднялась и увидела, что Рита смотрит на нее, прямо в глаза, одновременно с испугом, обидой и бессилием. Странный взгляд, решила Алла. Странный, страшный, ноги подкашивает.

— Мы с тобой тут уже целый час говорим. Ты говоришь, — она запнулась, — а что ты говоришь-то? Что это все?

Рита тоже поднялась и подошла к Алле поближе. Рита, высокая, с красивыми волосами до плеч, голубыми глазами, родинкой на мочке уха. Взрослая ведь уже женщина, сколько ей, тридцать или около того? Милая довольно, в переписке так – лучший друг, поддержит всегда, словно она рядом, может подойти, обнять и сказать пару ласковых слов на ухо. И такая — замечательная, вот только говорит много, — потерялась, сама не знает где. В своем же мире, в своей же душе, в одиночестве, далеко-далеко. Рита смотрела на Аллу, словно хотела ей сказать: «Что? Что тебя побеспокоило? Мне не следовало болтать, не надо было, я, наверное, неестественно держалась. Поймали, попалась, и что теперь сказать?»
Алла почувствовала, что пауза затянулась.

— Рита, так это все…
— Ложь, — сказала она, — Целый час полной лжи.

На ее глазах заблестели слезы.