Орденоносец

Жека с Лешкой висели на крепком дощатом заборе и глазели на проходящую колонну.
Ревели моторы. Комбайны шли парадным строем, врубив всю наличную иллюминацию. Августовская полночь разлеталась в клочья под натиском технического прогресса и человеческого гения. Из труб рвалась черная копоть и брызги неотработанной соляры. Красные флажки на крышах хлопали встречному ветру. Первым шел единственный «Дон» (председатель два года выбивал), следом - четыре новые «Нивы» со скошенными кабинами, потом тоже «Нивы», но старые. За комбайнами двигались колхозные ЗИЛы.
Ровно.
Грозно.
Битва за урожай.
Жека, плотный деревенский паренек, сохранял внешнее спокойствие, а его двоюродный брат Лешка, городской мальчик на каникулах, был потрясен и раздавлен. Ничего более величественного в свои десять лет он не видел, разве только Парад на Красной площади, но это по телевизору, не считается.
Жека дернул брата за короткий рукав:
- Батя! – закричал он, - Вон! Батя! - и ткнул пальцем куда-то в колонну грузовиков.
- Где? Где?
- Да вон, вон машина его, дурак!
- Какая?
- Вон та!
- Ага!
В кабине третьего ЗИЛа угадывалась светлая рубашка водителя. Мальчишки изо всех сил махали руками.
- Батя! – надсаживал басок Жека.
- Дядь Вов! Дядь Вова! – тонко кричал Лешка.
Жекин отец махнул приветственно рукой и дал короткий гудок.
- Видал?!
- Ага!
- То-то!
- Ага!
- Не то, что в городе!
- Ага.
Колонна прошла.
Жека сидел на крыльце, степенно жевал помидор с грядки, Лешка суетился рядом, не мог успокоиться. Рев колонны затихал в темноте, уступал стрекотанию сверчков.
- Как они, Жека, а?! Как они: ррррээээнннчччщщщщ! – Лешка топил педаль в пол, и клыкастый ЗИЛ устремлялся в поле, сминая степные травы и разгоняя облака пыли.
Над крыльцом горела лампочка, вокруг нее толкались мошки и ночные бабочки.
- Пошли в комнату, - Жека отер руки о широкие шорты, - вставать рано.
- Пошли.
- Ноги помой.
- Ага.
Легли.
Жека на правах хозяина спал на полу. Лешка лежал на его кровати и тихо завидовал.
- Жек, слышь, Жек, а почему ночью работают?
- Днем тоже работают.
- А когда спят?
- Зимой.
- Я понимаю, а зачем ночью работать?
- Скоро дожди пойдут, не покосишь. Надо успеть до дождей.
- А почему комбайны, когда косят, медленно едут, если надо быстрей?
- Спи.
- Жек, а дядь Вова может меня в поле взять?
- Нет.
- Почему?
- Последний день уборки сегодня.
- А-а… Жалко.

Лешка проснулся часов в семь. Высокое солнце уже припекало. В сенях Галина Ильинична, Жекина мама, высокая, красивая женщина, процеживала утреннее молоко.
- Проснулся? Сепарировать молоко будешь?
- Буду… Теть Галь…
- На вот, садись. Подвинь табуретку. Вот так.
- Теть Галь, сегодня уборку заканчивают, да?
- Да.
- Праздник будет?
- Будет.
- А нам можно?
- А кто будет по хозяйству управляться? Кролям травы надергайте и воды налейте. Курам тоже воды. И Борьку не забывайте. Все, я в школу, - она улыбнулась племяннику и быстро вышла за калитку.
Тетя Галя преподавала историю в сельской восьмилетке. Лешка не понимал, зачем учитель ходит в школу летом. Он строил догадки и сосредоточенно крутил ручку сепаратора. Надо держать ритм, иначе молоко польется куда-то не туда и ручка встрянет намертво. Тогда придется разбирать сепаратор и прочищать всю конструкцию. Сам Лешка разбирать не умеет, теть Галя ушла, а Жека будет глумиться, поэтому крутить надо посильнее, вот так.
Молоко показалось на стоке. Сначала несколько капель, потом потекло тонкой струйкой, и, наконец, голубоватая обезжиренная струя мощно полилась в эммалированное ведро, взбиваясь в пушистую пену. На противоположном стоке появилась тонкая полоска сливок. Лешка подставил под них кастрюлю, долил молока в приемную емкость и снова налег на ручку.
К десяти жара стала нестерпимой на термометре было под пятьдесят. Жека и Лешка валялись в большой комнате на паласе. Каждые два часа, накрывшись  с головой толстой рубахой дядь Вовы, они по-очереди бегали во двор, доливали воды в поилки кроликам, курам и хряку Борьке. В доме было прохладно, еще с мая все окна заклеены фольгой. Несмотря на полумрак, включать электричество днем категорически запрещалось. Жека объяснил запрет просто: отпустил Лешке щелбан и, ткнув пальцем в потолок, назидательно сообщил: «Это что? Это – лампа накаливания. От нее воздух тоже греется». Дом был совсем новый - трехкомнатный, с магистральным газом, летней кухней и большим участком. Но Лешке больше нравилось в старой хате жекиной бабушки. Дом старый, дореволюционной постройки. Стены толстые, не пускают ни холод, ни жару. Весь дом обвит виноградом, и добавляют тени три вишни, пара яблонь и черный тутовник. Никакой фольги на окнах не надо.
- Жека… Жек…
- Чего.
- А сколько дядь Вова зарабатывает?
- Вообще? Или за уборку?
- А он что, по-разному?
- Конечно.
Лешкина мама работала на заводе и всегда зарабатывала одинаково. Иногда отец, калымивший где-то на северах, получал сверх обычного, и тогда приходили большие алименты.
- Ну, за уборку сколько получит?
- С тыщу должен.
- Да ладно! Таких зарплат не бывает, - убежденно сказал Лешка.
Вообще-то сосед Семка хвастал, что отец привез из загранки двухкассетный «Шарп» за полторы тысячи, но Лешка не очень-то верил: откуда у нормального человека полторы тысячи? Столько может быть только у бандита после ограбления. А Семкин отец не бандит, работает где-то в Агропроме (это дом такой серый на пересечении Мира и Коминтерна), ходит с портфелем и носит Семке красивые ручки с английскими надписями и цветными фигурками.
- Это в городе у вас не бывает. А кабы батю на комбайн допустили, так и все две тыщи заработал бы.
Получить две тыщи за месяц было настолько нереально, что Лешка сразу поверил.
- Ого… Это можно мотоцикл купить…
- Мотоцикл, - передразнил Жека, - в остальной год у него семьдесят в месяц, понял? Так что дели эти тыщи на весь год.
- А… Тогда мало получается. Мама и то больше зарабатывает.
- Ну и езжай в свой город, раз не нравится.
- Ну и поеду.
- Ну и езжай.
Теть Галя вернулась в четыре часа. Через ее руку было перекинуто длинное расшитое узорами красное платье. Она кивнула ребятам и сразу удалилась в свою комнату. Жека спросил через дверь:
- Петь будешь?
- Буду, сынок.
- А батя там?
- Там. В первой бригаде. Все уж там. Готовятся. За мной в пять автобус заедет. Вернемся часов в девять с отцом. Вы тут не голодаете?
- Не. Борща поели, салат…
- Вот и молодцы, - она появилась в дверях, - в деревне, Лешка, трудно умереть с голоду! - и подмигнула племяннику. Лешка смотрел на нее и улыбался во весь рот: теть Галя была очень красивая в концертном платье; из густых русых волос она соорудила затейливую прическу. Получилось здорово.
- Проводите?
- Ага.

К вечеру жара спала. Солнце было еще высоко, но уже не изнуряло, не гвоздило в макушку.
Дом фронтальной стороной выходил прямо на дорогу, а за ней только пыльная ставропольская степь с чертополохом да полынью.
Колхозный ПАЗик привез теть Галю в восемь. Лешка с Жекой сидели на лавочке, лузгали недозрелые семечки из мягкого подсолнуха. Автобус остановился напротив дома, теть Галя сошла на горячий асфальт и стала осторожно спускаться по каменистой насыпи. Туфли держала в руке. Жека бросил подсолнух и рванул к ней, только голые пятки замелькали. Лешкины ноги, городские и мягкие, к таким испытаниям были не готовы. Он аккуратно выбирал куда ступить, больно шипел, если попадался острый камешек.
Жека взял у матери сумку, она обняла его одной рукой за плечи, и так они пошли к дому.
- Лешка! – крикнула теть Галя издалека, - не ковыляй, лучше принеси воды из колодца!
Лешка принес ковшик с водой. Теть Галя выпила половину. От нее вкусно по-городскому пахло косметикой, и этот запах смешивался с раскаленными степными ароматами.
- Фух! Спасибо, Лешик. Жека, а отцу-то знаешь что?
- Что? – насторожился Жека.
- Орден дали…
- Какой орден?
- Обыкновенный. Красного Знамени.
- Настоящий?
- Настоящий.
Жека с Лешкой переглянулись и дружно заорали:
- Ура!!!
- А за что, теть Галь?
- Мам, за что?
- А когда он приедет?
- А он его привезет?
Галина смотрела на ребят вроде с радостью, но как-то тревожно.
- Привезет, конечно. А когда приедет не знаю. Праздник-то закончился, да он с мужиками там остался, орден обмывать…
- У-у-у, - протянул Жека, - это надолго.
- Не должно, там же начальства разного понаехало. С района, со Ставрополя даж.
- Ему за уборку что ль?
- Ну что ты, сын. За уборку такое не дают. Это за Афганистан.
- Так это ж давно, - удивился Жека.
- Ну вот и нашла награда героя. Как бы он за руль не сел после праздника…
- Ой-ёй, - встревожился Жека. Отца уже лишали прав на два года. Права-то давно отдали, но на комбайн до сих пор не допускают.
Солнце клонилось к закату и красиво подсвечивало легкие перистые облака. Где-то на краю горизонта угадывались облака посерьезней, кучевые. Галина Ильинична переоделась в домашнее, и теперь уже все семейство лузгало семечки, ожидая отца. В половине десятого на дороге показался ЗИЛ. Все трое встали и вытянули шеи. Лешка полез на забор. Машина приближалась. Несмотря на светлое еще время, водитель включил дальний свет, противотуманки, габариты - короче, все что светится.
- Ой-ёй, - произнес Жека.
- Чего? – спросил Лешка.
- Орденоносец… - зло сказала теть Галя и зашевелила губами.
- Пошли на зады? – спросил ее Жека.
- Пошли. Лешка, слезай.
Проехать к заднему двору на ЗИЛе – дело непростое. Заборы стоят вплотную друг к другу, так что и на жигулях-то не очень покатаешься. «Как же он там поедет?» - удивлялся Лешка про себя.
Тем временем ЗИЛ поразительно ловко лавировал меж изгородей и металлических сеток, натянутых на деревянные столбы.
Из соседнего дома вышла тетя Люба, молодая светлая баба, и звонко крикнула:
- Галь! Героя-то встречаешь?
Теть Галя на ходу махнула ей рукой: некогда, мол.
Втроем навалились на задние ворота, ЗИЛ взрыкнул, плавно вошел в створ и остановился посреди двора. Галина вдавила кнопку и потянула ручку водительской двери. Дверь открылась, и ей на руки скользнуло бесчувственное тело мужа. Тело было длинным, худым и жилистым. Дядь Вова был мертвецки пьян. Он спал и улыбался во сне широкой детской улыбкой. В правой руке дядь Вова сжимал коробочку красного атласа и книжку-удостоверение.
Галина подхватила мужа и кивнула Лешке на коробочку:
- Возьми у него. Жека, помогай.
Вдвоем с сыном они попытались поставить отца на ноги. Дядь Вова приоткрыл правый глаз, мутно глянул на жену и улыбнулся еще шире и радостней. Ноги его не держали. Галина с Жекой потащили его в дом.
Лешка захлопнул дверь машины, пошел было следом, но остановился. Коробочка была приятной на ощупь. Он хотел ее открыть, но не открывал. Просто смотрел.
Он подумал, что обязательно поедет к отцу на север, и вдвоем они будут ловить загадочную рыбу таймень – про нее отец писал в письмах. А во дворе Лешка расскажет, что его дядя – орденоносец. И если лысый хмырь Киря опять не поверит, то огребет по полной. Лешка погладил атлас и вздохнул.
Свежий ветер поднял желто-серую глинистую пыль и закружился маленьким смерчем по остывающей степи. Издалека с запада долетел глухой рокот, и порыв ветра хлопнул незапертой дверью сарая.
Ночью пошел дождь.