Дочь короля Артура. Глава 3. Магия возвращается

                Беседу Мерлина и Гаюса прервала служанка Гвиневры:

                — Господин Мерлин, королева хочет вас видеть.

                Мерлин с величайшей осторожностью и трепетом переступил порог покоев, боясь малейшим шумом потревожить молодую мать и её дитя.

                Гвиневра лежала на высоко взбитых подушках, опираясь локтём о постель, и никак не могла наглядеться на свою новорождённую дочь.

                — Миледи…

                — Мерлин, прошу, подойди ближе, взгляни на неё.

                Он исполнил просьбу и подошёл к кровати.

                «Боги, до чего же она похожа на Артура! — пронзило потрясение. — Просто его копия!»

                — Ты тоже заметил сходство? — спросила королева. — А представь моё изумление, когда я впервые её увидела. Мне на мгновение почудилось, что Артур возродился в этом ребёнке.

                — Но глаза у неё всё-таки твои, — сказал Мерлин. Шок уже прошёл, и он посмотрел на малышку более здраво. — Ведь так и должно быть. По моему мнению, дитя должно нести в себе черты обоих родителей: не только внешние, но и внутренние. Склад ума, нрава, преставление о моральных ценностях — всё это закладывается и матерью, и отцом.

                —  Мерлин, тебе никто не говорил, что ты — настоящий мудрец?

                — Ты — первая, — улыбнулся тот. — Гаюс старался не перехваливать, чтобы я не задирал нос до самого потолка. А Артуру слово «мудрец» в сочетании с моим именем даже в самом страшном сне не могло привидеться! Зато он превосходно сочетал с ним «болвана» и «идиота».

                — Но ты же знаешь, он никогда не желал всерьёз тебя ранить или оскорбить.

                — Знаю, Гвен, всё знаю, — Мерлин тяжело вздохнул. — Мне даже порой казалось, что он видит меня насквозь. Не того нерадивого слугу, мальчишку-недотёпу, у которого буквально всё валится из рук, и шута горохового, а меня — настоящего, подлинного, без всяких прикрас. Иногда посмотрит так пристально-испытующе, а я весь внутренне съёживаюсь: неужели он что-то про меня знает? Но нет… Через мгновение он становился прежним.

                Взгляд Мерлина стал рассеянным, он так глубоко погрузился в собственные думы, что, казалось, уже не видел Гвен.

                «Да, он сильно изменился, — подумала она, — это уже далеко не тот беспечный и беззаботный мальчишка, каким был когда-то. Да и я уже давно не та девчонка-служанка леди Морганы, которая не ведала хлопот, кроме не выстиранного белья и невыглаженных платьев своей госпожи…

                Мы все изменились безвозвратно. Сам Камелот ждут великие потрясения и перемены, и он уже никогда не станет прежним!»

                Гвиневра кашлянула, привлекая внимание Мерлина, а затем заговорила:

                — Я позвала тебя не просто так. В Камелоте, да и во всех Пяти Королевствах на земле Альбиона уже много веков строго соблюдается обычай: когда на свет появляется новый наследник престола, его представляют народу, его будущим подданным. Обычно это делает сам король: он выходит на балкон с ребёнком на руках и торжественно представляет нового принца или принцессу всем присутствующим на площади. А поскольку Артур мёртв, а я ещё несколько дней не смогу встать с постели, эта важная обязанность целиком и полностью ложится на твои плечи, Мерлин.

                Тот в полном изумлении пару раз моргнул.

                — А ты сама не можешь это сделать, после того, как поправишься?

                — Увы, нет, — Гвен покачала головой, — обычай требует, чтобы наследника престола представили народу уже на следующий день после рождения. Я не удивлюсь, если к рассвету о появление на свет принцессы Камелота будут знать во всех Пяти Королевствах, а не только здесь! Такие вести распространяются очень быстро.

                — Гвен, я просто не могу! Это слишком большая ответственность! Лучше найди кого-нибудь более достойного.

                — Мерлин, я не знаю более достойного человека, чем ты. И я уже всё решила, выбора у тебя нет.

                — Ну, хорошо, хорошо, я согласен. А как ты назовёшь свою дочь?

                — Знаешь, я даже не задумывалась над именами для девочки, всё представляла, что у меня будет только сын — маленькая копия своего отца.

                — Ну, она и правда маленькая копия Артура, — ещё раз посмотрев на принцессу, изрёк Мерлин. — Но всё же, как быть с именем? Вряд ли ей в будущем понравиться откликаться на Артурианну.

                Гвен тихо рассмеялась — вот ещё одно качество, за которое она так высоко ценила своего друга и советника. Его неизменное и потрясающее чувство юмора.

                Но Мерлин умел шутить не только над другими — он умел смеяться, в первую очередь, над самим собой. А это было очень важно. Только человек, способный смеяться и шутить, когда на самом деле глубоко внутри ему очень плохо, может преодолеть в своей жизни любые трудности и невзгоды.

                Именно таким и был Мерлин. Раньше, не зная его истинной сущности, Гвен и подумать не могла, что у весёлого и жизнерадостного парня лежит на сердце такой тяжкий груз…

                Но пора было возвращаться к более насущным вопросам. А именно, к выбору имени для будущей королевы Камелота.

                — Арлета, — твердо произнесла Гвиневра. — Арлета Пендрагон — наследная принцесса Камелота.

                — Красивое имя, — одобрил волшебник. — А почему «Арлета»?

                — Так звали мою мать. Она умерла, когда мне было десять лет, а моему брату Элиану — семь.

                Мерлин с интересом посмотрел на свою королеву и лучшего друга: до сегодняшнего дня она не рассказывала о своей матери. Он лишь знал, что та когда-то служила в семье сэра Леона. Когда Мерлин и Гвен познакомились, она жила вдвоём с отцом — кузнецом Томом. С её братом, будущим сэром Элианом, ставшим впоследствии одним из храбрейших рыцарей Круглого Стола, Мерлин встретился гораздо позднее.

                — Что тут рассказывать? — Гвен тяжело вздохнула. — Однажды мама тяжело заболела, а денег на необходимые лекарства у нас не было. Много ли может заработать кузнец, да ещё с двумя маленькими детьми на руках, которые постоянно просят есть?

                Наша семья в те годы переживала не самые лучшие времена: работы для отца почти не было, и жалованье матери стало для всех нас единственным источником существования. А когда она заболела… Конечно, добрый Гаюс по мере своих сил пытался нам хоть как-то помочь, но он был королевским лекарем, а у нас не было денег, чтобы купить его снадобья. А помогать бесплатно до бесконечности он просто не имел права, если бы об этом узнал Утер, Гаюс мог бы пострадать из-за своей доброты.

                В общем, мама вскоре умерла, а отец остался один со мной и Элианом на руках. Ему удалось со временем встать на ноги, но её уже нельзя было вернуть к жизни.

                Знаешь, Мерлин, ведь именно по этой причине Элиан и ушёл когда-то из дома, он считал, что если бы отец вовремя сумел раздобыть денег на лекарства, то маму можно было бы вылечить. К тому же с самого детства он был недоволен своей долей сына простого кузнеца и не хотел такой же жизни для себя.

                — А ты сама? — спросил Мерлин. — Думала ли ты, что однажды станешь женой короля и королевой Камелота?

                — Нет, — Гвиневра покачала головой, — я всегда реально и трезво смотрела на свою дальнейшую жизнь. Даже когда Артур строил планы на наше совместное будущее, я понимала, что оно несбыточно, и всегда готова была его отпустить, даже если бы он этого не захотел, ради его же блага и блага королевства.

                — Да, но ты всё же стала его женой. Хотя к своему счастью вы оба шли долгие годы. Вы по праву его заслужили, — убеждённо произнёс Мерлин.

                — Откуда у тебя такая твёрдая уверенность в этом?

                — Но я ведь всё-таки величайший чародей из ныне живущих, и мне бывает временами доступно неведомое, — пошутил тот. — Ну, если серьёзно, я просто внимательно наблюдал все эти годы за тобой и Артуром. Знаешь, вы вели себя порой как маленькие дети, особенно Артур. Чего уж, кажется, проще, чем признаться в собственных чувствах? Так нет же… Всё ходил вокруг да около и жаловался мне, какой он бедный и несчастный венценосный влюблённый.

                Но тут внимание королевы и её советника привлекла к себе маленькая принцесса, она беспокойно завозилась в своих пелёнках, а потом разразилась громким плачем.

                — Т-ш-ш, милая, т-ш-ш, — стала успокаивать дочь Гвен, а затем, когда та немного утихла, попросила Мерлина взять малышку на руки.

                — Нет, Гвен, я не могу! — испугался он. — Да я новорождённых детей ни разу в жизни не держал, я даже не знаю, как это правильно делать.

                — Ничего, я тебе всё покажу. Это не так уж и страшно. К тому же, именно тебе выпала честь представить принцессу её народу, а для этого ты должен вынести её на балкон перед площадью на руках. Сделай, как я.

                Королева, согнув в локте правую руку, положила на этот сгиб ребенка, придерживая его головку, осторожно передала его Мерлину:

                — Главное — не забывай держать её головку в одном положении. Это самое важное, что нужно запомнить, пока ребёнок сам не научится это делать.

                Мерлин держал на руках дочь короля Артура и впервые за эти месяцы остро как никогда ощущал, что его сердце, наконец, покидает тоска и боль утраты.

                Он обрёл новый смысл жизни…


                *

                В этот ранний час народ Камелота собрался на площади перед замком, на сей раз для счастливого события, которое праздновали последний раз тридцать лет назад, когда родился будущий король Артур.

                Cегодня они увидят его дочь. Что принесёт им эта девочка, никто не знал, но все надеялись на новое светлое будущее…

                Наконец на балкон замка вышел советник королевы — Мерлин. На руках он держал младенца.

                — Дорогие жители Камелота, я счастлив видеть вас всех в этот поистине радостный и судьбоносный для всего нашего великого королевства день! И я горд тем, что именно мне королева Гвиневра доверила сегодня представить свою дочь. Прошу, поприветствуйте принцессу Камелота — Арлету Пендрагон!

                На краткий миг Мерлин поднял девочку высоко над головой, чтобы её смогли увидеть даже те, кто находился в конце толпы, заполонившей площадь.

                На секунду воцарилась абсолютная тишина, казалось, что люди вокруг замерли, как по волшебству, а затем раздались громоподобные рукоплескания и громкие, радостные возгласы. Народ Камелота впервые приветствовал свою принцессу — будущую королеву…


                *

                Прошла неделя. Гвен уже встала с постели, хотя Гаюс всё-таки категорически настаивал, чтобы она провела там ещё как минимум неделю. Но государственные дела не терпели отлагательств, к тому же давно нужно было выразить признательность одному человеку, который заслуживал истинно королевской благодарности за всё то, что сделал за эти годы для Камелота, хотя ничего и никогда не просил для себя взамен, предпочитая скромно оставаться в тени других.

                Гвиневра ещё раз внимательно перечитала документ, лежащий перед ней на столе, поставила свою подпись и приложила к нему массивную печать с изображением дракона — фамильного герба королевского Дома Пендрагонов. Указ о разрешении магии в Камелоте с этого самого момента обретал свою законную власть и силу…


                *

                По случаю рождения принцессы Арлеты был устроен грандиозный пир, на который пригласили правителей всех Пяти Королевств, даже тех, кто питал откровенную неприязнь к Камелоту и его нынешней королеве.

                — Любопытно, от кого же всё-таки нагуляла девчонку эта шлюшка-служанка, называющая себя королевой? — спросил в полный голос у своего соседа король Лот, не стесняясь ни присутствия многочисленных гостей, ни самой Гвен. Она всё прекрасно слышала, но проигнорировала оскорбление. Ей предстояло преподнести огромный сюрприз всем этим людям, но она надеялась, что для одного человека он окажется действительно приятным…

                Гвиневра неторопливо поднялась, окинула всех присутствующих в пиршественном зале гостей взглядом, а затем начала говорить заранее подготовленную и тщательно отрепетированную за последние два дня речь:

                — Я искренне счастлива видеть всех тех, кто прибыл на пир в честь рождения моей дочери и тем самым согласился разделить не только мою радость, но и радость целого королевства!

                Но этот праздник состоялся не только ради принцессы, но и ради ещё одного человека — человека, который невыразимо много сделал для Камелота и земель Альбиона! Если подробно перечислять все его деяния, что он совершил за эти десять лет, думаю, потребуется ещё лет десять.

                Именно от его руки пала могущественная тёмная ведьма Моргана Пендрагон, последняя Верховная Жрица Старой Религии. Все здесь присутствующие так или иначе пострадали от её безумного, всепоглощающего стремления к власти. Я знаю, что многие из вас не сочли ведьму достаточной угрозой для своих земель, ведь первоначальной целью Морганы всегда оставался Камелот, но я твердо убеждена: если бы ей удалось захватить это королевство, ничто не остановило бы её от порабощения соседей.

                К чему я вспомнила о Моргане, которая, без сомнения, вошла в историю благодаря своим козням и тёмному колдовству? Она послужила достаточно наглядным примером того, что Магия действительно может принести колоссальные беды и несчастья, о чём без устали твердил мой ныне покойный свёкор — Утер Пендрагон, ведший при жизни упорную и беспощадную борьбу с любым проявлением чар в своих землях. Он считал, что все без исключения волшебники несут в себе угрозу и подлежат немедленному уничтожению.

                Я родилась в Камелоте в начале Великой Чистки, и всё моё детство и юность прошла с видом дыма от горящих костров на городской площади и криков гибнущих в них людей. Я привыкла к этому зрелищу и считала лишь, что король избрал слишком жестокий способ смерти для них, а их виновность не вызывала у меня сомнений.

                Все вы здесь боитесь магии, хотя не каждый признается в этом. Я тоже её боялась, пока в моей жизни не появился человек, показавший мне, что не вся магия — это воплощение Зла и что её можно использовать во благо. Долгие годы он жил в Камелоте, ежесекундно, ежечасно, ежедневно, благодаря своему Дару защищал он королевство, где таких, как он презирали и ненавидели, где в любой момент он мог лишиться жизни.

                Но этот человек не покинул навсегда Камелот и не возненавидел Утера всей душой, наоборот, все эти годы он был незримым ангелом-хранителем для его сына, Артура Пендрагона. А сегодня я доверила этому человеку не только свою жизнь и жизнь дочери, а также жизни всех подданных Камелота! С этого дня Магия возвращается в эти земли, а моим придворным магом становится Мерлин! Прошу тебя, встань, чтобы все могли тебя видеть.

                Мерлин послушно встал, хотя и пребывал в лёгком шоке из-за сюрприза Гвиневры, который стал полной неожиданностью для него самого. Он никак не ждал, что именно на пиру по случаю рождения собственной дочери на глазах у правителей всех Пяти Королевств, она возьмёт и объявит о снятии запрета на магию в Камелоте, к тому же назначит его придворным магом.

                Мерлин покривил бы душой, если бы сказал, что не грезил об этом дне долгие десять лет, но сейчас, глядя, как шок на лицах людей сменяется маской ненависти и страха, он вдруг ясно понял, что тот путь, который он уже прошёл — ничто по сравнению с тем, на который он вступил сегодня…


                *

                — Это просто немыслимо! — кричал лорд Грифин через несколько дней после знаменательного пира. — Как вы посмели подписать этот указ без особого дозволения со стороны Королевского Совета!

                — А вы бы дали своё дозволение? — спросила Гвен, с интересом ожидая ответа, который не замедлил последовать.

                — Разумеется, нет! Колдовским отродьям нет и не будет места в Камелоте! Король Утер потратил полжизни, чтобы выжечь эту заразу со своей земли. Но она всё равно выползла из своей выгребной ямы! — добавил он, с ненавистью глядя на Мерлина, находившегося здесь же, в тронном зале, во время «беседы».

                — У вас всё, милорд? — спросила королева тоном, дающим понять, что аудиенция окончена, и Грифин прекрасно это понял:

                — Да, ваше величество, — но он попытался вложить в это вежливое обращение весь яд, на какой только был способен.

                — Прости, что тебе всё это пришлось услышать, Мерлин, — сказала Гвен, как только за разгневанным лордом захлопнулась дверь.

                — Я за эти дни успел услышать о собственной персоне столько новых и любопытных комплементов… Надо сказать, что лорд Грифин не отличался особой изобретательностью. Отродьем меня уже называли, — усмехнулся он.

                Гвиневре оставалось лишь позавидовать спокойствию и чувству юмора, с которыми Мерлин принимал градом полетевшие на него оскорбления. Она даже не догадывалась, что гораздо больнее для него было, не когда его поносили, глядя прямо в глаза, а когда плевались за спиной. Все эти перешептывания, когда он шёл по коридорам замка. Но хуже во сто крат было видеть страх, почти животный ужас, плескавший в глазах людей…

                Перед Мерлином почтительно расступались не из-за уважения, которое он внушал, а из-за того, кем он самом деле оказался. Колдуном. Чудовищем. Монстром, которым издавна пугали детей в сказках, а особенно — в Камелоте.

                В былые времена, если бы он не сгорел на костре, то его бы отдали на растерзание толпе. Гаюс не очень любил вспоминать о начале Великой Чистки, но всё же пару таких историй он рассказал Мерлину после долгих упрашиваний. Утер иногда «развлекался» подобным образом: просто стоял и смотрел с балкона, как обезумевший от жажды крови народ внизу рвал на мелкие кусочки связанного по рукам и ногам колдуна или ведьму…

                Но теперь тот же самый народ вынужден был разбегаться от мага и стараться по мере сил вообще не попадаться ему на глаза. Мерлин чувствовал  себя  человеком, заболевшим чумой или проказой. Единственными, кто не шарахался от него, были Гвен и Гаюс.

                Но Мерлин поставил перед собой цель вновь завоевать доверие своих друзей — сэра Леона и сэра Персиваля, доказать им, что, несмотря на то, что он маг, он по-прежнему их друг, готовый прийти на помощь в любую минуту.


                *

                — Молю тебя, Гаюс, заклинаю всеми богами! — случайно услышал Мерлин голос лорда Грифина, подойдя к двери лекарской. — Ты — моя последняя надежда! Спаси ей жизнь, и я тебя озолочу.

                — Вы говорите, что у неё уже пошла кровь горлом. Я здесь бессилен, увы, милорд.

                — Сколько… ей осталось?

                — Думаю, не больше недели.

                — Спасибо, Гаюс, спасибо за всё.

                — Если бы я и в самом деле мог, вам хоть чем-то помочь…

                Мерлин услышал шаги и резко посторонился от двери. Та распахнулась, и вышел Грифин, настолько погружённый в печальные думы, что даже не заметил Мерлина и прошёл мимо.

                Зато его сразу же увидел Гаюс:

                — Заходи, Мерлин. Наконец-то пришёл за своими вещами?

                — Да. Я уж и не знаю, каких богов благодарить за то, что ремонт в моих новых покоях наконец завершился!

                — Сам виноват, — усмехнулся на эту жалобу Гаюс. — Никто не заставлял тебя выбирать комнату в Северной Башне. Туда не заглядывали, почитай, уже лет двести, если не все триста! 

                Гвиневре наконец удалось уговорить Мерлина переселиться в новые покои, подобающие для его статуса королевского советника и придворного мага, но он поставил условие, что комнату себе выберет сам. Поиски затянулись едва ли не на месяц. Порою Мерлину казалось, что он и сам не знает, что хочет найти.

                И вот однажды он случайно забрёл в северное крыло замка, где ему ещё не доводилось бывать. Мерлин прожил здесь более десяти лет, но до сих пор ему так и не удалось изучить замок целиком (Гвен смеялась и говорила, что это оказалось не по силам даже Артуру, хотя он родился и вырос в нём).   

                Внимание Мерлина привлекла полуразрушенная витая лестница, которая вела на вершину одной из башен замка. Прирождённое любопытство, как всегда пересилило, колоссальный риск сломать себе шею, поднимаясь по сколотым ступеням. И надо сказать, он не пожалел о своём решении, потому что лестница привела к двери, а, открыв эту дверь, он ясно понял, что наконец-то нашёл то, что ему было так нужно. Конечно, комната требовала капитального ремонта, но больше всего Мерлина поразил потрясающий вид на город, открывающийся из окна башни. Весь Камелот был как на ладони!

                Позже Мерлин узнал от почтенного архивариуса Джеффри Монмуты, что лет триста назад эти покои принадлежали Эхару, придворному магу Камелота. Монмута рассказал, что до того, как это королевство завоевал Утер Пендрагон, должность придворного мага была очень почётна и уважаема. Короли брали к себе на службу лишь достаточно могущественных и сильных чародеев, но, по словам Гаюса, они никогда не могли равняться с Мерлином.

                — Гаюс, я тут случайно услышал ваш разговор с лордом Грифином…

                — Случайно? — недоверчиво вскинул бровь лекарь.

                — Ну, да. Клянусь, совершенно случайно. О ком он говорил?

                Гаюс тяжело вздохнул:

                — О своей младшей дочери. Девочка смертельно больна: чахотка на последней стадии.

                — Погоди, ты же говоришь о леди Мелани, — Мерлин смутился, — а я думал, что она его внучка. 

                — Многие люди, не знакомые с историей семьи лорда Грифина, думают так же, как и ты, особенно, когда видят их вместе. На самом деле Мелани его дочь.

                Ах, какой вспыхнул скандал, когда Грифин объявил своим взрослым детям, что намерен жениться в третий раз, да ещё на девушке из обедневшего рода, к тому же втрое его моложе! До этого он успел дважды жениться и овдоветь. Но мне кажется, что своё настоящее счастье и любовь он обрёл лишь с леди Гренной, матерью Мелани. К сожалению, бедняжка умерла во время родов, оставив на руках у мужа дочь. Как он убивался — этого никакими словами нельзя описать! Но потом всё же взял себя в руки и продолжил жить ради дочери. Она стала смыслом всей его жизни.   

                — Но ты сказал, что девочка смертельно больна?

                — Да, увы, — Гаюс еще раз вздохнул. — Мелани с рождения была болезненным ребёнком, а в пять лет я обнаружил у неё признаки чахотки. Я посоветовал лорду Грифину перевезти дочь поближе к горам, надеялся, что чистый горный воздух поможет вылечить её от недуга, но ничего не вышло.

                — А ты действительно ничем не можешь ей помочь? — спросил Мерлин.

                — Чем? Я же не волшебник.

                — Зато я — волшебник!

                — Мерлин! Даже не думай об этом!

                — Но почему? — недоумённо спросил Мерлин. — Если моя магия поможет спасти жизнь этой девочки…

                — Потому что она — дочь лорда Грифина, человека, обладающего, куда большей властью и могуществом в этих землях, чем сейчас обладает сама королева! — Гаюс повысил голос. — Даже Утеру приходилось с ним считаться. Ты даже представить себе не в силах, что Грифин с тобой сотворит, если ты не сумеешь исцелить его дочь. И Гвен не сможет за тебя заступиться, иначе он просто её уничтожит! Поверь, ему это вполне по силам.

                — Знаешь, Гаюс, если ты решил меня напугать, то у тебя ничего не получилось, — сказал Мерлин. — Мне глубоко безразлично, чья она дочь, я просто хочу помочь больному ребёнку.

                Помнишь, ты однажды сказал, что Сила дана мне не просто так, ради забавы, а для великих свершений и помощи людям. Как, скажи, я стану тем, кем мне суждено стать, если сейчас я пройду мимо, даже не попытавшись помочь?

                — А если…?

                — Значит, такова моя Судьба, — спокойно ответил Мерлин. — Если Грифин захочет меня покарать, я приму это с честью и покорностью.

                — Так и быть, — проворчал Гаюс. — Я помогу найти книги по целительной магии. Хотя я всё-таки сомневаюсь, что у тебя что-то получится. Ты, Мерлин, прирождённый маг-воитель, а уж никак не целитель.

                — Откуда ты знаешь?

                — Я долгие годы за тобой наблюдал. А боевых магов я на своём веку повидал предостаточно.

                — И всё же я надеюсь, что моя Сила способна не только разрушать, но и созидать.

                — Без сомнения, мой мальчик, без сомнения, — ответил на это Гаюс. — Всё в твоих руках, просто поверь в себя!


                *

                Гаюс крепко спал, сидя за столом и положив голову на раскрытый толстый фолиант. Сейчас комната лекаря напоминала библиотеку, пережившую набег варваров. Повсюду были разбросаны книги всех форм и размеров. В центре этого хаоса, на полу, сидя по-турецки, расположился Мерлин, и доучивал последнею формулу сложнейшего целительного заклинания, которое навсегда избавит девочку от смертельного недуга. Разумеется, при условии, что во время его произнесения маг будет само воплощение концентрации и сосредоточенности. К тому же, заклинание требовало много сил. Стоило отдохнуть, но Мерлин так и не сумел заставить себя лечь спать.

                Он с трудом встал, разминая затёкшие от долгого сиденья в неудобной позе мышцы. Заклинание он выучил, теперь оставалось самое сложное и опасное — это разговор с лордом Грифином.

                «Надеюсь, он не изрубит меня на кусочки, прежде чем я успею высказаться до конца», — подумал Мерлин, решительно переступая порог его покоев.

                — Чем обязан визиту столь высокого гостя? — в каждом слове сквозила холодная насмешка.

                — Я пришёл вам помочь. Разумеется, если вы согласитесь принять мою помощь.

                — Ты, думаешь, мне нужна помощь колдуна?

                — Не вам, а вашей дочери…

                Мерлин не успел и глазом моргнуть, как ощутил у своего горла холодную сталь клинка.

                «Неплохая реакция в его-то годы», — промелькнула у него мысль.

                — Что ты знаешь о моей дочери?

                — Знаю, что она больна и умирает, — нарочито спокойно произнёс Мерлин. — Я также знаю, что вы обращались к Гаюсу, но он не смог вам помочь.

                — А ты, значит, можешь? — усмехнулся Грифин. — Не смотри на меня так удивленно, мальчик. Я был рядом с Утером, когда он решил истребить весь ваш поганый род. А уж как эти колдуны и ведьмы в первое время в ногах у него валялись, золотые горы сулили, только бы пощадил и отпустил. Вы никогда и ничего не делаете просто так, всюду ищите только выгоду. Спрашиваю в первый и последний раз: чего ты хочешь взамен?

                — Тогда можете считать, что впервые встретили колдуна, которому ничего от вас не нужно, — прохрипел Мерлин: всё-таки говорить, когда к твоему горлу представлен меч не очень-то удобно.

                Грифин посмотрел в глаза дерзкому юнцу и стал очень медленно отпускать руку с мечом от его шеи. Он бы не признался в этом даже себе самому, но где-то в глубине души ему нравился Мерлин. Он действительно не был похож на своих собратьев, которые кичились своей Силой, а без неё становились жалкими презренными трусами, слёзно умоляющими их пощадить. Таких Грифин перевидал достаточно во время Великой Чистки, и они вызывали в нём лишь глубокое отвращение. Но этот мальчишка стал для него загадкой. Он не боится смерти, и никогда не будет ползать на коленях перед сильными мира сего — это лорд понял сразу, как только тот посмел предложить вылечить его дочь.

                Или же мальчишка настолько уверен в своих силах, что не боится умереть? Он не может не знать, что его ждёт в случае неудачи. Гаюс наверняка успел его просветить. Гаюс… Он много лет скрывал у себя колдуна, хотя прекрасно знал, что за это полагается смерть.

                Может быть, все-таки стоит доверить жизнь дочери его подопечному. Грифин уже был не в силах смотреть на страдания девочки. Каждый вздох давался ей с огромным трудом, и он молился про себя, чтобы этот вздох оказался последним. Это ужасно, но это было так. Лорд Грифин был воином чуть ли не с колыбели, он привык убивать, вид крови врагов в молодые годы опьянял его лучше самого крепкого вина. Но теперь кровь, сбегавшая с губ дочери, вызывала лишь дурноту и ужас.

                Он знал, знал, что это — кара богов за всё, то что натворил в своей жизни… Но почему боги решили наказать невинное дитя?!

                Мерлин терпеливо ждал, пока лорд Грифин примет решение. Казалось, что тот совсем забыл о присутствующем в его покоях волшебнике. Он стоял к нему спиной, его пальцы судорожно сжимали края письменного стола.

                Наконец, Грифин повернулся к Мерлину:

                — Хорошо, я согласен. Но если… если ты не исцелишь мою дочь, я сотру в порошок не только тебя, но и королеву вместе с её ублюдком! И это будет последнее, что я сделаю. Клянусь!

                Мерлин спокойно выслушал его, а потом сказал:

                — Я хочу увидеть леди Мелани.


                *

                Путешествие к замку лорду Грифина заняло почти сутки. Они прибыли туда в сумерках. Но едва Мерлин с Грифином въехали на площадь, как к лорду бросилась пожилая женщина в одежде прислуги.

                — Нейра, что с Мелани?

                — Слава богам, вы приехали, — залепетала та. — Мы уж гонца в Камелот послали, да видно вы разминулись…

                — Что с Мелани?! — рявкнул Грифин, теряя терпение.

                — Умирает она. Всё хотела вас видеть, попрощаться, значит…

                Дальше мужчина не стал слушать; одним махом соскочив с лошади, он побежал в замок. Мерлин поспешил за ним, но где же ему было угнаться за отцом, который хотел услышать последние слова своего ребёнка?

                Когда Мерлин прибежал к распахнутой настежь двери комнаты девочки, он увидел, что Грифин стоит на коленях в изголовье кровати и всё повторяет:

                — Её больше нет… её больше нет…

                Мерлин вошёл в покои. Похоже, вся замковая челядь собралась сегодня здесь, и тихо перешёптываясь, стояла в уголке.

                А маг вдруг почувствовал слабое присутствие Жизни, которая ещё не покинула тело Мелани. Ощутил это всем своим магическим существом, каждым нервом, каждой клеточкой своего тела.

                И точно знал, что нужно делать.

                — Заберите своего господина, и держите его крепко, пока я не велю отпустить, — голос Мерлина ещё никогда не звучал настолько властно. Когда прислуга исполнила его приказ, маг встал на колени в изголовье кровати, где раньше стоял Грифин, и взял Мелани за руку. Постороннему человеку могло показаться, что он держит руку покойной, но на самом деле девочка была ещё жива. Хотя Искра Жизни, которую почувствовал Мерлин, готова была вот-вот угаснуть навсегда…

                — Farn merda kellas zurtys allon!

                Изумлённый лорд Грифин и вся его прислуга смотрела, как к девочке сначала возвратился здоровый румянец на лицо, затем она глубоко-глубоко вздохнула полной грудью, и, наконец, открыла глаза.

                — Где отец? — спросила она чистым и звонким голосом, а не тихим и слабым, как было прежде. — Он уже приехал?

                — Я здесь, моя звездочка,— ответил потрясённый до глубины души Грифин.

                — Отпустите его, — велел Мерлин. Его голос утратил былую властность и был еле слышен. Мерлин с трудом поднялся с колен, опираясь о прикроватный столик. Похоже, это заклинание забрало у него куда больше сил, чем он рассчитывал, он чувствовал, что вот-вот сознание его покинет. Последним, что маг увидел, был подходящий к кровати лорд Грифин…

                — Кажется, он приходит в себя, милорд, — это было первое, что Мерлин услышал. Затем огромным усилием воли заставил  себя открыть глаза. Он находился в роскошных покоях, которые, пожалуй, могли бы сравниться с королевскими. Особенно Мерлину понравилась кровать, в перине, которой, казалось, можно утонуть. И возле этой кровати сейчас сидел лорд Грифин.

                — Где я?

                — В моих покоях, господин Мерлин. Я велел слугам перенести вас сюда, когда вы потеряли сознание.

                — И давно я здесь нахожусь?

                — Уже три дня и три ночи. Сегодня пошли четвёртые сутки.

                — Так долго? — удивился Мерлин. — А где тогда ночевали вы?

                — В комнате Мелани, в кресле возле её постели. Она так крепко спит, хотя раньше её мог разбудить малейший шорох, а днём, наоборот, постоянно клонило в сон. А теперь никаким силами нельзя заставить её днём хоть немного поспать. И такая непоседливая, такая игривая, Мелани даже до болезни не была такой. Вы, не просто полностью её исцелили, вы влили в неё новые жизненные силы!

                — Не говорите глупостей, милорд, — смутился Мерлин. — Просто раньше на борьбу с недугом у неё уходило много сил, а теперь она стремится наверстать упущенное, вот и всё.

                — Спасибо тебе за дочь, огромное спасибо! Бери всё, что пожелаешь — мои земли, замок, богатства, даже мою жизнь!

                — Я уже говорил, что мне от вас ничего не нужно, тем более ваша жизнь! — резко сказал на это Мерлин, а потом добавил уже мягче. — Она ещё очень пригодиться Камелоту и его королеве.

                Лорд Грифин внимательно посмотрел на мага и изрёк:

                — Знаешь, мальчик, а ведь даже спустя века люди будут помнить о твоей мудрости и ещё при жизни назовут тебя Великим!


                *

                — …представляете, так и сказал: «Великим!» — рассказывал Мерлин два дня спустя Гвиневре и Гаюсу. Они втроём весьма комфортно расположились у пылающего камина в его новых покоях.

                — Не понимаю, почему тебя так удивило предложение лорда Грифина? — пожала плечами Гвен. — Ты спас жизнь его дочери, а это дорогого стоит.

                — Но твою дочь я тоже как-то однажды спас, однако ты не предложила мне взамен забрать Камелот!

                — Если бы я могла, то без малейших колебаний отдала бы его тебе. К тому же ты спас Арлету далеко не однажды, без твоей помощи она бы так и не появилась на свет!

                — И насчёт «великого» Грифин не ошибся, — вставил своё слово Гаюс. — Я говорил, что твоё время придёт, Мерлин! И оно, наконец, пришло. Ты на верном пути к своему великому будущему, которое вскоре станет настоящим.



                Глава 4. Суд над ведьмой:
                http://www.proza.ru/2015/10/13/356