Звезды над урманом книга 2 часть 19

Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2015/07/25/245

 ЮЖНЫЙ УРАЛ

На постоялый двор въехали полсотни верховых стрельцов и две санные упряжки с путниками. Ванюшка слез с саней, отряхнул зипун от прилипших к нему стебельков сена, осмотрел двор и, увидев крытый навес конской привязи, принялся распрягать лошадь.
Хозяин двора, пожилой зырянин, обрадованно засуетился. Давненько не заезжало к нему столько народу. Последний обоз проходил еще весной, перед ледоходом. Летом путники передвигались в основном по рекам. Переваливали за камень через Сим и уже оттуда по Тоболу спускались до столицы Сибири. Имелся и северный путь, по которому когда-то прошел атаман Ермак со своей дружиной. Оба пути в то смутное и лиходейное время были трудными и небезопасными. Разбой на дорогах и реках пребывал обыденным делом, и путники старались попасть в обоз, охраняемый стрельцами, – все же они государевы люди. Но последние годы, когда ляхи засели в кремле Московском, про Сибирь вспоминали редко. Порой сами бояре держали своих разбойников и нападали на торговых людей и обозы.

Иван Никитич слез с коня, присел пару раз, разминая ноги. Повелел выставить караульных. Передал поводья подбежавшему зырянину.
– Ну, чем угощать станешь, хозяин?
– Пироги с зайчатиной только с пылу да с жару. Ушица со стерлядью. Каша гороховая. Студень из рыбных потрошков.
Ванюшка сглотнул набежавшую слюну. Первый раз за десять дней пути им предложили горячую еду. До этого перебивались сушеными лепехами да татарским сыром. Ночевали в основном в юртах. Ближе к Уралу и Сибири пошли заезжие избы из добротно собранных тесаных бревен да обширные постоялые дворы.
Внутри избы стояла огромная печь. Вдоль стен находились расставленые лавки. Посередине, возле печки, имелся стол, на который уже расставляла деревянные миски хозяйка.
Уставшие за день пути стрельцы повалились на лавки, прислонив к стенам пищали и бердыши.
На дворе вновь раздался топот копыт.
– Кого там нелегкая еще принесла? – недовольно буркнул стрелецкий сотник, – и так яблоку упасть негде.
В избу в шикарной песцовой шубе ввалился боярин. Следом за ним вошли несколько казаков.
– Посланец от государя к воеводе Намацкого острожка Григорию Федоровичу Елизарову боярин Куракин Василий Афанасьевич, – представился он.
Иван Никитич поднялся из-за стола.
– Ну, проходи, Василий Афанасьевич. Поведай нам, что в Москве нового?
– Выгнали ляхов из Москвы, Иван Никитич, – узнав сотника, молвил боярин, – осталось токмо Новгород у шведов отобрать. Боярина Романова Михаила Федоровича на царство венчали, – скидывая шубу в руки холопа, стоящего позади, ответил боярин.
– Это сына Филарета? Коего царь Борис Годунов в монахи постриг?
– Его самого. И нет более Смуты на Руси. Поднялся народ, от мала до велика, да прогнал шляхтичей. Князь Пожарский велел тебе кланяться, коли повстречаемся.
– Значит, и наши пушки пригодились, – стукнув ладошкой по столешнице, обрадовался Иван, – тащи, хозяин, братчину, хлебнем медка за государя Михаила Федоровича!
Василий Афанасьевич, усевшись за стол, продолжил:
– Король Сигизмунд в большой обиде на крымского хана. Прознал он, что за пушками вы подались к хану. Засады всюду на вас ставил. Думал, вы Днепром пойдете на Валдайские горы. Но вы переплюнули его лазутчиков – Доном, Волгой подались. И теперича велено воеводам сибирским далее на восток продвигаться, людишек местных под государеву руку подводить. Да вот беда, тунгусы бузу подняли, остяков побили у Кетского острожка. Не могут простить князьца Намаки за то, что острожок разрешил на своей земле поставить.
– Братец у меня там, Максимушка. С одной рукой он, его все знают. Поклон передайте, – отозвался Ванюшка, выглядывая с печи.
– Передам, передам, – кивнул боярин, завороженно глядя на серебряный шарик, раскачивающийся маятником в руках юноши. – Все одно нам с вами до Тобольска вместе идтить.
– А пошто на Тобольск-то, это же крюк какой? Вам югом надобно, вдоль Иртыша, – удивился сотник.
– Дело государево велено исполнить, – оглянувшись на спящих стрельцов, прошептал думский боярин. – Сыск учинить по доносу дьяка Севастьяна. Пишет, дескать, ведает людишек, кои злато да сребро атамана Ермака укрывают.
– И кто ж, коли не тайна это?
– Архип Сотников да товарищи евонные – вогул Угорка и бродячий язычник Никитка. Думали, навет это, но поймался тут казачок, что разбоем промышлял по Смоленской дороге. На дыбе и завопил, дескать, знает, кому Ермак Тимофеев злато отдал на хранение – токмо жизни не лишайте. Сказывал, что мальчонкой еще был, оленей две упряжки помогал выводить за ворота, когда из крепости бочонки вывозили. Тогды в крепости с голоду пухли и огненное зелье заканчивалось. Только и было что вывозить в бочонках – так это сокровища Кучма. Ведь бежал он в одних портках из Искера, знамо с собой ничего и не прихватил. А там у него в гареме на каждой жене злата по пуду было, да блюда, кубки и другая утварь. Утаили казачки тогды от царя Ивана сокровища. Обоз от них в следующую зиму токмо ведь с пушниной в Москву пришел. Там и кормчий Ефим в деле замешан, потому как остался в Казани и в Сибирь не пошел. Жинка у него в Тобольске, у нее и выпытаем, как споймать злыдня.
Сотник Иван глянул на занавеску у печи, где спал Ванюшка. И подумал: «Поди, не услышал малец, спит без задних ног. Намаялся в дороге, – и, глянув на охмелевшего боярина, еле заметно усмехнулся: – Если и есть сокровища, то не твои оне, боярская рожа».
– Тебя, Иван Никитич, трогать не велено, – продолжал Куракин, – потому как зело доброе ты дело сделал. Пушки из Крыма доставил. Да ты и не ведал, сколько бочонков схоронено у воров. Казак на дыбе вспомнил, сколь бочонков тогда на две упряжки вошло. А в ушкуй-то Ефима вы половину токмо загрузили.

Среди ночи спящий в малой избе для черного люда старший сын Ефима проснулся оттого, что кто-то его тормошил за ворот овчинного тулупа.
– Вставайте, дядька, будите братца. Беда пришла.
– Ты, Ваня? Пошто не спится? Завтра дорога долгая, нужно отдохнуть, ступай на печь в большую избу.
– Немедля надобно в дорогу пускаться! Думский боярин сыск учинять едет.

Светила полная луна.
Хозяин постоялого двора, услышав шум, выбежал во двор в исподнем. В распахнутые ворота, поднимая снег копытами, выпорхнули три верховых. Забежав в большую избу, чтоб разбудить знатных постояльцев, он на пороге  наткнулся на стоящего со свечой Ивана Никитича.
– Тихо! Цыц! Пошел спать, холоп! Не твоего ума дело! Рот не закроешь – запорю! – угрожающе прошептал сотник и, захлопнув дверь, взглянув на спящего за столом хмельного боярина, улегся на лавку.

***
СИБИРЬ

Никита, услышав тявканье собак, вышел на крылечко.
– Ловко вы обернулись.
– Так напрямки же, – ответил Угор, поднимаясь с нарт. – Пайза-то жив еще?
– Не ушел он в страну духов, тебя дожидается. Токмо плох совсем.
Вогул поднял с нарт плетеную заплечную корзину:
– Привез я ему бабу, пущай посмотрит.
Пайза пришел в себя, повернул голову и обомлел. Перед ним на чурбаке стояла Золотая Баба, которую он искал по урману всю свою жизнь. Дрожащей рукой остяк нежно потрогал золотое изваяние.
– Вот и увидел я тебя, Золотая Женщина. В стране духов, повстречав отца и деда, поведаю им, какая ты.

продолжение:  http://www.proza.ru/2015/08/05/1692