Несостоявшаяся разлука. Глава 6

На следующее утро у Дани было ещё время сделать чрезвычайно важную вещь -проверить контрольные работы. Он, находясь в гостиной уже в своём строгом костюме и готовый выезжать, кидал всем «отлично» и «хорошо». Рука его сегодня не поднималась ставить худшие оценки. Ныне в его душе творил беспечный праздник. После одного-единственного урока он заедет куда-нибудь, возьмёт Еве что-нибудь хорошее, ибо давно уже пора побаловать её приятными цветочно-конфетными безделушками. Вообще Даниэлю нравилось делать подарки больше, чем принимать их. А вот подношения со стороны Скольда вошли у них в традицию, хотя это больше нравилось Скольду. И сейчас Даниэль обнаружил меж подушками ту самую бархатную коробочку с очередным даром. Он боялся строить какие-либо предположения перед тем, как заглянуть туда. Первое, что он увидел, открыв её, – это лежащую поверх записку от Дикса. Она прятала под собой, собственно, сам презент. Даниэль начал читать его чудесный врачебный почерк, не касаясь пока что самого послания.

Оно повествовало:

«Дорогой друг! Я не виноват, что рядом с клиникой построили один занимательный магазинчик. Ты меня наверняка за это ненавидишь. Однажды ты сказал, что в твоей жизни всё идёт через пятую точку. И я подарил тебе утончённые бусы. Однажды ты сказал, что тебе необходима любимая женщина, и я подарил тебе Мадлен. И всякий раз, когда ты восклицал, что хочешь послать всё на ..., я дарил тебе соответствующее. А где-то месяц назад ты выдал, что твоя свобода тебе не в радость. Теперь она будет в радость.»

И Даниэль взял листок в руки. Под ним были наручники. Его выражение лица говорило что-то вроде: «Мой друг крайне своеобразный человек». И он дочитал записку до конца: «Я уверен, что большая часть таких подарков пылится где-нибудь, но кто же тебя знает? Правильно? Правильно. Только цепь у подарка удлинённая, и я не знаю, почему, но ты разберёшься. Зайка.»

Даниэль пожал плечом и снова взялся за тетради. Но скоро он ради интереса примерил один обод наручников на своё правое запястье. Сковывающее холодное железо и его вены. Символичный набор. Но он больше не хотел видеть никаких намёков на тёмные стороны его жизни. Он обычный человек, что рад приходу нового дня, что безмерно счастлив тому, что сегодня увидит свою Еву.

Он уже готов был убрать наручники обратно в коробку и сложить все тетради в стопку, как тут появилась она. Ева стояла на пороге гостиной с увесистыми своими сумками. Он машинально отвёл кисть чуть за себя, чтоб она не видела металлического браслета на нём. Она выглядела превосходно. Идеальные чёрные стрелочки, подчёркивающие глаза, лучшее её платье и приталенный плащ. На лице – прохладная гордость. Она отлично маскировала то, что ей нелегко держать сумки, и то, что она всю ночь плакала в подушку. Так изумительно выглядят только те девушки, что пребывают в отчаянии. Даниэль не успел открыть рот, чтоб поинтересоваться, куда она и зачем собирается. Она опередила его решительно со словами, сказанными холодно и твёрдо:

- Я ухожу. Я знаю, о чём вы с Фелли говорили вчера.

Даниэль напряг брови:

- Что же ты поняла?
 
- Всё. Я не буду ни с кем из вас, - отрезала она, продолжая изображать независимость от своих переживаний. Но Даниэль мог играть гораздо лучшее неё. Он, обречённо и горестно отводя глаза, промолвил печально: 

- Присядь. Побудь со мной ещё чуть-чуть...

Ева оставила свои вещи. И, пройдя к нему статно, сделала одолжение, устроившись поодаль. Между ними мог запросто уместиться ещё один человек, что весил бы пару центнеров. Уже не лицедействуя, Даниэль начал вносить ясность:

- Ты всё поняла не так.

Он не договорил. Слёзы начинали безмолвно душить её. Она поняла, что вот-вот покажет себя не такой, как хотелось бы. Поэтому прервала его, резко поднимаясь:

- Не оправдывайся. Прощай.

Даниэль снова перешёл от прямолинейности к актёрству. Он воскликнул душещипательно:

- Но!...Позволь мне хотя бы поцеловать твою руку напоследок!

Она не отказала несчастному в милости. И, думая, что последний раз будет находиться рядом с ним, она села ближе. Чтоб запомнить последнее впечатления от запаха его парфюма и кожи, чтоб уловить его тепло. Его – вечного её возлюбленного, что предательски разбил её сердце. Она протянула ему свою левую ручку и отвернулась, точно сейчас неприятное жало коснётся её.

Но произошло нечто другое. Сначала она ощутила вокруг запястья неизвестно откуда взявшийся металлический холод, а потом услышала резкий щелчок и сыпучие позвякивания чего-то железного… Она медленно обернулась к нему. И тут же, осознав ту вещь, что он быстро провернул, округлила глаза. Он приковал её к себе. Он спокойно отложил крошечный ключ на столик поблизости расположенный. И, улыбаясь так, как может только он, произнёс торжествуя: 

- Думала, я такой дурак, что так тебя отпущу? И я не оправдываюсь. Хотела красиво уйти? Увы!

- А чем вы с Бергом лучше Андерса?! Так же торгуетесь! – восклицала Ева, злясь и пыля. Она ринулась с места. Цепь натянулась. Она остановилась. Даниэль тоже поднялся. Глаза в глаза он как можно спокойней выговорился, стоя к ней почти вплотную:

- Теперь слушай. Всё иначе. Мне нужно быть уверенным, что о тебе станут по-настоящему хорошо заботиться, поскольку будет что-то страшное, в чём я уверен... Был уверен. Мы с Филиппом не говорили о тебе с цинизмом. И знаешь? Эти предчувствия - мой сумбур. Вчерашнего разговора, можно считать, и не происходило вовсе. Его можно и нужно вычеркнуть.

Пыл её уже успел стихнуть. Напряжение её спало. Она несколько виновато опустила взгляд и вполголоса промолвила вдумчиво: 

- Дани, но неужели что-то случится?..

Она даже забыла о наручниках. Но немного времени прошло, прежде чем она вспомнила о них. Зажав довольно длинную цепь в ладонях, Дани завёл её за спину Евы и чуть потянул на себя. Ева зардела, но через смущение ответила горделивой плетью своего взгляда на его жест. Даниэль, не отрывая от неё своего взора, говорил:

- Всё возможно. Вот же. Никто не торговался. О, женщины! Создания, умеющие обидеться на несуществующее. Как так можно? Всё? Мир?

Она кивнула положительно.

И его пальцы окунулись в её локоны, водопадами струящиеся по её хрупким плечам. Он сходил с ума. Но он только сказал как-то особенно вкрадчиво и таинственно:

- Ты же моя Ева, да?..

И это её окончательно растрогало. И от осознания, что многочасовые терзания её оказались ложными, что она остаётся с ним, Ева с удовольствием, с наслаждением и с чувством… Нет, она не прижалась к его груди, где билось бесценное для неё сердце. Она тихонько всплакнула, и полетели её красивые стрелочки куда-то далеко-далеко.

Он усадил её, закрывающую ладонями лицо, на подлокотник кресла. И скоро начал толкать головой в бок со словами:

- Почему ты всегда ревёшь? Зачем всегда реветь? Объясни, я не понимаю. Ведь всё хорошо.

Она ответила что-то нечленораздельное из-за своих всхлипываний и почему-то завершила реплику милейшим смешком. Даниэль вторил ей аналогично, выдерживая её повадку. Она улыбнулась на то, что он её передразнивает, и начала утирать щёки. Металлический браслет заявлял о себе бренчащим шумом. Надо бы уже избавиться от наручников.

Даниэль занялся этим охотно. Он бы опоздал на урок, если б помедлил. Но через полминуты он подметил, хохоча:

- А ключ-то сломался! 

Даниэль никогда не вёл машину, будучи прикованным наручниками к другому человеку. А то обстоятельство, что этим другим человеком являлась Ева, ещё более добавляла случаю остроты. Сама цепь, кстати, не мешала ему держать в руках руль. Да и ситуация его не озадачила и не смутила. Им только прийти так в школу, и он проведёт урок; они поймают на себе сотни удивлённых глаз... Даниэлю даже было интересно посмотреть на реакции. А Ева воспринимала всё более встревоженно. Она не знала, что и как будет конкретно, и поэтому немного нервничала.

Она заметила в боковом зеркале, что её макияж подпортился. Нужно было стереть остатки подводки на верхнем веке. Она спросила у Даниэля:
               
- У тебя нет ватной палочки?   
- Тебе для ушей надо? Нет, у меня нет.
- Всё плохо... - обречённо констатировала она и аккуратно начала вытирать сей непозволительный изъян прикосновением пальца, глядя в то же зеркало. Даниэль на её замечание ответил эмоционально, смеясь:

- Да прекрати! Моя Ева прекрасна. Пусть она наплюёт на стрелочки, или как их там...

И она перестала негодовать.

Итак, они вошли в школу, скреплённые цепью наручников. Но они вели себя раскованно и спокойно, словно не существует никакого дискомфорта. Они шли плечом к плечу. Они даже были схожи с одной неделимой сущностью, с одним созданием, образованным двумя половинами. И, конечно же, за ними вслед шёпотом катилось чужое недоумение. Но Даниэль вёл себя, как обычно. Ева почтительно здоровалась. Директор этой школы – худощавый человек лет пятидесяти – посмотрел на них поверх очков и преградил им путь. Он не терпел никаких отхождений от признанных порядков; он ненавидел, когда нарушали дисциплину. А то, что он увидел сейчас, ему представилось чем-то из ряда вон. Эта парочки и яркий серебристый блеск струящейся цепи между их запястьями – это что-то недопустимое. Постное лицо его насупилось и потемнело. Он фамильярно изрёк, останавливая их:

- Даниэль, здравствуй. Что это?

- Добрый день. Это мой учебный метод. А заключается он в том, что… когда люди любят друг друга, то они идут рука об руку по жизни. Сейчас как раз проходим эту тему в контексте одного произведения. Решил продемонстрировать ученикам наглядно.

Этот человек с постным лицом как-то недовольно фыркнул, отрицательно покачал головой своим мыслям и пошёл далее по своим делам.

Седьмой класс был удивлён не менее тому, что нынешнее появление их учителя так своеобразно. Но у них не было никаких пуританских замашек, поэтому они только таинственно и озорно поглядывали на Дани и Еву. С первых секунд с задних парт доносилось хихиканье. Большинство переглядывалось между собой. Даниэль захватил с первого ряда один сегодня пустующий стул. Он принадлежал Фриде, которой сейчас почему-то не было. Фрида – девочка, что всегда напоминала Даниэлю Адели. Девочка – живое болезненное воспоминание, намёк на ужасы минувших лет. Девочка, которая, сама того не ведая, открывала ему дверь в его старинные мучения и скорби. Нет, он не хотел бежать прошлого. Он хотел оставить его позади. И вместо Фриды у него теперь Ева – та, что заживляет прежние раны. Та, что ведёт за собой – в Будущее.
Вигго Гри внёс свою лепту, не успели Дани и Ева сесть за учительский стол. Он, хохоча, крикнул:

- Садо-мазохисты! Они тоже нагучники используют!

- Господин Гри. Вы знаете такие термины. Похвально. А знаете ли Вы, какое было домашнее задание? - сказал без мягкости ему Дани. 

- Чё-то выучить, - отрывая от края тетрадного листа клочок бумаги, что скоро станет пулями для пустой ручки, ответил Вигго расхлябанно.

- Вы выучили чё-то? Продемонстрируйте, - внушительно акцентировал на нём взгляд Даниэль. В строгости его было что-то родительское, а не пренебрежительное.
Вигго закатил глаза. Начал искать где-то на дне потрёпанного портфеля свой дневник, что не менее нещадно замызган. А после он вышел к доске и начал демонстрировать, как он выучил «чё-то». Единственное, что он знал наизусть – это первую строчку стихотворения, надеясь, что его сегодня не спросят. Но начал он с видом убедительным и даже смелым. Он без соответствующего выражения излагал:

- У забытых могил пгобивалась тгава. Мы забыли сутга. И забыли вчега. И забыли …Кгугом тишина!

Класс посмеивался тихонько над ним. Еве этот Вигго казался забавным, хоть и видным лоботрясом. Но Гри замолчал, видимо, что-то придумывая далее. Даниэль всё же его поправил:

Мы забыли вчера. И забыли слова.
И настала кругом тишина.

Левой свободной рукой он сделал жест Вигго, точно помогая ему далее вспомнить. Безуспешно. Ева отводила глаза, немного смущаясь пристальных и изучающих её взглядов из класса. Она не видела Даниэля. Скоро он переключил всеобщее внимание на себя, когда начал сам рассказывать произведение далее. Он обращался к ученикам. Но Ева понимала, что он адресует эти строки ей. Даниэль неспешно и вдумчиво читал наизусть стихотворение за Вигго:
 
Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,
Разве Ты не жива? Разве Ты не светла?
Разве сердце Твое - не весна?
Только здесь и дышать, у подножья могил,
Где когда-то я нежные песни сложил
О свиданьи, быть может, с Тобой.
Где впервые в мои восковые черты
Отдаленною жизнью повеяла Ты,
Пробиваясь могильной травой.

- Пгогибаясь могильной тгавой, именно, - поддакивал Гри, словно Даниэль только лишь навёл его на мысль, а основную работу выполнил он сам. Он и никто в классе не понял, что означал тот короткий взаимный взгляд Евы и Даниэля. Это было их изъяснение в собственных чувствах – в том, что невозможно рассказать. Это бесконечное откровение, что желало уместиться в несколько секунд. То, что жило в них, искало выхода и проявления. Оно желало сбыться, осуществиться.

Даниэлю было немного неловко. Он сказал тихо и ровно:

- Садись, Вигго. «Отлично».
- Да ла-а-дно! - протянул Гри, не веря, что впервые за несколько лет он удостоился такой оценки.

В каморке школьного сторожа было солнечно, но грязно. Именно к нему обратился Даниэль за помощью. Старик был примечателен тем, что никогда не лез за словом в карман и имел окладистую бороду, что делала его похожим на гнома. Он разбирался с замком наручников, что-то умело проделывая спицей. С озорным огоньком в глазах он восклицал табачно-осипшим голосом:

- У меня вся юность по тюрьмам была! Ох, и давал я дрозда, взламывая дверные замки! Перцовочки не желаете? У меня ещё брага есть. Сам делал. А то давайте оставайтесь тут. Я вас покараулю. Дело-то житейское! М?

- Спасибо, конечно. Но мы как-то без этого всего пробудем, - отозвался Даниэль. И сторож уже обратился персонально к Еве, чтоб без задней мысли поведать: 

- А то я помню, они тут с Бертой всё шуры-муры крутили между уроками.

Ева сделала вид, что ей на это всё равно.

- Мне кажется, Вы отвлекаетесь, - промолвил Даниэль незамедлительно. Скоро их запястья были свободны от металлических браслетов. Свобода? Долгожданная? Она им не нужна. Со всеми своими развилками и перепутьями, со всей неизвестностью на все четыре стороны. Она им не нужна.

Они уже собирались покинуть стены школы, но в коридоре появилась некая небезызвестная Дани и Еве персона. Берта. Ещё в начале урока ей донесли, что её «ухажёр» сегодня пришёл не один, а в компании Евы. Это Берте категорически не понравилось. И она поняла, что всенепременно покажет себя перед ними. И вот она появилась неожиданно, всё предусмотревшая и разнюхавшая.

Она скользнула к Даниэлю и начала буквально извиваться вкруг него. Берта как будто не знала о Еве рядом с ним, хотя так и норовила задеть её локтем или подтолкнуть. Берта заговорила, используя всё своё очарование и лицемеря:

- Милый! Подвезёшь сегодня меня до дома?

Она взглянула неожиданно и свысока на растерянную Еву и улыбнулась ему:

- А… Прости. Ты уже занят на ближайшее время.

- Ага. Обращайся ко мне, например…никогда, - так же улыбнулся ей Даниэль, идя далее с Евой и оставляя Берту позади.

Оставляя позади многое...