Если хочешь жить, - молчи. Часть1

Часть 1

Аннотация:

В этом мире не осталось ничего, что заставляло бы жить. Есть мотивация выживать и этого достаточно... Но также есть слишком большой риск смерти. Поэтому нужно усвоить золотое правило:

Если хочешь жить- то придется молчать.

Пролог.

Запах прелой листвы заполняет мои легкие. Ноги двигаются непринужденно, мягкие ботинки делают шаги беззвучными.

Чуткое ухо охотника улавливает звук опасности.

Разворачиваюсь и вот моя стрела уже направлена прямо в шею высокому парню. С облегчением выдыхаю и опускаю лук.

- Ты напугал меня,- строго говорю я ему. Его взгляд не сулит ничего хорошего.

- Что? Опять взрыв?- я непонимающе качаю головой. Что значит этот растерянный взгляд?

- Отбор в отряды добровольцев.

Мои губы дрожат. Я затрясла головой сильнее.

- О, нет, тебя ведь не забра...

Показывает красную татуировку на запястье.

Я не успеваю открыть рта, чтобы закричать, а он уже бьет меня по голове.

Все вокруг темнеет и мир исчезает, уступая место пропасти.

Часть 1. Yellow flicker beat

Глава 1.

Прошло вот уже два года с того момента, когда мой родной брат приволок меня в центр города, где меня прилюдно высекли и раздели.

Если вы все еще не понимаете, а вы не понимаете, потому что я еще ничего не объясняла, то слушайте внимательно.

Еще задолго до рождения моих прапрапрабабушек и прапрапрадедушек случился Великий Взрыв. Уничтожил этот Взрыв почти всю планету земля, оставив лишь кусок бывшей Норвегии, немного от Бразилии, пару русских островов и Антарктиду. Выжившие- а таких сейчас на нашей планете примерно тысяч пятьсот,- собрались все вместе и построили новый континент-остров, так как даже не выжженная земля была отравлена последствиями Взрыва. Этот остров назвали Монополи.

Всего у нас примерно семь-шесть небольших городков и куча забытых Богом деревенек. Есть, конечно, Великая Столица,- ее так и называют,- но попадают туда только те, кому посчастливилось там родится.

Я как раз-таки из одной такой деревеньки. Здесь главным нашим делом является рыболовля. Но на одной рыбе не прожить даже тремя сотням поселенцам (это и есть численность моей малой родины). Поэтому у нас процветают такие профессии, как: проституция, изготовление наркотиков, фармацевтика и другое. Есть, конечно, благородное дело шахтера или даже владельца лавочки, но такое передается только от отца к сыну.

Я была рождена в семье отца-фармацевта и матери-охотницы. Вообще-то в Монополи нельзя быть охотником, если только ты не собираешься принести всю добычу людям из Столицы совершенно бесплатно. Какой тогда толк?.. Поэтому моя мама сейчас и не с нами. Нет, она жива и они с отцом состоят в браке. Просто она была вынуждена скрываться от Добровольцев.

У меня был старший брат,- был, потому что год назад его расстреляли за то, что выяснилась его кровная связь с моей мамой. Да, здесь нет такого выражения "Внук за деда ответственности не несет." Наше правление считает долгом чести истреблять семьи неугодивших.

С Грэем мы были не разлей вода. Наши имена очень похожи,- Я Грэйс, он Грэй. Но так случилось...

Однажды я была в лесу. Мама многому меня научила и теперь я под страхом смерти изредка выползала на охоту. Грэй тоже много чего умел, но не так хорошо, как я.

В тот день мы пошли порознь. Дело в том, что в Монополи есть такая принудительная акция: всех юношей от тринадцати до семнадцати хватать и заставлять идти некими "добровольцами". Они должны были следить за теми, кто представляет собой угрозу правительству и вообще просто сдавать всех подряд.

Я не могу винить Грэя, так как всем добровольцам вживляют в запястье чип,- и он не позволяет им действовать самостоятельно. Все в этом мире контролируется. Загадочные люди из Великой Столицы, которых никто и никогда не видел,- правят всеми остальными.

Это утро необычайно солнечно. Просыпаюсь от того, что свет бьет в глаза. По привычке встаю быстро, рывком,- рука непроизвольно хватается за кинжал под подушкой.

Раз. Два. Три.

Дыхание восстанавливается. Выхожу из комнаты. Отец как всегда проснулся ни свет ни заря. Я всегда ругаю его за это,- ему не хватает сна,- но он лишь с улыбкой качает головой.

- Привет, Грэйс,- он кивает мне. Я отвечаю тем же, но без слов. Я не люблю разговаривать. Основное правило жизни: если хочешь жить,- молчи. Я усвоила его в тот миг, когда семь пуль одновременно впились в тело моего брата, окрасив белоснежную рубашку красными подтеками.

Он слишком мало молчал,- поэтому сейчас мертв.

Раздается еле слышное постукивание, и вот на кухню на старой инвалидной коляске въезжает Хэйли. Она- моя сводная сестра. У нее нет обоих ног, она потеряла их в далеком детстве, когда дом моего отца взорвался, унеся жизни его жены и второй дочери.

Хэйли относится ко мне странно. Временами она очень дружелюбна, временами ужасно язвительная. В любом случае ее взгляд всегда источает обиду, когда она смотрит на меня. Хэйли всего двадцать два, она на пять лет старше меня, но ее светлые цвета сухого сена волосы седые на висках.

- Доброе утро,- для ее хрупкой фигурки голос довольно мощный. Я мельком оглядываюсь на нее. Встречаюсь с ней глазами,- бледно-голубые, с желтым узором вокруг зрачка. Эти глаза пугают меня больше, чем дуло карабина.

Если я чего-то и боюсь, так это Хэйли.

Невероятно милое и нежное лицо вот уже сколько лет хранит непроницаемое выражение воли и силы.

Когда ей было четыре года, она лишилась обоих ног, сестры и матери. Когда ей было пять родилась я и она лишилась внимания отца. Не знаю даже, что больше ее травмировало.

Когда Грэй был еще жив, он всегда старался держаться от Хэйли подальше. Сейчас они были бы ровесниками. Грэй рассказывал мне о том дне, когда мать впервые привела домой другого мужчину после смерти отца Грэя.

Была зима. В Монополи климат всегда перенасыщен,- слишком холодные зимы, слишком жаркое лето, слишком дождливая осень и слишком много гроз весной. В тот день буран унес крыши нескольких соседних домов. Грэй был дома один и сидел в кромешной темноте. Он не боялся, я это знаю. Грэй родился без чувства страха.

Когда наконец-то отворилась дверь он сбежал вниз приветствовали маму. Помимо нее там был еще незнакомый худой мужчина и девочка у него на руках.

Грэй не испугался, но вскрикнул, когда увидел, что у девочки нет ног. Мама и мужчина хотели что-то сказать, но внезапно малютка открыла рот и сказала так, как не смогли бы многие взрослые:

- Не смотри, что у меня нет ног. Смотри, что у меня есть характер!

Когда-то когда я была маленькой я все время спрашивала Хэйли: почему ты так ответила? Она всегда хватала меня за руку и говорила каждый раз одно и тоже:

- Я не помню этого, но я могу тебя заверить,- в тот миг говорила моя душа.

Я всегда боялась подходить к ней близко. Слишком цепкие тонкие пальчики, слишком худое изможденное лицо, но несломленный взгляд и упрямый подбородок.

Хэйли проезжает на середину кухни. Папа жарит овощи. Она протягивает руки и пытается достать тарелку, но не может.

Ей нужно привстать, но она этого никогда больше не сумеет сделать.

Я быстро обхожу коляску и хочу уже подать тарелку, но она усилием нечеловеческой боли подпрыгивает и хватается сама. Мои пальцы разжимают белую керамику. Страх охватывает всю меня.

Хэйли не человек.

Это не правда, я знаю. Конечно она человек. Но есть в ней что-то паранормальное.

Опускаю глаза и с усилием заставляю себя выдержать взгляд. Губы Хэйли сжимаются еще больше, она кладет тарелку на стол и катит дальше.

Отец никогда не говорит со мной о Хэйли, а с Хэйли- обо мне. Все правильно.

После еды я иду к себе в комнату и начинаю собираться не рынок. Хэйли запирается у себя. Она никогда не выходит из комнаты, разве что в душ и поесть.

Стараясь отвлечь себя от дум и страха перед сводной сестрой, начинаю размышлять, что сегодня можно было бы выудить. В сумку складываю выделанную беличью шкурку, которую продам тайком. Базилик, ветки укропа, морковь, свекла, огурцы, бобы, все, что можно продать.

По пути на рынок встречаю много знакомых. На встречу мне попадается Джейн, моя так сказать подруга по школе.

На самом деле у меня нет друзей.

Моим другом был Грэй. Но Грэя больше нет. Он похоронен в овраге в белом мешке. Мой единственный друг там, и я не собираюсь его навещать, так как знаю: над его телом еще полдесятка других.

На рынке всегда много людей. Редко когда покупают, в основном торгуют. Я сразу поворачиваю к одному парню, с которым учусь в одной школе. Я протягиваю ему кусок белой ткани,- на самом деле там беличья шкурка. Он кивает, складывает шкурку и протягивает мне деньги.

Он не разговаривает. Если хочешь жить,- молчи.

Таким образом к обеду у меня скапливается достаточно денег чтобы купить некоторые лекарства. Отец болеет, но не говорит чем, а только дает указания, что купить. Впрочем, я ничего и не хочу знать.

Возвращаюсь домой чтобы переодеться и захватить охотничьи принадлежности. Лук, стрелы, ловушки.

Идти в сторону леса- самое опасное. Там всегда полно добровольцев,- да, вот вижу четверых. Они все- мои бывшие одноклассники.

- Куда направляетесь?- один из них преграждает мне путь. Сумка на плече достаточно большая, чтобы там поместился лук и колчан со стрелами, но я машинально надавливаю сверху.

- На окраину,- отвечаю я. Когда разговариваешь с добровольцами, главное,- смотреть им в глаза не моргая. Почему-то от такого зрительного контакта происходит сбой в чипах и есть надежда, что доброволец окажется человечным.

Парень действительно слегка смутился. Он растерянно отступил, а я быстрым шагом пошла дальше.

Теперь предстояло перейти блок-пост. Это не так уж и сложно. Территорию деревни охраняют во все не добровольцы, а простые парни, которым нужно кормить семью и многочисленных братьев и сестер.

Я свищу- коротко и отрывисто. Они знают этот свист.

Джон соскакивает с танка (далеко не единственного даже в нашей деревне) и улыбается мне. Его внешность чем-то напоминает мне Хэйли, но не внушает страха.

- Привет, Гризли,- это прозвище знают только избранные. Я улыбаюсь. Джона называют Большой Клык, потому, что у него есть вставной зуб, который изначально принадлежал медведю.

- Привет, Большой Клык,- причиной моего прозвища стала одна история. Это случилось через неделю после того как исчезла мама. Я должна была впервые выйти на охоту без нее. Мне было лет десять, может, одиннадцать. До этого я видела охранников и они всегда трепали меня по щекам и угощали.

В тот раз я подошла неслышно,- в легких совсем не было воздуха, я просто стояла и смотрела на эти исполинские рядом со мной фигуры.

Они обернулись. Джон Большой Клык прямо как сейчас соскочил с танка и подошел ко мне. Сел на корточки и нежно тронул меня за подбородок.

- Где же твоя мама, Грэйс?

И я ответила то, чем утешала меня мама:

- Она пошла охотится на медведя гризли!

Тогда Джон выдавил из себя смех, но теперь я знаю, про кого говорила мама. Она пошла на охоту за чиновниками.

С тех пор Большой Клык называет меня только Гризли.

Он протягивает мне грязную жесткую ладонь. Пару секунд крепкого рукопожатия и мой взгляд упирается в рыжеволосового юношу, пристально смотрящего на меня.

- Кто это, Большой Клык?- я хватаю его за локоть и взглядом указываю на рыжего.

Лицо Джона расплывается в улыбке.

- Новобранец. Познакомить?

Недоверие. Оно может спасти жизнь так же успешно как и молчание.

- Нет... Я спешу.

- Ну хорошо... Иди! Удачной охоты!

Он хлопает меня по спине и вновь взбирается на танк. Глаза рыжего провожают меня до самой опушки. Сердце трепещет при мысли о том, что это может быть предатель или доброволец.

Если моя версия верна, завтра будет последний день Большого Клыка и парней.

Останавливаюсь за первыми же деревьями и сжимаю запястье другой рукой. Зажмурившись, тщетно пытаюсь прогнать картину смерти Джона, считая пульс. Не помогает.

Только не его. Не Большого Клыка. Нет. Нет. Нет!

Этот мужчина был всем для меня. В молодости у них с мамой была большая любовь, но по каким-то причинам они разошлись, оставшись просто друзьями. Большой Клык такой же превосходный охотник, как и она.

Раньше я называла это влюбленностью. Мне так казалось. Во всяком случае, стоило ему улыбнуться мне как сердце замирало, а в животе начинал кружится пестрый рой тропических бабочек. Я никогда не видела бабочек,- только на картинах учебника по биологии. Бабочки исчезли во время Взрыва, как исчезли колибри, стрекозы и многие другие виды насекомых и животных.

Я до сих пор не знаю, что означает реакция моего организма на прикосновения Большого Клыка. Почему у меня в легких будто прорастают цветы и мешают дышать? Почему я не могу глотать, так как их лепестки забивают мне горло? Почему от одного его взгляда внутри все съеживается, а потом медленно распадается, принося удивительно приятную нежную боль?..

Я научена жизнью,- боль есть боль, и ее надо избегать. Боль есть то, что может убить, отобрать способность двигаться и стремление к спасению. Боль- самое ужасное, что может случится.

Но боль от Большого Клыка была тем немногим, что доставляло мне удовольствие.

Вспоминаю его руку на своей спине и вздрагиваю от воображаемого наслаждения. Мысли о его возможной смерти уплывают из головы и я иду дальше.

Расставив силки и подстрелив пару зайцев я сажусь на большой камень у ручья. Журчание воды спокойно, складывается ощущение, что я живу в прекрасном мире.

На самом деле это даже не мир.

На выходе из леса уже думаю о том, что надо бы поболтать с парнями и Джоном. И вдруг замечаю движение.

Стрела вонзается в мягкую кору дерева, на лету взьерошив огненно-рыжие лохмы. Словно языки пламени, волосы взметаются вверх и медленно ложатся обратно.

Рыжий.

- Что тебе надо?!- если хочешь жить,- молчи, но я кричу. Речь не о моей безопасности,- речь о жизни Джона.

У парня очень бледная кожа,- как будто он уже несколько раз умирал. Карие теплые глаза отдают еле заметное краснотой,- как будто недоспелая черешня или черная смородина.

Он медленно поднимает тонкие изящные руки вверх.

- Ничего,- его голос вздрагивает, когда наконечник стрелы практически упирается ему в зрачок.

- Ты следил за мной?- ошибки нужно исправлять. Говорю так тихо, что сама себя не слышу.

- Нет,- ему не больше лет чем мне. Стройное чуть мускулистое тело обладает удивительной гибкостью, прямо как молоденькое деревце толщиной с два пальца.

- Нет? Ты ходил за мной.

- Ну и что?

Стрелу сменяет нож, да так быстро, что зрачки рыжего еще не успели расшириться, а сталь уже коснулась нежной кожи на шее.

- Ну и что? Ты доброволец, не так ли?

Лезвие впивается в кожу. Вокруг серебра стали начинает расплываться едва красное пятно.

Если он вдруг сглотнет или двинет горлом, то мне придется прятать тело.

- Нет, я не доброволец. Я могу показать тебе руку.

Лезвие сдвигается назад, но лишь затем, что продвинуться вперед еще больше.

- Тогда зачем?

Если честно, то меня раздражают такие лица. Маленький нос, тонковатые губы, изогнутые брови,- это было бы хорошо для Великой Столицы, но не для здешних суровых мест. Слишком хорошенький чтобы жить.

- Я отвечу, но убери пожалуйста нож.

В ответ на это я отскакиваю назад. Он медленно опускает руки. Нож в моей руке в том положении, в котором его можно метнуть.

- Я бы хотел с тобой познакомится,- говорит Рыжий. Инстинктивно дергаю рукой, когда он делает полшага вперед.

- Как тебя зовут?- он выглядит слишком дружелюбным, чтобы доверять. Дружелюбные люди либо мертвые, либо станут таковыми через пару недель.

- Грэйс Кайт,- я говорю свое имя очень тихо. У меня нет никакого желания тратить время на этого парня.

Но в то же самое время он не вызывает у меня страха.

- Гризли,- его губы трогает милая улыбка. Мне хватает полсекунды чтобы перестать любоваться и метнуть нож.

Прямо между скулой и плечом, в то же дерево, из которого торчит стрела.

- Не смей,- рычу я. Ладонь должна чувствовать оружие, и я хватаюсь за стрелу.

Он слегка дергает бровью.

- Хорошо. Я- Симус Паркер. Будем знакомы, Грэйс Кайт.

Он протягивает ладонь. Большой Клык всегда говорит: по ладоням можно определить характер человека.

Пальцы длинные, хрупкие, узловатые. Сама ладонь белая, словно в присыпке. Линии тонкие и едва заметные. Очень проступают вены.

Определить, мягкие ли они на ощупь, можно лишь ответив на рукопожатие.

Быстро хватаюсь за его ладонь своей и сжимаю коротко и сильно. Он не успевает обхватить мою руку пальцами, а я уже одергиваю ее назад, как будто обожглась.

Кожа оказалась очень грубой и жесткой.

- Ты сейчас же на блок-пост?- он заглядывает мне в глаза со все той же улыбкой. Киваю, не глядя на него, отталкиваю от дерева и извлекаю нож и стрелу.

- Пошли вместе?- снова киваю, но только потому, что выбора нет.

Он начинает мне что-то говорить, но я не слушаю. В моей голове пробегают строчки, складываясь в дедуктивный вывод: Симус не несет в себе опасности, но и пользы от него явно никакой.

- Как охота, Гризли?- вот кого я рада видеть! Это мой бывший одноклассник и друг, Джим, которого все зовут Орел из-за его янтарных глаз и крючковатого носа.

- Великолепно!- я рада забыть про Симуса. Мы обнимаемся с Орлом, от него пахнет клюквой. Мои ноздри жадно впитывают этот кисло-сладкий запах, а слюна начинает вырабатываться активнее.

В нашем лесу нет клюквы. Но Джим тайком выращивает ее у себя дома и часто меня угощает.

- Я смотрю, ты уже познакомилась с Рыжиком?- его дыхание щекочет мне ухо и я смеюсь. Идеальное прозвище!

- Да уж...- я отстраняюсь от Орла и заглядываю в его удивительные желтые глаза.- Он очень странный,- добавляю я, вызвав своей фразой смех у Джима.

- Брось, Гризли. Он всего лишь запал на красотку-охотницу.

Получив ощутимый подзатыльник и похихикивая Орел указывает подбородком на дорогу.

- Добровольцы.

Колчан со стрелами и лук оказываются в сумке раньше, чем Джим договорил. Смех и хитрость уступаю место хмурости на его мужественном лице. Я слышу крик Большого Клыка:

- Ээй, парни, по местам!

Три секунды,- вдох; еще четыре- и я внутри танка.

Там душно. Мы сидим с Большим Клыком напротив друг друга. Орел запирает люк над нашими головами и я слышу, как он, постукивая тяжелым ботинком по броне, кричит:

- Все нормально! Проверки не нужны!

Но, видимо, эти сволочи нашли к чему придраться. Я знаю, что мои щеки пылают,- конечно, напротив же Джон. Ему лет тридцать восемь, он просто огромного роста и его тело сплошь состоит из до стали накаченных мускулов.

Мне стыдно в этом признаться, но я неоднократно представляла себе его без футболки.

Глаза Белого Клыка голубые, но гораздо ярче, чем у Хэйли. Волосы тоже светлые, но не тусклые. Они густые и слегка вьются, идеально, чтобы запутать в них пальцы...

Грэйс!

Я поспешно отвожу взгляд, чтобы зря не трепать себе нервы. Тепло медленно вытекает из груди, оставляя внутри неловкую, мешающую пустоту.

- Гризли?- я вздрагиваю. Поднимаю глаза. Джон подается вперед.

- Я видел, как ты едва не убила Симуса.

Я киваю головой, сглотнув. Большой Клык поджимает губы и пожимает плечами.

- Может, ты и правильно поступила...

Он хочет сказать что-то еще, но в душное помещение внутри танка врывается прохладный воздух и яркий свет. Лицо Орла закрывает солнце.

- Выходите! Ушли.

Большой Клык помогает мне выкарабкаться. Его громадные руки на моей талии,- тепло его ладоней порождает удивительное летающее чувство.

Оно падает и разбивается, встретившись глазами с Симусом.

 

Глава 2

Я замираю. Нет, этот взгляд не может принадлежать Рыжику! Холодный, кислый, упрямый, да еще и ревнивый!

Но очень быстро мне становится наплевать, что там подумал этот мальчишка. Руки Джона соскальзывают с моей талии, оставляя мерзнуть те куски кожи, которым было так невероятно жарко от его ладоней до этого.

Орел все видит и знает. Я смущенно отвожу глаза, но он приподнимает мой подбородок.

Удивительно, что мы ровесники. Он выглядит как взрослый мужчина, да и для меня он навсегда останется больше наставник нежели друг.

- Эх, Эх, Эх,- только и произносит он, улыбаясь. Красивое покрытое щетиной лицо уродует длинный шрам,- от виска до Переносицы.

Я краснею. Лукавые чертики в его глазах пляшут свой дикий танец и от этого мне и легко, и сложно.

Мы спускаемся. Садимся с другой стороны танка. Время обеда,- я всегда обедаю здесь. Все приносят каждый сколько может,- я достаю самую жирную белку.

- Ах, какая красавица!- и кровь застывает в жилах от этого голоса.

Рука сжимает нож. Я поворачиваю голову столь резко, что в шее хрустит а в глазах темнеет.

Его называют Волк. И в правду, в этом человеке есть нечто от волка,- вытянутое вперед лицо, крупные клыки, раскосые злые глаза. Большой Клык знает, с каким животным сравнить человека.

Волк протягивает руку к освежеванной тушке. Орел решительным жестом отталкивает его ладонь. Большой Клык кладет мне руку на плечо чтобы я успокоилась. Дыхание медленно восстанавливается.

На седых висках Волка начинает биться венка. Он не терпит, когда с ним так обращаются, но Орел едва ли не такой же крупный как и Белый Клык. Волку примерно лет пятьдесят семь,- для наших краев это считается долгожительством. Он очень худой и дряблый, но обладает нестареющей способностью к подлости и гнусностям.

- Что, даже не угостишь?- мои зубы скрипят когда он устремляет свой взгляд на меня.

- Нет,- сквозь зубы говорю я. В глубине нечеловеческих черных глаз вспыхивает адское пламя.

- Дерзачка,- произносит он шепотом. Тишина, но я неуверена, что кто-то помимо меня и его это слышит.- Грубить старшим не хорошо...

Он приближает ко мне свое испещренное шрамами лицо и выдыхает. Вонючее горячее дыхание обжигает кожу. Мне так противно, что хочется убежать от этого мерзавца.

Он хочет наклонится еще ближе, но получает ощутимый тычок в грудь,- между нами вырастает громадная фигура Джона и я с облегчением выдыхаю. Словно между мной и Волком выросла большая крепкая стена.

Большой Клык гораздо, гораздо выше Волка. Он униженно смотрит вверх, а потом усмехается и уходит.

Орел провожает его долгим взглядом. Напряженное до звона в ушах молчание разрушает невинный вопрос Рыжика:

- А что он такого сделал?..

Наверное, мы все молчали из-за Волка слишком долго, поэтому сейчас разразились диким хохотом. Непонимающие глаза Рыжика мечутся от одного лица к другому, но потом он тоже начинает смеяться.

- Просто его нужно остерегаться,- мягко поясняет Одноглазый. Это еще один мой друг с блок-поста. Они с Большим Клыком вместе служили в армии и вместе же оттуда и сбежали. Результатом их побега оказался выбитый глаз и зуб. Очень хорошо для наших мест.

Рыжик понимающе кивает. Он поворачивает лицо ко мне. Легкий румянец трогает его запавшие щеки. Мой враждебный взгляд смущает его. Но я не собираюсь ему доверять.

Парни рассказываю разные истории. Жареное беличье мясо тает во рту. Половину своей порции я аккуратно складываю обратно в сумку, чтобы продать на рынке и купить еще чего съестного.

Наконец, моя любимая часть,- Орел с улыбкой лезет в сумку и достает клюквенное варенье. Раньше этим занимались его многочисленные сестры,- но два из небольших взрывов, которые переодически устраивает государство, унесли жизни их всех. Орел остался один.

Я ем очень медленно, рассасывая во рту до того момента, как полностью не потеряет вкус. Рыжик смотрит на нас удивленно.

- Бери,- Орел показывает подбородком на баночку с вареньем. Рыжик смущается еще больше.

- Я... Я не знаю... Ведь нельзя?..

Все улыбаются. Мои губы тоже дрогнули, но я из вредности вернула их в обычное положение.

- Пока никто не видит, все можно,- тихо произносит Одноглазый. Он знает, что это не так.

Несколько лет назад его старшая дочь, которой было всего десять, последовала этому правилу. Зима, дикий голод,- Одноглазый долгое время не мог найти работу. Младшая сестренка умирала от пневмонии. Нужно было купить лекарство, но на какие деньги?.. Тогда Венни вышла на рынок и направилась к лавочке фармацевта (не моего отца). Внутри были добровольцы. Она дождалась пока они уйдут и попыталась украсть лежащие на прилавке таблетки. Никто не смотрел на маленькую чахлую девочку. Она схватила пачку и спокойно вышла, как взрослый профессиональный вор.

Да, у нас взрослеют очень рано.

Венни шла, прижимая к себе под тулупом заветные таблетки.

На встречу ей снова попались добровольцы.

- Почему ты одна на рынке?- спросил один из них. Венни хотела соврать, но не успела. Сильный порыв ветра пошатнул ее фигурку. Таблетки выпали из-под тулупа.

Ее расстреляли на месте, не разбираясь в ситуации и откинули с дороги в снег.

Четверо суток Одноглазый искал Венни. Он нашел ее обглоданный собаками (и людьми) скелет, узнав его лишь по красному шарфику.

Там же лежала скомканная упаковка таблеток, за которые Венни отдала жизнь.

Младшая дочь Одноглазого выздоровила. Однако у нее очень слабый иммунитет и в случае такой же холодной зимы как в тот год велик риск, что для нее все будет кончено.

Одноглазый сказал ей, что Венни поехала к маме. Впрочем, это правда. Жена Одноглазого умерла при родах.

Нет ни одного человека кроме столичных, у которого все в семье были бы живы.

Наступает время уходить. Я неторопливо поднимаюсь. Болтаю сначала с Одноглазым, потом с Орлом. В школе мы были парочкой,- просто друзья, но каких только слухов о нас не ходило!..

Когда разговор заходит о Хэйли, я прихожу в жуткое замешательство.

- Как там твоя сестра?

Что я могу ответить? Я не знаю, как она. Не то чтобы я этим никогда не интересовалась... Но с Хэйли очень трудно понять, что с ней.

- Хорошо,- отвечаю я, соврав себе. Он спросил о здоровье, он спросил о здоровье.

Прядка моих темных почти черных волос выбилась из хвоста. Орел заправляет мне ее за ухо, чтобы немного успокоить меня.

- Ну и хорошо, что хорошо,- он улыбается и медленно переводит глаза за танк. Его алые в трещинках губы искривите веселая ухмылка.- Тебя ждет наш старичок!

Кровь приливает к щекам. Я сжимаю губы и хлопаю Орла под ребра. Он обнимает меня и хлопает пару раз по спине.

- Гризли,- я сажусь рядом с Джоном. Он смотрит на меня вниз. Не знаю, о чем он сейчас думает. Я рада, что он тоже не знает, о чем думаю я.

- Большой Клык?- я говорю с некоторой иронией, но сохраняя его нежность в голосе.

- В танке я не успел договорить...

Сердце ухает вниз, делает сальто и возвращается назад. От мнения Джона у меня зависит все.

- Почему ты не доверяешь Симусу? Ты думаешь, мы бы взяли в наш коллектив плохого человека?

Пару секунд я обладаю мнением, что ответить мне нечего. Но потом губы сами формируют слово:

- Волк.

Глаза Джона на мнгновение опускаются и становятся едва ли не виноватыми.

- Волка мы не выбирали, Гризли. Он был здесь до нас.

- Я помню. Хочешь сказать, это он вас принял?

- Да, частично да.

- Но ведь ты видишь, что он может предать. Почему вы его... Не выгоните?

- Это все равно, что выгонять пожилого хозяина квартиры.

Квартира. В современном языке это слово исчезло. Но Джон любит говорить теми фразами, которые использовали до Взрыва.

Я усмехаюсь.

Большой Клык умеет чувствовать людей, так зачем же я буду ему мешать...

Встречаюсь с ним глазами,- два кубика льда скользят по пищеводу в живот и снова эта удивительная прекрасная боль, давящая внутренние органы, крошащая кости.

- Пока, Гризли.

- Пока...

Я еще не успела отделаться от этого прекрасного чувства, как мне в бок влетает Рыжик.

Волна раздражения прокатывается по телу и на один безумный миг я хочу засадить стрелу ему в глотку.

- Что?- спрашиваю я, не глядя на него. Мне кажется, если я увижу это милое доброе лицо то от злости перережу его ножом.

- Ты сейчас куда?- спрашивает он, пытаясь выйти вперед меня и преградить дорогу. Я тут же ускоренным шагом направляюсь дальше, чеканя шаг. Шипю сквозь зубы:

- Не твое дело!

- Ну... Я просто хотел...

- Слушай сюда,- терпеть уже нет сил. Хватаю его за ворот рубашки. Он выше меня на голову, но я и такого способна обломать.- Отвали от меня, пока я просто не захотела пырнуть тебя ножом.

Его реакция,- страх и смущение,- действуют на меня. Я удовлетворенно задираю голову вверх. Рыжик окатывает меня тоскливым взглядом и пожимает плечами.

- Хорошо,- разворачивается и уходит.

Он оставляет меня со смешанными чувствами. Я и довольна собой, и немного разочарована. Я ожидала от него большей прыти.

Иду домой. Интересно, где он был раньше? Как так получилось, что его до сих пор не забрали в добровольцы? У нас на все население не больше пяти-шести парней, которые чудом избежали этого. Орел в их числе только за счет того, что когда начали проводить массовые облавы он уже ушел из школы и работал с Большим Клыком.

Дома все как обычно. Злой взгляд Хэйли, усталое лицо отца. Я на столько привыкла к этой картине, что уже считаю, что это моя участь и большего не дано. Даже не хочется что-то менять.

Возможно, мой консерватизм связан с тем, что любые перемены всегда означали смерти, голод и убийства. Смена правительства несколько лет назад прочно засела в моей памяти. Президент Монополи умер, оставив крупное завещание сыну. Но болвана сынка убили. Кто будет президентом? О, кто только не пробовал. Временное правительство менялось чуть ли не каждые три часа. Одних убивали, других увольняли, третьи уходили сами. Народные восстания стали таким же обычным делом, как, скажем так, эпидемии тифа. Людей расстреливали просто потому, что чем меньше народа, тем меньше бунта. Это было жуткое время. Все в моей жизни перевернулось. Расстрел Грэя произошел всего за два часа до того, как по главному микрофону объявили: выбран новый глава страны (а значит, и континента, и вообще всего мира). Было бы это на два часа позже,- и еще могла остаться надежда, что радость правления и облегчение для мэра городка захлестнет все вокруг и Грэй больше перестанет их волновать...

С другой стороны- не убили бы тогда, убили бы чуть позже. Тут никто своей смертью не умирает.

- Ты сегодня так поздно,- проговаривает Хэйли, когда дверь за отцом захлопывается. Она сидит в своем инвалидном скрипучем кресле как на троне и смотрит на меня соответствующе.

Я гляжу на нее через плечо. У меня нет никакой охоты разговаривать с Хэйли.

- Да,- я киваю и прохожу мимо нее, аккуратно протискиваюсь между коляской и стеной.

- Такое ощущение, что ты решила отвергнуть меня,- шепчет она в след. Я замираю, от удивления моя парящая в нескольких миллиметрах от пола нога с глухим стуком становится не туда и я на мнгновение теряю равновесие.

- Отвергнуть?.. Нет,- смущенно бормочу я. Я знаю, что если сейчас обернуться, то Хэйли выпьет из меня возможность двигаться глазами.

- Да. Ты не хочешь даже смотреть на меня. Я тебе противна, правда?

Ее вкрадчивый шепот проникает через уши в тело и замораживает все внутри. Дикий страх окутывает меня жестким стегаными одеялом и я скрипя сердце поворачиваюсь к ней лицом.

Мой взгляд впервые за столько лет опускается к ее ногам,- точнее к тому, что должно было быть ее ногами. Обрезанные некрасиво зажившие культи в том месте, где по идее начиналась голень.

Холодный пот стекает сзади по шее. Я видела уродства и пострашнее, но принадлежали они не таким людям как Хэйли. У тех людей не было этого упорства, этой силы во взгляде.

Мои глаза предают меня, они упорно не хотят смотреть на что-нибудь другое.

Хэйли следит за моим взглядом и я слышу полувздох, вырвавшийся из ее груди в тот момент, когда она поняла, куда я смотрю.

- Нет,- шепчу я. Она стискивает зубы.

- Конечно, как я могла не догадаться. Я же урод. Не такая как ты.

Горло сдавливает кусок стекла.

- Нет, я...

- Заткнись! Заткнись! Заткнись!- визжит Хэйли. Она пытается уехать, но не получается. Тогда она вдруг отталкивается с коляски и падает на пол.

Активно загребая руками, как опытная пловчиха, она направляется мимо меня. Я кричу, что ей нужно сесть обратно, но Хэйли не слышит. Она ломает ногти о деревянный пол, самые страшные проклятия сыпятся гроздями из ее рта и впиваются в меня как многочисленные острые шипы.

Я зажимаю рот рукой, а потом выбегаю.

Я бегу очень долго. Страх сковывает меня. Мне кажется, что Хэйли меня догоняет и я кричу во всю глотку.

В мою голову ударяет мысль: я у блок-поста.

С разбега прыгаю в траву и бью кулаками по земле.

Непреодолимое желание кричать подавляю, запихнув запястье в рот и сжав кожу зубами. Хочется кричать уже не от внутренней, а то телесной боли.

У меня резко пропадают силы. Я падаю с колен, лицом вниз. Переворачиваюсь на спину и наслаждаюсь закатом.

Мне так повезло, что не услышали моих криков.

Внезапная мысль пронзает мой мозг: парни с блок-поста могли все видеть. Черт! Я же орала как полоумная!

Со стоном закрываю лицо руками.

Проклятая Хэйли. Проклятая жизнь. Будь проклят тот день, когда моя мать впервые посмотрела на моего отца.

Лежать в траве приятно. Отползаю еще немного назад, чтобы ноги не касались разбитой заасфальтированной дороги.

Воздух свеж и наполнен душистым ароматом трав. Протягиваю руку к странному цветку. Осторожно глажу нежные бархатно-синие лепестки.

До Взрыва вся Земля была в цветах. Сейчас в Столице выращивают некоторые в оранжереях, а нам осталось довольствоваться мутантами.

Но я рада даже этому.

Открыв глаза начинаю осознавать, что пора идти домой. Но так не хочется...

- Гризли?!

Порывисто вскакиваю. Большой Клык стоит, чуть приоткрыв рот. Он удивлен, даже очень.

- Гризли... Это не ты сейчас кричала?..

Я молчу. Эпизод с Хэйли железной перчаткой сдавливает мне сердце.

- Я,- отвечаю чуть слышно. Горячая волна поднимается к глазам.

Никогда и ни за что не плакать. Я давала обещание матери.

- Черт, что случилось?- он... обнимает меня. Бабочки с картинок в учебники врываются в мое тело. Я открываю им ворота.

Руки неловко опускаются на могучую спину Джона. Ноги меня уже почти не держат. Его тепло высасывает и растворяет в себе образ кричащей Хэйли.

Так приятно упираться лбом в его могучее плечо, что мне не стыдно сказать: я бы повторяла свой идиотский поступок каждые полчаса если бы за этим следовали объятия Большого Клыка.

Вдыхаю его запах- машинное масло и свежесть вечера. Эта смесь дурманит меня и я окончательно тону в море блаженства, где вода- это слезы счастья, волны вызваны ветром его дыхания, и всегда шторм страсти.

Он берет меня за плечи и отстраняет. Я выныриваю на поверхность, но мне кажется, что идет большая волна и сейчас я снова утону.

- Я никому не дам сделать с тобой что-то плохое.

И я снова под толщей воды.

- Спасибо,- мямлю я, не заботясь о том, выгляжу ли по уши влюбленной.

Его громадная жесткая ладонь соскользает с плеча и прикасается к моему подбородку, легонько подтолкнув его вверх.

Вода заливает легкие и я больше никогда не смогу дышать.

- Обещай больше никогда не кричать,- он нежно подглаживает большим пальцем по скуле.

Надо что-то ответить, но вода везде,- она разжижает мне мозг и сковывает язык.

- Да... Хорошо,- я киваю, во всяком случае, я думаю, что киваю.

Он смотрит на меня довольно долго. После чего одними губами произносит:

- Ты так похожа на свою мать,- его голос хрипит. Он подается вперед и говорит, прерывист дыша мне в лицо:

- Я любил ее больше жизни.

Подводное течение уносит меня далеко-далеко от берега. Я больше никогда не хлебну кислорода.

- Да...- я медленно киваю. Неужели он намекает...

- И тебя тоже, Гризли.

И тут я начинаю умирать, захлебнувшись.

 

Глава 3

Внутри все разлетается миллиардом осколков, когда я слышу шелест шагов по траве.

Рука Большого Клыка уходит назад. Нежность смешанная со страстью в глазах превращается в обычное спокойное выражение. На его щеках вспыхивает румянец. Интересно, какая красная я, если даже он засмущался?

Я закрываю глаза чтобы не видеть того, кто все-таки вытащил меня на берег.

- Эй,- говорит Рыжик, непонимающе переводя взгляд с меня на Джона. Мы молчим. Сколько же он успел увидеть?

Делаю молниеносный бросок вперед. Крик боли и неожиданности разрубает вечернюю тишину. На мою руку брызгает кровь, лезвие ножа заливает красной жидкостью,

- Грэйс!- отчаянно кричит Большой Клык, но слишком поздно. Я сижу верхом на Симусе, придавив его грудь рукой. На щеке у него зияет глубокая рана. В чуть красноватных глазах стоят слезы.

Ужас охватывает и меня. Зачем я на него напала? Боже, что теперь подумает Джон.

Он обхватывает меня за талию и откидывает от Рыжика. Тот ни секунды не медля вскакивает. На бледном лице ярко-красная, в глубине даже черная рана.

Я не шевелюсь. Плотно сжимаю губы, чтобы ни в коем случае не извиниться или начать оправдываться. Ни за что.

- Грэйс, ты что?- лицо Джона едва ли не такое же бледное как и Симуса. Я откидываю назад прядь волос. Мои пальцы нащупывают кровь на ней.

Сегодня же отстригу.

- Он,- голосом неимоверно дрожит. Вытягиваю руку вперед, показываю пальцем на Симуса.- За мной следит!

- У тебя чертова паранойя!- я вздрагиваю. Его голос изменился за считанные секунды. Кровь течет по шее, вниз под ворот футболки, делая ее мокрой изнутри.

Он сердито вырывает локоть из руки Джона.

- Тебе следовало бы почаще успокаивать свою подру...

Он не успевает договорить. Джон с размаху бьет Симуса по лицу. Тот отлетает и вновь падает в траву. Кровь забрызгала все вокруг. В моей руке все еще нож.

Джон кидается на него и я вдруг понимаю, что это неправильно. Несправедливо. Что я, настолько привыкшая к постоянной жестокости и злу не разглядела в Рыжике того, о чем мечтала,- доброту.

Теперь мое время отталкивать Джона. Это очень сложно, но в итоге я оказываюсь между ними. Его лицо вытягивается.

- Стой,- одними губами произношу я и поднимаю Рыжика на ноги.

Он отходит от меня на пару шагов. Я отрываю от рубашки кусок ткани и хочу приложить к его щеке.

- Отстань,- говорит он мне сквозь зубы. Пальцы вцепляются в ткань. Джон тяжело дышит рядом. Симус зажимает порез рукой и уходит прочь. Не в сторону блок-поста, а куда-то мимо.

- Куда он пошел?!- я сама себя не понимаю. Голова кругом идет. Яркой вспышкой в мозге появляется Хэйли. Сейчас я бы предпочла ее общество, чем находится в полуистеричном состоянии из-за Симуса.

- Куда хотел,- хрипит Джон. Он не спускает с меня глаз.

- Я напала на беззащитного человека,- произношу одними губами, надеясь, что ветер унесет мои слова далеко-далеко.

Голос Джона обрывает эту надежду:

- Да.

Он вздыхает, на секунду сжимает мое плечо и уходит обратно.

Ночью я не могу уснуть. Я слышу, как изредка отец встает с кровати и идет к окну. Слышу, как сипит Хэйли и изредка словно бьет рукой по подушке.

Отец сразу понял, что что-то произошло. Ни я, ни Хэйли ничего не сказали, но думаю, все было видно. Его опечаленное усталое лицо резало меня так же как мой нож- щеку Симуса.

Что же я делаю?

Когда комнату начинает заливать солнечный свет, соскакиваю и бегом иду одеваться. Я ждала этой возможности с вечера.

Не чувствуя усталости я без завтрака отправляюсь к единственному человеку, с которым могу поговорить о случившемся.

- Гризли?- Орел стоит в одних драных джинсах, заспанный, темные волосы запутались, а узкие ноздри изредка трепещут, словно он по запаху пытается что-то определить.

- Привет,- я виновато опускаю голову, а потом продолжаю.- Извини, что так рано. У тебя же сегодня ночная смена?

- Да,- он кивает и пропускает меня в дом.

У Орла небольшое деревянное жилище,- простое, но очень уютное. Он огибает меня и идет на кухню готовить завтрак. Я присаживаюсь на краешек стула. Его смуглая мускулистая спина похожа на горный рельеф. Мышцы молодые, от этого кажутся красивыми и гибкими. Малейшее движение и по ним пробегает рябь.

Я отвожу взгляд. Все-таки это не больно-то прилично.

Он ставит на стол яичницу и зелень. Сам садится на плиту и берет в руку чашку чая.

- Ну, Гризли? Что же такого стряслось?

Я так голодна, что сначала проглатываю еду, и лишь потом начинаю рассказывать.

Орел изредка прихлебывает чай. Его желтые глаза меняют выражение после каждого поворота моей истории. Когда я дохожу до момента, где ударила Симуса ножом, Орел откашливается и ставит кружку на стол рядом.

- Что? Ты ударила Рыжика ножом?

Я киваю, безжизненным голосом заканчиваю рассказ и обхватываю голову руками.

- Черт, подруга, как ты умудрилась?!- его соболиные брови изгибаются ломаными дугами. Я выдавливаю грустный смешок.

- Не в этом дело. Орел! Что теперь делать? Как я смогу смотреть в глаза Джону?

Орел молчит секунды три, после чего мягко говорит:

- А как же раньше, Грэйс? Когда ты убила ту девушку?

В глазах темнеет от воспоминания.

Эшли училась со мной в одном классе. Более мерзкого существа чем она было не сыскать. Даже Волк с его пакостями не шел тут ни в какое сравнение.

Эшли отбирала у младших детей паек, у более слабых сверстников и сверстниц- одежду.

Однажды я возвращалась домой. Вдруг кто-то резко толкнул меня в плечо и попытался вырвать из рук сумку с купленной едой и деньгами. Конечно, это была Эшли.

Я не помню, что точно произошло,- помню только, что мне в лицо полилась горячая вязкая кровь. Эшли упала, схватившись ладонью за рваную рану на груди.

Я не пыталась ее спасти, напротив,- подождала, пока умрет, захлебнувшись кровью и оттащила в сторону.

Обложила сеном и подожгла.

Мне было пятнадцать, когда я впервые убила человека. И я ни о чем не жалела, потому, что Эшли убила ни одного ребенка, отбирая еду.

Плохие люди должны умирать.

- Я смотрела ему в глаза смело лишь потому, что была- и до сих, в прочем,- уверена, что сделала хорошее дело.

Орел смотрит на меня очень долго. В его взгляде много тоски и жалости.

Он хочет что-то сказать- пару раз открывает рот, но разочарованно, словно злясь сам на себя захлопывается его. Затем кивает и разводит руками:

- Мне нечего сказать. Решай сама. В любом случае тебе придется идти на встречу и тому, и тому.

- Серьезных разговоров не избежать?..- грустная усмешка пробегает по моему лицу.

- Их никогда не избежать.

Мне тяжело туда идти. Но неведомая раньше сила толкает ноги вперед.

Совесть?

Страх потерять Джона.

Но на блок-посту никто не идет мне на встречу. Боль пронзает меня, холод заполняет легкие.

- Кого ищешь, девочка?

Инстинкт. Стрела сама влетает в руки, сама натягивает тетеву и сама упирается в горло мужчине.

Волк.

Рывком опускаю лук. Его ужасное лицо пересекает кривая царапина рта, растянутая в отвратительной ухмылке.

- Где Джон Большой Клык?- мои зубы скрипят, я хотела бы убивать одним взглядом.

- Большой Клык? Ох, милая, вчера ты так его напугала...

- Где он?!- рычу. Нет сил. Достали.

Волк наслаждается моим раздражением и гневом.

- Где?.. Хм, он сегодня не вышел.

Сердце ухает вниз. Я втягиваю в себя воздух и с шумом выталкиваю его обратно.

- Понятно...- нельзя, чтобы он видел моей разочарование и боль. Но он видит. И от этого ухмылка становится только шире.

- Он поступил как последняя скотина. Знал же, что ты придешь...

И снова нож к горлу. Старческая кожа обвислая и шершавая.

В глазах Волка мечется страх. Он знает, на что я способна.

- Никто не смеет говорить плохо о Большом Клыке,- когда я говорю, мои зубы стучат друг о друга.

- Да, конечно...- убираю нож. Волк потирает то место, куда упиралось лезвие.

Прихожу домой и бессильно кидаюсь на кровать.

Впервые жалею, что дала обещание не плакать.

Стук в дверь.

Открываю и едва не закрываю обратно от удивления. Хэйли.

- Что с тобой?- ее хмурость возвращает все на свои места.

Я хлопаю глазами, после чего говорю:

- Нет-нет... Все хорошо...

Она берет меня за руку. Берет. Не хватает. Не вцепляется. Берет.

Моя смуглая кожа кажется черной на фоне ее бледной.

Бледная кожа, красная кровь.

Я закрываю глаза, но от этого воспоминание становится только ярче.

Я нерешительно встречаюсь с Хэйли глазами.

В них плещется почти нежность и сожаление.

- Не стоит переживать, Грэйс,- ее тонкие паучьи пальцы, обжигающе холодные, переплетаются с моими.- Не стоит запираться в комнате и лежать, уставившись в потолок. Люди до Взрыва могли себе это позволить. Мы- уже нет.

Я киваю. Глаза щиплет, но я не буду плакать даже сейчас.

Еле розовые пухлые губы Хэйли трогает нежная полуулыбка.

Она еще похлопывает меня по руке, а потом уезжает на своей коляске.

Я смотрю на ее скрюченную больную фигурку и начинаю понимать.

Ни хрена я в этой жизни страшного не видела.

 

 

Глава 4

Запираюсь у себя в комнате, открываю окно и подставляю лицо воздуху.

В книгах, в произведениях классической литературы до Взрыва, всегда говорили, что воздух прекрасен,- утренний ли, вечерний ли, зимний или летний.

Я никогда не могла с ними согласится. Может, до Взрыва так оно и было, но теперь, читая книги давно минувших лет я воспринимала все как фантастику.

Воздух у нас всегда теплый, как будто подогретый, хотя солнце мы видим раз в десяток лет. Он не приятен. Он сдавливает легкие изнутри.

Но в общем-то все не так уж и плохо. Спустя семнадцать лет своей сознательной жизни я научилась не замечать дискомфорта от самого дыхания. Но если ты задумаешься об этом, то обязательно поймешь. Почувствуешь.

Воспоминание взрывается в мозге и я закрываю глаза.

Грэй сидит у меня в комнате. Они поругались с Хэйли. Отца дома нет, но даже когда он придет никто ему ничего не расскажет.

Мне хочется чем-то помочь Грэю. Хэйли обладает удивительной способностью подцепить словом. Она всегда ранит за живое.

Порой мне кажется, что она бы могла стать охотницей, как и мы с Грэем.

- Она- чудовище?- тихо спрашиваю я, заглядывая в лицо к Грэю. Он поднимает на меня взгляд, полный какого-то неуместного удивления. Словно я только что посоветовала ему спрыгнуть в овраг в качестве лекарства от простуды.

- Чудовищем рождаются,- он качает головой. Я трогаю его за плечо.- Хэйли не чудовище.

- Но почему же она так часто делает нам плохо?

- Потому, что жизнь делала ей плохо слишком много.

Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Унылый вид за окном сейчас,- отрада из отрад для моей наполненной сомнениями души. Разрушенные дома, пыльная дорога, рваные куски асфальта,- я родилась среди этого, и умру тоже здесь.

На пару секунд позволяю себя помечтать. Представляю, что сбежала в лес и живу там.

С Джоном.

Приятной болью в груди отзывается его образ. Грубое по чертам, мягкое по выражению лицо действует как обезболивающее.

Я хочу быть с ним.

Вздыхаю, беру все, что надо для охоты и ухожу.

Охота удалась на славу. На блок-посту по-прежнему никого,- один Волк, и тот быстро ретировался когда меня увидел.

Меня это не волновало. Меня уже ничего не волновало.

Я лежала на поляне пока не стемнело. Трава пахла травой, и небо,- что бывает раз в несколько месяцев,- снова стало голубым, а не серым.

Встаю. Слышу тихий треск веток. С колен хватаю лук и готовлюсь стрелять.

Это Большой Клык.

Я отбрасываю лук в сторону, и очень во время.

Большой Клык крепко меня обнимает. Вода опять меня поглощает. Я уже не стесняюсь и глажу его громадную спину, нежно потираю место, где выступает позвоночник.

- Грэйс, Грэйс, я думал, ты...

- Не надо думать,- я усмехаюсь ему в плечо. Знаменитая цитата Орла не раз спасала нам жизнь. Порой думать просто нельзя. Когда речь заходит о жизни и смерти нужно предаваться инстинкту и может, он тебя спасет.

Он резковато отстраняется и вбирает в ладони мое лицо.

Тепло его рук обволакивает меня как кокон.

- То, что произошло...- тихо начинаю я, но он прерывает меня, кладя большой палец на губы.

- Уже неважно.

Он целует меня. Я теряю возможность что-либо осознавать. Я тут же подтягиваюсь к нему и запутываю пальцы в волосах. Они такие шелковистые и приятные...

Джон обхватывает меня за талию. Мне немного неудобно, но это самое прекрасное неудобство в мире. Большой Клык слишком велик рядом с моей миниатюрной фигуркой, но моя страсть и рвение приводят к тому, что он падает на спину, а я ложусь сверху.

Я начинаю тихо постанывать, когда его губы спускаются с моих на подбородок, а оттуда, на шею. Он задирает голову и шепчет меня в ухо:

- Ты прекрасна.

Джон покусывает мне мочку уха, а я даже не могу вспомнить технологию дыхания.

Его руки скользят к моим брюкам. Широкие пальцы сжимают выделанную кожу и я впервые пожалела, что ношу такую одежду.

Но стоит Большому Клыку скользнуть пальцами по коже внизу живота, как волна протеста поднимается к груди.

Нет. Оказывается, я этого не хочу.

Я стараюсь смотреть как можно более дружелюбно, но врожденная враждебность так и прет из всех пор на коже.

В его глазах разочарование. На полуоткрытых губах- вопросы, негодование, обида, непонимание.

- Что?.. Что-то случилось, Грэйс?..

Качаю головой, глажу его по плечам. Он предпринимает еще одну попытку поцеловать меня, но я уворачиваюсь.

- Нет,- говорю я ему. Да что такое? Неужели не об этом я мечтала несколько лет? Неужели не этого хотела, смотря на его могучую фигуру?

Он поднимается. Я тоже. Неловкость сковывает нас.

- Я конченный идиот,- с улыбкой шепчет Джон, закидывая руки за голову.- Влюбится в дочь той, что была для меня смыслом жизни долгие годы...

- Нельзя искать смысл жизни в людях,- обрываю его я. Он поворачивается и с недоверием оглядывает меня с головы до ног.

- Ты ведь тоже этого хотела, да?

Четыре минуты назад я бы с готовностью выпалила "да". Теперь я ни в чем уже не уверенна.

- Да,- мямлю так, что и дереву понятно, что я ответила так чисто чтобы не обидеть.

Его глаза темнеют. Он поджимает губы.

- Если даже ты не хочешь меня, уже никто не захочет.

Эта пошлая, пронизанная ужасной самоиронией фраза почти сбивает меня с ног.

- Что? Что?..- растерянно повторяю я.

Джон осекается и поясняет явно не так, как думает на самом деле.

- Никто не полюбит...

Усилием воли заставляю себя не психовать, а остаться с ним.

Мне нечего сказать, ему- тоже. Ужасная неловкость душит, сжимает горло.

Черт возьми, вот бы сейчас пришел Рыжик...

В молчании приходим на блок-пост. Вечерняя смена передается тем, кто идет в ночь. Я хочу остаться только чтобы поговорить с Орлом. Мельком замечаю Симуса. На порезе вижу кучу ваты и лейкопластыря. Он тоже замечает меня, но его взгляд скользит дальше.

Гордый носатый профиль Орла заставляет меня покраснеть. Вспомнилась утренняя картина,- драные голубые джинсы, молодое смуглое тело, россыпь черных волос на шее.

Может, Джон просто не оправдал моих надежд? Может, на самом деле, мне нужен кто-то молодой и прыткий, а не прожженный жизнью мужчина?

Можно только теряться в догадках. Если я не знаю, чего хочу, то откуда может знать он?..

 

Глава 5

Утро начинается с того, что кто-то срывает с меня одеяло и толкает в бок. Я взвизгиваю, хватаюсь за нож. Это Хэйли. Она в пижаме, непричесанная, встревоженная.

- Вставай скорее!- взволнованно говорит она. Я соскакиваю и хочу одеться, но она в знак протеста царапает меня острыми ногтями по спине.

- Нет времени! Быстрее!

Она с удивительным для ее возможностей проворством покидает мою комнату. Я вылетаю следом. Действия происходят машинально,- как будто я ужасно пьяная и двигаюсь на автопилоте.

Спотыкаюсь, впрочем, с тем же успехом.

Хэйли пинком открывает дверь. Свет- ужасно яркий, просто ослепительный ударяет мне в лицо. Сегодня необычайно солнечно.

Но у нас не может быть солнечно. Чтобы радиация не проникала в атмосферу, специальные самолеты, которые разрабатывают в неком Городе415, ежедневно затягивают небо тяжелыми искусственными облаками, от чего у нас всегда пасмурно.

Но это Солнце.

Я видела его всего два раза в жизни. Первый,- когда мне было семь лет. Я сидела в школе на уроках, когда кто-то вскочил и закричал: Солнце! Мы все, кроме учителя, выбежали смотреть. Оно появилось на четыре минуты, а потом прилетел самолет, а за ним,- огромное темно-серое облако.

Второй,- мне пятнадцать. Я была в лесу. В тот раз я слишком поздно поняла, что это Солнце, а в первый от удивления не запомнила ощущений.

- Это Солнце!- кричу я так радостно и свободно.

Солнце. То, что у нас запрещено.

Солнце. Знак бунтовщиков.

Солнце. Ты делаешь татуировку, тебя посвящают в бунтовщики и расстреливают через два дня.

Солнце.

Солнце на левом предплечье моей мамы.

В глазах уже темнеет, голова кружится, немного тошнит,- а я все смотрю на этот ярко-желтый круг.

Перевожу взгляд обратно. Вся улица заполнена людьми. Бедные худые люди в драной серой одежде.

Хэйли, скрипя коляской, выезжает на середину. Все смотрят на нее. Многие знают Хэйли. Многие знают ее нечеловечески сильную волю.

Хэйли все называют Несломленной.

Она смотрит вдаль. Тишина. Младенцы не плачут, старики не кряхтят.

- Отряд добровольцев!- кричит Хэйли и бодро отъезжает обратно ко мне.

Топот-шорох-топот-шорох-топот-шорох. Что же случилось, что идет целая армия добровольцев?

Четырнадцать колонн по пять человек. Еще такой же прямоугольник. Еще один. Двести десять молодых людей в синей с иголочки форме. Красивые, но безвольные лица. Широко распахнутые глаза и отсутствие осмысленности во взгляде.

Боль не дает мне дышать. Я закрываю глаза и отворачиваюсь, чтобы не видеть моего самого ужасного воспоминания.

Грэй.

Я поворачиваю голову им в след. Интересно, они знают, что обречены на смерть?

В груди образовывается холодная стягивающая пленка.

У Джима-Орла еще где-то полгода, прежде чем угроза добровольства пропадет.

Солдаты замирают в конце улицы. Поворачиваются обратно и стоят, как будто из олова.

Что это значит?

Тысячи голосов,- вопрос один. Волна звука прокатывается и по мне, поворачиваюсь к Хэйли.

- Что это значит?

Она морщит лоб. Черные соболиные брови от постоянной хмурости уже срастаются на переносице.

- Откуда мне знать?

Я слышу крики. Они доносятся с того конца улицы.

Когда кричащий человек подбегает ближе, я узнаю местного почтальона, Эда. Мы с ним учимся в одной школе и в общем-то состоим в неплохих отношениях.

Он бежит, размахивая руками и выкрикивая:

- Предателя! Ведут Предателя!

Предатель. Доброволец, оказавшийся бунтовщиком.

И снова. Топот-шорох-топот-шорох.

Под конвоем из десяти солдат идет парень с соломенной копной волос. На вид ему не больше пятнадцати лет. У него глаза загнанного волка. Он смотрит по сторонам растерянно, но со злом.

Он ненавидит не только правительство, он ненавидит все.

Одна из причин, почему мы, люди, далеко не спешим поднимать народное восстание.

Примыкать к бунтовщикам вовсе не означает заседания в землянках при тусклом свете, заговоры, особые знаки и так далее. Это означает отречение от самого себя.

Бунтовщики нашего времени во все не те, которые были до Взрыва. Это не люди, жаждущие справедливости. Это те, кто хочет свергнуть нынешнюю власть руками народа, чтобы занять пост президента и ничего не изменить.

Дело не в трусости или хитрости,- дело в том, что это ничего не дает.

Моя мать была бунтовщицей. У нее на предплечье изгибались черными змеями лучи Солнца. Ее глаза жадно горели, когда передавали новости о терактах и попытках захватить президентский дворец. Она могла часами уверять отца и Грэя, когда тот подрос, что Партия Бунта и заключает в себе светлое будущее.

На самом деле уже ничего нельзя изменить. Бунтуй, не бунтуй, а все останется как есть. Хорошо, что я уяснила это прежде, чем мама и со мной начала проводить такие беседы.

А то могло получится так, что сегодня вели бы меня, а не этого паренька.

Все двинулись следом. Хэйли осталась.

Я иду в толпе людей, не понимая,- а что, собственно, я делаю. Зачем мне смотреть, как будут издеваться над парнем, и этим напоминать самой себе, как меня высекли?

Шрам на спине покалывает.

На полпути к площади разворачиваюсь и решительно иду домой.

Я не хочу смотреть, как убивают.

Я уже насмотрелась.

Мне не надо.

Солнце наконец-то снова зашло за тучи. Я вздыхаю свободнее. Его присутствие уже начало настораживать. Все-таки пусть оно остается как есть.

- Ты решила не смотреть?- Хэйли дергает уголком рта, что должно было означать ухмылку. Я неопределенно мотаю головой и как можно быстрее смываюсь из дома.

Блок-пост.

Не дойдя метров двадцать, тяжко вздыхаю. Джон. Ну и как теперь себя вести? Сделать вид, что ничего не было? Проявить максимальную доброжелательность? Вести себя отчужденно и холодно?

Стоит мне приблизиться к танку, как чья-то горячая ладонь скользит по моей спине и ток пробегает от кончиков пальцев на ногах до макушки.

- Гризли,- хрипит голос над ухом. Что сказать? Что сделать? Не зная ответов на эти вопросы, просто доверяюсь Джону.

Он обхватывает мне сбоку и прижимает к себе, уткнувшись лицом в мое плечо. Я уже не могу себя сдерживать и, уронив с плеча сумку, запутываю пальцы у него в волосах. Джон целует меня за ухом и я едва не вскрикиваю от наслаждения.

Большой Клык хочет продолжить, да, он жаждет продолжения и легонько кусает меня за шею. Я прекрасно знаю, что нужно идти, иначе мы рискуем остаться без обеда.

Но мне слишком хорошо.

Я мурлычу что-то нечленораздельное, Джон толкает меня и мои ноги отрываются от земли. Он хочет уложить меня на спину.

Нет, стоп.

Не здесь.

- Не здесь,- растерянно шепчу я, глядя в его голубоватые глаза. Желание. Одно голое желание, только и всего, читается в его взгляде.

Только желание.

Он грубовато подхватывает меня и решительно проводит на опушку леса. Я оборачиваюсь и вижу, что парни как раз стоят спиной и ничего не замечают.

Интересно, что будет делать Большой Клык.

Но он не прижимает меня к первому же дереву. Он ведет меня гораздо дальше, все в глубь и в глубь леса, и беспокойство уже начинает стягивать мне грудь.

Наконец он просто прислоняет меня к дереву.

Большой Клык смотрит в мои глаза очень долго. Он облизывает губы. Я начинаю тяжело дышать, сердцебиение сумасшедшее. В голове помутнение.

Пожалуйста, Джон.

Давай же, Джон.

Скорее.

К черту.

Он целует меня неожиданно нежно. Вскоре появляется вполне ощутимый напор, который плавно перерастает в страстный бешеный поцелуй.

Его губы соскакивают с моих, идут вниз, вниз, вниз.

И только когда он снова опускает руки мне на бедра и начинает сдвигать кожу брюк вниз, меня пронзает мысль.

А было ли это с моей мамой?

На секунду замираю. Джон истолковывает это абсолютно неверно,- он думает, что моему удовольствию нет предела, но это правда лишь на чуть больше чем половину.

Мне немного страшно.

А вдруг я забеременею?

Кто будет кормить нашу семью?

Вот черт.

Мои мысли прерываются, когда Джон рывком разворачивает меня лицом к дереву и практически впечатывает в него, прижавшись к моей заднице.

Нет, не сегодня.

- Джон...- я Разворачиваюсь снова и хватаю его лицо руками. Он целует меня так же жадно, но на сей раз его руки уже пытаются раздеть меня полностью. Пока он пытается задрать майку я быстро натягиваю брюки вверх.

Он отстраняется. В его взгляде снова обида.

- Не сегодня, Джон,- я глажу его по щеке рукой, хотя сама мыслями довольно далеко. Он делает вид, что его это совсем не задело, и кивает.

- Давай вместе охотится?

Внутри меня словно летал огромный воздушный шар. Идти было легче, погода казалась лучше.

Я даже смеялась. Искренне. От души. Закрыв глаза и откинув голову.

Я не смеялась так вот уже пять лет.

Джон улыбается мне так открыто и добро, что на эти два часа я забываю, что ждет меня там, за блок-постом.

Мы выходим, держась за руки.

Орел улыбается. Его яркие глаза зажигаются огнем, когда он замечает наши переплетенные пальцы.

Он рад за меня.

Когда приходит время прощаться, Джон обнимает меня. Я прижимаюсь к нему телом.

Смотрю через его плечо.

Где Рыжик?

- Где Рыжик?..- срывается с губ вопрос. Плечо под моим подбородком напрягается,- словно эти два слова, которые я имела неосторожность прошептать, неподьемный груз падает с неба на него.

- Он... Не вышел,- отстранившись, Джон лишь легонько изгибает бровь, хотя я вижу огоньки подозрения и даже ревности в его глазах.

- Не вышел?- как удар под дых. Я делаю вид, что мне безразлично. Но кровь бросается в голову. Я пытаюсь улыбнуться и надтреснуто произношу:

- Ну... Мало ли, правда?..

Джон кивает, а потом тихо спрашивает:

- А почему ты интересуешься? Я думал, ты его возненавидела.

Жар прокатывает по спине.

- Ну... Просто я хотела узнать... То есть извиниться, ведь я поранила его.

- Ты никогда не извиняешься.

Я набираю полную грудь воздуха, смело встречаю жесткий взгляд Джона и говорю так же решительно, как говорила всегда, до того, как узнала, что такое ответная любовь.

- Да.

Он через силу улыбается. Я Разворачиваюсь и ухожу.

Любовь не изменит меня.

Я все еще зверь.

Я не Грэйс, я Гризли.

 

Глава 6

За завтраком отец выглядит особо хмурым. Я не тяну время и без красноречивых взглядов спрашиваю:

- Что у тебя случилось? Ты...

Едва ли не произношу "похож на Хэйли", но во время осекаюсь. Хорошие отношения с ней мне дорогого стоили.

Он молчит. По его губам пробегает легкая улыбка, но он ничего не отвечает. И без ответа я начинаю чувствовать себя обделенной.

- Папа!- я с грохотом ставлю кружку на стол, а внутри с рельс сходит поезд, тонет корабль и разбивается о землю самолет.

Хэйли.

Хэйли назвала отца "папой".

Они никогда этого не делала!..

Что за черт.

Поворачиваю голову как могу быстро. Хэйли как ни в чем не бывало подкатывает к папе и останавливается так, чтобы он не смог пошевелится.

- Хэйли, Грэйс,- папа берет нас обоих за руки. Его ладони напоминает мне ладони Джона.

Стоп.

Стоп!

Джон. И мой папа. И моя мама.

То есть получается, что мама изменяла папе с Джоном?!

Сжимаю вторую руку в кулак и выдвигаю вперед подбородок, чтобы выглядеть сильнее и спокойнее. На самом деле внутри меня только что рухнул дворец, сделанный из ощущений и впечатлений после встреч с Большим Клыком.

- Да?- мой голос хрипит. Хэйли не поворачивая головы впивается взглядом мне в висок и вдруг мне кажется

что она

знает все.

Нет!

Мой роман с Большим Клыком,- абсурд. Ему под сорок, мне- семнадцать. Я еще школьница, его можно назвать военным со стажем.

Но у нас никогда не было войны.

Ведь воевать не с кем.

Мы одни.

Нет других государств. Только мы.

И толщи земли, зараженной радиацией.

И отравленная вода, которую нужно кипятить прежде чем пить.

- Я хочу вам сказать,- голос папы выдергивает меня из размышлений. Я снова здесь.- не переживайте. Не думайте обо мне.

Хэйли выдергивает руку и шипит:

- Да? Да?!

Она отталкивает отца. Я мягко высвобождаю руку и отворачиваюсь.

Что

Происходит?!

Папа качает головой, глядя, как Хэйли остервенело глотает чай.

Он горячий. Он обжигает ее рот и горло.

В ее глазах стоят слезы от боли, но она научилась все держать в себе.

- Хэйли, ты же обжи...- она прерывает меня, с грохотом ставя кружку на стол и быстро выезжает прочь.

Отец закрывает глаза и вздыхает. Он говорит, не глядя на меня:

- Но ты же меня понимаешь?

Я отвечаю одними губами "Да", хотя на самом деле мои мысли заняты совсем другим.

Папа не умеет распознавать ложь.

Сегодня я иду на охоту несколько другой дорогой. Чтобы не попадаться на глаза ребятам с блок-поста. Мне нужно все обдумать. Слишком много всего. Слишком сложно во всем разобраться.

Вытягиваюсь на траве у ручья и закрываю лицо рукой.

Мама... Изменяла ли она отцу с Джоном? Или... Или что? Предположим, их любовь была еще до встречи мамы с моим отцом.

Но подождите.

А кто отец Грэя?

Я никогда не задумывалась над этим. Этот загадочный неизвестный мужчина всегда был для меня... Просто фактом. Я знаю, что он действительно был, что он состоял в браке с моей мамой и что именно от него и родился Грэй.

Но кто этот мужчина? Скорее всего он мертв.

А что, если он все еще жив?

Я больше не хочу ни в чем разбираться. Будь что будет.

Едва начинаю охотится, как слышу пронзительный звук.

Сирены.

Бросив неосвежеванные тушки белок бегу как сумасшедшая прочь.

Сирены. Значит, замечен нарушитель.

И им вполне могу быть я.

Когда добегаю до танка, замечаю- ребята уже ушли. Волна облегчения прокатывается по телу.

Значит, не они.

На улицах суматоха. Люди бегают, кричат, машут руками.

Почему выли сирены?

Нет, не так.

Кого и за что сейчас убьют?

Хочу зайти домой, проверить, все ли хорошо, но на моей улице слишком много людей. Они топчутся и кричат, и топчутся и кричат, и топчутся и кричат.

Бегу на площадь. Расталкиваю локтями людей, по дороге вслушиваюсь в обрывки разговора.

- Я покупала у него...- пытаюсь задержаться на месте, чтобы услышить, про кого речь, но толпа уносит меня прочь от говорившей женщины.

Страх увидеть кого-то из знакомых заставляет сердце биться чаще. Бежать уже очень тяжело. Ноги наливаются свинцом и хочется кричать.

Кричать.

Кричать.

Сжимаю зубы до скрипа.

Если хочешь жить,- молчи.

Вскоре становится невыносимо жарко. Тела людей прижимаются друг к другу слишком плотно. Дыхания не хватает.

Мы у Оврага Смерти.

Овраг Смерти. Место, где лежит тело Грэя.

Место, куда ты покупаешь себе билет, еще только первый в жизни раз открыв глаза.

Мы все попадем в Овраг Смерти.

Я стою слишком далеко и не могу видеть, кого привели на расстрел. Волнение лишает меня способности мыслить, я лишь бестолково разгребаю руками это море, этот океан, это толщу воды-людей, но берега не видно и я тону, тону, тону, и воздуха уже нет.

Боже, мне просто нужно узнать, кто там стоит.

Я видела казнь брата.

Здесь же.

Но тогда я стояла в первых рядах.

Господи, пожалуйста. Нет, нет, я не должна знать этого человека, Господи, пусть окажется, что я его не знаю, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Пусть это будет не мое горе.

Чье-то другое, но не мое.

Я выбираюсь наконец-то на опушку леса из ужасно высоких людей.

Забыв обо всем, я кричу.

Срываю голос.

Кричу, пока хватает кислорода в легких.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет!

Тысячу раз про себя повторяю одно и то же слово и снова кричу, и я вся в слезах, и я ничего не помню, и мне плевать, что я обещала не плакать.

Падаю на колени.

Кричу в последний раз.

Кто-то хватает меня за плечи.

Я могу сопротивляться? Нет.

Я могу дышать? Нет.

Я могу? Нет.

Я? Это не я.

И всего лишь один ответ да.

На самый страшный вопрос.

Я знаю этого человека? Да.

Кто это?

Нет. Нет. Нет.

Да.

Это папа.

 

Глава 7

Соболезную. Соболезную. Соболезную. Приношу свои соболезнования. Соболезную. Соболезную. Соболезную.

Раз, два, три, я снова сбиваюсь со счета, сколько раз я уже услышала это слово.

Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Повторяю одно и то же, а душой и мыслями я навсегда застряла там.

Папа стоит в больничном халате,- его рабочая одежда. Руки связаны за спиной, волосы растрепанные, под глазом- огромный желтый синяк.

Сопротивление бесполезно, но он пытался.

Я открываю глаза и снова падаю на колени. Кто-то отталкивает меня ногой, я падаю, ударяюсь плечом о камень и сдираю кожу на локте.

Но эта боль- ничто.

Вскакиваю, бегу вперед,- от меня до папы не больше трех метров,- получаю ощутимый пинок в спину и падаю лицом вниз. Снова кричу и снова плачу и ничего не слышу. Соленый привкус крови во рту,- поднимаюсь на колени и сплевываю. Ярко-красное пятно застывает на такой красивой зеленой траве.

- Грэйс!- вскрикивает папа. Я начинаю визжать нечто нечленораздельное, но кто-то бьет меня в горло и я падаю на спину. Не могу дышать, между легкими, ртом и носом нет никакой связи и поэтому лишь бестолково трачу остатки кислорода на кашель и неясное мычание.

- Теодор Кайт,- холодный ясный голос. Два слова,- это как два удара ножом, один в печень, другой в грудь.

Пытаюсь встать, но все та же нога в тяжелом ботинке бьет меня по скуле. Снова падаю. Открываю глаза. Все мутное, словно я смотрю через запотевшее стекло.

- Вы нарушили закон всемирной державы и государства Монополи.

Поднимаю голову, не двигая корпусом и пытаюсь прохрипеть

просипеть

попросить

поумолять

сказать,

но теперь уже рука хватает меня за волосы и отшвыривает с помоста вниз. Толпа расступается и мое мягкое тело ударяется об ужасно твердый асфальт.

Но меня поднимают. Смотрю немного в бок,- это Орел. Он держит меня на руках, пытается поставит на ноги и говорит, говорит, говорит.

Но сейчас я не знаю этого языка.

Стоит его рукам соскользнуть с моей талии, как я падаю на руки, и держусь за деревянный помост.

Все, что я могу,- слушать.

- Ваше преступление в официальных документах именуется как "косвенное соучастие в бунте". Для непонимающих, объясню,- управляющий казнями в нашем городке, Майкл Вуд, молодой человек небольшого роста и с чем-то крысиным во внешности, я специально запоминаю это мерзкое лицо чтобы потом каждый день перед сном скармливать его собакам.- Обвиняемый состоял в близкой связи с известной бунтовщицей Анной Кайт.

Я вскрикиваю, услышав имя моей матери.

Один из добровольцев уже сильно раздражен моим поведением и решительно направляется ко мне, чтобы минумум разбить мне лицо и максимум вырвать язык.

Тяжелый ботинок зависает в воздухе. Орел отталкивает меня и сам попадает под удар.

И вдруг

Я начинаю кое-что понимать.

Орел, а не Большой Клык.

Однако полицай ловко огибает лицо Джима и я падаю на уже родимый асфальт, ударяюсь затылком и теряю сознание.

Когда я открываю глаза, уже пусто.

Я лежу на все той же деревянной сцене. Рядом на корточках сидит Орел. С другой стороны- Хэйли. Я зажмуриваю глаза.

Я не готова увидеть ее лицо.

- Она очнулась!- слышу я восклик сзади. Орел рывком поднимает голову с рук и хватает меня за плечо.

Хэйли оборачивается и на долю секунды я улавливаю ее лицо.

Красное от слез, белое от страха. В ее глазах темно и мутно.

Как будто она тоже умерла.

Лицо обладателя голоса закрывает Хэйли.

Белая, как молоко кожа, острые скулы, и не то вишневые, не то цвета красного дерева глаза.

- Рыжик,- слезы наполняют меня всю. Я хочу, чтобы их стало еще больше, и они вытолкнули мое горе и ужас наружу.

Но они лишь делают черную пелену в душе больше.

Я протягиваю скрюченные дрожащие пальцы к его коже и касаюсь длинного шрама.

- Грэйс,- он смущается. На Переносице и под глазами я вижу россыпь веснушек.

- Где Большой Клык?- я смотрю на другое лицо. Длинное, смуглое, с горбинкой на крупном носу.

Глаза такие желтые. Ведь у людей не бывает желтых глаз.

А у Джима... Да.

Мне снова тринадцать лет. Весна. Я в школе. Не слушаю учителя, а смотрю в окно. Душистый аромат, о котором писали поэты до Взрыва, исчез уже давным-давно и никогда не появится. Но я пытаюсь его себе воображать. Представить, как сладковатый запах... Как же называлось это растение... Ах, да, сирени и жасмина наполняют мои легкие.

Я замечаю стайку прогульщиков. Ох уж эти мальчишки!.. Как хочу я к ним, на улицу, а не сидеть здесь и слушать эту нудную болтовню.

Замечаю взъерошенную черную шевелюру. Один из самых крупных парней смеется, и так как он стоит почти в профиль ко мне, вижу его крупный нос и белоснежные зубы.

И яркие, желтые глаза.

Мне снова семнадцать.

И я только что стала сиротой.

- Он... Вроде ушел с поста с нами, а потом исчез,- Орел пожимает плечами. Я вижу, что по левой скуле у него расползается лиловое пятно синяка.

Рыжик помогает мне встать на ноги. Я теряю возможность дышать, когда лицо Симуса отодвигается в сторону и я вижу ссутуленные плечи Хэйли, ее безвольно склоненную набок голову.

Безвольно.

Безвольно.

Безвольно.

Хэйли и слово "безвольно."

Я хватаюсь за руку Орла. Он и Рыжик переглядываются со беспокойством.

Они знают, что сейчас может начаться.

Я поворачиваю голову назад и вижу лужу алой крови, которая превращается в смазанный след.

Делаю шаг в сторону Оврага Смерти.

Тысяча и один крик застревают в горле, и каждый вдох заталкивает их обратно в грудь.

Они превращаются в скользких паразитов, которые начинают пожирать меня изнутри.

Делаю еще один шаг. Рыжик держит меня за локоть, Орел- за плечи.

Но они не идут за мной следом.

Они стоят, уставившись в пол.

- Не ходи туда,- от этого надтреснутого голова у меня внутри все разлетается миллиардами осколков.

Я закрываю глаза.

Ноги сводит судорогами, задираю голову вверх, чтобы слезы закатились обратно.

Но во мне слишком много этой соленой воды.

- Приношу свои соболезнования.

- Спасибо.

Не видя лица впереди стоящего человека, я всего лишь пытаюсь вырываться из этого временного переплета.

Но это словно кино.

Одну и ту же пленку крутят в моей голове уже целые сутки.

Я схожу с ума.

Большой Клык объявился только поздно вечером. Орел и Рыжик помогли мне дойти до дома. Они усадили меня за стол. Орел взял правую руку, Симус,- левую. Они держали мои ладони и молчали, пока я не заговорила сама.

Сейчас Джон просто не отходит от меня. Его руки то и дело оплетают меня за спину.

Но я лишена чувств.

В черной толпе замечаю Орла. Он протискивается мимо многочисленных знакомых отца. Жмет руку Джону, который больше напоминает сторожевую собаку, и обращает взгляд своих удивительных глаз на меня.

Я вздыхаю. Его рубашка отглажена плохо,- он ушел от меня уже после рассвета, и примерно через несколько часов мы снова встретились.

Здесь.

У меня дома.

У меня ли? Дома ли?

В моем доме был папа.

Без него это не мой дом.

Теперь это дом слез, немногочисленных букетов скудных полевых цветов, черных одежд, и бесконечного "соболезную".

Протягиваю руку и разглаживаю заломы на ткани. Чувствую, как напрягается сзади тело Джона.

Орел смотрит в пол.

- Мне очень жаль, Грэйс.

Сглатываю. Раз, два, три. Киваю, выждав время, чтобы от движения вновь не потекли слезы.

Если хоть полкапельки выльется из глаз, я уже никогда не смогу остановится. Мои слезы затопят весь континент.

- Да...- киваю снова, тщетно пытаясь разбавить густую как лунный свет атмосферу.

Джон кладет руку мне на плечо и сжимает очень крепко.

Мои кости и суставы не чувствуют этой боли.

Но что-то внутри уже трещит, скрипит.

Ломается.

По лицу пробегает дрожь, и по удивленным глазам Джима я понимаю, что это было заметно.

- Грэйс? Тебе не плохо?..- он делает полушаг ко мне, но Большой Клык разворачивает меня за плечо в противоположную сторону.

- Все... Нормально,- я оборачиваюсь через плечо. Увиденное заставляет сердце сжаться. Лицо Орла напряженно до предела, губы сжаты, на шее бьется венка.

Его глаза мечутся с руки Джона на моем плече, на его лицо, и оттуда вновь на меня.

Я сжимаю зубы и говорю Джону, сверлящему глазами Орла:

- Пошли.

Мы уходим, а его хватка ослабляет по мере того, на сколько мы удаляемся от Орла.

Вечером, когда дома остаемся только я и Хэйли, по моей спине вдруг начинает катиться холодный пот.

Рука сжимает кружку отца. Пальцы дрожат. Силы практически нет, и в то же время я не могу просто поставить ее на стол.

- Хэйли,- зову я надтреснутым голосом. Дрожь такая, что ноги сводит судорогами.

- Хэйли!- кричу громче. Истерика захлестывает меня.

Это все равно, что пытаться спастись в шторм и цунами без лодки и даже плота.

Спазм сдавливает горло. Отпускаю кружку и падаю на пол. Пытаюсь цепляться скрюченными пальцами за стол, но они не сгибаются.

И не разгибаются.

В одно мнгновение я из сильной и самостоятельной девушки превращаюсь в жалкое, скомканное существо, запертое в клетке один на один со своим главным страхом.

Смертью.

Электрический ток пробегает от кончиков пальцев до моей макушки и я, словно парализованная, вытягиваюсь на полу кухни.

Вместе с первыми слезами выливается немного боли. Но тут же она возвращается.

И ее становится еще больше.

Она заполняет меня всю, она кусает мне руки и ноги, лишая возможности двигаться. Она нежно целует меня в губы, и от этого обжигающе холодного прикосновения и начинаю выть.

- Грэйс!

Слышу шлепок и шорох. Закрыв лицо руками, слегка поворачиваю голову в сторону.

Хэйли.

Она убирает мои ладони от лица, смахивает легкими прикосновениями прилипшие мокрые пряди.

Я плачу, протягиваю руки и обнимаю Хэйли.

Ее тело тоже дрожит, но она сдерживается.

Хэйли сильнее меня. Ее губы,- она кусает их уже вторые сутки,- все в трещинах и необычно алые.

Она вытирает большими пальцами мне щеки и прижимает к груди, опустив мою голову к себе на плечо.

Я подтягиваюсь к ней еще ближе. Мои пальцы нащупывают торчащие позвонки и ребра, ее сухие, легкие как пух волосы.

Умиротворение.

Она открыла клетку и выгнала Смерть.

- Тихо, тихо, тихо,- ласково шепчет Хэйли мне на ухо. Ее тонкие пальчики опускаются мне в волосы и она начинает машинально расчесывает ими непослушные спутанные кончики.

- Тебе нужно быть сильнее, Грэйс,- она наклоняется к моему уху. Ее дыхание едва теплое.

Как будто она умирает.

Как будто отдает часть своей силы мне.

Я киваю, мягко отстраняюсь от нее. Хэйли не может стоять на коленях, она тут же упирается на руку.

Ее лицо доброе и мягкое.

Ее брови больше не сдвинуты на переносице.

Ее губы не сжаты в тонкую линию.

- Я буду сильнее,- говорю я ей решительно. Вытираю остатки слез.

Она улыбается. Ее глаза блестят от соленой жидкости, которой слишком, слишком, слишком много в нас двоих.

- Ты говорила так маме.

Стекло разбивается.

Поезд сходит с рельсов.

Бомба взрывается.

Вода врывается в легкие.

Огонь касается кожи.

Маме. Она говорит так, словно мы родные по крови.

Она так считает.

- Да,- теперь мне хочется снова обнять Хэйли, но я не решаюсь.

Вдруг она подумает, что это проявление слабости.

Я снова сильная.

- Сдержи его.

Я киваю.

- Хорошо.

Мы смотрим друг на друга довольно долго.

Потеря отца,- невосполнима. Это пустота в сердце. Всепоглощающая черная дыра, в которой исчезает вся гамма чувств и больше не возвращается.

Но одно объятие, один взгляд, может уничтожить эту дыру.

Посадить цветы на выжженном поле.

Влить воду в сухое устье когда-то мощной реки.

Раздуть искорку в пылающий костер.

Подарить надежду.

Я киваю снова, теперь я соглашаюсь со своими мыслями.

В сердце загораются красные, оранжевые, желтые огоньки.

Я снова жива.

Я не одна.