Дом

Die Sprache ist das Haus des Seins. In ihrer Behausung wohnt der Mensch.
M. Heidegger, «Der Brief ;ber den Humanismus»
(Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек.
М. Хайдеггер, «Письмо о гуманизме»)

Der Schriftsteller muss dem Haus, an dem alle bauen, den Namen geben.
W. Borchert, «Der Schriftsteller»
(Писатель должен дать имя дому, который все строят сообща.
В. Борхерт, «Писатель»)

1
Мы начинали вместе строить дом.
Я думал, это будет дом для всех,
и каждый выполнит в работе свою долю.
Они месили что-то, возводя фундамент –
я рылся в словарях родного языка,
чтобы найти слова для описанья будущего дома.
Пока они выкладывали пол и воздвигали стены,
что защищали бы от ветра и пожаров,
от оползней, торнадо, наводнений,
я заклинал природу пощадить наш общий дом.
Они стояли – руки были все в мозолях –
и, улыбаясь, отдыхали от работы.
Я тоже улыбался, ведь я был доволен
своей работой так же, как они –
мне удалось найти слова для восхищенья общим домом.
Они вставляли стекла – я живописал наш вид из окон,
они латали крышу – я считал на небе звезды
и тщательно вносил в тетрадь все то, что будет скрыто
от глаз людей покатой черепицей.
И вот к зиме наш дом был окончательно достроен,
а я сжимал в руках последний штрих
работы общей, общего труда –
поэму о величье человека.
Я шел по улице, сияя, словно солнце,
я шел сказать им, что строительству – конец
и можно заселяться в новый дом.
Но по дороге я встречал одних голодных псов,
оставленных на произвол судьбы детьми рабочих,
да ржавых бабочек – опавшую листву.
Весь люд живой куда-то дружно разбежался,
и двери дома, что мы строили все вместе,
закрыты были изнутри. А на меня смотрели
пустые окна яркими огнями,
и освещали в доме чьи-то силуэты.
Злой ветер выл в унылом переулке,
бесцеремонно вырывая из моих озябших рук,
поэму о прекрасном общем доме.
И вот тогда распалось бытие,
и все мои словами остались лишь словами.

2
Пришла зима, но, к радости своей,
я не замерз на улице. Мне как-то удалось
продать свою поэму старому прорабу,
нашедшему две строчки про себя
и оценившему мой труд. Он дал мне денег.
Полученного мне хватило, чтобы снять
на N-нный срок теснющую как гроб,
никем не занятую комнату на чердаке,
и запастись провизией, терпеньем и бумагой.
Я заперся внутри, и в своем тесном гробе
рисую чертежи… для будущего дома.
Что ж делать? Надо думать и о смерти.
Где, люди глупые, поселитесь, когда
она придет за вами в этот муравейник?
На кладбище полным полно земли,
но даже в тесной спайке с червяками,
ей не удастся разложить ту вашу часть,
которая душой зовется. Что тогда?
Куда она в отчаянии пойдет?
Она озябнет на снегах небытия,
и злобный ветер будет вырывать
из ваших рук клоки воспоминаний.
Ей нужен будет дом, но только – дом из слов,
верней, не дом, а – храм, такое место,
где можно будет поселиться после смерти,
где бытие имеет имя и глагол.
И вот тогда, уставши от дорог,
вы, потирая сонные глаза,
узрите то, что создал я в своем чулане.

3
Мой храм готический восстанет до небес,
произрастет из гнусного термитника пионом,
и шпилей заостренные клыки
в гордыне он направит прямо к звездам.
Живыми статуями на фасаде посажу
я демонов моих ночных фантазий
порталы сторожить от душ чужих.
Цветные витражи из битого стекла
доить по капле будут внутрь свет дневной,
и освещать сокровища и клады моих слов.
В центральном нефе разобью фруктовый сад,
а в боковых я разолью по полу море.
Я нарисую в море голубых летучих рыб,
медуз прозрачных и фонтанистых китов,
ручных дельфинов и причудливых моллюсков.
На суше я совью себе цветы
и засажу фруктовые деревья.
Я сотворю для сада насекомых –
мохнатых пчел и бомбочки шмелей,
палитры бабочек, стрекоз из изумрудов.
Пущу гулять орнаменты зверей:
волков лохматых, рыжих лис, красавиц-рысей,
проворных ласок и куниц, и горностаев.
Пусть лоси и олени задевают
колонны королевскими рогами,
по саду пусть шныряют грызуны,
в полу копаются кроты и землеройки,
у алтаря я поселю семью улиток@ –
всем тварям в этом доме будет место.
Я в воздух запущу крыластых птиц,
их одарив цветастым опереньем,
я намалюю им sfumato облаков,
раскрашу в небо звездчатые своды.
Я смастерю громадину-орган
и тот, кто лучше прочих музыкантов,
умел писать клавиры и токкаты,
по воскресеньям будет восставать из гроба
и делать музыку, божественнее Бога,
для тех, к кому я подселюсь, когда умру не весь.