20. Станислав Князев

«Феминизм - это уже когда не рассчитывают на Прекрасного Принца». Жюль Ренар.
    История Нелли оказалась намного драматичней, чем я ожидала. Ее компания, одновременно и пагубно, и хорошо влияющая на нее, распалась на две части из-за какого-то мелкого, бытового конфликта. Нелли попала в ту, где был ее парень, Стас, но в другой остались все ее друзья. Частенько, тайком, она гуляли с ними и врала об этом Стасу. Однажды, прямо как в каком-нибудь бразильском сериале, он выследил ее и поймал с поличным. Драка, которую я видела, - результат этого. Нелли искренне боялась, что сегодня ей не избежать побоев, а ее парень частенько любил баловаться этим грешком, но тут вмешалась я.
     - Почему ты не бросишь его? - моему изумлению и возмущению не было предела. Нелли отвела взгляд, вновь начиная кусать губы. Здесь явно было что-то не так, поняла я.
      - Он выследит меня, где бы я не была, и тогда... О, тогда будет во много раз хуже. - Я взяла ее за руку и пообещала помочь. Ее история, так похожая на историю книжной героини, поразила меня, и я решила не пропускать такое мимо.
       Оказывается, месяц до того, как Нелли начала встречаться со Стасом, прошлой весной, ее бросил прежний парень, Лешка, изменив с другой. Имена я тоже изменю в понятных целях, но пусть, человек, узнавший себя на этих страницах, устыдится своего подлого поступка. Как я уже сказала, жизнь Нелли была похожа на увлекательный роман своей траекторией зигзага, но я боялась летального исхода.
       Наскоро распрощавшись с давней подругой, я побежала в сторону дома Славы. Кажется, я еще не говорила, что он жил в коттедже прямо за элитной высоткой, скрывающей его от шума проезжей части. Отдышавшись, я поправила платье и прическу и позвонила в домофон, встроенный во внешние ворота. Мне ответил знакомый голос консьержки, бабы Маши, работающей у Князевых уже не первый год.
      - Дом Князевых, слушаю, - ее голос, произносящий отрепетированную фразу, нисколько не изменился.
     - Здравствуйте, баб Маш, - сказала я как можно жизнерадостнее. - Это я, Апрелина.
      Можно подумать, она помнит всех нас, подружек Славы, по голосам. Я, конечно, не считаю бабу Машу плохим человеком, но разучилась доверять после сотни попыток убить меня. Ах да, также я забыла сказать, что Слава - сын одних из самых богатых и влиятельных людей Калуги. Род Князевых еще до революции открыл в южной Африке две-три шахты асбеста и нажили на том состояние. Этот бизнес переходил из поколения в поколение в их семье, пока не обнаружилось, что добыча асбеста вреда человеческому здоровью. Пришлось закрыть все шахты, а капитал вложить в новое дело: добычу янтаря на Украине. Отец Славы время от времени ездил на объект, а так часто был с сыном и женой: устраивал светские приемы, ездил на пикники, на рыбалку и охоту, занимался учебой сына, тренировался с ним, обсуждал фильмы.
       Домофон пикнул, и ворота разъехались в разные стороны. Я зашла внутрь, гравий хрустел под ногами. Аллея, тропиками цветущая летом, сейчас была припорошена снегом, как в какой-нибудь сказке. Я зашла в вестибюль, человек, нанятый исполнять на праздниках роль лакея, взял у меня полушубок и отметил в списке гостей. Разумеется, под именем госпожи Василевски, заранее я попросила Славу вписать меня так. В целях безопасности. Все как всегда, хотя за столько лет я так и не смогла привыкнуть к чопорности высшего общества. Я переобулась в балетки, отдала рюкзак лакею и, взяв коробочку с подарком, прошагала в холл, откуда доносились голоса и волнующая и чарующая музыка скрипки. То и дело глубоко вздыхая, чтобы успокоиться, я искала глазами в пестрой толпе именниника. Неосознанно я теребила пальцами огромный бант ленты, вся эта церемония жутко волновала. Но больше всего меня переполняло разочарование в самой себе, обида на общество за попытку переделать меня, глубокое презрение, исходящее из самых недр. Ведь когда-то я, выходица из низов, мечтала попасть в эти круги, быть всеми уважаемой, яркой и необходимой жемчужиной торжеств. Я любила Славу, но также видела в нем свой пропуск в высший свет. Я никогда не забуду суетливые сборы на свой первый светский прием, как трепетало сердце в предвкушение, как все щемило от сладкой радости и томного страха быть отвергнутой. Сейчас я даже не могу вспомнить, какое на мне было платье, тогда же я тряслась над каждой пылинкой.
      Когда я зашла, все взгляды, к несчастью, обратились ко мне, словно это я была виновницей их торжества. Большинство молчали, одни презрительно смеялись, другие охали и отшатывались от меня, третьи перешептывались меж собой, какая я дурнушка. Я давно уже не завишу от их мнения, но в этот момент была готова провалиться сквозь землю от стыда. Ситуацию и меня, заодно, спас Слава, незаметно подошедший сзади. Как ни в чем не бывало, он обнял меня за талию и, притянув к себе, поцеловал в щечку. По-дружески, но всячески давая всем понять, что рад моему присутствию. Что я по-прежнему, ни смотря ни на что, нахожусь в его расположении.
      - С днем рождения, - лишь это смогла я сконфуженно пробормотать, хотя дома, перед зеркалом подготовила целую речь и отрепетировала ее не меньше десяти раз.
        - Я рада, что мы отважились на такой шаг и остались друзьями, мой дорогой, - примерно так звучала она. - Честно признаться, мы составляем хорошую пару, в дружбе или любви, и ты это прекрасно знаешь. Мы соответствуем по своим вкусам и взглядам друг другу. Ты вырос за этот год, Станислав, стал еще красивее и мужественнее, хотя многие считали тебя и тогда идеалом. Ты поступаешь в этом году в МГУ, я горжусь тобой, ты оправдал надежды и сам многого добился, без помощи родителей. Желаю тебе успехов, милый, как в карьере, так и на личном фронте, - в обществе я всегда была живой и полной огня, могла позволить себе кокетство с любым из юношей, а потому без лишнего жеманства, как прирожденная актриса, произнесла бы эту речь.
      Но я изменилась и едва ли могла могла быть по-прежнему дерзкой шутницей среди этих напыщенных мажоров. Мне этого просто не хотелось, и я ограничилась банальным:
      - Всех благ тебе и всего самого лучшего... Ты это заслужил.
      Многие девицы в пышных, не по моде, платьях кидали на меня испепеляющие взгляды, способные уничтожить своим ядом. Дело в том, что Слава - самый завидный и желанный «жених» их общества, его мечтает приобрести каждая прыщавая девчонка. Родители даже составили ему блестящую партию с Розой Махно, высокой смуглой красавицей-венгеркой. На каждой приеме она неизменно появлялась в наряде разных оттенков алого и, выкурив трубку старомодного табака, запивала его полным бокалом грузинского вина. Больше она ничего не пила, не ела и не курила; приглашение на танец принимала лишь от Славы, втайне влюбленная в него, но не способная показать это из-за гордыни. А тот по-своему привязался к милой, но странной девушке, вечно закалывающей темные кудри на правую сторону. Еще от нее всегда пахло лимонной вербеной, будто она посетила нас прямиком из Джорджии. Но их чудное счастье нарушила я, когда Слава шумно и со скандалом ввел меня в общество, представив своей избранницей. Даже самые завистливые не могли не признать, что я его идеально дополняла, и мы были самой прекрасной парой всех вечеров. Он и она, оба светлокожие, в один тон, у обоих одна и та же величавая, непоколибимая и неприступная манера держаться, большие открытые глаза, впитывающие в себя все, оба любители посмеяться. Да-да, не поверите, до нашего разрыва он так хохотал, словно был в цирке. Мы даже, не сговариваясь, одевались в одни и те же цвета. Мисс Махно, конечно, не простила мне моей удачи и всячески старалась насолить, вот и сейчас она стоит и смотрит на меня дьявольским взором, желая сжечь. Однако два года прошло, а Слава так к ней и не вернулся, более того, он больше ни с кем не встречался.
      - Спасибо, - Слава широко улыбнулся и, потянув за ленту, раскрыл коробочку. Внутри на псевдо-бархатной подстилке лежали позолоченные наручные часы в темной изысканной оправе. Циферблат с изысканными серебряными стрелками был отделан в стиле мужской элегантности. Не мешкая ни минуты, Слава достал их и, по достоинству оценив престиж марки, одел на правую руку, так как был левшой.
      - Понравились? - я не могла сдержать ликования в груди, ведь так долго и осторожно придумывала подарок, мучительно выбирая между одеколоном качественных духов, абониментом в тренажерный зал и этими часами. Но духи означали бы, что мне не нравится его аромат, а это совсем не так, а абонимент тонко намекал на то, что ему пора худеть, хотя его пресс был восхитительным. В общем, у девочек все через чур сложно, мы сами придумываем себе половину препятствий. Вы не поверите, но накануне вечером я составила целый список причин, почему сегодня мне не надо было идти к Славе, и все потому что я боялась чужого осуждения. Но благо, меня переубедило замечание мамы:
      - Хватит сидеть дома. Никогда не поверю, что ты приехала за этим в Калугу, через половину страны.
       - Разумеется. Пойдем, пока все не остыло, - и взяв мою руку, он увлек меня в толпу.
       По пути меня приветствовали не меньше трех дюжин человек, учитывая то, что здесь всего лишь сотня, это громадное количество. Уже через семь минут я воспряла духом и не понимала, как вообще могла желать отказаться от приглашения. В конце концов, мама как всегда права: мне нужно развеяться. Ребята сидели вокруг стола в небольшой уютной гостинной с фонтаном и прозрачной крышей, здесь мы могли спокойно поговорить и отдохнуть от шума множества гостей.
      Вика даже встала, чтобы обнять меня. Выглядела она безупречно, впрочем как всегда: фиалковый костюм из пиджака и облигающих брюк, в узле фиолетовых волос пучок благоухающей лаванды. Он как нельзя лучше дополнял ее туалет, делая девушку похожей на француженку. От чуть раскосых глаз шли сиреневые стрелки, губы сверкали матово-фиалковой помадой. К правому вороту пиджака была прикреплена черная брошь в виде птицы - единственный атрибут ее наряда не фиолетового цвета. Туфли на высоченном каблуке сплошь сияли стразами, переливаясь и на свету, и в темноте всеми оттенками сиреневого. Ее шею облигал тонкий чокер, подчеркивающий очаровательную ямку между ключицами. Сразу же после нее меня в объятия заключила Римма, на ней были черная коротенькая юбка и темно-зеленая капроновая блузка. Удачное гамма цветов прекрасно сочеталась ее медной загорелой кожей. Каштановые локоны подруги были собраны в небрежный пучок, и несколько непокорных прядок, выбившиеся из прически, нежно обрамляли ее заурядное овальное лицо, делая его похожим на красивое. На нем не было и следа косметики, и лишь от шее Риммы веяло мускатным орехом и кориандом - ее неизменным парфюмом.
     Кира нашла в себе силы дружелюбно улыбнуться мне и помахать рукой. На ней был черный топик с длинными рукавами и кожаная темно-коричневая юбка-карандаш с завышенной талией. Пепельные волосы волной разметались по плечам, не поддерживаемые лаком или заколкой. На глазах Киры были черно-серебряные смоки-айс, губы сверкали насыщенно-розовым цветом, как пионы в июне. Апрелина сидела позади нее в удобном кожаном кресле, закинув ногу на ногу. Она была отрешенной, видимо скучала по Дарине, и при виде меня лишь вяло что-то пробормотала. Но я не могу не признать, что она была самой привлекательной в этот вечер: желтое муслиновое платье в пол, с оборками и вырезом на груди в виде капли. Черный атласный пояс охватывал ее тонкую талию, на шее была закреплена цветочная брошь. Черные перчатки из тончайшего кружева прятали миниатюрные ладони, русые волосы заколоты чуть выше шеи.
       На парнях, Егоре и Теме, были бархатные костюмы песочного и темно-бурого цветов. Слава оделся в бежевый костюм из тафты, под горлом был завязан шелковый галстук в цветную клетку. Стол был сплошь и поперек уставлен аппетитными явствами, половину я и не берусь описывать: идейка в ананасовой нарезка, политая растопленным шоколадом и усыпленная грецким орехом и миндалем, жаренные бананы в кунжутном мороженом, хрустящие куриные наггетсы, салат из королевских креветок, кольмаров, устриц и крабовых палочек, заправленный лимонным соусом, печеные в ячменных лепешках и оливковом масле сосиски, горячий борщ по-венгерски, с черносливом и салом, печеная курица с жареным картофелем. Также тут были легкие сэндвичи на закуску, разные мясные, колбасные, сырные, фруктовые, овощные и рыбные нарезки. Из напитков: кофе всех сортов, зеленый и черный чаи с добавлением специй, в том числе и каркаде, смузи, горячий шоколад и какао, глитвейн, молочные, ванильные и ягодные коктейли, сок, морс. Стол был идеально сервирован: белая парадная скатерть, столовые свечи в маленьких подсвечниках, серебряные приборы, белые тарелки и чашки с позолоченной каймой по краям, винтажные викторианские салфетницы и хрустальные вазочки с настоящими цветами.
      Свет в комнате был притушен, мягко и ненавязчиво освещая пуфики, большой мягкий ковер, два белых кресла, в одном из которых расположилась Апрелина, и стол. Музыка не доносилась из холла, и тишину нарушало лишь мирное журчание фонтана. Но хватит с меня описаний, пора переходить к самому празднику. Вика уютно устроилась на софе, поджав под себя ноги, Кира потягивала коктейль через салатовую соломинку, Римма как всегда крутилась возле стола, не смотря на наличие обслуживающего персонала. Парни сидели на пуфиках и улыбались, иронично поглядывая то на Киру, то на Вику. Слава сел на софу и, скрестив руки, обиженно надул губы.
      - Ну вот, вы украли у меня гостью, а помнится, сегодня я именник, - сказал он с грозным видом, хотя его голос смеялся.
      - Пусть Рос разрешит наш спор, - сказала Вика, скосив глаза на парней и шутливо толкнув Славу.
       - Какой спор? - любезно согласилась я, весьма польщеная тем, что моего мнения ищут. Я села между Егором и Темой, кокетливо поправила последнему галстук-бабочку и расправила подол платья. Ребята начали потихоньку накладывать себе еды, я положила на тарелку кусок запеченной в яблоке утки и тост с апельсиновым джемом.
       - Мы обсуждаем любимую книгу Киры: «Унесенные ветром», - пояснил мне Егор, ломая душистый ломоть свежего белого хлеба надвое. - Пороки главной героини по сравнению с общественной нравственностью того времени.
     - Вот как, - протянула я, стараясь припомнить сюжет того американского романа. Говорят, у его автора, Маргарет Митчелл, таланта хватило лишь на эту повесть. Все остальные вышли на троечку. - Римма, будь добра, подай мне, пожалуйста, морковный сок. Нету? Ну, тогда томатного... Спасибо.
      - Это было интересное время, - внесла свою лепту и Вика. Апрелина по-прежнему продолжала хранить молчание, скупясь даже на улыбки, и это страшно коробило, задевало меня. - В то время, как в Европе властвовали чопорность и вековые традиции, на Юге Нового Света верх над леди брал их горячий темперамент. Они не могли сдерживать себя в узких рамках установленного поведения, и так зарождались скандальные романы на стороне. К тому же, всякий, уважающий себя джентельмен того времени владел плантацией, а ни одна плантация не обходилась без чернокожих рабов. Это, определенно, также накладывало на все свой отпечаток, ведь не могли же люди жить по-прежнему, видя жуткое кастовое разделение и намеренное возвышение одной расы над другой. Человек должен быть совсем черствым, чтобы оставаться хладнокровным к страданиям негров, как детей отрывали от матерей, а жен от мужей...
       - Вика, я тебя умоляю, - поморщилась Кира. - Ты, как художник, все равно нас не поймешь. Но давайте не будем философствовать, ведь мы обсуждаем конкретную книгу. И конкретную проблему. Что оставалось бедняжке Скарлетт, после того как она, семнадцателетняя, дышущая здоровьем красавица, осталось вдовой? Ведь замуж было позволено выходить не ранее трех лет вдовства! И приходилось носить ужасные плотные вуали до самых колен. Кто способен стать таким ханжой по собственной воле? Разве мало того, что дамы прятали свои прекрасные ножки под тяжелыми юбками, а спины и животы - в тугих корсетах? Чудовищная несправедливость! И все это мы терпели из-за вас, парни. Да-да, именно вы, мужчины, заставляли нас так мучиться и выполнять каждый ваш приказ, словно мы ваша собственность! И делалось все на ваше благо и желание, никто и разу не побеспокоился о нашем здоровье, - хорошенькое личико Киры даже покраснело от возмущения, все перекосилось в беспомощной ярости.
     - Неправда, вздор! - Егор рядом со мной в негодовании напрягся. - Да, порою наше поведение становилось непростительно грубо и эгоистично, но ведь только благодаря нашим страданиям, вы могли крутиться перед зеркалом и плести сплетни за спинами подруг. Пока ваши мужья гибли на фронте, под пытками или в лазарете, вы уже легкомысленно и малодушно вальсировали с другими! Вы бесконечно требовали жемчугов и шелков, в то время как нашим украшением были кровь, дезертирство и порох!
      - Ах, вот оно как! - тут же взвилась Римма. - Мне обидно, что вы так думаете. Женщины равно, как и вы, учавствовали в войнах. Кто заправлял в лазаретах, пока вы кичили самолюбие? Кто орошал подушки слезами, пока вы успокаивали свою гордость? Кто держал целые города под осадами, с голодом и смертями, пока вы на другом конце страны пили вино, устраивали скачки и подписывали мирные договора? Кто выходил воевать с младенцами за спинами, когда вас всех, как трусов, истребляли?! - обстановка в комнате наколялась, становясь все горячее. Спор грозился перетечь в крупную ссору.
     - Римма, - Тема разочарованно нахмурился. - Я никак не ожидал, что и ты вступишь в спор и перейдешь на личности. В данном случае, я целиком и полностью на стороне друга. Женщины ничего по-настоящему не знают о войне. Это мы по своему великодушию позволяли вам так думать. Между прочим, все войны и начинались из-за женщин, вы - яблоко раздора.
      - Слава, угомони их, прошу тебя. Все это бесстолково, - подала голос Апрелина, и он, к моему удивлению, оказался хриплым и безжизненным. Пока я озадаченно разглядывала подругу, и обнаружила то, что не увидела с первого раза, а именно исхудавшее лицо и потухшие глаза, Слава встал и примирительно замахал руками:
      - Ребят, я...
    Но его слова потонули в шуме дискуссии, ребята повскакивали, отчаянно жестикулируя, Римма и Тема прожигали друг друга взглядами. Крики становились все громче, все сильнее давило это на уши, Апрелина спрятала лицо в ладонях, Слава растерянно смотрел на друзей. Вика артистично заламывала руки, называя всех лицемерами, Кира отмахивалась от нее и громко продолжала твердить о своем. Все они имели один и тот же объект разговора, но каждый старался перетянуть одеяло на себя, обернуть беседу в тему, интересовавшего только его. Мальчишки, понятное дело, в войну, Кира, как главная модница, на права женщин, Вика, дизайнер и модельер, пыталась найти что-то художественное в любой истории. Я любила их, но сейчас все они были противны мне. Ребята являлись прекрасными фантазерами, но плохими аналитиками, они не могли собрать картину в единое целое, и лишь поверхностно скользили, не затрагивая тему глубже. Когда слушать это стало совсем не выносимо, я хотела встать и тихо уйти, все равно бы этого никто не заметил, но вдруг Кира, прекратив орать, обратилась ко мне:
      - Ну хорошо, оставим это. Что скажешь ты, Рос? Все мы знаем, чем ты обладаешь, поэтому твое мнение будет для нас оканчательным и бесспорным вердиктом, - все тут же смолкли и обернулись ко мне. Во взгляде Славы я заметила облегчение и мольбу, даже Апрелина отняла руки от лица.
     Посмотрев на их пестрые, но в то же время пустые мнения, я была так зла, что меня не пришлось уговаривать. Покашляв и убрав пустую тарелку, я начала:
      - Мисс О'Хара была взбалмашной и избалованной девицей, привыкшей получать желаемое любой ценой. Для нее не были значимы ни родственные, ни дружеские узы, и кавалеров она уводила из простого тщеславия и мимолетной прихоти. Даже мельком она не задумывалась о затронутых чувствах тех избранниц, которых она эгоистично считала соперницами. Скарлетт была ограничена в своих знаниях и презирала искавщих их, она желала развлечений и внимания к собственной персоне. И вот, когда Эшли Уилкс, «удостоенный» ее любви, не смог ответить на ее чувства и не сделал предложение руки и сердца, девушка позволила эмоциям взять верх над разумом, что было в те времена непростительно. Ее задетая гордость и уязвленное тщеславие требовали комплиментов, и она стала легкомысленно вести себя в мужской компании, заигрывая со всеми. Конечно же, пошли сплетни, что в те времена было смертельно для репутации женщин. И вот, из простого желания насолить всем в округе и показать свою независемость Эшли, она венчается с братом Мелани, невесты Эшли, с Чарлзом Гамильтоном, - я удивлялась самой себе, что в точности запомнила едва выговариваемую фамилию. -  Вы можете уверять меня, что она не могла по-настоящему любить Эшли, но возражу вам, на что только не пойдут влюбленные женщины. Нет-нет, она его любила. И когда простодушный осчастливенный Чарлз погиб на войне, его жена нисколько не горевала по нему, даже как по другу и просто хорошему человеку. Эта черствость не могла не задеть внимательного читателя; когда же у миссис Гамильтон родился сын, она совсем не чувствовала к нему теплоты и привязанности, не чувствовала его частью себя, более того: старалась скорее избавиться от него, отдав на попечение рабов. Жизнь ломает и переделывает всех, Скарлетт не стала исключением. По-прежнему испытывая чувства к Эшли, она дает ему обещание заботиться о беременной Мелани. В то же время она встречает Рэтта Батлера, изгоя из светского общества, с которым познакомилась на роковом барбекю, когда согласилась стать женой Чарлза. Рэтт, несметно богатый и ехидный по своей натуре, играющий новые роли перед зрителями, которые были светскими людьми, оказывает ей знаки внимания и говорит, что жизнь еще не кончена. Благодаря его насмешкам, Скарлетт снимает траур намного раньше срока, к огромному неудовольствию окружающих ее барышень, и краски снова возвращаются в ее жизнь. Мистер Батлер предлагает ей стать его любовницей, но тут миссис Гамильтон показывает качества истинной леди и отказывается, негодуя. Атланта, в которой она находится, попадает в осаду янки, жители спешно покидают город. Скарлетт остается там, так как Мелани на позднем сроке не перенесет дороги, и в опустевшем городе сама принимает роды. Рэтт находит повозку и вывозит их из города, ставшим опасным, однако в поле он говорит, что должен отдать долг Родине и бороться за свободу своего народа, и уходит, чтобы вступить в войска Конфедирации. Обезумевшая Скарлетт клянется, что будет ненавидеть его до смерти, рассудок помутился у женщины, не способной принимать трудные обстоятельства. В родовом поместье Таре она находит штаб янки и узнает, что ее мать умерла, когда ухаживала за больными тифом дочерьмя. Ее отец, безумно любивший жену, сошел от горя с ума, ему все казалось, что Эллин рядом. Скарлетт берет все под свое руководство и идет работать в поле, не смотря на осуждение других. Они собирают урожай, но ее семье нужны деньги, тогда она, умерив свою гордость, отправляется к мистеру Батлеру, надеясь соблазнить его и получить деньги, но оказывается, тот в тюрьме. Скарлетт выходит замуж за Фрэнка Кеннеди, старого поклонника ее сестры. И тут она проявляет незаурядные качества управляещей, ведя дела мужа в магазине. Но главным событием книги, я считаю, было то, что она вышла замуж за Батлера, поняв что никогда не любила Эшли. Она наконец поняла это и продолжила жизнь, веря в хорошее. Думаю, тут нельзя разделять на приличное и вульгарное, мужское и женское, богатое и бедное, свободное и рабское. В жизни все зависит от конкретного человека, от того как он поступит. Ведь мисс О'Хара могла никогда не выходить за Чарлза и в будущем составить кому-нибудь блестящую партию. А могла жить зависемой от канонов общества и, не сняв траура, так и не обрести счастья. А могло случиться вообще такое, что нам, детям современного века, и не придет в голову, к тому же и раньше существовал суицид для утомленных миром. Жизнь - странная штука, мы могли с вами не родиться, если наши родители никогда бы не встретились или сделали бы аборт, решив, что сейчас рожать не модно.
      Выговорив все, что накопилось в душе, я жадно втянула ртом воздух и оросила сухое горло соком. Ребята смотрели на меня «телячьими» глазами и пытались переворить услышанное. На губах Апрелины я, кажется, заметила улыбку, но в ту же минуту она яростно растрепала волосы, словно желая отвлечься, и взяла дольку апельсина и кусочек нектарина.
      Подали сладкое: заварные пирожные, черносливы в белом шоколаде, клубника в темном, слоеные и овсяные печенья, ореховые конфеты в позолоченных шуршащих обертках, сливы в сахарной пудре и шоколадной крошке, птичье молоко, вишневый пирог, шарлотка, сверкающие маффины, пряники, политые глазурью, французские круассаны с различными кремовыми начинками, сахарная помадка, рахат-лукум с фундуком, творожные чизкейки, засахаренные орехи, сметанные торты, медовики и, наконец, гвоздь программы, огромный именниный торт. Он был в метр высотой и шириной, пятиярусный, каждый ярус был покрыт свежими ягодами, на стенках дизайнерские шоколадные подтеки. На верхушке, среди самого обилия ягод брусничным кремом было написано: «С днем рождения, сын!». Так же торт был украшен живыми цветами: пионами, флоксами и розами, но внешние стенки, не смотря на обилие моркови и имбиря внутри, были синими. Да и сам торт, хоть и с цветами, но был мрачноватым, в мужском духе. Тема пошутил насчет того, не вылезит ли из него сейчас коротышка-стрептезерша, за что и получил подзатыльник от своей девушки, Вики.
     Слава сказал что-то на ухо официанту, и тот, кивнув и лукаво подмигнув, быстро ретировался. Ребята с радостным и возбужденным гомоном набросились на сладости, я взяла рахат-лукум, три помадки, маффин и чашку чая.
     - Так, значит, ты ни сочувствуешь, ни осуждаешь Скарлетт? - спросила Кира, бросив на парней надменный взгляд.
      - Нет, все мы в жизни ошибаемся, а сочувствия она не достойна, потому что и сама его не испытывала.
      - Кстати, о неграх-рабах на американских плантациях, - вмешался Слава. - Мой дед еще маленьким ездил со своим отцом в Африку, на шахты, и пообщался с местными жителями. Они, сами похожие на детей наивностью и своим поведением, тянутся к маленьким, не тщеславным человечкам. И он рассказал мне, что они до сих пор не забыли и не простили белым рабство их нации. Хотя существует версия, что их же вожди и продавали своих поданных иностранным рабовладельцам. Так они убивали сразу двух зайцев: и улучшали свою экономику, и избавлялись от огромного голодающего населения.
      - Какие классные часы, - вдруг заметил Егор новшества.
      - Да, - улыбнулся Слава, и для меня это было как бальзам на израненную душу. - Подарок Рос.
      Ребята тут же единодушно выразили свой восторг, и решили сделать праздничную фотографию вокруг шикарного торта. Именниника поставили в центр и дали в руки ему поднос. Слава в ответ на это закатил глаза, вызвав всеобщий смех. Руководила всем процессом Вика, она металась по комнате, прикрикивала на всех и то и дело передвигала стулья.
     - Рос, - сказала она. - Встань рядом со Славой, ваши наряды идеально сочетаются друг с другом.
     Апрелина злобно стрельнула на меня глазами, но встретив мой взгляд, поспешно отвернулась. Римма едва сдерживала смех, Егор прятал улыбку в кружке, делая вид, что пьет. Чувствуя себя донельзя неловко, я прошла через всю комнату и встала рядом со Славой. Тот, чувствуя тоже самое, затаил дыхание, я видела, как его грудь замерла.
      - Ты как чужая, Росси, - укорила меня Вика, притопнув ногой. - Обними его или еще что-нибудь!
       Смущенно и кокетливо закусив нижнюю губу, чтобы не прыснуть во весь голос, я слегка повернулась к Славе и облокотилась о его широкое плечо. По обе стороны от нас уже появились Егор и Тема, Римма была отправлена к своему кавалеру, Вика - к своему. Апрелине предложили занять место в центре, перед Славой, на стуле. Застывшее лицо Апрелины, словно маска, ничего не выражало, но от того казалось еще прекраснее. В эту минуту, холодная и неприступная, она была похожа на эльфийку из своих книг. Взяв из вазы чайную розу, она приколола ее груди и подошла к нам с такой грацией, как будто была царицей. Ее походка была плавной, мягкой и не спещащей, как у пантеры, распущенные волосы с золотым отливом колыхались на ее спине. Невольно с замиранием сердца я наблюдала за ней.
      Был позван официант и сделано не меньше двадцати снимков. После каждого щелчка фотоаппарата вся женская половина, кроме нас с Апрелиной, сбегалась и обсуждала свои недостатки, умоляя переделать. Паренек, польщеный улыбками Киры, и рад был стараться. Зная, что достоинств у меня больше в профиле, похожем на античный, я склонила голову в сторону. Апрелина сидела непринужденно, словно эллинская богиня, сошедшая с Олимпа и любезно дававшая себя лицезреть. На минуту эта мысль о ее самолюбии и гордыни вызвала во мне злость, но бегущий темп праздника позволил мне отвлечься.
      - Итак, давайте, вернемся к нашему разговору, - сказала Вика, усаживаясь с кусочком торта обратно на софу. - Скарлетт, такая живая и полная энергии...
      Апрелина едва слышно застонала, таким образом ненавязчиво привлекая к себе внимание, а Слава поспешно вмешался:
      - Ребят, это вы уже перебарщиваете. Как заладите об одном и том же! Не забывайте, у меня сегодня день рождения.
      Тут вернулся тот самый официант да не с пустыми руками, а с бутылкой отличного церковного вина из какого-то северного аббатства Испании. Под шутливые аплодисменты друзей, он открыл бутылку и разлил всем по бокалам.
      - Тост пусть скажет Рос, - властно, не терпя возражений, сказал Слава.
      - Князев, как всегда, в своем репертуаре, - шепотом прокомментировал Тема.
      Посмотрев на блестящую, бардовую жидкость, я встала и, подняв бокал повыше, проговорила:
       - Ну что ж, сегодня здесь мы все собрались, потому что у нашего друга день рождения. Наш, карапуз Славик, стал дряхлым старичком, - послышались смешки. - Сегодня ему исполнилось целых восемнадцать лет. Теперь он открыто может посещать бары и бордели, - смешки переросли в хохот. - Нам тяжело прощаться с детством и приятелями из него, все мы помним наш старый теплый Орден Дружбы, - при этих же словах все тут же стихли и сникли, опустив глаза. Я становилась все храбрее, дышать стало тяжело, словно какой-то камешек в трахее мешал мне. Я знала, что этот камешек - правда. - Но я верю, что не смотря на годы, мы не забудем друг друга и не станем черствыми людишками, что по-прежнему будем ценить любовь, дружбу, улыбку, преданность, надежду на счастье, - на моих глазах показались слезы, и рука с бокалом заметно дрогнула. - Я верю, что мы не изменим своим идеалам и не пойдем на подлость. Я верю, что мы никогда не предадим... За Славу!
     Ребята понурили головы, вспомнив, что всего лишь два года назад поступили так, как никогда не хотели. Создав Орден Дружбы, мы презирали все плохое и чтили свои идеалы. И вот, сейчас я так их раскусила, от прежней глупой болтовни не осталось и следа. Послышался звон бокалов, и вскоре они осушились. Я закусила канапе, Слава как-то странно смотрел на меня. Неожиданно заговорила Апрелина:
     - Я полностью согласна с Росси: главное не предать самого себя. Это низшая ступень подлости. Но также мы не должны забывать о чувствах других, ведь у каждого есть сердце, которое легко ранить. Порой можно обидеть одним неосторожным словом или двумя, например, назвать самым паршивым человеком... - она шмыгнула носом.
     Вика притянула ее к себе, обнимая и утешая. Во мне забурлил гнев, я яростно вскинула голову, сверкая глазами.
     - А я считаю, тут нет белого и черного, границы размыты. Нам неизвестны мотивы оскарбляющего, к тому же, он сам может оказаться жертвой. Никто не знает, что ему сказали прежде.
     Апрелина была настроена крайне агрессивна и вскочила, смертельно побледнев, но наш пыл осек Слава.
     - Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой. Пусть теперь Вика скажет.
     - Нет настроения, - отмахнулась та. - Пусть лучше Егор, - вновь послышались шипение, всплески, звон и новая речь.
      - Я тоже хочу сказать о том, что нашему другу исполняется уже восемнадцать лет. Только недавно мы играли во дворе и дергали девчонок за косички, а уже скоро заканчиваем школу. Как быстро летит время! Люди приходят в нашу жизнь и уходят, и многие в ней появляются лишь для того, чтобы познакомить нас с действительно важными людьми. Общение не может длиться вечно, оно в любом случае прекратится, как бы мы не старались. Кто-то уходит сам, кого-то забирают обстоятельства, расстояния, личные обиды, а кого-то - смерть. Вот уже как два месяца нет нашего друга, Игоря Матвенко, а мы даже не успели сказать ему всего важного... Поэтому, ребят, давайте ценить людей, которые рядом с нами, здесь и сейчас.
     Последовали вздохи, мрачное одобрение, тихое ворчание, кряхтенье, Вика поощряюще чмокнула Тему в щеку. Вино было сладкое, но с кислинкой, однако именно это кислинка и создавала весь шарм. Мы начали играть в шарады, после пятнадцати минут смеха и бесконечной неумелой пантомимы мы решили выпить еще по одной. На этот раз все единодушно потребовали тоста от Славы. Тот, немного помахав рукавами в знак протеста, все-таки встал и заговорил. Его речь завершила три самых грустных праздничных тоста, возможно, так на нас действовал алкоголь.
     - О да, мне теперь восемнадцать, ребят. Но это значит, что в скором времени я должен буду продолжить дело отца и деда, жениться, растить детей. Многие думают, что бизнес это мед, но я вас разочарую. Бизнес это бесконечная борьба за деньги и трон в верхушке социальной пирамиды. Бизнес не дает нам заниматься любимым делом, закрывает наш потенциал, но вместе с тем необходим для мировой экономики. Я с удовольствием открыл бы где-нибудь свою контору и защищал бы интересы людей в судах. В свободное время я занимался бы футболом и ухаживал бы за девушками. Но вместо этого я должен разгребать бумаги о статистике янтаря и жениться на этой венгерке, Махно, - кто-то из парней надменно прыснул. - Жениться на ней я, конечно, не женюсь, но все вы знаете о какой я девушке мечтаю. И она для меня теперь тоже закрыта.
     Покрываясь румянцем, я ощущала, как все прожигают меня взглядами, как счастливо улыбается Вика, как скребет ногтями по креслу Апрелина. И чего она только так обозлилась-то на меня?
     - Давайте отложим все пустые обязательства в сторону и займемся тем, что нравится. До дна! - и он первым разбил бокал. Осколки устелили пол, переливаясь всеми цветами радуги под светом. Через секунду и мы последовали его примеру. Это оказалось очень весело: бить бокалы. - Давайте будем говорить то, что думаем, - он все больше распылялся. - И я первым так сделаю. Я люблю тебя, Росси.
    Это было так неожиданно, что вилка, которой я собиралась подцепить виноград, выскользнула из моих пальцев. Всю меня паралезовало, я отказала Саше, зная, что всегда буду любить одного Славу, но я никак не думала, что тот до сих пор любит меня. Когда мы расстались, и период страданий истек, я здраво решила, что просто надоела ему. Богатенькие мальчики часто так поступают с надоевшими игрушками. Тем более «игрушка»-то уже была испорчена. И все же я решила до конца жизни оставаться верной ему (ну, или пока с меня не сойдет вся эта рыцарская спесь), и вот наступает такой момент, когда он решает пожертвовать всем ради меня. Когда он смотрит на меня, словно это я богиня, а не он - божество. На миг мое голубое старенькое платье показалось мне самым прекрасным, королевским, сошедшим со страниц какого-нибудь модного парижского или меланского журнала. На миг мои волосы показались мне самыми густыми, самыми душистыми, самыми яркими, моя кожа - самой белой, самой нежной, самой ровной. На миг я стала совершенством и затмила даже Апрелину. На миг мой вечный страх одиночества отступил. Нет, он покинул меня навсегда, потому что я поняла: есть человек, которому я дороже всех на свете. Мне хотелось жить, мне хотелось плясать, мне хотелось кричать и петь. В моем животе закружились бабочки, и кровь прилила к щекам. Я ощущала себя прежней жизнерадостной Россией Добревой, у которой вся жизнь впереди. Невероятно, какой силой обладают слова, и как признание парня может повлиять на девушку и ее самочувствие.
     Казалось, прошла вечность, на самом деле пролетела лишь минута. Слава по-прежнему смотрел на меня умоляюще и ожидающе своими карие глазами, как умирающий смотрит на ангела. С таким рвением только утопающий хватается за соломинку, и Слава был этим утопающим. Вот только не верилось, что я - соломинка. Ребята были слишком шокированы, чтобы что-то сказать, лишь на губах Риммы расцвела дурацкая улыбка. Я боялась посмотреть на Апрелину, какая-то часть моего разума шептала мне, что она влюблена в Славу. При этих словах проснулась моя ревность, но я сейчас была слишком радостна, чтобы думать об этом. Подумаю завтра, решила я про себя. Сейчас была проблема по-серьезнее: я не знала, что ответить. Банальности или слезы радости не подходили, объятия тоже, а душу раскрывать в компании бывших, предавших однажды друзей не хотелось. Поэтому я, сама того не замечая, судорожно теребила подол платья, лихорадочно мяв его вспотевшими от волнения ладонями.
     Но, к счастью, из холла донеслась мелодия вальса, и Вика в воодушевлении вскочила.
     - Танцы начались, пойдемте! Может, еще успеем на кадриль. Слава, Рос, простите нас, - и она увлекла Тему за собой. Я была безмерно благодарна ей за это прояаление такта. Остальным ничего не оставалось, как плестись за ней, но они бросали на нас хитрые взгляды. Апрелина пулей вылетила из комнаты, оставив после себя лишь шлейф своих духов: с ароматом жасмина.
     - Почему ты мне раньше ничего не сказал? - лишь смогла спросить я, в горле пересохло. Оказывается, остаться наедине тоже волнительно.
     - Потому что ты была с этим Романовым, - Слава даже скрипнул зубами и сжал кулаки от едва сдерживаемой досады и ярости. - Скажи честно, ты его любишь? Что он тебе пообещал? Порше, виллу, весь мир к твоим ногам? - он, как безумный, сверкнул глазами.
     Я рассмеялась и села к нему на колени, разжав сильно стиснутые кулаки. Мои руки обвили его шею, и я удовольствием и блаженством вдохнула его аромат: кофе, кожи и цитрусового лосьона после бритья. Он нисколько не изменился.
     - Ты мой дурачок, - ласково прошептала я, вновь обретая смелость, и взъерошила ему волосы. - Я люблю только тебя одного, мне больше никто не нужен. Не ревнуй, я здесь, с тобой. Не с ним.
     - Теперь мне хочется кричать от счастья, - проговорил Слава, опустив взгляд к моим губам. - Может я и дурачок, но ты - моя. Навечно.
     - Нет, навсегда, - наши глаза встретились и меня словно ударило током. Вся я была в приятном напряжении, натянутая, как струна. Он наблюдал за мной, но без тени улыбки на лице. Неожиданно он притягивает меня ближе, наклоняет к себе, однако не целует. Наши лица разделяет всего пара сантиметров. Он внимательно смотрит на меня, будто изучает мои глаза, брови, ресницы, рот, и мне неуютно под его пристальным взглядом. Я ощущаю его дыхание у себя на коже, вижу красиво вырезанные губы, которые так и хочется слегка прикусить и провести по ним язычком, пощекотав. Но он все ещё не целует меня, и это заставляет трепетать от желания.
     - Я все время думаю о тебе, - прошептал он.
     - Давай немного помолчим, - также шепотом попросила я, хотя мне лестно его замечание. Внутри меня все кричит от счастья, и воздуха просто не хватает в легких. Здесь недостаточно слов, чтобы все честно описать.
     Тогда он осторожно трется кончиком носа о мой нос, наши губы соприкасаются. Я чувствую совсем рядом сильное тело, каждая его мышца напряжена. Руки Славы блуждают по моей шее, и я впадаю в странное оцепение. Мои пальцы не слушаются меня, будто ватные. Вдруг он рывком поднимается и, держа меня на руках, куда-то несет. Раздаются скрип половиц и открывающейся двери, и мы оказываемся в полутьме. Никто и не думает включить свет, комфортно и так. Каждый из нас знает тело другого также хорошо, как и свое: каждый бугорок, каждую царапину, каждый изгиб.
     - Здесь, - шепчу я, только сейчас понимая, как же на самом деле мне не хватало Славы. - Сейчас.
     Он улыбается, но его улыбка похожа скорее на хищный оскал. Плут, перешагнул негласную черту, он знает как я люблю эту коварную пиратскую ухмылку. У меня вдруг возникает ощущение опасности, немного поколебавшись, я поворачиваюсь к нему спиной. Вся напрягаюсь, когда он касается меня, закрываю глаза, испустив тихий стон. Он убирает мои волосы на одно плечо и расстегивает молнию. Платье тут же бесформенной грудой падает к моим ногам, я стою, глядя на него из-под дрожащих ресниц. Не чувствую неловкости, скованности, смущения, одно лишь желание. Я ощущаю себя смелой и ненасытной, веселой и дерзкой, притягательной и желаемой. Богиней.
     В порыве Слава сдергивает с себя пиджак, я беззвучно помогаю ему расстегнуть пуговицы и скидываю рубашку. Он остается в одних брюках, с обнаженным торсом, прекрасный, как сошедший со страниц книги античный герой. Все вокруг останавливается, в комнате слышно лишь тяжелое дыхание. Мне кажется, что меня загипнотизировали. Мы снова целуемся, и я понимаю, что ждала этого поцелуя долгие два года. Поцелуя, который останется в моей памяти навсегда, поцелуй, который спасет меня, не даст возненавидеть весь мир. Который даст ощутить себя живой. На миг перед глазами встает хмурый образ Саши, и я вспоминаю наш спонтанный поцелуй. Нет, тот был не такой, в нем не хватало страсти и огня от меня. Не смей в меня влюбляться, вновь звучит ироничный голос во мне, но я отгоняю его, как надоеливую муху. О дорогой разум, мысленно взмаливаюсь я, если ты такой великий, дай мне забыться хотя бы сегодня. Разве мало я выпила вина? Я люблю этого человека, а он - меня. Неужели мы не имеем права быть вместе?
     Мои молитвы были услышаны, и я больше не вспоминала Александра. Вдруг Слава отстраняется и смотрит на меня блестящими глазами. Долго и жадно, буквально пожирает ими.
     - Что? - спрашиваю я срывающимся голосом, почти теряя сознание. В нем слышатся нотки паники и тревоги.
     - Ты, - шепчет он и умолкает.