Лосиный остров

Немцов поселился жить на мосту, он нынче один из многих, кто взял под опеку, свернул под крыло всех нищих, убогих, застреленных в голову юных политиков, отметивших кровью мосты над рекой. Он дух, он бесплотен, взирает чуть свыше, глядит на портреты свои и цветы. Красивее нет для него красоты. Немцов, дух Немцова моста. Такими, как он, полон город мой. Их имена, их тела под брусчаткой, в асфальты закатаны их кошельки. Сквозь них прорастают твои корневища. Под толщами, тоннами, тянутся в небо. Чуть трещина - новый росток зеленится! Затоптан? Ну что же, посмотрим ещё.

На Чистых прохожие с бледною кожей от недостатка воздуха свежего, чувств свежих, мыслей, идей дефицит. В их старых домах прорастаешь меж стен ты, ютишься с мышами, ночами шурша.

На Болотке парад фальшивых невест, для виду вышедших замуж, на деле свободных, ничем никому не обязанных. В их верности прорастёшь ты, в девственной их чистоте, румянце стыдливом, и твёрдости стойкой устоям, и памяти павших отцов.

На Старом Арбате нет музыки что-то. Туристы из Фиджи, далёкой Анголы не могут понять, почему же не бьётся в лицо серых стен разноцветный раскат? Менты, непонятки, старухам не спится. Лишь флейты пронзительный глас одинокий клянётся, что будут ещё времена. И глас этот стойкий пытается слиться со звоном твоей запылённой листвы.

А рядом резвится огромный мутант - Новый Арбат, советских застроек на грани с маразмом сплав с теми годами, в которых убить было проще, чем не убить.Мутант. Монументы бессмысленных книг, дом книги, хранящий пространство вселенных. И, боже, смотри на вот эти вот лица! Опухшие, красные, в рваной одежде, бухие настолько, насколько в надежде уверены, в тощей свободе лететь в паутине кривых переулков парами того лишь, что выпито прежде. Духи. Плотнее, но в той же тусовке, что и Немцов. Они охраняют незримо, неслышно во ржи над обрывом беспечных мальцов. Они - сами корни. Ты в них прорастаешь. И скоро совсем не сойдут за людей. Для них ты давече уже приготовил уютное место, где лягут они, устав бесконечно бесцельно метаться, а просто будут. Сами будут тобой.

В недрах дворов бородатые граждане, Балтикой пахнут - и морем, и пивом. С глазами, как будто на свете всё знают, всё видели. И это действительно так. О том же, что кроме их света на свете бывают другие света, о том не узнать им, хвала небесам. То знание образ не сделало б краше, дворы гармоничнее не сотворило б. Но ты прорастёшь вкруг миров их, не трогая, тихо присутствуя рядом, и грея собой. Как только один вдруг захочет свободы, порвав оболочку родится вовне, он тут же увидит колец анфилады, и всею душой разольётся в тебе.

Я говорю, глядя на твои тропинки, как человек, глядящий на лик человека, говорит с целым Богом, я говорю с целым Лесом, глядя на тебя, твои деревья. Я знаю твоё старшинство.Ты велик, а я мал. Ты стар, а я юн. Я пришёл в твою тень, чтобы стать частью тебя, раствориться в тебе, как сахар в капучино. Я, и такие, как я, возвели город в тебе из своих тел и имён, из пыли и углов. Но сами мы растём из тебя, а ты длишься во всём. В каждой кофейне, на кухнях и спальнях, в шкафу президента растёт твой росток. Ты дремлешь под беспокойством перекрёстков, а я жду, что река из железа будет скована, будто льдом, и я смогу перейти её, ведь скоро час пик. Скажи, где во мне ты, хочу попуститься, дремать под асфальтом вместе с тобой. Тот парень, которому отгрохали дом с куполами, уверен, он что-то да знал о тебе. Две тысячи лет он течёт под землёю вместе с твоими корнями, прорастая садами и парками, заставляя цвести цветы. Без тебя он никто. Никто никто, только ты. Старый вечный лес.

Дед Лосиный Остров.