Зелёные человечки

               
     Ильич гнал самогон. Он гнал его всегда, испокон веков, точнее, с того самого момента, как себя помнил. Рецепт своего самогона он получил ещё от деда, тот – тоже от своего деда, так что гонение самогона было не только фамильной традицией, а уходило корнями в глубь веков, в старину глубокую, с преданиями далёких дней. Возможно, что тогда вообще ещё ничего не было – ни аэропланов, ни шаров Монгольфье, ни газа российского, ни деревушки, в которой жил сейчас Ильич, ни их не то колхоза, не то совхоза, а вот самогон был! Он был всегда! И будет всегда, в чём были уверены все, кто жил по соседству, не только в деревне Ильича, но и в соседних деревушках и хуторках. Потому, что другого такого, даже похожего самогона, в округе не получалось ни у кого! Жители разные догадки строили и об устройстве особого аппарата, через который Ильичу удавалось доводить обычную с виду брагу до такого умопомрачительного состояния, и об особой воде, которая перед закваской на брагу три дня оставалась в сарае на дворе у Ильича, и о травках, которые Ильич, наверняка, по мнению опять же местных жителей, добавлял в продукт для последующего самогоноварения. Ильич только посмеивался в усы, но секрет никому не открывал. Был он кряжистый и весёлый, крепкий и озорной, все окрестные девки со всей округи наверняка испытали его и себя на прочность, но никто ни разу даже между собой об этом не заговаривал. Детей у Ильича не было, своих детей и детей жены тоже, своей жены, хотя поговаривали, что после армии он жил несколько лет в городе, где кое-что и случилось. По молодости, по неопытности. Но сюда, в деревню, к Ильичу никто и никогда не приезжал. А бабёнки окрестные всё же захаживали, вроде как за зельем для своих мужиков, но как-то странно долго не выходили из избушки, по часу, а то и поболее задерживаясь. И слишком уж глаза у них горели после этих походов за зельем для своих мужиков и даже походка менялась, но всё это приписывалось действию чудесного эликсира, которым Ильич всех их и потчевал, не жалея ни себя, ни их – стоны слышны были далеко в округе! Может, и не сразу напиток в горло лез! Но ведь и не заставлял Ильич никого – бабы снова и снова приходили сюда и пробовали. Кто прочнее. И даже из города за бальзамом иногда приезжали – уж очень, говорили, после него сила мужская прибавляется, нарасхват самогоночка шла! Легенды по округе всё ширились. Сам Ильич употреблял снадобье своё немерено, может, и бабёнки вследствие этого всё чаще и чаще заглядывали в стоящую на отшибе избушку, но ведь  времени хватало всё же Ильичу и новую бражку ставить, и менять ёмкости в перегонном аппарате! Сырьё для перегонки было известное – зерно высшей пробы местного производства. Конкуренции закупкам зерна по области Ильич не представлял, зерно ему продавали в локальных масштабах. Да и платил он за него вдвое больше, чем закупщики от Администрации, подмявшие под себя весь зерновой рынок и просто не дающие продавать зерно фермерам другим закупщикам, вывозивших его из области. Запрет есть запрет, на границах по дорогам стояли специальные посты, поэтому других покупателей просто не было. Вот и просили иной раз и Ильича крестьяне местные прикупить у них тонну – другую зерна отборного, не желая задарма отдавать, давали и с отсрочкой платежа, и с рассрочкой, но только вот мощности Ильича не позволяли быстро преобразовать этот товар в другой, хоть и активно использовал Ильич знаменитую формулу капитала – товар – деньги – товар. Милиция тоже Ильича не трогала – далеко была его деревенька от милиции, да и урон он наносил незначительный, даже по сравнению с расходами на одно только посещение деревеньки нарядом милиции и временем на это. А, может, и жёны кое-кого из начальства, прослышав о чудесных свойствах бальзама Ильичёвского, приобрели сами или через знакомых своих этот напиточек, подливая его своим муженькам в чаёк, да в киселёк, кто знает? Вот и жил Ильич спокойно и степенно, коротая время и ожидая старость в своей избушке, помогая окрестным мужичкам и бабам в их нелёгкой семейной жизни и трудом своим, и самим собой, это уж как кому хотелось, да и посещающих его бабёнок достаточно было... Никому не отказывал Ильич, добрый он был и всегда пьяный от жизненного избытка и своего самогона. Не сравнимого ни с чем!
     Так и жил бы Ильич и дальше, если бы однажды вечером, как обычно, меняя ёмкость готового продукта на готовый полуфабрикат, дозревший в сарайчике, не обнаружил, что в избушке он уже не один. Появлению зелёных человечков Ильич не удивился, он и раньше их видел, и не один раз. Сильно, бывало, набирался Ильич, пробуя свой и не свой продукт, который ему, бывало, приносили для сравнения или обмена конкуренты. Разные были человечки, приходившие в эти моменты, были с хвостиками и без, с рожками и без, были и зелёненькие, и серенькие, и чёрненькие! Видел их Ильич и даже разговаривал с ними, но как-то уходили потом все, да и помнить было потом особо нечего. Вот и теперь, увидев зелёненьких человечков, не особо удивился Ильич, хотя и не был, по его личному мнению, сильно уж выпимши. Был он, скорее, слабо выпимши, поэтому и рубанул ещё сразу полкружки ядрёного первачка. Хорошо пошёл первачок, влив живительную силу в мужской организм Ильича. Пожалев, что никакой завалящей бабёнки нет рядом, Ильич решил вступить в диалог с зелёненькими.
     - Что припёрлись, ребята? – по простому обратился Ильич к гостям, – Угостить вас, что ли?
     Собрав кое-какие стаканчики вразнобой, он налил в них на два пальца первачка и кивнул зелёненьким.
     - Разбирайте, что кому. Поровну везде, хоть и разные!
     Человечки, чего раньше никогда не делали, разобрали стаканчики, чем изрядно удивили Ильича. И даже сглотнули то, что было налито в стаканчики. И исчезли! Не совсем исчезли, а просочились один за другим через низенькую дверь из избушки, но так быстро, что создалось бы ложное впечатление, что исчезли, если бы не Фроська, одна из тех самых бабёнок, об отсутствии которых Ильич ещё совсем недавно пожалел, не ввалилась в дверь сразу же после них.
     - Ну, Ильич, ты и дожился! Уже не только ты, но даже и я этих зелёных человечков стала видеть!
     Договорить Ефросинья не успела, потому что Ильич начал пользовать её прямо на пороге – сила мужская рвалась через край, причиняя нестерпимые страдания и даже боль, требуя немедленного употребления себя и кого-нибудь! Видно, последний стакан бальзама Ильич зря выпил! Взвыв, Фрося пыталась терпеть, но величина силы была явно больше её возможностей, хотя, судя по грудям пятого размера, возможности у неё тоже были! Фрося упала на колени и, стеная и подвывая в такт движениям Ильича, поползла к выходу, сжав зубы, чтобы не закричать в голос. А Ильич, как коршун, вцепился в неё сзади и бил, бил... Бил клювом или что там у него было внизу, куда-то под поднятую сзади юбку Ефросиньи. Рухнув на пол у порога, Фрося ещё подёргалась и обмякла, ожидая, пока сила у Ильича иссякнет. Ждать пришлось долго, но Фрося знала, на что шла, поэтому, как только Ильич её отпустил на мгновенье, чтобы то ли передохнуть, то ли выпить ещё грамм сто пятьдесят бальзама, она с быстротой дикой кошки вскочила и, вылетев за дверь, тоже испарилась, как зелёные человечки, скрывшись за ближайшими кустами, на ходу поправляя задранную юбку. Она даже не обратила внимания, что пробежала мимо зелёных человечков, стоящих смирно перед входом в избушку. Зелёные, пропустив Фросю, зашли в дверь.
     Теперь уже протрезвевший Ильич не признал в них человечков, просто они стояли на двух конечностях, имели две руки и туловище. На этом сравнение с человеком заканчивалось. Голова была не совсем человеческая, но это, в принципе, Ильича не беспокоило. Гости были явно в хорошем расположении духа, судя по накопленному Ильичом опыту и явно хотели общаться.
     - Будете?
     Ильич показал на брошенные ими перед исчезновением стаканы и кружки. Гости или не поняли вопроса, или не знали, как ответить, стояли смирно и молчали. Пришлось Ильичу принимать инициативу на себя. Схватив снова налитые на два пальца кружки, гости опрокинули их в себя и застыли, не исчезнув на этот раз. Возможно, они опасались появления очередной бабёнки и не хотели лишать себя ещё на неопределённое время общения с Ильичом. Возможно, просто не могли уйти. Этого Ильич не знал и не хотел знать. Он отвернулся от молчаливых гостей и стал копаться в своей установке, меняя ёмкость и подкручивая фитиль – установка работала на солярке в связи с отсутствием в деревне газа и электричества.
     Человечки приблизились и стали внимательно осматривать установку. Потом они стали полукругом вокруг Ильича и застыли. Между ними и Ильичом появилась какая-то картинка, что-то вроде ярких точечек, пунктирных линий между ними, двигающихся предметов, типа блюдцев. Посетовав, что места в избушке стало ещё меньше после появления гостей с их картинками, Ильич отвернулся посмотреть, как капает бальзам. Человечки явно растерялись, они теперь не получали вообще никакого общения, кроме предложенной вначале контакта самогонки. То ли при телепатическом общении между собой они не учли умственного прорыва Ильича, которому такое общение уже было неприемлемо, то ли у Ильича была мощная блокада от попыток проникнуть в его сознание, только у человечков, стоящих полукругом и пристально глядевшим на спину Ильича, от перенапряжения глаза стали большими и туманными. Один за другим они отошли на пару шагов от очерченного, вроде, полукруга, смазав, а потом вообще убрав картинку.
     - Ну, вот и хорошо! – сказал, обернувшись, Ильич, – А то хата такая маленькая стала, ступить негде. Что, мужики, ещё по одной?
     Мужики дружно кивнули. Не проникнув в сознание Ильича, они всё-таки каким-то непостижимым образом догадались о значении этого земного жеста. Уловив намёк на взаимопонимание, Ильич растрогался.
     - Вот так бы и раньше! А то, молчат и молчат!
     От избытка чувства он налил самогонки в кружки и стаканы не на два, а на четыре пальца. Выпив, как и в прошлые два раза, жидкость сходу, человечки просто, опять по очереди, упали. Просто взяли и свалились.
     - Что, ребятки, силы не рассчитали? – Ильич покачал головой.
     - Ильич, ты дома?
     Иван Петрович, директор их то ли совхоза, то ли колхоза, стоял уже в самой двери.
     - Погоди, Петрович! – успел крикнуть в ответ Ильич, – Я не один!
     - О, - подумал он, - Сейчас начнётся – допился, человечки... Надо бы их куда-то спрятать!
     Прямо под половичком в хате был подпол с крепкой лядой. Кряжистому Ильичу пришлось потрудиться, перетаскивая хоть и маленьких, но всё-таки не комнатных человечков в подвал и прикрывая его опять лядой.
     - Заходи, Петрович! – Иван, тяжело дыша, распахнул дверь.
     - Что, опять самогон гонишь? – начал с порога директор, – А с кем же ты здесь был-то, не один? – заинтересовался он, но потом не стал настаивать на ответе, - Телефонограмма из центра пришла сегодня. Прекратить зерно переводить! Всё, целиком, до последнего грамма, сдавать на элеватор, по утверждённым в области закупочным ценам! А ты, я знаю, тратишь зерно на всякие гадости, незаконно!
     - Так Петрович, на элеваторе за зерно копейки дают! Все жалуются – затраты даже не окупаются, лишнее удобрение купить уже не получается, урожаи падают каждый год!
     - Это, Ильич, не тебе судить! Это государство должно судить и решать! Короче, так, узнаю ещё, что зерно покупаешь и самогон из него гонишь – заявление сам в милицию напишу! Думай, что хочешь!
     С этими словами директор поднялся и, не подавая руки, вышел.
     - Думай, что хочешь! – передразнил Ильич, – Всё, приплыли! Про жену свою, председательшу, узнал что ли?
     Ильич тоскливо посмотрел вслед уходящему начальству. Так и не решив, что ему теперь с этими новостями делать, Ильич пошёл в сарайчик, сделал замес ещё одной порции в бочке для браги, повозился по двору, отрабатывая нехитрые деревенские дела. Потом вернулся в дом и лёг спать – уже стемнело, а света в деревушке не было. Только с рассветом Ильич внезапно вспомнил о запертых в подполе зелёных человечках. Он вскочил, бросился к ляде и открыл её. Увидев его лицо, человечки как-то по-человечески взвыли. Они до этого не говорили и не произносили ни звука, и Ильич даже удивился, что они вообще умеют хотя бы выть! Человечки поднимались как-то неловко, не глядя ни на Ильича, ни на друг друга. У Ильича создалось впечатление, что они до этого никогда всю ночь в подполе, взаперти, не сидели и вообще в такие ситуации не попадали! Выйдя из подпола все, они опять встали вокруг Ильича полукругом. Потом, так же молча, опять не войдя с ним в контакт, вышли за дверь, уже степенно и удалились. Ильич продолжал заниматься своими обычными повседневными делами и не обратил внимания, как из-за ближайшего лесочка поднялось космическое блюдце, похожее на те, что показывали ему человечки в избушке, немного повисело над деревьями и рвануло вверх, пропав из виду. Ильич перелил готовый продукт в чистую ёмкость и заменил полуфабрикат. Потом долил в горелку солярки. Прибор был поставлен на автоматический режим, что требовало просто регулярного контроля и своевременного подлития полуфабриката и забора готового продукта.
     Присев на ступеньках своей избушки, Ильич стал ждать. Визит председателя ему не понравился – тот был мужик жёлчный, самогон принципиально не пил, покупая в сельском магазинчике водку, с женой жил не совсем хорошо, из-за чего та уже раза два заходила к Ильичу. Ильич никого не пропускал, раз зашла, значит знала, для чего. Но в тот раз немного боязно было, всё-таки начальство, да и сопротивлялась как-то жена председателя, вроде бы и не понимала, зачем Ильич с неё платье сразу с порога снимать начал. Так и пришлось её прямо в платье, не дотащив до топчанчика, прямо на половичке, оприходовать. Два раза, как вспоминалось сейчас Ильичу, потому что после первого раза так и осталась лежать председателева жена на половичке, не шевелясь и закрыв лицо руками. Посмотрев тогда на шикарную нижнюю часть её тела, Ильич позавидовал председателю и ещё раз выполнил за него его обязанности по жене и по дому. Только тогда поднялась женщина, убрала руки от красного от стыда лица и быстро ушла. Всё тогда улеглось само собой и ничего не произошло. Кроме того, что председателева жена пришла на следующий день.
     - Я самогонку забыла купить! – сразу объяснила она причину своего прихода, чтобы Ильич чего не подумал. А Ильич ничего такого и не думал! Самогона, так самогона, а для чего же ещё к нему ходят-то? Откричавшись, как ей и положено было, уже не закрывая красное от стыда лицо руками, председателева жена деловито купила бутылку бальзама и ушла, ничего больше не сказав. Заподозрил что муж её, Ильич так и не понял, но зуб заимел после того дня на Ильича конкретный. Правда, не угрожал пока. Но теперь...
     Ждать Ильичу долго не дали. Через часа два, три агрегата, блестящие на Солнце, без дверей и иллюминаторов, просто опустились не рядом, не за лесочком, а прямо перед ступеньками, где так и сидел Ильич, между избушкой и сарайчиком с брагой. Из них по ступенькам, которые вылезли из открывшихся проёмов, спустились уже около пятнадцати человечков, ставших, как и прежде, полукругом перед опешившим Ильичом. Состояние хозяина в этот момент было ближе всего к трезвости, поэтому он, неожиданно даже для себя, вдруг сразу понял, что нужно человечкам. Они хотели самогона! Его самогона, который только он делает! Его – и всё тут!
     Среди прибывших Ильич заметил и тех нескольких, что были у него в заключении. Они, на правах старых знакомых, вели себя как-то развязано, общаясь с Ильичом выученными жестами – кивали. Самогон мол, давай!
     - А деньги? – спросил Ильич. Он не был жадным, но сахар, дрожжи, зерно стоили денег! А кто же зерно без денег продавать будет? - Деньги есть?
     Вопрос гости, человечки зелёненькие, не поняли. Так и застыли, глядя на Ильича. Даже те, кто кивал, застыли. Почесав голову, Ильич всё-таки нашёл выход сам. Он поднялся и принёс из избушки деньгу – тысячу рублей, полученную от кого-то за товар. Протянул бумажку в сторону одного из ранее кивавших старых знакомых.
     - Вот такую давай! Я – тебе, ты – мне!
     Ильич конкретно показал жестами вариант бартерной операции и ждал решения. Возможно, такие обменные операции и такие жесты были не международными, а даже межпланетными, потому что реакция последовала мгновенно. У него просто взяли бумажку и унесли в один из прилетевших агрегатов. А потом вынесли. И не одну бумажку, а целый мешок из какой-то плотной ткани. Ильич вытаскивал бумажки одну за другой и глазам своим не верил – он никогда так много денег вместе не видел! Их было много, очень много! Слишком много. И все настоящие, в этом никакого сомнения не было. Новенькие, хрустящие. С водяными знаками и, наверняка, со всеми необходимыми средствами защиты. И все – с одинаковыми номерами и сериями! Все деньги были одинаковыми. Все бумажки, как одна. Как образец!
     Ильич забрал и, положив одну бумажку в карман, она была его, заработанная, задумался. Он не знал, как объяснить этим зелёным, что не все бумажки – деньги! А некоторые! Гости сдаваться не хотели. Они нарисовали прямо в воздухе, перед Ильичом, огромный баллон типа трёхлитровой банки размером чуть больше Ильичёвой избушки, потом шланг из этой избы, по которому толчками пошла влага. Сомнений не было, гости хотели брать самогон в огромных количествах и готовы были за него платить. И выбор, чем платить, должен был остаться за Ильичём!
     - Да базара нет, ребята! - Ильич покивал, что стали дружно и, можно сказать, даже радостно, делать все остальные. Зелёные человечки стояли и кивали, мотали вверх и вниз отростками с глазами и ртами, которые заменяли им обычную голову. Ильич почесал за ухом. Надо было придумать, на что покупать зерно, если деньги были недоступны, он уже разобрался, что человечки могли только копировать. Внезапно Ильича осенило!
     - Так, ребята, у меня тайм-пауза!
     Он показал на Солнце, стоящее в зените, потом пальцем указал вниз. Потом опять вверх, изображая подъём Солнца и вниз. Два раза! Что и подтвердил двумя поднятыми вверх пальцами. А потом помахал рукой, мол, валяйте пока! Это гости поняли! Мгновенно попрыгав в свои блюдца, они скрылись в небе. На Земле осталась только примятая трава – блюдца, вероятно, были тяжёлыми! А Ильич, поменяв ёмкости в аппарате, стал ждать жертву. Ему нужна была женщина! И двух дней должно было хватить, чтобы найти именно нужную жертву – окрестные бабёнки любили захаживать за самогонкой и не оставляли Ильича одного надолго. Вот и сегодня, едва скрылись блюдца, из лесочка показалась женская фигурка. Лена! Одинокая и грустная, которой и самогон-то был не нужен. Просто одной тоскливо и скучно жить, а в деревне так и подавно, чего бы и не зайти? Увиливать было нельзя, да Ильич и не собирался. Просто пришлось поработать вхолостую, не за этим сегодня Ильичу нужна была женщина! Чтобы Лена кого не отпугнула ненароком, чтобы ещё какая жертва не убежала, услышав товарку в силках или, вернее, на кукане, Ильич зажимал Лене рот рукой, не давая кричать. Да и вообще, постарался, вопреки своему обыкновению, отработать побыстрее, чтобы следующую не упустить. Уже через час Лена ушла с гордо поднятой головой и бутылкой честно купленного самогона-бальзама, за который рассчиталась с лихвой. И ещё раз Ильичу пришлось работать даром, себе в убыток. Клава, жена лесника, пришла купить бальзама для мужа, но, за разговорами за всякими засиделась часок целый, просто для сравнения и проверки качества этого самого бальзама. С Клавы тоже нечего было взять, кроме того, что она сама давала, причём в огромных количествах, которые леснику, её мужу, было не одолеть. Клава была женщиной дородной и далеко не стройной. Ильичу даже пришлось кружку бальзама своего усугубить, чтобы не осрамиться на старости лет и, так сказать, соответствовать, потому что на прощание лесничиха захотела ещё и целоваться! И это после того, что между ними было! Не выдержав этой наглости, Ильич выгнал Клаву, пригрозив отлучением от своего тела на две недели! Знай, мол, своё место! И ещё одна жаждущая душа забрела, случайно, в его хижину для овладения искусством спонтанной радости, которую Ильич раздавал, не скупясь, направо и налево! Больше, конечно, налево, так как посещающий его контингент был, в большей степени, замужний. Эту душу Ильич тоже приобщил к общему источнику, но не получил взамен искомого. И лишь к обеду следующего дня возрадовался Ильич не по-детски – совсем уж отчаявшись найти в их глуши бабёнку, у которой, кроме стандартного набора атрибутов бабёнки, чем он тоже, конечно же, не брезговал, было бы ещё кое-что, для чего он и взял тайм-аут в общении с человечками!
     К обеду к Ильичу прокралась мрачная жена директора то ли совхоза, то ли колхоза, и вот здесь уже Ильич разошёлся не на шутку! Три часа воплей в округе, распугивающих диких грибников и лесных птичек, закончились тем, что председателева жена, не выдержав Ильичёвых ласк, потеряла сознание, а сам Ильич нагло снял с неё два колечка и цепочку из металла, похожего на золото, как он предполагал. Придя в себя минут через десять, председательша была снова опробована и расчленена, после чего, пожалев в душе, что вздумала пойти налево именно сегодня, уползла в лес зализывать раны. Если это, конечно, ей удастся.
     А Ильич, сжимая в руке добычу – изделия из драгметаллов, стал ждать. Время, отведённое им же самим для размышления и выбора валюты, подходило к концу. Человечки были всё-таки очень заинтересованы во встрече, раз появились тютелька в тютельку через двое суток, как и объяснил им Ильич, расставаясь. Они заявились снова на трёх летающих агрегатах, сверкающих на Солнце, дружно повылазили и с ходу закивали головами-луковками. Стало быть, приветствуют, подумал Ильич. Но приветствие – приветствием, а дело – делом!
     - Что, друзья, не терпится? – обратился Ильич к луковицам.
     Человечки  дружно продолжали кивать.
     - Вот! – показал Ильич бирюльки, снятые с жены председателя, – Такое мне надо. Чтобы зерно купить! Денежки ведь ваши левые, оказывается, хоть и правые все! Сможете, супостаты?
     Почему гостей назвал супостатами, он и сам не знал. Но гости спорить не стали, продолжая кивать, взяли протянутые Ильичом вещи и ушли в свой агрегат. Как и в прошлый раз. И снова, как и в прошлый раз, вышли оттуда через пятнадцать минут, передав Ильичу мешок из той же плотной материи, только уже весом в сорок-пятьдесят килограммов. Раскрыв его Ильич уже не удивился, он был готов это увидеть – мешок был до отказа набит новёхонькими цепочками и колечками, точно такими же, какие были сняты Ильичом с жены председателя, только очищенными от времени и грязи. Ильич прикинул, зерно можно, конечно, и по бартеру брать, типа – цепочка за десять килограммов зерна, но крестьянам всё-таки денежки нужнее. А раз так, то придётся в город ехать, там золото продавать, причём оптом, дёшево, в разных местах. А то и не в один город! И лишь потом покупать зерно, ставить брагу, гнать самогон для расчёта с человечками.
     Что-то просчитав про себя, Ильич протянул вперёд руки с расставленными пальцами - десять дней! 
     - Десять! – повторил он, снова показывая на Солнце и его движение по небосводу и обратно, за горизонт. Человечки снова дружно закивали, очевидно и сами начав понимать, что на этой планете людей за всё надо рассчитываться. Покивав на прощание, они снова попрыгали в свои блюдца и упорхнули в небо, скрывшись за облаками. А Ильич начал действовать. Он получил крупный заказ, причём без какого-нибудь торга, и хотел отработать его честно. Зарядив свой аппарат новой порцией браги и поставив пустой продуктоприёмник, он переложил в дорожную сумку золотой товар и двинулся к городу, прикрепив сумку к багажнику старенького велосипеда. Тот, поскрипывая и прогибаясь под двойным грузом, всё-таки поехал, предчувствуя километры бездорожья, в город. Вернулся Ильич уже совсем поздно вечером, даже скорее, совсем ночью. И утром, кинув клич двум-трём ближайшим фермерам о своём желании купить зерно по божеской цене, в пику грабительский ценам Администрации, узурпирующей этот бизнес, Ильич приступил к работе. Уже через день в сарайчике стояло ещё двадцать бочек готовящейся браги, а в доме добавилось пять новых аппаратов, любовно собранных самим Ильичом.
     Через десять дней по шлангу, протянутому зелёными человечками, куда-то вовнутрь их блюдца, уже загружалась первая партия зелья, за которым те и прилетели.
     А на одиннадцатый день приехала милиция с собакой и грузовиком с целью конфискации перегоночных установок для незаконного предпринимательства. И с радостным председателем, тычущим пальцем в Ильича! Составив протокол, оборудование загрузили и увезли, лишив Ильича радости в жизни и практически средств к существованию. Вывезли и весь готовый товар, брагу и бальзам, однако самого Ильича не тронули, дав ему подписать бумажку, где было написано, что он полностью раскаивается в содеянном и обещает впредь и близко не подходить к зерну и, как он теперь понял, к жене председателя. Возможно, всё-таки, что милиционерам показалось, что оборудование везти было очень далеко, а, тем более, изъятые спиртосодержащие материалы, потому что, спустя часов шесть, грузовичок, в их сопровождении, прибыл обратно. Немного дёрганные милиционеры, поминутно оглядываясь, выгрузили всё изъятое и очень шустро укатили. Председателя с ними уже не было. А вот его жена вечером пришла. Со скандалом – свои бирюльки искала!
     - Ты не брал, Ильич? – строго и сразу спросила она, едва переступив порог,  – И меня взял, и золотишко?
     - Да я на время, вот, на, забери назад! – Ильич протянул женщине полную горсть украшений, потом подумал и добавил ещё горсть. Но председательша, даже окрылённая таким царским подарком, всё равно долго не выдержала – покричав и потрепыхавшись всем телом минут эдак двадцать, она снова потеряла сознание. Переложив её на лавку, Ильич стал думать. Потом, достав с полки старые журналы с цветными иллюстрациями, стал их сортировать, откладывая что-то в сторону, что-то вообще выбрасывая. Зашевелилась, приходя в себя, голая жена председателя. Ильич был наготове и снова ввёл её в беспамятство, сделав своевременную инъекцию прямо внутрь жертвы. Через час, пересмотрев и перебрав все журналы, многократно отомстив председателю, Ильич выпроводил не желающую самостоятельно передвигаться женщину с полными карманами колечек и цепочек, с обезумевшими глазами и трясущимися коленками, и сел на ступеньки. Он знал, что в это время должны появиться зелёные.
     Блюдце и появилось в точно расчётное время, к закату. Разложив прямо на земле журналы, Ильич что-то долго пытался втолковать кивающим луковицам, показывая то на журналы, то на Землю вокруг, то на себя, то на дом, то на блюдца. Через час переговоров Ильичу показалось, что кивать зелёные человечки стали более осмысленно и он, честно разделив вынесенную из дома самогонку в бутылках между присутствующими, сказал:
     - Ну, за успех нашего общего дела! Поможем нашим селянам и фермерам!
     С тостом человечки, видимо, были согласны, потому что все выпили дружно, до дна, продолжая кивать луковицами. Потом блюдца, не очень ровно, но улетели в небо. С тем Ильич и ушёл к себе в избушку спать. И даже дежурный стаканчик на ночь не выпил. А утром Ильича разбудил равномерный гул из подполья. Открыв ляду, Ильич закрыл глаза от яркого света, но постепенно привык и спустился вниз. Там, где ещё совсем недавно сидели взаперти ночью человечки, протрезвляясь от опытов, проводимых над ними людьми, сейчас было сухо, чисто и просторно. Газовые горелки нагревали огромные чаны, куда из сарайчика поступала, строго регулируемыми порциями, брага. Готовый продукт тут же отсасывался в ёмкость, зарытую под сарайчиком.
     Ильич проконтролировал правильность установки и работы всего оборудования и остался доволен – человечки выполнили все его распоряжения точно, всё работало в полном автоматическом режиме, комар носа не подточит. Даже остатки браги, отработка, спрессовывалась и тюками уходила в хранилище для последующей вывозки. Через два дня, когда пошло зерно от окрестных хозяйств, самогонный завод заработал на полную мощность. А на поверхности продолжали жить своей обычной жизнью хатёнка и сарайчик, ничем не выдавая прилетавших раз в три дня, для забора готовой продукции, тарелочки и блюдца серебристого цвета с зелёными человечками на борту.
     Скоро в деревне появились газ и электричество, окрестные фермеры стали строить дома, молодёжь из соседнего городка  потянулась к богатеющим родителям. В Администрации области одно за другим проходили экстренные совещания – фермеры наотрез отказывались продавать зерно по предлагаемым на элеваторе ценам, а когда выяснилось, что и за границу области зерно не выходит, вообще руководство оказалось в тупике. В деревню Ильича пришла цивилизация – построили на неизвестно откуда взявшиеся деньги дороги, по вечерам стали слышны песни и громкая музыка, появились новые люди, много молодёжи. И только Ильич стал ходить чернее тучи – к нему совсем перестали заходить окрестные бабёнки, да и спрос на самогон упал у местных, его весь забирали тарелочники и блюдочники. Завод полностью работал в автоматическом режиме, присутствие Ильича даже стало ненужным.
     И Ильич, поразмыслив, пошёл на крайний шаг. Он однажды собрал кивающих человечков у себя вечером и нарисовал им себя, сидящего в блюдце. Человечки покивали и... Согласились! В конце-то концов, зачем им  перевозить самогон из такой дали, если можно наладить производство прямо у себя на месте? Там, где-то среди ярких звёзд? 
     Утром гудящая изба осиротела. Блюдца ещё некоторое время прилетали, затем и они перестали показываться, по крайней мере, местные уфологии перестали регистрировать их появления.
     А местные бабёнки ещё очень долго поглядывали в сторону заброшенной избушки, нет-нет, да и вспоминая свою молодость. Баба, ягодка всегда!