Странник

     Вечером, когда семья Кирьяновых ухе отужинала, на улице разыгралась нешуточная метель.
   – Н-да… Хорошо закрутило, – глядя в заиндевелое окошко, посетовал муж Савелий, потирая занывшее колено. – Завтра придётся овчарню разгребать. И дорожку до калитки чистить.
   – Не забыть бы дымоход проверить, – напомнила жена Настасья. – А то, чего доброго, угорим сдуру…
     В этот момент кто-то негромко постучал в окно.
   – Господи! – вздрогнула женщина. – Кого это на ночь глядя?
   – Щас поглядим, – буркнул Савелий, сунул ноги в валенки, накинул на плечи полушубок и, прихватив керосиновую лампу, вышел в сени.
     Не прошло и минуты, как муж провёл в горницу облепленного снегом невысокого мужичка. Сняв шапку, тот хотел было перекреститься на образа, но не увидев таковых, лишь быстро осенил себя крестным знамением.
   – Бывайте здоровы, хозяева! – бодро произнёс гость и низко поклонился. – Вот, хотел до Покровского монастыря засветло добраться, да пурга помешала. Чтоб ей!.. Примете в хату постояльца? Мне бы лишь в уголочке где-нибудь притулиться. А рано утром я уйду. По всему видно, что метель часа через три уймётся…
     Савелий, внимательно оглядев пришельца, крякнул и без лишних слов кивнул на самодельную вешалку:
   – Раздевайся, коли так. Места не жалко… Сам-то откедова будешь? Кто таков? Как кличут?
     Мужичок с достоинством разоблачился, стянул с ног мокрые валенки и, оправив рубаху со штанами, в одних носках остался стоять у входа, переминаясь на домотканых половиках.
   – Да ты проходи, садись к столу! – радушно хлопнул хозяин дома по дубовой лавке, опоясывающей часть горницы. – Вон в углу опорки стоят, надень. Не то ноги застудишь… Ну-ка, мать, дай-ка чего-нить гостю перекусить. Да самовар поставь, человеку согреться надо.
     Настасья суетливо загремела чугунками у печки, а нежданный визитёр присел на край лавки и снова вежливо поклонился:
   – Благодарствую!
     Затем, вытерев мокрую бородку, неторопливо ответил:
   – Кличут меня Игнахой Прониным. Крещён Игнатием. Родился на Урале. С малолетства помогал отцу управляться на колокольне. Храм наш тогда нехристи ещё не порушили. Да так и прикипел я к вере христианской. Поначалу было много гонений, сами знаете. А потом, в девяностые, начал восстанавливать разрушенные Божии обители.
     Гость тихонько кашлянул и посмотрел в окно.
   – А сейчас вот… – продолжил он. – Подрядился я по ближайшим монастырям бродить. В один надо важное письмо занести, в другой – книги с оказией, в третий – рецепт новой медовухи доставить. Ну и так далее. Здоровье, правда, стало уже не то. Ноги побаливают, сердечко шалит. Думаю, с Божьей помощью, если раньше не преставлюсь, в Покровском монастыре и осяду. Братия там смиренная, не злобивая. Может, и мне уголочек надёжный, и дело по способностям да по силёнкам найдётся. Глядишь, ещё чуток протяну на этом свете…
     Хозяин дома задумчиво взглянул на пришлого мужичка и, подумав, спросил:
   – Значит… Как это сейчас называют-то? Вы, получается, странник? По намоленным местам бродите? Молитесь за всех нас, грешных?
   – Ну-у… – доверчиво и чуть смущённо улыбнулся Игнатий. – Можно и так сказать. Странник, паломник или путник земной. Кому как удобней…
     Между тем Настасья поставила на стол посуду с домашней снедью, коротко кивнула:
   – Кушайте на здоровье! Как говорится, чем богаты…
   – Спасибо, хозяюшка! – стеснительно опустил глаза Игнатий. – Вы очень добры ко мне. Бог вас не оставит.
     Чтобы не смущать гостя, муж и жена занялись своими делами. Савелий вышел во двор и принёс новую охапку берёзовых поленьев. Сбросил их на металлический лист, прибитый около печки. А Настасья удалилась в дальнюю комнату, еле слышно шурша какими-то тряпками.
   …Чаёвничать сели все вместе. Здесь это дело любили. Выливая из чашек в блюдца горячий чёрный чай, все трое, потихоньку прихлёбывая, угощались карамельными «подушечками» в сахаре и немного затвердевшими имбирными пряниками. Женщина незаметно и с любопытством поглядывала на странника, видимо, порываясь о чём-то его спросить. Наконец она не выдержала.
   – А… я вот хотела узнать… Вы, Игнатий, человек бывалый. Много походили по свету. Много чего слышали, со многими разговаривали… Скажите – а что самое главное в жизни? Для чего люди живут?
     Пришелец хмыкнул, незаметно вытер влажные губы и усы и, приветливо улыбаясь, устремил светло-голубые, лучезарные глаза на женщину.
   – Вы знаете… – без всякого жеманства ответил он. – Этот вопрос для меня, наверно, самый лёгкий… Кстати, как вас зовут? Мы ведь так и не познакомились…
   – Меня – Анастасия. Можно кликать Настасьей или Настей. А мужа зовут Савелием, – за обоих ответила супруга.
   – Ну вот и славно! – кивнул гость. – Очень приятно!.. А на ваш вопрос отвечу так. Самое главное в жизни – это любовь. Не зря во всех Святых Писаниях выведено: «Бог есть Любовь». Зачем Господь создал нас, грешных людишек? Для того, чтобы прежде всего любили друг друга, оставляли потомство, передавали эту любовь другим поколениям. Вот скажите – какая может быть жизнь на планете без продолжения рода человеческого? Никакой!.. Даже самый жалкий цветочек не распустится без солнышка. То есть без заботы и любви Творца. То же самое можно сказать обо всём сущем на земле. Ни одно дело не заладится, если взяться за него бездушно, с пустым или озлобленным сердцем. Только с любовью и дома строятся, и огороды дают урожай, и ухоженная скотинка молоком с нами делится… Если в семье не живёт любовь, то и дети здесь вырастают неполноценные, жестокие, замкнутые, равнодушные, способные совершить мерзкие и отвратительные поступки. Вплоть до смертоубийства… А где забота, нежность да ласка (та же любовь) – там и взаимовыручка, и постоянная помощь, и добросердечность, и… в огонь и в воду друг за друга…
     Савелий задумчиво почесал в затылке, подлил в чашку кипяточку и, кашлянув, подал голос:
   – Многие думают, что здесь, в деревне, одни неотёсанные чурбаны живут. Как медведи в дремучем лесу. А мы ведь и телевизор смотрим, и газеты читаем, и радио слушаем. Знаем, что в мире творится… Меня вот, к примеру, всегда интересовал такой момент. В последнее время всё чаще разные там смазливые артисточки, певуньи или телеведущие стали выскакивать замуж за богатеньких бизнесменов, депутатов, дипломатов, чиновников и других мужичков при деньгах. Скажи, Игнатий, разве это  от большой любви? А-а? Никогда не поверю, чтобы красивая молодая студентка прямо души не чаяла в каком-нибудь облезлом, пузатом и лысом дяденьке, который ей в отцы и даже в дедушки годится. Или наоборот. Молодые, здоровые, симпатичные парни идут под венец с дряблыми бабками, которые только и держатся на ногах за счёт разных там косметологов и пластических хирургов. Но зато денег у этих кукол – миллиарды…
   – Тут, Савелий, и комментировать, в принципе, нечего. Мир наш, конечно, перевернулся. Одни хотят иметь несметное количество благ за счёт других. Пришла, как говорят, эпоха потребительства. Хочу много, без хлопот и сразу! Одним словом – узаконенная браком, извиняюсь, проституция. Ты мне – все удовольствия и богатства  жизни, а я тебе – красоту и молодость. А случись какая неприятность с таким толстосумом: в тюрьму, к примеру, угодит, разорится или, не дай Бог, серьёзно заболеет, так эту супругу-красотку только все и видели. Словно ветром сдует. Побежит в суд наследство оформлять. И, пользуясь наличием общих детей, обдерёт бедолагу-муженька до нитки. Хоть по миру иди!..  Не-ет, настоящей, искренней, бескорыстной любовью такие вещи, безусловно, не назовёшь. Здесь налицо умышленное лукавство перед своей совестью. Стало быть, и перед Господом. Поскольку совесть – прямая связь с Богом. Потом, с возрастом, таким «лукавым» обязательно всё аукнется. Сполна. Однако не нам судить. Каждый ответит за себя. Когда Создатель призовёт…
   – Ой, да чё тут говорить? – встрепенулась Настасья. – Я уж столько за свою жизнь видала-перевидала семей, где сами бабы признавались, что не любят своих мужей. А терпят только из-за их зарплат, жилья да детишек жалеючи. Ушли бы, говорят, куда глаза глядят, только вот малых поднимать на ноги надо…
   – А я тыщу раз слышал то же самое от мужиков, – вставил своё слово хозяин дома. – Сдуру да по молодости женились, детей настряпали, а сейчас при каждом удобном случае бегут из дома глаза вытараща. Куда ноги запросятся. Рады бы и в Америку улететь, да денег не хватит…
     В горнице на несколько секунд воцарилась гнетущая тишина. Игнатий тяжело вздохнул, помотал головой и тихо произнёс:
   – Да, всё верно. Оскудели души и сердца у людишек. Всё лёгких путей в жизни ищут. И даже Любовь для них – в тягость. Хотя, если честно, Любовь – это ведь тоже Дар Божий. И не каждому он посылается от рождения. Кто-то совсем не умеет и не желает любить. Даже самого себя. Даже котёнка или щеночка. И чаще всего такие люди акцентируются на работе и карьере, пытаясь «горением в делах» скрыть свою полную неспособность к любви. По правде сказать, жаль мне их. Очень жаль! Они – как настольная лампа без света, как камин без огня. Зачастую и семьи заводят они неохотно. А то и вообще не вступают в брак. Наверное, чувствуют и понимают, что всё равно ничего дельного и путного из этого не получится. А в итоге – ни детей, ни внуков, никаких семейных радостей. Зачем жил человек? Чем напитал свои одеревеневшие душу и сердце?.. Н-да… Если у вас, любезные хозяева, появится возможность ознакомиться с «Житием святых Петра и Февроньи», обязательно это сделайте. Многое для вас откроется. Уверяю! А в остальном… Печально, но куда от правды денешься? Действительно, с каждым годом всё меньше остаётся пар, которые хотели бы жить в мире и согласии. Всё какие-то нестыковки, происки бесовские… Только, как я уже сказал, не может нормальный человек жить без любви. Особенно в одиночестве. Не по-Божески это, не по Его заповедям. Не предначертано Создателем души людские оставлять без любовной благости. Превратимся тогда в идолов каменных. А если и от самого Творца отвернёмся, от Его заботы, милости и Любви, будет нам всем Содом и Гоморра. Сгорим в одночасье. Или утопнем. Так-то вот…
     Отодвинув в сторону свою чашку, визитёр украдкой взглянул на настенные ходики, встал из-за стола и низко поклонился хозяевам.
   – Спасибо вам за хлеб да за соль, люди добрые! За приветливые речи! Только вот… поздно уже. Заболтал я вас. А завтра спозаранок вставать. И вам, и мне… Можно мне тут, на лавке, вздремнуть? Я тихонечко, никому не помешаю…
   – Ну что вы, Игнатий! Господь с вами! – протестующе замахала руками хозяйка. – Я вам в отдельной комнате постелила. Раньше у нас там Нюрка спала, старшая дочь. А теперь она в городе с мужем живёт. Да с двумя детишками… Так что ложитесь спокойно и почивайте сколько влезет. На здоровье!..
     Пришелец, еле волоча ноги, протопал вслед за женщиной и, едва пробормотав «благодарствую великодушно!», улёгся на предложенное ложе и мгновенно уснул…
  …Ночью Настасье не спалось, всё ворочалась с боку на бок. Мысли разные одолевали.  Только вроде окунулась в какое-то туманное забытьё, глянь, а в горнице уже свет горит. Встрепенулась женщина, вскочила с кровати, сунула ноги в тапочки и, накидывая на ходу тёплый халат, прошла в освещённую комнату.
     Игнатий сидел на лавке и натягивал на ноги высохшие за ночь валенки.
   – С добрым утром, хозяюшка! – приветливо улыбнулся он. – Куда вы в такую рань поднялись? Спали бы ещё. Это мне надо идти, а вам-то можно ещё давануть часок-другой…
   – Эх, горемычный! – всплеснула руками Настасья. – Что ж вы, так и пойдёте? Без завтрака, без горячего чая?
   – Понимаете… – опустил глаза долу странник. – Мне в Покровском к рассвету надо быть. Обязательно! Слишком важные дела у меня там… А в монастыре и потрапезничаю. Не беспокойтесь!..
   – Возьмите хоть пару пирожков с собой! – сердобольная Настасья протянула гостю газетный свёрток. – Может, по дороге съедите.   
   – Благодарствую! – поклонился ей мужчина.
     Из соседней комнаты послышался скрип половиц, и в горнице появился заспанный и взъерошенный хозяин дома. Он с недоумением взглянул на Игнатия.
   – Эв-ва! – удивлённо пробасил Савелий. – Уже в дорогу собрался? В начале шестого? Не рановато? Подкрепиться бы сначала надо…
   – Да я уж объяснил вашей супруге… – засмущался путник, сдёргивая с вешалки свою шапку-ушанку. – Меня с рассветом ждать будут в монастыре. Надо поторапливаться. 
   – Ну, раз такое дело… Погодь чуть-чуть! – откликнулся Савелий и суетливо забегал по комнатам. – Я щас! Быстренько! Оденусь и хоть дорожку до калитки разгребу. А заодно и дымоход прочищу.
     В этот момент Настасья приметила на столе какой-то странный предмет.
   – Ой! Игнатий! А вы, похоже, что-то забыли…
   – Да нет, люди добрые, не забыл, – улыбнулся путник. – Вам на память подарочек оставил. Это иконка. С образом Святой Блаженной Ксении Петербуржской. В православии её всегда почитали как покровительницу семьи и влюблённых. Мы вчера полночи с вами… о любви говорили. Вот я, так сказать, и решил… иконочку в вашем доме… Пусть она напоминает вам о нашей встрече. И о нашей беседе...
   – Спасибо! – одновременно, но без особого энтузиазма откликнулись хозяева.
   – Ну… – паломник натянул шапку на голову. – Прощевайте, любезные хозяева! Благодарствую за оказанную доброту! Может, ещё и свидимся. Пошёл я…
   – С Богом! – кивнула Настасья, прижимая к груди подаренную иконку. – Счастливо добраться!..
     Звякнула входная щеколда, после чего мужчины растворились во мраке предрассветной ночи…
  … Савелий вернулся минут через пятнадцать. Поёжившись и сбросив с себя тулуп, он сел на лавку и, потирая замёрзшие руки, обратился к жене:
  – Что-то я прозябнул, мать. Поставь-ка самовар. Хоть чайком пока побалуемся.
     Супруга послушно накрыла на стол, принесла из кухни чашки и вазочку с вареньем. Когда закипел медный самовар, налила себе и мужу горячей жидкости, разбавляя её душистой заваркой. Подсев рядом, тяжело вздохнула и заговорщицки-тревожно посмотрела Савелию в глаза.
   – Слушай, отец… Чё я скажу-то… – полушёпотом произнесла она и осторожно огляделась по сторонам. – У меня сердце – вещун ещё тот. Я только сейчас сообразила…
   – Ты о чём? – не понял мужчина.
   – А о том! – хозяйка нервно затеребила лежащую перед ней салфетку. – Сегодня у нас ночевал никакой не Игнатий-странник. А был это… сам… Святой Илья Пророк. Вот так!
     Савелий поперхнулся чаем и вытаращил на жену испуганные глаза.
   – Ты чё, мать, совсем, что ли? – недоверчиво буркнул он. – От недосыпа видения всякие пошли? С какого это перепугу Илья Пророк к нам в гости пришёл? Чего он здесь забыл-то?..
   – Чего-чего… – недовольно фыркнула Настасья. – Ты лучше послушай… Во-первых, обликом этот Игнатий – копия Илья Пророк. Я икону в церкви видела… Во-вторвых, не зря он всё про любовь толковал. Видно, знак нам какой-то подавал… Сегодня же детям в  город позвоню. Узнаю, как они там? Всё ли у них в порядке? Не ругаются ли? Не спутался ли кто с полюбовницей или с любовником? А заодно и про здоровье внуков спрошу. Узнаю, как они учатся…
   – Позвони… – коротко ответил супруг. – Только об этом Пророке никому не говори. А то к психиатру потащат. Ещё в дурдом упекут…
   – Да ну тебя! – незлобиво отмахнулась Настасья. – Ты вот скалишься, а я тебе серьёзно скажу.
     Женщина снова понизила голос.
   – Сегодня утром, когда этот Игнатий завязывал свой дорожный мешок, я разглядела на нём вышитые буковки – «И» и «П». Да ещё с какими-то странными знаками и завитушками. Взглянула я, и у меня душа в пятки укатилась. А сердце в голову так и стукнуло: «И.П.» – это ж Илья Пророк. Не иначе!
   – Хэх! – недоверчиво помотал головой хозяин дома. – Странная ты женщина, мать! Если не сказать хуже… «И.П.» – это и есть Игнатий Пронин. Вот он и пометил мешок своими инициалами.
   – Ага! Это для нас, дураков, Игнатий Пронин, а на самом деле… Вчера, когда он в избу зашёл, я сразу заметила, как он посмотрел на вот этот угол. Видно, думал, иконы там висят, хотел помолиться. А у нам там пыль одна да сетки паучьи… Вот он утром и подарил нам икону, чтоб мы о Боге не забывали… Ты как хошь, а я, как только главное шоссе от снега очистят, в церковь поеду. Куплю там хорошую полочку с лампадкой. А потом выберу иконы Спасителя и Богородицы. Повесим всё в этот угол, да ещё иконку Ксении Петербуржской туда же поставим. Вот и будет у нас свой небольшой иконостасик. Думаю, Илья Пророк и сподвигал нас к этому. Чтобы по-людски жили. Православных Святых не забывали…    
     Савелий, допив чай, встал из-за стола и снова потянулся к вешалке. Начал натягивать на себя тулуп.
   – Делай, как знаешь, мать! – тихо сказал он. – А я пойду двор разгребу и овчарню раскопаю. Калитку надо ещё подправить. Что-то её заклинило…
  …Когда шаги мужа затихли за входной дверью, Настасья задумчиво посмотрела на замороженное окно и, перекрестившись, вытерла чистой тряпочкой подаренную икону. Немного подумав, прошла в большую комнату и аккуратно поставила образок на самую видную полку. Затем, порывисто вздохнув и зевнув, отправилась на кухню мыть посуду и готовить завтрак…